Свет истины

Глава 1

Tяжело дыша, спотыкаясь об узловатые корни, Колян бежал по лесу. Бежал, продираясь сквозь густой кустарник, то и дело с испугом оглядываясь по сторонам. На его мокром от пота лице застыла маска страха. Ещё полчаса назад он и представить себе не мог, как обернётся их последняя «операция»… Полчаса назад он вместе со своим постоянным напарником, старым вокзальным вором Шестовым, сидел на пригорке и осматривал законную добычу — два чемодана и сумку в красно-белую клетку, какими обычно пользуются в своих поездках «челноки». Воры легко и безболезненно взяли этот куш. Взяли как обычно: улучили момент, когда только что севшие в поезд пассажиры пошли в тамбур покурить, и стянули вещи. А что? Жить ведь как-то надо.

На этот раз, правда, им попытался помешать грузный проводник — видно, смекнул неладное. Улучив благоприятный момент, Колян профессиональным ударом отключил толстяка. Подхватив чемоданы, они спрыгнули с набиравшего ход поезда и бросились к ближайшим кустам… Разделили всю добычу сразу же — так меньше риска, что обнаружат краденое.

Вскрыли чемодан, разложили «хабар»: вещи отдельно, деньги и выпивку отдельно (лохи везли две бутылки дрянной томской водки)… Грех было не воспользоваться законной добычей. Ну и вкинули, естественно, «по маленькой» — для снятия стресса, а то ведь адреналин в крови так и гуляет, так и гуляет, озверел совсем.

Выпили. закусили и расслабились.

Шестов, как обычно, быстро опьянев, принялся поучать «младшего»:

— Ты, Колян, всегда со мной ходи. И удача будет, и приключений на жопу хватит… — Да… С тобой, старый, приключений хватит, это уж точно, — усмехнулся напарник.

— Дурак! Зато будет, что на пенсии вспомнить.

— Ага! До пенсии ещё нужно дожить.

— Не боись, со мной доживёшь… Колян едва на поперхнулся от смеха.

— Ещё чего! С тобой будет чего на пенсии вспомнить. Ну-ну! трави больше… Напомнить, как ты на той неделе с опером прокололся?… Ну чего молчишь, старый?

Шестов нахмурился. Да, действительно промашка вышла — думали, что грабят, как обычно, «фраера ушастого», а фраер-то оказался ментом! Хорошо ещё, что легавый ехал в отпуск, был уже сильно навеселе и не сразу сообразил, с кем имеет дело. От греха подальше приятели незаметно вернули на место все, что уже стащили… — Бывает, — миролюбиво заметил старый вор.

— Бывает! А если бы он нас повязал, да в ментовку сдал?! Там ведь, знаешь, какой план гонят? Запросто могли почки отбить. А то ещё хуже — повесить пару-тройку дел, чтобы квартальный отчёт закрыть. Запросто! Чтобы другим неповадно было.

Хилый Шестов гневно потряс костлявыми кулачками.

— Трусы! Кодлой на одного — это они могут. А вот один на один, твари подколодные, боятся… — Это с тобой, что ли, один на один? — пьяно засмеялся Колян.

— Зачем со мной? Из меня уже песок сыплется… Вот ты у нас — и впрямь богатырь. Дал бы этим козлам разок!… — Шестов приложился к горлышку бутылки, долго не отрывался, одолев почти половину. — Ух, горяча, зар-р-раза!… — Он передёрнул плечами, крякнул от удовольствия. — Хорошо-то как, господи!

Старый вор по-хозяйски огляделся.

Тихо и спокойно было вокруг. С небольшого пригорка, где расположились приятели, виднелась городская окраина, заводские труды и чёткая линия горизонта…где-то далеко в деревне дружно орали петухи, пролаяла охрипшая собака и смолкла. По трассе, огибая озеро, пронеслась машина — мягко шелестели колёса, наматывая бесконечную ленту шоссе… За камышами вдруг поднялись утки, шумно хлопая сильными крыльями, скрылись за дальним лесом. И вновь — тишина, словно и не было ничего… — Да, классно… — кивнул и Колян. — На охоту бы сейчас.

Он любил природу и никогда не скрывал этого.

— Хороший ты человек, Колян! — захмелев, сказал Шестов. — Душа бродяжная, сознайся, что детдомовский… — А то нет… Ну сознаюсь.

— Уважаю! Ты за меня держись, я тебя в обиду не дам. У любого спроси — меня тут все знают. Погоди, вот рассчитаюсь с долгами, обязательно с тобой на Куйбышевскую дорогу махнём. Нет ничего слаще, чем фраеров потрошить на этой самой дороге! Я тебе давно про это хотел сказать… Но что именно хотел сказать старый вор Шестов, Колян так и не узнал. За спиной кто-то негромко свистнул, и когда удивлённые напарники обернулись, то увидели, что за ними наблюдают несколько подростков лет шестнадцати-семнадцати.

Они были явно обкурившиеся. И теперь своим воинственным видом напоминали стаю волчат. И намерение у них было одно — отнять законную добычу вокзальных воров… Колян затравленно оглянулся. Шестеро против двоих. Расклад явно не в их пользу. Что же делать?! Эти отморозки церемониться не будут.

— Нехорошо, мужики, нехорошо, — зловеще протянул крепкий паренёк с длинными льняными волосами по забытой моде 70-х годов. — Что ж это вы?… Делиться надо! Раз «работаете» на нашей территории, то извольте отстегнуть.

— Какая ещё ваша территория?

— А такая. Что за водокачкой — все наше, зацепинских. Так я говорю, парни?

— обернулся длинноволосый к своим.

Парни с готовностью кивнули. А один из них стал молча наматывать на руку велосипедную цепь — что тут долго рассуждать, и так ясно, что дракой кончится.

Эти просто так добычу не отдадут… Не говоря больше ни слова, Шестов и Колян вскочили (эх, черт, зря напились — шатало, как во время шторма!) и молча кинулись вперёд. Жестокая жизнь научила одному: когда видишь, что схватки не миновать — нападай первым. И бей, бей до последнего, никого не жалея!… Но силы были явно неравными. Колян только одного успел зацепить ногой, и все: двое прыгнули на спину, сшибли. Он покатился, инстинктивно прикрывая голову руками. Затем чудом умудрился вскочить… Где Шестов, где этот старый дурень?!… Но лучше бы он не видел этого! Трое парней в диком азарте, подбадривая друг друга воинственными криками, били по голове напарника тяжёлыми цепями. Во все стороны летели кровавые брызги, и достаточно было одного короткого взгляда, чтобы понять — старому вокзальному вору уже не помочь.

Озверевшие наркоманы не соображали, что творят… — Гады! — заорал Колян в бешенстве и бросился к шоссе.

За ним погнались, легко догнали (все водка проклятая!), снова сбили с ног… Но ангелы сейчас были на его стороне: ему опять удалось вырваться — он ужом проскользнул между противниками, побежал напролом через кусты, в кровь расцарапывая лицо и руки… Быстрее! Ещё быстрее!… За спиной тяжёлое дыхание, крики, ругательства… Неужели не оторваться?! Господи, если ты есть, — помоги ещё раз!.. Сердце бешено стучало, вот-вот готовое разорваться от напряжения.

БЫСТРЕЕ!

Коляна вынесло на шоссе, бежать стало легче. И вдруг за спиной раздался скрежет тормозов. Собьют? Нет, вроде пронесло… Легковая изящно объехала его — мелькнули чьи-то прищуренные глаза, по ушам ударило старомодное «Аргентинское танго». Машина неожиданно затормозила. За рулём сидел крепкий усатый мужчина с хищным прищуром волчьих глаз.

— Садись! — крикнул он Коляну.

Он не поверил. Не может быть!

— Быстрее, дурак! Догоняют же!

А ведь и впрямь: догонят — убьют. Как только что убили Шестова. Больше не раздумывая, он прыгнул в машину. Хлопнула дверца и машина рванула вперёд.

Кто-то из парней со злости кинул ей вслед камень, но промахнулся…

Некоторое время сидевший за рулём усатый на Коляна не смотрел — не замечал, словно того не существовало. Чтобы хоть как-то растопить лёд затянувшегося молчания, парень громко прокашлялся.

— Спасибо, — поблагодарил он усатого.

В ответ — равнодушное молчание.

Это немного покоробило парня, но он решил не обращать внимания. Главное — жив остался. Эти отморозки, не задумываясь, могли и его порешить. Точно так же, как Шестова. Вспомнив про убитого напарника, Колян невольно зябко повёл плечами, словно его обожгло холодом.

— Гады! — вырвалось у него.

— Кто? — вдруг оживился усатый.

— Кто, кто… Ясно кто. Люди!

— А ты что же, парень, людей не любишь?

Мужчина по-прежнему глядел прямо перед собой. На пассажира — ноль внимания.

— За что же их любить?! — вдруг взорвался Колян. — правильно говорил Шестов: вся Россия — беспредельщики, а самые лучшие люди — это кони!

— Допустим, это не он сказал… — А мне наплевать. Ты знаешь, мужик, что эти подонки только что человека завалили? Настоящего человека, а не фраера какого-нибудь!

— Ну и что… Если бы я тебя не подобрал, то ещё одним покойником было бы больше. Какая разница!

— Как это — какая разница? Ну ты даёшь, мужик!

Усатый вдруг резко ударил по тормозам. Посмотрел ему прямо в глаза. Колян поёжился. Глаза у мужчины были разноцветные — один зелёный, другой карий.

Взгляд прищуренный, недобрый. Нос крючком, густые усы и тяжёлый раздвоенный подбородок только усиливали неприятное ощущение, которое, казалось, излучал мужчина. Собранные в пучок волосы образовали небольшую аккуратную косицу.

Разноцветные глаза впились в парня. Колян хотел отвести взгляд, но вдруг с ужасом почувствовал, что не может этого сделать. Он попытался было пошевелить рукой — бесполезно. Тело застыло, превратилось в статую, и казалось, не было на свете такой силы, что могла в этот момент сдвинуть Коляна с места.

— Запомни! — медленно и внушительно заговорил мужчина. — Ты — никто. Ты должен был быть трупом ещё десять минут назад. Я тебя спас. Изменил твою судьбу. Спас твою копеечную жизнь. Если бы не я, то лежал бы ты сейчас там на дороге, и твои мозги клевали бы вороны… Понял? Повтори!

— Понял.

— И запомни хорошенько, что ты червь. Повтори!

— Я червь, — послушно повторил, с трудом шевеля помертвевшими губами, Колян.

Он не хотел ничего говорить, но властный голос усатого и его немигающий взгляд страшных глаз парализовал волю парня настолько, что Колян не мог сопротивляться. Его воля вообще не принадлежала ему. Он был не он. Он вообще никем не был. Червь.

Удостоверившись, что парень загипнотизирован, усатый усмехнулся с довольным видом. И вдруг неожиданно ударил ребром ладони по сонной артерии Коляна. Тот дёрнулся, взглянул недоуменно и мягко повалился на бок. Мужчина бережно перехватил его тело, уложил на сиденье. Прикрыв парня курткой, он обернулся и посмотрел по сторонам. На дороге никого не было. «Почти сто процентов, что никто не видел», — подумал усатый.

Он выжал сцепление, надавил на газ, и легковушка послушно тронулась с места…

Застонав, Колян пришёл в себя. С трудом разлепил глаза. Хотел провести рукой по голове, которая раскалывалась так, словно он перебрал дрянного самогона, но вдруг с удивлением обнаружил, что накрепко прикручен медной проволокой к столбу в каком-то полуразвалившемся сарае. Кругом валялся садовый инвентарь, обрывки верёвок, доски, кирпичи. На стене развешаны ржавые косы и серпы… Снаружи послышались чьи-то уверенные шаги.

— Дашь ему вот это! — сказал густой голос. — Только обязательно в вену вгони, не промахнись, как в тот раз.

«Разноглазый!» — вспомнил Колян.

— А может, шлёпнуть его? Чего с придурком возиться… — Цыц! Здесь я решаю. Или ты забыл, кому служишь? Смотри, я живо тебе напомню… — Ну что ты, Влас! Это у меня просто вырвалось.

— Будешь много болтать, я тебе язык-то укорочу. И не отворачивайся, не отворачивайся. Смотри в глаза! Я кому сказал — в глаза… Вот так! — послышалась глухая возня. — И запомни, лишний человек нам никогда не помешает… — Я понял! Сейчас же все сделаю… заскрипели несмазанные петли, неровная полоска света легла на земляной пол. В сарай вошёл высокий, наголо стриженный человек. Он нервно оглянулся через плечо, поёжился, как от холода. У него в руках был шприц. Стриженный молча подошёл к парню. Колян вдруг поразился тому, какие странные глаза были у стриженного. Они словно смотрели внутрь, в самого себя… — Мужик! — испуганно произнёс Колян. — Ты это чего?… договорить он не успел — стриженный всадил ему иглу. Парень дёрнулся и почувствовал, как медленно теряет сознание.

В большом зале сидели на корточках люди, их было много, и они странным образом походили друг на друга. Здесь были только мужчины. Они сидели, слегка раскачиваясь из стороны в сторону, как кобра перед прыжком. Их глаза были закрыты, губы шептали непонятные слова… Мужчины были по пояс голые, крепкие, мускулистые и загорелые. Судя по всему, многие из них — бывшие военные, это было видно по их выправке… Лишь Колян отличался от остальных. И не только тем, что его тело украшали многочисленные татуировки. Худой, весь какой-то угловатый, с фигурой подростка, он явно дисгармонировал на фоне других. Словно гадкий утёнок среди лебедей.

Пламя сотен свечей металось в полумраке. Звуки странной мантры то нарастали, то стихали. Мужчины напоминали роботов. Сидевший перед ними отец Влас, тот самый человек, который подобрал на дороге Коляна, был одет в яркий, расшитый причудливым орнаментом фиолетовый халат. Он перебирал гигантские чётки и задавал общий ритм:

— ДО-ДЕ-ДА-ДУМ!

Молящиеся вторили ему:

— ДАА-ДУУУМ… — ОЛА-ДА-ДУМ!

— ДАА-ДУУУМ… и так до бесконечности.

Как зомби, Колян повторял непонятные ему звуки. Что они означали, он не знал, да и не хотел знать в этот момент. Сейчас им владела лишь одна мысль, которую внушил ему странный спаситель: он, Колян, червь, он никто, он пыль под ногами Учителя. И его основная задача — беспрекословно повиноваться… А в подвале тем временем грозно нарастало:

— ДО-ДЕ-ДА-ДУМ!…

Глава 2 Странная смерть

В тот день Леве Кучерову было хорошо по трём причинам.

Во-первых, удалось благополучно ускользнуть от «сумчатых» — он так называл жену и тёщу, которые подрабатывали «челноками», перепродавая шоколад с фабрики по оптовым рынкам. Женщины покупали коробки прямо со склада за наличку, перекладывали его в свои сумки, дав взятку, легко проходили проходную. Пока мамаша стерегла сумки, дочь как более молодая и привлекательная, ловила машину… Сам Кучеров такой бизнес презирал. «Вот ещё! — гордо заявлял он. — Чтобы старый, матёрый, подстреляный „духами“ прапорщик спекулянта из себя изображал?!

Да не бывать этому никогда!» Женщины помалкивали. Вначале, ещё в первые дни, когда Кучеров только переехал к жене, тёща попробовала попрекнуть его куском хлеба, бывший прапорщик тут же поставил её на место: выдал нашего русского трехэтажного, да ещё кулак под нос сунул. А кулачок-то у Кучерова о-го-го какой! Размером с пивную кружку, не меньше! Тёща, естественно, гордо заткнулась. Победа осталась за прапорщиком, и теперь он мог вести себя как ему заблагорассудится.

Во-вторых, с утра сосед похмелил Кучерова мензуркой спирта. Сосед работал шофёром на «скорой помощи» и дружил почти со всеми врачами, безотказно подвозя их после дежурства домой. За это врачи щедро делились спиртом. Кучеров это знал и когда, выйдя из подъезда, увидел знакомую машину с красным крестом, как бы невзначай завернул к ней. Ещё издали вежливо поприветствовал шофёра:

— Здорово, Ильич!

— Ты, что ли, Лева? Ну здоров, коли не шутишь.

— Какие с утра могут быть шутки… — Ха! Ещё какие… Сам ведь знаешь, у нас народ насчёт хохмы всегда на первом месте стоял, — начал словоохотливый шофёр. — Вот мы, например, только что жмура из петли вытащили. Здоровенный такой, килограммов на сто двадцать.

Хотел, дурак, жену попугать за то, что она, как ему показалось, изменяет.

Поставил табурет под люстрой, привязал бельевую верёвку, затянул «бабочку» под горлом — словом, все чин-чинарем. Жена, мол, войдёт, испугается… Кучеров поморщился. Все в соседе было хорошо, кроме одного — любил Ильич потрепаться, хлебом его не корми. А если заводился, то это надолго: часами мог рассказывать свои байки.

— Ильич! — сумел вклиниться в его неторопливую речь Кучеров. — Извини, брат, спешу… — И ступай себе, — обиделся сосед.

— Погоди! Чего ты сразу в обидку кинулся? Ей-богу, как маленький… Я бы с тобой покалякал — слов нет. Но надо бежать! — Для убедительности Кучеров провёл ладонью по горлу. — Скажи, брат, честно — не похмелишь? А то клапана горят… — И он повторил свой жест.

— Вот вы всегда так, — проворчал сосед. — Как выслушать человека, так спешу, мол, некогда… А если пятьдесят грамм спирта, то давай, Ильич, вынь да положь!

Лева Кучеров развёл руками и виновато улыбнулся. Махнув на него рукой, сосед достал откуда-то из-под сиденья бутылку и на глаз накапал в мензурку граммов тридцать медицинского. Кучеров резко выдохнул и выпил. Спирт обжёг небо, а через пару мгновений неожиданно стало теплее и как-то уютнее… Ну а третья причина хорошего настроения была и вовсе простой — оставив в покое щедрого Ильича, Кучеров вышел на Каменноостровский, и вдруг ветер бросил к его ногам скомканную бумажку. Что-то знакомое почудилось бывшему прапорщику.

Предчувствуя удачу, он поднял бумажку и развернул её. Так и есть! Целых пятьдесят рублей послал бог.

Кучеров опасливо огляделся — может, пошутил кто?

Да нет, не похоже. Самый настоящий полтинник у него в руках, и никаких шутников поблизости не видно. Что же, неплохой, выходит, денёк намечается, подумал он. От «сумчатых» сбежал — раз! Похмелился — два! А вот теперь ещё этот божий подарочек. Теперь можно с чистой совестью оторваться.

Неожиданно Кучеров всерьёз задумался. Ведь проблема-то непростая: как истратить полтинник, чтобы потом не было мучительно больно. Несколько минут напряжённой умственной работы не принесли ощутимого результата. Пить или не пить — вопрос не стоял. Конечно, пить! Но вот что, как и, главное, с кем… Тогда он решил поступить более мудро — взять бутылку «Балтики-9», обкашлять этот вопрос, не слишком торопясь, а там, глядишь, какая-нибудь умная мысль голову и посетит.

Бывший прапорщик заспешил к коммерческому ларьку, не ведая, что именно в этот самый момент на Каменноостровский проспект с включённой мигалкой выехала казённая «Волга»…

По Каменноостровскому проспекту, не обращая внимания на дорожные знаки и разметку, лихо неслась кавалькада похоронно-чёрных машин с правительственными номерами. Два шестисотых «мерседеса», джип с охраной, видавшая виды «Волга» гаишников и мотоциклетный эскорт. Видимо, гаишникам было немного стыдно, что они едут на такой непрезентабельной колымаге рядом с такими красавцами, и свой стыд они выражали довольно своеобразно — сидевший рядом с водителем на переднем сидении молодой русоволосый лейтенант изо всех сил орал на проезжающие мимо машины в «матюгальник»:

— Принять вправо! Всем машинам принять вправо!

Машины, естественно, послушно подчинялись. Кому же охота связываться с ментами, да ещё с теми, которые охраняют правительственные «мерсы». Не послушаешься — столкнут в кювет, даже глазом моргнуть не успеешь. А что? Вон на той неделе на проспекте Стачек пенсионер дорогу переходил, так сшибли его и промчались мимо, не заметили… Но лейтенанту одного послушания было мало.

— Резче! Резче! — надрывался он. — Тебя, красный «жигуль», это не касается?!

Красные «Жигули», за рулём которых сидела симпатичная девушка лет двадцати пяти, были разукрашены красными треугольниками, на которых были и «дамская туфелька», и «кипящий чайник», и «восклицательный знак»… Не нужно было особо приглядываться к сосредоточенному девичьему лицу — и так любому было ясно, что за рулём машины находится новичок.

— Вправо, женщина! — гаркнул лейтенант так, что красный «жигуленок» от страха и неожиданности едва не врезался в бордюр.

Девушка с трудом вырулила, резко нажала на тормоза. Машина замерла как вкопанная, едва не «поцеловав» бетонный куб. на глазах молодой водительницы показались слезы бессилия перед такой наглой несправедливостью. А тут ещё в довершении всего лейтенант выразительно погрозил ей кулаком. Ничего себе! Она ещё и виновата…

В толпе зевак стоял и Лева Кучеров. Он не спеша потягивал пиво. По-своему он был прав: что ещё лучше согреет душу и прояснит голову? «Нет, ребята, а молодец все-таки был Лев Толстой, когда всерьёз предлагал запретить в России водку и советовал всему населению поголовно перейти на употребление пива», — расслабившись, думал бывший прапорщик. Что ни говори, пиво — это вещь… Размышляя подобным образом, Кучеров скользнул взглядом по толпе и вдруг увидел знакомый профиль. Ба, да ведь это Пашка Зуйков.

— Паш! — радостно закричал Кучеров. — Зуйков! Эй!

Долговязый Зуйков, одетый в длинный, почти до пят, светло-серый плащ, медленно шёл мимо своей знаменитой шаркающей походкой. Он всегда ходил так, будто у него на ногах были лыжи. Зуйков служил когда-то с Кучеровым в одном танковом батальоне. Их часть прикрывала выход советских войск из Афганистана.

Особой дружбы между ними никогда не водилось, но Зуйков нравился Леве тем, что всегда был готов прийти на помощь — что близкому человеку, что чужому, без особой разницы. Подобный альтруизм подкупал. Он был примерно одних лет с Кучеровым, но выглядел несколько старше, был выше ростом и сильно сутулился.

— Пашка, ты что, оглох? — вновь крикнул Кучеров, делая шаг навстречу приятелю.

Но вдруг замер. Что-то его насторожило в поведении знакомого.

Зуйков двигался вперёд — мимо Кучерова, не замечая его. Его остекленевшие глаза отрешённо смотрели вперёд. Он напоминал слепого… У Кучерова неожиданно сел голос. Тревога, что вот-вот случится непоправимое, охватила его. Он хотел предостерегающе крикнуть, но не смог. Лишь прошептал-прохрипел:

— Куда? Назад!

Зуйков не обратил на его слова никакого внимания.

Он шагнул с тротуара на мостовую, сделал несколько шагов вперёд, словно хотел перейти проспект. Именно — перейти, а не перебежать. Зуйков двигался с одной постоянной скоростью, в его странных, скованных движениях было больше от робота, чем от человека… Кавалькада машин была уже совсем рядом.

Они неслись не снижая скорости. Уверенные, что дорога перед ними будет всегда свободной… Заметив на дороге Зуйкова, гаишник-лейтенант удивлённо округлил глаза:

— Это что ещё за му… докончить он не успел. Все остальное произошло в доли секунды. Пашка Зуйков неожиданно бросился вперёд — под самые колёса гаишников. У молодого лейтенанта от изумления отвисла челюсть. Водитель «Волги» не успел среагировать, лишь слегка дёрнул рулём влево. Но было уже поздно. Машина ударила Зуйкова, его тело подбросило, кинуло на ветровое стекло. Триплекс с хрустом вдавился, мгновенно покрылся густой сетью кровавых трещин. Тело Зуйкова перевернулось, как брошенная ненужная кукла, и слетело на тротуар. Отчаянно завизжали тормоза… Машины с правительственными номерами пронеслись мимо, словно то, что произошло, их не касалось. Впрочем, так оно и было.

В первые несколько секунд у всех, кто видел это, был шок. Затем толпа зевак бросилась к «Волге», окружила тело Зуйкова. Потрясённый случившимся Кучеров так и остался стоять на месте с бутылкой пива в руках. Он все ещё не мог осмыслить происшедшее.

— Как же так? — беззвучно прошептал он посеревшими от страха губами.

Тем временем в толпе уже бурно обсуждали происшедшее:

— Он нарочно бросился!

— Сам ты нарочно… Хотел перейти, а эти его сбили!

— Ездют где хотят! Управы на них нет!

— А ты президенту напиши!

— Сам пиши! Как будто у него дел больше нет… — Ша! Чего орёте, сороки? «Скорую» — то хоть вызвали?

— Да вызвали, вызвали… Успокойся! Чего уж тут вызывать-то. И так видно, что мужику каюк!

Гаишники выбрались из своей машины. У них был растерянный вид. Лейтенант, который ещё совсем недавно властно орал на машины через «матюгальник», теперь стоял над телом неподвижно лежавшего Зуйкова и явно не знал, что предпринять.

Теперь он был похож на нашкодившего школьника в учительской. Те же бегающие глаза, в которых пряталась смертельная тоска — ну вот надо же, и я попался… Оцепенение, охватившее Кучерова, наконец прошло. Он осторожно протиснулся сквозь толпу, с опаской взглянул на тело. Одного взгляда достаточно было, чтобы убедиться — Пашке Зуйкову уже ничем не поможешь. Под телом натекла огромная лужа чёрной крови.

Никто из присутствующих не обратил внимания на притаившуюся в ближайшей подворотне сутулую фигуру усатого человека с косицей седеющих волос. Глаза человека светились каким-то особенным гипнотическим блеском, он держал в руках чётки и быстро перебирал их. Если бы Кучеров в этот момент взглянул на прятавшегося в подворотне, то он бы его сразу узнал — это был отец Влас… Однако Леве Кучерову было не до этого. Страх вновь завладел им. смерть Зуйкова, которая произошла прямо у него на глазах, подействовала на бывшего прапорщика, как удар молотом. Весь хмель мгновенно улетучился. Срочно нужно было что-то предпринять. Но что именно?!

