Свет в окнах

Глеб Владимирович Липецкий

Свет в окнах

Очерки

Моему молодому другу

Когда спускаются сумерки, ты протягиваешь руку к выключателю, и комната мгновенно озаряется светом. Вряд ли ты думаешь тогда о том, что свет этот дают тебе люди. Одни стоят у пультов машин, у котлов высотою с пятнадцатиэтажный дом. Другие взбираются на металлические мачты и там, на многометровой высоте, подвешивают гирлянды изоляторов, соединяют крученые в руку толщиной провода.

Я знаю этих людей. Работая много лет на линиях и электростанциях, хорошо изучил их труд, привычки, характеры. Не берусь утверждать, будто нет занятия более увлекательного и романтичного, но своего не променяю ни на какое другое.

Энергетика - область удивительного. У нее богатейшая история, неразрывно связанная с историей всей Советской страны: план ГОЭЛРО, ключевые стройки первых пятилеток. Да, какой бы значительный момент своего развития ни переживало наше государство, на переднем крае борьбы всегда были представители необыкновенной профессии энергетиков.

Но не только своим героическим прошлым славится эта отрасль нашей индустрии, экономики. Советская энергетика неизменно устремлена в будущее. "Коммунизм - это есть Советская власть плюс электрификация всей страны", - сказал много лет назад великий Ленин. И сейчас именно с развитием энергетики тесно связаны грандиозные предначертания нашей Коммунистической партии.

"Время и люди" - можно было бы назвать эту книгу. Ведь рожденная своим временем профессия энергетиков на всех последующих этапах становления нашего государства сама двигала время вперед. Многих простых ребят из больших и малых городов, из отдаленных деревень, поселков привлекла к себе эта высокая и гордая профессия. Впоследствии, став большими мастерами своего дела, бывшие ребята эти помогали утверждать в нашей жизни передовое, новое.

Книга "Свет в окнах" - рассказ о некоторых из них. О событиях в их жизни, порою необычайных, героических. Одни происходили у меня на глазах, другие я услышал от друзей сослуживцев. И может быть, выбирая свой путь в жизни, ты, дорогой мой друг, вспомнишь эти рассказы.

Автор

Так рождается свет

1. Фабрика электричества

"Продолжить строительство тепловых

электростанций мощностью 4-6 млн

киловатт с установкой энергетических

блоков единичной мощностью 500 и 800 тыс

киловатт, атомных электростанций с

реакторами единичной мощностью 1-1.5

млн. киловатт"

Из решений XXV съезда КПСС

С одной стороны движутся к этой фабрике вагоны угля, цистерны мазута, газ по трубам. С другой - по воздушным линиям, по подземным кабелям уходит от нее невидимая глазу продукция.

Лучистая энергия солнца, миллионы лет назад давшая жизнь растениям и живым существам, создала на земле огромные запасы топлива. Заключенная в нем химическая энергия на тепловых электростанциях превращается в электрическую - ту, что зажигает свет, плавит металл, двигает по путям поезда.

Из всех видов топлива самый распространенный - уголь. Запасы его на земле огромны. И потому более всего электрической энергии вырабатывают у нас те электростанции, которые сжигают каменный уголь. Сотни вагонов его поступают на мощную тепловую электростанцию каждые сутки. Широкие ленты транспортеров несут уголь вверх, бросают в дробилки, снова подхватывают. Под самой крышей блестящие, ровные кусочки ссыпаются в бункера котельной. Оттуда - в мельницу. Мельница же - это огромный барабан с толстыми стенками. Половина его заполнена стальными шарами. В свободное пространство сыплются кусочки угля. А барабан вращается. И иссиня-черные куски очень скоро превращаются в мельчайшую пыль. Эта пыль, увлекаемая воздухом, и вдувается затем в топку. Там, мгновенно вспыхивая, она отдает тепло воде, заполняющей трубы.

Раньше у котла стоял кочегар. Смотрел на нехитрые приборы, длинной кочережкой сбивал шлак, открывал и закрывал заслонки. Уходя со смены, с трудом отмывал въевшуюся в лицо и тело угольную пыль.

Недавно я побывал на одной из московских ТЭЦ. На тепловом щите сидят за столами веселые ребята. Модные рубашки, галстуки. Внимательно смотрят на приборы - следят за работой оборудования. Изредка подходят к пульту. Поворачивают ручки, нажимают на кнопки. Машинисты блоков.

А блок - это и котел и турбина вместе. Так что управляет машинист работой не одного, а сразу двух сложнейших агрегатов. Ни на секунду нельзя ему ослабить внимание. Топливо, воздух, вода должны поступать в котел в строго определенных количествах. Упустил воду - и огонь прожжет металл труб. Перепитал котел водой - вместе с паром попадут в турбину мелкие капельки, разрушатся лопатки.

Топлива же эта махина сжигает по нескольку вагонов в час. И каждый час производит сотни тонн пара. Давление - 200, 240 атмосфер. Температура - 500, 560 градусов.

А что такое пар с температурой 560 градусов?

При пуске новой турбины на Каширской ГРЭС довелось мне увидеть, как доска, неосмотрительно прислоненная к неизолированному участку паропровода, задымилась и вспыхнула.

Итак, уходящий из котла пар поступает в турбину. Он давит на лопатки ротора, и многотонная масса приходит в движение.

На атомных электростанциях роль котла выполняет ядерный реактор. И топлива здесь расходуются не железнодорожные составы, а граммы и килограммы.

На гидростанциях на лопасти турбин давит не пар, а вода.

Но какая бы сила ни приводила в движение ротор турбины, на одном валу с ним вращается и ротор электрического генератора. И, вращаясь, он наводит электрическую силу в обмотках огромного статора. Отсюда толстые алюминиевые шины доставляют энергию электрических машин на подстанцию.

А там, в окружении металлических конструкций, глухо гудят трансформаторы. Они повышают напряжение. Ведь чем напряжение выше, тем дальше по проводам можно передать энергию электрической станции.

2. Мчатся по проводам киловатты

"Освоить производство:

...высоковольтного оборудования для

линий электропередачи постоянного тока

напряжением, до 1500 киловольт и

переменного тока напряжением до 1150

киловольт".

Из решений XXV съезда КПСС

Электрические станции часто расположены далеко от городов и заводов. Волжские ГЭС в Волгограде и Куйбышеве, например, передают свою мощность на восемьсот, тысячу километров. Многометровые металлические мачты шагнули от них к Москве, на Урал. По тяжелым проводам из стали и алюминия непрерывно течет электрическая энергия.

Мощный поток пришел и рассыпался. Электрические реки и ручейки разбежались по городам, поселкам, заводам. Струйками вошли в каждый дом.

И везде на пути электрических рек рабочие люди. Они следят за исправностью электрических каналов, делают все, чтобы поток электрической мощности не пошел мимо установленных для него путей.

Вот она, передача из Волгограда. На переходе через Оку восьмидесятиметровой высоты мачты. Как влезешь на них да посмотришь на бегущие тебе навстречу кучевые облака, так будто бы и не на опоре сидишь, а в кабине самолета.

Но верхолазы-линейщики обычно не смотрят по сторонам. Так, иногда скользнут вокруг рассеянным взглядом, и опять за дело. Однажды кто-то из них спросил:

- Что, если сложить все подъемы, которые сделал? Ведь высоко получится.

Подсчитали. Получилось немногим меньше, чем поднимаются наши космонавты.

Я подошел к реке, когда бригада меняла гирлянды устаревших изоляторов. На самой вершине мачты повесили блок. Через него до земли протянулся трос.

Стоящий высоко на конструкции бригадир поднял руку. Машина потащила наверх инструмент.

Когда работа сложная - связь по телефону или по радио: один аппарат наверху, другой - внизу у мастера.

А замена изоляторов - дело привычное. Двое молодых ребят подвязались капроновыми веревками.

- Лезь на гирлянду. Забивай на провод зажим!

Влезли. Ослабили изоляторы. Машиной спустили их вниз, подняли и подцепили другие.

При строительстве было куда труднее. Чтобы поставить распорку, случалось полкилометра бежать по проводу. Сейчас везде механизмы. Многие работы выполняются с автовышек. Если нужно срочно осмотреть линию, перебросить людей, материалы - вызывают вертолет. На запасном пути стоит энергопоезд с резервными механизмами, материалом.

Двенадцать часов. Обед. Рядком уселись на металлических конструкциях. Не лезть же вниз! Пока спустишься да поднимешься, пожалуй, и перерыв кончится. Машина потянула трос, и снизу поднялись сумки со свертками, термосами.

Внизу запорошенная снегом лента реки. Вдаль уходит линия. Она несет могучую волжскую силу столице нашей Родины.

3. Умные автоматы

"Увеличить выпуск приборов и средств

автоматизации в 1,6-1,7 раза".

Из решений XXV съезда КПСС

Вьюжной ночью налетевший вихрь сломал молодую сосенку. Тонкая и высокая, хлестнула она ветвями по проводам высоковольтной линии. Закачались провода, заискрились. Вспыхнули зеленые иголки. Ну а сосенка как зацепилась сучком за один из проводов линии, так и осталась висеть на нем.

И сразу же, за десятки километров от того места, на главном щите электрических сетей раздался резкий звонок, ярко замигала красная лампа. На табло вспыхнула надпись: "Работа автоматики".

Диспетчер рывком приподнялся с кресла, посмотрел на огромную, во всю стену, светящуюся схему.

Все ясно: отключилась ткацкая фабрика.

Может быть, там потух свет, остановились станки, забегали встревоженные люди?

Ничуть не бывало. Всех их выручает автоматика. Диспетчер и повернуться не успевает, как автомат сам, без его вмешательства, вновь включает линию в работу.

И все-таки не восстановлено до конца нормальное положение в электрических сетях. На световом табло то гаснет, то загорается вновь другая тревожная надпись: "Земля в сети". Это означает, что высоковольтная линия, идущая на фабрику, не совсем исправна и не может надежно питать фабричные цеха и поселок.

И снова выручают людей умные автоматы. Диспетчер поворачивает рукоятку ключа телеуправления, и там, на далекой подстанции, вводится в работу резервная линия, отключается поврежденная. Надпись "Земля в сети" перестает мигать.

Почему же все-таки отключалась линия?

Диспетчер берет микрофон. На многие километры разносится в эфире его голос:

- Девяносто шестая, я - Район. Отвечайте.

А "девяносто шестая" - это резвая автомашина ГАЗ-69. Катится она по дороге на одну из отдаленных подстанций проверить оборудование. За рулем - молодой монтер. Услышал он вызов, включил передатчик, отозвался:

- Девяносто шестая слушает.

- Аварийно отключалась линия на Тихомировскую ткацкую фабрику, сообщил диспетчер и дал команду немедленно отправиться на подстанцию "Текстильная", осмотреть оборудование, выяснить причину отключения.

Развернул монтер машину, увеличил скорость. По пути увидел лежащую под проводами обгоревшую сосну, все понял.

Вот и подстанция. Неслышно распахнулись ворота. Зашел наш паренек на щит управления, включил сигнализацию.

И сразу ожил звонок, засветились сигнальные лампы, качнулись стрелки приборов. Приборов этих, реле, автоматов на подстанции не одна сотня. Однако молодой монтер быстро во всем разобрался. Взял трубку. Доложил диспетчеру. Секунды - и электрический ток снова пошел по старому руслу.

И вновь сбивает ветер серебристую пыль с припорошенных снегом деревьев, с гневным свистом обтекает провода электрических линий. Но не подвластен стихиям ток, бегущий по проводам. Только энергетикам мастерам своего дела, оснащенным совершенной техникой, подчинена могучая сила электричества.

4. Энергетическая система

"Продолжить работы по формированию

Единой энергетической системы страны..."

Из решений XXV съезда КПСС

Представьте, что остановились вдруг машины электрической станции. Погас свет. Смолкло радио.

Вряд ли случится такое. Если и повредится где-то одна, пусть даже очень мощная машина, энергия потечет к нам от других, исправных машин, с других электростанций. Потому что все фабрики электричества связаны между собою единой электрической сетью. В сеть эту входят не только линии, но и понизительные подстанции. Ведь ни лампам в наших квартирах, ни заводским моторам не требуется напряжение 100, 200, 500 тысяч вольт. Высокое напряжение создается только для передачи электроэнергии на далекие расстояния. Задача высоковольтных подстанций - понижать напряжение линии и распределять энергию электричества между потребителями.

Более всего электроэнергии отдают в сеть тепловые электростанции. Часть из них (ТЭЦ) расположены в городах. Теплоэлектроцентрали еще и отапливают дома, дают пар заводам. Другие, их называют районными (ГРЭС), строятся у мест залегания топлива. Оттуда они посылают свою силу городам, заводам, целым промышленным районам. Год от года все больше сооружается атомных электростанций. Электрической энергии вырабатывается сейчас столько, сколько требуется заводам, стройкам, электропоездам. Сколько нужно ее нам с вами. И уже во всей стране не найти не то что поселка - дома, где не было бы электричества.

И только деды ваши нет-нет да и вспомнят еще то время, когда грелись они вечерами у пылающей печи или рукодельничали, придвинувшись к керосиновой лампе.

Странички истории

Первую в стране районную электрическую станцию мощностью 15 тысяч киловатт построили в 1914 году. Она была единственной районной электростанцией, доставшейся нам в наследство от царской России. В семидесяти километрах к востоку от нашей столицы и сейчас еще действует эта первая крупная электростанция на торфе.

ГРЭС имени Р.Э. Классона называют ее потому, что организовал стройку, руководил ею инженер Роберт Эдуардович Классон. А помощниками у Классона стали соратники великого Ленина - Глеб Максимилианович Кржижановский, Василий Васильевич Старков, Иван Иванович Радченко. Наведывались в поселок энергетиков и революционеры Аллилуев, Боровский. В этих глухих болотных местах на восточной окраине Московской губернии постоянно проживали подпольщики: можно отсидеться, выждать, пока прекратится слежка.

Уже в те далекие годы на "Электропередаче" (так называли вначале электростанцию) впервые в мире разрабатываются новые, прогрессивные способы добычи торфа, способы сжигания его в топках паровых котлов. Решается задача переброски электрической энергии на десятки километров.

