Светлогорск forever

Повесть рассказывает о мире, едва затронутом грехопадением. С течением времени его жители исполняют Божьи заповеди всё хуже, и для реверсивной терапии им требуется представитель цивилизации, где грехопадение развернулось в полную силу.

Дмитрий Сергеевич Савельев

Елена Михайловна Кочергина

СВЕТЛОГОРСК FOREVER

повесть

Были и другие попытки объяснить тайну Голгофы. Одна из этих схем, в некотором смысле более глубокая и довольно дерзкая, говорит об обманувшемся обманщике. Христос уподобляется охотнику. Когда охотник желает поймать какого-нибудь зверя или рыбу, он рассыпает приманку или маскирует крючок наживкой. Рыба хватает то, что видит – и натыкается на то, с чем встретиться никак не желала[1].

Андрей Кураев, «Сатанизм для интеллигенции»

1

Профессор Ласточкин шагал по серой центральной улице серого стотысячника. Облака тоже были серые, под цвет бороды профессора. Маленькие серые капельки падали на его растрёпанные волосы. Зонта профессор не взял из принципиальных соображений. Название улицы тоже было серым, коммунистическим.

Ласточкин много лет занимался оккультизмом, но это не удивительно: многие российские профессора имеют такое увлечение. Научное знание связано с магией гораздо теснее, чем обычно считается. Если не верите, спросите сами у тех же профессоров, но не напрямую – они ни за что вам не признаются. Просто поинтересуйтесь, как развитое наукой сознание взаимодействует с космическими энергиями, или как экстрасенсорика помогает делать научные открытия…

В отношении Ласточкина удивительным было другое: в отличие от большинства своих коллег-дилетантов он добился в оккультизме немалых успехов. Он достиг одной из высших степеней посвящения в соответствующем обществе. Он не раз видел в зеркале и стеклянном шаре другой, параллельный мир – антимир. Этот мир должен являться противоположностью нашего, но в чём эта противоположность, профессор пока не знал. Он не раз переносился сознанием в светлый город. Общество там было традиционное, техническое развитие гораздо ниже, чем у нас. И он годами тренировал своё тело и дух, чтобы поставить эксперимент века. И вот теперь всё было готово: снадобье на основе мускуса, зеркало, пентаграмма, затычка для пупка. Всё это прошло тщательную проверку и подверглось таким процедурам, о которых лучше умолчать. А главное, совсем недавно профессор научился останавливать свою внутреннюю речь – диалог с самим собой.

Последний месяц профессор почти ничего не ел, и студенты стали шарахаться от него в коридоре. Это было обидно – за последние десять лет профессор не поставил ни одной тройки. Даже другие преподаватели звали его за глаза «призраком». Но сегодня всё должно было решиться. Сегодня или никогда! Профессор вошёл к себе в квартиру, принял душ и прямо нагишом прошёл в свою «операционную». Чёрные свечи зажглись сами собой. Ласточкин выпил снадобье, воткнул в пупок затычку, соединённую цепочкой с батареей, встал в центре пентаграммы на колени и уставился в зеркало.

Прошло несколько часов. В зеркале появилась рябь, лицо профессора перекосило. Внутренний диалог начал останавливаться. Тело профессора побледнело, задрожало и стало растворяться, как дым, а отражение стало объёмным и чётким. ЧПОК!!! Затычка выскочила, и в комнате никого не стало. Профессор в теле перенёсся в другой мир.

2

Внутренний диалог стал включаться. Это происходило следующим образом.

«Я – Ласточкин. Ласточкин я.»

«Ноги затекли. Колени болят.»

«Я – там. Я – тут!»

«Я – первая ласточка! Я победил!»

Взгляд его сфокусировался. Он ожидал увидеть перед собой зеркало, из которого он появился с другой стороны, но перед ним была лишь белёная стена. Он с ужасом посмотрел вниз, но увидел только тощее мужское тело со всеми атрибутами, принадлежащее, без сомнения, ему самому. Пробки не было! Путь назад был отрезан!