Кучеров затравленно огляделся. И вдруг ему в голову пришла неожиданная мысль. Ну конечно, как же он сразу не сообразил. Нужно немедленно бежать в подвал, рассказать о случившемся отцу Власу…

В подвале первым Кучерову встретился Лохматый, правая рука отца Власа.

Увидев встревоженного бывшего прапорщика, Лохматый нехорошо усмехнулся — он не любил людей и никогда не скрывал этого.

— Ты куда несёшься?

— Там, там… — Ну чего? Мессия пришёл, что ли?

— Нет… — Кучеров затравленно огляделся. — Пашку Зуйкова машиной задавило… Насмерть! На Каменноостровском проспекте… — И что?

— Как что?! Я же говорю — Зуйкова задавило! Я пиво взял… На проспект вышел… Только бутылку открыл… А тут машины несутся… Впереди «Волга» с ментами… — от волнения Кучеров рубил фразы. — Ну и Пашка идёт. Глаза страшные… Смотрит прямо перед собой, никого не замечает. Я ему — Зуйков, ты чего?.. А он не отвечает. Прёт как танк. И прямо на машины. А потом как прыгнет вперёд… — Прыгнул?

— Сам прыгнул! Я и глазом моргнуть не успел… лохматый властно поднял руку , давая знак бывшему прапорщику, чтобы он замолчал. Затем спросил подозрительно:

— А ты чего там делал?

— Я? — как-то сразу сник и растерялся Кучеров. После контузии с ним такое часто бывало — говорит-говорит, а потом вдруг зададут пустой вопрос, он и молчит, не знает, что ответить.

— Ну не я же! — усмехнулся Лохматый. — Меня там не было. Так что ты там делал?

— Я же говорю — пиво взял, вышел на Каменноостровский проспект. Я там живу рядом… А Пашку Зуйкова насмерть. И главное — видно, что он сам лезет.

От волнения Кучеров говорил сбивчиво, понимал, что рассказывает плохо, но сейчас ничего поделать с собой не мог — его трясло от нервного шока, который он только что испытал.

Грубо сплюнув под ноги, Лохматый вдруг протянул руку и цепко схватил его за грудки. Притянул к себе. Зашептал гнилым ртом:

— Один дурак полез… Вот его Бог и наказал. А ты не лезь, не суй свой нос не в своё дело.

— Да ты че? Я ничего… Я случайно там оказался!

— Случайно только хомячки родятся. Понял?

— Ну… понял. А чего случилось-то, Лохматей? Я ничего не понимаю… Ну не мог же Пашка сам под машину броситься. Он же не пьяный был, я точно видел!

— Не твоё дело, «кусок»[1]. Твоё дело помалкивать! Врубаешься?

Кучеров жалко улыбнулся. Он все ещё не понимал в чем дело.

— С трудом… — А вот это ты зря. За это можно и… — Лохматый сделал замысловатый жест рукой, — на ножик случайно наткнуться.

До Кучерова неожиданно дошло. Он резко отстранился от Лохматого, взглянул на него с испугом. Ему вдруг захотелось стать невидимым. Эти безумные глаза Лохматого, его манеры бывшего уголовника, его шелестящая, вкрадчивая речь… От всего этого веяло смертельной угрозой.

Этой ночью Кучеров спал плохо. Ворочался с боку на бок. А когда жена, проснувшись, недовольно спросила, чего это ему не спится, он вяло послал её подальше:

— иди ты!..

— Дурак! — обиделась жена.

— Сама дура!

— Не лайся… — Я и не лаюсь. Просто лежу, думаю… Нет, обязательно надо встрять!

— Больно ты кому нужен!

Обидевшись, жена отвернулась.

Вот и поговорили! Ну как с такой советоваться. Нет, видимо, все придётся решать самому. Кучеров мысленно плюнул и зарылся головой в подушку. Он не любил принимать решения, всю жизнь привык только подчиняться. Армия приучила к тому, что у нас любая инициатива наказуема. Поэтому удобнее всего жить, не высовываясь. По принципу «ты — начальник, я — дурак». Но сейчас неожиданно наступил момент, когда нужно было принять решение. Причём вполне могло статься, что от этого решения будет зависеть его, Левы Кучерова, жизнь. Только вот как же угадать это самое правильное решение?…

Глава 3 Дело № 213

Этот мотоциклист в красивом блестящем шлеме с нарисованным ярким драконом где только мог нарушал правила уличного движения, абсолютно не обращая никакого внимания на оторопевших от подобной наглости гаишников. Он проскакивал там, где висели запрещающие знаки, он ловко выруливал прямо перед носом грузовиков, он презирал пронзительные свистки разозлённых милиционеров… Но долго это продолжаться не могло. В конце концов лихача «посадили на крючок» — то есть гаишники повели нарушителя по рациям. Пару раз он все же довольно успешно миновал засады, однако за очередным поворотом его уже поджидал настоящий сюрприз: дорогу перегородили сразу два сине-белых «жигуленка» с мигалками. Навстречу мотоциклисту выскочили четверо в форме, приказывая жезлами немедленно остановиться.

— Извините, братцы! Не могу! — весело прокричал лихач.

И не снижая скорости свернул во дворы… «Колодец», другой, третий… Удивлённые лица старушек на скамейках, сноп разлетающихся брызг, лай дворняжек в след… И громкий, все заглушающий грохот победно ревущего двигателя старой «Хонды». В одном из дворов мотоциклист круто свернул, замер на мгновение, а потом — сориентировавшись — поехал прямо в подъезд, ловко открыл ногой дверь… И выскочил, проехав проходной коридор насквозь, вновь очутившись на оживлённой улице.

Ещё несколько кварталов, и он оказался на Литейном. Возле известного в Питере серо-зеленого здания Управления национальной безопасности лихой мотоциклист остановился. Оглядевшись, нашёл место для стоянки и уверенно затолкнул своего «железного коня» между легковыми автомобилями. «Хонда» выглядела несколько вызывающе среди двух красавцев «БМВ», но это не смутило её хозяина.

Насвистывая что-то лёгкое, опереточное, мотоциклист снял шлем. Это был крепкий весёлый парень примерно лет тридцати, не больше, с открытым лицом, с которого, казалось, никогда не сойдёт весёлая улыбка. Прижатые к черепу уши и упрямый волевой подбородок говорили о том, что их владелец — человек решительный и не подвержен сомнениям: если уж что решил, то добьётся своего обязательно. Парня звали Алексей Николаев и был он агентом национальной безопасности.

Алексей надел на заднее колесо специальное противоугонное устройство, обмотав для верности колесо специальной стальной цепью… Затем он направился к входу в Управление. Перед самыми дверями, не выдержав, ещё раз обернулся — бросил короткий взгляд на мотоцикл. В последнее время угонщики в Питере настолько обнаглели, что могли увести «хонду», припаркованную даже возле этого здания.

Чувствуя, что сильно опаздывает, Николаев спешил по длинному извилистому коридору Управления. Свернув на очередном повороте, он увидел, как из буфета, пятясь спиной, осторожно вышла полногрудая, статная буфетчица. Она тянула за собой низенькую тележку на колёсиках, доверху наполненную всевозможной снедью.

Заметив идущего Николаева, хмуро взглянула на него. Затем, оставив тележку, сняла с неё поднос с едой, сделала шаг… Алексей нахмурился, свернул к женщине.

— Привет! — громко поздоровался он.

Буфетчица от неожиданности чуть не опрокинула поднос.

— Фу! Напугал, черт! И несёт тебя!..

— А чего ты не здороваешься, Лида?

— Ну ты даёшь, Лешка! — всплеснула руками буфетчица.

— Вот он я, — широко улыбнулся Алексей. — Здоровайся!

— Да ну тебя! Сам дурак и шутки твои дурацкие.

— Ладно, ладно… А хочешь, я тебе фокус покажу?

— Какой ещё фокус?

Николаев прижал указательный палец к губам и с заговорщицким видом оглянулся.

— Интересный… Хочешь кремлёвские куранты послушать?

— Это как? — недоверчиво поинтересовалась буфетчица. Она недолюбливала Николаева, знала его как известного прикольщика и шутника, но все же не могла удержаться. Уж больно ей было интересно, что он придумал на этот раз.

— А вот так… — Одним молниеносным движением Алексей снял с руки женщины золотые часики.

— Постой, постой, мы так не договаривались… — не бойся, не бойся… Солдат ребёнка не обидит! — Он взял с подноса пустой стакан, опустил туда часы, приставил стакан к стене и указал буфетчице на его донышко. — А теперь прижми сюда ухо… секунду поколебавшись, женщина выполнила его просьбу. Не выпуская из рук поднос, прижала ухо к стакану. Прислушалась. Алексей осторожно убрал руку.

— Ну как, слышишь?

— Нет… — Ну тогда постой, послушай, — улыбнулся Алексей. — А заодно и подумай: стоит ли в следующий раз здороваться с людьми или нет.

Тут до буфетчицы дошло, что она без посторонней помощи не сможет двинуться.

— Лешка, убью! — закричала она. — Верни все на место!..

— Пока! — махнул рукой на прощание Николаев.

В просторном казённом кабинете находились трое: напарник Николаева — толстый, чем-то похожий на школьника, который откусил, но ещё не прожевал кусок булки с маслом, Сурков, непосредственный начальник Алексея и Суркова полковник Иван Иванович Тарасов и ещё один, незнакомый Николаеву человек — худощавый мужчина лет сорока. Это был Лева Кучеров.

Опоздавший Алексей попытался незаметно проскользнуть в кабинет, но рассохшийся паркет предательски скрипнул под его ногой, и что-то говоривший Кучеров замолчал, оглянулся испуганно. Тарасов строго посмотрел на подчинённого, недовольно кашлянул, но ничего не сказал. А Сурков, сделав удивлённые глаза, выразительно постучал пальцем по циферблату своих наручных часов.

Алексей нахмурился. Он и так знал, что сильно опоздал. Вчера до позднего вечера смотрел фильм по видику — приятели принесли сразу три кассеты с его любимым Брюсом Уиллисом. Боевики с этим актёром Николаев просто обожал и был готов смотреть ночи напролёт. Ну и посмотрел… Утром, естественно, проспал. И теперь приходилось оправдываться, хотя этого и не любил. А что сказать? Правду ведь не скажешь — засмеют. Ничего себе агент национальной безопасности! Как мальчишка, по ночам видик смотрит!

Николаев скорбно опустил голову, всем своим видом изображая раскаянье.

— Пробки на дорогах, товарищ полковник.

— И два дня назад были пробки, и вчера были пробки, и сегодня, значит, тоже пробки? — язвительно переспросил Тарасов.

— Честное слово! Не я же их устроил… — А кто? В Управление за последний месяц уже два раза звонили из ГИБДД.

Говорят, появился како-то ниндзя-мотоциклист на «хонде». Гоняет среди бела дня как сумасшедший и каждый раз ускользает от гаишников в нашем районе. Ты случайно не знаешь такого, а, Николаев?

Пришлось Алексею делать честные глаза.

— Честное слово, не знаю! Если вы относительно моего мотоцикла… — Ладно, — оборвал его полковник, — потом с тобой разберёмся. — Он повернулся к Кучерову:

— Продолжайте, пожалуйста.

Кучеров послушно кивнул.

— Так вот… Меня в эту секту Пашка Зуйков и привёл. Как я вам уже говорил, мы с ним ещё в Афгане служили… То есть с «духами» воевали… — было заметно, что рассказ даётся Кучерову непросто.

— Давайте ближе к делу.

— Вот я и говорю, Пашка меня туда привёл… А на той неделе я вышел на проспект, ну, на наш — Каменноостровский. Смотрю, Зуйков идёт… Е-моё! А глаза у него стеклянные, страшные… Я ему — «Пашка, Пашка!» А он как будто не слышит… Идёт, словно робот… И вдруг как бросится прямо под машину… — Сам? — вдруг спросил Алексей.

Кучеров живо обернулся к нему, будто искал поддержки.

— В том-то и дело, что сам! Я сообразить толком ничего не сумел. А он раз — и под машину! Прыгнул прямо вперёд, на капот.

— Может, он был пьян? Или не в себе? Мало ли что могло случиться у человека… Жена бросила, болезнь обнаружили… — Он развёлся с женой. Ещё в армии. Это ещё при мне случилось… Тарасов постучал ручкой по поверхности стола, привлекая внимание:

— Допустим. Но у него ведь могли быть и другие причины для самоубийства?

— Я не знаю… сурков недоверчиво хмыкнул:

— А кто знает?

Бывший прапорщик беспомощно пожал плечами.

— Только думаю, что он не сам, — вдруг перешёл он на шёпот. — Помогли ему.

— Но ведь вы только что говорили, что он САМ бросился под машину, — удивился Алексей. — Я правильно вас понял?

— Да… Сам. И не сам… Ну не знаю я, как вам все это объяснить! Только чувствую, что все это неспроста. — Кучеров замолчал. Дрожащими пальцами вытянул из пачки сигарету. Повертел её в руках, но закуривать не стал.

Вид у него был такой виноватый и беспомощный одновременно, что у Алексея непроизвольно сжалось сердце. Он не первый год работал в отделе Тарасова и уже имел некоторый опыт общения с людьми, которые так вот приходили и рассказывали свои истории. Если человек врёт или какую-то свою выгоду ищет, то такое сразу видно, как бы он не старался этого скрыть… Но Кучеров не врал.

— Ну хорошо, хорошо… — задумчиво и чуть мягче произнёс Тарасов. — А теперь подробнее расскажите про вашу секту. Что это за секта? Какая у неё философия?

Когда вас туда привёл Зуйков, кто встретил? И где она вообще расположена? Кто главный? Сколько там человек?

Полковник задавал вопросы спокойно, не торопясь, давая Кучерову подумать.

Тот несколько раз согласно кивнул головой. Облизнул пересохшие от волнения губы и стал отвечать на вопросы:

— Секта называется «Свет истины». Я уже говорил — меня туда привёл Пашка Зуйков, примерно месяца три-четыре тому назад. А сам-то он уже давно там, ещё с прошлого года, так он говорил… Ну вот. Как-то мы с ним созвонились — настроение что-то у меня хреновое было, я говорю, давай, Паш, встретимся, выпьем, ребят наших помянем… А он в ответ — не могу сегодня, мол, иду к отцу Власу. Я спросил, кто это такой, поп, что ли?.. Он говорит, пойдём со мной, посмотришь, там много наших… Бывших… Ну я и стал туда ходить.

— Что значит — бывших? — удивлённо поднял брови Тарасов. — Что вы имеете в виду?

— В основном там бывшие военные — солдаты, офицеры, есть прапорщики.

Человек сорок, не больше. Располагаются они на Ваське, на Васильевском острове… — Это что же, секта военного Христа? — недоверчиво усмехнулся Сурков.

— Погоди! — остановил его полковник. — И чем же вы там занимались?

— Разговаривали. Мантры читали. Расслаблялись. Иногда медитировали… Отец Влас сказал, что это успокаивает искалеченную войной и современной жизнью психику… Там такое заведено правило — сначала рассказываешь о себе, задают вопросы, ты отвечаешь, а потом тебя принимают в братство. Особой философии вроде бы нет. Я, по крайней мере, не заметил. Надо только слушаться отца Власа, ходить и общаться между собой… — А вам не предлагали переписать на их имя квартиру? Или делать денежные пожертвования? — спросил, подавшись вперёд Алексей.

— Нет. Я тоже поначалу испугался — думал, начнут деньги тянуть. По телику вон то и дело показывают, как накалывают дурачков… Но здесь ничего такого не было. Все чин-чинарем — вежливо и культурно. Только разговоры.

— Интересно. А что собой представляет отец Влас?

Кучеров пожал плечами.

— Ну мужик, ну лет сорок пять ему, может, полтинник. Он вообще-то бодро выглядит. Носит косицу. Вежливый, но если скажет, то уж скажет — как патрон в обойму загонит. Авторитетный мужик. Его все слушаются.

— Что-нибудь особенное там у вас было?

— в каком смысле?

— Случайно кровь по ночам не пили? — коротко хохотнул Сурков. Было похоже, что он несерьёзно относится к словам Кучерова. Тарасов строго взглянул на подчинённого.

— Нет. Вы что! Какая кровь? Все тихо и чинно. Я же говорю — мантры читали, отец Влас наставления говорил — ну, что, мол, надо жить в согласии с самим собой, уважать и почитать братию, в Бога верить надо… — кучеров задумался. — Хотя был там один странный случай.

— какой? — впился в него глазами Алексей.

— Мы один раз, как обычно, медитировали. Отец Влас вместе с Лохматым — это помощник его — сандаловые палочки зажёг. Знаете, ароматические такие, тонкие, зеленого цвета?.. Так вот, он их зажёг, дал команду, чтобы мы, значит, мантру пели… Я сейчас вам попробую воспроизвести… — Кучеров прикрыл глаза и неожиданно низким голосом затянул:

— «До-де-де-ден… Оум-оум…»

Скептический Сурков презрительно усмехнулся — что, мол, за детский сад.

Полковник Тарасов поморщился:

— Достаточно, Кучеров! Что было дальше?

— Короче, пропели мы несколько раз. Всего минута прошла, не больше. Но только я смотрю — что-то не так. И только потом дошло: е-моё, а палочки-то истлели все! — Он обвёл взглядом фээсбэшников и, поняв, что до них не дошло, пояснил:

— Они же должны гореть минут сорок!

Суров и Алексей переглянулись. Толстый Сурков недоверчиво пожал плечами.

Он вообще всегда отличался изрядной долей скептицизма.

— Вы хотите сказать, что все время как бы находились в беспамятстве? — осторожно спросил Тарасов.

— не знаю, где я там находился, но что время пролетело как стрела — это факт.

— Это ещё ни о чем не говорит, — улыбнулся Сурков. — Может, вы ошиблись… — Я тоже так считал, пока Пашка у меня на глазах под машину не бросился.

Между прочим, сам бросился!

— И какая между двумя этими событиями связь?

— а такая… — Кучеров вновь перешёл на шёпот. — Его заставили!

— как?

— Загипнотизировали… В кабинете наступило молчание. Каждый размышлял над ситуацией. Полковник Тарасов задумчиво побарабанил пальцами по столу, поднялся со своего места и подошёл к окну. На улице шёл мелкий дождь, небо набухло свинцом, ветер с Ладоги нагнал туч… Да, ситуация, невесело подумал Тарасов, даже не знаешь, с какой стороны подступиться. Уж больно все не правдоподобно звучит. Какие-то мантры, палочки сандаловые, зомбированные люди, которые ни с того ни с сего бросаются по машины… Просто Аум Сенрике какой-то! Если бы не звонок от старого приятеля, замначальника экономического отдела, который лично попросил принять своего бывшего однополчанина по Афгану (Кучеров когда-то служил с ним под Кандагаром), то жил бы себе Тарасов спокойно и горя не знал. Зомби в Питер появились? Очень хорошо. Но это не к нам, это к психиатрам… Но теперь так просто от Кучерова не отвяжешься. Нужно проверять его слова, а ещё хуже — заводить дело! А людей-то у полковника Тарасова раз-два и обчёлся, и все заняты, между прочим… Тарасов невольно тяжело вздохнул. Хитрый Сурков будто прочитал его мысли.

— Значит, все у вас, гражданин? — тут же спросил он Кучерова бодрым тоном.

— Если вы больше ничего не хотите сказать, то вот вам наши телефоны… Если случится что-нибудь необычное на ваш взгляд, то обязательно нам позвоните. А мы пока подумаем над вашим заявлением… Я правильно говорю, Иван Иванович?

Тарасов ничего не ответил.

Николаев тоже промолчал — он знал тяжёлое положение с кадрами в отделе и прекрасно понимал, почему Иван Иванович не реагирует на слова Суркова.

Поняв, что больше ждать от фээсбэшников нечего, Кучеров мрачно кивнул.

Встал и, сгорбившись, словно его давила к земле невидимая тяжесть, направился к дверям. Алексею неожиданно стало жалко человека. Чем-то он ему был симпатичен.

Захотел произнести на прощание какие-то ободряющие слова, но вот так сразу подобрать не смог — на языке вертелись лишь дежурные, затасканные фразы, а захотелось сказать что-то искреннее, идущее от самого сердца. Мысленно чертыхнувшись, Алексей разозлился на самого себя и решил все же сказать банальность, но в этот самый момент Кучеров вдруг остановился в самых дверях.

— Я вот ещё что хотел сказать… — нехотя проговорил он. — Я чего-то испугался после случая с Пашкой и перестал ходить в секту… Они мне позвонили пару раз, спросили, чего это я пропал. Я им говорю — все, ребята, завязал я с этим делом… Но тут вчера вечером вдруг встретил Лохматого… И он мне встречу на сегодня назначил. В «Поплавке», у Тучкова моста. Сказал, что это очень важно для меня.

Николаев встрепенулся — последние фразы были, как соломинка для утопающего.

— А что же вы сразу не сказали? — воскликнул Алексей. — Это же меняет дело. Товарищ полковник, — обернулся он к Тарасову, — разрешите мне заняться этим?

Сурков под столом незаметно, но довольно чувствительно лягнул Николаева.

— И Сурков тоже хочет присоединиться, — как ни в чем не бывало добавил Алексей.

— Он шутит, Иван Иванович! — воскликнул Сурков. — Ты чего, Леха?!

И выразительно погрозил напарнику кулаком.

— Тихо! — прикрикнул Тарасов и обратился к Кучерову, который уже взялся за дверную ручку и хотел покинуть кабинет:

— Подождите… Во сколько они вам назначили встречу?

Глава 4 «Поплавок»

Известный на весь Питер своим ночным стриптиз-баром частный ресторан «Поплавок» принадлежал двум братьям-грекам Константиниди, беженцам из Баку… Известные трагические события в Баку послужили причиной бегства из Азербайджана не только армян, русских и евреев. Столкнулись со своих насиженных мест и поволжские немцы, и крымские татары, и курды, и турки, и даже немногочисленные ногайцы… Словом, все-все-все. Не осталась в стороне и греческая колония, которая веками селилась возле Старого кладбища. Бежали кто куда, лишь бы подальше от постепенно разгорающегося шовинистического костра.

Братья Константиниди выбрали для себя Питер. Они приехали в северную столицу на двух стареньких «Победах», доверху набитых нехитрым скарбом и многочисленным семейством. И ожидало бы братьев незавидное скитание от одной миграционной комиссии к другой, если бы не судьба. Фортуна, улыбнувшись своей ослепительной улыбкой, протянула им руку. Оказалось, что одна из «Побед», на которой они приехали, когда-то принадлежала самому Хрущёву. Это им сообщил известный питерский коллекционер редких авто. И тут же предложил купить у них машину, причём назвал при этом такую гигантскую для беженцев сумму, что те в первый момент не поверили. Не зная что сказать, братья некоторое время молча и глупо переглядывались, затем старшему хватило ума начать торговаться. Через двадцать минут цифра не только увеличилась вдвое, но и — самое главное! — появилась на столе в виде вполне осязаемых долларовых купюр. Константиниди решили больше не искушать мадам Фортуну и тут же ударили по рукам… А на следующий день приобрели за бесценок списанный речной трамвайчик, где решили открыть небольшой ресторан. Над названием тоже долго не думали — кинули в кастрюлю несколько скрученных бумажек, где были написаны подходящие не их взгляд слова и заставили самого младшего Константиниди тянуть. Трехлетний малыш вытянул «поплавок».

И вот теперь ресторан «Поплавок» был навечно пришвартован возле Тучкова моста.

За два часа до начала операции Алексей и Сурков провели разведку местности и все тщательно изучили. Сначала Сурков на чем свет стоит ругал напарника за то, что тот влез в это, на его взгляд, дохлое дело. Но Николаев упёрся и стоял на своём до конца — нужно помочь мужику, и баста!

— Да ты пойми, шпана! — горячился Сурков, и у него от возмущения подрагивали толстые щеки. — Он ведь законченный псих, по нему это сразу видно.

Его нужно связать и, не мешкая, отправлять в Москву, в Кащенко… — А почему обязательно в Москву?

— Потому что у нас в городе никто этого психа лечить уже не будет!

— Ладно, кончай, Сурок… Он не псих, он обычный мужик. И у него серьёзная проблема. И мы просто обязаны помочь. Если не мы, то кто?

— Смирительная рубашка ему поможет! Ты только вдумайся, что он несёт.

«Зомби… Сам под машину кинулся… Гипноз…» Начитался «жёлтой» прессы, вот и несёт все подряд, совершенно не думая!

— Но помочь ему все равно надо!

— Обойдётся!

— А я говорю — надо… так они спорили примерно минут десять, потом Сурков неожиданно уступил.

Делай что хочешь, махнул рукой он, а я за это не отвечаю… Проведя рекогносцировку, они наметили места слежения, прикинули, где можно разместить людей, которые будут блокировать подходы к «Поплавку». После этого показали все это на схеме полковнику Тарасову. Для утверждения.

Иван Иванович довольно долго изучал схему, задавал каверзные вопросы и, наконец, видимо удовлетворённый ответами подчинённых, изрёк:

— Получается, что все вы предусмотрели, все варианты просчитали и все ходы-выходы перекрыты, так, что ли?

— Так точно! — вылез первым толстый Сурков, он всегда любил лишний раз показать начальству, что предан и верен до последнего.

— Ты тоже так думаешь? — обратился Тарасов к Алексею.

Тот пожал плечами. Ему не понравилось, что полковник трижды упомянул слово «все». Это прозвучало так, словно Тарасов знал что-то такое, о чем его подчинённые не догадывались. Это отдалённо напоминало ситуацию, когда учитель, вызвав ученика к доске, ясно видит допущенную им ошибку, видит, но молчит, исходя из каких-то своих подлых педагогических соображений… Николаев помрачнел (он не любил загадок), набычился. В нем вдруг заговорил дух противоречия. Если на него вдруг оказывалось самое малейшее давление, то он тут же «выпускал иглы» — стоял на своём до конца, даже если видел, что его позиция ошибочная.

