Свет чужого солнца

29

Когда варвар спотыкался, СуСу и Эйрис, сменяя друг друга, напрягали последние силы, чтобы поддержать его и тянуть по дорожке из врофа. Во время очередной остановки, собираясь с силами, Эйрис задумалась, почему же она не испытывает страха. От него пахло мужчиной, а не болезнью. С другой стороны руки СуСу — маленькие ручки девочки, ручки Эмбри — обнимали его грудь. Эйрис видела, что СуСу страшно, и заговорила с ней:

— От него не пахнет болезнью. Правда, не пахнет. Такие… приступы бывали и раньше?

— Да, — отозвалась СуСу так тихо, что Эйрис едва могла расслышать ее.

— Нет ли у тебя или у великана какого-нибудь лекарства? Быть может, оно есть у воинов-жрецов?.. — спросила Эйрис и споткнулась, вспомнила — СуСу была джелийской проституткой. Могли вообще воин-жрец лечить проститутку, или чужака, который ее похитил? Но если нет, если глупость Джелы помешала этому, разве не научились джелийские проститутки лечить самих себя? Однако девушка была еще почти ребенком…

— Ты знаешь, что это за болезнь? Он тебе сказал? — продолжала расспрашивать Эйрис и подумала о том, что, возможно, гигант был нем, она никогда не слышала его голоса.

СуСу не ответила. Гигант вдруг споткнулся и упал на колени, тяжело дыша. Каждый вздох напоминал хлюпанье болота. Эйрис опять пришлось поддерживать варвара, пока тот не поднялся, и они снова побрели вперед.

— СуСу, у тебя есть лекарства для него? Есть?

— Нету.

— А у него?

— Нету. — Услышав отчаяние в юном голосе, Эйрис почувствовала сострадание. Эмбри по крайней мере осталась с лекарями, окруженная заботой…

Они не встретили ни души на этой врофовой дорожке, бежавшей под нависавшими деревьями. Все: люди и геды, остались в Доме Обучения. Нет, не все, подумала Эйрис, и отогнала от себя видение, стараясь ради СуСу сохранять спокойствие. Им понадобилось много времени, много долгих остановок, чтобы добраться до дома гиганта в той части Эр-Фроу, где Эйрис раньше никогда не бывала: возле северной стены, немного западнее залов Джелы. Серые здания из врофа, открытые арки входов, круглые столы — все это ничем не отличалось от ее зала.

— Положим его здесь, подальше от арки, здесь нет ни дождя, ни ветра, — предложила Эйрис.

— Нет, надо поднять его наверх.

— СуСу, у нас не хватит сил, а сам он не сможет взобраться по лестнице.

Давай принесем сюда одеяла и подушки!

— Наверх, — произнесла СуСу, и в ее мягком голосе послышались истеричные нотки. Эйрис прекратила спор.

На половине пути варвар чуть не упал, СуСу вскрикнула и попыталась схватить его за руки. Эйрис опустилась на ступеньку ниже и обхватила гиганта за бедра. Тот вздрогнул и наклонился назад так сильно, что, казалось, ей уже не удастся его удержать, но в последнее мгновение выпрямился. Наконец они отвели его в комнату, под защиту прочной двери, которую СуСу немедленно захлопнула.

— Положим его на подушки, — сказала Эйрис. — Его трясет как в лихорадке. Нет, опускай его вот так.

В одном углу были сложены огромные одеяла. Все необходимое в быту тоже было свалено по углам, потому что СуСу старалась, насколько это возможно, не выходить из комнаты. Эйрис с любопытством огляделась. Пища, вода, одеяла из яркой ткани гедов, маленькие шкурки, сандалии и глиняные сосуды — варвар был отличным мастером.

Был. Раньше.

— Неужели здесь нет лекарств? — мягко спросила Эйрис. — Я не знаю, что это за болезнь, но по крайней мере нужны травы, чтобы очистить легкие и заставить его пропотеть. Жрец-легионер…

СуСу резко повернулась и взглянула на Эйрис с такой ненавистью, что та была поражена, потом догадалась, что ненависть была обращена не к ней. Она попыталась уговорить ее снова.

— По крайней мере ему надо поесть. Скоро на столах появится пища. Я могу принести чего-нибудь свежего.

СуСу, глядя на закрытые глаза и тяжело вздымающуюся грудь гиганта, ничего не ответила. Эйрис открыла дверь.

— Нет! Нет, закрой ее!

— Я только хотела…

СуСу зажала уши руками. Эйрис взглянула на лицо молодой женщины, выскользнула в коридор и захлопнула за собой дверь.

Ждать ей пришлось совсем недолго. Вскоре в нижнем зале поднялись столы.

В тишине пустого зала это зрелище выглядело жутко. Все было серым: воздух, свет, стены. Только яркий оранжевый кружок лучился возле лестницы. Снаружи дождь барабанил по листьям серых деревьев.

Набрав как можно больше чаш дымящегося жаркого, Эйрис отправилась наверх.

— СуСу, я принесла пищу, открой.

— Уходи!

В изумлении Эйрис стояла в пустом коридоре, с трудом удерживая в руках чаши.

— Но я принесла еду. Ему надо поесть, иначе он… Открой дверь, СуСу.

— Кто с тобой?

Сначала Эйрис подумалось, а в своем ли уме девушка? Но потом она поняла, что та могла не узнать ее голос, который за дверью звучал приглушенно.

— Со мной никого нет. Я одна. Я делизийка, которая помогла тебе добраться сюда из Дома Обучения.

Женщина. Делизийка. Не испугает ли это СуСу еще больше? Эйрис ждала.

Серый коридор стал мрачным и тихим. Наконец СуСу, с белым от страха лицом, слегка приоткрыла дверь. Эйрис проскользнула внутрь комнаты, и захлопнула дверь за собой.

Больной отказывался есть. Сначала его пыталась накормить Эйрис, потом СуСу, потом снова Эйрис. Он пил воду, когда они капля за каплей вливали ее ему в рот, но у него, казалось, не было сил жевать. После того как он лег, дыхание выровнялось, но кожа оставалась холодной и влажной. Во всем этом громадном теле жили только глаза. Бесцветные, сверхъестественно напряженные, они следовали за СуСу, куда бы та ни двинулась, но Эйрис не могла понять, что же видели эти глаза на самом деле. Ей казалось, что гигант то приходит в себя, то снова теряет сознание. За все это время он не произнес ни слова, и СуСу ни разу не обратилась к нему.

Текли часы у постели больного, и Эйрис все больше становилось не по себе от этой тишины. Запертая комната, безмолвные страдания, тишина — как в могиле, хотя она и не могла сказать, умирает варвар или нет. Почему СуСу не говорит с ним, не напевает, не шепчет слова утешения, которые успокаивают не только трогательной ложью, но и нежностью интонации?

Наконец гигант зашевелился и перевел взгляд с СуСу на Эйрис.

Огромная рука поднялась, замерла и упала. Лицо гиганта исказила ужасная гримаса, на него было страшно смотреть. Варвар поднял руку и положил ее себе на грудь. Он направил все пять пальцев вверх и изобразил, что они поднимаются с его груди, описывая четкую дугу.

— Что? — спросила Эйрис. — Я не понимаю.

Гигант повторил свой жест, но Эйрис снова покачала головой.

Бесцветные глаза гиганта в отчаянии закрылись. Через несколько секунд он открыл их снова. Ему потребовалось огромное усилие, чтобы поднять руки к груди. Положив ладони на грудь, он слегка постучал всеми десятью пальцами по груди, каждый палец по очереди с огромной быстротой касался поверхности его тела, выстукивая… что?

— Я не понимаю, — проговорила Эйрис. — Это танец?

Огромные руки мужчины бессильно упали по бокам. Великан посмотрел на нее с глубокой печалью, потом еще раз попытался начертить в воздухе дугу, какой-то предмет, быстро поднимающийся в небо…

Внезапно он судорожно вдохнул, попробовал сесть, но только хватался за воздух. Его глаза затуманились, лицо опять исказила гримаса боли, он упал на подушки, закрыл глаза и начал часто дышать, совсем не так, как до того, как пытался сказать ей… что?

— Я должна найти для него лекарства, — настойчиво проговорила Эйрис. — СуСу, ты слышишь меня? Ему нужны лекарства.

— Нет!

— Да. Ему нужен лекарь, иначе он умрет. Нет, я не пойду за жрецом-легионером, найду кого-нибудь другого. — Эйрис недоумевала, что такого джелийцы могли сделать с этим ребенком, что она так их возненавидела? — Я позову Гракса или другого геда. Геды рассказывают нам о болезнях, о крови и бактериях. Ты же была в Доме Обучения…

СуСу не слышала женщину. Да она ничего и не понимала в рассказах гедов о бактериях, этих маленьких, смертельно опасных существах. Единственный, кто по-настоящему понимал — это Дахар. Эйрис не раз видела, как он склонялся над увеличителем, его темное, некрасивое лицо горело радостью открытия, но сегодня утром его почему-то не было в Доме. Интересно, который сейчас час? Если прошли часы, отведенные для Обучения, то все геды уже удалились в Серую Стену.

— Я приведу Гракса или делизийского целителя, например…

— Нет! — взвизгнула СуСу и зажала уши руками, сжимая голову ладонями так сильно, будто пыталась заглушить вообще все звуки на свете. — Нет, нет!

— Нет, так нет. Не кричи, СуСу. Ты испугаешь своего друга. — Но лицо варвара оставалось бесстрастным, будто он больше ничего не слышал и не видел. Он все еще дышал, но тихо и прерывисто. — Сюда не придет никто, если ты не захочешь…

Раздались удары в дверь. СуСу замерла. Эйрис повернулась к двери.

— Откройте, пожалуйста. Откройте, скорее.

— Это геды, СуСу. — Эйрис почувствовала облегчение. — Они могут ему помочь! — Она поднялась на ноги.

Мгновенно СуСу оказалась между ней и дверью, прислонившись к ней, она распластала по металлу свои тоненькие руки, глаза девушки широко раскрылись, оранжевый круг окрасил одну щеку в болезненный цвет.

— Это гед, — сказала Эйрис. — Он может помочь.

— Нет!

— Без лекарств твой друг умрет…

— Нет!

— Откройте, пожалуйста. Скорее!

Эйрис стояла, не зная, что делать, беспомощная и обеспокоенная. СуСу прижала маленькие ладони к металлической стене. Огромный варвар на полу задышал чаще. Дверь распахнулась, СуСу попыталась закрыть ее, но сил не хватило, и открывшаяся дверь отбросила ее в глубь комнаты. Вошел Гракс с оранжевым лоскутом, обернутым вокруг большого пальца. Позади него стоял Дахар.

У Эйрис что-то перевернулось в груди. Лицо Дахара посерело от пережитых за последнее время испытаний, рот превратился в узкую щель, а выражение его глаз было таким, какого Эйрис никогда не видела у него прежде: напряженное и лихорадочное. Казалось, он охвачен ужасом или похожим на него чувством, которому она не могла найти названия. Его рубашка намокла от дождя, ее покрывали пятна грязи и темно-красные, коричневатые брызги.

Увидев Эйрис, он замер.

— Его нужно отнести внутрь Стены, — сказал Гракс.

Он имел в виду варвара и обращался к СуСу. Эйрис подумала, что девушка попытается загородить собой гиганта, но она этого не сделала. Когда Гракс вошел в комнату, даже мысль о сопротивлении, казалось, покинула ее. Теперь на лице СуСу читалось только отчаяние, маленькое тело сжалось в комок.

Почувствовав жалость, Эйрис обняла СуСу и прижала к себе, ей показалось, будто она обнимает ребенка.

— СуСу, геды помогут ему там, в Стене. Гракс прав. У них наверняка есть оборудование и лекарства. Ты ведь можешь помочь ему, да? — спросила она у Гракса.

— Его нужно отнести внутрь Стены, — ответил он, как всегда, бесстрастно. Гед взял гиганта за плечи, Дахар — за ноги. Ну конечно, подумала Эйрис, вот зачем Гракс привел Дахара — джелийский лейтенант был достаточно силен, чтобы помочь нести огромного варвара. Но почему он позвал не другого геда? Да и Дахар в этот момент отнюдь не выглядел слишком сильным. Он казался человеком, который дошел до предела. Что произошло с ним за те часы, которые она провела здесь, пытаясь напоить больного, пытаясь дать СуСу спокойствие, которого ей так не хватало?

Великан бессильно повис на руках у Дахара и геда. Он был так огромен, что, казалось, даже этим двоим не под силу сдвинуть его с места. СуСу с безразличием наблюдала за всем происходящим. Эйрис не смогла этого вынести.

— Гракс, ну скажи ей, что геды могут помочь! Ваши знания, то, чему вы учили нас…

Гракс посмотрел на нее, но ничего не ответил. Он выглядел так, будто к чему-то прислушивался. Дахар смотрел на Эйрис, которая все еще обнимала СуСу, и Эйрис внезапно пришло в голову, что СуСу была проституткой, а Дахар — жрецом-легионером, и что это все могло значить. Ее охватило бешенство, то же безрассудное бешенство, которое закипело в ней в вельде рядом с Джехан, и как и в тот раз, она почувствовала, что в ней просыпается сумасшедшая храбрость, которая, как она знала, скоро исчезнет.

— Ты дашь ему лекарства, Гракс? Наркотики? Дашь или нет?

Несмотря на то, что Гракс нес варвара, и ему было тяжело, гед остановился и пристально посмотрел на Эйрис, напряженно прислушиваясь к чему-то.

— Мы дадим ему наркотики.

— СуСу, послушай, они ему помогут… не плачь.

Она не плакала. Бесшумно, с сухими глазами, бывшая проститутка последовала за великаном, даже не оглянувшись на Эйрис. Дверь в комнату она не закрыла. Эйрис поняла, что СуСу больше не считает эту комнату своим убежищем. Но кто же знал, что геды могут открыть любую дверь в Эр-Фроу?

Гракс и Дахар пронесли великана через арку и направились к северной стене. Дождь кончился. Ноги скользили по мокрой траве. Эйрис показалось, что начинает темнеть, день заканчивался, хотя здесь ни о чем нельзя было судить с уверенностью.

Около Стены Гракс извлек из своего силового щита маленькую темную коробочку. Сначала Эйрис подумала, что он держит увеличитель, и невольно взглянула на Дахара, но вроф был на коробочке темнее, чем на увеличителях, а на двух ее сторонах виднелись небольшие углубления. Гракс пальцами надавил на них, и часть Стены исчезла.

— Ваш воздух сейчас заполнит эту часть периметра, — сказал Гракс Дахару. — Внесем его.

Они оказались в большой пустой комнате. В ней были только запахи.

Ноздри Эйрис затрепетали: неприятно пахло кридогами. Откуда-то доносился их неистовый вой. Заглушая тяжелый запах кридогов, в воздухе витал также запах еды: неужели именно здесь наполняли чаши, которые появлялись потом на столах в залах? Но женщина не увидела никаких чаш. Но ведь раньше она не видела и никакого прохода в Серой Стене.

Страх перед гедами, убаюканный десятициклами общения, проснулся в ней снова. Сила, которой они владеют, ужасала…

Гракс и Дахар опустили белого гиганта на пол. Гед прикоснулся к темной коробочке, и варвар поднялся вверх на огромном столе. Дыхание великана ухудшилось, Эйрис слышала теперь вой кридогов только в перерывах между его тяжелыми всхлипами.

— Вы должны уйти, — сказал Гракс.

СуСу не шевельнулась.

— А не может она остаться с ним? — спросила Эйрис.

— Нет.

— Почему нет? — рассердилась Эйрис.

— Нет, — повторил Гракс, не глядя на нее. Он смотрел на Дахара.

— Но она не будет мешать…

— Нет.

СуСу схватила великана за руку. Гракс отвел ее руку, однако сделал это не грубо. СуСу кинулась на него, охваченная бессильным гневом. Ее кулаки колотили по прозрачному врофу, который полностью защищал Гракса. Что-то ужасное, неестественное чувствовалось в этой атаке. Эйрис двинулась вперед, но не успела она дотронуться до СуСу, как Гракс нажал на свою серую коробочку, и трое людей оказались за пределами Стены, которая вдруг выросла из пола между ними и Граксом, между ними и больным гигантом, поднимаясь с трех сторон до потолка. Дахар, Эйрис и СуСу оказались в пещере из врофа. Это была кубическая выемка в Стене, с четвертой стороны открытая навстречу меркнущему свету Эр-Фроу.

Так быстро… СуСу отчаянно всхлипнула, выбежала из пещеры и помчалась по направлению к залу. Эйрис рванулась за девушкой, но Дахар схватил женщину за руку.

— Оставь ее.

— Вот как? — Эйрис повернулась к жрецу. — Как можно сейчас оставлять ее одну в таком состоянии? Или это не важно, потому что она джелийская проститутка?

— Не поэтому.

— Она страдает!

— Неужели это твоя забота, делизийка?

— Меня зовут Эйрис.

— Я знаю твое имя, — сказал Дахар. Их глаза встретились. Они посмотрели друг на друга.

Его горячая ладонь лежала у нее на руке. Эйрис молчала, странно напрягшись, он повторил:

— Тебя заботит ее боль?

— Да!

— Почему? Она ведь джелийка.

По его волнению Эйрис поняла, что он спрашивает о чем-то более серьезном. На изможденном лице Дахара мрачно мерцали черные, глубоко запавшие глаза. Значит, что-то случилось пока Дахар и рыжеволосая сестра-легионер, подруга Джехан отсутствовали в Доме Обучения. Что-то случилось… Близость этого человека почему-то смущала женщину и вызывала головокружение. Эйрис не ответила. Дахар сильнее сжал ее руку.

— Почему делизийка-стеклодув заботится о джелийской проститутке? В чем причина?