И в то же время не менее трудным делом было уговорить крестьян пользоваться электрическим светом. Мужики опасались, что будут гореть дома. Что "электрическая молния побьет людей и скотину".

Первыми в округе обзавестись невиданным светом пореши ли жители большого торгового села Зуева.

Рассказ 1

Как инженеры уговаривали крестьян села

Зуева, чтобы они разрешили провести в

свои дома электрический свет

Утром на пятый день масленой тысяча девятьсот тринадцатого года к Макару Дмитриеву, старосте села Зуева, приехал неизвестный человек.

- Я к тебе по делу, хозяин.

- Сперва садись, господин хороший, не побрезгуй угощеньем.

Сели, выпили по пузатой, синего стекла стопке. Макая блины в миску с растопленным маслом, закусили.

- Что же у тебя за дело такое? - спросил Дмитриев.

- Ты, наверное, слышал, - начал гость, - что недалеко отсюда строится электрическая станция.

- Слыхали, - ответил Макар.

- Сила электрическая от этой станции будет большая, хватит ее, чтобы свет давать и все станки двигать на тех фабриках, которые в округе имеются. Хватит и останется. А что останется, на Москву по проводам пойдет. Главным строителем там инженер работает, Роберт Эдуардович Классон. Я у него поверенный по разным поручениям. На тот год в феврале думают пустить станцию.

- Ну, а нам-то что от той станции, мил человек? - сказал Макар и отер расшитым полотенцем капли масла, оброненные им на бороду.

- А вот послушай, - сказал приезжий, - за тем я к тебе и приехал. Село ваше большое, дворов верных три сотни будет.

- Считай, все четыре, - поправил Макар.

- Ну вот, четыре сотни дворов, да фабрика красильная, да на дому сколько народу на станках работает. А чем все те станки двигаются? Небось бабьими руками да ногами.

- Известно, - буркнул Макар.

- А если к этому станку мотор поставить? Ведь тогда та же самая баба не на одном, а на трех-четырех станках управится, больше товару даст.

Староста слушал молча, соображал.

- Теперь возьми другое, - заговорил опять поверенный. - Висит у тебя эта "молния" и жрет керосину по три копейки на вечер. А ежели надобность в кладовые или во двор к скотине выйти, опять лампу берешь или, чего хуже, свечку зажигаешь.

- Фонарь у меня есть, - сказал Макар.

- У тебя есть, а у кого нету! Да ведь и фонарь - штука капризная: задует ветром, и будешь во дворе спичками чиркать, а кругом сено да солома. У вас, я слышал, летось пять дворов сгорело.

- То ветром перекинуло, - сказал Макар.

- Началось-то от этой самой лампы.

Помолчали.

- Так дело такое, Романович, - продолжал поверенный, - я к тебе не сам по себе пришел, а от нашего инженера Роберта Эдуардовича. Спрашивает он, не хотите ли вы у себя электричество иметь и для станков на фабриках, и для света в домах и на улицах. Если дадите согласие, проведем линию, построим подстанцию, куда электрический ток поначалу придет. От этой подстанции протянем провода к домам и на фабрику.

- А почем брать будете? - спросил Макар.

- Лампочек повесим сколько кому надо, и за каждую по четвертаку в месяц, а за моторы по часам будем насчитывать, сколько какой проработает... Ну как, староста, сладимся мы с тобой?

- Вот что, мил человек, - сказал Макар Романович, - говорил ты все будто и правильно, но только один не могу я решения дать или подпись ставить. Нужно сход созвать и дело обществом решить. Я, конечно, перескажу, что от тебя здесь слышал. Да ты дал бы бумагу какую для памяти: что вам от общества потребно и что вы на селе делать будете.

- Есть такая бумага, - сказал поверенный. - Проект договора называется.

- Вот и оставь ее, - сказал Макар, - через две недели приезжайте ответ получите.

На том и распрощались.

Вечером того же дня Макар Дмитриев со своими помощниками Тихоном Конфеевым и Иваном Носовым сидел за столом и, водя пальцем по бумаге, складывал витиевато написанные буквы.

- "Общество крестьян села Зуево, - нараспев читал Макар, предоставляет "Обществу электрического освещения 1886 года" участок земли шестьсот квадратных сажен для постройки электрической подстанции".

- Это как же помыслить? - спросил Носов.

- Так и мысли, как написано, - ответил Макар. - Амбар кирпичный построят, а оттуда электричество по проводам раздавать будут.

- Это я понимаю, - сказал Носов, - а только какую такую хоромину им строить надо, что шестьсот сажен земли требуют?

- Да земля ладно, - заговорил Конфеев, - шестьсот квадратных сажен невесть какая площадь великая, тут другое смекай: не будет ли обману? Дело-то больно мудреное - и обведут, и выведут, и понять ничего не мысли.

- Обману быть не должно, - сказал Макар.

- А ты не зарекайся, - сказал Конфеев, - всяко бывает. Надо бы самим все в понятие взять или попросить верного человека растолковать, что к чему в этой бумаге написано.

На другой же день втроем пошли к знакомому им мастеру. Работал он в Орехове на Морозовской мануфактуре по механической части. Прочитал тот договор и сказал:

- Соглашайтесь, мужики. Морозов за киловатт-час с городских по шести копеек берет, а у вас в договоре всего по пять цена поставлена, да, может, еще уступит, если поторгуетесь.

Сход собрали на первой неделе поста в пятницу. Когда староста сказал, о чем разговор пойдет, и прочитал договор, то сперва помолчали; каждый ждал, что другие говорить будут. Потом закричали все скопом, всяк свое.

Дмитриев встал, поднял руку, подождал, когда стихнет.

- Вот что, граждане, неволить никто вас не будет. Хотите жить, как отцы и деды жили, живите по-старому, ваша воля. А кто хочет в доме, либо, скажем, каком заведении - торговом или ремесленном электричество завести, пусть пишется. Если откажемся, то общество это электрическое в другую сторону, на другое село, свои провода потянет. Ну а если надумаем и договор подпишем, тогда аминь, назад ходу не будет, неустойку с нас выдерут.

Три дня дали на то, чтобы к какому ни на есть решению прийти.

После схода на селе только и разговору было, что об "электричестве".

На третий день мужики стояли толпою у дома старосты и передавали из рук в руки перо и бумагу - большинство решило записываться.

В погожее весеннее утро Роберт Эдуардович Классон выехал из поселка строителей станции, где он квартировал, в село Зуево. Классон должен был подписать первый договор с будущим потребителем строящейся электрической станции. Именно потому, что этот документ на поставку энергии был пока первым, "Общество электрического освещения", представителем которого Классон являлся, придавало договору большое значение.

Утро было хорошее, лошади бежали быстро, и Роберт Эдуардович пребывал в самом наилучшем расположении духа. Этому способствовало еще и то, что строительство станции шло весьма успешно.

В Зуеве Классона ждали.

В волостном правлении за прибранным столом сидело человек двенадцать мужиков, одетых по-праздничному.

Классон вошел, поздоровался.

Все встали и поклонились.

- Ну как, граждане, прочитали договор, со всем согласны? - сразу начал Классон с главного.

- Прочитали, и не однажды, только есть у нас к вашей милости просьба великая, - ответил за всех староста.

- Ну что же, давайте обсудим, - сказал Классон и сел на приготовленный для него мягкий стул.

- В договоре прописано, что все линии по деревне будет проводить ваше общество, - начал староста.

- Да, все, что проходит по улицам: воздушные линии и кабели прокладываем мы, - подтвердил Классон. - А вот если вы захотите иметь уличное освещение, то делаете это сами.

- Мы и хотим просить, чтобы на улицах-то вы нам свет устроили. И потом, если что поломается: провода порвутся или, к примеру, столб упадет, то чтобы ваши люди пришли и все наладили. Не суметь нам самим, нет у нас на селе механика такого, да и нанять негде.

Классон отрицательно покачал головой:

- Это вы многого захотели, мужички, не можем мы во всех деревнях улицы освещать да еще и ремонты потом делать.

- А мы за всех-то ведь не просим, - сказал Конфеев.

- Мы только за свое село говорим. Ты к нам первым приехал, окажи такую милость для почину.

- Ну, если только для почину, - усмехнулся Классон. - Ладно, внесу в договор, на свою ответственность, устройство и ремонт уличного освещения.

В договоре записали:

"Общество крестьян селения Зуево Московской губернии

предоставляет "Обществу электрического освещения 1886 года"

исключительное право доставки электрической энергии в село

Зуево.

Общество крестьян разрешает прокладывать кабели и тянуть

линии по всем своим землям.

Общество крестьян предоставляет "Обществу электрического

освещения" безвозмездно участок земли площадью шестьсот

квадратных сажен для постройки подстанции сроком по 1965

год.

После 1965 года подстанция поступает в собственность

крестьян селения Зуево.

"Общество электрического освещения 1886 года" за счет

Общества крестьян освещает улицы села, устанавливает 60

фонарей с лампами по 200 свечей каждая и ведет все ремонты

до 1 января 1965 года".

Договор со стороны крестьян подписали: староста Макар Дмитриев и крестьяне Конфеев и Носов.

Со стороны "Общества электрического освещения" - директор распорядитель общества инженер-технолог Роберт Эдуардович Классон.

* * *

Электролиния от станции "Электропередача" до села Зуева и была первой в России высоковольтной линией напряжением 35 тысяч вольт. Строил ее замечательный русский умелец Арсений Игнатьевич Буланов.

Рассказ 2

О том, как поднимали первые мачты высоковольтной линии

и как родилась в России очень нужная профессия

верхолаза-высоковольтника

Линию на Зуево сперва хотели тянуть по землям деревень Сермино и Федорово. Но федоровские крестьяне наотрез отказали: "Не допустим, чтобы на нашем поле столбы стояли и провода висели". Пришлось идти в обход - по межам, а потом через деревню Демихово. Демиховские поначалу тоже опасались и согласия не давали, но помог владелец тамошней ткацкой фабрики. Он подговорил старосту, поставил мужикам три четверти водки, и дело сладилось.

Столбы заготавливали в ближнем сосновом лесу. Возить начали сразу после пасхи.

Весна в тот год выдалась ранняя. В темных лесных завалах еще можно было набрать горсть сыпучих ледышек, а в поле на пригорках ветви берез уже засветились первой зеленью.

Подряд на вывозку столбов у электрического общества взял крепкий мужик Илья Носов. Артель набрал из своих, из зуевских.

В низинах стояла вода, и в первый день рубили хворост, гатили дорогу. Глубокие рытвины забросали ветками, по зыбкому мшистому болоту положили настил из жердей и сучьев.

Передом Илья поехал сам. Следом потянулись остальные подводы. Лошаденки, горбатясь, тянули изо всех жил, вязли в топкой, не окрепшей еще колее. Но мужики выполняли заданный им урок исправно: к середине мая столбы были развезены по всей пятнадцативерстной трассе.

Электрические опоры собирала артель плотников. Острыми стругами чистили они бревна до гладкости. Рукой проведи - нигде задоринки не найдешь. Потом вершины двух столбов соединяли болтами. К толстым концам каждого бревна железной проволокой привязывали по две рельсины.

Когда собрали первую дюжину, десятник приказал положить все опоры так, чтобы рельсы лежали над ямами.

- Завтра на попа ставить будем, - объяснил он.

Для подъема кузнецы отковали ухваты с шипами внутри.

Первую опору взялись поднимать десять мужиков. Подошли к верхушке, приподняли ее аршина на полтора и держат. Десятник кричит: "Ухватами подпирай". А у ухватов шесты длинные, и ничего сделать нельзя.

Отпилили у двух ухватов ручки, в землю уперли. Верхушку подняли еще немного да на те короткие ухваты и положили. Взяли потом длинные шесты и давай ими упираться, чтобы выше поднять... Поднять-то подняли, только опора одной ногой в яму поехала, а вершина в сторону вывернулась и на землю повалилась. Одному мужику, который отбежать не успел, железной подставкой ногу прибило, другому ухватом по спине ударило.

Десятник с досады чертыхнулся и говорит: "Пускай техники сами поднимают". А мужиков пораненных велел к фельдшеру везти.

На другой день пришел техник, стал выговаривать: "Зачем без меня начали? Дело это не легкое, всех перебить можно". Велел он закопать между двух ям бревно пятисаженное.

- Стрела, - говорит, - это. Мы через нее опору без всякого надрывательства поднимем.

Кликнул он молодого парня, показал ему на верхушку бревна. Взберись-ка, мол.

Взобрался парень, повесил на верхушку блок - колесико железное, пропустил через него канат пеньковый и опять по бревну вниз съехал.

А техник постоял, подумал, померил что-то складным аршином и показал, за какое место опоры нужно конец того каната привязывать. Рассчитал, значит: чтобы и поднялась она повыше и перевес вниз рельсами был. Потом сказал десятнику, что для подъема две ломовые лошади потребуются.

Лошадей пригнали, хомуты на шеи им надвинули, постромки приладили и на концы постромок валек березовый подцепили. К вальку к этому подъемный конец каната и привязали.

Потянули лошади что есть силы, и макушка опоры стала кверху подниматься. Мужики только с боков поддерживают, чтобы рельсы над ямами пришлись. И как только рельсы от земли оторвались да над ямами повисли, так лошадей назад попятили, и опора ногами в ямы встала. А мужики эти ямы быстро засыпали.

Вот так дело и пошло. Потом еще для подъема лебедку приспособили. За месяц все и поставили.

Провода вешать и натягивать артель собрали особенную: мужики все видные, смекалистые. Шутка ли, дело-то мудреное, по тем проводам электричество потечет. Инженер сел в тарантас и поехал по болотистому лугу, а за ним, чавкая лаптями по болотной жиже, артельщики. Остановились у высокого деревянного столба. Показав на большие катушки с витым медным проводом, на кучу фарфоровых столбиков с железными штырями, инженер сказал:

- Провод должен висеть там! - И поднял палец вверх.

Грамотным в артели из всех двенадцати был один Арсений Буланов.