— А чего тут думать… Трясти надо!

Полковник недовольно хмыкнул. Он в глубине души любил Николаева, справедливо считая его неплохим сотрудником, но внешне старался это не показывать. К тому же ему претила внешняя раскованность Алексея, за которую Иван Иванович его не раз прилюдно называл раздолбаем и шпаной. Николаев на «шпану» не обижался. Он был с Лиговки, а там все парни так себя называли.

— Что ж, добре, хлопцы! Как говорят братья-киргизы — седлайте верблюдов. И смотрите у меня, чтобы без ЧП. Ты, Алексей, не отворачивайся, не отворачивайся, тебя это в первую очередь касается… — Сделаем, товарищ полковник.

— Элементарно, Иван Иванович, — с лёгкостью заметил и Сурков. — Что мы, одного психа не проконтролируем? Запросто!

Но вышло иначе…

Алексей и Сурков приехали минут за двадцать до встречи на старенькой вишнёвой «шестёрке». Машина принадлежала Суркову, он относился к ней бережно и не любил, когда на ней ездят чужие. Алексей это знал и, желая лишний раз поддеть напарника, нарочно хлопнул дверцей, когда выбрался из машины. Сурков сразу же закипел:

— Ты чего, Леха?! Ты дома дверцей холодильника так хлопаешь?!

— А у меня нет холодильника! — засмеялся Николаев.

— Сколько раз я тебе говорил — когда садишься в машину, дверь закрывай мягче, нежно, как будто женщину ласкаешь… У неё замки старые, стёртые, ты разок громыхнёшь, и все — кранты. Мне что, потом дверь проволокой прикручивать?

— Ну и зануда ты, Сурок! Давай кончай!

— Шпана ты, Николаев! Как тебя только на работу в органы взяли?

— Тебя забыли спросить!

— Самая настоящая шпана… — Ага, — легко согласился Алексей, — у нас вся Лиговка из шпаны состоит.

— Да пошёл ты!..

— Вместе пойдём. До ресторана всего два шага.

Негромко переругиваясь, приятели вошли в ресторан и устроились за столиком, который ещё раньше Сурков заказал по телефону. Он специально попросил администратора, чтобы им оставили два места с правой стороны возле первого окна — отсюда прекрасно просматривался не только весь ресторан, но и вход, к тому же рядом в кадке рос небольшой декоративный куст, который скрывал наблюдающих.

Приняв заказ, официант беззвучно удалился, чтобы вскоре вновь материализоваться с огромным подносом. Чего только на нем не было! И пять сортов морских салатов, и трепанги, и мидии, и фаршированная рыба «по-староевропейски» и кальмары из Греции… Толстый Сурков поесть любил, никогда этого не скрывал и всегда напрашивался на такие задания, где значилось «наблюдение за объектом» в ресторане. Вот тут он давал себе волю — порой заказывал столько закусок, что когда в бухгалтерии Управления принимали очередной его отчёт, всегда недовольно ворчали:

— Сурков, скажи честно, ты что, привёл с собой все семейство?

— Да нет, я был один! — оправдывался Сурков.

— Ты в одиночку съел целого поросёнка?!

— Ну он же был совсем маленький… приняв от официанта тарелки, Сурков с ловкостью профессионального фокусника расставил их на столе и сразу же принялся за еду. Спиртное они заказывать не стали, даже пиво себе не позволили. Если бы полковник Тарасов узнал о спиртном!.. нет, лучше лишний раз не рисковать.

— Расслабимся после операции, — произнёс Алексей, стараясь не смотреть, как за соседними столиками весело откупоривали бутылки и разливали по рюмкам фирменную «Метаксу».

— Это точно! — легко согласился Сурков. — Иваныч узнает, башку оторвёт… — Как там наш клиент? — Николаев сидел спиной к Кучерову и не видел, что тот делает.

Сурков быстро и равнодушно взглянул на бывшего прапорщика, после чего вновь вернулся к своему любимому занятию — поесть на халяву.

— Сидит.

— Ничего особенного не заметил?

— Нет.

— Ты хоть погляди, Сурок!

— А я и так знаю, — беспечно отозвался Сурков. — Сидит парень и нервничает… Леха, да ты не волнуйся. Нам-то что! Лишь бы по микрофону не стучал… — У тебя хорошо все слышно?

Сурков наконец оторвался от еды и демонстративно глубоко вздохнул.

Поправил миниатюрный наушник в ухе. У Кучерова, который находился в противоположном углу ресторана, на груди были спрятаны микрофоны и передающее устройство. На тот случай, если на встречу кто-нибудь придёт. Тогда бы они услышали каждое слово их разговора, даже если те говорили бы шёпотом.

Николаев взглянул на часы.

— Пора бы уж! — нетерпеливо произнёс он.

— Ты ешь, никуда они от нас не денутся… к столику, где сидел Кучеров, подошла официантка.

— Проверь-ка аппаратуру, — приказал Алексей.

Сурков снова тяжело вздохнул. Он был старше напарника на восемь лет, но на эту операцию полковник Тарасов старшим назначил именно Николаева. И теперь приходилось подчиняться. Отодвинув тарелку, Сурков сунул руку во внутренний карман костюма, покрутил настройку. В левом ухе отчётливо раздался грохот передвигаемой посуды — это официантка производила перемену блюд на столе Кучерова. Сурков поморщился, он не любил громкого шума.

— Ну? — поинтересовался Алексей.

— Грохочет, как на рок-концерте! — пожаловался Сурков.

— Ну и отлично… Николаев снова посмотрел на часы. Тот, кто должен был прийти на встречу, уже опаздывал довольно сильно. Неужели обманули? Неужели действительно Сурков прав и все то, что говорил их странный клиент, не более чем плод его воспалённого воображения?.. Это было бы обидно. Алексей уже мысленно нарисовал себе психологический портрет бывшего прапорщика — простой, честный мужик, запутался, но не более того. Да, запутался, да, слабохарактерный… Но честный!

Не подлец какой-нибудь, не бандюга… Они проверяли сегодня, действительно машина ГАИ сбила на Каменноостровском проспекте человека, и фамилия того человека действительно была Зуйков, но самое главное — и Зуйков, и Кучеров служили в одной воинской части в Афганистане. И секта «Свет истины» существует… И ему теперь очень хотелось, чтобы к Кучерову кто-нибудь пришёл на свидание из секты.

Только прослушав их разговор, можно было бы предпринимать дальнейшие шаги.

А пока все это лишь рассказы одного бывшего прапорщика.

Ещё один короткий взгляд на часы. Часовая стрелка, казалось, застыла на месте, а минутная ползла еле-еле, из последних сил… Покончив с едой, Сурков с удовлетворением откинулся на спинку стула:

— Наколол он нас. Точно тебе говорю!

— Может, ещё придут?

— Не-а… — Сурков принялся ковырять зубочисткой во рту. — Не верю я… о… ем… оой… — невнятно продолжил он.

— Что? — не понял Алексей.

— Пойдём домой, говорю! Все, финита ля комедия.

Алексей поморщился. Он не любил проигрывать. К тому же ситуация ему подсказывала, что здесь что-то не так. Ну не мог Кучеров все это придумать! Это было слишком сложно для такого человека… Он огляделся, словно надеялся увидеть кого-нибудь из загадочной секты.

Внезапно что-то привлекло его внимание. Заметив, что напарник «сделал стойку», Сурков насторожился и тоже проследил за взглядом Николаева.

Со стороны Невского к «Поплавку» свернули две разукрашенные разноцветными лентами и шарами машины. На первой — чёрной «Волге» — были укреплены два золотистых кольца и колокольчики. Машины лихо затормозили, из них с шумом выбралась компания молодых парней и девчонок во главе с женихом и невестой…

Но не на них во все глаза смотрел Алексей. Его внимание привлекла хрупкая невысокая блондинка с видеокамерой. Нельзя сказать, что она была красавицей, но какая-то изюминка в ней все же присутствовала. В толпе именно на таких девушках обычно невольно задерживают взгляд мужчины. Блондинка имела гордый и неприступный вид. А видеокамеру держала небрежно, как охотник держит своё ружьё.

Догадавшись, на кого именно уставился напарник, Сурков презрительно усмехнулся:

— По-моему, не по Сеньке шапка!

Эти слова лишь подстегнули Алексея.

— Это почему же?

— Сразу видно, что это серьёзная мадемуазель. Ничего у тебя не получится!

— Спорим?

— Погоди, погоди… А операция?

— Ты же сам говоришь, что все — финита ля комедия… — Мало ли что я говорю, — заволновался Сурков. — А вдруг кто-нибудь ещё и появится?…

— «Прослушка» у тебя?

— Да.

— Вот и слушай… если появится. А я пока покурю.

Он вскочил со своего места и направился к выходу.

— Ты куда?! Нельзя же так! Вот шпана! — зашипел вслед Сурков, но было уже поздно — напарник скрылся за стеклянной дверью.

Легко сбежав по трапу на набережную, Алексей приблизился к блондинке.

Мысленно обрадовался, что не ошибся — вблизи девушка выглядела ещё более привлекательной. У неё были красивые серые глаза, ямочки на щеках, чуть полноватые чувственные губы. Спортивную фигуру подчёркивали облегающие джинсы.

Движения у блондинки были свободные, раскованные — сразу было видно, что когда-то она активно занималась спортом. Кроме того, в ней чувствовался весёлый нрав, девушка то и дело улыбалась, лукаво поглядывая на новоиспечённых супругов.

Понаблюдав некоторое время за свадьбой, девушка подняла видеокамеру на уровне глаз, плотно прижалась к окуляру видоискателя. И осторожно повела камерой справа налево, снимая панораму.

— О, нет-нет! Здесь снимать нельзя! — вдруг остановил её Алексей.

Блондинка с удивлением взглянула на него.

— Вот ещё новости! — изумилась она. — почему?

— Здесь находится секретный объект, — перешёл на таинственный шёпот Алексей.

— Ресторан, что ли?

— Нет… Я!

— Вы?

— Да, — серьёзно подтвердил Алексей и гордо выпятил грудь.

Не выдержав, блондинка прыснула. Но тут же стала серьёзной.

— Допустим, вы действительно секретный объект. И чем вы это докажете?

— Я — секретный агент национальной безопасности. Моя подпольная кличка Алексей. Можно просто — Алёша.

Николаев щёлкнул каблуками и галантно кивнул. Девушка с интересом оглядела его и решила подыграть.

— Разве это доказательство?

— А разве нет? — искренне удивился Алексей. — Ну хорошо… Как вас зовут?

— Александра, — не кокетничая, спокойно, с достоинством представилась блондинка.

— Отлично, Саша! Я сейчас вам докажу, что я секретный агент. Назовите три телефона, но так, чтобы один из них был ваш. Я запросто его угадаю.

— А если не угадаете?

— Тогда… Тогда я прямо на ваших глазах брошусь в воду. — И Алексей храбро ткнул пальцем в зеленую воду. — Мне будет стыдно, я утоплюсь… — Я не стою таких жертв… Хорошо, давайте сыграем в угадайку. Вот вам телефоны: 557-35-19… 157-13-44… ну и 422-16-93.

— Ваш последний! — тут же уверенно сказал Алексей.

Блондинка вновь засмеялась.

— Не угадали!

— Не может быть! Вы меня нарочно обманываете!

В этот момент жених призывно замахал рукой и крикнул:

— Шура! Давай снимай. Я сейчас на руках внесу её в ресторан!

Он легко подхватил и поднял невесту на руки, толпа друзей и подружек тотчас взревела от радости.

— Извините, секретный агент Алёша, мне нужно отрабатывать гонорар, — весело сказала Александра, мягко отстраняя Николаева в сторону и поднимая видеокамеру. Она вновь сделала короткую панораму, поймала в объектив жениха с невестой на руках и, осторожно ступая по трапу, снимая, направилась вслед за толпой в ресторан.

— Тогда — первый номер! — запоздало крикнул ей вслед Алексей.

Александра, не оглядываясь, махнула ему рукой.

— Что, брат, динамо? — прохрипел за спиной Николаева чей-то прокуренный голос.

Он обернулся и увидел пожилого сутулого мужика с длинной удочкой в руках.

Рыбак, хитро прищурившись, смотрел на него и держал в руках незажженную сигарету.

— Да нет, все нормально!

— Бабы — они такие… как щуки. Их сразу подсекать нужно. Заблеснил — и подсекай, понял? Никогда с ними не болтай. Незачем. Все равно кончится одним — или ты её затащишь в койку, или она тебя продинамит… У тебя курить есть? — без всякого перехода вдруг спросил рыбак.

Алексей достал из кармана пачку сигарет, протянул мужику.

И вдруг замер… Потому что в этот момент раздался звон разбитого стекла.

Это было похоже на замедленную съёмку. На верхней палубе речного трамвайчика, где располагался ресторан, красивыми разноцветными брызгами в разные стороны разлетелось стекло. Его вышиб Кучеров. Он нелепо взмахнул руками, согнулся, держась за живот, словно его мучила нестерпимая боль, и прямо головой врезался в воду. странно, но погрузился он почти без всплеска.

— Ни хрена себе! — отчётливо произнёс рыбак в полной тишине.

И тут словно включили звук. Разом закричали люди — и в ресторане, и на набережной. Изумлённые посетители высыпали на открытую часть верхней палубы.

Перепуганный Сурков уже спешил к Николаеву.

— Леха! — закричал он. — К нему никто не подходил! Он сам! Представляешь, он сам встал и бросился вниз головой!

Поняв, что операция уже провалена, Алексей, не стесняясь, выматерился.

— А черт! — отчаянно воскликнул он и как был, прямо в одежде, сиганул в воду — туда, куда несколько мгновений назад погрузился Кучеров.

Видевшая это Александра негромко вскрикнула, она вдруг вспомнила, что этот странный весёлый парень только что обещал ей, что бросится в воду прямо на её глазах. Ну ничего себе, подумала она, бывает же такое совпадение.

И ещё один человек в этот момент подумал об Алексее, правда, у него были совсем иные мысли. Стоявший у парапета отец Влас лишь презрительно усмехнулся, глядя, как лихо прыгнул в воду Николаев.

— Идиоты! — негромко произнёс он и скрылся в толпе набежавших зевак…

Глава 5 Отстранён!

Неприятно, когда тебя предают, но когда это делает твой собственный напарник, то, согласитесь, обидно вдвойне. Хотя такая вещь, как предательство, в Управлении имела место сплошь и рядом и умом Алексей пронимал, что Сурков не мог поступить иначе — просто обязан был человек написать подробный рапорт о случившемся в «Поплавке»! — но внутри у него все восставало против подобного доносительства. Можно же было все так красочно и на расписывать. Однако нет!

Сурков красок не пожалел. И по всему теперь выходило, что Николаев бросил товарища, покинул место проведения операции, завалил все дело… Разве Алексей это сделал специально? Просто все так неудачно сложилось. Ангелы подвели, не проследили… И вот теперь он сидел перед полковником Тарасовым, опустив голову. Сурков, напротив, смотрел на полковника во все глаза, в них явно читалась собачья преданность и подобострастие. Выплеснув первую порцию гнева по поводу проваленной операции, Иван Иванович уже несколько успокоился, встал со своего места и теперь мерил кабинет тяжёлыми шагами. Наконец остановился, строго посмотрел на подчинённых и сказал, перейдя на «вы», как он обычно делал в состоянии крайнего раздражения:

— Подвожу итог. Насколько я понял из рапорта Суркова, в момент самоубийства Кучерова вас, Николаев, там не было?

«О, Господи! По второму кругу пошёл…» — тоскливо подумал Алексей.

— Не было, Иван Иванович, — произнёс он, стараясь, чтобы в ответе прозвучало раскаяние.

Но раскаяния в его словах не было. И это полковник Тарасов тут же уловил.

— А где же вы были?

— Вышел на набережную.

— Зачем вы это сделали?

— Покурить захотелось… Не будешь же рассказывать ему истинную причину! Хорошо ещё, что Сурков ничего не написал про блондинку с видеокамерой.

— Ты же не куришь, мать твою! — в сердцах воскликнул Тарасов.

Услышав ругательство, Алексей встрепенулся, быстро взглянул на полковника с надеждой. А может, пронесёт? Если Иван Иванович начал ругаться, значит, уже не так сердится, значит, уже отходит… — Не курю, Иван Иванович, это точно. Но сигареты в кармане таскаю. Так, на всякий случай.

— «На всякий случай…» — обидно передразнил Тарасов, схватил со стола рапорт Суркова и раздражённо потряс им. — Вот он, ваш случай! Все самое худшее уже произошло. Вы хоть понимаете, что произошло?

Что тут ответишь? Приходится только принимать вид раскаявшегося пионера и шмыгать носом. Алексей мысленно призвал Бога, чтобы тот сократил эту муку. Хуже нет, когда тебя несколько раз ругают за одно и то же.

— Что молчите, Николаев? — неумолимо продолжал тем временем Тарасов.

— Понимаю, Иван Иванович… — Ни черта вы не понимаете! К нам пришёл человек, сказал, что есть угроза его жизни — это раз! Вы разрабатываете операцию, замечу, весьма тщательно разрабатываете, учитывая все нюансы, — это два! Наконец, вы идёте туда, «пасёте» клиента, а он вдруг ни с того ни с сего погибает… — Но… — Сурков попытался было вклиниться в гневную речь начальства.

Но Тарасов лишь властно махнул рукой.

— …ПРЯМО У ВАС НА ГЛАЗАХ! — загремел он. — Человек погиб, а вы ничего не смогли сделать. Вы — сотрудники службы безопасности!

Тяжело дыша, он уставился на Алексея.

Парень нервно пожал плечами. Крыть было нечем. Во всем прав Иван Иванович.

Проморгали. Упустили. Облапошились… В результате — труп Кучерова, выловленный водолазами. И никаких признаков насилия.

— Мне кажется, он был все же не в себе, — робко заметил Сурков.

— Тихо! Я с вами отдельно поговорю… — Тарасов вновь повернулся к Николаеву. — Где ваше оружие?

Алексею стало тоскливо, он понял, что его постепенно загоняют в угол.

— Нет его. Утопил.

— Отлично! А где ваше удостоверение?

— Вот… — краснея от смущения, Алексей достал из кармана промокшую «корочку». Попытался было открыть, но сделал только хуже — прямо на глазах полковника Тарасова удостоверение расползлось на отдельные листочки. Теперь на них нельзя было разобрать ни слова, а вместо фотографии серело небольшое пятно.

— Можно высушить, — заметил Алексей. — Например, утюгом… — Все, хватит! — Иван Иванович раздражённо прихлопнул ладонью по столу. — Утюгом… Мне это надоело. С этого момента вы отстранены от дела. Получаете строгий выговор за разгильдяйство. И пока не закончится служебное расследование, чтобы духу вашего здесь не было!

— Иван Иванович, я же не нарочно… — Я все сказал! Покиньте кабинет, Николаев!

Опустив голову, Алексей поплёлся к выходу.

В органы Алексей Николаев попал, можно сказать случайно, по совету старшего брата отца. Дядя максим был в семье личностью легендарной. Как говорила ещё бабушка Алексея, «он всегда совал нос не туда, куда следует». И действительно, дядя Максим повсюду искал приключений, казалось, что он не мог жить спокойно, как все нормальные люди. Его энергия просто поражала! А замыслы!.. Окончив кораблестроительный институт, он занимался чем угодно, но только не своей специальностью. И Останкинскую телебашню красил, и экстремальными автогонками в казахстанских степях занимался, и даже «подопытным кроликом» в НИИ космонавтики был — сутками крутился на центрифуге или месяцами сидел в барокамере. А эта безумная идея с походом на Северный полюс на лыжах?

Ведь это он придумал, дядя Максим, а Шпаро «со товарищи» лишь её подхватил и довёл до логического конца… Словом, много чего можно было рассказать о дяде Максиме. Родители справедливо считали, что маленького Алёшку следует оградить от слишком опасного дяди. Пока они были живы, Алексей лишь со стороны с восхищением и завистью наблюдал за деятельностью дяди Максима. Но потом случилась страшная авария — КрАЗ сшиб автобус в Неву. Никого спасти не удалось.

Среди пассажиров были и родители Алексея… Дядя Максим взял десятилетнего мальчика к себе и воспитал по своему подобию. Тихий, застенчивый Алексей вырос настоящей лиговской шпаной — он постоянно дрался, попадал в ту или иную неприглядную историю, состоял на учёте в милиции… Его несколько раз пытались выгнать из школы, но каждый раз дяде удавалось отстоять слишком бойкого племянника. Сам дядя за эти годы, напротив, стал более серьёзным, остепенился. Он теперь не искал шальных приключений, всерьёз занялся языками и после многочисленных попыток был зачислен на специальные курсы КГБ, успешно окончил их и получил офицерские погоны. У него вдруг обнаружилось редкое призвание — оказывается, он был прирождённым следопытом и гениальным охотником. В КГБ из него сделали снайпера… Теперь дядю Максима посылали в «горячие точки», где он находил выход своей неуёмной энергии. Во время одной из таких командировок его серьёзно ранили в ногу, и он пролежал дома в гипсе почти год. Все это время он посвятил племяннику, взахлёб рассказывая ему о своих приключениях. Алексей слушал его раскрыв рот. Ему вдруг открылась новая жизнь, о которой он и не подозревал.

Что только он не услышал!

Оказывается, дядя Максим привык теперь полагаться только на своё чутьё, и оно его не раз выручало. Однажды он на спор прошёл по минному полю под Кандагаром, доказывая всем, что чувствует напряжение, заключённое во взрывателе. Конечно, это была фанаберия — какое напряжение он мог уловить от взрывателя? — но что-то в организме имелось, и оно чётко сигналило: опасность!

Среди особистов Максима никто за нормального не держал. Ну кому, подумайте, взбредёт в голову на спор прогуляться с одного конца минного поля на другой без миноискателя? Нет, с точки зрения коллег он был немного чокнутым.

Вот в первую военную компанию в Сербии, к примеру, он, как только приехал и узнал, от кого «юги» хотят избавиться, тотчас отправил письмецо полковнику Карлу Шлиманну, своему противнику, тоже снайперу из Германии, приехавшему воевать на стороне боснийцев и уже угрохавшему человек десять из командного состава. Снайпер сообщил, что прибыл капитан Николаев Максим и имеет честь доложить, что ровно через неделю, а точнее, по истечении семи суток, ни позже ни раньше, он закончит его земную жизнь, если Карл не соберёт чемоданы и не уедет из Югославии. В противном же случае следует подумать о завещании, ибо Максим знает, что немец старый одинокий волк, и уважает его прошлые заслуги.

Письменного ответа не последовало, но устно полковник передал Максиму свою благодарность и посоветовал аналогичным образом позаботиться о себе. Все это рассказал пленный серб, которого Шлиманн специально выкупил у боснийцев, чтобы отправить «живое послание». Серба звали Мирослав, месяц назад ему исполнилось двадцать, и он с восхищением смотрел на Максима, которому доложил, что Карл, будучи старше по званию, обещает вернуть русского снайпера в материнское лоно земли ровно через пять дней и восемнадцать часов, если русский снайпер не проявит благоразумия. Немец даже прислал с Мирославом бутылку хорошего итальянского «Кьянти». Стояло лето, было тепло, они пили вино, закусывая тёплыми, приготовленными из овечьего сыра лепёшками и с любопытством смотрели на Максима. Нет, все знали, что он не уедет, но вот какой ответ придумает русский на эти «пять дней и восемнадцать часов»? и Максим придумал: просто пять дней. И победил. Хватило одной секунды, когда среди ветвей мелькнула коротко стриженная голова Шлиманна. Снайпер выстрелил… Он знал, что выиграет.

Алексей знал эту историю наизусть, но каждый раз спрашивал:

— и попал?

— Попал, — скромно отвечал дядя Максим.

После окончания школы Алексей почти год обивал пороги органов, но его не взяли — сказали, молод ещё. Даже рекомендации дяди Максима не помогли.

Обидевшись насмерть, парень проработал до лета вышибалой в известном на весь Питер кабаке «Летучий голландец», а потом поступил во ВГИК на актёрский. Но учёба в институте кинематографии не задалась — Алексея выгнали после второго курса за драку: он набил морду Бондарчуку-младшему. Николаев загремел в армию, но не в кавалерийский полк, где обычно служили дети известных артистов и режиссёров, а в самый дальний гарнизон СибВО[2].

Лиговская закалка и весёлый, неунывающий характер помогли ему выжить, не опуститься, не потерять человеческое достоинство.

Вернувшись в Питер, Алексей сделал вторую попытку попасть в органы, и — о, чудо! — случилось долгожданное: его взяли. Три года спецподготовки пролетели как один. Затем — распределение в отдел полковника Тарасова. Поначалу все шло хорошо, но потом последовали подряд несколько неудач, и за Алексеем твёрдо закрепилось прозвище Невезучий. Напарник Сурков, правда, называл его ещё и «шпаной», но это так, без особой злости. А вот первое прозвище было гораздо неприятней! Разве Алексей виноват, что у него не все получается? И пожаловаться было некому — почти у всех в Управлении были завязки, а у Николаева — никого.

Дядя Максим был уже не в счёт, его серьёзно подстрелила в Чечне чемпионка Латвии по стендовой стрельбе. Отправленный на пенсию по ранению, он теперь целыми днями проводил перед телевизором, всерьёз «заболев» политикой.

Итак, до последнего времени дела у Алексея шли неважно, а тут ещё эта неудача с Кучеровым. Ну, конечно, полковник Тарасов взорвался. А в гневе он страшен, это всякий знает. И все, кончилась на некоторое время карьера старшего лейтенанта Николаева. Аут! Можно было отдыхать. Пока не пройдёт служебное расследование — а это дело долгое, Алексей это знал точно — можно было особо не рыпаться. Если Иван Иванович сказал «отстраняю», то все — сиди и жди перемены погоды, вернее, настроения… Алексей решил это время использовать с толком — как следует напиться…

Он открыл глаза, увидел остановившуюся стрелку будильника и понял, что пора завязывать. Пошарив в холодильнике, он нашёл открытую бутылку «Комдива».