Она никогда не видела его таким. Правда, за все долгие часы, что они провели вместе, работая с приборами гедов, в которых, казалось, только она и Дахар видели нечто большее, чем просто игрушки, они ни разу не заговорили друг с другом. Когда нужно было что-то сказать или задать вопрос, они делали это через Гракса. И все же Эйрис знала, как работает мозг лейтенанта: о чем он спросит в следующий раз, какой опыт проведет, чтобы выяснить то, что ему интересно знать. Внезапно Эйрис поняла, что несмотря на то, что они почти не общались, она знала Дахара лучше, чем кого бы то ни было в Эр-Фроу. Но таким, как сегодня, она его никогда не видела.

Ей показалось, что Дахара охватил ужас и отчаяние.

— Дахар, — медленно проговорила женщина, — что произошло сегодня утром?

Что ты сделал?

К удивлению Эйрис, рука, сжимавшая ее запястье, дрогнула. Лицо Дахара передернулось, по нему прошла нервная судорога. Он внезапно круто повернулся и зашагал в чащу. Спина лейтенанта оставалась прямой, как клинок. Эйрис бросилась было за ним, но ее охватил страх, и она остановилась. Дахар обернулся. Ему удалось овладеть своим лицом. Быстрым, каким-то надломленным голосом он сказал:

— Есть питье, которое успокоит СуСу, или, по крайней мере, затуманит ее разум, пока не минует самое худшее. Но она не примет лекарства от жреца.

Сделай это вместо меня. Возьми четырнадцать листьев шар-травы, ты знаешь это растение? Оно растет и в Делизии. Как следует прокипяти листья.

Добавляй воду, по мере того, как она будет выкипать. Кипяти полчаса, пока у тебя не получится густая паста. Растолки ягоды лин. Возьми столько порошка, чтобы он покрывал тонким слоем ноготь большого пальца, и смешай с пастой.

— Но ягода лин — яд!

— Но только не в сочетании с шар-травой, хотя эта трава и туманит мозг.

Раствори смесь в полной чаше воды и заставь СуСу немедленно выпить это. Не дай раствору осесть, — старательно произнес Дахар слово гедов, и неожиданно слово это взволновало обоих. Дахар усмехнулся, почему — Эйрис не могла понять.

— Обращайся с пастой из ягод лин как можно осторожнее, не клади ее слишком много и смотри, чтобы она не попала в ранки на твоих руках.

Жрец взглянул на руки женщины, и что-то промелькнуло в его глазах.

Потом он повернулся и зашагал к опушке леса, по направлению к джелийским залам.

Эйрис обхватила себя руками и вздрогнула: задняя стена кубической пещеры двигалась, подталкивая ее наружу. Женщина рванулась вперед, подальше от движущегося врофа и оказалась на мокрой траве. Моргая, она смотрела на Стену, которая через мгновение стала ровной, непроницаемой, и слегка замерцала таинственным серебристым светом.

30

Как только Гракс миновал симоз, он снял скафандр и, оставив белого великана, направился к своим собратьям. Его феромоны пахли изумлением и испугом. По дороге он думал о том, что произошло за последнее время. Люди уничтожили еще несколько кораблей Флота, ворвались в пространство там, где геды их вовсе не ожидали. К тому же они использовали какое-то новое, мощное оружие, которое ни геды, ни одни из их исконных союзников раньше не видели. Корабли гедов пропали, погибших было очень много. А на Коме даже не могла состояться церемония совокупления во имя мертвых, ибо все восемнадцать гедов и Энциклопедист были заняты непонятным происшествием с «Кридогами»: среди людей, которые постоянно вели себя в Эр-Фроу, как два разных вида, неожиданно появилось семеро, начавших сотрудничать друг с другом, как будто это был один вид. Почему?

Энциклопедист связался со всеми восемнадцатью гедами в начале утреннего обучения и сообщил им об этом. Все замолчали. Гракс, почувствовав, как его феромоны ускользают из-под контроля, подавил шок и немедленно связался с молодым Р'грефом. То же самое сделали и все остальные геды. Но подросток на сей раз тоже сумел сохранить контроль над собой.

Однако соглашение «Кридоги» так поразило их, как поразил бы нечисленно-рациональный джонкиль, который начал бы считать до десяти. Этот альянс противоречил данным, собранным за месяцы исследований. Такого просто не могло быть!

Но это случилось. Каждый гед поднялся и направился к Стене, не обращая никакого внимания на беспокойство среди животных, оставшихся в залах. Весь день они обсуждали поразившее их событие, требовали ответа от Энциклопедиста, сами искали ответ, но так его и не нашли. Как люди так быстро смогли изменить свое поведение, ведь раньше они вели себя совершенно иначе?

Когда Энциклопедист снова прервал обсуждение, показав на экране великана-альбиноса, неподвижно лежащего на полу своей комнаты, феромоны запахли облегчением. Такое по крайней мере можно было понять. Геды уже давно, еще во время Обеззараживания, выяснили, что у великана развилась опухоль, которая давила на его мозг. Она возникла из-за радиации на острове, радиации, при которой великан, должно быть, прожил всю свою жизнь. Его гибель была вполне предсказуема. Что же касается человека по имени Эйрис, которая помогла белому великану, то ее поступок прибавил еще один интересный факт к сведениям Энциклопедиста, отнюдь не противоречащий тому, что было уже известно. Белый не принадлежал ни к одному из подвидов.

— Его нужно перенести внутрь периметра, — сказал кто-то из гедов.

— Да. Нужно. Гармония поет с нами, — ответили все остальные.

— Гармония поет с нами.

— И пусть это длится вечно.

— Это продлится вечно. Мы сможем многое узнать о человеческом мозге.

— Его нужно перенести сейчас?

— Энциклопедист говорит, сейчас.

— Я думаю, сейчас. Гармония поет с нами.

— Это продлится вечно.

Идти должен был Гракс, хотя делать ему этого очень не хотелось. Его охватила щемящая тоска, ведь приходилось покидать периметр, когда все восемнадцать гедов собрались вместе и церемония по оплакиванию погибших дрожала на границе феромонов подобно холодному туману. Но великан был в группе обучения Гракса, кроме того, Энциклопедист сказал, что человек Дахар ждал в Доме Обучения, в опустевшей комнате. Каждый из гедов подумал:

«Дахар ждет именно Гракса. — Он может помочь перенести великана».

Дахар неподвижно стоял в коридоре перед комнатой Обучения, и заговорил еще до того, как Гракс появился из-за угла. Жрец отбросил в сторону цивилизованное спокойствие и заговорил только от себя, не пребывая в гармонии ни с одним другим существом своего вида. Его волосатое, двуглазое лицо стало отталкивающе белым.

— Геды изгонят людей из Эр-Фроу за сегодняшние смерти? — спросил жрец.

Гракс подошел ближе:

— Что произошло?

Гед, конечно, уже знал обо всем. Две плоские скалы, стоявшие на дикой поляне, скрывали в себе систему контроля окружающей среды и, следовательно, были частью Энциклопедиста. Гракс слушал, как Дахар рассказывает ему то, что он уже знал — Соглашение «Кридоги», смерть и насилие, — и чувствовал запах своих собственных феромонов, запах удивления… Но на вопрос Дахара он не ответил. Жрец повторил свой вопрос:

— Гракс… мы сделали все, чтобы доказать нашу… нашу добрую волю.

Изгнание будет или нет?

— Не будет. Изгнания не будет, — ответил наконец гед.

Мускулы на лице человека внезапно дрогнули, Гракс прежде никогда не видел такого лица и не смог понять, что оно выражает.

— Ты хочешь остаться? — спросил гед и снова почувствовал запах удивления. — Ради науки? Чтобы учиться?

— Да, — ответил Дахар, и мускулы его лица застыли.

Понять происходящее было трудно. Но ни у одного человека, кроме жреца, не было такого сильного желания учиться, и все же другие тоже согласились на альянс. Что все это значило? Даже Энциклопедист не понимал, как новые взаимоотношения людей могут повлиять на Ключевой Парадокс.

Когда Гракс, оставив больного великана, вернулся к своим, то оказался в тумане самых сильных запахов, какие только мог припомнить на Коме: изумление, печаль, гнев. Энциклопедист продолжал рокотать, сообщая новые подробности катастрофы Флота. Феромоны омывали, затягивали его, изменяли его собственные запахи, такие сильные, будто периметр был гнездом, а он — всего лишь подростком.

— Гракс, ты здесь…

— Мы поем в гармонии…

— Гракс пришел…

— Гракс…

— Гармония…

Прошли часы, прежде чем началось численно-рациональное обсуждение, еще несколько часов потребовалось на то, чтобы геды пришли к своему единственному решению: пока люди необходимы для изучения, насилие не должно прервать жизнь ни одного из шестерых, создавших альянс.

Энциклопедист будет защищать их, если необходимо, даже в Эр-Фроу, а геды, в чьих группах занимаются эти шестеро, попытаются узнать от других, как остальные люди относятся к соглашению «Кридогов».

Комната дымилась от истощения. Наконец, с облегчением и с печалью геды потушили настенные экраны и соскользнули в транс Единения, чтобы слиться во имя мертвых.

31

Ни один часовой не окликнул Дахара, когда он проходил через внешние посты, а затем шел через лес. На опушке перед едва различимым в темноте залом командующей он остановился.

Исхак заметил его еще до того, как он показался из-за деревьев. Старый воин держал наготове нож и дробиночную трубку гедов, ждал, стоя в проходе.

Дахар остановился в шести шагах от него, но не извлек своего оружия.

— Исхак, я хочу поговорить с командующей.

— Нет.

— Это ее приказ или твое решение?

— Ее. Командующая не встречается с джелийскими горожанами, — он дал Дахару время ответить на оскорбление, но Дахар промолчал. — Но она передала мне сообщение для тебя.

— Говори.

— Тебя пропустили через посты в последний раз. Тебе не разрешается брать ничего из зала братьев-легионеров, за исключением твоего собственного оружия. Хочешь перебирайся в зал горожан или оставайся за пределами наших постов, но не пытайся вернуться в зал легионеров.

Легионеры получили приказ убить тебя, если ты попробуешь снова пройти через посты.

— Как будто я горожанин под предупреждением, — ровно проговорил Дахар.

— Ты и есть горожанин под предупреждением.

— Но ведь даже… горожанин может попросить встречи с главнокомандующей, если у него есть важный повод.

— Главнокомандующая уже отвергла твою просьбу.

Инстинктивно Дахар смерил глазами расстояние до лестницы.

— Не пытайся, Дахар, — спокойно сказал Исхак и предупредил:

— Да, я сделаю это.

— Ты не сможешь остановить меня без трубки гедов.

— Она у меня есть.

— Да, — ответил Дахар. — Она у тебя есть.

Он не мог сражаться. Он не спал уже почти тридцать шесть часов и не мог отыскать в мозгу нужное слово — Третьедень. Ему стоило больших усилий не качаться от усталости перед Исхаком, который остановил его с помощью оружия гедов, того оружия, которое Дахар сохранил для Джелы.

— И еще, горожанин, — добавил Исхак, — Белазир сказала мне, как своему первому лейтенанту, почему она выгнала тебя. За прямое неповиновение. Я бы на ее месте запорол тебя до полусмерти. За неповиновение и за это соглашение «Кридогов», но она взяла всю ответственность на себя. Я думаю, ей не стоило этого делать. Ты предал нас, а теперь мы, у кого осталась еще честь, вынуждены мириться с результатами этого предательства и жить по новым правилам. Запомни: мы тебе этого не простим, никогда. Келовар и его солдаты с удовольствием наблюдали, как умирал Джаллалудин. С удовольствием и торжеством, с подлым торжеством бесчестия над честью. И теперь каждый раз, когда кто-нибудь из них посмотрит на джелийского легионера, он снова и снова будет переживать то торжество, которое ты ему подарил.

Дахар смотрел прямо перед собой и молчал.

— Белазир просила передать тебе еще кое-что, — добавил новый первый лейтенант, — ты — целитель, можешь продолжать лечить. Но не легионеров.

Горожан, проституток, делизийцев, гедов, если хочешь, — но не легионеров.

Ты недостоин касаться их.

— Последние слова твои или Белазир?

— Иди отсюда, горожанин!

— Скажи, ее или твои?

Исхак сделал шаг вперед и поднял трубку с дробью.

Все, что было Дахаром-легионером напряглось и приготовилось к бою.

Однако сражаться сегодня он не только не мог, но и не хотел. Жрец заставил себя отвернуться от Исхака и направился назад той же дорогой, что и пришел, не останавливаясь до тех пор, пока не оказался за пределами караульных постов. Дорожка из врофа слабо светилась в темноте. Он пошел по ней, думая о том, что самое безопасное место для него — Дом Обучения.

Другого места в Эр-Фроу — нет, ибо когда солдаты Калида узнают, что его выгнали из Джелы, они начнут охотиться за ним, как свора кридогов.

Дахар дотащился до конца коридора в Доме Обучения и забрался в темный альков в углу, из которого можно было видеть оба входа. Затем положил свое оружие на подстилку из маленьких веточек, так, чтобы его легко можно было найти в темноте. Несмотря на усталость, сон пришел не сразу. Дахара тяготило одиночество.

Одиночество казалось серым, тусклым, таким же металлическим, как и вроф, на котором он лежал. Одиночество преследовало его с самого детства и, вероятно, было его предназначением. Оно походило на холодный туман, поднимающийся с земли, где один неверный шаг может завести легионера в трясину. Дахар понял, что сделал этот неверный шаг, оказался таким дураком, что попытался служить двум господам сразу: науке гедов и клинку чести братьев-легионеров. Но наука оказалась лишенной чести, лишенной братьев, лишенной всего, кроме холодной металлической боли, которую причиняла ему.

Наконец он погрузился в сон. И увидел себя мальчиком, охотившимся в вельде вместе с другими подростками еще невыбранными в кадр. Они знали, что, когда вернутся, получат от мастера порку за то, что без спроса сбежали с тренировочного поля. Стоял Последний свет. Небо было горячим и синим. Дахар послал стрелу прямо в голубизну неба, и она каким-то чудом угодила в кридога, чудовище с тремя глазами и огромными клыками. Он не видел клыков, но знал, что они есть. Мальчишки хотели убить животное, но Дахар загородил его собственным телом и закричал: «Нет! Нет! Я должен отнести его моей матери! Она умрет без него!» Но подростки все же оттолкнули его и убили раненое существо. Но в тот момент, когда толкающиеся мальчишки коснулись Дахара, он почувствовал у горла клинок Келовара.

Кто-то наступил на веточку подстилки, на которой лежало оружие, и Дахар сразу же проснулся. Сжавшись в комок, он зажал в одной руке нож, в другой — трубку с дробью. И старался стряхнуть с себя усталость и остатки сна.

На другом конце коридора стояла фигура, сзади ее освещал слабый свет, лившийся через арку входа. Кто это мог быть? Фигура была недостаточно высока для джелийского легионера, да и для делизийского солдата тоже.

Женщина? Нет, это не сестра-легионер. У сестер-легионеров тела были сухощавыми и мускулистыми от длительных тренировок.

Прижавшись к стене, Дахар тихонько поднялся на ноги и занял самую выгодную позицию для обороны. Вдруг вспыхнул свет, оранжевый свет, и ослепил его. Послышался голос:

— Ты не можешь находиться здесь без замка, — сказал Гракс. В его руках был лоскут оранжевой ткани. — У всех людей в Эр-Фроу есть замки, Дахар.

Тебе тоже нельзя без него. Это небезопасно.

32

Когда Дахар оставил Эйрис возле Серой Стены, она отправилась собирать травы, чтобы приготовить для СуСу успокаивающий отвар.

Эйрис вспомнила, что видела шар-траву по пути в Дом Обучения в тот день, когда пошел первый дождь в Эр-Фроу. Трава росла за яркими серебряными колокольчиками в глубокой тени возле ствола. Может быть, серебряные колокольчики снова расцвели после этого дождя, но даже и без этой приметы Эйрис надеялась, что сможет найти нужное место. Она шла по дорожкам гедов и все еще чувствовала тепло ладони Дахара у себя на руке.

Думала о том, что произошло за те часы, которые она провела у постели больного великана.

За деревьями мелькнула чья-то тень, и Эйрис замерла на месте. Через минуту тень превратилась в каменщика, которого Эйрис немного знала, это был большой краснолицый мужчина. Он кивнул Эйрис и прошел мимо, не останавливаясь, но женщина успела заметить его тревожно сжатые губы.

Она без труда нашла шар-траву позади серебряных колокольчиков. Все колокольчики завяли. Опустившись на колени на металлическую дорожку и раздвинув высокую траву, Эйрис принялась разглядывать растения. Серебряный колокольчик рос и в Делизии. Листья его должны были быть светло-зелеными, с едва заметными красноватыми прожилками, и мохнатыми на ощупь. Здесь они были серыми. Женщина поднесла один лист к глазам и с трудом различила зеленый цвет, все еще таившийся где-то внутри растения. Прожилки его стали тоненькими и бледными, а короткие стебли, которые должны были быть крепкими и толстыми, безвольно клонились книзу. Эйрис ощупала почву вокруг дерева. Она была достаточно влажной. Поднявшись, женщина углубилась в заросли и вскоре нашла куст, который искала. Такие кусты росли по всему вельду. Значит, растение должно легко переносить холод, жару, сушь и ливень. Она осмотрела куст. Он был еще крепким, но листья уже начали опадать, а те, что остались, были бледными, новые же не появлялись. И женщине вспомнилась фраза, которую несколько дней назад произнес Гракс, показывая через увеличитель ей и Дахару делящиеся клетки. «Что не растет, — сказал тогда гед, — умирает».

Неужели Эр-Фроу умирал?

Эйрис посмотрела на другие растения, но не могла точно определить, какие из них болели, а какие выглядели как обычно. Во дворе стеклодувни было мало растений. Единственные растения, о которых она хоть что-нибудь знала — те, что использовались для орнамента, или те, что сжигали, чтобы получить золу, необходимую для изготовления стекла.