Профессор рассчитывал появиться из зеркала и побродить по чужому миру насколько позволит длина цепочки, то есть в радиусе двадцати метров, а потом вернуться назад. А теперь он застрял в этом мире навсегда. Никто здесь не поверит, что он пришёл из другого мира (а если поверят, ещё хуже), и его подвигу грош цена. У него не будет учеников, посмертной славы и книг. А свой родной мир он будет созерцать лишь в видениях. Если только… Нужно срочно связаться с оккультистами из этого мира! Если провернуть всю процедуру в обратной последовательности… У него уже есть наработки… Времени уйдёт много, но что не сделаешь, чтобы вернуться на Родину!

Ласточкин никогда не был патриотом, но сейчас он чувствовал, что стал им – самым последним безмозглым идиотом-патриотом. Мысли лихорадочно вертелись у него в голове, а он продолжал стоять на коленях на влажной траве, уставившись в белую стену какого-то здания.

«Надо бы оглядеться», – подумал профессор и вскочил на ноги. Голова у него закружилась, и он рухнул, как подкошенный, на пружинистый газон.

3

Больница была светлая, чистая. Все больные постоянно шутили и улыбались. Почти никто не испытывал боли. А те, кто испытывал, благодарили Бога и пели псалмы. «Что за мерзость!» – подумал Ласточкин и повернулся на другой бок. Недавно его сосед по палате умер с улыбкой на устах, а жена и дети, видя, как папа умирает, молились и плакали от радости. «Надо научить их объективности, – думал профессор. – Только жестоким людям наплевать на смерть близких, а нравственные люди плачут от горя, когда кто-то из их родственников умирает». Он вспомнил, как сам плакал у гроба матери – единственного существа, которое его любило. «Также надо объяснить, что личность почти у всех уничтожается после смерти. Кармический ветер стирает память, энергетическое тело распадается на эманации. Вертикальная тропа вверх – удел избранных. Радоваться смерти отца и мужа – шизофреническая реакция или признак глубокого нравственного падения. И почему смертельно больных и психопатов здесь содержат в одной палате с фактически здоровыми?»

Его держали здесь уже вторую неделю. Главным образом откармливали. Профессор так и не понимал, чем этот мир отличается от старушки Земли, но понял, что тут неплохо бы навести порядок. «Культура у них здесь, конечно, странная, – думал он, – но ведь должно быть какое-то базовое качественное отличие». Говорили антимиряне на русском, но с каким-то странным, религиозным акцентом. Может, в их языке были сильны церковно-славянские мотивы. Но вскоре Ласточкин научился переводить у себя в голове их странную речь на современный русский язык, да и местные жители понимали его отлично. Город назывался Светлогорском и (как выяснилось позднее) внешне напоминал Темнодольск – то серое место, которое профессор покинул девять дней назад. Учёный констатировал любопытную игру слов «светлая гора – тёмная долина», а также тот факт, что в Светлогорске и правда как-то светлее. Из бесед со страдальцами на соседних койках Ласточкин выяснил, что:

1. Светлогорск есть город-государство.

2. Правят им Верховные Судьи в количестве от трёх до семи человек.

3. Верховным Судьям помогают управлять судьи первого, второго и третьего рангов (аналог чиновников).

4. Среди судей случается коррупция и периодически производится чистка (все говорили о начале новой чистки, небывалой по масштабу и способу наказания).

Эти факты относительно политического устройства города Ласточкин записал в блокноте и тщательно обдумал. Ещё он узнал, что звание судьи носит чуть не половина жителей Светлогорска, и что многие граждане обладают паранормальными способностями, как то: телепатия, телепортация, телекинез, пирокинез; но почти не пользуются ими. Эти способности носят ненаследственный характер, но вследствие чего приобретаются, профессор не понял, хоть ему и объясняли.