Налил в стакан остатки и выпил без закуски почти полный стакан водки. Резко выдохнул, передёрнул плечами. Двести граммов паршивого алкоголя устремились в кровь. И уже через несколько секунд отдались в голове.

— ого! — невольно восхитился Алексей. — Крепка, зар-р-раза! Из чего же её теперь делают?

Вопрос повис в воздухе. В однокомнатной берлоге холостяка — никого. Лишь широкая тахта и телевизор с диагональю 72 сантиметра . На полках книги и видеокассеты.

Алексей собрал в сетку пустые бутылки, валявшиеся на кухне, в ванной и даже туалете. Посидел немного на стуле, отдохнул, набираясь сил. Сердце постепенно успокоилось, набирая привычные обороты.

Пора выходить на улицу… В мятом спортивном костюме с трехдневной щетиной на щеках Алексей Николаев теперь не был похож на агента национальной безопасности, а вполне мог сойти за одного из завсегдатаев пивного ларька.

Выразительно выпирающие из сетки бока пустых бутылок довершали картину падения.

Только в магазине Алексей обнаружил, что забыл кошелёк дома. Пошарил по карманам, нашёл несколько смятых купюр. Тащиться по жаре домой, а потом ещё раз — уже обратно в магазин просто не было сил. Он некоторое время тупо соображал, потом хлопнул себя по лбу ладонью:

— А, черт, у меня же посуда в руках, а я думаю… действительно, у него же была сетка с пустыми бутылками. Алексей прикинул на глазок, что этого должно хватить на пару пива. И направился к пункту приёма стеклотары. По пути, обнаружив валявшуюся пустую бутылку, прихватил и её — на всякий случай, если вдруг не хватит мелочи.

Лучше бы он этого не делал!

Скучающие алкаши с подозрительным интересом уставились на него:

— Ты чего, мужик? А ну положи на место!

Алексей, качнувшись, остановился. «Навёл фокус» на глаза, присмотрелся к тому, кто его окликнул. Ничего особенного, просто опустившийся работяга.

— С какой это стати?

— С такой! Положи, и все. Мотай отсюда. Это наш участок.

— У вас что, весь город поделён?

— Не твоё дело!

С этими словами они встали и пошли прямо на него. Шли уверенно, как танки.

Ничего себе, и это в родном районе! Справедливость требовала, чтобы её защитили. И Алексей решил несколько остудить пыл нападавших. Он достал злополучную бутылку, поудобнее перехватил за горлышко и демонстративно тюкнул её о камень. Осколки весело разлетелись в разные стороны, а в кулаке осталась «розочка».

— Вот теперь все по-честному — ни нашим, ни вашим… — Эй, ты! — услышал он чей-то требовательный голос за спиной.

Алексей обернулся и обнаружил перед собой ещё двоих. Вид мужиков был ещё тот — рваная одежда, синяки на лицах, руки в ссадинах. В глазах застыло равнодушное выражение. Эти люди могли с одинаковым успехом и пожалеть тебя, и запросто убить. Просто так, не задумываясь… — Чего надо?

— Ты «розочку» — то брось! Брось, тебе говорят, — приказал ему тот, что стоял к нему ближе всех.

— А чего?

— Брось, поговорим спокойно… Алексей кивнул, выпустил «розочку». Та с мягким стуком воткнулась в землю.

Четверо медленно обступили его со всех сторон — так стая волков окружает жертву. Надёжно, без малейших шансов вырваться. А чего тут? Неужели они с ним не справятся?

— Мужики, — честно предупредил, хоть и с жуткого похмелья, но все же сотрудник безопасности, — вы со мной лучше не связывайтесь.

Судя по кривым ухмылкам, это была в высшей степени удачная речь. Если хочешь в России сразу же получить по морде, то нужно произнести именно эти слова. Если бы Николаев их не сказал, то у него ещё оставался шанс выбраться из передряги без особых последствий.

Теперь шансов — ноль. Оставалось только драться.

Стая восприняла его слова как вызов. Не тратя времени на пустые разговоры, алкаши молча бросились на жертву. Особый профессионализм Алексея заключался в том, что он умел работать сразу с несколькими противниками. причём — на подсознательном уровне. Парень даже не отдавал себе отчёт, как это происходит.

Просто тело само реагировало в нужный момент, интуитивно чувствуя, что именно нужно предпринять.

Алексей качнулся назад, как бы предоставляя тому, кто находился у него за спиной, возможность ударить первым. Короткий взгляд назад — одного мгновения достаточно для того, чтобы понять, что тебя бьют правой рукой. Алексей мягко ушёл в сторону, перехватил правую руку, вывернул её. Хруста не услышал, но уже знал точно — рука у противника сломана. А значит, на одного врага меньше.

Алкаш взревел от боли, Алексей не выпустил его руки, довершил разворот, бросив противника под ноги тем, кто уже летел на него спереди. Столкнувшись со своим, алкаши замешкались, заматерились. Это было кстати. Подпрыгнув, Алексей сделал прямой шпагат, ударил ещё двоих. Одному попал хорошо, прямо в горло, второй успел увернуться. Но неудачно: упал на одно колено и вонзил ладонь прямо в бутылочные осколки. Его звериный вопль слился с криками и руганью остальных.

Алексей не обратил на крики внимания. Это со стороны выглядело красиво, почти кино. А ему не до этого. Пульс двести, перед глазами круги от сверхнапряжения, руки дрожат, словно вагон угля разгрузил… Но зато шансы почти сравнялись — теперь перед Николаевым был только один, самый здоровый мужик. В нем Алексей почувствовал настоящего противника. Его сразу выдавали глаза.

Прищуренные, спокойные. Чересчур спокойные. Сразу было видно, что это битый, матёрый волк, прошедший не одну уличную драку.

В отличие от остальных, мужик не лез на рожон, действовал осмотрительно.

Не глядя, подхватил с земли осколок кирпича и сделал два осторожных шага вперёд… Но вдруг замер, выпрямившись, отшвырнул кирпич в сторону. На его лице появилось странное сонное выражение.

Разгадку этой метаморфозы Алексей получил ровно через секунду. Она возникла в виде сильного удара резиновой дубинкой прямо по почкам.

— Стоять! Руки за голову! И ты тоже! Кому было сказано — руки за голову!

Удар повторился. На этот раз — по животу, потому что Алексей успел обернуться.

Перед ним возвышался здоровенный детина в милицейской форме. За его спиной — ещё двое. С короткоствольными автоматами. Из ядовито-жёлтого «уазика» нехотя выбрался толстый лейтенант. Он дожёвывал булку, густо смазанную маслом.

— Руки! — повторил детина и снова ударил Алексея.

— Кончай! Больно же, — невольно вырвалось у парня.

— Чего-чего?

Выразительно сплюнув, Алексей демонстративно поднял руки над головой. Но милиционеру этот плевок явно не понравился. Он размахнулся от души и ударил парня прямо по голове. Мгновенно наступила темнота, уши заложило оглушительным свистом. Алексей закрыл глаза и рухнул на землю.

Глава 6 Отец Влас

«Жениться нужно на сироте», — справедливо заметил классик. После четырех лет совместной жизни с последней, уже третьей по счёту, женой Сурков был полностью с ним согласен.

— Причём сирота должна быть круглой! — проворчал он, прислушиваясь к затихающим шагам своей тёщи.

Только что тёща в миллионный раз напомнила ему, что нужно сходить в магазин за креветками. Она, видите ли, ко дню рождения дочери хочет сделать её любимый чешский пирог. А о том, что через двадцать минут начнётся футбол, она подумал?

— Я целую неделю ждал этого матча! — воскликнул Сурков.

Но воскликнул шёпотом, чтобы, не дай бог, не услышали. Если услышат, то такое начнётся! Домашняя лесопилка с двумя ржавыми пилами — одна тёщина, другая жены… Сурков передёрнул плечами. Нет, лучше об этом не думать. Лучше подчиниться. Черт с ними, со всеми этими бабами!

Он вообще по жизни человек был тихий и мирный, и даже то, что Сурков состоял сотрудником АНБ, не наложило на него отпечаток геройства. Он никогда не принадлежал к тем, кто бегает с автоматом наперевес или поджидает врага в укромной засаде, любовно поглаживая пистолет с глушителем. Нет, этого Сурков не то, чтобы не любил — просто терпеть не мог! Вот тихие, долгие, заморачивающие допросы — это его стихия. Или наблюдать за «объектом» (желательно в хорошем ресторане) — это тоже его. В крайнем случае можно немного побывать «топтуном»[3]. Начальство это знало и старалось использовать Суркова, так сказать, в мирных целях.

Поняв, что от похода в магазин не отвертеться, он быстро собрался, надел на ноги видавшие виды кроссовки и поспешил в супермаркет, который находился в двух шагах от его дома. Выйдя из подъезда, Сурков привычно поднял воротник куртки. Холодный ветер с Невы принёс сырость, а известная вечерняя питерская прохлада пронизывала тело до самых костей. Он сделал несколько шагов, пересёк насквозь крохотный колодец дворика, вошёл в арку. И вдруг замер. Прямо перед ним возвышались две атлетические фигуры в длинных тёмных плащах.

Будучи человеком невысоким, Сурков особенно остро реагировал на тех, кто был выше его ростом — особенно это касалось женщин — и сейчас он сразу же почувствовал, как от незнакомцев исходит скрытая угроза.

Сурков инстинктивно почувствовал, что они поджидают именно его.

Один из незнакомцев шагнул вперёд, узкая полоска от освещённого окна легла на его лицо, и Сурков сразу же узнал его. Это был Лохматый, верный помощник отца Власа.

— Привет! — испуганно пискнул Сурков.

Лохматый не ответил на приветствие. Лишь презрительно сощурился и коротко рявкнул:

— Руку!

— Что?

— Я говорю — руку! — и сам протянул вперёд правую ладонь, словно хотел поздороваться.

Удивлённый Сурков протянул в ответ свою руку. Он явно не понимал, что от него хотят. Лохматый цепко схватил его потную от страха ладонь, крепко сжал её и вдруг неуловимым приёмом с хрустом вывернул руку Суркова таким образом, что тот от неожиданности присел и вскрикнул от резкой боли.

— Вы чего?

— Закрой ему рот, — процедил второй.

Кивнув, Лохматый ударил Суркова по ногам — тот упал на колени, правая рука по-прежнему вывернута до отказа и заведена так высоко, что кажется — ещё немного, и сустав выскочит из гнёзда. Лохматый, не мешкая, достал из кармана кусок специального липкого пластыря, размахнулся и запечатал Суркову рот.

— Готово! — сообщил он.

Его напарник заголил вытянутую руку Суркова, на которой уже вспухли от напряжения вены. Вынул шприц, прыснул тёмной жидкостью и аккуратно ввёл иглу в вену… Почувствовав боль, Сурков невольно дёрнулся, его глаза расширились от ужаса.

— Тихо, тихо, — приказал напарник Лохматого. — А то игла сломается.

— И больно будет! — коротко хохотнул Лохматый.

— Терпи… Сейчас… Ещё немножко… Все!

Он резко выдернул иглу из вены.

— Отпусти его… Лохматый выпустил руку Суркова, схватил за шкирку своей лапищей, приподнял и поставил на ноги. Неловко потоптавшись, Сурков развернулся, на его лице застыло выражение страха и покорности. Лохматый пощёлкал пальцами у него перед глазами, потом несильно ударил пару раз по щекам. Сурков помотал головой.

— Оставь его, — сказал второй, — сейчас придёт в себя.

— Пошли.

Ещё раз криво усмехнувшись, Лохматый сдёрнул пластырь, освобождая Суркову рот. Тот несколько раз жадно глотнул, словно ему не хватало воздуха. Глаза у Суркова вдруг стали бараньи, он явно не понимал, что с ним только что сделали.

Удостоверившись, что необходимый эффект достигнут, Лохматый поспешил за напарником.

Они быстро, не оглядываясь, прошли проходным двором, свернули направо и вышли через «слепой» подъезд на улицу. Здесь в серебристом «ниссане» с затемнёнными стёклами их поджидал отец Влас.

— Ну что? — отрывисто спросил он, когда подручные подошли поближе.

— Готов! — кивнул Лохматый.

— Сколько кубиков вогнали?

— Полную ампулу.

— Я спрашиваю — сколько? — чуть повысил голос отец Влас, он любил во всем точность.

— Три с половиной кубика, — пришёл на помощь Лохматому второй. — Должно хватить… — Да чего там! Конечно хватит. На такого кабанчика и двух кубиков за глаза!

— Тебя никто не спрашивает, — нахмурился отец Влас.

Лохматый его во всем устраивал — и в секте все его боялись, и понятлив он был, и все выполнял без ошибок, точно в срок… Но вот язык! Язык когда-нибудь должен был погубить Лохматого. Где нужно и не нужно он влезал со своей глупой болтовнёй. Когда нужно было промолчать, Лохматый обязательно что-нибудь вякал, причём вякал, как правило, невпопад. Иногда раздражал этим отца Власа, иногда — нет. Он нашёл Лохматого в центральной психиатрической лечебнице Норильска и на нем первом опробовал свой экстракт… — давайте в машину! — приказал отец Влас.

Подручные не заставили себя просить дважды. Водитель завёл мотор и «ниссан», плавно развернувшись, поехал в сторону Васильевского острова. В этот поздний час движение в городе замерло, машин почти не было видно. Поднялся ветер, бросил в ветровое стекло несколько первых крупных капель. Водитель включил «дворники», и капли тотчас смело в разные стороны.

Бездумно наблюдая за дождём, отец Влас не заметил, как задремал.

И тотчас оказался в сетях своего кошмара.

В последнее время он являлся к нему вновь и вновь. Словно не желая отпускать его из своего плена. Противиться этому не было сил, ведь кошмар появлялся ночью, в тот самый момент, когда уставший за день мозг уже не мог бороться с галлюцинациями.

Все происходило по одной и той же схеме: сознание раздваивалось — Влас одновременно был и тут и там — в том далёком времени… Он на мгновение открыл глаза, закрыл и вновь открыл — картинка, которая возникла перед ним, не изменилась. На этой картинке, как на моментальной фотографии, медленно появлялся вытянутый салон самолёта, узкий серп света, словно рассекающий его надвое, который возник из щелей открытого спецназом люка, и сами бойцы, застывшие в воздухе, в прыжках, в яростном беге туда — в хвост, где и должен был находиться, по данным, террорист… Влас машинально отметил, что фотография проявляется слишком медленно, что очень смешно выглядят растрёпанные фигуры бойцов в камуфляже, что почему-то они не в своих чёрных масках, как ЭТО показывают по телевизору, что оружие в их руках кажется игрушечным и, наверное, поэтому они не стреляют. Вся эта картина длилась доли секунды, затем «фотография» кончилась, и началось кино.

Открытый командиром люк не успел отойти до конца в сторону, как Влас (тогда ещё просто Влас, без приставки «отец») бросился в железное брюхо самолёта, но опоздал — кто-то протиснулся первым; лейтенант замешкался, его сильно толкнули, старший группы заорал что-то в самое ухо Власа, и сам Влас тотчас заорал в ответ; и все закричали вокруг… На этом совершенно диком «Рррр-ааа!!!» спецназ ворвался в салон самолёта и понёсся к хвостовым туалетам.

Влас почти ничего перед собой не видел — лишь какие-то смутные силуэты. Он ещё успел мельком подумать, что свет специально потушен террористом, и это разозлило его до такой степени, с такой яростной силой, что теперь хотелось только одного — бить и крушить, крушить и бить… Он различал вокруг себя мелькавшие тени, понимал, что охвачен слепой яростью — точно такой же, какая захлестнула и остальных бойцов.

При тусклом свете аварийного освещения зашевелились пассажиры в креслах, салон «Ту-154» наполнился криком, матом, топотом тяжёлых армейских ботинок.

Кто-то из пассажиров вскочил, показал в сторону хвостовой части самолёта, закричал:

— Там! Там он!

Передовая группа спецназа, промчавшись до хвостовых туалетов, развернулась и страшной волной понеслась к кабине лётчиков. Добравшись до кабины, эта волна разнесла запертые двери в одно мгновение — лётчики едва успели плюхнуться на пол — и тотчас повернула обратно… Казалось, спецназ так и будет теперь носиться взад-вперёд по самолёту, крича, матерясь, и сметая все на своём пути — топча высокими ботинками разбросанные вещи и людей, которые случайно оказались на их пути… Но вдруг все замерли на мгновение, словно кто-то невидимый остановил их сильной, властной рукой. Хрупкую тишину отчётливо прорезал крик командира:

— Эвакуировать! Срочно! Всех!.. куда?! А ну, назад!.. В очередь, в очередь, мать вашу!… Назад!!!

После этого истошного и одновременно отрезвляющего крика Влас вместе с товарищами бросился в хвостовую часть самолёта, где должен был находиться предполагаемый террорист. Но никого не увидел, кроме человека, валявшегося в проходе, и ему вдруг стало стыдно за этого растоптанного парня с красивым волевым лицом. Неужели это и был террорист?! Не может быть!

К лежащему парню неожиданно бросился один из пассажиров, ударил его ногой и закричал, хватая за грудки Власа, стоящего рядом:

— Это же он! Он! Держите его!

Влас без труда оторвал от себя пассажира (у того явно была обычная в таких случаях истерика) и несильно ударил по лицу ладонью. Пассажир замолчал, виновато моргая — он уже начал приходить в себя, хотя губы все ещё продолжали непослушно шептать:

— Держите его, держит… и вдруг — сильный удар по голове. Чёрный провал поглотил его… Отец Влас тяжело застонал, приходя в себя. Каждую ночь его мучил кошмар — бесконечное кино из прошлой жизни. Он невесело усмехнулся, чувствуя, как боль в затылке постепенно отпускает его. Стараясь не качать головой, он постепенно выбирался из кровати.

Но сейчас кровати не было. Была машина, он сам — на переднем сидении, и встревоженные лица подручных. Они удивлённо глядели на него.

— Приехали, что ли? — хрипло спросил отец Влас.

— Так точно.

— Хорошо. Ступайте. Я сейчас подойду.

Дождавшись, пока подручные скроются за массивными железными дверями, отец Влас с трудом выбрался из «ниссана». Постоял немного, окончательно приходя в себя. Огляделся… Вот они — его владения! И не этот тесный питерский дворик, стандартный «колодец», каких в северной столице тысячи, и даже не этот гигантский подвал под домом, где за железной дверью с короткой надписью «Свет истины» скрываются его, отца Власа, послушники… Нет, все это не то. Души человеческие — вот его богатство! Они принадлежат ему и только ему. Причём принадлежат полностью, целиком, и ни один из послушников — если, конечно, Учитель захочет! — даже не сможет слова произнести. Да что там слова! Он даже дышать не сможет.

Как-то давным-давно, в той далёкой, теперь уже безвозвратно ушедшей жизни, у Власа обнаружились удивительные способности — он мог внушать людям все, что хотел. И это не было обычным гипнозом, нет. Воздействие Власа было таким сильным, что человек становился совершенно другим, он словно заново рождался. А главное — мог оставаться таким до конца жизни!

У них была довольно странная, по тем, советским понятиям 60-х годов, семья. Отец — священник в небольшом городке Ярославской области, мать — тихая, незаметная женщина, до замужества учительница химии, а сам Влас, единственный ребёнок у родителей, отслужив полтора года в спецназе, готовился к поступлению в специальную школу ГБ… И вдруг этот неудачный захват самолёта, где находился террорист. При захвате пострадали два человека: сам террорист и Влас, в которого по ошибке выстрелил один из своих же бойцов. Попав в голову, пуля застряла там. Сначала думали, что все — хана бойцу власу Ивановичу Москаленко, отслужил-отмучился, бедняга.

Заткнув дырку в голове первой попавшейся тряпкой, его привезли в полковой госпиталь. Подпрыгивая на кочках, командир невесело думал, что боец обязательно умрёт по дороге, и мысленно уже проклинал все на свете, прикидывая, в какой дальний гарнизон теперь пошлют его тянуть лямку. Но Влас не умер, напротив — почувствовал себя лучше. В госпитале он неожиданно пришёл в себя, попытался было встать… Видавший всякое подполковник-медик, удивлённо округлил глаза и выматерился.

— Мать твою… Ты куда? А ну лежать! — прикрикнул он на Власа.

— Да мне бы в туалет… — Сестра, «утку»! — рявкнул подполковник. — А ты лежи, лежи, парень, не двигайся… Он ещё раз взглянул на свежие рентгеновские снимки, которые только что принесли ему из лаборатории. Ошибки быть не могло — вот она, пуля калибра 7, 62, её любой первокурсник знает. Застряла рядом с гипофизом. По всем писаным и неписаным медицинским законам перед подполковником должен лежать труп. Но трупа не было, был живой человек. Живой!

— Может, у него шок? — робко подала идею сестра.

— Да нет, какой, к черту, шок!

Подполковник задумался.

Конечно, в жизни всякое бывает, и медицине были известны совершенно фантастические, на первый взгляд, случаи. Например, с венским поваром Паулем Шнейдером в 18 веке, которому при взрыве парового котла пробило голову обломком скалки. Во время взрыва погибли два поварёнка и соседская кухарка, а Шнейдеру — хоть бы что! Мало того, он ещё умудрился сам — сам! — прийти к лекарю и потребовал, чтобы у него выдернули «эту дурацкую палку» из головы. Можно себе представить, каково же было изумление лекаря, когда он увидел приближающегося к нему Шнейдера, с торчащей из головы скалкой! Решение, кстати, лекарь принял довольно мудрое — он не стал вынимать скалку, а лишь аккуратно отрезал её, так и оставив часть в голове потерпевшего. Шнейдер после этого прожил с обломком тринадцать лет, ещё раз женился, имел двух детей и до конца своих дней пользовался уважением всех жителей Вены.

Решив рискнуть, подполковник не стал проводить трепанацию черепа, оставил пулю на месте — в голове. Рана заживала на удивление быстро. Не прошло и четырех месяцев, как Влас уже встал с больничной койки и сделал первые шаги.

Гордый своим прозорливым решением подполковник даже возил раненого в Москву, показывал его там столичным светилам. Но в Москве к феномену отнеслись равнодушно. Власа комиссовали, он вернулся домой к родителям. Внешне он выглядел здоровым, но внутри организма явно произошли какие-то изменения… Вначале Влас усыпил соседского кота — посмотрел на него, тот и заснул. Потом он вылечил племянницу от заикания — просто приказал ей говорить нормально, та и заговорила… Дальше — больше… К нему потянулись больные со всего города, он их лечил взглядом, поглядит, и все — тем становилось лучше. Так продолжалось до тех пор, пока он вдруг не сказал больной шизофренией девушке, что лечить её не станет. Почему? — искренне удивились родственники. Потому что она сама этого хочет, объяснил Влас, ей хочется быть больной, ей так удобнее жить с вами… Ему не поверили. Мало того — взбешённые подобным «диагнозом» родственники написали кляузу в милицию. Власа задержали, он пытался было сопротивляться, так его ещё и крепко избили. Тогда он уехал из города на Алтай, в горы. Построил там собственными руками скит и прожил в одиночестве три года. В горах на него нашло просветление — он понял, ЧЕМ ОН ДОЛЖЕН ЗАНИМАТЬСЯ В ЭТОЙ ЖИЗНИ.

Отныне больше не было бывшего раненого спецназовца Власа Москаленко, теперь миру явился новый мессия — отец Влас. «И дела, которые он совершит, явят новую истину миру. И преодолеет он все препятствия на пути своём…»

Отец Влас вошёл в подвал, где обычно его послушники читали мантры.

Навстречу ему шагнули верные ученики, склонили головы.

— Ступайте, вы мне сейчас не нужны, — сказал он им. прошёл коридором, свернул направо и очутился перед тремя железными дверьми. На каждой из них был выбит знак секты — солнце с расходящимися в разные стороны лучами, заключённое в трех треугольниках. Достав ключ, отец Влас отпер дверь, вошёл в комнату и запер за собой дверь на большой железный засов.

В комнате царила спартанская обстановка — казённый однотумбовый стол, два стула и узкий диван с потёртой спинкой. Кроме этого в углу на специальной железной тумбе возвышался высокий узкий сейф.

Набрав необходимую комбинацию на цифровом замке, отец Влас открыл дверцу сейфа. Внутри аккуратной стопкой лежали папки с надписью «Дело». Порывшись в папках, он вытащил одну из них. На ней каллиграфическим почерком было выведено «СУРКОВ». Отец Влас раскрыл папку, нашёл нужный листок, на котором была изображена таблица — столбики непонятных цифр по вертикали и даты по горизонтали. Посмотрев на календарь, он сделал отметку сегодняшним числом.

Глава 7 Сурков действует

Пик «ломки», как всегда, возник неожиданно… — Не могу больше! — вдруг первым истошно заорал Сохатый, верзила с огромными мосластыми руками. — Где же он?!

— Где эта падаль?! — тотчас эхом подхватили остальные ребята. — Куда он делся?.. только Рита промолчала. Стиснув зубы, закрыла лицо руками. Она сидела в дальнем углу подвала, тихо так сидела, как мышка, словно и не было её вовсе.

Время от времени по телу волнами пробегала дрожь. Но она пыталась сдерживать себя, главное — не поддаваться… Ещё немного потерпеть. Ещё чуть-чуть… Сейчас все пройдёт, сейчас. Черт! Ну куда же пропал это долбаный Воробей?!

Воробей был самым младшим в их компании. Остальные уже давно закончили школу, а Сергей — тот даже успел «отмотать» полтора года в колонии для несовершеннолетних. Но главарём у ребят был все же не он, а Сохатый.

Здоровенный, почти под метр девяносто, с постоянно выпяченной вперёд челюстью и маленькими, близко посаженными глазами. Особые, как говорится, приметы — густо татуированные кулаки… Сохатый одним своим «отмороженным» видом мог испугать кого угодно. Однако не это было главным. В каждом человеке есть что-то, что и составляет его сущность, и внешний вид здесь не при чем. Так любил повторять её тренер по лёгкой атлетике. Сначала она лишь механически кивала, не вникая в смысл сказанного, затем некоторое время возражала (это в ней говорил естественный для подростков максимализм) и лишь совсем недавно поняла — а ведь он прав, абсолютно прав. Внешний вид ничего не значит! Сохатый мог выглядеть наивным ангелочком, даже крылышки мог пришить к спине, но все равно остался бы этот немигающий, «стылый» взгляд. Взгляд человека, который всегда сможет пойти до конца. Вернее, почти всегда.