Год — геды построили Эр-Фроу всего лишь на год, и Гракс никогда не говорил, что они собираются продлить его существование на более долгий срок. Наверное, растения плохо росли из-за того неестественного света, который был в этом городе.

Свет — что-то еще, связанное со светом, мелькнуло у нее в голове… мысль на мгновение заинтересовала ее и исчезла. Шар-трава оказалась достаточно здоровой. Она нарвала ее и еще одно растение, которое назвал Дахар — ягоды лин, отнесла их на вечно шумный базар, окружавший делизийские залы. Возле входа в каждый зал всегда пылали костры, где женщины за плату готовили дичь, пойманную в лесу. Они добавляли травы и присматривали за котелком, если самим охотникам лень было это делать.

Эйрис подумала, что за несколько монет кто-нибудь вскипятит настой из ее травы так, как советовал Дахар. Догадается ли кухарка, что из этих трав получится наркотик для одурманивания разума? Скорее всего нет — даже делизийские лекари не могли достичь тех знаний, которыми владели жрецы-легионеры. Прошел уже час, как СуСу оставалась наедине со своей болью и отчаянием. Бедный ребенок… Эйрис прибавила шаг. Но на краю рынка она остановилась в изумлении. Там царил хаос, делизийцы вопили, кричали, изо всех сил колотили друг друга кулаками. Женщина почувствовала опасность. Все происходящее напомнило ей первую ночь в Эр-Фроу, когда Калид провозгласил себя начальником делизийских солдат.

Ондар, подруга и соседка Эйрис, стояла с краю толпы рядом с солдатом Каримом, своим любовником. Увидев Эйрис, она пошла навстречу, протягивая к ней обе руки.

— Хорошо, что с тобой ничего не случилось! Я тебя искала и испугалась… Где ты была, Эйрис?

— Ондар, что случилось? Почему они все кричат?

— Разве ты не знаешь?

— Нет, я…

— Калид предал нас, — мрачно произнес Карим.

— Нет, — отозвалась Ондар, — он не предавал. — Женщина и мужчина обменялись взглядами, которые не имели никакого отношения к Эйрис, и в этих взглядах явно светились вражда.

— О чем вы говорите? — Эйрис схватила Ондар за руку. — Геды… изгоняют нас?

— Геды? Нет, но Калид и командующая джелийцев заключили соглашение, чтобы остановить убийства. И они правы, — сказала Ондар и бросила на Карима рассерженный взгляд. — Это не слишком высокая цена за мир.

— У мастеровых не больше военной сметки, чем у птицы, — презрительно бросил Карим.

Ондар посмотрела на любовника долгим тревожным взглядом, взглядом женщины, которая испугана тем, что вдруг увидела в своем мужчине. Она отвернулась от него и сказала Эйрис:

— Шестеро вошли в соглашение: Калид, Санкар, Келовар…

— Келовар!

— Келовар — нет, — мрачно перебил любовницу Карим, — эта трусость не имеет к нему отношения.

— …и три джелийца: их командующая, ее первый лейтенант и еще один человек. Сегодня утром или вчера ночью джелийский легионер убил солдата, и джелийцы позволили Калиду убить легионера, который сделал это. Они отдали его нам. Если кто-нибудь еще убьет, эти шестеро найдут убийцу и… вместе казнят его. И так будет до тех пор, пока убийства в Эр-Фроу не прекратятся. — Ондар грустно улыбнулась. — Трудно поверить, да? Создан совет, вот что это такое, городской совет. Джелийцы и делизийцы вместе.

— Чтобы ослабить нас, — снова перебил женщину Карим.

— Нет, чтобы показать гедам, что мы по крайней мере пытаемся жить по их законам, делаем то, что они приказывают, чтобы остаться в Эр-Фроу.

— А что, тебе здесь нравится? — Карим фыркнул. — Так нравится, что ты готова позволить Джеле управлять нами?

— Да, — в бешенстве крикнула Ондар. — Мне здесь нравится! Мне нравится есть вдосталь, не мерзнуть, быть там, где мой мужчина… где никто не может найти меня. А управляет нами Калид, а не Джела. Калид, Санкар и Келовар.

— Келовар — нет.

— Он согласился, — сказала Ондар. Она стояла, лицом к Эйрис, боком к Кариму, будто ей было больно смотреть на него, потом повернулась к мужчине, прижав к бокам руки с плотно стиснутыми кулаками. — Или ты хочешь сказать, Карим, что Келовар мог ослушаться Калида? Своего командира? Так вот как работает твоя «военная сметка»? А ты — если Калид даст тебе приказ, связанный с этими Кридогами — ты подчинишься своему командиру?

Карим нахмурился.

— Ответь мне. Ты подчинишься?

По лицу Карима было видно, что он борется сам с собой.

— Если Калид отдаст солдата этим подонкам и прикажет мне участвовать в этом… — начал он неуверенно.

— То что ты сделаешь?

— Я выполню приказ командира, — выдохнул он.

Напряжение оставило Ондар. Она мягко, почти смиренно, будто извиняясь, дотронулась до руки Карима.

— Я знала, что ты скажешь это.

— Но Келовар мог не подчиниться. Он мог, Ондар.

При имени Келовара Ондар снова повернулась к Эйрис.

— Почему ты молчишь, Эйрис? Я знаю, что ты и Келовар…

Эйрис почувствовала сухость в горле. Ей удалось выдавить из себя только одно слово:

— Нет, это не так.

— Мне кажется, — задумчиво продолжала Ондар, и Эйрис поняла, что она говорила это для Карима, чтобы проверить, насколько велика ее только что одержанная победа, — что это хуже для джелийцев, чем для нас. Они никогда не участвовали в сделках: попытки заполучить что-нибудь по лучшей цене только раздражают их, потому что им самим не разрешается поступать так.

Моя мать торговала с Джелой. Они не могут торговаться, они не знают, как на самом деле нужно заключать сделки…

— Потому что они дураки, — вмешался Карим, — тупые, как камень. Не позволяют мужчинам и женщинам-легионерам спать друг с другом, боятся беременности. Не позволяют легионерам спать с горожанками, потому что те ниже их по положению. Приходится их женщинам спать друг с другом — любопытно, как это они делают, интересно было бы посмотреть…

Ондар сжала кулаки и обратилась к Эйрис:

— Пойдем, пообедаешь с нами.

— Нет. Мне… мне надо кое-что сделать, я…

— Ты какая-то бледная. Не заболела?

— В Эр-Фроу никто не болеет, — изрек Карим. Он пристальнее посмотрел на Эйрис. — Скажи нам, Эйрис, что ты думаешь о соглашении Кридогов? Ты еще ничего не сказала.

— Я думаю, его заключили смелые люди, — свое убеждение Эйрис высказала тихим голосом, но это было ее собственное убеждение. — Все шестеро — смелые люди. Они решили попытаться остановить убийства, любой ценой…

Эр-Фроу — не для убийств, и Дахар прав, что понял это.

— Калид, — поправил ее Карим. Его глаза сузились. — За Делизию говорил Калид.

— Она имела в виду и Калида тоже, — вмешалась Ондар. — Ты не видишь, что она устала? Иди, приляг, Эйрис.

— Сейчас пойду.

Стоя рядом с кухаркой, кипятящей отвар из шар-травы и ягод лин, она пыталась вспомнить слова Дахара и понять их скрытый смысл. «Почему делизийка беспокоится о джелийской проститутке? У тебя есть причина?» — спросил он с волнением. Возможно, Дахар искал подтверждения, что существует какая-то связь между ней и СуСу, между делизийцами и джелийцами — между ним и Калидом? «Это хуже для джелийцев, чем для нас, — сказала Ондар. — Они никогда не понимали сделок». Да, подумала Эйрис, потому, что джелийцы всегда стараются выполнить условия сделок. И вспомнила о Джехан, которая провела делизийку через вельд, считая, что к этому ее обязывает честь. Но когда Джехан убила мужчин, напавших, на Эйрис, и та спросила ее:

«А что, если бы они были джелийцами?», даже Джехан, молодая и неискушенная, заметила, что два обязательства, которые противоречат друг другу, могут раздавить ее, как два катящихся навстречу камня, и в гневе отступила.

Дахар не был ни молодым, ни неискушенным. Эйрис подумала о его остром уме, жадном до всего, чему учили геды, снова почувствовала его ладонь на своей руке и поняла, что у Дахара была какая-то своя боль, когда он нес варвара внутрь Стены. Его попытка не показать эту боль не удалась, когда она задала вопрос: «Что произошло сегодня утром? Что ты сделал?» Но то была только половина того, что она хотела спросить. Чего ему стоило то, что он сделал, и как смог позволить себе вступить в торг с делизийцами — вот что интересно Эйрис. Наверное, этот торг и причинил ему боль.

— Держи, — сказала кухарка. — Два харбина.

— Мы договаривались — один.

— Нет, не договаривались. Два, — сказала женщина. — Это же базар, и на нем принято торговаться. — Она хитро блеснула глазами.

Эйрис кинула кухарке под ноги одну монету и пошла прочь, сопровождаемая градом проклятий. Вряд ли стоило уделять внимание этому маленькому происшествию, но оно вывело Эйрис из себя, и она долго не могла успокоиться.

Когда женщина дошла до караульных, почти стемнело. Караульные не разрешили ей пройти в залы делизийцев, она повернулась и пошла назад.

Эйрис душила бессильная злоба, и она отчетливо представила себе, что должна чувствовать СуСу, эта крохотная женщина, почти ребенок, сидя одна в своей запертой комнате. Помня, что Дахар советовал ей не давать настою осесть, она не смешала отвары, а несла их в двух разных чашах, чтобы отдать их СуСу завтра, когда караульные начнут пропускать людей в Дом Обучения. Бедная девочка! Ей всю ночь придется пробыть одной!

Эйрис осторожно поставила обе чаши в дальний угол своей комнаты, за кучей проволоки, электромагнитов и простеньких моторов, которые она научилась делать. Прислонившись спиной к стене, женщина уселась на подушках и закрыла глаза. Перед ней замелькали картины: белый великан и СуСу — испуганный, забитый ребенок, Дахар возле Стены, СуСу, умоляющая Гракса позволить ей остаться со своим другом, и Гракс, который так хорошо умеет все объяснять, но не умеет понять горя людей. Он к чему-то всегда прислушивается и думает о чем-то, чего другие не могут понять…

Да, он действительно слушал, то о чем они говорили! Эйрис открыла глаза и выпрямилась. Ну конечно, Гракс именно слушал. Ясно, что внутри его прозрачного шлема из врофа находилось какое-то устройство, позволяющее ему слушать… что-то. Она сама научилась делать электромагниты, издававшие жужжание и щелчки. У гедов должны быть приборы, которые могут производить и другие звуки. Но где же тогда провода и электрические элементы? Подумав об этом, она посмеялась над своей глупостью: геды умеют растворять стены, они создали небесный свод. Им не нужны провода. Но что же тогда слушал Гракс? Щелчки? Голоса? Неужели это возможно? Люди не в состоянии узнать, что могут геды, а чего нет. Но если они слушали голоса, то чьи? Ответа не было. Эйрис долго ломала над этим голову, но, так ни до чего и не додумавшись, решила, что надо спросить у Гракса. Однако геды никогда не рассказывали ей о том, что слышат голоса внутри шлемов. С другой стороны, они обычно отвечали только на те вопросы, которые им задавали, и никогда не пытались говорить о том, о чем их не спрашивали. Раздумывая над всем этим, Эйрис долго не могла заснуть, поэтому сразу услышала, что в комнату кто-то вошел. Это был Келовар. Уже давно они обменялись замками, и теперь солдат мог свободно входить в ее комнату. Женщина пожалела, что ее уединение нарушили, и недовольно проговорила:

— Я просила тебя не приходить больше, Келовар.

— Знаю, но я должен был прийти.

Она поднялась, радуясь, что он не застал ее раздетой, и пристальнее посмотрела на солдата. Светлые глаза Келовара странно сверкали. Но в отличие от Дахара, Келовар излучал что-то пугающее, и это отталкивало Эйрис. Неожиданно ей пришла в голову странная мысль, что Келовар подобно тому кусту, росшему неподалеку от шар-травы, за время, проведенное в Эр-Фроу, изменился, стал менее цельным, чем был раньше, как будто душа его утратила свои мягкие и зеленые слои, завяла в тусклом свете неба гедов.

Ценность науки чужаков могла оставить большинство людей безразличными, но почему в Эр-Фроу они изменились именно в худшую сторону?

— Я должен был прийти, — повторил Келовар, — чтобы предупредить тебя.

Холодок страха пробежал по спине Эйрис. Неужели кто-нибудь видел ее с Дахаром, заметил его ладонь на ее руке?

— Не пытайся ночью снова пройти через посты, Эйрис. Ни за игрушками гедов, ни под каким другим предлогом. Игрушки подождут до утра. Никуда не ходи.

— Откуда ты знаешь, что я пыталась? — Вопрос был глупым — если Келовар стал лейтенантом Калида, то, конечно, он должен был знать обо всем.

Келовар пристально посмотрел на нее. Женщина узнала этот взгляд, хотела что-то ответить, но стены вокруг них вдруг заговорили:

— Люди Эр-Фроу. Вопреки воле гедов в Эр-Фроу произошло два убийства. За это геды обещали изгнание. Люди пытаются прекратить убийства. Геды подождут и будут наблюдать за этой попыткой. Никто не будет изгнан до тех пор, пока геды ждут и наблюдают.

Подбородок Келовара напрягся, выдавая охватившее его бешенство. Эйрис на шаг отошла от него, но он ничего не сказал, не сделал никакого замечания по поводу этого сообщения, которое, как и прежде, трижды повторилось тем же спокойным тоном. «Почему геды всегда обо всем говорят три раза? Не потому ли, что у них три глаза?» — подумала Эйрис и почувствовала приступ внезапного смеха — смеха облегчения.

Келовар обвел глазами комнату, заставленную приборами гедов — «игрушками», и положил руки на плечи женщины.

— Будь осторожна, Эйрис. Я все еще не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

Она отступила назад, и его руки безвольно опустились.

— Эйрис…

— Нет, Келовар. Мне жаль, но нет. Ни сегодня, никогда.

— Я не верю в это.

— Поверь, пожалуйста. Никогда.

Он ушел. Эйрис легла на подушки и попыталась заснуть.

33

— Не надо, Талот, — сказала Джехан и хотела погладить подругу по волосам, но тут же отвела руку. Талот не плакала, просто неподвижно лежала на подушках лицом вниз и не хотела, чтобы ее утешали. Талот вернулась после совещания «Кридогов» полностью владея собой, бледная, но с сухими глазами. Да, рассказала она Джехан, история, бродившая по джелийским залам — правда. Она сообщила о Джаллалудине Дахару, и Белазир позволила Калиду убить его. Все это правда.

— Талот…

— Оставь меня одну, Джехан. Я — сестра-легионер, а не мягкотелая проститутка!

Джехан онемела. Талот права. Талот — сестра-легионер. Пусть слабость остается уделом горожан и проституток. Так было всегда. Только…

Только в Эр-Фроу было больше предательства, чем в Джеле! Фу! Эр-Фроу — такой же предательский город, как и Делизия. Сестры-легионеры знают, что делать и что чувствовать, поэтому Талот нужно оставить наедине с ее бедами. Но почему же тогда ей, Джехан, казалось, что она не может так поступить? Почему ее мучило идиотское желание чем-нибудь ободрить, утешить подругу, несмотря на то, что та просила оставить ее в покое? Да и чем она сможет ей помочь? Короче, девушка совсем запуталась, пытаясь разобраться в том, как ей следует поступить. В этом странном городе все перепуталось, и нельзя уже было понять, что правильно, а что нет.

Стены пророкотали сообщение о том, что изгнания не будет. Талот не подняла головы и не пошевелилась. Джехан слушала, превратившись в камень.

Да, ничего уже нельзя изменить, а если и можно, то она не знает, как.

34

СуСу слегка приоткрыла дверь и выглянула в коридор. Никого. Она ждала, сердце ее бешено колотилось, страх затуманивал глаза, и поэтому стены в глубине коридора колыхались. О, это ужасное колыхание металла! Но даже и оно не могло вспугнуть тишину, которая ее окружала. И эту тишину дал ей ее друг. Где же он, почему до сих пор не вернулся?

Съежившись в углу своей комнаты, СуСу ждала всю ночь и боялась, что голоса снова начнут мучить ее. Гигант не возвращался, но не появились и голоса.

Сидя в благословенной тишине, уже перед самым рассветом, когда страхи немного отступили, СуСу обрела способность думать.

Гигант не вернулся, потому что чудовища заперли его внутри Стены. Ясно, что он стал пленником гедов.

Раньше она тоже была их пленницей, но он ее спас, забрал к себе, подарил безопасность и прекрасную тишину. Он спас ее. Значит, теперь она должна спасти своего друга. От этой мысли женщина затрепетала, но с каждой минутой ее решение крепло. Да, она должна сделать это, должна спасти его!

Маленькие босые ножки ступали беззвучно. Стоя на верху лестницы, женщина долго прислушивалась, наконец, дрожа, спустилась вниз и остановилась в огромном нижнем зале. Глаза ее расширились от страха.

Рассвет еще не наступил.

В холе было сумрачно и прохладно, все здесь казалось серым, за исключением пылающего оранжевого круга высоко на стене у лестницы. В отличие от круга в ее комнате, он слегка выступал над поверхностью оранжевым пузырем.

В полумраке зала он показался ей слишком ярким и оттого пугающим. Круг должен быть белым, обязательно белым, тогда он станет похожим на ее друга и перестанет пугать ее. СуСу через голову стянула тунику. И лихорадочно сжала ее своими тонкими пальчиками, потом вскарабкалась вверх по лестнице и набросила тунику на оранжевый круг. Теперь он стал белым. СуСу, тяжело дыша, уцепилась за перила.