- Ну вот, будешь ты самым старшим, с тебя и спрос, - сказал инженер и уехал.

Размотали мужики три катушки, стали поднимать провод наверх. Первым послали на столб Федота.

- Мы с тобой здесь только двое в сапогах, - сказал Буланов, - а на лапти кошки не подвяжешь.

Федот подвязал кошки, обхватил столб обеими руками, крепко прижался к нему и, потихоньку перебирая ногами, стал подниматься. Поднялся на, две сажени, посмотрел вниз, сомлел.

- Братцы, - кричит, - не могу дальше, голова кружится!

Буланов велел ему спускаться. Подвязал к ногам кошки, а к поясу пеньковую веревку и полез сам. Влез, перекинул веревку через железину, что наверху столба. Подвязали ему к веревке столбик фарфоровый. Подтянул его Арсений, воткнул штырем в ту железину и снизу гайкой прикрутил. А потом подняли и провод.

Когда стали тот провод натягивать, из ближней деревни Нестерово прибежал пастух Пантелей.

- Стойте, мужики. Я же на этой засеке скотину пасу.

- Ну и паси себе, - сказал Буланов.

- Как пасти-то? Дьякон сказывал, с того провода молонья в землю бить будет.

- Болтает твой дьякон несуразное, - ответил Арсений.

Проработали до темноты и разошлись по баракам. Они и не ведали, что в то лето 1913 года положили начало новой, очень нужной для России профессии.

* * *

Залежей торфа, на которых была построена "Электропередача", должно было хватить на много лет работы электростанции. Но еще больше торфа инженеры обнаружили в нескольких десятках километров от этого места. Непроходимые торфяные болота раскинулись между селами Петровское и Шатур. По селу Шатур и назвали эти болота Шатурскими.

Нужда в шатурском торфе была большая. Шла империалистическая война. Холод, разруха. Руководитель торфяного хозяйства Иван Иванович Радченко не раз обращался к губернским правителям, просил дать денег на разработки. Однако приступить к делу удалось только после Октябрьской революции. Уже в ноябре 1917 года Радченко едет в Петроград к В.И. Ленину.

Знакомство Ивана Ивановича с Владимиром Ильичем состоялось еще в 1900 году. По заданию В.И. Ленина Радченко организовал тогда в Кишиневе подпольную типографию. Печатал и переправлял в города России газету "Искра". Жандармы арестовали Ивана Ивановича и вначале держали его в одиночке Петропавловской крепости, а затем сослали в Якутию. Из ссылки Радченко бежал. Долгие годы ему пришлось много ездить по стране. Выполняя поручения партии, он побывал в Петербурге, Баку, Харькове, Одессе. В 1912 году товарищи помогли устроиться на "Электропередаче", он стал там заведовать торфяным хозяйством.

А о встрече с Лениным в Петрограде Иван Иванович писал жене и сыну:

"Итак, я виделся с самим Лениным!

Добившись пропуска к Владимиру Ильичу в Смольном, я

встретился в коридоре с Марией Ильиничной, которая провела

меня к нему. Владимир Ильич приветливо встретил меня. Стал

расспрашивать, где я был эти годы, чем занимался.

Обрадовался, узнав, что я работал на торфу и знаю это дело.

Он сразу оценил этот вид топлива, как более доступный при

данных обстоятельствах, чем далекий донбасский уголь и

бакинская нефть. Особенно разгорелся мечтою о целом ряде

будущих крупных электростанций на торфу, типа богородской

"Электропередачи"... Что касается нужных Москве кредитов для

организации торфяных хозяйств, он лично нашел необходимым их

дать, обещая поставить вопрос в Совнаркоме".

И уже в апреле 1918 года Совнарком издал два декрета: "О разработке торфяного топлива" и "О главном торфяном комитете".

Начальником Главторфа Республики Совнарком назначил Ивана Ивановича Радченко.

Иван Иванович приехал в Шатуру с женой и с семилетним сыном Алешей.

Еще в Москве, где до переезда в Шатуру проживала семья Радченко, Алеша стал ходить в школу. Учились в той школе все больше дети купцов и бывших царских чиновников. Алексея они били, щипали, называли "большевистским прихвостнем".

Однако Алеша от своих взглядов не отступал и как мог завоевывал сторонников.

12 декабря он записал в своем дневнике:

"А в школе теперь нашего полку прибыло. За большевиков теперь, кроме меня, стоят еще Боря-анархист и Тося-меньшевик. Это я их сагитировал!"

В Шатуре Алексею все было интересно. Целыми днями бродил он с новыми друзьями-товарищами по лесам и болотам.

Дневника же своего Алеша не забывал ни зимой ни летом. В первый же день нового, 1919 года он записал:

"На Шатуре на этот раз устроили елки, во всех связанных с нею деревнях тоже. Детям там выдали по большому ломтю настоящего ржаного хлеба и по два куска сахару, чему они были очень рады".

Такое уж трудное было то время. Белые в Крыму, на Кавказе. Интервенты - в Архангельске.

Здесь, в Шатуре, добыча торфа шла полным ходом. Рядом, на берегу большого озера, решили заложить и фундамент электрической станции. Одолеть врага можно было только тогда, когда есть у бойцов винтовки, пушки, снаряды. Изготовить все это должна была помочь энергия Шатуры.

По приказу Ленина стройку первой советской электростанции возглавил инженер Александр Васильевич Винтер.

Но электричество нужно было и самой шатурской стройке. Сооружались мастерские, водокачка. Без электроэнергии ни один станок с места не сдвинется.

Решили протянуть высоковольтную линию от "Электропередачи", от той самой подстанции в селе Зуево. Оттуда до Шатуры - сорок пять километров.

Строить линию Винтер поручил коммунисту Литвинову.

Был Литвинов невысок ростом и широк в плечах. Работать мог без устали. И хорошо знал электрическое дело. Рассказывали, что обучился он этому, когда еще был матросом и служил в плавучей мастерской на Балтике.

Вместе со знающими дело электриками Литвинов взял в свою бригаду и ученика Егора Астахова.

Рассказ 3

Про Егора Астахова и обыкновенных ос,

которые спасли ему жизнь

На трассе новой высоковольтной линии дело сразу пошло ходко.

Вначале в одну ровную цепочку выстраивали вешки. Потом растягивали рулетку и через каждые шестьдесят метров вбивали кол.

За деревней Дылдино стеною встал строевой Клоповский лес. Чтобы вешки были видны, пришлось прорубать кусты, рубить вековые деревья. Уставали так, что к вечеру ничком валились в сани. Старик извозчик ворчал, подгоняя тощую кобыленку:

- Да нешто увезет она всех?

Рабочих кормили хорошо: на каждого три фунта хлеба, да еще приварок. Линию нужно было вводить как можно быстрее.

Разбили трассу, стали нанимать крестьян рубить просеку. Взрослые мужики валили деревья, двадцать девчат подчищали кусты да мелочь. Вот над этими-то девчатами и поставили старшим Астахова. Девчата молодые, веселые. Егор однажды прикрикнул на них, так они его тут же в снегу изваляли. Что с ними поделаешь?

Трассу вырубили - пришла бригада ямы копать и опоры ставить.

Егора Астахова с его другом Владимиром Лежневым Литвинов тоже послал в помощь установщикам. Только не по нутру пришлось Егору это дело: ребята из бригады больше наверху, на когтях работают, а они внизу копаются.

Как-то ночью, услышав, что лежащий рядом Лежнев не спит, Егор тихонько спросил у него:

- Ты на опору поднимался?

- Где там, - со вздохом ответил Владимир.

- Надо бы попробовать: вдруг пошлют, а мы не умеем.

- Не пошлют, у них своих верхолазов хватает.

- Я так не хочу, - сказал Егор. - Какие ж мы монтеры, если только на низу ворочаемся.

- Ладно, спи.

Отвернувшись, Владимир затих.

Но Егору не спалось.

"Так я никогда монтером не стану, - думал он, - буду все время бревна подкатывать. А начнут провода подвешивать да натягивать, опять низовую работу дадут".

Сон не пришел и тогда, когда стали различимы оконные рамы.

- Вовка! - толкнул соседа Егор.

- Чего тебе? - проворчал Владимир.

- Пойдем влезем на опору-то, когти, я видел, у сарая лежат.

- Так рано еще.

- А днем увидят, не дадут. Побоятся, что упадем!

Оделись, нащупали ботинки. Стараясь не скрипеть, открыли дверь, вышли.

Солнце еще не взошло. Пожимаясь от холода, ребята взяли по паре когтей, монтерские пояса. Прижав к себе, чтобы не гремели, пошли к торчавшим из молочной пелены темным деревянным столбам.

Шли молча, сосредоточенно думая и непроизвольно ускоряя шаг. У опоры остановились, сбросили когти, посмотрели вверх.

- Давай я по одной стойке, а ты - по другой. Наверху сойдемся, предложил Егор.

Когти надевали долго - спорили, кричали. Потом сообразили, что к чему. Надели как надо, поплевав на руки, поставили ногу с когтем каждый на свою стойку.

- Погоди, - крикнул Владимир, - а поясом-то прицепиться!

Прицепившись, стали переставлять ноги, подниматься.

- Ты вниз не смотри, - подсказывал Владимир. - Видел, как настоящие верхолазы делают? Они только ногу поднимают, а коготь уж сам на столбе место находит.

Боязно. Так и тянет вниз посмотреть, хорошо ли шипы в дерево врезались. Помаленьку долезли до перекладины.

- Траверса это, - сказал Вовка, - на нее провода с изоляторами вешать будут.

Остановились, перенесли цепь выше траверсы, полезли дальше.

Вот наконец и добрались до верха. Встретились - и весело обоим стало, засмеялись, довольные.

- А, Владимир Петрович, наше вам с кисточкой!

- Почтеньице, Егор Пантелеевич!

За руки поздоровались и опять громко рассмеялись. Потом осмотрелись. А солнышко как раз из-за леска выглянуло да всё осветило. И деревня, в которой они ночевали, тоже видна стала. Только больно маленькой кажется, будто и не дома, а кубики понаставлены.

- Смотри, - говорит Егор, - дом-то наш отсюда как здорово видится! И совсем не боязно.

- А это потому не боязно, - сказал Владимир, - что мы за стойки двумя руками держимся. Монтеры так не делают, им работать руками надо.

Егор оторвал руки от стойки и чувствует, что вот-вот упадет. Снова ухватился.

- А как же, если руками-то не держаться? - спрашивает.

- Нужно назад откидываться, чтобы тебя пояс держал. Руками тогда что хочешь делать можно, - сказал Владимир.

Попробовали они так сделать и не смогли. Больно уж страшно, руки сами за столб хватаются.

- Ну ладно, - сказал Егор, - погодя еще попробуем. Сейчас слезем, скорей в деревню пойдем, а то Литвинов узнает, ругаться будет.

Обратно добежали быстро, неслышно улеглись. Егор закрыл глаза и подумал:

"Начнется монтаж, надо в верховые проситься, чтобы провода тянуть да на опоры подвешивать".

И уже в полусне представил, как сидит он на опоре, а снизу по веревке подают ему блестящий медный провод.

А недели через две Литвинов и сам вывел их всех, молодых, на линию. Научил подцеплять когти, надевать монтерский ремень и сказал, показывая на опору:

- Пробуйте. Не получится - спускайтесь.

Получилось не у всех. Некоторые, посмотрев с высоты вниз, обмирали, просились на землю. Егор добрался до верха сразу. Огляделся, вытянул из-за пояса ключ и стал не спеша крепить изолятор.

В апреле и провода натянули. А в первых числах мая всё на линии и на подстанции закончили, включать собрались. С контрольным осмотром пошел инженер Васильев. За ним, позванивая цепью монтерского пояса Егор Астахов. У каждой опоры оба они останавливались и, запрокинув головы, смотрели на клеммы, изоляторы, проверяли, всё ли на месте.

Дошли до высокой, четырехногой опоры. Наверху, в петлях, зажимы. Инженер показывает:

- Влезь, проверишь, крепко ли болты затянуты. Я дальше один пойду, ждут на подстанции.

Егор подвязал когти, полез. Только цепью размахнулся, чтобы вокруг столба перебросить да карабином зацепиться, как вдруг с лету в лоб оса ударила. Зажгло. Егор выше коготь ставит. Опять загудело над ухом. Смотрит, уже не одна оса - десяток вокруг вьется. Кепку снял, отмахнуться хотел и сразу две в волосах запутались. Обхватил тогда Егор столб двумя руками, прижался к нему и на землю съехал. Бежит, когти на ходу сбрасывает. А за ним уже целый рой увязался. За деревом передохнул, взял отвертку, наковырял земли и прикладывает к горящим щекам.

Посидел, снова к опоре пошел: задание-то выполнить надо. Видит, под траверсой большое осиное гнездо прилепилось. "Камнем бросить изоляторы побьешь".

И вдруг заметил, что со стороны Дулева по трассе кто-то на лошади скачет, руками машет. Присмотрелся Егор - инженер. Подъехал, остановился и дух перевести не может.

- Почему, - спрашивает, - на опору не влезал?

- Осы там, - отвечает Астахов.

- Век тебе этих ос помнить нужно... Спасли они тебя. На подстанции разгильдяи без нашего уведомления линию под напряжение поставили.

...Линию сдали в мае. Электрическую энергию получили поселок, мастерские.

Перед конторой состоялся митинг. Егор стоял в гудящей толпе торфяников и внимательно ко всему прислушивался. Ему было радостно: это же их работа принимается так торжественно.

А на трибуну поднялся партийный секретарь. Он показал на висевшую на столбе электрическую лампочку и, волнуясь, сказал:

- Эта маленькая лампочка, стеклянный кубарик, заменивший нам лучину и мигалку, говорит больше о преимуществах Советской власти, чем какая бы то ни было агитация и призывы.

23 мая 1919 года вышли на торфяные поля Шатуры первые торфодобывающие машины.

* * *

Теперь можно было приступать вплотную к строительству электрической станции.

Однако раньше нужно было проверить, хорошо ли будет гореть торф в топках мощных котлов. Решили сперва построить небольшую электростанцию, на ней все отладить.