Подвалы в старых питерских домах почти все стандартные. Раньше в них пацаны устраивали «качалки» — всевозможные приспособления для физических упражнений. Это чтобы, значит, рельеф накачать, чтобы вид был соответствующий, ну и вообще для поддержания духа… Потом «качалки» куда-то пропали. Нет, их никто не уничтожал — кому они нужны! Просто, наверное, появились другие интересы. Пацаны подросли, стали жить «по понятиям», а их смена уже не развлекалась грубой накачкой бицепсов.

Изменилось само время. Теперь все решали деньги.

Итак, ребята, как обычно, ждали гонца: кто-то разминался в карты, другие по очереди терзали гитару, третьи… Рита сейчас уже не помнила, чем были заняты остальные. Наверное, просто убивали время. Сохатый слонялся по подвалу, несколько раз косо глянул на её голые коленки, но она не придала особого значения его взглядам. Все знали, что она сейчас — «девушка» Сергея. А это значит, что трогать её нельзя. Ни в коем случае. Таков дворовый закон.

И вдруг над ней навис Сохатый. Маленькие глазки будто подёрнуты плёнкой.

Нижняя губа оттопырена. Челюсти медленно двигаются, перекатывая жвачку. Рита машинально отодвинулась.

— Ты чего?

В ответ тишина. Только глаза прищурились.

— Сохатый! Очнись! У тебя что, крыша поехала? — В её голосе послышались тревожные нотки.

Таким она видела его впервые. Парень был явно не в себе. Что это с ним?

Рита отодвинулась ещё дальше и вдруг почувствовала, что упёрлась лопатками в холодный бетон стены. Все, отступать было некуда… — Ребята! — вдруг неожиданно для себя позвала она, и тут же Сохатый, коротко размахнувшись, ударил её по лицу.

Рита перекувыркнулась через голову. Неровный пол с размаху влепил ей пощёчину. Странно, но именно это и привело её в чувство. Она вскочила, развернулась к обидчику всем корпусом, чуть согнула ноги в коленях, словно приготовилась к прыжку. Правая рука машинально нырнула в карман летней куртки, а мозг лишь спустя мгновение вспомнил: «Нож!».

Господи, да какой же это нож. Так, дамская мелочёвка для «походного» маникюра — пилочки, кусачки… Словом, тьфу, а не оружие. Но кроме маникюрных причиндалов там было ещё и простое лезвие. Небольшое, всего несколько сантиметров. Именно о нем в первую очередь вспомнило подсознание.

— ложись! — дико заревел Сохатый. — а ну, все назад! — Это уже ребятам, которые хотели бросится на помощь девушке. — Я кому сказал — назад!

Пацаны нехотя отступили. Раздались удивлённые голоса:

— Сохатый, ты че, в натуре?

— «Колёс» наглотался? Крыша едет?

— Назад, Сохатый! Это же Рита — Серегина девчонка!

— А мне насрать! — крикнул главарь, глаза его ещё больше «поплыли». — Я хочу её трахнуть — и трахну! Прямо сейчас. Прямо здесь. Хочу и сделаю… Сделаю… Сделаю… — его голос сорвался на свистящий полубезумный шёпот.

— Да пошёл ты! — заорала и Рита, понимая, что сейчас произойдёт непоправимое. У Сохатого, у этого добаного наркоши, явно поехала крыша: на её памяти подобное с ним уже случалось, правда, в тот раз это было во время драки — он налетел на противника и бил, бил его, совершенно забыв об окружающих. Так бы и забил до смерти, если бы его не свалили с ног свои же. Но тогда был Сергей. Сергей! Где же он? Где?!

Сохатый медленно надвигался.

— Была команда — ложись!

— Нет!

— Быстро… Ну?! — К ней потянулась растопыренная ладонь.

— Не-е-е-е-т!!!

Рита метнулась в сторону, уклоняясь от ненавистной руки. Бетонные стены предательски сошлись прямым углом, и она вдруг поняла, что отступать больше некуда. Что делать?! На помощь ей никто не придёт — это ясно как дважды два.

Ребята не захотят связываться с «одуревшим» главарём. Сохатого мог бы остановить Сергей, но его нет. Черт, где же он?! Думай, думай… И тут она снова вспомнила тренера. Когда некуда отступать, то иди до конца, любил повторять он.

Во всем. До самого конца. До упора. И делать это надо так, чтобы ни у кого не возникло сомнения в твоих намерениях. НИ У КОГО!

Кажется, именно сейчас отступать некуда. Позади тупик, глухой бетонный угол. От пацанов никакого толку. Сергея нет. И только этот медленно надвигающийся верзила с глазами сексуального маньяка… «Глаза!» — вдруг обожгло Риту.

Неожиданно она поняла, что это её последний шанс. Ножичек в кармане, крики о помощи — все это ерунда. Смотреть! Глаза в глаза! Силу может остановить только сила. В данном случае — сила духа. Но поймёт ли этот отморозок?!

Она замерла. Прищурилась. Опасно! Не подходи! Нельзя!.. Прошло несколько томительных секунд. Страшно заболели напряжённые до предела веки. Казалось, глаза вот-вот лопнут. Теперь девушка напоминала гипнотизёра. Заклинателя змей.

Нет! Саму змею. Удава, смотрящего на кролика… ТОЛЬКО НЕ ПОДХОДИ!

Сохатый вдруг остановился. В его безумных глазах мелькнуло что-то человеческое. Нет, это был не страх. Что-то другое. Словно действительно он почувствовал неведомую силу. Именно — неведомую. Потому что ожидать серьёзного отпора от девчонки, от такой крохотульки… — Да пошла ты… — нехотя проворчал Сохатый.

И отступил.

В этот самый момент в подвал влетел Воробей. Вид у него был растрёпанный, глаза — « на полвосьмого».

— Там! — закричал он.

— Что такое? — всполошились все.

— Там во дворе… Мужик стоит!

— Ну и что? Ты толком говори! Где доза? Принёс?

— Вот! — Воробей бросил «дозу» в одну из раскрытых ладоней.

— Давно бы так, а то «мужик, мужик»… — Да погодите вы! — снова закричал Воробей. — Вы такого ещё не видели. Он стоит и не шевелится! Как зомби! Смотрите, что я у него взял… — И он показал наручные часы.

— Ну ты даёшь!

— Хорош врать-то!

— Расскажи… И воробей рассказал. Все с самого начала — как сбегал на Пять Углов, как купил у кореша «дозу», как возвращался назад… И увидел его. Зомби.

— …Я иду мимо, чувствую, что-то не то. Остановился, пригляделся… А он стоит посреди двора. Руку вот так поднял, словно защищается от кого-то. Я ему — дядя, что с вами. А в ответ — ни звука. Я обошёл его несколько раз, в глаза заглянул. А они у него чёрные, мёртвые… Мне страшно, конечно, стало. Если бы он лежал, я бы сразу чухнул, а тут — стоит. Ну, думаю, была не была… Раз-два, деньги у него из кармана стырил и часики с руки снял!

В подвале наступила тишина.

— Ну и что этот, зомби твой? — осторожно спросил кто-то.

— А ничего. Так он и остался стоять.

— Да врёшь ты все!

— Я вру?.. Поди посмотри! Он небось до сих пор там.

Пацаны разом взглянули на Сохатого. Тот пожал плечами. Подумав, изрёк важно:

— А что, пойдём поглядим.

— Верно! Может, что и нам перепадёт!

Охваченные азартом предстоящей охоты, ребята бросились к выходу. Только Рита осталась на месте.

— Эй! — слабо крикнула она, — дозу-то оставьте, совсем кумарит меня!

Дождь стекал по поднятому воротнику куртки тонкими струйками… Сурков застыл, как статуя, на том самом месте, где его оставил Лохматый с напарником. Он не обращал внимания на дождь, его не волновали противные холодные струи, попадавшие за шиворот, — казалось, его сейчас вообще ничего не касается… Сознание возвращалось к нему медленно, яркими вспышками… Сурков вдруг пошевелился, скосил глаза, обнаружил свою левую руку, потом, чуть повернув голову — и правую… Так он постепенно «нашёл» себя. Уф, ничего себе, отстраненно подумал Сурков, а ведь только что меня здесь не было.

— Где же я был? — непослушно прошептали губы.

Нет ответа. В голове — прозрачная ясность, но эта ясность не давала ответа. он зажмурился, с силой помотал головой. Ничего. Результат нулевой. Он ничего не помнил — как очутился здесь, род дождём, куда направлялся, зачем… Вдруг какой-то шум насторожил его. Сурков поднял глаза и увидел, что к нему подбирается стайка ребят. Они окружали его по всем законам охоты, небольшим полукругом, оставляя лишь «проход», где наверняка ожидала засада… Сурков пригляделся, так оно и было: «засада» в виде долговязого парня с густо татуированными кулаками уже поджидал его.

— Вали его! — коротко приказал Сохатый.

Пацаны с разных сторон набросились на мужчину. Наркоманам он казался лёгкой добычей. Но случилось иначе. Как только возникла реальная угроза жизни, организм мобилизовал скрытые резервы, и тело само вспомнило все те тренировки, которые когда-то проходил Сурков.

Схватка длилась всего пару минут, не больше. Ребята не ожидали такого яростного натиска со стороны «зомби». А после того как могучим апперкотом разошедшийся не на шутку Сурков свалил Сохатого, остальные бросились наутёк.

— Атас! — запоздало крикнул Воробей.

И прыгнул было в сторону но… поздно!

Сурков, заметив на его руке собственные часы, дотянулся и цапнул пацана за шкирку.

— Отпустите, дяденька, я больной! — привычно заканючил Воробей.

Перехватив его руку, Сурков сорвал часы.

— Где ты их взял?

— Нашёл… Честное слово, нашёл. Вот здесь валялись.

— Не ври!

Сурков хорошенько встряхнул мальчишку. Воробей обречённо шмыгнул носом.

Сохатый валялся на земле в двух шагах, был неподвижен и подозрительно напоминал тушу бычка на мясокомбинате. Поняв, что помощи ждать неоткуда, Воробей нехотя «раскололся»:

— У вас, дяденька, снял… Только я не хотел… Вы как мёртвый стояли, я подумал — шутите, наверное… Ну и захотел вам подыграть… Ей-богу, дяденька!

— Как я стоял? — насторожился Сурков.

— Как мёртвый.

— Ну-ка, рассказывай все по порядку.

Пришлось Воробью все честно рассказать. Единственное, что он не стал говорить, так это за чем он бегал на Пять Углов. Самому «колоться» про наркоту?

Нет уж, дудки, нашли дурака!

Услышав про то, в каком виде его обнаружил мальчишка, Сурков нахмурился.

Последнее, что он помнил, это была тёща, которая заставила его пойти в магазин… И вдруг, оказывается, он стоит посреди двора, как истукан. Причём мальчишка утверждает, что Сурков ничего не чувствовал.

— Сколько времени? — вдруг спросил он.

— Часы-то у вас, дяденька… — А черт! — Сурков взглянул на часы. — Ты не знаешь, когда футбол начался?

— Не знаю. Ничего я не знаю, дяденька. Отпустили бы вы меня.

— Пошёл вон!

Сурков разжал руку, и Воробья как ветром сдуло. Он ещё раз огляделся. На «поле боя», по-прежнему не подавая признаков жизни, лежал Сохатый. Он нагнулся над телом. Вроде дышит… Ладно, бог с ним, выживет, не подохнет. Сейчас главное разобраться, что с ним, с Сурковым, произошло.

Вернувшись домой, он первым делом учинил самый настоящий допрос тёще. Но толку от неё было мало. Да, отправила его в магазин за креветками. Да, он где-то пропадал полтора часа. Нет, больше она ничего не знает… Заперевшись в спальне, Сурков попытался ещё раз восстановить ход событий, но ничего путного из этого не вышло. Провал ровно в 1 час 40 минут по-прежнему оставался невосполнимым. Что же произошло в этот промежуток времени?

На следующий день Сурков пришёл в Управление, мучительно размышляя над этим вопросом. Увидев его мрачную физиономию, полковник Тарасов спросил:

— Уже знаешь?

Час от часу не легче, подумал Сурков.

— Что вы имеете в виду, Иван Иванович? — осторожно спросил он.

— вот! — Тарасов раздражённо швырнул на стол лист бумаги.

Сурков опасливо взял лист, ведь там могло быть что угодно… Поднёс к глазам и не смог сдержать облегчённый вздох. Это всего-навсего было уведомление из отделения милиции о задержании Алексея.

— Ты чего улыбаешься? — подозрительно поинтересовался Тарасов.

— А я-то думал… — невольно вырвалось у Суркова. — Извините, товарищ полковник. Безобразие, конечно… — Он подобострастно уставился на Тарасова, затем вновь перевёл взгляд на бумагу. — «…подрался… был пьян… оказал сопротивление…» Очень похоже на Николаева!

— это я сам знаю. Значит, сделаем так… Поедешь сейчас же в отделение, вытащишь его оттуда и привезёшь сюда. Я ему такой пропиздон вставлю! — Полковник выразительно погрозил кулаком.

Темнота исчезла так же внезапно, как и наступила. Над ним нависли две страшные рожи. Алексей машинально протёр глаза, присмотрелся. Рожи медленно превратились в мужские лица. Одно из них Николаеву показалось знакомым. Он напряг память… Точно, это ведь Сурок! Неужели и его повязали?

— Сурок, а тебя за что? — тихо спросил Алексей.

— Очнулся! — радостно сказал сержант.

— А что ему будет… — равнодушно заметил Сурков. — Давай вставай, шпана!

— не скажи! — возразил милиционер. — Что я, Хабибуллина не знаю? У него удар, как у парового молота! Раз врежет — неделю в санчасти отдыхать будешь… А твоему повезло! — он выразительно поводил перед глазами удивлённого Алексея указательным пальцем правой руки. — Смотри, реагирует. Похоже, даже сотрясения мозгов нет. Ну, считай, легко отделался, парень!

— Спасибо! — проворчал Алексей.

Он попытался подняться, его качнуло. Но Сурков был настороже — подал руку.

Сержант подхватил парня с другой стороны. Общими усилиями они поставили Николаева на ноги. Тот постоял немного, осторожно повращал головой и неуверенно сделал шаг-другой.

— Ничего, ничего… главное — сотрясения мозгов нет! — радостно приговаривал сержант, похоже, он был искренне рад, что неведомый Хабибуллин не изувечил Николаева.

— Идти сможешь? — поинтересовался Сурков.

— попробую.

— На плечо обопрись.

— Сейчас… Нет, я лучше сам… Умеют же бить, сволочи!

— а ты чего хотел? У них же тренировки здесь каждый день! — коротко хохотнул Сурков.

— Мы же не знали, что он ваш, — обиженно заметил сержант.

По его приказу дежурный открыл двойную железную дверь. Алексей, поддерживаемый Сурковым, покинул «обезьянник».

Выбравшись на улицу, Алексей огляделся. Голова уже больше не болела, мысль работала чётко, а главное — в нужном направлении.

— Мелочь есть? — деловито поинтересовался Алексей.

— Вот… — Сурков выгреб из кармана внушительную горку мелочи.

Алексей решительно забрал всю горку.

— Хватит!

И он быстрым шагом направился к ближайшему коммерческому ларьку.

— Эй, погоди! — до Суркова наконец дошло, что задумал напарник. — Тебе же к Тарасову ехать… — тогда мы тем более должны опохмелиться!

— нет, ты что! Я не буду!

— Да у тебя вид такой, словно ты всю ночь квасил… Держи! — Алексей ловко откупорил и протянул Суркову бутылку пива. — Держи, не роняй… — Вот шпана!

Они сделали по большому глотку. Сурков почувствовал, что ему неожиданно стало легче. Все его волнения как-то сразу исчезли. «А все-таки хорошо, что у меня такой напарник, — вдруг с нежностью подумал он. — Шпана, конечно, лиговская, но добрая душа, ничего не скажешь. Обидно будет, если Тарасов его выгонит…»

Алексею тоже стало хорошо. Мир восстановился в своих привычных границах и принял знакомые очертания. Душа наполнилась чем-то лёгким, воздушным. Вдруг захотелось прыгать и радоваться жизни, словно молодому щенку. От избытка чувств Алексей хлопнул напарника по плечу.

— Ты чего?!

— Может, ещё по одной?

— Я — пас! — поднял руки Сурков. — Ты не забывай, нас Тарасов ждёт.

— а я, пожалуй, возьму. Семь бед — один ответ! Все равно от меня сейчас таким перегаром несёт…

Сурков и Алексей шли по Петроградке. На пустой в этот полуденный час улице гулко отзывался звук шагов. Не нужно было быть особым экспертом, чтобы определить, что Алексей уже слегка навеселе. Сурков уверенно поддерживал его под руку.

— Ты, Леха, особо не расстраивайся, — успокаивал Сурков. — иваныч — мужик отходчивый. Может, все ещё и образуется… — Не-е-е-е, Сурок, это кранты. Я чувствую… Погонит он меня!

— А я говорю — не погонит. Разберётся.

— Чего там разбираться… Кругом я виноват! — Алексей остановился и стал загибать пальцы:

— Пост бросил, оружие утопил… — Пошли!

Однако Алексей упёрся:

— Нет, ты скажи — я прав?

— В чем?

— В том, что я подлец!

— Конечно прав… Пошли!

Суркову пришлось приложить некоторые усилия, чтобы сдвинуть Алексея с места. Наконец тот поддался, и они вновь продолжили движение.

— И надо же было мне к этой бабе!.. — продолжил покаяние алексей.

— А баба-то здесь причём?

— Так все из-за неё… Если бы она не снимала эту дурацкую свадьбу… Свадьбу… Снимала свадьбу… Алексей неожиданно замолчал. На его лице возникло удивлённое выражение. Но Сурков не обратил не это никакого внимания. Тяжело пыхтя, он продолжал вести напарника в нужном направлении.

— Ну-ка, постой… — Чего ещё? — недовольно поинтересовался Сурков.

— У тебя мелочь есть?

Но Сурков в ответ лишь протестующе замахал руками.

— Нет! Больше пить не будешь! Вот доставлю тебя к Тарасову, а там — делай что хочешь. Хоть на голове ходи!

Алексей остановил его:

— Погоди! Мне позвонить нужно.

Вот ведь достал!

— Куда ещё позвонить? Леха, ты с ума сошёл! Я тебе в тысячный раз говорю — нас Та-ра-сов ждёт! — заорал, взрываясь, Сурков. — Тарасов, мать твою!

— Да черт с ним! — закричал в ответ и Алексей. — Мне позвонить надо!

Срочно!

— Слушай, шпана, — тяжело дыша, проговорил Сурков, — если ты сейчас же не пойдёшь в Управление, то я тебя, я тебя… — Пристрелишь, что ли?

— Дурак! Салага! А ну марш вперёд!

Договорить он не успел — Алексей сделал ложный выпад вправо и легко ударил Суркова под ложечку двойным коротким ударом. Тот от неожиданности резко выдохнул воздух, стал оседать… Алексей подхватил напарника, бережно помог ему опуститься на землю.

— Ну шпана… — тихо произнёс Сурков. — Посадят тебя.

— Не успеют! Пойми, Сурок, мне очень надо позвонить. А Иваныч подождёт.

Для него же стараюсь… ну-ка, повернись направо… Вот так!

Говоря это, Алексей быстро и ловко обшарил, нашёл в карманах пиджака несколько жетонов, а затем бросился в сторону ближайшего автомата.

Глава 8 Александра

Он опустил жетон в прорезь и, торопясь, стал набирать по памяти один из телефонных номеров, который тогда продиктовала ему Саша.

— О, черт!.. Как же там?.. 557… 35… А последние? — Алексей задумался:

— 18 или 19? Вот ведь голова дырявая!.. А, была не была… — и он набрал 18.

Томительные гудки некоторое время мучили его, потом соединило. Причём через АОН.

— Да? — произнёс густой мужской голос, видимо, принадлежащий физически крепкому человеку.

Попал или не попал?

— Мне, пожалуйста, Сашу, — немного поколебавшись, сказал Алексей.

— А кто его спрашивает?

— Коллега по работе.

— Чего-чего?

Алексей удивлённо приподнял левую бровь. Очень интересная картина получается! Неужели у Саши нет коллег по работе? Странно, где же она тогда трудится? Или она учится… — Мне бы Сашу, — вновь вежливо попросил он.

В трубке что-то щёлкнуло.

— Клещ, здесь какой-то гомик Сашку спрашивает, — отстраняясь от трубки, сказал кому-то мужской голос. — Говорит, что коллега по работе.

— А что? — вполне серьёзно отозвался Клещ. — У них в стриптиз-клубе и мужики танцуют. Я сам видел… Чип и Дейл. Ты спроси, может, это кто из них…

Алексея прошиб пот. Кажется, он попал не туда. А впрочем… Нет, блондинка никак не могла танцевать стриптиз, по ней это не чувствовалось.

— Ты Чип или Дейл? — поинтересовался тем временем мужской голос.

— Я Василий Иванович! — Алексей в сердцах бросил трубку на рычаг.

Подумав, набрал тот же самый номер, но последнюю цифру — «девятку». По этому телефону трубку взяли сразу и бодрый женский голос заученно произнёс:

— Здравствуйте. Провайдерская фирма «Аваллон». Я вас слушаю.

— Извините, я хотел бы поговорить с Сашей.

— С Сашей… — небольшая пауза. — Простите, но здесь таких нет.

— Ещё раз — извините.

Пора было переходить к другому телефонному номеру. Его Алексей запомнил точно — 157-13-44. Потому что он чудесным образом совпадал с его данными: когда Лехе Николаеву было 13 лет, то он имел рост 157 сантиметров и весил ровно 44 килограмма.

Дай-то бог, чтобы повезло на этот раз! Алексей трижды суеверно сплюнул через плечо. Сунул в щель жетон, начал набирать номер… раз — жетон провалился.

Алексей мысленно выругался. Ничего страшного, у него осталось ещё два.

Следующий жетон — ситуация с удручающей простотой повторилась.

Не выдержав таких насмешек судьбы, Алексей изо всех сил саданул кулаком по телефонному аппарату.

— Если ты проделаешь эту гадость ещё раз!.. — Он всерьёз погрозил железному корпусу.

Стараясь не дышать, парень осторожно набрал нужный номер. Должно же ему в конце концов повезти! Наконец на шестом длинном гудке соединило.

— Алло? — произнёс знакомый голос.

Она! — чуть было не закричал от радости Алексей. Неужели нашёл?

Если вы спросите у любого оператора, кто является главным в кино, то он вам даже отвечать не станет. Лишь презрительно скривит губы, промолчит, а то просто сплюнет под ноги — если культуры маловато. Потому что именно операторам ещё со студенческой скамьи вдалбливают, что они и есть те самые люди, без которых никакого кино не будет. Режиссёры — самовлюблённые эгоисты, им все равно ничего не докажешь; актёры — глина, из которой можно лепить все что угодно, они мать родную продадут, лишь бы поэффективней получиться на экране; про специалистов и речи быть не может, что они вообще понимают в кино, эти бумажные душонки; директора — ходячие кошельки, от них нужно только то, чтобы они не опаздывали в день зарплаты… Про остальных и говорить нечего. Главная личность — оператор. В кино и, тем более, на телевидении. И баста!

Нечто подобное было высказано оператором Волышко по поводу претензий тележурналистки Александры Потаповой. Четыре месяца прошло с тех пор, как Александра появилась на городском телевидении после окончания университета. Её устроил сам отец, надеясь, что боевитый характер поможет дочери пробить дорогу именно на этом поприще. Действительно, у Александры был и характер, и смекалка, и голова на плечах… Но отец не учёл одного — что сами по себе тележурналисты сюжеты не снимают, а делают это в паре с оператором. Александре достался занудный хохол Волошко. Он был чудовищно толст, патологически ленив, не слишком умен, но при этом крайне высокого мнения о себе и своих способностях. До пенсии оператору оставалось всего два года, и поэтому он ходил по телестудии, откровенно поплёвывая на работу.

Когда они впервые встретились, он решил сразу же поставить молоденькую журналистку на место. Александре поручили снять сюжет о пожаре в Таврическом дворце, и она — молодая и горячая — решила на первый план выставить халатность тех, кто отвечал за противопожарную безопасность. Ей казалось, что таким образом она сможет хоть как-то выделиться ярким сюжетом среди остальной серятины, которой было заполнено питерское телевидение.

Узнав об этом, Волошко сразу же отрицательно замотал головой:

— Нет, мать, это я снимать не буду!

— Как же не будете?! Нам же поручили… — Что поручили? Поручили показать геройские будни пожарного расчёта, а не сатиру… «Поручи-и-или», — передразнил он, — мне лично никто подобную глупость не поручал.

— Но как же так? Я уже концепцию выстроила. Монтаж придумала… — Кому он тут нужен, твой монтаж?

— Ну как же! Ведь это интересно. И свежо… — Какое ещё «свежо»?.. Это тебе не ресторан, а телевидение… Забыла, мать, где работаешь. Могу напомнить — информационная студия, здесь раз-два, слепили на коленях какую-нибудь дрянь, и сразу в эфир. Понятно тебе? Наш пипл — он все хавает… — И все же мы будем снимать, как я придумала, — с вызовом произнесла Александра.

Когда было нужно, она становилась упрямой и стояла на своём до конца.

Но и хохол был упрям.

— Не будем!

— А я сказала — будем!

— Ах так!.. Вот тебе камера, иди и снимай, раз такая умная.

— И сниму… она действительно самостоятельно сняла и смонтировала сюжет, правда его никто не отметил. Волошко был прав, на телевидении не любили острых сюжетов.

С тех пор так они и работали — если оператору не нравилась тема, он уступал камеру девушке, а сам садился в сторонке, доставал из кармана очки и принимался за очередной кроссворд. Александра принципиально снимала самостоятельно, никому не рассказывая о таком положении дел. Решила идти до конца.