Внизу раздался сигнал, крышки столов растворились, а вместо них появились другие, на каждой стояло по четыре чаши дымящейся еды. СуСу спустилась, сняла четыре чаши с ближайшего стола и поставила их на пол. От запаха еды у нее закружилась голова, снова накатила волна страха. Но все это не заставило женщину отказаться от ее плана. Она легла на бок, прижала колени к подбородку, превратившись в плоский комочек, и набрала воздуха в легкие. СуСу лежала на столе обнаженная, крохотная, как ребенок, и ждала.

Казалось, прошла бесконечность, когда крышки на столах растворились сами по себе, и неубранные чаши медленно стали опускаться вниз. По бокам поднялись стенки, плавно наклоняясь вовнутрь. На какое-то мгновение женщине показалось, что она слишком большая, и смыкающийся металл не закроется над ней. Наконец тусклый свет исчез, и СуСу оказалась в темноте, запертой в лоне из врофа, маленькая и беззащитная.

Сигнал тревоги не прозвучал. Обычно через вельд с детьми не ходили, и численно-рациональные геды знали, что пищевые шахты достаточно малы, даже для большого разброса размеров человеческих тел, вызванного широкой вариацией генов. Энциклопедист рассчитал возможные отклонения по кривой разброса, но туника женщины закрыла монитор, и сигнал тревоги не прозвучал.

Оказавшись словно погребенной в могиле, СуСу всхлипнула и постаралась отогнать от себя черный ужас. Ее всю трясло от страха, но она все же не пожалела о том, что сделала. Женщина не чувствовала себя больше проституткой, она стала воином. Эта мысль четко отпечаталась в мозгу СуСу, и только она удерживала мозг, кости, и мышцы от полного распада.

Что свободно дано, пусть вернется свободно.

Он спас ее, а теперь заперт вместе с чудовищами. Что дано, пусть вернется. Конвейер бесшумно доставил СуСу внутрь Стены.

35

Джехан гордо прошествовала мимо трех сестер-легионеров расположившихся на краю тренировочного двора. Хотя едва рассвело, легионеры первого караула уже закончили свои утренние тренировки. Тройные мячи, арбалеты, дробиночные трубки, ножи валялись на траве.

— Куда ты идешь? — спросила Джехан одна из сестер-легионеров, но та только нахмурилась и пошла дальше.

— Она отправляется на охоту в лес, — предположила вторая.

— В лесу не осталось дичи. Ну, или почти не осталось. Ты пропустишь Дом Обучения, — снова заговорила первая сестра-легионер.

— А где Талот? — закричала третья.

— А вам какое дело? — Джехан остановилась и хмуро взглянула на сестер.

Та, что была постарше и сегодня отвечала за утренние тренировки, одернула одну из сестер-легионеров:

— Шаримор, не приставай к ней.

— Пусть отвечает, как подобает сестре-легионеру, — возмутилась Шаримор.

— Где Талот, она пропустила тренировку?

— В нашей комнате, — ответила Джехан.

— А ты куда идешь?

— Куда-нибудь, лишь бы не сидеть здесь.

— Да ты и не сидела, Джехан, — примиряюще проговорила сестра постарше.

— Ты тренировалась за целый легион.

— Мы знаем, что Джехан неутомима, — злобно фыркнула Шаримор. Все сегодня были сердиты и взбудоражены вчерашними событиями, в которых еще никак не могли разобраться. Смерть Джаллалудина, Соглашение «Кридогов», разжалование первого лейтенанта, — все это никак не укладывалось в общепринятые понятия, а поэтому злило и выводило их из себя.

— Довольно, — сказала сестра постарше. — Джехан, не ходи никуда одна.

Мы должны соблюдать осторожность.

Джехан взорвалась. Казалось, она только искала предлога, чтобы взорваться, стрельба по мишеням на тренировочном поле не дала ей возможности разрядиться, и она набросилась на сестер.

— Осторожность! Теперь, оказывается, чтобы быть сестрой-легионером надо быть осторожной! Что же случилось? Или это просто другое название трусости?

Все гневно зароптали, но начальница поднялась на ноги и ровным голосом проговорила:

— Следующая атака, Джехан, возможно, будет со стороны Делизии против Джелы, возмездие за… вчерашнее.

— Или они просто посмеются над нами, — пробормотал кто-то.

— Мы не можем позволить себе терять легионеров. Ты же знаешь, как эти мерзавцы держат свое слово. Если ты будешь повсюду ходить одна…

— Пусть только попробуют напасть, — огрызнулась Джехан. Она знала, что ведет себя глупо, но то, что она понимала это, злило ее еще больше.

Девушка не прибавила больше ни слова и пошла прочь. Сестра-легионер была права, ей не следовало спорить, к не следует ходить одной. В чертовом городе гедов ничего нельзя сделать — в этом вся проблема. Нельзя охотиться, нельзя сражаться, нельзя покинуть Эр-Фроу. Куда ни пойдешь — всюду стены. И поделать с этим ничего нельзя.

Ничего не могла сделать Джехан и для своей подруги.

Талот отказалась от пищи, отказалась от любви, отказалась — в это невозможно было поверить — метать триболо на тренировочном поле. Когда Джехан спросила Талот, пойдет ли та в Дом Обучения, подруга не ответила, просто продолжала лежать, спрятав лицо в подушки. Ее рыжие волосы выбились из тугого легионерского узла, который она так и не распустила со вчерашней ночи. Вид этих перепутанных локонов вызвал в Джехан чувство невероятной беспомощности, которую она не могла выносить ни минутой дольше. Талот было плохо, и ее боль стала болью Джехан. И справиться с этой болью девушка не могла. Надо было что-то делать, помочь Талот снова стать самой собой.

Иначе, Джехан чувствовала, что может сойти с ума. Она ненавидела этот город, где стены говорят, где они внезапно появляются из-под земли, где люди вынуждены менять свои привычки и законы, где нельзя быть такой, какой ты была раньше!

Джехан со злостью рубанула ножом по головкам высокой ручейной травы.

Вместо того, чтобы упасть и рассыпать на землю семена, головки пригнулись и безвольно закачались из стороны в сторону.

Девушка решила пойти сегодня в Дом Обучения и, свернув с дорожки, отправилась в дикую часть города. Нет, учиться она сегодня не будет — ей надоела болтовня трехглазого чужака, не хотелось видеть первого лейтенанта, который каким-то образом перестал быть первым лейтенантом, и самодовольных делизийцев. Джехан шла быстро, для большей безопасности направляясь к северной стене. Дул легкий ветерок, но он не мог охладить ее пылающих щек. Она встряхнула головой и сжала рукой лук. Если бы ей попалась дичь и она хоть кого-нибудь подстрелила, если бы только она могла охотиться, если бы могла сделать хоть что-нибудь!..

Впереди и чуть слева от нее высилась громада пустого зала. Раньше в нем жил белый варвар со своей подругой-проституткой. Девушка замедлила шаг и услышала мужские голоса.

Она наложила стрелу на тетиву, потом убрала ее и вместо этого достала трубку с дробью, которая висела у нее на поясе. Бешенство исчезло, внезапно уступив место холодной сосредоточенности. Используя куст колючек как прикрытие, она быстро выступила из-за угла и увидела делизийских солдат. Вот и прекрасно, сейчас она с ними разберется!

Но это были не солдаты, а джелийские горожане — они стояли спиной к девушке. Горожане? Джехан опустила трубку и приготовилась спросить, что они здесь делают. Но в это время один из горожан пошевелился, и за ним Джехан увидела женщину. Это была делизийка-стеклодув. В каждой руке она держала чашу, ее лицо было очень бледным. Горожанин сделал шаг к Эйрис и протянул к ней крепкую руку. Женщина кинула чашу ему в лицо, повернулась и побежала. Горожане устремились за ней.

Джехан показалось, что она снова в вельде, по ту сторону Серой Стены, что обессиленная и пошатывающаяся Эйрис прислонилась к дереву и спрашивает ее: «А что, если бы они были джелийцами, Джехан? Защитила бы ты меня тогда?» Но теперь она не обязана защищать Эйрис. Она пыталась защитить от боли Талот, но неудачно. А главнокомандующая отдала легионера врагу, чтобы тот убил его, первого лейтенанта изгнали из легиона, и все старые правильные законы превратились в стены, которые больше не могли никого защитить.

Эйрис вскрикнула. Горожане повалили ее на траву, один заломил ей руки за голову, а другой подобрал большой валун.

Убийство делизийца из мести было запрещено, но Белазир ничего не говорила об увечьях, ведущих к смерти.

Эйрис высвободила одну ногу и с силой ударила в пах одному их нападающих, тот взвыл от боли. Другой от удивления ослабил хватку. И Эйрис сбросила его руки и попыталась освободиться. Джехан с изумлением взирала на эту сцену:

М о к р и ц а сражалась! Слепо, неумело, без всякой надежды на успех, но она все же сражалась! Уже позже, снова и снова прокручивая в мозгу эту сцену, Джехан поняла, что если бы Эйрис пассивно лежала, если бы она причитала, плакала или умоляла своих врагов о пощаде, Джехан ушла бы, но Эйрис сопротивлялась. Она делала хоть что-то. И оттого, что женщина хотела помочь себе, оттого, что Джехан ничего не могла сделать для Талот, оттого, что все стены в этом отвратительном городе были не такие, как везде, оттого, что бездействие сводило ее с ума — Джехан подняла трубку с дробью.

В этот момент человек, которого Эйрис ударила в пах, схватил большой валун и обрушил его на левую ногу женщины. Кость ниже колена сломалась.

— Прекратите! Немедленно прекратите! — рванулась вперед Джехан.

Человек, державший Эйрис за плечи, увидел сестру-легионера и вздрогнул от удивления. Второй медленно повернулся. Когда он увидел Джехан, на лице у него отразилось замешательство.

— Отойдите от женщины! — приказала девушка.

Ни один из горожан не был вооружен — только легионеры носили оружие. Не произнеся ни слова, они повиновались, как и полагалось горожанам.

— Главнокомандующая приказала прекратить убийства, — сказала Джехан.

— Мы и не собирались убивать ее, — ответил первый. Замешательство горожанина сменилось угрюмым гневом, который, как видела Джехан, он не решался показать. «Следующая атака, возможно, будет со стороны Делизии против Джелы», — сказала начальница на тренировочном дворе. Этого не должно было произойти.

— Мы не собирались убивать ее, — повторил мужчина, на этот раз более уверенно. Джехан увидела, что Эйрис потеряла сознание. Из ее ноги торчала белая кость.

— Главнокомандующая имела в виду, что нельзя совершать вообще никакого насилия! — холодно проговорила Джехан. — И не вам искажать ее слова. Идите ко входу в ее зал и ждите меня там.

Один из горожан, явно испуганный, повернулся, чтобы идти, но тот, что сломал Эйрис ногу, удержал приятеля, положив руку ему на плечо. Тот облизнул губы и остался на месте. Глаза его встретились с глазами Джехан.

Джелийские горожане. Невозможно поверить, что джелийские горожане могут ослушаться легионера — но значит, в этом проклятом месте, невозможное происходило постоянно. Если они ослушались ее приказа, должна ли она убить их? И сможет ли это сделать? С холодной уверенностью Джехан подумала, что знает ответ. Выпороть до бесчувствия за неповиновение — да, но не убивать.

Она не может лишить жизни джелийских горожан, которых поклялась защищать.

Это последнее, что осталось от правильного порядка вещей. Тем более она не будет убивать их ради делизийки-стеклодува.

На секунду ее рука, державшая оружие, дрогнула. И мужчина заметил это.

Он вытащил из-под рубашки нож гедов, которого у него не должно было быть, и шагнул вперед. Но он тоже был джелийцем, и Джела оставила в нем такой же след, как и в Джехан. Он тоже заколебался, и в этот момент Джехан схватила не трубку, не арбалет, а триболо и кинула его в мужчину. Горожанин рухнул на траву. Джехан успела выхватить дробиночную трубку и направить ее на второго мужчину, который был очень напуган и стоял не шевелясь.

— Возьми нож первого горожанина и кинь его подальше. Свой тоже! — скомандовала сестра-легионер.

Джелиец повиновался. Джехан гневно обратилась к упавшему:

— Я могла бы мячом сломать тебе ногу, запомни это. Вставай и, если тебе дорога жизнь, беги к залам легионеров. Скажи, чтобы сюда пришел красно-синий. Если не подчинишься, клянусь, я сама прикончу тебя.

Горожанин ушел. Джехан проследила за тем, как он завернул за угол, связала локти второму горожанину — тот смотрел на нее с таким нескрываемым гневом, что сестра-легионер предупреждающе нахмурилась, — и склонилась над Эйрис.

Женщина понемногу начинала приходить в себя. На лбу у нее выступил холодный пот, ее вырвало, рука инстинктивно сжала руку Джехан, и та с отвращением отшатнулась. Девушка могла спокойно видеть, как кого-то рвет, но слабая рука Эйрис, похожая на руку ребенка, внушала ей отвращение.

После руки ее Талот, такой сильной и мужественной, рука этой мокрицы…

— Не двигайся, — рявкнула Джехан. — У тебя сломана нога. Лекарь уже идет.

Эйрис пыталась что-то сказать.

— Почему? — наконец проговорила она шепотом, и Джехан пришлось наклониться, чтобы расслышать ее.

— Тебе хочется знать, почему я помогла тебе? — Джехан нахмурилась. Она и сама не знала. Девушка попыталась освободить свою руку, но хватка Эйрис оказалась на удивление сильной.

— По приказу главнокомандующей, делизийка. Не ради тебя!

— Дахар… — волна боли прокатилась по лицу Эйрис. — Теперь придется… сделать то же самое им…

Джехан посмотрела на женщину и поняла, что мокрица злорадствовала.

Делизийцы еще не знали, что этой ночью Дахара разжаловали, но Эйрис поняла, что теперь Соглашение «Кридогов» заставит джелийцев предавать джелийцев. Ей казалось, что сестра-легионер не понимает того, что она сделала. Теперь Белазир узнает, что натворили горожане, передаст их джелийцам, чтобы те покалечили своих людей так же: Калид сломает им ноги.

Она, Джехан, даже не подумала об этом, а вот делизийская мокрица подумала, и теперь злорадствует.

Нож Джехан просился из ножен, но она только сказала:

— Я сделала это ради Талот.

Но Эйрис снова была без сознания и не слышала ее. Однако от этих слов Джехан стало немного легче. Глядя на делизийку, которая осталась в живых благодаря ей, Джехан подумала о Талот, и ей стало легче на сердце. Да, она сделала это ради Талот!

Из-за угла зала появились люди. Брат-легионер и очень молодая жрец-легионер с двойной спиралью, вышитой над полумесяцем на ее левом плече, бежали к ним по траве.

36

Внутри стены Энциклопедист начал передавать сигналы. Геды, прогуливавшиеся, спавшие, евшие, останавливались, переглядывались и придвигались друг к другу поближе. Каждый экран внутри периметра, за исключением зонда на острове, независимо от того, что изображалось на нем за секунду до этого, начал показывать одни и те же картины. Энциклопедист поспешно передавал:

— Важные данные. Первый уровень. Важные данные. Первый уровень.

«Первый уровень» означал, что Энциклопедист узнал что-то, что изменит Ключевой парадокс.

Геды побежали.

37

СуСу несло в сторону Стены. Со всех сторон на нее давили чаши жаркого, обливая девушку все еще теплой жидкостью. В конце горизонтальной трубы появился свет, и ее обнаженное тело выбросило на кучу чаш и пищи. Сама куча уже начала опускаться ниже, пропадая в полу. Справа и слева от нее были такие же кучи, доставленные из других залов. СуСу почувствовала, как острые края чаш под ней начинают растворяться. Выбравшись из кучи, она стояла, зажмурившись от внезапного света и прижав руки к ушам.

Вокруг стоял ужасный шум. Кридоги выли и лаяли в прозрачных загонах, расположенных вдоль одной стены. Они кидались на вроф с обнаженными клыками. Из раскрытых пастей текла слюна. Они пытались добраться до женщины. СуСу вздрогнула. Прошло много времени, прежде чем она заставила себя открыть глаза и пошевелиться.

Затем стены передвинулись. СуСу с изумлением огляделась. А что, если она не сможет попасть к своему другу? Страх чуть не лишил ее рассудка. Она путалась в дебрях этого страха, пока не нашла другую мысль и не зацепилась за нее: «Что свободно дано, пусть вернется свободно».

СуСу вспомнила, что, когда гед принес его к стене, она слышала запах кридогов. Значит, гигант должен быть где-то здесь.

В задней части зал был разделен невысокими перегородками. СуСу направилась к ним, босые ноги бесшумно ступали по полу. Перегородки образовывали комнаты разных размеров. В первой был стол, на котором лежало какое-то оборудование, в соседней находился еще один прозрачный загон, в крышке которого были проделаны маленькие отверстия. Пара джонкилей построила в нем гнездо. Когда СуСу проходила мимо, самка прикрыла кладку яиц крыльями. За третьей перегородкой росли растения, освещенные таким ярким светом, что СуСу зажмурилась. Такого яркого света она не видела со времени Третьедня в вельде.

За следующей перегородкой она в ужасе прижала руки ко рту. На столе лежал кридог, грудь и живот его были разрезаны, мертвые глаза широко открыты. СуСу почувствовала, как к горлу подступает тошнота, но ее не вырвало. Она не ела уже два дня.

В комнатах было все: гедийское оборудование, растения и животные Кома, коробки и овалы из темного врофа, странные предметы, которым СуСу даже не могла подобрать названия. Но где же великан?