1919 год был для страны особенно трудным. К Москве рвался Деникин, Юденич стоял под Петроградом.

Алеша Радченко писал в своем дневнике:

"В Москве исчезли заборы и даже плохонькие деревянные дома - все пошло на топливо".

Однако для строительства первой маленькой советской электростанции материалы находили, выкраивали.

В.И. Ленин часто интересовался строительством "Шатурки", а на приглашения шатурян отвечал: "Охотно приехал бы к вам. С каким наслаждением походил бы по болотам!" Но приехать в Шатуру Владимиру Ильичу не удалось.

Торжественное открытие первой советской опытной электростанции состоялось 25 июля 1920 года. Собралось много людей. Гости приехали из Москвы, из Рязани. От имени Советского правительства строителей "Шатурки" поздравил Михаил Иванович Калинин. Заканчивая свое выступление, он сказал:

- Ленин поставил задачу построить в Шатуре большую электростанцию на торфе.

И, посмотрев через очки на собравшихся, спросил:

- Построим?

- Построим! - хором ответили присутствующие.

Уехали гости. Получив отпуск после многих дней напряженной работы, разошлись по деревням многие из строителей.

А несколько дней спустя постигло шатурян большое несчастье.

Рассказ 4

О том, как разразился в Шатуре страшный торфяной пожар

и как боец Якунин и паровозный машинист Трещин

вывезли из огненного кольца попавших в беду торфяниц

Такого здесь не помнил никто: за все лето двадцатого года в Шатуре не упало на землю ни капли дождя. Все сохло на корню: трава на пастбищах, посевы. Даже листья деревьев, запыленные и поблекшие, свертывались трубочками. Не помогали ни бесконечные молебствия, ни наговоры и причитания деревенских старух.

Пожарник центрального участка Иосиф Григорьевич Якунин сутками не уходил с поста. Ходил, приглядывался, принюхивался: не голубеет ли где дымок, не несет ли ветер запах горелого торфа?

Но кругом было даже слишком спокойно. Никакого движения воздуха. Только вставали по утрам над трубами бараков и землянок уходившие прямо вверх столбы дыма.

И Якунину становилось не по себе. Окрестные леса, заготовленный для электростанции торф, груды выкорчеванных пней, сама торфяная шатурская земля... Одна искра, одно дуновение ветра - и все заполыхает...

Огонь шел с юга. Возникнув в нескольких десятках километров от Шатуры, поднялся он факелом над пожелтевшим лесом, стал расползаться, сжигая мох и сучья, охватывая вековые деревья.

А потом дунул ветер. Сухой и порывистый, он закрутил пламя, погнал его прямо на север. В лесах швырял с ветки на ветку, по полям гнал низом, выжигая траву и посевы. Горели кусты и болота, лесные сторожки и целые деревни.

Утром 29 июля пожар стал виден из Шатуры. Огромное дымное облако, за которым еле угадывалось багрово-красное солнце, закрыло южную сторону неба.

Якунина вызвал начальник пожарной команды Зудов:

- Огонь идет на девятый поселок. Бери бригады торфяниц, встань против леса. Закроете выход на торфяные поля.

По команде Якунина торфяницы расхватали ведра, лопаты. Узкоколейкой доехали до девятого поселка, по торфяному полю побежали к лесу.

Знойный ветер клонил к земле верхушки березок, ломал и разносил по гладкой темно-коричневой поверхности зеленые сосновые веточки, поднимал и закручивал торфяную пыль. Бурые струйки дыма вырывались из лесу, и Якунин отчетливо представил себе, как ревет и рвется к торфяным полям пламя.

Иосиф Григорьевич расставил людей цепью, сказал:

- Полетят искры - засыпайте мокрым торфом, сбрасывайте в валовые канавы.

Потом появился огонь. Вначале Якунин еще видел, как сквозь дымную пелену просвечивают языки пламени. Видел, как ветер выхватывает из леса снопы горящих листьев, хвои, мха. Как кружит и несет их по торфяному полю. Видел, как вспыхивает на лету поднятая вверх тончайшая торфяная пыль. Как торфяницы, прикрывая лица, бьют лопатами по горящим веткам, пытаются сбить пламя.

Потом клубы плотного, едкого торфяного дыма закрыли всё. И люди, потеряв друг друга, заметались, не зная, что делать дальше.

"Отступать надо, еще потеряешь кого", - подумал Якунин. И закричал, стараясь перебороть свист ветра:

- Назад! Быстро! К девятому отходи!

Переступая по тлеющей торфяной поверхности, люди медленно пошли назад. А Якунин все бегал и бегал в дыму, находил всё новые и новые группы, натыкался на одиноких, отбившихся от своих девушек-торфяниц и всем кричал:

- Уходите! Не оставьте кого!

У валовой канавы им удалось закрепиться, сдержать огонь.

И вдруг Якунин увидел дрезину. Она выскочила из дымной мглы, ветер катил ее по рельсам.

"Там же, наверное, люди были, - подумал Якунин, - где они?"

Он быстро бросил под колесо обгоревшую чурку и, ухватившись за площадку, с трудом затормозил. Затем надел рукавицы, тщательно закрыл лицо брезентовым капюшоном, пошел по дымящим шпалам.

Встречный ветер сбивал с ног, забрасывал пылью и искрами. Где-то у поворота Якунин почти столкнулся с человеком. У того обгорело лицо и руки. Опаленные волосы трепал ветер, дымилась брезентовая одежда.

- Никита! - узнал Якунин своего товарища, тоже пожарника. - Ты зачем здесь?

- Зудов послал... Узнать...

- Как сюда-то попал?

- Дрезина чуть не опрокинулась. Ветер... Снесло... Прямо в огонь.

- Ты один?

- Да.

- Сильно обгорел?

- Жжет.

Иосиф Григорьевич помог Никите взобраться на дрезину и повез на Центральный участок, в больницу. А потом пошел искать Зудова.

У пожарного сарая рядом с Зудовым стоял уполномоченный ЧК Чугунов. Он подозвал Якунина и, глядя ему в глаза, сказал:

- На горящей площади остались люди.

Помолчав, жестко добавил:

- Это вы их оставили.

Иосиф Григорьевич растерянно посмотрел на Зудова.

- Паровоз готов. Две платформы. Баки с водой. Езжай ищи, - сказал Зудов.

Подошел машинист - Шурка Трещин:

- Куда ехать-то?

- На девятый, - глухо сказал Якунин.

Трещин повернул голову в сторону пожарища и присвистнул.

- Все шпалы обгорели, - с трудом выговорил Якунин.

- Ну ничего, все не сгорят, есть и сырые, сам укладывал. - Шурка улыбнулся и пошел к паровозу.

Влезли в будку. Мокрым брезентом завесили дверь, окна.

Машинист рванул рычаг. Сзади на платформах, в больших деревянных бочках, заплескалась вода.

- Чего на девятом делать-то будем? - спросил Трещин.

- Чугунов сказал - люди там.

- Он-то откуда знает?

- Он все знает, - ответил Якунин.

От плотного дыма в паровозной будке стало совсем темно. Паровоз то опускался, вместе с рельсами проминая подгоревший торф, на который были уложены шпалы, то шел ровно, Иногда эти провалы и взлеты были так ощутимы, что Якунину казалось, будто колеса паровоза вот-вот оторвутся от рельс. Неподалеку от узкоколейки пылали груды выкорчеванных пней, и паровоз охватило жаром. От мокрых брезентовых занавесей пошел едкий, удушающий пар.

"Сейчас упремся в тупик", - услышал Якунин.

Паровоз сбавил ход и через минуту коснулся врытых в землю шпал.

- Пассажиры могут высаживаться! - весело сказал Шурка.

Якунин вышел. Как и повсюду - сплошная дымная завеса. И все-таки здесь огня меньше. Иногда только в клубах разносимого ветром дыма вспыхнет подсохший кустик да кое-где подхватит и понесет ветер искрящуюся торфяную пыль.

Иосиф Григорьевич заметил, что с одной стороны тупика не так плотен дым, не видно огневых вспышек. Может, там кто есть?

Он зашагал по обгоревшим кочкам и почти сразу увидел сгрудившихся людей. Они сцепились и стояли кружком, совсем неподвижно.

Это были девушки. Якунин прикинул - человек сорок. Толкнул одну, другую, закричал прямо в ухо - громко и отрывисто.

И тогда все они кинулись на него. Ухватились. Стали кричать, плакать.

- Отпустите, девки! - уговаривал Иосиф Григорьевич. - Я же за вами. В тупике паровоз. Поедем сейчас. На Центральный.

И они, окружив его тесной толпой, двинулись к паровозу.

У платформ их встретил Трещин.

- А ну прямо в воду! - показал он на баки.

В каждый бак поместилось всего по семь человек. Более десяти остались без места.

Иосиф Григорьевич уложил их на пол платформы, между баками, облил водой. Опрокинул и на себя ведро воды. Натянул на голову капюшон.

Трещин набросил на лежащих кусок брезента и сказал:

- Главное, мимо пней проскочить. - Потом предупредил: - Разгоню на полный. Держитесь.

И паровоз ринулся сквозь дым и пламя. Он не снижал хода ни на поворотах, ни там, где терялись в торфяной золе прогнувшиеся рельсы. Платформы раскачивались из стороны в сторону. Сдвигались с места баки. Выплескивалась вода. Вскрикивали девушки.

Иосиф Григорьевич беспрерывно поливал лежащих, а тем, что сидели в баках, говорил иногда:

- Плесни мне на голову, глаза бы не выжгло.

Казалось, огромные деревянные бочки с водой и людьми вот-вот упадут, перевернутся, вспыхнут доски платформ или весь состав сойдет с рельсов и врежется в горящую землю. Но они проскочили...

И, добравшись до Центрального участка, опять пошли воевать с огнем...

* * *

"...Огонь подходит к Центральному участку Шатуры. Люди бегут, задыхаясь от дыма, толпятся у железнодорожного полотна в ожидании поездов. Многие семьи спасаются в каменном здании гостиницы". (Из дневника Алеши Радченко.)

Хотя шатуряне боролись с огнем как могли, старались его задержать, он неотвратимо наползал на Центральный участок.

И тогда началась эвакуация.

Первыми отправили детей. Затем по железным дорогам широкой и узкой колеи повезли все, что могло гореть и портиться. Увозили доски и стекло, мешки с мукой и пшеном, бочки с сельдями и маслом. Снимали с фундаментов электрические моторы, тянули огромные локомобили. В сплошном дыму разбирали деревянные строения, грузили бревна на железнодорожные платформы и везли, везли...

А огонь, наткнувшись на большую, наполненную водой канаву, пошел вширь. Шатурское болото горело с трех сторон.

К концу первого дня пламя бушевало более чем на двух тысячах гектар.

В ночь на 1 августа в Шатуру приехали команды пожарников, воинские части, спешно вызванные Иваном Ивановичем Радченко. Сразу же пошли на штурм огненной стихии.

Битва людей с огнем длилась несколько дней. Лишь к 5 августа огонь на торфяных полях был побежден.

Правда, погасить все сразу было невозможно. До самой зимы нет-нет да и появится затаившийся где-нибудь под слоем торфа огонек. Шатуряне тщательно следили за каждым клочком земли. Вместе со взрослыми ежедневно выходили на разведку и школьники. Обнаружив искорки, они засыпали их песком, заливали водой.

Убытки от пожара были велики. В поселках торфяников, там, где прежде высились строения, теперь одиноко торчали лишь закопченные кирпичные трубы.

И все же основное было спасено. Центры строительства - Шатурская электрическая станция и Центральный участок - почти не пострадали.

Снова потянулись в Шатуру мастеровые: печники, кровельщики. Двести пятьдесят плотников, которыми командовал тогда молодой прораб Крюков, застучали топорами на погорелых местах.

А из Москвы, Рязани, из других городов пошли в Шатуру составы с материалами. И вот уже над горелым лесом, над болотами поднялись новые дома и бараки восстановленных поселков.

Год 1920-й вошел в историю Советского государства как год ГОЭЛРО великого ленинского плана электрификации. Еще в январе Г.М. Кржижановский отослал В.И. Ленину рукопись своей статьи: "Задачи электрификации промышленности". В этой статье Глеб Максимилианович рассказывал о том, какими запасами угля, торфа, нефти располагает Россия, как велика сила российских рек, разъяснял, какие выгоды дает переброска энергии по проводам электрических линий. Он подробно говорил о преимуществах применения электричества в разных отраслях промышленности, в сельском хозяйстве, на транспорте. И приходил к выводу: только создание сети крупных районных электростанций кратчайший путь к электрификации страны.

Ответ от Ленина пришел незамедлительно:

"Глеб Максимилианович!

Статью получил и прочел.

Великолепно..."

Но Владимир Ильич подходит к делу практически. Нужен план, нужно задание пролетариату. Сколько электростанций должно быть построено, на каком топливе, каков радиус действия каждой?..

И нужно действовать. 2-го февраля открывается сессия ВЦИК. Ознакомить делегатов, принять решение... Статью Кржижановского немедленно выпустить отдельной брошюрой.

Управляющий делами Совнаркома Бонч-Бруевич качает головой: "В типографии - ни полена дров".

Кржижановский писал о том, какими огромными запасами топлива располагает Россия, как в течение ближайших лет в стране появятся десятки мощных электрических станций, как электричество войдет в жизнь людей. А у наборщиков, выполнявших задание Ленина, руки коченели от холода. И все же брошюра была напечатана. Получилась в ней 51 страница и пятицветная карта - "Схема электрификации России".

По предложению Ленина сессия ВЦИК постановила:

"...Разработать проект постройки сети электрических станций... внести таковой на утверждение в Совет Народных Комиссаров".

Для разработки плана была учреждена Государственная комиссия по электрификации России (ГОЭЛРО).

Председатель комиссии ГОЭЛРО Г.М. Кржижановский привлек к составлению плана около двухсот специалистов. И хотя в помещениях, где они находились, было холодно - сидели в шубах и в валенках, - работали все с необычайным увлечением. Еще бы! Электрифицировать всю Россию! Мог ли хоть кто-нибудь из них, служа в старых царских учреждениях, мечтать об этом?