Но всему приходит конец — настал предел и её силам. Сегодня ночью нужно было снимать скрытой камерой сюжет о торговцах «живым товаром» на Балтийском вокзале. А Волошко опять привычно отказался! Она с ним разругалась, убеждала, просила, даже грозила, но ничего не помогало. Пробормотав стандартное: «Вот тебе, мать, камера, иди и снимай, а моей ноги там близко не будет», оператор бросил её на произвол судьбы.

Александра бросилась за помощью к другим журналистам — одной все-таки страшновато было ехать ночью на вокзал (на милицию, замешанную в этом криминальном бизнесе, рассчитывать не приходилось), но все были заняты своими делами. Делать нечего, приходилось выкручиваться самой.

Она заехала домой, чтобы выспаться и приготовиться к ночной вылазке, и в этот момент зазвонил телефон. Это был Алексей.

— Здравствуйте, Саша.

— Здравствуйте… А кто это?

— Тот, чья «служба и опасна и трудна, т на первый взгляд как будто не нужна», — пропел красивым голосом Алексей. — Даю вам всего одну попытку, чтобы вспомнить. Итак… Ресторан «Поплавок». Симпатичный молодой человек. Его прыжок в воду во славу прекрасной незнакомки… Теперь вспомнили?

— А… — улыбнулась Александра. — Агент национальной безопасности по имени Алёше!.. Но погодите… Как же вы меня нашли?

Алексей постарался сделать свой голос более мужественным:

— Не хочется говорить банальностей, но это моя профессия… — Ну да! Не врите! Я же вам сама дала телефон.

— Телефоны… — мягко поправил Алексей и тут же красочно, в лицах описал, как сначала попал в милицию, защищая от хулиганов беременную женщину, как сбежал оттуда, а теперь, в поисках Саши, по неверному телефону попал к каким-то явно криминальным элементам.

Александра посмеялась над его злоключениями, а потом пожалела:

— Ах вы бедненький! Зачем же вы меня искали?

— Только вы можете подтвердить моё честное имя! Ведь это у вас на глазах я пытался спасти утопающего возле «Поплавка».

— Не совсем на глазах… Я же снимала в этот момент свадьбу.

Алексей насторожился. Разговор сам выруливал на нужную ему тему.

— а вы работаете оператором?

— Ну, не всем же быть секретными агентами… А если честно, то это знакомая моей подруги попросила сделать профессиональную съёмку… — Профессиональную? — искренне удивился Алексей.

Девушка смутилась. Никто не тянул её за язык. Так нет же — взяла да и прихвастнула! Она терпеть не могла, когда врали, и сама не любила обманывать.

— Я работаю на телевидении. Всего четыре месяца, после окончания журфака… И у меня возникли проблемы с оператором. Вот и пришлось самой осваивать камеру, — честно призналась Александра.

— Проблемы с оператором? Расскажите, — профессионально потянул клещами из неё информацию Алексей. По опыту службы он знал, что очень легко разговорить человека, если выйти на темы его проблем.

Так получилось и на этот раз. Сама того не замечая, Александра рассказала ему про трения с оператором Волошко. Во время её короткого рассказа Алексей искренне поддакивал, а в голове у него в это время уже зрел план… — Саша, я все понял и готов вам помочь.

— Вы хотите пойти со мной ночью на Балтийский вокзал?

— Это само собой… А ещё я хочу поговорить с вашим оператором.

— Лёша, он такой зануда… — Это даже лучше! — плотоядно улыбнулся Алексей. — С детства люблю говорить с занудами…

Перед тем, как встретиться с девушкой на телевидении, Алексей заскочил домой. Стараниями дяди Максима ему была выделена однокомнатная служебная квартира в новом доме. Алексей называл её «берлогой холостяка».

Здесь все было почему-то одинакового размера. Кухня, комната, туалет, ванная — все эти помещения были совершенно одинаковыми по размерам. Первое время Алексея это забавляло. Потом он привык.

Благоустройство «берлоги» заняло у него один день. Первое, что он сделал, купил роскошную тахту-сексодром. Тахта была замечательная и занимала половину комнаты. Напротив тахты Алексей поставил телевизор «Сони» и на него видеомагнитофон. Кассеты с фильмами были разбросаны по всей комнате, в основном на полу.

Гостей в свою «берлогу» Алексей водил с большой неохотой. Старался только женщин. Но это уже потому, что другого выхода иногда просто не было.

Он захлопнул за собой дверь и, раздеваясь на ходу, устремился к душу.

Долго стоял под его спасительной прохладой, смывая с себя грязь, усталость и раздражение всего этого идиотского дня. Какое это счастье — стоять под душем в собственном доме! Да ещё после ночи, проведённой в отделении милиции.

Но все хорошее когда-нибудь надоедает. Алексею вдруг ужасно захотелось на свою тахту. Он наскоро вытерся не слишком свежим полотенцем и нырнул с разбега в родные подушки. Полежал несколько минут, не шевелясь.

Затем занялся привычным ежедневным делом. У одних — это чтение газет, у других — новости по телевизору, у Алексея — прослушивание автоответчика. Нажав на кнопку, он приготовился слушать знакомые и незнакомые голоса.

«Лёша! Это дядя Максим. Ты куда пропал? Обещал вчера позвонить, и тишина.

Может, что случилось?»

— Да нет, ничего особенного не случилось! — ответил вслух Алексей.

«Алексей… я не знаю вашего отчества. Это ваша соседка с четвёртого этажа.

Меня угораздило жить прямо под вами. Ну когда же вы почините трубы на кухне?!

Сколько можно терпеть?! Ведь вода все время течёт, а потом — по стыкам плит, и прямо на наш бедный потолок. Мой муж один раз вам уже говорил, и вы обещали эту проблему решить. Но это было давно, а вас нет дома…»

Щелчок. Говорившая не уместилась на заданном участке кассеты. Алексей нажал кнопку, запустил следующую запись.

— Все понятно с вами, господа соседи! Но ничем в данный момент помочь не могу. Потому что готовлюсь к свиданию… А вода с потолка, как говорил бессмертный Карлсон, это пустяки — дело-то житейское! К тому же нельзя так долго и нудно объясняться!

«У кого автоответчик, тот зануда и минетчик», — сообщил в это время аппарат.

Вот это другое дело! Краткость — сестра таланта.

— Интересно, кто же оставил это мудрое изречение?

«Не переживай, Леха! Мы с тобой! Держи хвост пистолетом!»

— Похоже на ребят из отдела по экономическим преступлениям. Уже знают, что меня отстранили от задания. В любом случае — спасибо!

«Алёша, это Лена…»

— Интересно, что за Лена? — искренне удивился Алексей. — Я что-то не припомню среди подружек девушек с таким именем… «…Сегодня мне рассказали, что вы два дня назад приходили и пели под моим окном какие-то дикие песни. Ненавижу пьяных! Надеюсь, вы понимаете, что между нами все кончено? Забудьте, пожалуйста мой номер телефона и больше мне никогда не звоните».

— А, вспомнил, что это за Лена. Но я и так давным-давно забыл твой номер!

Негромкий зуммер оповестил о том, что записей на кассете больше нет.

Ну и не надо! Пьяный загул прошёл, теперь его ждали новые дела. Нужно было во что бы то ни стало «раскрутить» симпатичную операторшу Александру и посмотреть — может быть, на кассете со свадьбы было что-нибудь интересное.

Конечно, в этом странном деле это не более, чем соломинка. Но ведь не даром говорят на Востоке, что и соломинка ломает хребет верблюду.

Встретившись с Александрой возле здания городского телевидения, Алексей первым делом вручил девушке огромный букет роз. Это был беспроигрышный ход, и он удался Николаеву на славу. Александра тут же расцеловала его в обе щеки, перешла на «ты» и сообщила, что за последние полгода цветы ей дарят впервые.

Услышав это, Алексей расправил плечи, выпятил грудь и петухом набросился на оператора Волошко. Нет, он его, конечно, не бил. Зачем? Существует много способов воздействия на человека, не применяя физическую силу. Тем более если этому учили на курсах спецподготовки. И особенно если «объект» — совершенно совковый человек, тайно мечтающий лишь об одном: как дотянуть до пенсии.

Сущность оператора Алексей понял сразу — глуп, труслив, тщеславен… Ну и надавил на все эти три «болевые точки» сразу. Да такого при этом мороза напустил, то и дело помахивая перед носом насмерть перепугавшегося оператора красной корочки (старое, просроченное удостоверение дяди Максима), что не прошло и трех минут, как Волошко готов был на все, лишь бы больше не общаться с Николаевым.

Он настолько проникся недвусмысленными угрозами Алексея, что всю ночную съёмку провёл на «отлично» и смотрел на изумлённую такими его метаморфозами Александру с собачьей преданностью.

В один из перерывов девушка отозвала в сторонку Алексея.

— Лёша, скажи честно, ты его бил?

Ты о чем?

Я об операторе… Он же заново родился!

Ну и как? Теперь он тебе нравится? Претензий к его работе больше нет? — широко улыбнулся Алексей.

Какие претензии! Он все делает гениально… Раз так, то вот тебе удалось на него повлиять?!

Только при помощи «великого и могучего»… Скажу тебе по секрету, работать с людьми, мечтающими о спокойной и сытой старости, одно удовольствие.

Ну ты просто Макаренко!

Они довольно быстро отсняли необходимый материал. Оператор сам напросился на то, чтобы отвезти его в монтажную, освободив тем самым девушку от лишних хлопот, — на самом деле Волошко не хотел оставаться в обществе «страшного фээсбэшника» ни одной лишней минуты… Алексею это было только на руку. Чтобы развить правильную атаку на неприступную крепость, требовалось всего три хода. Первый — он пригласил Александру поужинать в ночной ресторан, где предстал пред ней во всей красе балагура, весельчака и прекрасного танцора… Второй — он посадил её на свою старенькую «хонду» и повёз кататься по ночному Питеру. Александра сидела сзади, прижимаясь к его спине, пила шампанское из бутылки и была совершенно счастлива… И наконец, третий ход явился логическим завершением первых двух. Он состоял всего из двух слов: «БЕРЛОГА» и «ТАХТА»…

Глава 9 Попытка побега

Колян чувствовал, как его постепенно засасывает вязкое болото секты… Ежедневное чтение непонятных молитв, изнуряющий пост, странные физические упражнения, больше похожие на самоистязания, — все это сильно влияло на психику парня. Как и остальные члены секты, теперь он был больше похож на робота, чем на человека. Но самым страшным было общение с отцом Власом. Каждый день к нему в особую комнату заходили по одному послушники. Что там творилось, Колян не знал. Когда очередь доходила до него, то он помнил лишь фрагментами… …полумрак.

…несколько толстых высоких свечей в виде треугольника.

…отец Влас, пристально наблюдающий на ним.

…его властный голос: «Подойди ближе!»

…чья-то тень, скользящая за спиной парня.

…резкий укол под лопатку.

Все. После этого воспоминания обрывались. И сколько Колян ни силился вспомнить, у него ничего не получалось. Дальше — как отрезало. Выходил из комнаты: в голове стоит гул, слышны непонятные шумы, а в глазах мелькают «зайчики» — словно от электросварки. Более того, он чувствовал, как постепенно тупеет. Раньше у него был живой ум, смётка, умение почти мгновенно разбираться в тех ситуациях, когда это касалось его основной профессии — транспортного вора. Теперь же все было иначе. Иногда он просто не понимал, что от него хотят.

Говорят, например, принеси воду, а Колян стоит столбом, не врубается — ведь не сказали, в чем именно нужно принести… Теперь ему все нужно было разжёвывать, объяснять, в некоторых случаях даже показывать. Он с катастрофической скоростью забывал, как нужно жить, прямо на глазах превращаясь в ребёнка… Однажды, после очередного визита к отцу Власу, когда Колян вышел из комнаты, его поманил послушник по прозвищу Рак. Раку было лет сорок, невысокий, жилистый, с большими залысинами, он служил когда-то прапорщиком во внутренних войсках, но попал под перестроечное сокращение. Как и Колян, он был не питерский и жил здесь же — в подвале. Таких, как они, в подвале ютилось немного, всего человек шесть-семь. Остальные, городские, уходили ночевать по домам. Уходили поздно вечером, чтобы с раннего утра вновь прийти в подвал для молитв и чтений мантры… Иди за мной! — шепнул Рак.

Куда?

— Пошли, пошли… — Рак взял его за руку, отвёл в укромный угол. — Садись!

Да чего тебе надо от меня?

— Сиди тихо! — Он с опаской огляделся. — Сейчас увидишь… С ловкостью фокусника рак достал из кармана небольшой плоский флакончик.

Быстро отвинтил крышку, принюхался. На его лице возникла блаженная улыбка.

Резко выдохнув воздух, он поднёс флакончик к губам и сделал два больших глотка.

— Хорош! — воскликнул Рак и протянул флакончик Коляну. — Теперь ты!

Колян опасливо понюхал содержимое. Там была какая-то знакомая по запаху жидкость. Но что именно, он затруднялся сказать.

— Пей, пей… Настоящий «Тройной»!

— Одеколон, что ли? — догадался Колян.

— Ну!

— Отец Влас узнает… пить в секте было строжайше запрещено. Лохматый как-то поймал одного новичка и при всех избил его резиновым шлангом. Чтобы остальным неповадно было.

— Ничего он не узнает. Давай, давай, долго не раздумывай.

Колян машинально сделал глоток. Поморщился, почувствовав во рту вкус мыла, и с непривычки закашлялся. Рак одобрительно похлопал его по спине.

— Ничего, бывает по первому разу, — он отобрал у парня флакончик, выпил остатки одеколона и пояснил:

— Не могу я в одиночку пить, кайф не тот. Сколько раз уже пробовал, не выпивка получается, а сплошное недоразумение.

Но Колян его уже не слушал.

Он неожиданно почувствовал изменения в организме. В голове прояснилось, мысли вдруг стали чёткими. Паралич, сковавший волю, под воздействием спирта исчез. Парень с силой вытер виски, с удивлением огляделся. Что он здесь делает?

Сколько он здесь времени? Бежать нужно отсюда, немедленно бежать из этого проклятого подвала.

Приглядевшись к нему, Рак усмехнулся:

— Ну что, пришёл в себя?

— Блин, что это со мной было-то?

— Не было, а есть. Выпил ты, вот с тебя весь угар и сошёл.

Колян непонимающе взглянул на Рака.

— Какой ещё угар?

— А я знаю?! Угар он и есть угар. По-научному — помутнение сознания… Но ничего, это скоро пройдёт. У меня тоже так в первый раз было. Я ведь когда пришёл сюда, думал, все, братцы, хана, спёкся бывший прапорщик. Стал настоящим дурачком. Ы-ы — Вылупил глаза и показал «дурачка» Рак. — А потом как-то выпил одеколончика и смотрю — ничего, можно жить… — Чего-то я тебя не очень понимаю.

— А чего тут особо понимать! Тебе Лохматый укол сделает, отец Влас в глаза посмотрит, побормочет страшное — вот ты и робот. А спирту дерябнул граммулечку — снова человек. Или наоборот.

— Наоборот?

— Ну да. Там… — Рак махнул рукой за спину, — на воле, ты зомби, слушаешься всяких козлов, живёшь по законам их стаи, каждый момент боишься кого-нибудь или чего-нибудь. Тьфу! а здесь ты настоящий человек! ЧЕЛОВЕК… От всего тебя отец Влас оградил и, главное, — от твоих же собственных дурных мыслей. Так что ты выбирай, где тебе лучше.

Колян вскочил на ноги.

— Конечно на воле! Тут и выбирать нечего. Бежать нужно отсюда!

— Куда бежать? Думаешь, там лучше? Здесь хоть кормят и думать не нужно о завтрашнем дне.

— Нет, Рак, это не по мне!

Рак вдруг погрустнел. Он опустил голову, пустой флакончик в его пальцах стал описывать замысловатые фигуры. Наконец он произнёс невесело, да так, как будто приговор подписал:

— Никуда ты, Колян, не уйдёшь. «Тройного» хватает всего минут на двадцать.

А потом снова сплошной «ДО-ДЕ-ДАУМ…» — передразнивая мантры, пропел он.

Парень растерянно мигнул.

— как же так?

— А так… Все, брат, в болоте мы, и нет отсюда выхода. Да я, честно говоря, никуда и не стремлюсь. Некуда мне идти. Батя с маманей давно на кладбище под славным городом Саратовом, жена квартиру забрала себе, детям я не нужен… И вообще никому не нужен. Алкоголик он и есть алкоголик.

Колян не любил подобного нытья. Сам никогда не жаловался и другим не спускал.

— Ты что-то говорил про укол? Какой укол делает Лохматый? Зачем?

— Не знаю… — голос у Рака стал постепенно тускнеть. — Ничего я не знаю. Я в институтах не обучался… чудотворное действие «Тройного» подходило к концу, и вновь стало возвращаться зомбированное состояние.

— Рак, я ухожу! Пошли со мной!

— Иди куда хочешь… Поняв, что от Рака больше ничего путного не добьёшься, Колян бросился к выходу из подвала. Возле дверей его остановила охрана во главе с Лохматым.

— Ты куда?

Надо было что-то срочно придумывать. Опустив глаза, Колян произнёс нарочно вялым голосом:

— Меня отец Влас послал. Он в машине оставил книгу.

— какую ещё книгу? Ты что несёшь, придурок? — удивлённо спросил Лохматый.

Идти — так до конца!

— библию, — уверенно ответил Колян.

— Чего-чего?! — Лохматый заподозрил что-то неладное. — А ну, держите его!

Поняв, что его раскусили, Колян бросился вперёд, надеясь прорваться на улицу. Он ловко ударил одного ногой в живот, второго встретил мощным хуком… Лохматый сначала оторопел от такой прыти, потом пришёл в себя. Рванув из-за пояса короткий резиновый шланг, он сильным ударом сбил парня с ног. Колян тотчас вскочил, но получил второй удар — ещё сильнее предыдущего. Красный от ярости, Лохматый принялся избивать парня ногами и руками.

— Оставь его, — тихо, но властно приказал отец Влас.

Пнув напоследок неподвижное тело, Лохматый отошёл в сторону.

— Что случилось?

— Он хотел убежать.

— Ты уверен? — в голосе отца Власа послышались недоверчивые нотки.

Лохматый коротко рассказал, что произошло.

— Нужно всем увеличить дозу экстракта, — помрачнев, распорядился отец Влас. — Немедленно… — Всем? И Суркову тоже?

— Я же сказал — всем!

Они провели восхитительную ночь. Алексей даже не ожидал от своей новой знакомой такой буйной сексуальной фантазии. Казалось, что она умеет все!

Александра понимала его с полуслова, чувствовала с полувзгляда… Достаточно было Алексею только произнести одно слово, как тут же желание чудесным образом воплощалось в жизнь. Он, со своей стороны, тоже старался не ударить лицом в грязь и после нескольких часов бурных любовных ласк был на грани полного изнеможения. Но какая приятная была эта усталость!

— Ну ты даёшь! — выдохнул он, опрокидываясь на подушки. — Клеопатра, настоящая Клеопатра!

— Тогда и ты почти Казанова.

— Почему почти?

Александра рассмеялась.

— Шучу! Целиком, конечно же целиком.

— Вот это другое дело… Договорились на следующий день встретиться у неё. Конечно, Алексей мог сразу же спросить у неё про кассету, на которую она снимала свадьбу в «Поплавке», и наверняка Александра дала бы её без лишних разговоров. Но когда он познакомился с девушкой поближе, то понял, что просто деловыми отношениями их знакомство не окончится. В Александре было нечто, что подкупило его с первой минуты, и он не смог бы объяснить словами ЭТО. Может быть, непосредственность?

Или прямота и характер? А может, привлекательность и цельность натуры?.. Все это, безусловно, было в ней. Но присутствовало ещё что-то — нечто, про которое мужчины обычно говорят со скрытым восхищением: «Вот в этой женщине есть изюминка!, «

Всю пятницу Николаев промучился, дожидаясь вечера, когда он наконец сможет увидеть Александру. Несколько раз он звонил в Управление, но Тарасова на месте не было, а когда трубку взял Сурков, то Алексей услышал такую яростную вспышку гнева, что даже пожалел, что позвонил… — Сурок, кончай орать, я завтра появлюсь на работе и все объясню!

— Да Тарасов с тебя шкуру спустит! И правильно сделает! Ты знаешь, как он на меня кричал?! На фиг мне нужно отдуваться за такого раздолбая, как ты?! Ты где находишься? Немедленно приезжай сюда!

— Прости, но я сегодня правда не могу. У меня назначена встреча.

Услышав это, Сурков просто задохнулся от возмущения.

— У него встреча! Какая ещё встреча, мать твою?!

— Кончай! — оборвал его Алексей. — Это деловое свидание. Помнишь ту девушку, которая была в тот день возле «Поплавка»? ну та самая, которая снимала на видео…Я подумал, что может быть у неё на плёнке есть то, что может нас заинтересовать. Ведь фактически у неё есть видеоматериал последних минут жизни Кучерова!

Услышав, что у Алексея свидание с девушкой, Сурков принялся орать пуще прежнего. Николаев бросил трубку.

«Лучше в понедельник приду и повинюсь, — подумал он. — А сегодня нужно обязательно увидеть, что снято на кассете. Если можно совместить приятное с полезным, то почему бы этим не воспользоваться…»

Наконец журналистка освободилась.

— Смотри, какой сегодня замечательный вечер! Давай поедем к моей подружке на дачу.

— Я думал, мы будем вдвоём, — разочарованно протянул Алексей.

— А мы и будем вдвоём… Смотри! — Она показала ему ключи. — нам оставили ключи, и мы можем развлекаться на даче до самого понедельника. И нам никто не будет мешать. Здорово я придумала?

— Отлично! Где находится дача?

— О, курортное место! На берегу Финского залива. Неподалёку от «Экипажа», дачного городка архитекторов и художников. Знаешь?

Николаев кивнул.

— А видео у неё там есть?

— Не помню, я там была всего один раз… — Александра лукаво посмотрела на Алексея. — Я думала, ты будешь смотреть на меня, а не на телевизор.

— Да я не в этом смысле. Просто хотелось наконец посмотреть твои работы.

Ты же обещала мне их показать.

— Разве я обещала?

— Конечно, — не моргнув глазом, соврал Алексей. — Мы же ночью об этом говорили. Ты и работы обещала показать, и как свадьбу снимала, и как я в воду бросился… — Тебя я не снимала.

— Но все равно — интересно же ещё раз посмотреть то историческое место, где мы с тобой познакомились!

Они заскочили к Александре домой, взяли кассеты и поехали на дачу…

Место, где находилась дача, и впрямь было сказочным. Сосны, белый песок, огромные гранитные валуны, принесённые сюда миллион лет назад ледником… в небе парили огромные альбатросы, громко и жалобно кричали чайки, кружась над самыми волнами. Пронзительно-синее небо нависало над морем, словно огромная чаша.

Скромный одноэтажный домик стоял несколько на отшибе от остального дачного посёлка и не был, как другие, ограждён высоким забором. Это сразу же понравилось Алексею, он любил во всем демократичность и красоту. Единственно что ему не понравилось в доме, так это мебель. А конкретно — кровать. Она оказалась старой, железной и ужасно скрипучей… Парень поморщился. Совершенно невозможно заниматься любовью в таких неприспособленных условиях! И как только наши предки могли иметь потомство?..

— Что же она у них так скрипит?

— Кто? — раздался шёпот Александры. — Кровать?

— А ты не слышишь?

Вновь раздался скрип.

— Ну? слышишь теперь? — спросил Алексей.

— Теперь слышу… Пускай себе скрипит, ничего страшного. Все равно кругом не души… — Нет, я так не могу! — Алексей перевернулся и откинулся головой на подушку.

Девушка обидчиво поправила прядь волос и тихо, с нескрываемой грустью в голосе сказала:

— Просто, я тебе, наверное, не нравлюсь… — Ты? Ты мне очень нравишься.. — горячо заверил её Алексей и, постучав кулаком по металлической спинке кровати, закончил предложение:

— Мне кровать твоей подруги не нравится.

— Зря ты так про старушку. Она знаешь скольких хозяев пережила? Сколько она всего перевидела. На ней даже ребёнок родился… — а ты откуда знаешь?

— представь себе, что она досталась нам в наследство… Смотри, как здорово на ней можно качаться! — Девушка вдруг села на колени и совсем по-детски стала раскачивать податливую панцирную сетку кровати. — Правда здорово? Как на качелях!.. И — раз! И — два! И — три!

Все раздражение у парня моментально куда-то улетучилось. И действительно, чего он взъелся на какую-то там железяку. А Сашка-то — молодец! Вон как здорово сумела перевернуть разговор. Нет в этой девушке что-то определённо есть. Что-то простое, человеческое, что все остальные знакомые Алексея давно уже утратили.

— Правда, правда! — рассмеялся он и нежно поцеловал Александру в макушку.

— Знаешь, ты… ты замечательная!

— А кровать?

— И кровать замечательная, — добавил он после паузы.

Девушка внимательно посмотрела на него и неожиданно серьёзно произнесла:

— Дело не в кровати. Ты как будто не со мной… Что-то случилось?

— Ни-че-го, — играя в бодрость, отозвался Алексей. — И вообще, как это я не с тобой, а с кем же ещё?.. Тут есть кто-то ещё, а? Ау! — Он шутливо огляделся по сторонам.

— Лёша, ты все время думаешь о чем-то постороннем. Я же вижу… — Сашка… — погрозил пальцем Алексей и, тут же вмиг сделавшись серьёзным, предложил:

— Давай ещё раз, а?

— Давай!

Она радостно обняла его и притянула к себе.

— Да нет, — он осторожно освободился от Сашиных объятий. — Давай ещё раз твою плёнку посмотрим. Которую ты в «Поплавке» снимала… — Какая же ты скотина! — вздохнула Александра. — Мы же её уже два раза смотрели… — Для круглого счета нужно посмотреть и в третий, — улыбнулся Алексей.

— Но это уже без меня, милый!