Технический уровень местной цивилизации оставлял желать лучшего. Двигатель внутреннего сгорания был изобретён, но практически не использовался. Транспортными средствами служили коляски, омнибусы и грузовые кареты, запрягаемые лошадьми или волами. Однако электричество, телефонная связь, водопровод и канализация в городе имелись.

Чтобы сойти за «своего», в разговорах с медперсоналом и соседями по палате профессор всё время ссылался на потерю памяти и документов. Он не собирался объяснять, что прибыл из другого мира.

Доктор, судья третьего ранга, каждый день делал обход. И вот однажды вечером он зашёл в палату и сказал, чтобы профессор Ласточкин готовился к выписке.

4

Утром сестра принесла Ласточкину одежду и провела его в кабинет к главврачу – судье первого ранга.

– Брате, готов ли ты миссию исполнить, к коей приставил тебя Господь? – спросил главврач. «Гражданин, ваше лечение закончено, что вы собираетесь делать дальше?» – перевёл в уме профессор и пожал плечами.

– Мрачное твоё прошлое, чадо, но ты можешь отработать и искупить всё, – сказал главврач. «Вашу личность установить не удалось, но мы поможем вам трудоустроиться и заработать на жизнь», – сообразил профессор.

– Твоё жительство на небесах, – продолжал врач, – но ты будешь исполнять работу сатаны.

«Мы предоставим вам хорошую квартиру, но вы станете чернорабочим», – перевёл профессор.

И всё исполнилось в точности так, как сказал главврач, и даже лучше. Профессору выдали временные документы, посадили в коляску и отвезли в отличную двухкомнатную квартиру в центре города. Холодильник был забит продуктами, какая-то женщина приходила готовить и убирать, пока профессора не было дома. А где же пропадал господин Ласточкин? Наш профессор обучался на судью третьего ранга. Когда курсы закончились, профессору присвоили звание, предоставили кабинет, и начался приём посетителей.

Надо сказать, что профессора постоянно мучил один вопрос: а что за пределами Светлогорска? СМИ в городе отсутствовали – ни газет, ни телевидения, ни радио. Дилижансы за город не ходили. А когда он спрашивал, отвечали ему на этот вопрос как-то неопределённо. Чего-то Ласточкин не понимал, даром что был учёный.

Первым посетителем был такой же судья.

– Рассуди, отче! – сказал мужчина средних лет с длинными волосами. – Судит совесть меня. Дитя своё возлюбил я более, нежели соседа, которого вижу раз в месяц. Безумие моё не даёт мне покоя.

– О брате! – ответил профессор, усердно работающий над языком светлогорцев. – Нет греха тебе в деле сем. Естество человеческое требует любить родичей более, нежели соседей.

Абориген посмотрел на Ласточкина округлившимися глазами.

– Но разве так научает Закон Божий? – спросил он.

– Религия и общественная жизнь есть две разные области, не могущие смешиваться, – начал объяснение Ласточкин, постепенно переходя на родной язык. – В демократическом обществе человек имеет право сам распоряжаться своими симпатиями и антипатиями. Право твоё дело, брате, и твоя совесть советует дурное. Не безумен ум твой, а рационалистичен. За что тебе любить соседа, которого ты не знаешь? Люби лучше тех, кто любит тебя…

Ласточкин говорил и говорил, прямо как у себя в аудитории. Абориген бросал на профессора короткие взгляды и напряжённо думал.

– Благодарю тебя, владыка! – сказал он наконец. – Ты просветил меня светом истины!

Ласточкин встал и три раза поцеловался с новопросвещённым, как требовал местный обряд приветствия и прощания.

С каждым днём ему всё меньше и меньше хотелось вернуться на родину. «Судьи могут судить друг друга» – этот пункт профессор уже давно дописал в список о политическом устройстве. «Я дослужусь до Верховного Судьи, – думал он, – буду посвящён во все тайны относительно географии и других государств, которые, вне всякого сомнения, есть на этой Земле. А потом засужу остальных Верховных Судей, понижу их до первого-второго рангов. И стану единоличным правителем Светлогорска!» (На данный момент в городе было четыре Верховных Судьи.)