И каждый член комиссии чувствовал, с каким неослабным вниманием относится к их работе В.И. Ленин. Владимир Ильич углубленно работает над версткой будущей книги: делает пометки, на полях выписывает замечание, отдельные положения плана и высказывания авторов подчеркивает двумя, тремя или волнистыми линиями.

Он не только заостряет внимание составителей плана на основном, главном, но и предостерегает от возможных ошибок.

Ознакомившись с бюллетенем № 5, выпускаемом комиссией ГОЭЛРО, Владимир Ильич тут же пишет Г.М. Кржижановскому:

...До сих пор в целых пяти №№ "Бюллетеня" мы имеем только

"схемы" и "планы" далекие, а близкого нет.

Чего именно (точно) не хватает для "ускорения пуска в ход

существующих электрических станций"?

В этом гвоздь. А об этом ни слова.

Первым комиссия закончила план электрификации Северного района России. План этот был немедленно отослан В.И. Ленину.

Несколько дней после этого члены комиссии испытывали волнение: как оценит их работу Владимир Ильич, удалось ли соблюсти данные им установки, идеи, принципы?

Потом выяснилось, что В.И. Ленин план одобрил.

22 и 23 декабря в Большом театре делегаты VIII съезда Советов заслушали программу хозяйственного развития молодой Советской Республики.

На сцене была укреплена большая географическая карта России. На ней кружочками обозначены места, где планировалось построить электростанции. В каждом из кружочков - по электрической лампочке.

В.И. Ленин сам следил за тем, как готовили эту карту, и очень беспокоился: успеют ли? Дело в том, что карта была большая, лампочек много и заканчивать работу монтерам и художнику пришлось в воскресенье, перед самым открытием съезда.

Владимир Ильич написал даже такую записку коменданту Большого театра:

Предлагаю не препятствовать и не прекращать работ

художника Родионова, инженера Смирнова и монтеров,

приготовляющих по моему заданию в помещении Большого театра

к VIII съезду Советов карты по электрификации. Работу кончат

в воскресенье. Отнюдь их не прогонять.

Председатель Совета Народных Комиссаров

В. Ульянов (Ленин)

Доклад об электрификации делал на съезде друг и соратник Владимира Ильича - Глеб Максимилианович Кржижановский.

...Много лет назад из Красноярска в Минусинск плыл по Енисею пароход "Святой Николай". На борту его находились трое ссыльных: В.И. Ульянов, Г.М. Кржижановский, В.В. Старков (как и Кржижановский, Старков был инженером-технологом). Еще тогда, в ссылке, задумываясь о будущем своей Родины, видели они ее в электрических огнях. И вот пришло время, когда эти мечты могут, должны осуществиться...

Писатель Алексей Толстой так рассказал о том, что происходило в Большом театре 22 декабря 1920 года:

Перед картой стоял маленький человек, в меховом пальто,

без шапки: откинутые с большого лба волосы его бросали тень

на карту. В руке он держал длинный кий и, двигая густыми

бровями, указывал время от времени концом кия на тот или

иной цветной кружок, загоравшийся тотчас столь ярким светом,

что тусклое золото в зале начинало мерцать и становились

видны напряженные худые лица с глазами, расширенными

вниманием.

Тридцать электрических станций общей мощностью более полутора миллионов киловатт вводилось в стране по плану ГОЭЛРО за 10-15 лет.

Первой из них была Каширская.

Рассказ 5

О том, как разжигали первый каширский

котел и как был рад В.И. Ленин, узнав,

что ток Каширы пришел в столицу

Главный инженер Каширстроя Г.Д. Цюрупа и комиссар Ж.А. Эглит возвращались с VIII съезда Советов в Каширу серьезными и озабоченными. Разговаривать не хотелось. Сидя на жесткой вагонной скамье, каждый из них все еще видел сцену Большого театра, стоящего на трибуне Ленина. Энергичным взмахом Владимир Ильич поднимает над головой книгу: "План ГОЭЛРО", говорит: "На мой взгляд, это - наша вторая программа партии".

За день до съезда Цюрупе пришлось много ходить по московским учреждениям и улицам. И везде он видел одно и то же: недвижим воздух над фабричными трубами, застыли на путях вагоны трамваев, на московских электростанциях - ни капли нефти, шипят, никак не хотят гореть сырые, тяжелые поленья.

Разруха - самое страшное. Победы на фронтах не принесут стране независимости, если будут недвижны станки в заводских цехах. Построить свои, советские электростанции, быстрее дать ток фабрикам и заводам к этому призывает В.И. Ленин.

Первой по плану должна вступить в строй Каширская ГРЭС.

Нужно было немедленно начинать монтаж оборудования...

На складах Каширстроя, заколоченные в массивные ящики, стояли два турбогенератора. Горою высились барабаны, короба, трубы. Тысячи этих труб необходимо теперь же разложить по сортам, зачистить, некоторые перегнуть заново. Потом аккуратно вставить в отверстия на барабанах.

И все вручную. Ни кранов, ни подъемников, ни сварки тогда не было. Веревками и лебедками тянули громоздкие барабаны, зубилом обрубали концы стальных уголков, ручными дрелями просверливали отверстия. Здесь же, на монтажной площадке, докрасна калили заклепки, а потом били по ним пудовой кувалдой.

В ту трудную зиму 1921 года именно здесь, в котельной, решалась судьба первенца плана ГОЭЛРО. Будет ли хорошо и ровно гореть уголь в топке? Как поведут себя эти землистые куски, содержащие 60% золы и воды?

Каждые три дня Цюрупа отправлял отчет В.И. Ленину. Иногда ездил к нему сам.

В.И. Ленин внимательно следил за ходом строительства. С каким бы делом ни приходил управделами Совета Труда и Обороны, в конце разговора Владимир Ильич обязательно спрашивал: "Что слышно о Кашире?"

А однажды Ленин приехал из Горок очень взволнованный, сказал управделами Смольянинову:

"Я проехал по Каширской дороге и видел, что столбы чуть не валятся на землю. Мы с шофером выходили и смотрели".

Владимир Ильич тут же сел и написал Цюрупе записку. Спрашивал о сроках, о качестве работ. В конце приписал: "Я лично видел, что столбы-"виселицы" по Каширской дороге - уже валятся на землю. Работа плохая. Не будет ли из-за этого смертельных случаев?"

Столбы, которые так обеспокоили В.И. Ленина, каширстроевцы попробовали устанавливать на трассе высоковольтной линии Кашира Москва. Работа действительно была неважная. Линия напряжением 115000 вольт и протяженностью более ста километров строилась в России впервые. Все в новинку. Нужны были опытные организаторы, знающие строительное и линейное дело.

Кто-то сообщил Владимиру Ильичу:

- Есть такие. Электротехники братья Зубановы. Живут и работают в городе Симбирске.

- Земляки мне не откажут, - шутит Владимир Ильич.

На Симбирский патронный завод летит телеграмма.

Потом вдруг приостановился развернувшийся было монтаж котельной. У прибывших из Брянска решеток недоставало чугунных колосников. Заказ на них давно был отправлен заводам, но дело не двигалось.

Прекратилось и поступление болтов.

Цюрупа, агенты по снабжению с ног сбились, бегая по учреждениям и отделам, разъезжая по заводам и складам. Монтаж нужно заканчивать. Близится осень. А там недалек и срок пуска.

При очередной встрече Цюрупе пришлось оба всем доложить Ленину. И вновь выручают спасительные ленинские телеграммы:

Каширское строительство жалуется на неполучение болтов с

гайками и шайбами по их заказам. Монтаж без болтов

остановился; прошу принять экстренные меры к удовлетворению

Каширстроя 50% их заказов в трехнедельный срок.

Предсовнаркома Ленин.

Получили болты и сразу же развернули работы. К октябрю 1921 года на первых двух котлах все было подготовлено для пробной растопки.

Рано утром в котельную пришел Цюрупа, инженеры. Вместе с мастером Силантьевым, в который уже раз, обошли котел.

Рабочие отрывали от лесов длинные доски, распиливали на метровые поленья, укладывали на решетку топки.

Молодой рабочий Ваня Тарасов взял ведро, плеснул в топку нефть, поднес спичку.

Этот паренек пришел на строительство в 1919-м, когда на песчаном склоне оврага бугрились одни землянки. Тысячи людей корчевали лес, бросали землю на железнодорожные насыпи, возили на лошадях песок и камень. Ивана взяли тогда в механическую мастерскую. Теперь и ему вместе с другими доверили разжигать котел.

Когда дрова запылали, кочегар дернул за привод, и сверху, из бункера, повалился уголь. Однако, падая на решетку, бурые куски угля сбили, погасили пламя.

Вновь аккуратными кучками разложили по решетке сухие обрезки, осторожно рассыпали вокруг уголь, выбирая посуше и помельче.

Опять затрещали облитые нефтью дрова, осветив гладкие кирпичные стенки и решетку огромной топки.

А потом задымил уголь.

Сизый дым пробивался в котельную, застилал людям глаза, попадал в легкие, вызывай удушающий кашель.

А в топке становилось темно.

Вновь и вновь с треском отрывали люди сухие доски от лесов и подмостей. Подтаскивали, пилили, горой укладывали на решетку. Все это вспыхивало, разгоралось...

Не горел только уголь.

Бурые комья, охваченные языками пламени, темнели, искрились, заполняли топку ядовитым дымом. И дым этот снова глушил пламя. А несгоревшие дымящиеся куски, продвигаясь вместе с решеткой, падали в золовой бункер.

Так продолжалось два дня. Стенки котла оставались холодными, а стрелка манометра стояла неподвижно. На третьи сутки Цюрупа, все это время почти не выходивший из котельной, махнул рукой и прошел в кабинет.

Через несколько минут там собрались все, кто участвовал в растопке: инженеры, механики, мастера. Сумрачной толпой встали вдоль стен рабочие.

Георгий Дмитриевич поднял голову:

- Что я скажу Ленину?

Несколько часов почерневшие от дыма и усталости люди пытались понять, почему не горит уголь.

Пришли к выводу: мало воздуха.

Решили топку переложить, поднять своды. Нагнетать воздух вентилятором. Увеличить тягу. Уменьшить скорость движения решетки.

За работу взялись на другой день.

На монтаже высоковольтной линии тоже не все ладилось.

Правда, прораб Василий Зубанов сделал многое. С инженером Сементовским и техником Леоновым наняли по деревням людей, сколотили артели, стали устанавливать опоры. Более тысячи деревянных мачт выстроились от Москвы до Каширы. Но затем работы остановились. Нужен был провод, тридцать тысяч фарфоровых изоляторов.

Все это заказано за границей. А немецкие фирмы не торопились. Сроки доставки переносились, срывались.

Только в машинном зале монтаж и наладка велись без задержек, по строго установленному графику. Удивительный русский умелец Антипов очень быстро разобрался во всех тонкостях турбинного дела, и два турбогенератора мощностью 6 тысяч киловатт каждый в назначенный срок были готовы принять нагрузку.

Не заставляли себя ждать и электрики. Техник Громыхалин, монтер Исаичев, которого Цюрупа отыскал и привез откуда-то из-под Можайска, знали дело отлично.

Руководителей, коммунистов Каширстроя по-прежнему более всего беспокоил уголь. И как же все были счастливы, когда в переложенных заново топках он наконец загорелся!

Хотя давление в паропроводах при вторичной растопке вместо шестнадцати атмосфер они еле дотянули до двенадцати, а добрая половина угля дымящейся несгоревшей массой валилась в золовой бункер, все же это была победа.

А затем каждая новая растопка оказывалась пусть хоть чуть-чуть, но успешнее предыдущей, и это радовало, ободряло, прибавляло сил.

Интенсивнее становилось горение, меньше недожог, на какие-то доли атмосферы увеличивалось давление.

В тот предпусковой период Владимир Ильич особенно внимательно следил за каждым шагом строителей. Вместе с ними радовался каждой удаче. И помогал как мог.

Каждое утро он просил управляющего делами СТО позвонить в Каширу и узнать, как там идут работы. Смольянинов приходил, докладывал:

- Прогреты котлы... Опробована турбина... Смонтирован распределительный щит... Поставлен на сушку генератор...

Трудностей было много. По-прежнему задерживали отправку материалов немецкие фирмы. Затерялись отправленные из Швеции трансформаторы. Во льдах под Петроградом застрял пароход "Фрида Горн", на его борту ящики с изоляторами. И все-таки каждый день приближал строителей к цели.

12 марта 1922 года Цюрупа телеграммой сообщил В.И. Ленину, что трансформаторы Каширской подстанции опробованы на полное напряжение. Завершены работы и на Кожуховской подстанции в Москве. Столица была готова принять ток Каширы.

Заканчивался и монтаж высоковольтной линии. Бригады Зубанова, получившие наконец все, что требовалось, в бездорожье и распутицу натягивали последние километры провода.

Пуск электростанции и включение линии наметили на 30 апреля.

Было празднично и торжественно. В котельной Каширы, где толпой стояли рабочие, мастера, инженеры, молодой кочегар разжег дрова, включил тягу, дал приток воздуха. Потом аккуратно, понемногу засыпал уголь. Когда куски разгорелись, включил мотор, и колосники поползли в глубь топки.

Снял кепку. Изнанкой вытер струившийся по лицу пот.

Давление в тот день довели до четырнадцати атмосфер.

К вечеру развернули турбину.

А ночью ток Каширы приняла Москва.

Цюрупа не удержался и тут же позвонил Ленину.

Утром, с радостной вестью, к Владимиру Ильичу прибежал Смольянинов. Впоследствии он вспоминал:

"Вхожу в кабинет, а Ильич мне навстречу: "Знаю, знаю! - говорит. Ночью мне звонил Цюрупа... Вот и одержали мы нашу первую маленькую победу!"

Голос веселый, глаза веселые, и вижу, что счастлив он безмерно..."