— Я быстро.

Демонстративно поджав губы, девушка встала и, завернувшись в простыню, пошла в соседнюю комнату. За последний час Алексей уже дважды просматривал одно и то же место на кассете, и это ей стало надоедать.

Дотянувшись до пульта, Алексей нажал на кнопку перемотки. На экране замелькали знакомые кадры — плёнка за несколько секунд перемоталась назад и остановилась. Он включил «воспроизведение» и принялся внимательно всматриваться в экран телевизора. Вся его напряжённая поза говорила о том, что отвлекать его в данный момент нежелательно.

На экране уже в который раз счастливые жених и невеста, стоявшие рядом с машиной, помахали руками в объектив и, повернувшись, пошли к трапу. Были видны некоторые огрехи, свойственные любительской съёмке, чуть дрожала картинка, оператор то приближал, то удалял объект съёмки. Внезапно камера под неловкой рукой снимавшего повернулась в сторону от улыбавшейся парочки и остановилась на уровне верхней палубы… Александра вернулась в комнату. В руках у неё был стакан с апельсиновым соком.

— Ну что, насладился зрелищем, мазохист?

— Почему я мазохист? Я совсем даже не мазохист… Ну-ка иди сюда!

— Нет, не пойду! Все равно ты самый настоящий извращенец! Разве можно привезти девушку на дачу, напоить её настоящим французским шампанским, зацеловать до смерти и… И сидеть как болван перед телевизором, в сотый раз проглядывая одну и ту же кассету!

Алексей виновато опустил голову, всем своим видом изображая раскаянье.

— Сашка, милая, я же тебе говорил, как это важно! Я из-за этого дурацкого случая могу запросто с работы вылететь… Девушка подозрительно посмотрела на него.

— А может, ты со мной тоже… из-за работы?

— Ни в коем разе! С тобой у меня все по-настоящему… И я, похоже, влюбился.

Втюрился, как говорят у нас на Лиговке!

— Ой, что-то непохоже!

— Ей-богу! На чем хочешь клянусь… — Ты лучше телевизор выключи!

— Сейчас, сейчас, только досмотрю… Здесь немного осталось.

И Алексей снова уставился на экран. Александра прильнула к парню, положила подбородок на его плечо.

— Ты хоть скажи, что ты ищешь?

— Если бы я сам знал… Ну а вдруг… Нет, даже загадывать не хочу… Сейчас в последний раз смотрю — и все. Больше до этой кассеты не дотронусь, клянусь!

На экране веселилась свадьба.

— Рука немного дрожит, — заметила Александра.

— Это ерунда… Погоди-ка!

— Нашёл?

— Стоп! — воскликнул Алексей и стал разглядывать пульт. — Здесь есть покадровое воспроизведение? Черт, говорила же мне мама в детстве — учи, Алешенька, английский… Сашка, ну помоги же!

— Эх, ты! А ещё агент национальной безопасности… Вот эту кнопку справа видишь? Нажми на неё! — показала девушка.

Он послушно нажал. Его глаза заблестели, как у охотника, увидевшего наконец добычу.

— Нет, не здесь… Раньше… Ещё раньше… О черт! Опять проехал!

— Секундочку. — Александра протянула руку к пульту. — Дай я сама! А ты сядь поближе и скажешь, когда мне остановить… Алексей взял её кисть, благодарно погладил. Девушка чмокнула его в переносицу и нажала кнопку перемотки. Он примостился на корточках рядом с экраном и с силой сжал костяшки пальцев.

Ну же! Сейчас должна подтвердиться его догадка. Или — не должна.

— Останови!

— Зачем? — Она удивлённо посмотрела на него. — Это я сделала пробный кадр… — Он-то мне и нужен!

— Понятно. тогда поехали.

— Но только потихоньку… на экране возник ресторан «Поплавок». Съёмка велась с одного ракурса, поэтому Алексей в какую-то минуту занервничал. За одним из столиков сидел Кучеров, рядом с ним спиной к камере стоял какой-то человек. Человек наклонился к Кучерову (он все делал дергано, словно робот, так как изображение было покадровым) и осторожным, почти незаметным движением что-то подлил тому в чашку с кофе. Незнакомец развернулся, на мгновение мелькнуло его лицо… — Стоп! — заорал, вскакивая, Алексей.

Испугавшись этого крика, Александра нажала на кнопку. Теперь на весь экран была видна искажённая, но такая знакомая Алексею физиономия. Он почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо… Он узнал своего напарника.

Незнакомец, подливший что-то Кучерову в кофе, оказался Сурковым!

Глава 10 Дело закрыто

— Не может быть! Это же Сурок!..

Алексей медленно опустился на пол. Его просто трясло от праведного гнева.

Ну надо же, такого явного предательства от своего напарника он не ожидал. Вот Сурков, вот гад-то недобитый… Ну ничего, он ему покажет!

— Мать твою! Ну, Сурок… — Кто такой Сурок? — девушка присела рядом с Николаевым.

Но он уже начал успокаиваться.

— Сурок? — переспросил Алексей. — Это… млекопитающее семейства енотовых.

Александра, округлив глаза, смотрела на него и не знала, то ли смеяться, то ли… Но Алексей тут же ласково улыбнулся и весело произнёс:

— А ты — лапочка, солнышко, зайчик!

— Семейства крольчачьих? — засмеялась Саша.

— Точно! — он обнял любимую и сладко поцеловал в губы.

Александра застонала, взяла парня за руку и потянула за собой. Алексей тут же сообразил, куда его тянут, запротестовал:

— Нет, нет! Только не на эту кровать!

— А куда? — растерялась Александра и недоуменно оглядела комнату.

— У меня есть идея получше… Пошли!

Прикрывшись полотенцем, он взял девушку под руку и повёл к дверям.

— Я видел на улице замечательную летнюю веранду. И там точно нет никакой железной кровати! Стой здесь… Алексей забежал в кладовку и вскоре вернулся с большим двухместным надувным матрацем.

— За мной, любимая! Воссоединимся с природой!

— Ты что, с ума сошёл? Там же холодно! — Девушка испуганно закуталась в простыню.

Николаев картинно закатил глаза и раздул ноздри:

— Я не дам вам замёрзнуть, мадемуазель!

… А уже через несколько минут Александра жарко обнимала обнажённый торс Алексея. Он жадно целовал её в шею, плечи, грудь, девушке действительно показалось, что температура воздуха резко повысилась. Именно в этот момент звенящую тишину Финского залива разорвало оглушительным взрывом. Первая волна пламени вышибла рамы и двери домика, а в следующую минуту взлетело в воздух все строение.

— Ого! — воскликнул Алексей.

Пожар фантастически изменил знакомую картину. Кусты, деревья, водная гладь и даже альбатросы в небе — все, осветившись ярким пламенем, потеряло свои привычные очертания.

Алексей крепко обнял девушку.

— Ты что, газ не выключила? — задал он совершенно спокойным голосом вопрос.

Она даже не сразу поняла, о чем её спрашивают.

— Какой газ? Ой, Лёша! Я ведь действительно хотела сварить кофе… — Тогда все понятно!

— Что же теперь делать?

— Сейчас что-нибудь придумаем… Подружка у тебя богатая?

— У неё отец богатый. У них свой бутик на Васильевском. Или два бутика… Я, честно говоря, не помню.

— Ничего себе! Хорошо устраиваются люди в наше лихое время… Предлагаю сообщить твоей подруге следующую версию. Ты ехала к ней на дачу, а попала на пожар. Скажем, произошла утечка газа. Или что-то в этом роде. Особенно ломать голову над этим сейчас не стоит — пожарные сами какую-нибудь версию выдвинут, они на такие штучки мастера… — А ты уверен, что это произошло из-за газа?

Неопределённо пожав плечами, Алексей усмехнулся:

— Как тебе сказать, Сашка… — Он опустился на матрац и обхватил голову руками. — Есть, конечно, ещё одно предположение. Но прозвучит оно почти как фантастика. Хотя… При современном уровне подслушивающей аппаратуры поневоле начнёшь верить в любые чудеса… Кроме Сурка про тебя никто не знал. А он, как ты сама смогла убедиться, в наших доблестных органах самый что ни на есть засланный казачок!

— Ты хочешь сказать, что это меня хотели взорвать, что ли? — дрогнувшим голосом спросила Александра.

— Может, тебя. Может — меня. Может… плёнку. А может, все вместе.

— Ты это серьёзно?

— К сожалению, вполне.

— Но как?! Как твой Сурок смог найти меня? Как он узнал, что мы едем сюда?

Как он заложил под дом мину, или как там у вас это называется?.. Нет, нет, это фантастика какая-то! Полный бред, Лёша!

Алексей стал серьёзным. Притянул к себе девушку, посадил на колени, крепко обнял. Заговорил, стараясь, чтобы его слова прозвучали как можно убедительнее:

— Сашенька, я же тебя честно предупреждал, кто я такой на самом деле. И работа эта, к сожалению, не имеет выходных… давай будем рассчитывать на лучшее — я имею ввиду обычную бытовуху с утечкой газа, а в голове про запас будем держать и другой вариант. Тот самый, с предательством Сурка. Если мы всерьёз кому-то наступили на хвост, то лучше лишний раз перестраховаться… А что касается твоих поисков… Ведь я же тебя нашёл. А Сурок, будь он трижды неладен, как никак работает в Управлении… Поняла?

Александра грустно кивнула:

— Поняла. Я поняла, что, кажется, влипла в очередную неприятную историю, мой любимый секретный агент Алёша…

Они молча брели вдоль прибрежной полосы Финского залива. Алексей катил свою старенькую «хонду». Кончился бензин и теперь им нужно было добраться до трассы, чтобы «стрельнуть» у кого-нибудь хоть литр.

Нельзя сказать, что они были совсем уж раздеты, однако назвать то, что прикрывало их, одеждой также было невозможно. Александра, как хрупкое привидение, была вся закутана в белую простыню, рядом с бодрым видом шёл Алексей, на нем были легкомысленные пёстрые плавки, которые он нашёл на летней веранде. Пожар ничего не оставил погорельцам. Впрочем, время было позднее, свидетелей их странного дефиле — совсем немного, только чайки да альбатросы.

Становилось все холоднее и холоднее.

— Ты правда секретный агент? — стуча зубами, спросила девушка.

— Похоже, уже нет!

— Я думала, ты шутил тогда… — Вот и дошутился, — невесело усмехнулся Алексей и в сердцах добавил:

— Ну почему, почему со мною вечно что-то происходит? И вечно не то, что надо! Просто карма какая-то дурацкая… А ведь не дай я тогда в рыло младшему Бондарчуку, сейчас могло все быть по-другому.

— Кому в рыло? Сурку? — не расслышала Александра.

— Да при чем здесь Сурков! Был там один гад… — сквозь зубы признался Алексей и тут же вскрикнул от боли:

— Ух, проклятые! Колючки какие-то под ногами. Как будто в пустыне Сахара идём. Ещё немного — и скорпионы появятся… — Там — это где? — пыталась не потерять нить рассказа девушка.

— В институте кинематографии. Я ведь на актёрском учился.

— Во даёт! — почти восхищённо воскликнула Александра. — И молчал? Что же ты раньше мне не сказал?! Расскажи, как ты там очутился? Это же очень интересно!

— «Очень интересно!» — передразнил Алексей. — ничего интересного нет. Не доучился я.

— Таланта не хватило?

— У меня?! Да у меня знаешь, сколько таланта! Слушай!.. — Алексей вдруг остановился, поставил мотоцикл на «ножку», театрально простёр руки к Кронштадту и стал с выражением декламировать:

Вороне где-то Бог послал кусочек сыру.

На ель ворона взгромоздясь, Позавтракать совсем уж было собралась, Да призадумалась… На этих словах Алексей сам призадумался. Он вдруг понял, что начисто забыл басню, которую когда-то читал на вступительных турах.

— Ну и далее — по тексту… — выкрутился он. — Я не буду тебе все дословно рассказывать. Там, в общем, смысл в том… — он вдруг развёл по-новорусски пальцы и плавно перешёл на язык бритоголовой современной братвы:

— Сестра, там все чисто по понятиям было, ты не подумай! Брателла Ворон, он сначала делиться не хотел, делового из себя строил, но Лис, он хитрый оказался, на уши конкретно наехал, понавесил туда лапши и макарон. Брателла чисто припух и слился, кусман свой законный потерял… — Здорово!

От восхищения Александра захлопала в ладоши. Простыня соскользнула с её плеч, она едва успела подхватить.

Алексей вновь взял «хонду» за рога и повёл вдоль берега.

— Я рад, что тебе понравилось.

— За что же тебя выгнали? — удивлённо спросила девушка, которая только что сумела убедиться в гениальности своего любимого.

— За драку, за что же ещё… Я же с Лиговки, шпана лиговская. Слышала, небось? Вот это про меня. Я когда с зоны вышел… — Ты ещё и сидел?

— Да нет, это так, присел слегка, оправдали потом. Так вот, я когда вышел, мне идти некуда было, понимаешь? Помнишь Достоевского? «Знаете, что такое, когда человеку некуда идти?»

— Нет, не помню… — призналась Александра.

Алексей остановился и почти с укором посмотрел на неё:

— А ещё журналистка!

Девушка виновато шмыгнула носом. У неё вдруг стал очень несчастный вид.

— Я же не обязана помнить всего Достоевского… — Да я шучу, шучу! — закричал он. — Прости дурака! Это шутки у меня такие… За мной! — И он, отбросив мотоцикл, неожиданно побежал вдоль берега. — Давай, Сашка!

— Ты куда?! — удивлённо закричала она ему вслед.

— Пока не знаю! Догоняй! Замёрзнешь же на фиг! — весело кричал уже успевший убежать на довольно большое расстояние Алексей.

— Подожди! — Александра, путаясь в простыне, поспешила за ним.

Пробежав несколько шагов, она почувствовала, что действительно становится теплее. Девушка вдруг подумала, что этот странный с виду парень умеет самое верное, а главное, самое необходимое в данный момент решение. И как это ни банально звучит, за ним можно было бежать хоть на край света…

На следующий день с самого утра зарядил противный питерский дождик.

Томное, свинцовое небо с жирными тучами не давало повода для иллюзий — этот дождь продлится долго. Прохожие, зябко кутаясь в плащи и куртки, держали в замёрзших руках зонты, мрачно двигался поток машин по мокрому асфальту, нахохлившись, словно вороны, стояли гаишники в длинных тёмных плащах с поднятыми капюшонами, но особенно неприглядно выглядели обычно бодрящиеся коммерческие киоски вдоль Невского проспекта. Одним словом, все говорило о том, что день сегодня не особенно удачный.

Алексей в кожаной куртке с поднятым воротником одиноко топтался на ступенях знакомого здания Управления национальной безопасности на Литейном проспекте. В течение часа он пытался дозвониться до полковника Тарасова, но у того никто не брал трубку. Дежурный по отделу тоже не мог сказать ничего вразумительного кроме того, что Тарасов с утра засел в «секретке». В «секретку» можно было попасть, только имея специальный допуск. он у Алексея был вклеен в удостоверение. В то самое, которое он благополучно утопил… — Может, вам Суркова позвать? Он где-то здесь ходит, — спросил дежурный.

— Нет, вот Суркова не надо. И вообще, не говорите, пожалуйста, ему, что я звонил.

Пришлось Алексею пойти другим путём, чтобы попасть в «секретку».

Для этого он торчал перед входом и мок под дождём. Глазами он явно кого-то выискивал, и каждый раз, обманувшись, ещё сильнее кутался и ещё энергичнее начинал топать ногами. Эти действия его уже давно не согревали, но нужно же было хоть что-то предпринимать, создавая хоть какую-то иллюзию, что тебе становится теплее.

Наконец, когда в сотый раз отворились тяжёлые двери с блестящими латунными ручками, навстречу Алексею вышел человек, которого он поджидал. Это был лысоватый, жилистый пожилой мужчина неприятного вида. Ничего особенного — потрёпанный жизнью, серый, невзрачный. Обыкновенный советский чиновник. Раньше про таких говорили: «Потёртый, как рубль образца 1961 года». Мужчина был одет в серый простой костюм, на его плечах развивался серый плащ, в руках зажата серая папка… И фамилия у него была соответствующая — Козятин.

Глаза Алексея при виде мужчины заблестели охотничьим азартом, он бросился вперёд, преграждая путь.

— Здрасте, Геннадий Андреевич! А я вас жду!

Козятин окинул Николаева хмурым взглядом. На приветствие не ответил.

Сделал попытку обогнуть парня, но Алексей вновь преградил ему дорогу.

— Зачем?

— Геннадий Андреевич! — почти взвыл замёрзший Алексей. — Не можете мне временный допуск в «секретку» выписать?

— Нет, — отрезал Козятин.

— Почему?

— А твой-то где? У тебя же свой должен быть!

Николаев выразительно пожал плечами и шмыгнул носом — этому манёвру его научила одна девчонка ещё в детском саду. «Смыгни носом, — говорила она, — и уз тут че угодно купят. А если че сломал, то обязательно простят. Уз повель, я каздый раз так делаю», — И она смачно шмыгала носом, стараясь придать лицу как можно более жалобное выражение. Алексей вообще-то этим средством никогда не злоупотреблял, но сегодня решил проверить старинный рецепт своей детсадовской подружки.

— Да, дисциплинка у вас в отделе… — вздохнул Козятин. — Распустил вас Тарасов, распустил… На него просящий вид парня возымел своё действие, но для проформы он все же добавил наставительно:

— Без дисциплины нет организации! Знаешь, кто это сказал? А… Не знаешь! А ведь это ещё сам Феликс Эдмундович Дзержинский сказал. А знаешь, кому он это сказал?

Алексей знал, что Козятин любит занудствовать, и поэтому терпеливо ждал, когда тот угомониться. Наконец он смог вклиниться в одну из пауз:

— Очень надо, Геннадий Андреевич. Вы же знаете, что я своё удостоверение утопил. А допуск как раз там и был вклеен… Козятин нахмурился. Достал из кармана и бережно развернул берет. Берет тоже был серого цвета. Козятин его оглядел со всех сторон, затем с важным видом надел на голову.

— Ничем помочь не могу, Николаев. Я ведь здесь больше не служу!..

— как так? — не понял Алексей и тут же вышел из роли просителя.

— А так… Смотрел ты когда-нибудь фильм «Ко мне, Мухтар!»? так вот там начальник милиции говорил: «Сегодня заслуженного пса забудут, а завтра — человека…»

Опешивший от такого поворота дел Алексей лишь недоуменно смотрел, как Козятин заспешил прочь. Но тот, сделав несколько шагов, вдруг остановился и веско докончил:

— Только нынешние комиссары-то — совсем другие, Николаев… Другие. Но ничего, будет и на нашей улице праздник. Ещё какой праздник будет — мир перевернётся! — зловеще закончил Козятин.

Алексей не привык пасовать перед сложностями. Решил ещё раз набрать номер Тарасова: а вдруг Иван Иванович уже освободился?..

Уличный грохот заглушал голос в телефонной трубке. Алексей старательно прижимал трубку к уху, но слышно все-таки было плохо. От напряжения у него на лбу выступил пот. Наконец длинные гудки прервал знакомый щелчок. Соединило!

— Да? — послышался далёкий голос полковника Тарасова.

— Иван Иванович, это я, Николаев.

— Ты жив ещё что ли? — тотчас загремел полковник. — Ты где шляешься, шпана?

— пропуск-то вы у меня отобрали, Иван Иванович, а без пропуска меня к вам в «секретку» не пускали… Временный мне выпишите, я сейчас к вам поднимусь! — прокричав просьбу, Алексей сильнее прижал телефонную трубку.

— А зачем? — услышал он неожиданный вопрос. — Я по тебе ещё не соскучился.

— Иван Иванович, я без шуток. У меня к вам серьёзный разговор. по делу Кучерова.

— Дело прекращено. Расслабься, Николаев!

— Как прекращено? — у Алексея от неожиданности даже сел голос.

— За отсутствием состава преступления, — сухо объяснил полковник. — Кучеров твой, оказывается, состоял на учёте в психдиспасере.

— Не может быть!

— Ещё как может. И секта эта, как её… «Свет истины»… Официально зарегистрирована в мэрии. Сурков проверял… — Сурков?! Вот гад!

Алексей в сердцах ударил ладонью по стеклу будки.

— Иван Иванович, я как раз по поводу Сурка и хотел с вами поговорить.

— Я сейчас уезжаю. Буду через два дня. Вот тогда и поговорим. Учти — я с тобой серьёзно буду говорить, Алексей. А сейчас, если у тебя есть добавления к «делу Кучерова», то передай их Суркову. В эти дни он вместо меня будет рулить… Полковник Тарасов положил трубку.

Поняв, что встреча не состоится, Алексей вышел из будки и зло сощурил глаза. Это что же получается — кругом его обвёл вокруг пальца Сурок?! И в «Поплавке», и «дело» прикрыл, и даже за начальника остался… — Ну погоди, Сурок! Я тебе ещё устрою хронику пикирующего бомбардировщика!

— негромко, с вызовом произнёс Николаев.

Глава 11 Допрос в секте

Несмотря на свои довольно большие габариты, комната все же напоминала камеру. Небольшое зарешеченное окно, минимум мебели, серые стены, вместо занавески какая-то тёмная тряпка… Алексей все это отметил про себя, как только вошёл, и наивными круглыми глазами посмотрел на коренастого мужчину. У него был мощный торс и бритый наголо череп. Второй человек, тоже очень крепкий, с перебитым боксёрским носом, стоял у окна, опираясь на трость с тяжёлым набалдашником, и, казалось, был совершенно безучастен к разговору. Он даже не смотрел на Николаева.

«Ох, знаем мы эти трости, — невольно тоскливо подумал Алексей, — ими так неприятно получать по почкам…»

Несмотря на то, что в комнате, кроме них троих, больше никого не было видно, Алексей шестым чувством подсознательно ощущал присутствие ещё кого-то.

Он мог поклясться, что этот кто-то притаился за стеной и подсматривает за всем происходящим.

«Пусть подсматривает, подслушивает, пусть хоть чечётку бьёт, — подумал он, — мне теперь уже все равно…»

— Как же ты нас нашёл? — задал вопрос коренастый.

— Пашка Зуйков, дружбан мой по Чечне, про вас часто рассказывал… — охотно сообщил Алексей.

— Вместе служили?

— Да. В первую чеченскую компанию наши части под Шали стояли.

— Допустим… Хотя ты и молод для первой чеченской.

— Почему — молод? — «обиделся» Алексей. — Сколько есть — все мои. Уже третий десяток размениваю. Ты не смотри, что я так молодо выгляжу, ты лучше паспорт погляди.

— И что дальше? — перебил его коренастый. — Зуйков тебе рассказывал, и что?

— Я вначале все не решался к вам прийти… Стеснялся, что ли… А потом думаю — была не была! Пойду, не сожрут же меня здесь.

Он улыбнулся наивной широкой улыбкой.

«И все-таки за стенкой кто-то ещё есть…» — опять мелькнула мысль.

Алексей почти физически почувствовал, как тот невидимый человек напрягся.

«Мощная у него энергетика, как у крутого экстрасенса, — подумал он. — Давай, давай, смотри дальше, прожигай своим рентгеном…»

— …А тут Пашка подвернулся. «Пропадёшь, говорит, братишка, айда лучше к нам…» Да вы у него спросите, он подтвердит.

Коренастый и тот, что стоял у окна, быстро переглянулись.

— Спросим, обязательно спросим.. — произнёс низким голосом человек с тростью. — А сейчас в Чечне ты где, говоришь, был?

— Мужик, это что, допрос?..

Теперь парень почти наверняка мог сказать, где притаился третий.

«Подсматривальщик» — мысленно окрестил его про себя Николаев. Видимо, он прятался за стеной, которая была напротив Алексея.

«Глазок» у него или какое-то другое устройство…»

Коренастый улыбнулся одними уголками губ. Глаза у него при этом остались по-прежнему изучающие и равнодушные одновременно.

— Ну, считай так, собеседование перед экзаменом… — Я же вам только что рассказывал!

— А ты ещё расскажи — мы послушаем.

Алексей вздохнул. Этот вздох должен был прозвучать так: «Надоели вы мне, ребята, до смерти!»

— Я же говорил: нас с СОБРом екатеринбургским соединили, — вновь принялся рассказывать Алексей. — Зимой под Гудермесом на «чехов» в чистом поле, как пехоту обычную, бросили. Отцы-командиры, мать их… Сразу половина взвода там и полегла… Меня снайпер навылет снял. Но повезло, не до смерти зацепило… — Рану покажешь? — спросил коренастый.

Выразительно чертыхнувшись (играть нужно было убедительно и до конца), Алексей задрал рубашку. Под правой лопаткой был виден рубец в виде небольшой звёздочки с неровными лучами.

— Годится?

— Годится, — ухмыльнулся коренастый.

Второй, раскрыв паспорт Алексея, спросил строго:

— Братишка, а почему у тебя прописка питерская?

— Я же с Лиговки!

— А говоришь, екатеринбургский СОБР! Что-то непонятно… Алексей изобразил волнение:

— Е-моё, мужики! Что же тут непонятного… Я же говорю: нас, питерских контрактников, соединили для усиления с тем СОБРом. Ихнего командира главным поставили… Да по мне лучше бы не соединяли, целее был бы!

— Военного билета у тебя, конечно, нет?

— Конечно нет. Его Хаким себе на паять оставил.

— Это который Хаким? — вдруг насторожился человек с тростью.

Казалось, что Алексей начинает терять терпение.

— Чечен, на которого я полгода ишачил, пока не свалил! Исраилов, может слышали?

В разговоре вдруг возникла пауза. Николаев насторожился. Неужели он перегнул палку? Или где-то допустил ошибку?.. Не нужно было, наверное, говорить фамилию Хакима… Вот дурак! Надо было просто сказать — Хаким… Точно! Хаким он и в Африке Хаким. И этих Хакимов в Чечне, небось, пруд пруди… — Слыхали про такого, как не слыхать… Стоявший у окна человек с тростью, прихрамывая, подошёл ближе и смерил Алексея долгим взглядом холодных, жестоких глаз:

— А как командира твоего величали, боец?