Ей ни разу не пришло в голову позвать своего друга. Звук — это лай кридогов, грубые руки и темный вкрадчивый голос внутри ее мозга, она сама, кричащая, когда его забрали за Стену. Она искала в тишине. Где же он?

Женщина обогнула еще одну перегородку и вдруг увидела того, кого искала. Гигант лежал там, куда его положил первый лейтенант, — на очень большом столе. Его огромные белые руки были прижаты к бокам, белые волосы спадали на плечи. У великана была удалена верхушка черепа прямо над бровями. Крови не было, но среди мозговой ткани, освещая складки и углубления, мерцали крохотные оранжевые огоньки. Они напоминали крохотные угли среди серого и белого пепла.

СуСу протянула руку, чтобы дотронуться до своего друга, но не смогла этого сделать — его окружала стена из прозрачного врофа, прохладного на ощупь. Женщина вытащила из кучи оборудования серый металлический прямоугольник и изо всех сил ударила по врофу. От тяжелого металла было столько же проку, как и от ее руки. СуСу терпеливо принялась искать, на что можно было бы взобраться. Из соседней комнаты притащила куб из врофа, который оказался не очень тяжелым, и встала на него, но и сверху великана закрывала такая же прозрачная стена. Наклонившись вперед, СуСу ощупала прозрачный щит и прижалась к нему щекой. Женщина ничего не чувствовала, ни о чем не думала, она застыла и словно погрузилась в стазис.

Прошло много времени, прежде чем СуСу пришла в себя и спустилась с куба. Одной рукой она оттащила его на прежнее место, другая рука еще сжимала серый прямоугольник, которым СуСу тщетно пыталась разбить вроф, но даже не оставила на нем вмятин. Лотом она вышла из комнаты.

Кридоги выли и все еще кидались на невидимую преграду. СуСу смотрела на них в полузабытьи, не зная, что делать, что предпринять. Она медленно повернулась и потащилась в другом направлении, хмурясь, будто пытаясь припомнить что-то, но так ничего и не вспомнила. Обнаженная, перепачканная соусом, хрупкая, как стекло, она бесцельно ходила по залу. Мысли путались у СуСу в голове. Но подойдя к конвейеру, она снова сосредоточилась и не раздумывая легла на пол в том самом месте, куда ее доставило поднимающее устройство. Чаши и жаркое исчезли, пол был ровный и гладкий, как и везде.

Через некоторое время он двинулся с места, и под женщиной начали появляться чаши с жарким, четверка за четверкой. Сами чаши были холодные, а там, где горячий соус касался кожи, вздулись волдыри, но СуСу их не чувствовала.

Конвейер понес ее под Эр-Фроу куда-то в сторону, а потом вверх. Над головой внезапно вспыхнул свет. СуСу открыла глаза и увидела белую тунику, висевшую там, где она ее оставила. Выступающий оранжевый круг странно светился через материю, подобно огоньку внутри белой ткани мозга великана.

38

— Теперь они не только сотрудничают между подвидами, но и переходят из одного подвида в другой, — сказал Крак'гар. Его запах удивления смешивался с феромонами остальных гедов. Энциклопедиста попросили немного подождать.

Геды не любили, когда Энциклопедист слишком опережал их мысли и реакции.

Все они видели изображение: «джелийская» женщина Джехан пресекла насилие над «делизийской» женщиной Эйрис, атаковав двух джелийцев. Потом делизийке помог джелийский лекарь, и джелийка Джехан — вместо того, чтобы остаться членом своего нового вида «делизийцев», — вернулась к джелийцам и была принята. Принята, в отличие от Дахара, которого Джела отвергла за то, что тот предложил сотрудничество — «соглашение», несмотря на то, что насилие, последовавшее за соглашением, было не внутривидовым, а обычным — делизийцы против джелийцев. В то же время делизийка Эйрис пыталась помочь джелийке СуСу, которая перешла в третий подвид — подвид больного великана с острова.

Во всем этом не было никакого смысла. Геды уже свыклись с поведением людей, как с поведением двух видов, воюющих за территорию, то же самое делали геды и люди в космосе, — а теперь некоторые люди вели себя так, будто эти два вида были одним.

— Ни один из известных в Галактике видов не проявляет к чужому виду больше приверженности, чем к своему собственному, — пророкотал Роуир конфигурацию абсолютного факта.

— Ни один. Гармония поет с нами, — отозвался Р'греф.

— Гармония поет с нами, — подхватил Враггаф.

— Ни один.

— Ни один. И пусть это длится вечно.

— Это продлится вечно.

— Женщина Джехан разговаривает с другой женщиной так, будто они обе «джелийки».

— Джехан действовала так, будто стала «делизийкой».

— Гармония поет…

— Гармония… — с феромонами страха.

Это выходило за рамки численно-рационального, это почти вышло за рамки выразительных способностей феромонных желез. Эволюционируя в медленном, устойчивом танце, где солидарность означала выживание, а перемены происходили медленно, через миллионы поколений, численно-рациональное мышление и общение запахами должны были происходить в гармонии рационального с моральным. Враггаф и Кровгиф почувствовали, что они сползают к биологическому шоку. Остальные геды плотнее прижались к ним, окружая и поглаживая, убаюкивая успокаивающими запахами до тех пор, пока угроза шока не миновала. Потом они вернулись к обсуждению, начав все с самого начала, медленно и тяжело усваивая новое, как и следовало расе, которой потребовался миллион лет, чтобы прийти от идеи колеса к идее двух колес.

Теперь настенные экраны показывали людей, которые входили в Дом Обучения и в замешательстве ждали гедов. Но геды так и не явились на занятия. Люди начали расходиться по домам.

Наконец восемнадцать гедов попросили Энциклопедиста представить изменения, которые тот внес в Ключевой парадокс. Это тоже потребовало многих часов обсуждения.

Энциклопедист не нашел разгадки Парадокса. Внутривидовое насилие было слишком тяжким бременем для численно-рационального вида, чтобы достигнуть межзвездных полетов, и все же люди достигли их. Почему так произошло?

Непонятно.

Вместо ответа, выраженного в грамматических конфигурациях фактов, подтверждающих одну из гипотез, Энциклопедист привел в расстройство все феромоны, предложив гедам забыть на время, что ответ пока не найден.

— Люди могут переходить из одного вида в другой, — мягко пророкотал он.

— Геды представляют собой другой вид. Следовательно, люди могут перейти из вида людей в вид гедов. На борту корабля такие люди могут оказаться способными предсказывать действия флота людей лучше, чем геды. Этот проект можно осуществить даже без решения Ключевого парадокса.

Восемнадцать гедов замерли как парализованные. Сами они не думали о таком способе действий, но пока смотрели на экраны, почти все одинаково реагировали, испытывали почти одинаковые впечатления, наблюдали в основном одинаковые образы — хотя и не выраженные еще в грамматических конфигурациях. В комнате витали запахи — поразительно неподвижные, заглушенные всеобщим отвращением, но они все еще были здесь: дуновение отчаяния, аромат решимости, запах загнанности в угол.

Но… люди на гедийских кораблях? Жить, питаться, работать с этими жестокими и неустойчивыми существами с широким разбросом генов, которые даже не знали, к какому виду принадлежат, и такими аморальными, что можно было заставить их забыть об этом?

Раздалось бормотание:

— Они могут менять преданность одному виду, на преданность другому, — слова звучали неестественно, не было такой грамматической структуры, которая позволила бы связать их в предложение, — и все же без Стены между…

— …придется обращаться с ними, как с гедами…

— …требования к атмосфере…

— Оружие корабля…

Это продолжалось снова и снова. Геды плотнее прижались друг к другу, и, когда в комнате запахло паникой, они без слов поняли, что уже готовы принять совет Энциклопедиста. Запах отчаяния усилился. Да, это была отчаянная мысль!

Много позже они начали обсуждать, какие принять меры безопасности, обратились к Энциклопедисту и попытались представить, как будут вести себя люди на борту корабля. Но откуда даже Энциклопедисту было знать, как поведут себя люди, если эти странные существа могли забыть важнейшее — к какому виду они принадлежат, и создать такую сложную вещь, как межзвездный корабль? Межзвездные корабли, которые отнимали гедийскую территорию и жизни гедов!

Наконец феромоны измотанных до предела гедов запахли смирением и решимостью. Отвращение отступило перед отчаянной необходимостью работать ради выживания расы. Да, они попытаются убедить несколько способных людей перейти в вид гедов. Сделают это так же, как делали «джелийцы», «делизийцы» и немой гигант — предлагая помощь, оберегая избранных от насилия, предлагая именно им, а не остальным, то, что они хотят получить.

Геды принялись составлять список имен.

39

Боль в ноге и позвоночнике прошла, уносимая вдаль блестящей рекой.

— Дай ей еще одну порцию, — сказал кто-то. Эйрис пошевелилась. — Уф — не давай ей шевелиться, пока я не зафиксирую кость!

К губам поднесли чашу. Эйрис выпила, поперхнулась и попыталась повернуть голову. Чаша последовала за ее губами. Кто-то вливал ей в горло горькую жидкость. Джехан? Но Джехан — не лекарь. Тогда кто? Кто был рядом с ней? Она не могла вспомнить…

Река поднялась и захлестнула ее снова.

— Эйрис, — позвала Ондар, — Эйрис!

Женщина открыла глаза. Она лежала на подушках в своей комнате.

Маленькая кучка делизийцев толпилась у входа, люди тихо смотрели на нее.

Ондар и Карим склонились над соломенным тюфяком. Хорошенькая Ондар выглядела озабоченной.

— Где я? — медленно произнесла Эйрис и подумала: «Как глупо». Мысли шевелились лениво, как обломки разбитой лодки на поверхности воды.

— Ты у себя в комнате, — успокоила ее Ондар. — Это от лекарства, которое она тебе дала. Она… жрец-легионер. Но она сказала, что, когда ты проснешься, это быстро пройдет. Нет, не пытайся сесть.

— Что… случилось?

Люди, стоявшие у двери, начали подходить ближе и заговорили, перебивая друг друга.

— Два делизийца…

— Одна из легионеров, девушка из…

— Калид…

— Их главнокомандующая…

— Замолчите! — крикнула Ондар. Она гневно нахмурилась и голоса стихли.

Эйрис пришла в голову глупая мысль, что когда Ондар хмурится, то становится похожей на Джехан. Джехан!

Карим выпроводил посетителей в коридор и закрыл дверь.

— Ты разве не помнишь, — мягко спросила Ондар, — что на тебя напали два легионера?..

— Не легионеры, — перебил Карим, — горожане Подонки.

— А потом сестра-легионер из твоей группы обучения — Джехан? — остановила их. Разве ты не помнишь, Эйрис?

— Это все лекарство, — мрачно сказал Карим. — Оно затуманивает разум.

Не давай ей его больше. Какого черта, мы не знаем, как оно действует на больную. Жрецы-легионеры иногда делают вещи…

— Успокойся, Карим, — остановила его Ондар.

— Я… помню, — проговорила Эйрис. Листья шар-травы, СуСу, тело со стрелой Джехан в шее — нет, это было в вельде…

— Она помнит, — Ондар повернулась к Кариму, и лицо ее стало менее обеспокоенным. — Так действует лекарство, которое дали, чтобы унять боль.

— Ондар, — позвала Эйрис.

— Что, родная?

— Ничего. Как я попала… — боль внезапно полоснула ее по ноге, и женщина вскрикнула.

— Хочешь еще лекарства, Эйрис? Жрец-легионер оставила еще.

— Я бы не давал, — вмешался Карим, — Келовар сказал…

— Келовара это не касается. Решать будет она. Ты хочешь еще лекарства, Эйрис?

— Нет. Расскажите мне… что произошло.

— Подонки-горожане сломали тебе ногу. Джехан послала за жрецом-легионером. Потом тебя отнесли к их командующей. Она и Калид встретились в Доме Обучения с Кридогами…

— Не называй их так, — резко сказал Карим.

— …и Белазир отдала тебя Калиду, и тех двоих тоже. Келовар сказал, что она была бледна как смерть.

— Ну конечно, командующая была бледна как смерть, — отозвался Карим. — Она не могла больше прятаться за утверждением, что Делизия атакует первой.

Два нападения, и оба со стороны Джелы.

Действие лекарства начало проходить, нога отчаянно болела, но Эйрис необходимо было выяснить все до конца.

— Кто… что сделали Кридоги?

— Сломали джелийцам ноги так же, как и тебе, — немедленно сказал Карим, но не взглянул в глаза Эйрис.

— Кто? — прошептала она.

Наступила тишина, а потом Карим ответил:

— Келовар.

— Не…

— Калид? Нет, — буркнула Ондар. — Командир не мог, понимаешь, не мог покалечить связанного человека.

А Келовар смог. Эйрис вспомнила его лицо. Не усталое лицо солдата, который так давно помог ей с Брил, а то лицо, которое часто бывало у Келовара в Эр-Фроу: закрытое, узкое, как река, стиснутая в смертельный поток между двух скал, которые не может сдвинуть. Келовар не раздумывая искалечил беззащитного человека!.. Дахар бы этого не сделал. Ему не пришлось бы этого делать. Но все же с ним тоже что-то произошло. Он был очень странным вчера у Серой Стены: «Что произошло сегодня утром? Что ты сделал?» — спросила она его тогда. Вот, оказывается, что: Кридоги — это план Дахара, а не главнокомандующей, которая во время наказания выглядела больной. И все же Дахар вернулся, чтобы сказать ей, как приготовить лекарство для СуСу…

— Эйрис — с тобой все в порядке? Ты, кажется…

— Я покалечена? Навсегда?

Ондар и Карим обменялись взглядами.

— Я буду снова ходить?

— Конечно, будешь, — успокоила ее Ондар, но Карим тотчас прервал ее и наклонился к Эйрис.

— Лекарь не смог сказать наверняка. Все зависит от того, как срастется кость. И хотя мне неприятно это говорить, но их лекари лучше наших — они спасали легионеров, которые… Наша такая молодая, Эйрис, всего лишь девочка, она могла ошибиться. Ты должна спокойно лежать и не двигать ногой.

— Я принесу тебе еду, — быстро сказала Ондар. — И буду ухаживать за тобой. Только раздели со мной замок.

— Как же она сумеет, — вмешался Карим, — приложить свой палец рядом с твоим, если она не может двигаться?

— Эйрис, — окликнула больную Ондар, — почему ты молчишь? Ты же не думаешь о… У меня когда-то был любовник, которого ранило в сражении, и чтобы не жить калекой он… ты же не собираешься…

— Нет, — сама удивившись своему ответу, проговорила Эйрис. — Я не стану ничего с собой делать, не бойся.

— Надо пригласить хорошего лекаря, — продолжала Ондар. — Эта очень молодая. Джелийцы тебя искалечили, так могли бы прислать своего жреца-легионера, постарше, поопытнее…

— Нет, не надо, — сурово посмотрел на свою подругу Карим.

— Их первый лейтенант, — продолжала Ондар, очевидно, стараясь отвлечь Эйрис от боли, — этот жрец-легионер, его выгнали из легионеров. Ты об этом слышала, да, Эйрис? Ты знаешь, что сейчас вечер, и ты пролежала в забытьи весь день из-за этого лекарства? Их первый лейтенант, кажется, был на занятиях в твоей группе? Тогда ты должна знать, как его зовут. Его выгнали из легионеров. Навсегда.

— За что? — Эйрис повернулась к Кариму. — Я ничего не слышала.

Мужчина пожал плечами.

— Никто не знает. Как можно понять джелийцев? Все они кровожадные.

— Эйрис, нога… сильно болит? Что с тобой?

— Хочется спать. Да, я бы поспала.

— Я приду к тебе утром, — Ондар поднялась. — Если понадобится, выпей джелийское лекарство.

— Постарайся обойтись без него, — посоветовал Карим.

Мужчина и женщина уже стояли у двери, когда Эйрис окрикнула их:

— Ондар, Карим… спасибо вам за доброту. В Эр-Фроу… иногда мне кажется, что в Эр-Фроу не так уж много осталось добрых людей. Спасибо.

На мгновение лицо Ондар изменилось, и Эйрис увидела в нем под маской бодрости и веселости, скрытую боль. Вероятно, Ондар пережила в Делизии какое-то горе, о котором старалась позабыть. Женщина как-то натянуто улыбнулась и вышла из комнаты.

Оставшись одна, Эйрис закрыла глаза. Боль в ноге становилась все сильнее. Интересно, насколько усилится боль, когда действие лекарства пройдет окончательно?

Искалечена… Эйрис открыла глаза, и увидела, что в темноте на нее смотрит оранжевый круг. Мысли путались. Куча оборудования, сваленного на полу — провода, призмы, элементы, магниты, — казалась неестественной в тусклом оранжевом свете. О, этот неестественный свет! Эр-Фроу умирал от недостатка света. Стена и купол, которые не пускали в город свет и холод Кома, создали Эр-Фроу, а теперь они же его убивали.

Какая-то мысль мелькнула в голове женщины при слове свет… боль заглушила эту мысль… Геды создали Эр-Фроу. Геды, которые слушали что-то внутри шлемов без проводов… прислушивались к чему-то. К чему? Как звук мог проникнуть в шлемы без проводов? Было хоть что-нибудь, чего геды не могли сделать, чего они не знали? Каким образом им стало известно о первом убийстве в Эр-Фроу, ведь все они на ночь заперлись в Стене? Как Гракс узнал, что великану-варвару настолько плохо, что он не может сам дойти до Стены, ведь когда великан выходил из Дома Обучения, он еще мог передвигаться? Никто не мог сказать Граксу, насколько быстро великану становилось хуже. Об этом знали только она и СуСу, но они не сообщили об этом Граксу из-за странного упрямства девушки… Даже слушая их разговоры, Гракс не мог узнать, как плохо великану, никто не говорил о его болезни при чужаке. И тем не менее он обо всем узнал. Каким образом?