Полдня русский профессор провёл в блаженных мечтах о власти над чужим миром, который изучил ещё не очень хорошо, а под вечер появился ещё один посетитель, несудейский.

5

В Светлогорске многое было шиворот-навыворот. Судейский сан мог принять каждый, но тех, кто не принимал его по каким-то соображениям, сами судьи уважали больше, чем себе подобных. Поэтому определение «несудейский» само по себе являлось титулом, а не социальным клеймом. Все пять статусов (от Верховного Судьи до несудейского) находились в каком-то странном взаимоотношении между собой и были доступны для обоих полов. Одним из нынешних Верховных Судей была женщина. Самым смешным было то, что все дети автоматически попадали в разряд несудейских, а потому пользовались уважением со стороны взрослых. Нередко случалось, что родители спрашивали совета у собственных отпрысков.

Нынешний посетитель был молодым человеком с задумчивым серьёзным лицом. Он был влюблён в двух девушек одновременно и никак не мог сделать выбор.

– Дорогой брате! – стал объяснять Ласточкин. – Ты говоришь, они будут хранить тебе верность вплоть до той поры, пока ты не сделаешь выбор между ними. Это очень гуманно с их стороны! В этом ключ к решению твоей проблемы! Поживи сначала с одной, потом с другой. Надо непременно проверить сексуальную совместимость и совместимость характеров, иначе брак будет ненадёжный. А если обе не подойдут, можно продолжить поиск!

Надо сказать, что сам профессор продолжал поиск около двадцати лет, главным образом среди своих студенток, а потом стал аскетом и остался холостым.

Несудейский очень странно отреагировал на его слова. Он вскочил со стула и отпрянул к стене, с ужасом глядя на профессора. («Немного нервный», – подумал учёный.) Затем взял себя в руки, присел на краешек стула и задал свой следующий вопрос.

– Жить сразу с обеими? Конечно, можно! – воскликнул профессор, забывая, где он находится. – Это называется «шведская семья». В странах победившего гуманизма скоро начнут регистрировать такие браки! Некоторые люди от рождения устроены не так, как все. Иногда женская душа вселяется в мужское тело, иногда – наоборот… Иногда мужчина может жить только с мужчиной… Эти вещи – в самой человеческой природе. Их не надо стыдиться. Надо бороться за свои права, если ты родился в консервативном обществе…

«Благодарю тебя, брате, от всей души благодарю тебя! Я понял всё!» – восклицал легко возбудимый молодой человек, когда Ласточкин закончил свою лекцию. Профессор был счастлив. Он научил объективному взгляду на мир уже двух людей. Он выполнял для них роль мессии и пророка. Что может быть приятнее, чем просвещать людей, сидящих во тьме, светом истины развитого гуманистического мира?

На двери его кабинета висела табличка «Искуситель». Ласточкин думал, что название этой должности происходит от слова «искусство».

Вечером в профессоре снова проснулся патриот – он затосковал по родине. Вспомнил, что собирался связаться с оккультистами, выработать техники в соответствии с движением энергий в этом мире, вернуться хотя бы на время домой. Ночью он отвратительно спал. А утром к нему пришла посетительница – судья второго ранга.

6

Она хотела путешествовать по другим мирам. И она могла это делать! У неё были соответствующие паранормальные способности. Она уже бывала в другом мире – в каком-то месте «мрачном зело». Как обычно, установки и условности, принятые в этом дурацком обществе, мешали ей – «совесть истязала». Вот это нежданная удача!

– Дорогая сестра! – возбуждённо заговорил профессор. – Узость мышления мешает нам видеть и познавать удивительные вещи! Мы не можем скинуть социальное ярмо, ритуальные запреты, табу. Но грядёт новое время, эпоха просвещения! Мы должны преодолеть консерватизм, победить традицию и вырваться из рамок обусловленности! Нельзя гасить в себе дар, данный от Бога. Дай мне свою руку, и мы вместе перенесёмся в другой мир!