* * *

В том же 1922-м развернулись работы и по строительству гидростанции на реке Волхов. Волховская ГЭС должна была дать ток Петрограду. Совет Труда и Обороны еще 16 сентября 1921 года постановил отнести эту стройку к разряду внеочередных. Однако голодный 1921 год сбил все расчеты. Выделить достаточное количество продовольствия для многотысячного коллектива Волховстроя страна в тот трудный год не смогла. К выполнению основных работ приступили с весны 1922-го. Уже к осени многое было сделано.

Год 1922-й принес нашему народу и новые горести. В апреле подорванное застарелой раной и неимоверным напряжением здоровье В.И. Ленина резко ухудшилось. Вся страна с тревогой и надеждой следила за сообщениями медиков. Осенью Владимиру Ильичу вновь стало лучше. 4 октября газета "Известия" сообщила: "Тов. Ленин приступил к работе".

Волховстроевцы на это радостное сообщение отозвались немедленно. В протоколе своего делегатского собрания они записали:

"Дорогой Владимир Ильич, делегатское собрание рабочих и служащих Волховстроя с радостью узнало об улучшении твоего здоровья. Делегатское собрание шлет тебе, дорогой Вождь и учитель, свой пролетарский привет и сообщает, что самый трудный этап нашего строительства - устройство кессонов плотины - блестяще преодолен и работы успешно продвигаются вперед. Полные товарищеской спайки и воодушевленные своей задачей, мы приложим усилия к тому, чтобы закончить работы в срок и дать первый ток энергии Красному Питеру. Мы уверены, что, бодрый и выздоровевший, ты скоро сумеешь опять лично следить за ходом наших работ".

А на первой маленькой Шатурской электростанции не все ладилось с горением торфа. Способ его сжигания нужно было найти во что бы то ни стало. Ведь в котельной опытной "Шатурки" решался тогда важнейший вопрос: можно ли использовать для электрификации огромные торфяные запасы страны?

И какая же это была для всех радость, когда в Петрограде инженер Макарьев изобрел топку, в которой торф вспыхивал, как порох.

Повеселевший Винтер привел тогда в котельную Временной электростанции артель печников Лагутиных и крикнул, показывая на старые топки:

- Ломай к чертовой бабушке!

Сломали, сложили все по-новому, и торф загорелся.

Обрадованные шатуряне немедленно послали письмо Владимиру Ильичу Ленину:

Вопрос о превосходном и технически совершенном сжигании

торфа в топке Макарьева можно считать решенным...

И 10 ноября 1922 года Совет Труда и Обороны принял постановление о строительстве намеченной планом ГОЭЛРО большой Шатурской государственной электрической станции.

Кашира. Волхов. Шатура.

Период гражданской войны сменился периодом хозяйственного возрождения страны. И так же, как на фронтах военных, здесь, на этих первых ленинских стройках, самое трудное ложилось на плечи коммунистов.

Верными помощниками партии были исполненные трудового энтузиазма комсомольцы.

Еще летом 1919 года коммунисты Шатурстроя приняли в свою ячейку Василия Палагина и поручили ему, как самому молодому из всех шатурских партийцев, создать в Шатуре коммунистическую организацию молодежи.

Молодых ребят и девчат на стройке было множество. Вечерами сидели на лавочках, распевали частушки. В воскресенье ближние расходились по деревням, дальние слонялись без дела.

Палагин ходил по мастерским, по баракам, объявлял: "Организуется ячейка комсомола!" Потом подолгу разговаривал с ребятами.

А записалось всего пять человек.

Комсомольцы начали с субботника. Собрали ребят, девчонок, в центре поселка разровняли площадку и поставили футбольные ворота. В следующее же воскресенье вызвали на соревнование команду из соседнего Егорьевска.

Играли неплохо, только формы не было. То у лаптя веревка развяжется, то вместе с мячом и опорок летит.

Потом устраивали концерты, спектакли...

В декабре 1919-го, когда с продуктами стало совсем плохо, Палагина вызвал Иван Иванович Радченко и предложил срочно поехать в Архангельск за рыбой.

Василий отобрал шестнадцать крепких ребят и поехал с ними в Москву. Там, на путях у Ярославского вокзала, уже ожидали их паровоз с вагонами.

Вначале ехали быстро, а за Ярославлем поезд загнали в тупик. Утром Палагин подошел к машинисту:

- Чего стоим?

- Видишь, тендер пустой. Все до палки сжег.

В ближнем поселке раздобыли топоры, пилы. Пилили старые шпалы. Здесь же, в лесу, валили деревья. К вечеру тронулись.

В Вологде у них забрали паровоз, а Палагина и слушать не стали. "Тоже мне, команда лапотная, да у нас военные грузы неделями стоят!" сказал начальник станции.

Ребята совсем было приуныли, но через несколько дней им прицепили другой паровоз, и дальше ехали без всяких происшествий. Оказалось, что за их продвижением следил и выручал в трудных случаях Иван Иванович Радченко.

В Архангельске погрузили бочки беломорской сельди. Неделю спустя вернулись в родную Шатуру...

В то время все шатурские комсомольцы учились военному делу. Военные знания были необходимы: нет-нет да и просвистит над головой бандитская или кулацкая пуля.

Однажды неподалеку от разъезда "Шатурский" потерпел крушение железнодорожный состав с продовольствием для голодающей Чувашии. Ночью к комсомольцам прибежал нарочный от военкома:

- Скорее к разъезду! По деревням кулаки обоз наряжают. Состав грабить хотят.

Собралось шесть человек. Военрук роздал винтовки, патроны, построил в одну шеренгу. Впереди побежал сам.

За разъездом увидели они громоздящиеся под откосом вагоны. За ними в темноте копошатся полусогнутые фигуры грабителей. От соседней деревни Заполица мчат кулацкие подводы.

- Ишь, стервятники! - сказал военрук. Поднял винтовку, не целясь выстрелил.

Из кустов раздался ответный выстрел, просвистела пуля.

- Ложись!

Разожгли костры, поставили караулы. Рядом, в редком сосняке, фыркают лошади, улюлюкает кулачье, хлопают выстрелы. Подходить боятся.

Под утро из Москвы приехали ремонтные бригады и отряд красноармейцев. Пришли и рабочие из Шатуры. Железнодорожное полотно было расчищено и восстановлено.

К вечеру по Казанке пошли поезда.

Большую Шатурскую электростанцию закладывали 10 июля 1923 года. Памятную доску и первый кирпич в основание главного здания положил начальник Шатурстроя Александр Васильевич Винтер. Затем каменщики, одетые в новые красные рубашки, начали кладку.

Если маленькую "Шатурку" и Каширскую электростанцию монтировали из всякого случайного материала, использовали старое оборудование, то на большой Шатурской ГРЭС устанавливались машины и агрегаты самых совершенных конструкций. Немецкой фирме "Сименс" Винтер заказал мощнейшие по тому времени генераторы по 16 тысяч киловатт каждый. За границей же изготавливались котлы, турбины...

И вот когда широким фронтом развернулись работы по сооружению первого крупного электрического центра нашей страны, случилось непоправимое...

Умер Владимир Ильич Ленин.

В Шатуре, как и во всей стране, с величайшей скорбью было воспринято известие о смерти любимого вождя. Но не опустились руки. Еще лучше стали работать строители, еще быстрее.

Шатурская ГРЭС - одна из главных строек ГОЭЛРО - была сооружена за 600 дней. Оборудование вводилось точно в намеченные сроки. Никаких срывов, задержек. Все выверено и отлажено заранее на опытной "Шатурке".

Открывали электростанцию в декабре 1925 года. Известный журналист Михаил Кольцов написал:

Родился первенец. Большой, здоровый, красивый... И пусть

каждый год, с рождением каждого нового витязя нашего

электрического войска самые широкие массы трудящихся слышат

о ленинском плане электрификации... Этого хотел, это видел

сквозь будущее Ленин. Этим он жил и дышал еще в дни яростных

боев за власть рабочих и крестьян.

Тогда же по решению правительства Шатурской электростанции было присвоено имя Владимира Ильича Ленина.

Стройка в Шатуре на этом не закончилась. Вскоре за границу пошли заказы на новые, еще более мощные котлы и машины. Сверх трех генераторов мощностью по 16 тысяч киловатт здесь решено было установить еще два турбогенератора уже по 44 тысячи киловатт каждый.

И ежедневно поездами, подводами, а то и просто пешком по шпалам или проселкам прибывали в Шатуру люди. Среди прибывших - молодые парни, девушки. Специальности у них никакой. Многие - малограмотны, а то и совсем неграмотны. В Шатуре организовали для молодых вечерние кружки, школы. Учили и мастерству.

Рассказ 6

Как тульская гармонь-трехрядка помогла

Ванюше Ефремову получить профессию

И как же выручила его тогда эта гармошка! Да, да, может, и не привелось бы побывать Ивану на Шатурской электростанции, если бы с детства еще не пристрастился он к обыкновенной, тульской, русского строя гармонике. Приехал-то Иван не на ГРЭС, а на Шатурторф, по вербовке. Канавы рыть да торф грузить. Грузил бы, может, и поныне.

Желание работать на электростанции зародилось у него в ту самую ночь, когда сошла их владимирская артель на шатурскую торфяную землю. Выгрузили из вагона деревянные сундуки, мешки, узелочки и пошли по железнодорожному полотну к узкоколейке.

Тьма кромешная.

Вдруг из-за деревьев, из-за сараев и бараков показалось что-то непонятное. Дом не дом, дворец не дворец. Окна многосаженные сверкают, переливаются. Не то чтобы в деревне - ни на одной картине Ваня Ефремов такого не видывал.

Вот тогда, в ту морозную февральскую ночь, и сказал он себе: "Я не я буду, если в тот дворец не войду".

Сказать-то сказал, а войди попробуй. За восемь верст каждое воскресенье бегал к этому дворцу Иван со своего центрального торфяного участка.

Однажды узнал из разговора Ваня, что есть на строительстве электростанции землекопная артель. А рабочие в той артели их, владимирские, из соседних деревень родом.

"Хорошо бы к ним пристроиться, - подумал тогда Иван. - Землю-то копать не ахти какая хитрость, сдюжу я".

Узнал Ефремов, в каком бараке артель размещается, что в той артели за старших братья Гринины, Иван да Михаил. Как только узнал он все это, стал мимо того барака похаживать - авось заприметят. А на него и не глянет никто, всяк своим делом занят.

Тут-то вспомнил Ваня про свою тульскую гармонь. Пришел как-то к бараку под вечер, расположился под окошечком да и заиграл грустно так да жалобно. Видит - артельщики один за другим из окна поглядывать стали. И вдруг тот, кого Грининым Иваном Михайловичем звали, говорит:

- Что-то ты, парень, играешь все жалобное, надо бы повеселей чего.

Ну а Ивану только того и надо. Растянул меха да и давай "Сени" нашпаривать.

Целый вечер тогда мужики под его музыку плясали, песни пели.

- Нам бы в артель этого гармониста, - говорит один.

- Никак нельзя, - отвечают Гринины, - нынче кроме как через биржу никого не принимают.

А устроиться на работу в двадцать седьмом году и в самом деле не просто было. По утрам у биржи целая толпа собиралась. Начальник из двери покажется, человек двадцать выкрикнет, бумажки раздаст да и снова уходит.

Стали землекопы просить за Ефремова:

- Он же не безработный, - сказали начальству братья Гринины. - Из другой артели переводится, там его место свободно теперь.

Так вот и уговорили Гринины своего начальника. Ушел Иван от торфяников. На Черное озеро перебрался.

Прижился он у землекопов сразу. Сколотил себе козлы, три доски на них положил, сверху матрац, сеном набитый, - чем не койка? На пол под эту койку сундучок свой поставил. Сел да меха растянул. И сразу, один за другим, народ к нему собираться стал.

Утром Иван уже со всеми вместе - на электростанцию явился. Канаву копает, а сам от станции глаз оторвать не может.

"Вот бы, - думает, - куда на работу устроиться".

А тут не то чтобы работать - и посмотреть, что там внутри делается, никак не удавалось.

Однажды послали Ивана в кирпичной стене проем пробивать. Стена крепкая, кирпичи на цементном растворе уложены. Бил, бил - ничего не получается.

Снизу, сверху, с боков все вырубил - не падают кирпичи, да и только.

Взял тогда Иван большую кувалду. Не выдержала кирпичная кладка, треснула. Кирпичи вниз посыпались.

И открылся перед Иваном чудесный зал. Глазом окинешь - не охватишь сразу! Пол яркий, плиточный. Машины черным лаком отсвечивают. Перед машинами щиты стоят. На щитах стекла зеркальные.

Вернулся Иван в свой барак, сел, задумался. Ребята на улицу тянут, гармонь в руки суют, а у него не то на уме. Без ужина и спать лег. Чуть свет у соседа спрашивает:

- А кого на электростанцию работать берут?

- Мастеровых разных, - ответил сосед, - кто электрическому делу обучен.

- А могут, к примеру, тебя иль меня в обученье взять?

- Там грамоту хорошо знать надо, - говорит сосед.

Вот тут-то Иван и призадумался. В деревне, правда, учился он, три класса кончил, да разве то было ученье?

И жизнь трудная, и гармошка помехой ученью была немалая. То на посиделки, то на свадьбу Ивана парни с девками тянут. Случалось, до поздней ночи танцы-пляски играет. От усталости чуть со стула не падает.

Так и получилось, что грамоте он как надо не научился. Все ученье на гармошке проиграл.

Вспомнил Ефремов все это и загрустил. Но убиваться не стал. Еще крепче задумался, как бы сделаться ему настоящим электриком.

Канаву роет, старается, а сам нет-нет и разогнется, осмотрится: что там наверху монтеры делают?

Работа у него в то время была тяжелая. Землекопы под фундаменты для больших машин котлованы рыли. Вода кругом льется, насосами ее откачивают. Ямы глубокие, четырехсаженные. Вся артель - двадцать пять человек - в той яме умещалась. Глянешь вверх - неба кусок только и видно.

Чтобы землю со дна ямы выкидывать, дощатые полати ступенями делали и с одной ступени на другую землю наверх перебрасывали.

Но как ни уставал Иван, как за целый день в грязи да в воде ни намучивался, а задумку свою из головы не выкидывал. В школу поступил. С работы придет, лапти и бахилы сушить поставит, а сам за книжки с тетрадями.