На стене горел оранжевый круг. Эйрис перевела взгляд с круга на призмы и электромагниты, стоявшие на полу, потом снова на оранжевый круг и снова на призмы. Туда и обратно. Если она обопрется обеими руками о подушки и подтянется, то сможет сесть. Острая боль резанула по ноге, но Эйрис почти на заметила ее. Пядь за пядью она продвигалась на подушках к стене.

Оранжевый круг переходил в стену без всякий швов, хотя и не был сделан из того же врофа. Стена была гладкой, и ничего нельзя было подковырнуть, никак нельзя узнать, что спрятано за оранжевым кругом. Эйрис прижала ладонь к кругу, сквозь руку просвечивал слабый оранжевый свет.

Нет ничего, что не могли бы сделать геды. Оранжевые круги были повсюду в Эр-Фроу, в каждом коридоре и комнате, с наружной стороны Дома Обучения.

Те, что находились возле лестниц, были большего размера и выступали из стены. Для чего они существуют? Наверное, для того чтобы смотреть вокруг и за всеми наблюдать. Наблюдали за СуСу и варваром, за Ондар и Каримом, за нею и Келоваром. Да, да, это именно так!

Стиснув зубы от боли и гнева, Эйрис дотянулась до кучи оборудования и извлекла из нее то, что ей было нужно. Оранжевые круги в комнатах не выдавались из стены. И все, что могла сделать Эйрис, это сложить в шесть раз кусок плотной ткани так, чтобы сквозь нее не пробивался оранжевый свет, и приклеить эту ткань на стену хондром, липким соком, который она выжала из одного растения, чтобы посмотреть, как он выглядит под увеличителем гедов.

Почему геды не сказали, что наблюдают за людьми? Ничего не сказали!

Интересно, кем мы им кажемся, когда едим, моемся, любим друг друга под этим огромным, скрытым увеличителем? И почему они наблюдают за нами тайно?

Или это не тайна? Возможно, они просто ждут, когда им зададут вопрос? И скажет ли Гракс правду, если она этот вопрос задаст? Да, надо обязательно спросить геда об этих оранжевых кругах…

Мозг Эйрис лихорадочно работал, и сон пришел не скоро. Она спала очень чутко и немедленно проснулась, когда отворилась дверь. «Нет, — подумала Эйрис, — я не хочу, чтобы он был здесь». Дверь мгновенно закрылась, но она все же успела разглядеть силуэт человека, скользнувшего в комнату. Нет.

— Келовар, — устало произнесла Эйрис. — Я не хочу…

Наступила напряженная тишина.

— Это я, Дахар, — послышался наконец ответ.

Женщина вздрогнула и попыталась сесть на подушках. Боль отозвалась в ноге. Дахар не шевелился. Эйрис скорее ощущала, чем видела его в кромешной темноте комнаты.

— Как… как ты сюда попал?

— Мне помог Гракс, дал устройство открывающее замки. Такое же, как и то, которым он открыл дверь комнаты варвара.

— Зачем?

— Зачем он дал мне устройство или зачем я воспользовался им, чтобы прийти сюда? — резко спросил Дахар.

— Да, я хочу знать и то и другое, — выдохнула Эйрис.

Темноту вдруг рассеял неяркий свет. Это Дахар нажал на оранжевый круг через сложенную ткань. В первое мгновение Эйрис зажмурилась, когда же она открыла глаза, то увидела, что Дахар стоит рядом с ней и рассматривает ее больную ногу.

— Жрец-легионер, которая тебя лечит, не очень опытная. Я хочу осмотреть твою ногу сам.

Дахар не смотрел на женщину, но она видела его лицо На нем была написана горечь, усталость и отчаяние. Такое же отчаяние она испытала в первые дни в вельде, в первые дни изгнания: «Продолжай двигаться, не останавливайся, продолжай двигаться!» — думала она тогда. И сейчас, глядя на лицо Дахара, видела в нем такое же отчаяние.

— Ты не должен был приходить сюда, — прошептала она. — Это слишком опасно.

— Я могу заново вправить кость. Я сделаю это лучше.

— Дахар, ты слышишь меня? Если они найдут тебя здесь…

— Я могу заново вправить кость, — повторил он с усталым упрямством в голосе.

— И я смогу снова ходить?

— Дай мне взглянуть. Я могу заново вправить кость.

Женщина кивнула. Дахар опустился на колени, снял шину, которую сестра-легионер наложила на ногу, и ощупал сломанную кость. Эйрис вскрикнула. И тут же у нее промелькнула мысль: «Если кто-нибудь услышал ее и пошел за Келоваром, чтобы открыть дверь…» Текли минуты. Но никто не появился.

— Дахар. Если я закричу и кто-нибудь придет…

— Кто еще может войти к тебе, кроме Келовара?

— Никто. Но Келовар…

— Я знаю Келовара, — как-то отрешенно произнес жрец. В его голосе слышалась беспредельная усталость. — Он должен понять, что я могу заново вправить кость. Если я этого не сделаю, ты никогда не сможешь ходить, останешься калекой на всю жизнь…

Эйрис пожала плечами и попыталась сосредоточиться.

— Подожди, — тут есть лекарство, которое мне дала твоя жрец-легионер…

— Не моя, — раздраженно произнес Дахар и пристально посмотрел на женщину. Его черные джелийские глаза ничего не выражали. — Какое лекарство? Где?

— Здесь, в чаше.

Он поднес ее к носу, понюхал, капнул лекарство на язык.

— Да. Отлично. Это поможет унять боль.

— Прошлый раз я отключилась на целый день.

— На этот раз такого не будет. Оно простояло слишком долго. Но твои мысли могут начать путаться.

— Если так, то я снова могу закричать, и кто-нибудь позовет Келовара открыть дверь…

Мгновение жрец смотрел на дверь оценивающим взглядом опытного солдата, затем его взгляд потух, и он отвернулся от Эйрис, будто не хотел, чтобы та видела, что отразилось в его глазах. Затем жрец снова повернулся к ней и протянул лекарство. Эйрис выпила. Все закружилось у нее перед глазами, мозг затуманился, но боли она не почувствовала.

И все же, когда Эйрис пришла в себя, губы у нее были искусаны до крови, а в глазах стояли слезы.

— Я? Я… не?.. — Эйрис что-то хотела спросить, но не смогла — лекарство все еще действовало. Не могла она и вспомнить, что хотела спросить и почему спрашивала.

— Нет. Нет, ты не кричала, успокойся. Подожди, мне надо перевязать тебе ногу. — Жрец занялся перевязкой, а женщина наблюдала за ним так, словно нога принадлежала не ей, а кому-то другому. Это было странное ощущение.

Она чувствовала себя самой собой и одновременно кем-то другим, понимала, что так действует наркотик.

— Теперь я буду ходить как и раньше? — спросила Эйрис отстраненно, как будто речь шла не о ней.

— Когда нога заживет.

— Дахар…

— Тебя не тошнит?

— Нет, — Эйрис вдруг рассмеялась звонко, как девочка. Это показалось ей странным, и она нахмурилась, потом засмеялась снова.

— Все в порядке, не беспокойся. А нога действительно заживет?

— Да.

— Почему ты пришел вправлять ее?

Дахар не ответил. Лицо его снова превратилось в маску, на которой были написаны усталость и горечь.

— Ты пришел, потому что думал — я пострадала из-за тебя. Из-за того, что ты придумал это Соглашение Кридогов и двое джелийцев напали на меня. — Эйрис слышала свой голос издалека, и понимала, что это говорит наркотик, что без него она никогда не смогла бы сказать правду — Это Келовар тебе обо всем рассказал? — спросил он.

— Нет. Я уже сказала тебе, что мы расстались. Я сама обо всем догадалась. Возле Стены. Они изгнали тебя, да? Из Джелы?

Жрец поднялся и направился к двери. И услышал слова, которые она проговорила ему вслед:

— Но ты пришел помочь мне не только поэтому. Нет, Дахар. Ты совершил над собой насилие, чтобы прийти сюда? Ты рисковал жизнью, чтобы помочь делизийке. Ты пришел, потому что я — делизийка. Ты нарочно нанес себе эту рану.

Дахар повернулся и посмотрел на женщину в упор.

— Да, — продолжала она, слегка улыбаясь и все еще находясь под воздействием наркотика, — ты хотел помочь делизийке. У нас, стеклодувов, говорят, что, «когда печь слишком горяча, она ищет малейшую трещину». Ты когда-нибудь слышал это? Нет, конечно, нет. Ты никогда не работал со стеклом. Эмбри спросила меня, что это значит. Она тогда делала синюю бутыль… — Что она говорит? Эмбри… При имени дочери у нее закружилась голова, но она продолжала говорить точно в бреду. — Ни разу в Эр-Фроу я не произнесла этого имени… Никогда…

— Кто это — Эмбри? — мягко спросил Дахар.

— Моя дочь, — Эйрис закрыла глаза. — Моя дочь… в Делизии.

Мгновение он молчал.

— Почему ты оставила ее там?

— Мне пришлось. Меня изгнали из города.

— Почему?

— Я сделала фигуру из стекла. Двойная спираль синяя с красным. Двойная спираль джелийских жрецов-легионеров Его рука замерла под ее ладонью. Головокружение и усталость навалились на Эйрис, и она закрыла глаза.

— Я сделала ее потому, то это было красиво. Не потому, что это джелийский символ, а просто оттого, что это красиво. Красиво. Тебе это не кажется смешным, Дахар? Красота целительной эмблемы жрецов-легионеров изгнала меня из Делизии в Эр-Фроу, где изгнанный жрец-легионер рискует жизнью, чтобы вылечить меня, потому что я делизийка.

— Я пришел не потому, что ты делизийка, — сказал Дахар.

— Нет, — возразила Эйрис. — Потому.

Дахар взглянул вниз, на ее правую руку, лежавшую у него на запястье. За минувшие десятициклы красные шрамы на ее большом пальце побелели и превратились в тонкие длинные полоски уплотненной кожи.

— Да, — наконец произнес Дахар. — Потому.

Эйрис вдруг почувствовала себя замерзающей и потерянной. От нескрываемой печали в его голосе ее гнев прошел, но боль все еще пульсировала в ноге.

— Я ошибся. Ты не делизийка, — вдруг проговорил жрец.

Эйрис не поняла его и нахмурилась.

— Ты больше не делизийка. Делизия изгнала тебя. Они не смогли понять, что такое твоя скульптура, они не могут понять, что такое наука гедов — и Джела тоже не может И Джела тоже.

Взгляд Дахара скользнул по комнате, и он словно впервые увидел здесь оборудование гедов — провода, элементы, призмы. Он взял в руки обогревающее устройство.

— Что это?

— Устройство для тепла. Очень пригодится охотникам в вельде или детям, родившимся в Третьеночь.

Эйрис наблюдала, как он разглядывает ее изобретение.

— Это Гракс сказал тебе, как сделать устройство?

— Нет. Но я использовала то, что он показывал в Доме Обучения.

Жрец положил устройство на место и жестко произнес:

— Ты понимаешь, что геды могут дать Кому? Не игрушки, не оружие, не драгоценности — науку! То, о чем мы никогда не думали, то, о чем мы даже и не мечтали… Почему остальные люди не могут понять это? Белазир, Калид, Исхак — они вовсе не дураки, так почему же они не понимают? Все, что мы знаем и умеем, Делизия или Джела — неважно, не может сравниться с тем, что знают и умеют геды. За все годы на нашей планете не произошло ничего более важного, чем появление гедов. Ничего! Это Эр-Фроу. Это… — Его голос задрожал и вдруг осекся. Эйрис услышала нотку неуверенности и поняла, что Дахар тоже сомневается в гедах. Он преклоняется перед знаниями чужаков с благоговением, похожим на отчаяние, сознавая могущество их науки, которая могла захватить, потрясти и опустошить человеческий разум с силой землетрясения, всколыхнувшего застоявшееся болото. За это землетрясение он мог заплатить любую цену — он, который привык думать не о цене, а о чести.

Но, несмотря на все это, землетрясение выбило у него из-под ног привычную почву, и ему пришлось призвать всю свою волю, чтобы устоять, хотя он прекрасно понимал, что скоро под ногами появится новая плодородная земля, на которой, однако, не окажется убежища. И некому будет поддержать его.

Эйрис ценила мужество Дахара. Но ее тронуло именно то, что он колеблется, — это значило, что жрецу тоже было страшно. Он ясно видел пропасть, которая лежала между знаниями гедов и навыками жреца, но, несмотря на это, не отвернулся от знаний. Пропасть эта не сделала его безжалостным, как Келовара, не сломала, как СуСу, не заставила, подобно Кариму, отмахнуться от гедийской науки, как от чепухи. Дахар все видел и все понимал, осознал весь ужас того, что увидел и понял, но ни от чего не захотел отказаться. И в этом его поступке Эйрис почувствовала ум и мужество, которых она не встречала ни в ком в Эр-Фроу.

Осторожно, она сняла ладонь с его руки. Дахар стоял неподвижно, не глядя на нее.

— Но ты-то понимаешь, что такое наука гедов, Эйрис Правда? Я наблюдал за тобой в Доме Обучения… — он снова замолк.

Она поняла, почему он замолчал, лучше, чем он сам Брат-легионер не мог говорить с делизийской женщиной с тем чувством, которое слышалось в голосе Дахара: с уважением. Может ли вообще брат-легионер смотреть на какую-нибудь женщину с уважением? Только на сестру-легионера, которой он никогда не касался Наверное, и Дахар спал только с проститутками, как…

Эта же мысль вывела ее из себя утром у Серой Стены Сколько же проституток было в джелийских залах? Одна из них СуСу, почти девочка, недавно жестоко избитая легионерами.

— Я наблюдал за тобой, — продолжал Дахар, почти с издевкой. — И я не заметил, что ты из Делизии, ты из Эр-Фроу. Тебе тоже нужны наука гедов и их город.

Она замерла. Дахар сел рядом с ней, держа в руках обогревающее устройство. Джелиец отвернул от женщины усталое лицо. Напряжение росло, осязаемое и хрупкое, как стекло. Если она дотронется до него, что тогда?

Он не солдат. До вчерашнего дня он был джелийским легионером, врагом, и касался только проституток.

— Нет, я не из Эр-Фроу, — проговорила она резче, чем хотела. — Я — не делизийка, не джелийка, не гед, я — ничто. И ты тоже. Изгнанники — вот кто мы такие!

Он помолчал, а потом, к ее удивлению, мягко спросил:

— Сколько лет твоей дочери?

— Одиннадцать.

— А с кем она сейчас?

— С сестрой моей матери. Она будет хорошо за ней присматривать.

Только… — женщина не смогла закончить.

— Только без тебя.

— Только без меня.

— Кто ее отец?

— Солдат. Он умер. Давно умер.

— Пал в бою? — спросил Дахар уже другим тоном.

— Нет, он умер от болезни. Лекарь не знал, что с ним. Делизийские лекари не так искусны, как твои… бывшие… собратья…

— Бывшие, — повторил он с такой горечью в голосе, что Эйрис вздрогнула.

Но тут же взял себя в руки и снова спросил спокойно:

— Он был твоим… супругом?

— У нас все не так, как у джелийских горожан, — начала она и стиснула руки. — Он был моим возлюбленным. Мы не были супругами на… на всю жизнь.

Дахар ничего не сказал, и Эйрис попыталась объяснить ему то, что было так естественно для нее и абсолютно непонятно для него.

— В Делизии дети живут в семье своей матери. Возлюбленные приходят и уходят, а дети остаются с матерью. Мой брат тоже живет в доме моей матери.

— Значит, твой возлюбленный был солдатом… — без выражения произнес Дахар.

Эйрис почувствовала, что начинает сердиться, она поняла — Дахар осуждает ее, и ей это не нравилось.

— Да, конечно, он был солдатом. Кем же еще он мог быть, если Джела постоянно воюет с Делизией?

— Горожане не становятся легионерами.

— В Делизии они могут стать солдатами. Скажи, а в Джеле дети становятся легионерами только, если их мать — легионер?

— Да, и мать и отец. В Джеле дети знают, к какой касте принадлежат их отцы.

— Особенно если они дети проституток.

— Да.

— Проститутки, как СуСу. Этих женщин считают отбросами, их использует каждый, кому не лень, даже если «проститутка» — делизийская пленница, захваченная в бою…

— По-твоему, это хуже, — начал он холодно, — чем солдаты, родившиеся от слабых, больных горожан, чем женщины-солдаты, которым время от времени приходится оставлять свой легион, чтобы рожать детей?

— Да, — отозвалась Эйрис, — гораздо хуже. — Она была раздражена и разочарована: все-таки Дахар оставался братом-легионером, он по-прежнему мало изменился, хотя его и изгнали из Джелы.

Дахар вытянул руки перед собой ладонями вниз, с усталым видом бесцельно разглядывая свои пальцы.

— Я говорил, что здесь не Джела, а Эр-Фроу. У гедов есть… много такого, в чем я был уверен раньше, но теперь сомневаюсь…

Прежде чем Дахар успел подняться, Эйрис потянулась к его руке и сжала кончики его пальцев. Она лежала неподвижно, но даже сейчас, несмотря на наркотик, нога все еще болела. Она по-детски крепко зажмурилась и тут же пожалела об этом. Дахар стоял неподвижно, не отнимая у нее своей руки.

Потом вдруг опустился на подушки рядом с Эйрис и закрыл лицо ладонью. У него тряслись губы.

Она положила его голову себе на грудь и обняла его Дахар вздрогнул и прижался к ней теснее. Они оба были изгнанниками, одинокими во всем мире и в Эр-Фроу. Но теперь это одиночество, кажется, кончилось… Дахар заснул как убитый, Эйрис боялась пошевелиться, чтобы не разбудить его, но боялась и позволить ему спать долго, потому что не знала, скоро ли рассвет. Но у Дахара была годами выработанная привычка легионера просыпаться именно тогда, когда надо. Он поднял голову и взглянул в лицо Эйрис. Огромные темные круги залегли у него под глазами.