Но руки́ Ласточкин так и не получил.

Женщины вели себя здесь не так, как мужчины, а как-то более открыто.

– Безумствуешь ты, отче! – сказала судья. – Большая учёность доводит тебя до сумасшествия!

После этого она засмеялась, рассыпалась в благодарностях, ритуально расцеловала профессора и удалилась. Ласточкин впал в недоумение. На всякий случай он взял её регистрационную карточку и переписал адрес, имя и телефон себе в блокнот. «Поживём – увидим!» – подумал профессор.

Проходили дни, недели и месяцы, поток посетителей не уменьшался, а Ласточкин всё никак не мог разобраться в том, что происходит. Он то впадал в эйфорию, то в глухую тоску. У него возникло подозрение, что его используют. Не раз появлялось чувство, что все всё о нём знают. А он знает очень мало. Жизненные ситуации всех его клиентов были похожи между собой: подсознательные влечения – социальные запреты – совесть; совесть – запреты – влечения. Он делал, что мог, постепенно превращаясь в психоаналитика. Но после бесед с профессором никаких положительных изменений в их судьбах не намечалось. Правда, они иногда заходили, приносили коробку конфет или цветы, благодарили и выглядели намного более радостными, чем при первой встрече. Иногда Ласточкину казалось, что они относятся к нему, как к ребёнку, и жалеют его неизвестно почему.

Постепенно профессор осознал, что его беседы приводят к обратному результату, а в скором времени убедился в этом уже окончательно. К нему зашёл несудейский с задумчивым лицом, которого он вразумлял в первый день своей службы. Молодой человек женился на одной из двух своих возлюбленных и был счастлив в браке. Он не жил с ней до свадьбы, не проверил сексуальную совместимость и совместимость характеров. Просто «помолился очень сильно, дабы Господь открыл волю свою, и тот не преминул…» И что самое удивительное, молодожён благодарил за всё это Ласточкина. Как будто это профессор Ласточкин уговорил его как следует помолиться и жениться наобум! Да это может сделать любой их священник, к какому ни пойдёшь!

Вскоре после этого визита поток посетителей начал иссякать. Профессор целыми днями сидел один у себя в кабинете и думал, думал, думал. Можно сказать, он это делал впервые в жизни. До этого профессор, конечно, тоже иногда думал, но предпочитал действовать. И постепенно кое-что до него стало доходить. Ему не давало покоя слово «искуситель». Он узнал, что во всём Светлогорске нет другой такой должности, как у него. Смысл слова «искуситель» как-то пересекался со смыслом выражения «работа сатаны».

Наконец, после недельного простоя, Ласточкин почувствовал, что ни одного настоящего клиента у себя в кабинете больше не увидит.

7

За последнее время произошло ещё одно удивительное событие. Ласточкин влюбился. Излишне говорить, что такое с ним было в первый раз (в молодости учёный имел пристрастие к женщинам вполне развратным и слово «любовь» по отношению к ним было неуместно).

Объектом его любви была та самая судья второго ранга, которую он просвещал во второй день службы. Звали её Иоанна. Лет ей было около сорока, но она всё ещё была девственницей. Как понимал профессор, это явление было обычным в Светлогорске. Характера она была весёлого, даже немного буйного.

Профессор повадился заходить к ней в гости после работы и всё уговаривал вместе попутешествовать по другим мирам. Он намекал, что и сам когда-то путешествовал. Иоанна только отшучивалась и смеялась. Вела она себя часто как девочка, хотя мудрые глаза и свидетельствовали о её возрасте. Иногда Иоанна вдруг становилась серьёзной и принималась рассуждать о своей смерти. Ласточкина передёргивало, но он терпеливо слушал. А иногда она бросалась на колени перед образом и самозабвенно молилась минут пятнадцать-двадцать. Обращаться к ней тогда было бесполезно, и Ласточкин терпеливо ждал, когда она «отойдёт». В своём мире он счёл бы её за психопатку, но здесь расценивал исключительно как жертву традиции.