Называлась эта школа - ликбез. Ученики - все люди взрослые, рабочие. Учиться пришли по доброй воле, времени зря не теряли. За одну зиму Ефремов и читать, и писать, и примеры решать выучился.

А тем временем арматурщики железные прутья в яму уложили. Бетонщики тачками бетон привезли, в котлованы залили.

Перешли сюда и электрики. Стали для установки машин мостовой кран монтировать. Наверх, на стены, металлические фермы втаскивают, провода подводят. В помощь электрикам выделена была артель Китаева: со склада моторы, провода получают, на монтажные площадки везут, потом расходятся по два, по три человека в бригады электриков - подают, подтаскивают.

Вот в эту-то чернорабочую артель и стал проситься Иван Ефремов. Посчастливилось парню: приняли его и прикрепили к бригадиру-электрику Александру Яковлевичу Лескову. Сам Лесков с бригадой наверху, на кране сидит, фермы клепает, а Иван внизу - горн ногами раздувает, заклепки греет.

И вот однажды Лесков сказал ему:

- Что-то ты у нас, Ванюша, внизу засиделся. Помоги-ка вот этот провод наверх затянуть и по балке до конца протянешь.

Посмотрел Иван вверх - высоко. Шапка свалилась. Вздохнул, взялся за провод, полез. А провод медный, в палец толщиной, книзу тянет. Добрался до балки, присел дух перевести. "Как же я по балке-то с ним пойду?" - думает.

Пока сидел да вздыхал, видит - и электрики к нему лезут, ходко так с уголка на уголок ноги ставят, на ходу смеются, друг с другом разговаривают.

- Не робей, - говорят, - Ванюша!

Дружно все за провод взялись, Ефремова посреди поставили. А только с непривычки все же качает Ивана из стороны в сторону. Вниз глянул где-то далеко в ямах землекопы, арматурщики копаются, бетон в тачках везут. А ребята шутят, подбадривают.

- Ты, - говорят, - вниз не смотри. Перед собой смотреть нужно!

Уставился Иван в спину переднего и, как сонный, ноги переставляет.

А позже ко всему привык. Любая высота нипочем. И во все вникать стал. В моторах с электриками стал копаться.

Осенью тридцатого послали Ефремова учиться на электрика. Выучился, приехал - и прямо в лесковскую бригаду:

- Принимайте! Подручный электрослесаря третьего разряда.

* * *

Одним из тех пяти шатурских ребят, которые стали первыми на Шатуре комсомольцами, был и шестнадцатилетний паренек Ваня Соловьев.

Впервые я узнал о нем из дневника того же Алеши Радченко. Раскрыл тетрадь с картонными корочками, и среди многих других записей прочел:

"3/I-20 г. ...мама довольна успехами вечерников... Среди этих вечерников оказалось два чуть не гения: один, который пишет замечательные стихи на современные темы, и другой - наш складской мальчик Ваня Соловьев 16-ти лет, который поступил совсем малограмотным и теперь перегнал всех своих товарищей. Он готовится учиться на инженера".

Алеша не ошибся.

Мальчик Ваня Соловьев действительно стал инженером, а затем и профессором, доктором технических наук. Много лет Иван Иванович Соловьев читал студентам лекции и писал книги о релейной защите.

Что такое релейная защита? А вот что: оборвался провод на высоковольтной линии, повредилась электрическая машина или аппарат. Так не дать аварии разрастись. Остальные электрические установки должны остаться в работе.

Это как при гангрене: сразу же нужно отсечь зараженный палец. Не успел, промедлил - отрезай руку до локтя, иначе умрет человек.

В электрических системах управляют такими ампутациями аппараты-реле. Это по их командам отсекаются поврежденные участки.

Мы, горожане, уже не помним случая, чтобы наш дом, улица, завод, на котором мы работаем, остались без света, без электрической энергии. Ветер гнет деревья, удары грома сотрясают стены, а в квартире светло, уютно. Говорит радио, светится экран телевизора. Это не значит, конечно, что в энергетических системах нигде и ничего не повреждается. Бывает, что налетающая буря гнет и ломает опоры высоковольтных линий, разбивает в мелкую крошку фарфоровые изоляторы, рвет провода.

Но всякий раз приборы, называемые реле, отключают повредившиеся участки, а автоматы немедленно включают резервные линии, трансформаторы. Делается все это так быстро, что мы с вами и моргнуть не успеваем.

Без релейной защиты и автоматики невозможно было бы бесперебойно питать электрической энергией города и заводы.

Вот почему труды Ивана Ивановича Соловьева изучают студенты вузов и техникумов, инженеры электрических станций и работники высоковольтных сетей.

Чтобы поговорить с профессором Соловьевым, я отправился в Московский ордена Ленина энергетический институт.

Встретил меня Иван Иванович очень душевно. Впрочем, вскоре узнал я, что Соловьев так отзывчив ко всем, кто бы и с чем ни пришел к нему. А особенно увлекается, вспоминая Шатуру. Ведь именно Шатура дала Ване Соловьеву путевку в большую науку.

Рассказ 7

Об одном магистре электротехнических наук

Соединенных Штатов Америки

Двенадцать детей было в семье, а отчим получал девять рублей в месяц. В одиннадцать лет Ваня совсем ушел из дому на заработки: менял шпалы на железнодорожных путях, мыл посуду в трактире.

В июне восемнадцатого пятнадцатилетний Ваня Соловьев пришел на Шатурское строительство.

На Шатурторфе строилась узкоколейка. Десятник Крюков спросил у Соловьева:

- Сколько лет-то?

- Шестнадцать, - приврал Иван.

- Ой ли? - с сомнением протянул Крюков. Посмотрел на заплатанную рубашонку, на старенькие лапотки и подвел Соловьева к груде лопат: Выбирай.

Ловкого паренька присмотрел заведующий складами Василий Леонтьевич Бургман.

- Присылай-ка ты ко мне этого мальца, - сказал он Крюкову. - Пусть на складах порядок наведет, контору убирает.

В девятнадцатом, когда Василий Палагин стал сколачивать на Шатуре комсомольскую ячейку, одним из первых вступил в нее Ваня Соловьев. Вместе с другими комсомольцами по ночам охранял склады, мастерские. И все время учился.

А еще любил Ваня участвовать в спектаклях. Играл увлеченно, с азартом. Многие говорили ему:

- Быть тебе, Иван, артистом!

Да и он сам теперь частенько подумывал: "Может быть, и вправду в театральное?.." Но любовь к технике всё-таки пересилила.

В августе двадцать первого комсомольцы проводили Соловьева учиться. В Московский рабфак имени Калинина. А весной двадцать третьего он получил путевку в институт и сдал свои документы в институт Народного хозяйства имени Плеханова. На электропромышленный факультет.

В двадцать четвертом, когда объявлен был Ленинский призыв, подал Иван заявление в партию.

Тридцать первый год. Гамбург. От причала отошел в Нью-Йорк немецкий пароход "Бремен". В числе пассажиров - группа советских аспирантов различных технических специальностей. Едут продолжать учение в высших учебных заведениях Соединенных Штатов Америки.

Среди них и шатурский паренек Ваня Соловьев. Впрочем, уже не Ваня, а с иголочки одетый и модно подстриженный Иван Иванович.

Позади ускоренные шестимесячные курсы по изучению английского языка, трудные, "с пристрастием", экзамены при американском торгпредстве, обязывающее напутствие:

- Вам предстоит доказать несостоятельность утверждения злопыхателей, будто советские специалисты из рабочего класса рангом ниже американских.

Задача не из легких.

Из Нью-Йорка Соловьева направили в "Школу ученых степеней" при Массачусетском технологическом институте.

"Мистера Соловьева" приветствовал проректор института. В аудитории встретили Ивана Ивановича научный руководитель профессор Вудруф, советник профессор Горднер.

Начались занятия.

Было трудно: недостаточное знание языка, непривычные порядки, отличные от наших методы обучения.

В группе - американцы, англичане, французы, немцы, индусы. Русских - двое.

После недели занятий первое испытание - "квиз".

Каждый - за отдельным столом. Получили задание. Иван Иванович взялся за карандаш. Дальше все пошло как на заправских спортивных состязаниях.

- Старт! - объявил профессор, взглянув на часы.

И сразу все прильнули к своим бумажкам с заданием. Потом застрочили карандашами по бумаге.

Соловьев не спеша развернул листок. Разобрался. Обдумывая ход решения, разложил бумагу, отточил карандаш.

"Ничего мудреного", - подумал он, принимаясь за подсчеты. И вдруг объявление:

- Осталось пятнадцать минут!

"Неужели больше часа прошло?" - встревожился Иван Иванович, собирая разложенные листы бумаги. Стал переписывать. Вдруг обнаружил ошибку.

- Время вышло! - крикнул профессор.

Все оторвались от бумаг, положили карандаши.

А профессор прошелся по аудитории, собрал со столов листки и вышел.

И вот первая оценка - нуль (система десятибалльная).

Нуль получил Соловьев и за второй "квиз", и за третий. А вот после четвертого профессор Вудруф, протягивая проверенные листки, сказал:

- Из вас выйдет толк, мистер Соловьев.

Внизу, под решением, стояла жирная восьмерка.

Во втором семестре Иван Иванович стал получать только высшие оценки.

- Уверен, что этот большевик станет ученым, - говорил профессор.

В конце года Вудруф стал обращаться с Соловьевым по-дружески.

- Вот что, Джонни, - сказал он однажды, хлопнув Ивана по плечу. Пора тебе подумать о теме диссертации.

В те годы в наших газетах и журналах стали появляться статьи об использовании энергии Ангары. Более трехсот рек и речушек впадает в Байкал, а вытекает из него одна Ангара. Воды же в Байкальском озере больше, чем в ином море. Такое водохранилище! Да ни одна река в мире не сможет выработать столько электроэнергии, сколько даст ее Ангара.

Однако там, в Сибири, почти нет потребителей. Зато не хватает мощности на Урале, в Центральном районе. Как перебросить в Европейскую часть страны силу могучей сибирской реки?

"Дальние линии электропередачи - вот бы чем заняться", - думал Иван Иванович.

В те годы проблема передачи электроэнергии на далекие расстояния интересовала только Россию. Америку с ее обособленными друг от друга в экономике штатами этот вопрос не тревожил. Может быть, поэтому профессор Вудруф вначале отнесся к идее Соловьева довольно холодно:

- Джонни, ты мечтатель! Это же темный лес, никаких исследований.

Потом пообещал:

- Подумаю.

А через две недели профессор пригласил Соловьева к себе в кабинет и сказал:

- Знаешь, Джонни, твоя затея вывела меня из равновесия. Две недели ломал над нею голову. Грандиозно. Действуй. Я твой союзник.

И Соловьев принялся за первый в мире расчет дальней линии электропередачи.

Тысячи километров... Как преодолеть сопротивление, снизить огромные потери мощности, напряжения?

Бессонные ночи. Бесчисленное количество подсчетов, вариантов. Горы исписанной бумаги.

Это был год непрерывной напряженной работы. Нет, ему не удалось решить всего. Но и то, что было сделано, поразило экзаменаторов. Все необычно. Положено начало новой отрасли знаний. Сделан шаг в будущее энергетики.

Высшая оценка. Ученая степень - "Магистр электротехнических наук Соединенных Штатов Америки".

Имя Ивана Ивановича Соловьева - в списках выдающихся слушателей Школы ученых степеней Массачусетского технологического института.

* * *

В декабре 1925-го Москва стала получать энергию большой Шатурской ГРЭС. Ровно год спустя Ленинград получил ток Волхова.

А затем бригады шатурян и волховстроевцев получили новое задание. Весною 1927 года начала строиться крупнейшая в Европе гидростанция на Днепре. Начальником строительства Днепрогэса правительство назначило Александра Васильевича Винтера.

И конечно же, первыми вместе с Винтером отправились на Днепр шатурские комсомольцы.

В Шатуре заседал пленум райкома комсомола. Неожиданно позвонили с почты:

- Вам телеграмма. С Днепрогэса.

- Читайте, слушаю, - сказал секретарь.

- "Сегодня наша бригада прогремела на всю стройку. Механик-американец, которого выписали из самой Америки собирать экскаваторы, потребовал подъемный кран, специальную площадку, разные там приспособления. А ни того, ни другого у нас под руками не оказалось. Вот наша бригада вместе с другими слесарями стройки и взялась собирать экскаваторы, решив обойтись без американца. Сегодня запустили в работу первый собранный нами экскаватор. Работает хоть куда! И без кранов и площадок обошлось. За ударную работу всех нас премировали и занесли на Красную доску. Вот по случаю радости мы и посылаем вам вскладчину эту телеграмму".

Электростанция у Днепровских порогов была задумана русскими инженерами еще задолго до революции. Но многим землевладельцам и заводчикам эта затея показалась невыгодной.

Только в 1920 году вопрос о строительстве Днепрогэса был решен. Мощная электростанция на Днепре обозначилась на карте строек ГОЭЛРО как одно из основных сооружений.

В 1921-м проектирование Днепрогэса утверждается Советом Народных Комиссаров как одна из неотложных работ. Руководить проектированием поручили Ивану Гавриловичу Александрову.

Еще никогда и нигде в мире одна, пусть даже очень крупная, стройка не решала сразу так много важных хозяйственных задач. Устройство плотины на Днепре не только давало возможность выработать огромное количество электроэнергии, но еще и навечно скрывало под водой Днепровские пороги. Днепр становился судоходным на всем его протяжении. Кроме того, покорение Днепра позволяло оросить большие пространства засушливых приднепровских степей.

Окончательный вариант проекта в Госплане СССР, а затем и в Высшем Совете Народного Хозяйства рассматривали в 1925 году. Споров и возражений было так много, что председатель ВСНХ Феликс Эдмундович Дзержинский предложил отвезти проект Александрова на экспертизу в Америку. Только американцы имели тогда опыт строительства мощных гидроэлектрических станций.