— Я не проститутка, — прошептала Эйрис.

— Нет! Нет!

— Я сама выбираю, Дахар.

— Твоя нога…

— Я даже не чувствую ее. И я сама выбираю. Как выбрал ты, придя сюда.

Откуда ты знал, где моя комната?

Он улыбнулся уголками губ:

— Последняя справа в третьем коридоре. Я слышал, как ты однажды сказала это одной женщине в Доме Обучения.

— И ты запомнил?

Он медленно оглядел комнату, оборудование гедов, устройство, которое она сделала, используя непонятную для них обоих силу.

— Да, запомнил.

Он все еще медлил, смущенный и нерешительный. Эйрис приблизила свои губы к его губам…

40

Гракс смотрел на пустой экран и вдруг услышал голос Дахара: «Да, запомнил». Однако изображения на экране не было, он показывал только затейливо переплетающиеся узоры ткани, которую Эйрис приклеила на оранжевый круг. Гракс нахмурился. Мышцы в углах его рта напряглись, легкая складка пробежала по лбу под третьим глазом, который был чуть больше двух других. Но Гракс даже не заметил, что нахмурился, его феромоны не изменили запаха. Роуир и Крак'гар сидели, повернувшись к нему спиной, занятые собственной работой. Ни один из них ничего не заметил. Ни один из них не проводил долгие часы с Дахаром в пустом Доме Обучения. И ни один из них не смог бы узнать человеческий жест в движении Гракса. Если бы Гракс увидел что-нибудь подобное на их лицах, он, возможно, тоже не понял, что это такое.

Хмурясь, гед продолжал смотреть на экран.

41

Эйрис лежала в одиночестве, глядя на дверь, которая только что закрылась за жрецом. Полоска оранжевого света прорезала темноту, задержалась на мгновение, и Дахар исчез.

«Я так и не рассказала ему, — подумала Эйрис через какое-то время, — о слушающих шлемах гедов, об их оранжевых зрячих устройствах». «Я наблюдал за тобой и увидел Эр-Фроу». «На Коме не происходило ничего более важного, чем появление гедов, гедийская наука…» — вспомнила она слова жреца и еще раз пожалела о том, что ни о чем ему не рассказала.

Внезапно дверь открылась снова. Эйрис вскинулась и схватилась за одеяло, чтобы прикрыть наготу.

— Эйрис, — начала Ондар, — я пришла помочь тебе помыться. Ты хочешь есть? Как нога?

Позади женщины в коридоре стоял Келовар. Он открыл Ондар дверь, которая иначе не смогла бы сюда попасть.

— Что с твоей лампой? На ней тряпка. Зачем ты закрыла свет? — удивленно спросила Ондар.

— Он… резал мне глаза.

Ондар через ткань нажала на круг. В одной руке она держала миску с теплой водой, в другой — чаши с едой.

— Это, наверное, от лекарства, — бодро сказала она. — Келовар, ты идешь?

Но солдат не пошевелился, а Эйрис не решалась взглянуть на него. Ондар, слегка хихикнув, вытянула ногу назад и слегка толкнула дверь. Она захлопнулась. Ондар усмехнулась.

— Иногда с мужчинами можно поступать только так! Как твоя нога? Я не собираюсь снимать шину, но поставлю воду здесь и когда… — она резко остановилась.

Эйрис продолжала смотреть на оранжевый круг, закрытый тканью, потом перевела взгляд на Ондар, которая широко открытыми от удивления глазами смотрела на разбросанные по полу подушки. Нос ее слегка наморщился. Эйрис поняла: женщина догадалась, что здесь только что занимались любовью.

— Келовар? — спросила Ондар с сомнением.

— Нет.

— Тогда кто?

— Не спрашивай меня об этом.

Ондар лукаво улыбнулась, но, почувствовав напряжение в голосе Эйрис, погасила улыбку, а Эйрис ругала себя за то, что делала тайну из того, что не могла и не хотела скрывать. Она снова почувствовала себя усталой и измученной. Ногу пронзила острая боль. Ондар мяла в руке полотенце.

— Конечно, я не хотела бы вмешиваться… — хихикнула она. — Но с такой ногой… Должно быть, тебе очень не терпелось, да и ему тоже!

Эйрис почувствовала, что сейчас у нее начнется истерика, и с трудом взяла себя в руки. «Осторожно, нужно быть осторожной, иначе ты навредишь Дахару», предупредила она себя и улыбнулась подруге. Эйрис не могла не ценить доброту Ондар. Среди опасных зверей, которые населяли Эр-Фроу, она почти забыла, что на свете еще есть доброта.

— Почему ты так обо мне заботишься? — спросила Эйрис, когда Ондар принялась обмывать ее здоровую ногу.

— Почему бы и нет? Ты бы тоже помогла мне, если бы на меня напали… мерзавцы-джелийцы… О, извини. Я не собиралась говорить… об этом.

Скажи, а геды знают о проводах и штуках, которые свалены у тебя в комнате?

Эйрис не могла удержаться и взглянула на закрытый оранжевый круг.

— Да, знают.

— Верно, их не очень-то беспокоит, что ты собираешь все эти штуки.

Дай-ка я переверну тебя. Больно?

Эйрис вскрикнула, потом спросила:

— Ты доверяешь гедам?

— То есть как это — доверяю?

— Ты веришь их словам о том, что они якобы помогают нам потому, что мы знаем так мало, а они так много?

— Мы знаем достаточно! — отрезала Ондар, и в ее тоне Эйрис расслышала уже знакомый отказ гедам в какой-либо значимости: «Мы не меньше оттого, что они больше». — Мы прекрасно справлялись со своими делами в Делизии до того, как пришли геды, и мы… Делизия будет жить, когда закончится этот год и они уйдут.

— Ты вернешься назад, в Делизию? — Эйрис пыталась направить разговор на свою подругу, чтобы та снова не коснулась опасной темы.

Но лицо Ондар захлопнулось, словно ящик. Через минуту она сказала:

— Эйрис, я хотела спросить еще вчера. Что ты делала одна возле пустующего зала? Он гораздо ближе к джелийским постам, чем к нашим.

— Он не пустует. Там живет молодая женщина, почти ребенок. Ей очень плохо сейчас. Я несла ей лекарство от боли.

— Какая женщина, я ее знаю?

Эйрис ответила осторожно, будто прилаживая провод к незнакомому элементу:

— Нет, ты ее не знаешь, это джелийская проститутка.

— Джелийка! Зачем ты… О, я слышала об этом. Это та самая, которой ты помогла, когда ее дружок был болен, так? Она убежала к нему от джелийских легионеров. Этот огромный варвар и крохотная девочка… она выглядит не старше одиннадцати. Почему она там одна? Что случилось с великаном?

— Он умер.

Ондар выжала полотенца.

— У тебя девочка такого же возраста… Мне тоже жаль эту проститутку, она почти ребенок… Их легионерам нравится, когда это делается насильно, ты же знаешь. Животные! Должно быть, ее тоже захватили в плен из какого-нибудь племени варваров — она меньше ростом, чем любая джелийка, которую я видела в Эр-Фроу. Я никогда не слышала, чтобы кто-нибудь рассказывал, что она умеет говорить. Она что, немая?

— Нет.

— И говорит с джелийским акцентом?

— Да.

— Но тогда зачем ты ей помогала?

«Будь осторожна», — снова предупредила себя Эйрис.

— Потому что она такая маленькая и беззащитная. Ондар, у тебя были дети?

Лицо Ондар снова замкнулось, будто в ее душе захлопнулась дверь.

Женщина поднялась.

— Я закончила. Еда здесь, Эйрис. Ешь, пока она горячая. Я зайду позже, после Дома Обучения.

— Прости, Ондар. Я не хотела задавать ненужные вопросы…

— Забудь об этом! — Ондар вздрогнула, встала спиной к Эйрис, но через несколько секунд повернулась к ней лицом, широко улыбнулась, затем сказала решительно:

— Мне надо идти в Дом Обучения. Кстати, ты знаешь, что вчера не прошло и часа с начала занятий, как все геды ушли? Все. Ушли, да так и не вернулись. И мы, конечно, тоже ушли. Я должна… Мне надо… — Голос Ондар споткнулся, женщина стремительно направилась к выходу.

Эйрис долго лежала не шевелясь. Она думала о СуСу, такой одинокой в пустом зале, об Ондар, которая, возможно, отправилась с Каримом в свою комнату, а вовсе не в Дом Обучения, о Дахаре — прежде всего о Дахаре, потому что не знала, где он, не грозит ли ему опасность. Она не спросила, куда он идет, не успела. Пустят ли его в зал легионеров ведь он больше не брат-легионер? А может быть, он пошел к джелийским горожанам или в Дом Обучения, к гедам?

Потом Эйрис стала размышлять о гедах, которые наблюдали за людьми в каждой комнате Эр-Фроу. А может, она ошибается, думая, что оранжевые круги это глаза, а не что-то еще абсолютно ей неизвестное, какое-то другое изобретение гедов. Эйрис стиснула руки. Она сомневалась, понимает ли хоть что-нибудь здесь.

Наконец ей удалось заснуть, но сон ее был беспокойным. Проснулась она от страшной боли в ноге — джелийское лекарство наконец перестало действовать. Сколько времени прошло с тех пор, как ушла Ондар? Эйрис не знала, у нее не было чувства времени, как у брата-легионера. Кто-то настойчиво постучал в дверь. Больная нашла в себе силы дотащиться до двери и открыла ее, хотя чуть не потеряла сознание. В комнату проскользнул Карим. В руках у него был, как показалось женщине, какой-то узел. Но это оказалась СуСу, обнаженная и чем-то перепачканная.

— Положи ее в угол, Карим — да нет же, в угол, подальше от этих проводов, — сказала Ондар, которая вошла в комнату следом за Каримом. — Принеси мне воды из бани, много воды, чистое одеяло из нашей комнаты и чашу фруктовой каши. Фарима продавала сегодня утром свежую. Эйрис, у тебя есть еще одно полотенце?

СуСу, перемазанная соусом от жаркого, лежала с широко открытыми глазами. На теле у нее вздулись волдыри от ожогов. Казалось, она была мертва.

— Мы нашли ее на полу, в зале варвара, рядом со столом для раздачи пищи, — сказала Ондар. Карим нахмурился. Судя по всему, ему не нравилось принимать участие во всем этом. — Просто лежала там. СуСу не смогла пошевелиться, даже когда Карим поднял ее. Ни один другой солдат не захотел сделать этого. Я и сама могла бы поднять эту девочку. Взгляни на нее — словно тростинка!

Но Эйрис смотрела на то, что было зажато в руке СуСу. Ондар тоже заметила этот странный предмет и поспешила разжать пальцы девочки.

— Что это?.. Увеличитель гедов! Зачем он ей понадобился? — удивилась женщина.

Эйрис замерла. В тот краткий миг, когда Эйрис взглянула на темно-серый металлический прямоугольник в руке СуСу, в голове у нее возникли и закрутились страшно взволновавшие ее мысли: Карим нес СуСу, прижимая ее к себе правым боком, значит, прямоугольник был скрыть от оранжевых кругов, находившихся в коридоре и в нижнем зале. Ондар сказала «увеличитель», потому что прямоугольник был похож на коробку, которую геды показывали людям. Эйрис отчетливо представила себе Дахара и Гракса, с трудом тащивших тело варвара, увидела, как открывается Стена, как Гракс нажимает на углубления темно-серого прямоугольника и как исчезает и меняет форму вроф.

Вытянувшись во весь рост и даже не почувствовав боли, Эйрис вынула коробку из сжатых пальцев СуСу. Голова у нее закружилась… Гракс извлек эту коробку из-под своей одежды, как же СуСу смогла забрать ее у одного из гедов?

Дверь снова открылась. Решив, что это опять Келовар, Эйрис спрятала темную коробочку под подушку, на которой лежала.

— Я же сказала тебе, Келовар… — начала Эйрис и разглядела, что перед ней стоит не солдат, а Гракс.

Ондар, никогда прежде не видевшая оранжевого лоскута намотанного вокруг большого пальца геда, судорожно вздохнула и отступила в сторону. Эйрис почувствовала, как сердце бешено застучало у нее в груди, хотя какая-то часть ее мозга холодно отметила, что раньше она не смогла бы отличить Гракса от других гедов. Когда же она научилась это делать?

— Как ты вошел сюда? — спросила Ондар, потом вспомнила, с кем говорит, и закусила губу.

— Этот оранжевый вроф открывает любую дверь в Эр-Фроу, — ответил Гракс.

Карим тихо, но угрожающе зашевелился. Гракс, казалось, не обратил на это никакого внимания. В другой руке он держал что-то, сделанное из ткани и металлических трубок, ткань — в отличие от той, которая была на подушках и преобладала в Эр-Фроу — была абсолютно черной.

— Это для тебя, Эйрис, — спокойно произнес Гракс. — Устройство предназначено для поврежденных суставов гедов, но я его переделал, чтобы подошло тебе.

Он поставил предмет на пол и дотронулся до одной из трубок, на которой вроф образовывал ровный овал. Трубки превратились в открытый каркас, стянутый двумя кусками ткани. Ондар прижала руки ко рту — предмет плавал над полом на уровне коленей.

Одним быстрым движением Гракс наклонился и поднял Эйрис. Боль резко отозвалась в ноге, и она вскрикнула, не только от боли, но и от внезапного испуга. Ей вспомнилось, как гед нес варвара внутрь Стены. Руки Гракса, державшие ее, были вовсе не руками, в обычном смысле слова, женщину поддерживал вроф — твердая, прозрачная броня, окружавшая геда и его воздух. Ондар рванулась вперед, но подбежав к подруге, остановилась, не зная, что делать дальше. Тем временем гед успел положить Эйрис на стул, и чудо свершилось.

Больная сидела на одном куске ткани, другой кусок поддерживал ей спину.

Металлические трубки окружали сломанную ногу, которая внезапно перестала болеть.

— Что происходит? — спросила женщина.

— Твоя нога сейчас находится в заряженном поле, — объяснил Гракс. — Она в другом пространстве-времени, не в том, где боль.

Эйрис изумленно взглянула сначала на геда, потом на свою ногу. Ее окружал едва заметный слой, не тот блеск, что окружал стены из врофа, а словно сгустившийся воздух. Казалось, ногу окутал легкий туман.

— Это сила, природу которой ты пока не сможешь понять, — продолжал Гракс, — как раньше не могла понять электричества. Та сила, которая сейчас поддерживает твою ногу, переносит корабли между мирами. Ты сидишь в единственной такой… машине в Эр-Фроу, единственной машине в этом мире. Я покажу тебе, как управлять ею.

И гед объяснил Эйрис, как надо нажимать на черный овал левой рукой.

Стул, сделанный из черной ткани, двигался вперед, в стороны, поворачивался, медленно описывая четкий эллипс. Ондар в страхе прижалась к Кариму, а Эйрис подумала: «Но я же не левша, мне легче нажимать на овал правой рукой!»

Ее собственная глупость, явная неблагодарность и недальновидность поразили женщину. Затем последовал всплеск ужаса, подобный тому, который она испытала первый раз в Стене, когда магниты потянулись один к другому, и она приняла их за странных зверей, живых и прожорливых. Потом ужас и замешательство исчезли, и больная поняла, что это новое изобретение гедов, они научились использовать такие естественные силы, как солнечный свет, скрытый от людей просто потому, что Ком еще не повернулся из темноты к Первоутру. Это не волшебство. Это не волшебство, а наука.

Эйрис уверенно положила ладони на ручки стула и едва не пропустила выражение, появившееся на лице Гракса. Он рассматривал СуСу, неподвижно сжавшуюся в углу, и к чему-то прислушивался. Карим достал дробиночную трубку и угрожающе взглянул на геда.

— Это всего лишь стул для раненых, — спокойно сказал ему Гракс. — Здесь нечего бояться. Смотри. Она может в нем двигаться.

— Все в порядке, — сказала Эйрис Кариму и подумала: «А так ли это?»

— Но по лестнице на стуле спускаться нельзя, — продолжал гед. — Тебя придется нести. Находясь в нем, ты избежишь боли и смещения кости, которую вправил джелийский лекарь.

«О каком лекаре он говорит? — подумала Эйрис. — Наверное, гед узнал, что Дахар заново вправил ей кость, а может, он имеет в виду молоденькую сестру-легионера, за которой послала Джехан?» Она закрыла оранжевый круг в своей комнате, но геды все могли видеть через другие круги, в коридорах, мимо них Дахар проходил. Были круги и у лестницы, по которой он поднимался…

— Гракс, спасибо тебе за стул. Наука гедов обладает великой целительной силой. Ты не взглянешь на мою ногу — хорошо ли вправлена кость?

Последовала короткая пауза. Гед слушал что-то внутри своего шлема.

— Она вправлена хорошо. С помощью нашей науки мы не смогли бы вправить кость лучше, чем это сделал лекарь.

Эйрис спросила осторожно, стараясь не подчеркивать второе слово:

— Наша целительница очень молода, все ли она сделала правильно? Я не буду хромать?

— Ты не будешь хромать.

— Откуда ты знаешь?

— Гед, который изучает лечение людей, наблюдал, как вправляли кость.

— Когда это было?

— Геда позвали туда, где на тебя напали.

Это была правда — теперь Эйрис припоминала, сквозь туман боли и наркотика, склонившееся над ней мерцающее лицо с тремя глазами. Но тогда ее кость вправили плохо, так сказал Дахар, когда вправлял ее заново.

Значит ли, что геды не могут отличить хорошо или плохо вправленную кость?

Возможно, они знали, что джелийка плохо вправила ее, и сейчас Гракс ей лгал. Или — третий вариант — оранжевый круг наблюдал за всем, что происходило в комнате, и сквозь сложенную в шесть раз ткань гед видел, как Дахар вправил ей ногу, но не хотел об этом говорить. «Ты не будешь хромать», — сказал Гракс, но откуда он знает это?