— Сеня, — просто ответил Алексей.

— Какой ещё Сеня? — удивился хромой и быстро посмотрел на коренастого. Тот нахмурился.

— У него кликуха такая была. Вообще-то он — майор Синявин, Виктор Михайлович, царство ему небесное. Он там в поле так и остался лежать — без обеих рук и ног… — Алексей выдержал долгую паузу. — Не повезло майору. В него своя же мина угодила… Хромой кивнул.

— А ведь я тоже под Гудермесом был, — выговаривая каждое слово произнёс он. Голос у него вдруг стал тихий и немного с хрипотцой. От этого казалось, что каждой фразой он как будто кому-то угрожает. — Что-то я тебя, парень, не признаю… На эти слова Алексей среагировал почти мгновенно — он сунул руку в карман куртки. Коренастый тут же вскочил. Алексей боковым зрением отметил его отличную физическую форму.

— Не боись, мужики, — сказал он, — не бомба.

Алексей достал из кармана обычную омоновскую чёрную маску с прорезями для глаз. Ему потребовалась доля секунды, чтобы натянуть её на голову.

— Ну а теперь признали? — поинтересовался он. — я же говорил — нас прямо с «вертушек» в поле бросили!

— Ладно, не обижайся… — примирительно улыбнулся коренастый, как бы извиняясь за недоверчивость. Он обернулся к хромому:

— Ну, что скажешь?

Тот пожал плечами.

— Пусть приходит завтра.

Алексей сорвал маску с головы. «Подглядыватель» все ещё был у своего наблюдательного поста.

«Ну что, устроил я тебе карнавал с переодеванием?» — ехидно подумал Алексей.

Мысль самому заявиться в секту и уже на месте разведать, а главное, узнать, действительно ли Сурков является предателем, «работая» на таинственных сектантов, пришла в голову Николаеву, когда полковник Тарасов сообщил ему, что «дело Кучерова» закрыто. Конечно, можно было подождать, пока Иван Иванович вернётся, встретиться с ним наедине и рассказать ему о кассете, на которую снимала Сашка. Однако здесь было много «но».

Во-первых, это займёт много времени, и неизвестно, когда точно вернётся Тарасов. Во-вторых, самой кассеты у Алексея нет, она благополучно сгорела на даче, и все рассказы о предательстве Суркова — это всего лишь рассказы, не подтверждённые никакими фактами. В-третьих, пока Тарасов отсутствует, Сурков мог ещё как-нибудь подгадить Алексею — ведь причина взрыва на даче до сих пор точно не установлена (Николаев специально справлялся по этому поводу через знакомого в противопожарной службе Санкт-Петербурга), это могла быть как утечка газа, так и чья-нибудь диверсия.

Местонахождения секты «Свет истины» узнать было не так уж и сложно.

Алексей просто сходил в мэрию, нашёл регистрационный отдел, наговорил милой секретарше кучу комплиментов, и вот адрес у него в кармане. Узнать — это дело техники, а вот внедриться в секту — гораздо сложнее. Впрочем, он довольно легко прошёл «собеседование», и лишь в самом конце едва не случилось ЧП… После разговора с коренастым и его хромым напарником Николаева отвели в другую комнату, где стоял ксерокс. Молодой сухощавый парень, тоже бритоголовый, как и остальные члены секты, снял несколько копий с его паспорта.

Алексей быстро окинул взглядом помещение.

— Я смотрю, организация у вас серьёзная… — на всякий случай произнёс он комплимент сухощавому.

— Да уж… Не для бабушек-старушек, — усмехнулся тот. — Держи паспорт!

— Все, что ли?

— Это смотря с какой стороны поглядеть, — загадочно произнёс парень. — А кстати, ты случаем не знаком с таким… Кучеровым Левой?

Алексей уже направился к двери, когда его догнал этот вопрос. Он был из разряда неожиданных. Здесь ему не должны были задавать подобных вопросов.

Подобная фраза могла означать только одно — провал… Алексей на секунду растерялся. Он замер, чувствуя скрытый подвох. Как ответить? Или не отвечать вообще?

Справившись с охватившим его волнением, он спокойно повернулся, в упор посмотрел на парня и небрежно спросил:

— Каким ещё Кучеровым?

И тут худощавый нанёс новый удар:

— Которого ты у «Поплавка» из воды вытащить пытался… — Откуда тебе это известно? — на всякий случай Алексей опять наивно округлил глаза.

— Питер — город маленький… — Понятненько… — кивнул Алексей и с готовностью объяснил:

— Я в «Поплавке» у приятеля на свадьбе был. Шафером. А тут вдруг мужик за борт сиганул. Ну я и полез сдуру спасать утопающего… Так, думаю, на моем месте каждый бы поступил.

Правда же?

— Логично.

Николаев неожиданно широко улыбнулся и примирительно произнёс:

— А ты, я вижу, недоверчивый. Настоящий Штирлиц.

— Да нет… Мне лично все равно… Просто я там случайно был неподалёку вот и увидел, — объяснил он. — А глаз у меня крепкий. Я в штабе армии картографом служил. Если что один раз увижу, на всю жизнь запомню.

Кажется, пронесло, подумал Алексей.

— Я тоже запомню, что у тебя глаз крепкий! — сказал он.

Однокомнатную квартиру Александры Потаповой в стандартном панельном доме на Рижском проспекте нельзя было назвать ни дворцом, ни хоромами, ни еврохаусом. Но в ней было главное — настоящий домашний уют. Повсюду чувствовалась уверенная хозяйская рука. Стандартная тридцатичетырехметровая квартира имела две основные достопримечательности: балкон и ванную. И то и другое явно выбивалось из ГОСТов обычных панельных домов. Балкон был огромный, квадратный три на четыре метра — и ребёнку там можно было спокойно кататься на трехколесном велосипеде. Ванна тоже была нехилых размеров — в ней запросто умещались сразу двое… Алексей был счастлив. В настоящий момент ему было тепло, пахло чем-то душистым, вода приятно щекотала ладони, а напротив возлежала самая красивая, самая умная, самая… Одним словом, Сашка, его любимая Сашка. Она лежала в ванной напротив него и выглядела русалкой среди пенистых волн… — Можно я буду называть тебя Шурой? — как-то неожиданно даже для самого себя серьёзно спросил Алексей. — А что? По-моему, звучит неплохо — Шура Потапова. Есть в этом что-то домашнее и простое.

Но журналистка его начинание не поддержала. В ответ она состроила лишь недовольную гримасу. И возложила на его голову шапку из пены.

— Тебе не нравится?

— Нет.

— Почему?

— А знаешь, за что убивал Александр Македонский даже самых любимых своих военачальников? — ответила она вопросом на вопрос.

Девушка умела озадачить даже его, для которого не существовало неразрешимых вопросов. Особенно в отношениях с женским полом. Ещё во ВГИКе Николаев славился тем, что мог поддержать любую, даже самую бредовую и скучную беседу.

— За что?

— За то, что они называли его Шурой, — очень серьёзно ответила она и тут же, не выдержав, широко улыбнулась.

— Это я сразу догадался, — парировал Алексей.

— Врёшь ты все, товарищ агент национальной безопасности!

— Спорим, что ты даже не знаешь, что такое «шура»… Девушка наморщила лобик.

— Кажется, это певец такой есть… Или певица… Фиг их разберёт. Но я точно помню, что у него или неё нет передних зубов.

— Дурочка моя образованная! — как ребёнок, обрадовался Алексей, предвкушая, что сейчас он сравняет счёт в дуэли эрудиций. — «Шура» — это верховный религиозный совет у мусульман! Вот, погляди… — Он пошарил мокрой рукой где-то под ванной, достал скомканные джинсы и ловко вытянул из кармана свёрнутую трубкой газету.

Александра развернула её и прочла вслух длинный заголовок:

— «Дважды преданный. Полгода в чеченском плену. Исповедь бывшего контрактника екатеринбургского СОБРа…» Ну и что?

— А то… Просто, как сказал один писатель: «Вовремя прочтённая газета — огромная удача. Она способна изменить жизнь, как не изменит её лучший друг и наставник».

— Это какой же писатель сказал?

— Дзержинский.

— Это который «Железный Феликс»?

— Он самый, — улыбнулся Алексей и, довольный собой, потянулся.

Девушка шутливо окунула его голову в воду. Через секунду он вынырнул и шумно зафыркал.

— Сашка! Ты же меня утопишь!

— А ты не зазнавайся, эрудит! — засмеялась Саша.

— Да ладно тебе. Пошутить нельзя… — Алексей вдруг посерьёзнел. — Саша, если очень серьёзно, то ты должна мне сегодня вечером помочь… — Что случилось?

— Пока ничего особенного… Но случится обязательно. Меня примут в послушники!

— Чего-чего?!

— Теперь я не шучу. И это очень серьёзное дело. Обещаешь мне помочь?

Глаза у девушки загорелись от предвкушения очередного интересного приключения.

— Конечно! А что нужно делать?..

Глава 12 Ритуал

В просторном подвале, казалось, был раскалён до предела. Послушники «Света истины» — несколько десятков наголо стриженных крепких молодых людей — сидя в «позе лотоса», речитативом повторяли за отцом Власом монотонные звуки мантры:

— «ДО… ДЕ… ДА… ДУМ…» сегодня собрались почти все члены секты. Стоял полумрак, и, может быть, из-за этого так обострённо ощущались странные запахи, исходящие от свечей и благовонных веточек. ведь науке давно известно, что темнота обостряет органы обоняния. Мерцающие в специальных сосудах длинные толстые свечи, казалось, колыхались от дыхания десятков голосов и отбрасывали на стены длинные тени. Эти тени шевелились, как живые, «танцевали» странный завораживающий танец. Танец гипнотизировал, подавлял волю, глядя на него, хотелось спать.

— «ДО… ДЕ… ДА… ДУМ…»

Все происходящее было похоже на какую-то странную декорацию. Лица присутствующих были наполовину закрыты кусочками ткани, словно паранджой.

«Во дают! И в кино ходить не надо, — подумал Алексей, осторожно глядя по сторонам. — Ни одного человека, все вурдалаки да вампиры. Ну, Лешка, держись!..»

Заправлял всем этим действием отец Влас. Он был в своём обычном фиолетовом балахоне и сидел на небольшом пирамидальном возвышении. Отсюда он мог наблюдать сразу за всеми членами «Света истины». Отец Влас задавал тон речитативу и, как ловкий дирижёр, следил, чтобы ритм не спадал. В его высокой чуть сутулой фигуре, тоненькой седой косице было что-то нечистоплотное, вызывающее брезгливость в Алексее. В первую же минуту, увидев отца Власа, Алексей сразу догадался, что это и есть тот самый «Подглядыватель», присутствие которого он ощущал во время допроса. Энергетика, исходящая от него, чувствовалась во всем подвале.

Перед тем как идти сюда, Николаев сделал себе особую инъекцию. Одноразовым шприцем он ввёл в вену содержимое двух небольших ампул спирамина — препарата, помогающего центральной нервной системе человека противостоять внеконтактному воздействию на организм. Прежде всего это касалось деятельности всевозможных телепатов, экстрасенсов, колдунов и магов, коих развелось в последнее время в России видимо-невидимо. В специальной лаборатории Управления медики вырабатывали спирамин, чтобы снабжать своих сотрудников, которые в той или иной мере на операциях сталкивались с подобной «нечистью». Узнав о существовании такого чудо-препарата, Алексей выклянчил через своего знакомого несколько ампул.

И вот теперь они пригодились. Находясь под защитой спирамина, он чувствовал себя более уверенно.

Прекратив на время читать мантры, отец Влас поднялся со своего места и в сопровождении Лохматого и ещё двух подручных сделал несколько кругов вокруг «пирамиды», на срезанной вершине которой он только что сидел. Круги были проделаны в абсолютной тишине — Алексею даже в какой-то момент показалось, что послушники перестали дышать, так было тихо. Отец Влас ступал бесшумно и казался бесплотным, каким-то внеземным существом. Его подручные вышагивали, подобно караульным солдатам возле кремлёвской стены — так же высоко поднимали ноги, так же задирали головы… Только вместо карабинов у них в руках были гигантские свечи… Это шествие могло впечатлить кого угодно. Сделав несколько кругов, отец Влас вернулся на своё место, и в подвале снова зазвучало привычное:

— «ДО… ДЕ… ДА… ДУМ…»

«Вот сволочь, умеет же работать!» — почти с восхищением подумал Алексей.

Он старался все внимательно рассмотреть и запомнить — это могло пригодиться в будущем. Ведь проверки наверняка не кончились. Обстановка была настолько экзотична и непривычна, что неожиданная опасность могла последовать отовсюду. Вот только как правильно среагировать не эту самую неведомую опасность?

Алексей набрал полную грудь воздуха, замедлил дыхание, досчитал до 21, а потом сделал два коротких резких выдоха — один за другим… Это было специальное упражнение, которому его научили на курсах по выживанию. Оно позволяло мобилизовать силы, а от него в данный момент требовалась предельная концентрация.

Но все-таки кое-что укрылось из поля зрения Николаева. В дальнем от него углу подвала сидел невысокий щуплый человек, который пристально смотрел на новообращённого члена секты и буквально не сводил с него глаз. Это был Козятин… Что-то нехорошее то и дело мелькало в его взгляде — то ли злорадство, то ли ненависть, то ли какое-то чувство, близкое к понятию «жажда крови». Геннадий Андреевич истово читал мантры, делал все, что и остальные. Но только чуть дрожали его ноздри, словно от предвкушения дальнейших событий…

Последний раз прозвучали мантры, и в подвале наступила тишина. Пламя свечей по-прежнему колыхались в странном завораживающем танце.

— Отец Влас, отец Влас… — прошелестело среди послушников едва слышным змеиным шёпотом.

Оправив балахон, отец Влас встал, поглядел на всех строго. Кивнул Лохматому, и тот подал Учителю продолговатый предмет, завёрнутый в тёмный бархат. Отец Влас развернул бархат и торжественно вытащил обоюдоострый нож из дорогого кожаного чехла, украшенного разноцветными каменьями. Широкое лезвие зловеще поблёскивало, отражая пламя свечей.

— Ты готов? — глухо спросил он Алексея.

— Готов, — прокашлявшись, ответил парень.

— Подойди ближе.

Николаев молча повиновался.

Отец Влас прикрыл глаза, негромко прошептал несколько непонятных слов и вдруг резко провёл лезвием по руке.

«И не поморщился, — машинально отметил Алексей, — Во даёт!» из пореза выступила кровь, несколько капель упало в подставленную Лохматым малахитовую чашу.

Отец Влас сделал знак Алексею:

— Теперь ты.

Николаев подошёл ближе, ему протянули нож. Не поморщившись, он провёл лезвием по руке. Лохматый взял руку вновь обращённого и, нажав на надрез толстыми короткими пальцами, выдавил кровь в чашу. Затем чашу передали отцу Власу, и тот высоко поднял её над головой.

— За разглашение тайны… — властно прозвучал голос Учителя.

— Смерть! — нестройным хором отозвались послушники.

Алексей почувствовал, как мурашки пробежали по спине. Величественный ритуал теперь звучал почти как реальная угроза. Вся театральность, над которой он сначала мысленно потешался, разом сгинула, будто её и не было вовсе. Теперь все было серьёзно, по-настоящему… — За предательство интересов братства! — вновь возгласил отец Влас.

— Смерть! — был ответ.

— За трусость и неповиновение… — в голосе отца Власа послышался металл.

— Смерть!

— За отречение от веры… — Смерть! Смерть! Смерть!

Похоже это было последнее условие сектантов. Алексей с облегчением вздохнул, весь этот дурацкий обряд уже довольно сильно действовал ему на нервы.

Черт знает что такое творится в этом «Свете истины»!

Отец Влас опустился на срезанную верхушку «пирамиды». Все замерли, ожидая его дальнейших действий.

В этот момент осторожно, как-то бочком, к Учителю подошёл Козятин. На его лице застыло неприятное выражение — что-то подлое и подобострастное одновременно. Алексей сразу же узнал его и едва не вскрикнул от неожиданности.

Ба! Да у них тут половина Управления находится… Сначала Сурков, теперь вот Козятин. Ну и ну! ничего себе змеиное логово в сердце «колыбели революции»!

Николаеву стоило бешенных трудов спокойно, даже немного отрешённо взглянуть на Козятина. Они встретились взглядами. Лицо Геннадия Александровича было непроницаемо. Много бы Алексей отдал, чтобы старый знакомый его не узнал, но надеяться на чудо было непозволительной роскошью. Козятин, конечно же, тоже узнал его. Он нагнулся к самому уху Учителя и что-то быстро проговорил.

— Ступай! — выслушав, приказал ему отец Влас.

Козятин бесшумно удалился, на Николаева он даже не взглянул.

Отец Влас пристально посмотрел на Алексея и поднял руку.

— Боль, страх и слабость — иллюзии мира, — изрёк Учитель. — Отбрось ложь и обратись к свету! Теперь ты наш брат, мы твоя новая семья. Доверься нам, оставь все свои дурацкие помыслы. Всегда и везде братство сумеет тебе помочь. И если вдруг случится с тобой несчастье, и уйдёшь ты, брат, из нашего мира, то помни, что и ТАМ… — Он медленно поднял вверх указательный палец, по-прежнему не спуская с парня своего пристального взгляда. — Тебя ждём мы и наша вера!

По накалу, который буквально раздирал воздух в помещении, Алексей понял, что наступил кульминационный момент. Отец Влас скинул с себя балахон и обнажил довольно крепкий торс. На шее у главаря Алексей увидел длинную спицу в узком кожаном чехле. Через мгновение спица была извлечена из чехла, и отец Влас проткнул руку, затем продемонстрировал результат. На руке не было ни крови, ни каких либо следов.

«Фокусник!» — мысленно обозвал его Алексей.

Лохматый подал знак подручным, с которыми он носил свечи. И те одновременно гортанно вскрикнули. Поняв команду, остальные члены секты издали какой-то низкий продолжительный звук и стали дружно скандировать, все больше ускоряя ритм.

Со лба отца Власа градом катился пот. В холодных светлых глазах появился безумный огонь. Алексей видел, как исступлённо дрожали губы Учителя, как побелели костяшки пальцев… Он явно находился в состоянии транса.

Отец Влас подошёл вплотную к Алексею, обмакнул палец в чашу с кровью и поставил на лоб вновь обращённому точку — точно между бровей. Затем Лохматый подал Учителю небольшую бутылочку на подносе. В ней была темно-красная жидкость. Отец Влас, шёпотом приговаривая слова неведомого заклинания, вылил содержимое бутылочки в чашу и подал Алексею.

Стараясь, чтобы на его лице не возникло выражение брезгливости, парень сделал небольшой глоток.

— Ещё! — приказал отец Влас.

Алексей сделал второй глоток.

— А теперь — последний.

Пришлось Николаеву подчиниться. Он сделал третий глоток, вернул чашу Лохматому. И вдруг почувствовал необычайную лёгкость во всем теле… И в то же время очертания подвала чудесным образом стали изменяться, куда-то поплыли люди, сидящие в «позе лотоса», взмыл вверх фиолетовый балахон, свечи вмиг превратились в огромные сверкающие люстры, легко скользнул и растворился прямо в стене Геннадий Андреевич… Но главная метаморфоза произошла с отцом Власом, его глаза заметно увеличились и стали похожи на два огромных факела, и широкая зловещая улыбка осветила мрачное лицо Учителя.

Алексей понял, что ситуацией он больше не владеет. Это была его последняя мысль перед тем, как он рухнул на холодный бетонный пол.

Прошло уже достаточно много времени с тех пор, как Николаев скрылся за высокой металлической дверью, ведущей в подвал «Света истины». Александра, которую Алексей оставил, как он выразился, «на шухере», начала волноваться… Она сидела за рулём подержанной «копейки», которая была припаркована недалеко от подвала. Машину ей подарил отец, но ездить она не любила, хотя на права сдала ещё в десятом классе. Всякий раз, когда Александра садилась за руль, у неё возникало странное чувство, что если она выедет на улицу, то обязательно кого-нибудь задавит. Поэтому почти все время «копейка» ночевала в железном гараже рядом с домом. Но сегодня Алексей попросил её подвезти, и девушке пришлось, преодолевая себя, сесть за руль.

— Понимаешь, мало ли что может произойти в этом чёртовом подвале, — объяснил Алексей. — Будь на всякий случай поблизости. Если меня долго не будет, то вот тебе телефон… — Он написал ей в книжечку телефон дяди Максима и виновато пояснил:

— Это мой дядя, старший брат моего отца. Я бы воспользовался его помощью, но он после ранения с трудом передвигается, а ситуация может сложиться так, что нужно быть мобильным. Это даже здорово, что у тебя есть колёса!

— Лёша, может, тебе не стоит ходить туда?

— Нет уж! Идти — так до конца… Хотя честно говоря, ой, как не хочется!

Ничего не поделаешь, придётся идти. А все потому, что Сурков исчез!

Алексей несколько раз заезжал к нему, говорил с женой и тёщей, но те ничего вразумительного не сказали. Да — был, да — ушёл, нет — не знаем куда… Сурков испарился! Его не было ни на работе, ни на даче, ни у знакомых… В подвале, где принимали в братию Николаева, тоже не было.

Александра почувствовала, что у неё неожиданно затряслись колени. Желая успокоить себя, она произнесла вслух:

— Успокойся, мать! Это просто нервы… Стало вечереть, в окнах постепенно зажигались огни. Девушка посмотрела на часы. Алексей отсутствовал уже четыре с половиной часа… — За это время можно было уже познакомиться, сделать предложение, жениться и даже развестись, — пыталась она шутить.

Её беспокойство усилилось, когда зажёгся высокий фонарь за углом.

— вот черт, сколько же ещё придётся ждать? а если… Про «если» думать не хотелось, и девушка всячески отгоняла от себя тревожные мысли.

«Алексей, ты же молодец, ты же отважный парень, ты всегда найдёшь выход, ты же… Молодец, молодец, молодец среди овец…» Мысль, как заколдованная, пошла по кругу. Александра включила зажигание, машина привычно заурчала. Решив не заводить мотор, девушка повернула ключ в обратную сторону и с надеждой ещё раз посмотрела на закрытую дверь.

Может, пойти туда самой? А что? Здравствуйте, господа сектанты, а девушки вам не нужны?

Она усмехнулась. Ещё как нужны, ответят ей. И тут же разложат на своём алтаре. Хорошо, если просто изнасилуют. А если начнут издеваться?.. Нет, нет!

Об этом лучше не думать. Алексей что приказал?.. «Сидеть тихо и только наблюдать…» Вот она и наблюдает… Дверь как будто прилипла к косяку. Хоть бы одна живая душа показалась… Живая душа… Живая… При мысли об опасности, которая могла угрожать любимому, Александру уже в который раз бросало в жар.

— Если досчитаю до двадцати… нет, до тридцати и ничего не произойдёт, то я тогда пойду прямо в их логово… Именно в этот момент дверь отворилась. От неожиданности девушка встрепенулась и больно ударилась коленом об руль.

Четверо крепких бритоголовых мужчин вынесли «нечто» — какой-то длинный предмет, завёрнутый в плотную ткань. Это «нечто» лишь отдалённо напоминало тело человека, но Александра сразу насторожилась. Сердце девушки ёкнуло от нехорошего предчувствия. Подозрительно оглядываясь по сторонам, бритоголовые погрузили «нечто» в микроавтобус с надписью «Петмол» на кузове.

Хлопнули дверцы, микроавтобус тронулся.

Внутренний голос подсказал девушке, что действовать нужно не раздумывая.

Она мгновенно включила зажигание, поставила ногу на педаль газа и отпустила сцепление… «Копейка» бросилась в погоню за микроавтобусом.

Красные фары микроавтобуса позволяли Александре следовать за машиной, не теряя её из виду. К тому же ей помогало ещё и то, что улицы города в этот час были почти безлюдны. Девушка приготовилась к длительному преследованию, когда вдруг через несколько сот метров микроавтобус остановился рядом с большим пустырём.

Остановилась и «Копейка». Александра осторожно открыла дверцу… Четверо бритоголовых знали, что делают: место, которое они выбрали для остановки, было действительно безлюдное. Пустырь, железнодорожная насыпь, брошенная стройка… В этот поздний час свидетели были почти исключены, кроме того, небольшое освещённое пространство, где стоял микроавтобус, представляло собой прекрасную площадку для обзора. Оно позволяло увидеть любого подозрительного прохожего ещё издалека. Александра притаилась за высокой горкой песка, её хрупкая фигура почти была не видна за укрытием.

Бритоголовые выволокли «нечто» из микроавтобуса. Развернули ткань..

Девушка едва не вскрикнула от ужаса.

То, что это Алексей Николаев , у неё уже не было никаких сомнений. Его спортивную куртку и светлые джинсы она узнала сразу.

Лохматый огляделся, по-звериному втянул ноздрями воздух.

— Вроде тихо, — наконец произнёс он.

— Может, подальше отъедем? — спросил один из подручных.

— И здесь сойдёт… Ищите люк!

— Да вот же он!

«Что же они задумали?» — озадаченно подумала девушка, когда один из бритоголовых при помощи монтировки легко отвалил в сторону крышку канализационного люка… — Готово!

— Тащите его сюда! — приказал Лохматый.

Двое подтащили тело Алексея и принялись заталкивать его в люк. Третий стоял «на шухере», внимательно оглядывая окрестности.

— Да кто же так суёт?! — нервно закричал Лохматый. — Прямо, прямо давайте!

Наконец тело исчезло в чёрном провале канализации.

— Закрывать, что ли?

— Конечно!

С тяжким звоном крышка легла на место. Александра вцепилась зубами в кулак, чтобы не закричать. С трудом поборола в себе желание вскочить и броситься на бритоголовых.

— Да что же они делают, сволочи?! — тихо прошептала она сквозь слезы.

— Понеслось говно по трубам, — констатировал Лохматый.

— Может, проверим? — предложил один из подручных.

— Фонарика нет… — А чего проверять?! — самодовольно произнёс Лохматый. — Дерьмо в дерьме очень даже хорошо тонет!