Проект настолько заинтересовал американцев, что они приехали к нам, побывали на месте будущих работ и захотели принять участие в стройке. Руководитель ведущей американской гидростроительной фирмы полковник Купер был твердо убежден, что построить такую мощную гидростанцию без их технического руководства русские не смогут.

Однако советские инженеры решили строить Днепрогэс сами. Специалистам американской фирмы предложили быть всего лишь консультантами.

Пять лет продолжалась стройка. В мае 1932-го первый из генераторов Днепрогэса дал стране промышленный ток. В августе уже пять гидрогенераторов мощностью по 62 тысячи киловатт каждый отдавали энергию Днепра заводам, фабрикам, шахтам.

Ни один из заводов Западной Европы не смог тогда выполнить заказов Днепрогэса на такие мощные генераторы. Лишь одна американская фирма, оснащенная самым совершенным тогда оборудованием, да и то с немалыми трудностями изготовила крупнейшие в мире машины.

Самым же удивительным было то, что последующие четыре генератора сделал для Днепрогэса наш ленинградский завод "Электросила", показав всему миру, что Советский Союз становится могучей индустриальной державой.

С пуском девятого, последнего гидрогенератора мощность Днепрогэса достигла 560 тысяч киловатт.

Все тот же известный американский гидростроитель полковник Купер писал впоследствии: "С точки зрения достижений инженерного искусства, днепровские сооружения являются самыми значительными из подобного рода сооружений, когда-либо выполненных человеком".

В историю нашей страны Днепрогэс вошел как символ величайшего трудового энтузиазма масс. А подвиг молодых строителей на Днепре навечно запечатлен в летописи самых значительных свершений Ленинского комсомола.

Годы, начиная с 1929-го и далее, стали годами первых советских пятилеток. Крупные электрические центры вводились тогда в стране один за другим. 1905 тысяч киловатт составляла общая мощность наших электростанций в 1928 году. В 1932-м она возросла до 4677 тысяч. Электростанции вступали в строй в Москве и под Ленинградом, в Баку и Горьком, в Донбассе и на Кавказе.

Расширялись и первенцы ленинского плана. Мощность Каширской ГРЭС возросла к 1932 году до 186 тысяч киловатт, Шатурской - до 136 тысяч.

А к 1935 году - тому сроку, который намечался для выполнения плана ГОЭЛРО, мощность всех электростанций страны составила уже 6923 тысяч киловатт. Одних только районных станций было введено 40 вместо 30 намеченных планом. Общая же их мощность почти втрое превзошла запланированную.

Более всего энергетических строек развернулось у нас в третьей, предвоенной пятилетке.

Крупнейшие из них - на Волге.

На 3688 километров протянулась с севера на юг река Волга. Первая по величине река в Европе. Главная водная магистраль России Только вот год от года мелела Волга В конце концов наступило такое время, когда пароходы и баржи не могли уже подниматься выше города Рыбинска. Никак не использовалась и могучая сила волжской воды

После революции пришел на Волгу настоящий хозяин - народ. И он решил: великая русская река должна давать людям энергию, двигать грузы, орошать поля.

Первая волжская гидростанция. Иваньковская, вошла в строй действующих в 1937 году, одновременно с каналом Волга - Москва.

И гидростанция, и канал еще только строились, а партия и правительство принимают решение о сооружении двух следующих гидроузлов на Волге в районе Углича и Рыбинска.

ГЭС в Рыбинске должна была стать наиболее внушительной: 6 гидрогенераторов по 55 тысяч киловатт каждый.

Непрерывная работа таких машин потребовала запасти весеннюю воду, создать Рыбинское водохранилище. Целое море. Чтобы обойти его, нужно прошагать по берегу 367 километров!

Затоплялся город Молога. А сколько деревень, поселков нужно было перенести на новое место!

В зоне затопления, неподалеку от Рыбинска, стоял и старинный Югский монастырь: с одной стороны метровой толщины стена, с другой монастырские здания.

После революции организовали здесь, на монастырских землях, первый в стране совхоз для беспризорных ребят.

Об одном из этих ребятишек и пойдет наш рассказ.

Рассказ 8

О том, как Коля Добровольский попал в

монастырь. И как много лет спустя инженер

Николай Александрович Добровольский

пропускал караваны волжских судов через

только что построенный рыбинский шлюз

Зимою 1919 года на станции Рыбинск милиционер снял с крыши товарного вагона пятнадцатилетнего паренька. Парень этот ничего не говорил, да и дышал еле-еле, и потому тотчас отправили его в больницу. Болезнь определили сразу. В тот год не только больницы, а и вокзалы были забиты тифозными.

Коля Добровольский (таково оказалось его имя по бумагам), всем на удивление, не только выжил, но и выздоровел довольно быстро: уже через две недели направили его в детский дом поваренком. И все бы хорошо, да одеться не во что. Залатанное больничное белье - вся одежда.

Пришла как-то в тот детский дом, на кухню, представительница отдела народного образования. Посмотрела и распорядилась: "Отправить в монастырь, в ребячий совхоз, там оденут".

На следующий день заявились два парня, здоровые, раскрасневшиеся. Снял один из них с себя здоровенный тулуп да и завернул в него Колю Добровольского. Потом взвалил на плечи. Вынес на улицу. Как куль свалил в сани.

Ехали долго. Николай задыхаться стал: завертелся, задергался... Высвободили ему голову, дали глотнуть воздуха и опять укрыли с головой.

Утром повели Николая в кладовую. Подобрали штаны, пиджак. С весны Добровольского послали работать на мельницу. Она находилась рядом, на небольшой речке под названием Юга. Старший там отец Поликарп: красный, плечистый. Днем на мельнице все гремит, крутится, пылит. Мужики со всех деревень в очереди на размол стоят. Крик, ругань.

Николаю вначале пришлось ой как трудно. Мешок несет - колени гнутся. Потом поокреп. Бабы помогли. Глянут на него - тощий, маленький. Одна лепешкой, другая творожком угостит

Год проработал Добровольский на мельнице. Регулировать ход жерновов научился не хуже отца Поликарпа.

А к концу 1920 года приехал на Югу секретарь Укома комсомола Паша Кудряшов и создал в их ребячей коммуне комсомольскую ячейку. Своим вожаком ребята выбрали Колю Добровольского.

Он организовал самодеятельность, политучебу. Однажды даже умудрился провести диспут с монахами: "Есть ли бог?"

В 1923-м Николая взяли служить на флот. После службы получил он путевку в Ленинградский политехнический институт.

Весною 1938 года инженеру-гидротехнику Николаю Александровичу Добровольскому предложили ответственную должность: заместитель начальника Управления Волгостроя.

И вот снова Рыбинск. Знакомые дома, улицы...

Добровольскому поручили дела, требующие глубоких инженерных решений, - шлюзы и мост через Волгу. Над чертежами и бумагами он просиживал далеко за полночь, привычно различая свистки паровозов со стройки, грохот сбрасываемых каменных глыб, команды десятников...

Самые тревожные дни наступили осенью 1940 года. Воды реки Шексны, которая впадает здесь в Волгу, нужно было остановить и направить через пролеты строящейся гидростанции.

На пригорке выстраивался военный оркестр. Гремели марши. А строители спешили, работали. Широкие ленты транспортеров подавали камень, сбрасывали его в воду. И люди, тесня друг друга, непрерывным потоком шли к реке, бросали камни и тут же возвращались за новым грузом. Две созданные ими гранитные гряды тянулись, продвигаясь к середине реки, навстречу друг другу, и Шексна, сжимаемая с обеих сторон, все убыстряла свое течение.

Снизу же, навстречу быстро бегущей воде, один за другим шли пароходы. Единственный путь на Ленинград. Через час-другой его закроют. Замуруют камнем и гравием. И потому сносимые вниз суда дают тревожные гудки. А потом, преодолев быстрое течение, устремляются через постепенно сужающийся поток туда, где Шексна течет плавно.

И наконец река перекрыта. А весною 1941-го паводковые воды начали заполнять и огромную чашу водохранилища.

Еще за несколько месяцев до начала затопления Добровольский отправился в поездку по дну будущего моря. Не осталось ли чего ценного?

Последний раз он был в этих местах более года назад. Вот здесь, справа, стояла тогда деревушка. Название он позабыл, но хорошо помнил домики с резными наличниками на окнах, кусты сирени вокруг.

Сейчас ни одной избенки, все вывезли Только жерди-журавли вытянулись над осевшими срубами колодцев да кое-где торчат закопченные печные трубы рядом с грудами кирпичного лома.

Месяц назад выехали отсюда последние жители. Шестьсот шестьдесят три деревни находились на затопляемой территории. Выезжали на лошадях, на машинах. Тех, что жили вблизи рек, переправляли водой. Из окон своей Рыбинской конторы Добровольский не раз видел плывущие по Волге плоты. На них сундуки, деревянные кровати, большие узлы...

И хотя на новых местах для новоселов Волгострой подготовил благоустроенные поселки, все-таки не просто было сниматься с обжитых веками мест.

К вечеру колеса тарантаса, на котором совершал свой путь Николай Александрович, затарахтели по булыжному шоссе. Тракт на город Мологу.

Николаю Александровичу нравились зеленые улочки этого тихого городка. Старинные здания, собор, тенистый парк у реки. Будущее всколыхнуло вековую тишину. Волею народа город был построен заново в другом месте, освобождая путь грандиозной социалистической стройке.

Добровольский привязал лошадь к коновязи у бывшей чайной и посмотрел вокруг. От городских строений остались каменные торговые ряды да несколько церквушек. И ни души. Только из ближнего подвала не спеша выбрался большой рыжий кот и стал прохаживаться вокруг Добровольского.

- Уносил бы, брат, ноги, потонешь ведь, - ласково сказал ему Николай Александрович и, проведя рукой по пушистой шерстке, усадил рядом с собой.

Следующий пункт остановки - село Иловня. Когда-то эти земли были владением князей Мусиных-Пушкиных. В окружении тенистых деревьев стоит обширный дом с колоннами. Балконы, двухсветные залы. Широкая лестница с львами на гранитных постаментах.

Жаль было все это оставлять под водой. Но оказалось, что старинная кирпичная кладка дома не поддается разборке.

Дом стоял на возвышенности, и Добровольский знал, что море не сразу затопит его, что до тех пор будет он служить маяком для судов, пока волны не подточат массивных колонн.

И опять в путь. Теперь уже по извилистому проселку.

Когда-то по сторонам этой дороги стоял непроходимый лес: вековые ели, осины... Сколько усилий понадобилось, чтобы лесные богатства не пропали впустую, чтобы в сжатые сроки вырубить и вывезти для нужд строительства многие тысячи кубометров...

Несколько дней продолжалась поездка. Только убедившись, что на дне будущего моря ничего ценного не осталось и можно начинать затопление, заместитель начальника Волгостроя вернулся в Рыбинск.

Весною 1941 года самым напряженным участком на Волгострое были шлюзы. Со дня на день ждали открытия навигации. Если шлюзы не подготовить вовремя, суда подойдут к плотине и встанут. Из Москвы то и дело звонки. Вопрос один:

- Когда начнете пропускать суда?

- В самое ближайшее время, - всякий раз отвечал начальник Волгостроя Журин.

- А точнее?

- Точнее ответить не могу.

Шлюзами занимался Добровольский, и там не все ладилось. 3 мая наметили открытие, а у них не закончена обратная засыпка, заедают ворота.

И все же Журин не мог, не считал себя вправе торопить своего заместителя. Он отлично представлял себе, к каким бедствиям может привести подобная торопливость. Малейшее упущение, недоработка - и вода прорвется в нижний бьеф. Уничтожит все то, что с таким трудом было ими сделано.

5-го неизвестно по чьему приказу к шлюзам прибыл оркестр. Добровольский сердито рявкнул:

- Рано! Уходите!

Николай Александрович последние десять дней ни на минуту не отходил от шлюза. Даже спал там же. На немногословные вопросы Журина отвечал:

- Делаем все, что можем.

К 15 мая все было наконец отлажено и выверено. Огромные ворота открывались и закрывались плавно, мягко.

В три часа ночи Добровольский выпустил из нижнего бьефа в море первый караван судов. Посмотрел на удалявшиеся огоньки и побежал звонить Журину:

- Владимир Дмитриевич, шлюзуем.

- Ну и как?

- Порядок.

- Теперь - спать, - приказал начальник Волгостроя.

Но какой тут сон, когда идут суда по созданному тобой морю! Не удержался Николай Александрович и отправился в путь на одном из них, идущем в Череповец. Он был счастлив: посмотришь назад - величественные сооружения волжской плотины, впереди необъятная водная гладь.

Под вечер не на шутку разыгрался ветер. Волны швыряли пароход из стороны в сторону, и судно, неприспособленное к морским походам, стонало тоскливо и жалобно.

К ночи капитан, боясь сбиться с пути, распорядился пришвартовать пароход к одиноко торчавшей из воды церкви. Накрепко укрепили трос за кирпичный выступ.

Утром встретились с пароходом "Судостроитель". На нем Николай Александрович вернулся в Рыбинск

17 мая 1941 года состоялось открытие судоходных сооружений Рыбинского гидроузла. По обеим сторонам плотины сгрудились расцвеченные флажками пароходы, гремели оркестры. Караваны судов выходили в открытое море, и люди радостно махали им вслед, желая счастливого пути по новым трассам.

А несколько в стороне от всех, на крутом берегу стоял небольшого роста человек. Он с волнением смотрел на красавцы пароходы, на ликующих людей. Но чаще всего его взгляд останавливался на массивных строениях, опустевших и полузатопленных. Старинные здания, колокольня, Югский монастырь. Двадцать лет назад привезли туда бездомного сироту Колю Добровольского.

* * *

Кончился праздник. Строителей ждали новые заботы: быстрее ввести в действие мощную Рыбинскую гидростанцию.

И ни Добровольский, ни кто другой еще и не предполагали тогда, что пройдет всего месяц - и на страну обрушится страшное бедствие. Что опустошительная война, вероломно начатая оголтелыми фашистскими захватчиками, уничтожит и Днепрогэс, и электростанции Донбасса, и сотни заводов, фабрик, созданных героическими усилиями советских людей.