Эйрис рассматривала лицо Гракса сквозь прозрачный шлем: заостренный череп, неподвижный рот, два спокойных глаза, и третий, высокий, пугающий, затянутый пленкой. Она не могла понять, лгал чужак или говорил правду.

— Почему ты не дал мне эту машину вчера, если гед приходил на то место, где на меня напали?

— Вчера она еще не была сделана. Ее части могут стать другими машинами, так же, как и провода и электромагниты, что у тебя здесь, в зависимости от того. Как их соединить.

— В Эр-Фроу были и другие больные. Ты не дал эту машину белому великану. Почему?

Еще одна пауза, на этот раз длиннее.

— У него болела не нога, а мозг. Нельзя поместить мозг в другое пространство-время, отделив его от тела, точно так же, как делизийский командир не может быть вдали от тех, с кем он поет в гармонии.

Невозможно понять, всю ли правду он говорит, или лжет. Эйрис охватило раздражение. Уголком глаза она посмотрела на СуСу, неподвижно свернувшуюся в уголке комнаты. И спросила геда в упор:

— Оранжевые круги по всему Эр-Фроу — это глаза, которые видят все, что делают люди?

Ондар в ужасе вскрикнула. Карим, все еще сжимавший оружие, сначала побелел, потом покраснел. Лицо Гракса не изменилось, он во что-то напряженно вслушивался и, казалось, не собирался отвечать.

— Да. Оранжевые круги это наши глаза, — произнес он наконец.

После секундного замешательства Ондар начала вопить. Она ругалась и негодовала, забыв о страхе, который ей внушали геды. А Эйрис испытывала необыкновенное облегчение и торжество. Ее догадка оказалась верной, и гед не солгал ей, значит, все, что они говорили, — правда, сущая правда. Гракс мог бы и не сказать ей, для чего предназначались оранжевые круги, но он ответил на ее вопрос. Если раньше действия чужаков казались людям подозрительными, то это только потому, что они не умели задавать правильных вопросов. Надо научиться спрашивать, и геды на все ответят. Им можно доверять.

— …и не сказать нам? — продолжала кричать Ондар.

— Вы не спрашивали, — пророкотал Гракс, глядя не на нее, а на Эйрис.

— Я хочу спросить еще кое-что, — перебила Эйрис вопящую женщину. — Эта джелийская девушка — СуСу — не двигается и не говорит с тех пор, как вы забрали ее друга к себе. Я знаю, что есть лекарство, которое может вывести ее из шока, но делизийские лекари не так искусны, как… геды. Ты смог облегчить мою боль, так скажи, как приготовить лекарство, которое поможет СуСу?

Гракс перевел взгляд на бывшую проститутку.

— У людей есть лекарства, которые действуют на мозг?

Даже Ондар и Карим расслышали в его голосе напряженность, несвойственную гедам.

— У людей есть лекарства, которые действуют на мозг? — повторил свой вопрос Гракс. Теперь он обращался прямо к Кариму.

— Шок на поле сражения можно прервать нужным лекарством, — холодно ответил Карим.

Гед опустился на колени возле СуСу. Он не коснулся ее, но Эйрис показалось, что его взгляд исследовал едва заметные изгибы черепа девушки, будто это была незнакомая страна.

— Белый варвар умер, — проговорила Эйрис. Она уже догадалась об этом.

— Да. Я заберу девушку внутрь Стены. Мы не смогли помочь великану, но, может быть, сможем помочь ей.

— Почему бы не помочь СуСу здесь? — с подозрением спросила Эйрис, сердце у нее сжалось.

— Болезнь надо изучить, — Гракс выпрямился.

— Вы не знаете лекарства, чтобы прервать шок, да?

— Болезнь надо изучить, а потом применять лекарства. Дай мне забрать ее.

Странно! Раньше геды не спрашивали — они просто забрали варвара и все.

Зачем же делать это сейчас? И почему спрашивают именно ее, она не принадлежит к народу СуСу, не командует?

— Нет. Пусть она останется здесь — сказала Эйрис. Она хотела проверить, что скрывается за предложением геда. — СуСу должна говорить с людьми, чтобы справиться с шоком. Я видела такое раньше, не на поле битвы, как Карим, а после несчастного случая в стеклодувне. В Делизии. Пусть она останется со мной.

— Как хочешь, — отозвался Гракс и нахмурился.

Он нахмурился. Но Эйрис никогда прежде не видела, чтобы геды хмурились — она даже не была уверена, что правильно поняла выражение лица Гракса. На нем появилась гримаса и быстро исчезла. И все это было похоже на то, что он хмурится. И разрешает ей оставить СуСу у себя. Почему?

— Ты придешь завтра в Дом Обучения, — снова обратился Гракс к Эйрис. — Для всех людей Эр-Фроу Обучение закончилось, за исключением Обучения Оружию. Оно будет продолжаться. Обучение остальному окончилось, и только те, кто захочет, будут приходить на занятия гедов. Новое Обучение пойдет быстрее и легче, потому что учиться будут только те, у кого есть к этому склонности.

Он снова слегка нахмурился, и на этот раз Эйрис поняла, что гед не заметил того, что сделал.

Но Гракс, который уже начал перенимать мимику людей, еще не научился их вежливости. Он вышел сразу, как только сказал все, что хотел.

— Наблюдают за нами! В каждой комнате! — снова взорвалась Ондар.

— Эйрис, как ты узнала об этом? — спокойно спросил Карим. Он смотрел на нее глазами солдата: оценивающе и немного жестко.

— Не знаю. Догадалась, глядя на то, что могут сделать геды.

Карим оглянулся, на кучу предметов, которые Эйрис сумела сделать сама, но его лицо не смягчилось.

— Наблюдают за нами, — продолжала Ондар. — Это же отвратительно! Они видят все, чем мы занимаемся. Нет, я поступлю так же, как ты, — повешу на круг ткань! Карим, куда ты?

— Пойду расскажу обо всем Калиду.

— Скажи, Эйрис, почему это гед так старался угодить тебе? — спросила Ондар.

— О чем ты? — Карим остановился на полпути к двери и обернулся.

— Гед старался угодить Эйрис. Это же ясно. Стул для ноги принес, позволил ей самой решить, что делать с девчонкой, пригласил на эти дополнительные занятия — он старался угодить ей. Зачем?

— Я не знаю, — неуверенно ответила Эйрис.

— Ты пойдешь на эти специальные занятия?

«Для тех, у кого есть склонности и кто способен многое понять», — женщина вспомнила слова геда и подумала о Дахаре.

— Да, пойду. — Она повернулась, чтобы посмотреть на Карима, увидеть выражение его лица, но он уже подошел к двери и открыл ее. В коридоре, узнав о том, что к Эйрис приходил Гракс, собралось много людей. Карим захлопнул перед ними дверь.

Больная нажала на овал, вделанный в ручку стула, заставила стул подняться, и двинулась влево.

— Не ходи ни на какие занятия одна, это опасно, — сказала Ондар. Эйрис двинула стул вправо.

— Ты заметила, что гед даже не почувствовал запаха, который исходит от СуСу? Мне кажется, они в своих шлемах не чувствуют запаха.

Эйрис остановила стул прямо над тюфяком, устланном подушками.

— Они не люди, я им не доверяю, — взволнованно продолжала Ондар. — Я скорее начну доверять джелийцам, чем этим чудовищам, которые шпионят за нами! Черта с два!

— И поэтому ты заставила Карима принести сюда эту джелийскую девчонку?

— Эйрис в раздумье барабанила пальцами по овалу на ручке стула. В дверь начали стучать.

— Нет… У меня… ты тогда спрашивала, — проговорила Ондар, ее голос задрожал от внезапной боли. — У меня были дети. — Она быстро повернулась и распахнула дверь.

Эйрис опустилась на своем устройстве точно на тюфяк и засунула темный прямоугольник, который взяла у СуСу, под сиденье стула именно в тот момент, когда Калид Т'Алира отстранил Карима и направился к женщине. Его лицо было серьезным — он собрался задать ей множество вопросов о гедах.

42

На настенных экранах не было никаких изображений — на всех, кроме одного.

Гракс, Р'греф и Фрегк сидели в комнате, когда Энциклопедист неожиданно включил один экран. Остальные не работали, так как люди закрыли все оранжевые круги в Эр-Фроу. Они использовали ткань, дерево, клей, глину — все, что могло закрыть мониторы. Трое гедов следили только за разговорами людей. Из сотен одновременно передаваемых бесед, ругани и криков Энциклопедист выбирал достаточно важные, чтобы привлечь внимание всех гедов как внутри периметра, так и снаружи. Они слушали, о чем говорят люди, через передающие шлемы.

— Она запросила одиннадцать харбинов, — раздался голос делизийки Ондар.

— Жадная кридогиха. Но другой лекарь просил еще больше. Это за одну-то чашу! Вот твоя сдача, Эйрис. Извини, я не могла выторговать больше.

— Неважно, — отозвалась больная. — Как нам заставить СуСу принять это?

— Проглотит, — мрачно произнесла Ондар. — Надо только помассировать шею в нужном месте. Смотри.

Феромоны гедов запахли раздражением. Где это «нужное место»? Они не видели.

И все же Энциклопедист был прав, когда посоветовал Граксу сказать Эйрис правду об оранжевых кругах. Все согласились, что это поможет делизийке переменить вид, перейти на сторону гедов, хотя не было грамматической конструкции, позволяющей связать «изменить» и «вид» в одно предложение.

Крак'гар, поэт, испускал по этому поводу легкие феромоны неудовольствия.

Он очень заботился о чистоте языка гедов.

Один круг остался незакрытым. Гракс пристально смотрел на изображение единственного экрана, который оставался включенным. Дахар склонился над столом в Доме Обучения, не в пустой запертой комнате, где он проспал целый день, не в комнате, где проходили занятия Красной группы, а в другой, запертой комнате, где он и Гракс вместе работали во время долгих ночей в пустом зале. Комната была набита оборудованием, взятым из Дома Биологии.

Некоторые понятия получили названия, придуманные на основе человеческого языка для предметов, которые не были известны жителям Кома: увеличители, чаши роста, кровяные трубки, спирали-сердца. Некоторые носили названия чужаков: бактерия, противоядие, питательный бульон. Когда их пытался выговорить Дахар, феромоны Гракса приходили в беспокойство — ему не нравилось произношение жреца.

Дахар склонился над увеличителем, приспособленным для человеческого глаза. Пальцы на его правой руке — Граксу она казалась уродливой и заплывшей жиром — по непонятной причине сжимались и разжимались, как будто пытаясь ухватить то, что жрец видел под увеличителем. Левая рука, державшая срез ткани, оставалась совершенно неподвижной.

С другого, пустого, экрана раздался голос Эйрис:

— Она не станет пить, Ондар. Все выливается через уголок рта.

— Она выпьет. Выпьет. Держи голову выше. Вот так — теперь вода течет в рот. Держи ее крепче, Эйрис, — когда лекарство подействует, она начнет брыкаться и метаться… может даже укусить. Ты сможешь ее удержать? Как твоя нога?

— Я не чувствую никакой боли и, конечно, удержу СуСу, она такая маленькая.

— Да, — печально повторила Ондар. — Очень маленькая.

Дахар оторвался от увеличителя и подошел к другому столу. На нем лежало тело кридога с большой открытой язвой на боку. Животное было убито недавно: из язвы все еще сочился гной. Осторожно, как учил его Гракс, Дахар соскреб гной и размазал его по кружку из прозрачного врофа. Он положил второй кружок на первый и плотно прижал их друг к другу. Теперь между ними оставался только один слой клеток.

— Началось, — произнес голос Эйрис.

— Держи с этой стороны. О…

Кто-то застонал, сначала негромко, потом все пронзительней. Протяжный дрожащий вой горя и отчаяния, достигал высоты, до которой прежде не поднимался ни один человеческий голос, который слышали геды. Р'греф закрыл уши и испустил запах боли. Энциклопедист убавил громкость.

— Держи ее, Ондар!

— Она у меня…

— Сколько это будет продолжаться? — задыхаясь, спросил голос Эйрис.

— Еще несколько минут, не дай ей укусить тебя! Лекарство…

— СуСу… СуСу…

На светящемся экране Дахар поместил клетки гноя под увеличитель, настроил его так, чтобы изображение стало четким, и принялся тщательно изучать клетки. Пальцы джелийца сжимались и разжимались.

Вой СуСу перешел в визг, оборвался, раскатился долгим глухим стоном, потом шепотом отчаяния.

— Жалко, — прошептал голос Ондар. — Как жалко…

— Дай ее мне, Ондар.

— Она узнает нас. Посмотри ей в глаза, к ней вернулся разум. Она узнает нас.

— О да, — мрачно отозвалась Эйрис. — Узнает.

Дахар вынул образец гноя из-под увеличителя и снял круглый вроф с образца. Крохотной трубочкой он добавил на больную ткань одну каплю простого противоядия из чаши роста. Это противоядие помог Дахару приготовить Гракс. Джелиец вернул кружок из врофа на место, поместил образец в увеличитель и снова склонился над прибором.

— Она укусила меня, — вскрикнула Ондар.

— Она не виновата, давай ее мне…

Тишину снова разорвал истошный женский крик, теперь в нем слышалась боль разбитого сердца, а не сумасшествие. Крик. Снова и снова.

— Как жаль…

— Она тебя укусила?

— Ерунда, царапина. Почему она позволяет тебе держать ее, Эйрис?

— Не знаю. Однажды я ей помогла. Но, наверное, в этот раз не надо было ее трогать…

В голосе Ондар звучало изумление:

— Что ты говоришь? Девчонка умерла бы с голоду. Рассудок должен вернуться к ней!

Дахар долго смотрел в увеличитель. Гракс знал, что должен был увидеть жрец: противоядие уничтожало клетки бактерий в образцах тканей. Это были простые вещи, которые можно было демонстрировать детям, как только они начинали задавать вопросы по биологии, но на их открытия у гедов ушли тысячи лет эволюции. Зато теперь они могли спасать жизнь животных и людей, населяющих Кому, от опустошительных болезней.

Дахар поднял голову. Его странные, неприятно темные глаза светились.

Гракс уже научился понимать: человек взволнован. Его толстые пальцы слегка дрожали. Дахар повернулся к оранжевому кругу на стене — единственному оранжевому кругу в Эр-Фроу, который остался открытым, хотя Гракс сказал Дахару то же, что и Эйрис. Дахар посмотрел прямо на него. Он смотрел дольше, чем люди обычно могли сосредоточенно смотреть на что-нибудь, так долго, как смотрят только геды. Его глаза встретились с глазами Гракса, хотя он и не мог знать, что тот за ним наблюдает. Человеческие глаза, черные, как космос, были заполнены светом звезд.

— А что будет дальше? — неуверенно спросил голос Эйрис. — Она успокаивается.

— Она останется спокойной до тех пор пока не пройдет действие наркотика, — ответил голос Ондар. — Сейчас ты можешь приказать ей, и она сделает все, что угодно. Девочка сейчас как завороженная. Знахарка сказала мне, что в Делизии этот наркотик используют не только для того, чтобы прерывать шок. Самые дурные торговцы…

— Я не хочу об этом знать, — раздраженно сказала Эйрис. — Не рассказывай.

С экрана на Гракса смотрел Дахар.

Двое других гедов замерли и тоже уставились на Гракса. Почувствовав их феромоны — удивленные, ошеломленные, — Гракс неожиданно ощутил свои собственные. Феромоны других немедленно изменились: они вежливо выделяли понимание, прикрытое ошеломлением. Гракс знал, что они подумали. На Геде он учил детей, учитель привыкает наблюдать за движением незрелого мозга, учитель может гордиться даже постижением простейшего. Понятно, что Гракс следит за своим учеником, — что на мгновение численно-рациональное движение мозга Дахара захватило учителя больше, чем нецивилизованная и аморальная натура жреца. Это было понятно — и простительно, — что на мгновение Гракс забылся и испустил запах гордости. На мгновение.

— Важные данные, — громко объявил Энциклопедист. — Важные данные.

Первый уровень.

43

Изображение, передаваемое зондом с острова, начало двигаться. Бородатый мужчина медленно поднялся и захромал. Его лицо увеличивалось на экране до тех пор, пока грязь на морщинистых щеках не превратилась в сетку черных полосок. Пятипалая рука потянулась вперед, закрыла экран и бессильно упала.

— Откуда? — прошептал человек. Энциклопедисту пришлось делать поправку на странный акцент и на дребезжание старческого голоса. — Почему сейчас?

Зонд повернулся налево, давая наибольший обзор комнаты, но не теряя из вида лица астронавта.

Человек внезапно расправил сутулые плечи, согнувшиеся под бременем лет.

— Фахуд аль-Амир, Флот Соединенных Штатов, 614289ФА. Со «Звезды Мекки».

Флот Соединенных Штатов нанял медицинский корабль сопровождать колонистов с Новой Аравии на… на… — Он согнулся и закашлялся.

Зонд сдвинулся еще немного влево. Комната в хижине, сооруженной возле огромных руин поверженного корабля, освещалась временными примитивными экранами. Экраны, электрогенераторы, давно отошедшие в прошлое плоские клавишные панели управления.

Человек утер рот и попытался снова расправить плечи.

— Она упала, — прошептал он. — Она… упала. Враг попал в нас Это были геды. И стазис-генератор… Который сейчас год?

Зонд, завершив поворот, снова сфокусировался на лице астронавта.

— Кто вы?

Старик протянул руку, тонкие, как проволока, пальцы дрожали.

— Пожалуйста…

Зонд придвинулся к примитивной клавиатуре, переключившись на крупный план.

— Пожалуйста… кто выиграл войну?

Изображение замерло.