Однажды, когда они пили чай, Иоанна стала рассказывать о бабочках. Оказывается, бабочки огромного размера, самых причудливых форм и окрасок, жили за городом. Некоторые были больше и красивее человека. Профессор насторожил уши.

Вдруг Иоанна зарыдала.

– Я не слушала бабочку! – причитала она. – Бабочки больше не прилетают к нам домой! Скоты вроде меня оттолкнули бабочек! Теперь вся надежда на тебя…

Когда Ласточкин понял, что это не метафора, он решил, что у его возлюбленной навязчивая идея с галлюцинациями, и схватился за трубку телефона. Но потом вспомнил, что в Светлогорске много чудес. Почему бы не быть и гигантским бабочкам?

Ни с того ни с сего Ласточкин кинулся в ноги Иоанне, обнял их руками и начал признаваться в любви.

– Будь моей женой! Выходи за меня замуж! Давай будем супругами! – исступлённо восклицал он. – Я не хочу обратно в Темнодольск!

Ласточкин уже второй день не выходил на работу и ожидал, что его вот-вот отправят назад на Землю. В глубине сердца он чувствовал, что миссия его закончена. Иоанна прочитала его мысли (что делала крайне редко).

– Да ты что, отче? – удивилась она, перестав плакать. – Должность твоя пожизненная. Первый поток иссяк, но скоро будут новые. Верховные Судьи видели, что ты исправишься. Но у тебя есть навык, и разум направит волю. Когда мы работаем, мы делаем не то, что хочется, а то, что тяжело.

Профессор боялся взглянуть ей в глаза и уткнулся лицом в её колени. Всё внутри него перевернулось.

– Поженимся через полтора года, – сказала Иоанна. – Я видела это, когда мне минуло шестнадцать. Надо уметь ждать.

– То есть ты согласна? – спросил Ласточкин, усаживаясь на стул.

– Ну конечно! – услышал он в ответ.

8

Верховного Судью звали отец Анатолий. Он не любил открывать рта и общался с помощью телепатии.

– Но разве вы не обманули меня? – возмущался Ласточкин.

«Ты дал своё согласие», – ответил Судья.

– Но я не знал, на что иду!

«Мы никогда не знаем, на что идём. Если бы знали, никто бы не спасался».

– Всё равно, это – обман!

«Да. Бог обманывает нас, чтобы спасти. Мы можем возблагодарить Его за спасительный обман только много времени спустя».

– Я должен попасть домой, на Землю.

«Кто же тебе мешает? Сумел попасть сюда, сумей и вернуться. Мы не выдёргивали тебя из твоего мира, ты сам отправился в путешествие, по Промыслу Божию. Мы только помогаем тебе спастись».

– И как я могу попасть обратно?

«Научись телепортироваться. Ваша магия в Светлогорске не действует, но любой может развить здесь сверхъестественные способности. Сейчас душа твоя в смятении, но скоро бесы отпустят её».

– А почему бы вам мне не помочь? Вы можете это сделать!

«Мы можем только то, на что есть Божия воля. Ещё недавно ты хотел остаться здесь навсегда. Сейчас уровень твоего знания повысился, и ты заболел. Мы всегда заболеваем, когда узнаём о предназначенном нам пути. Нам кажется, что у нас отнимается свобода. Мы забываем о том, что сами сделали свой выбор, и то, что происходит с нами сейчас, есть результат нашего намерения в прошлом. Но потом приходит смирение».

– Разве я на Земле хотел, чтобы было так, как есть сейчас?

«Мы так устроены. Мы видим свечение вдали и устремляемся вперёд. Мы не знаем, чтó там светится – огромный бриллиант или вражеский клинок. Если бы мы действовали только наверняка, ничего никогда не происходило бы. И кто знает, может быть, оружие врага обернётся сокровищем?»

– Но я ещё могу всё изменить?

«Конечно. Настоящее станет прошлым, а сегодняшние намерения – настоящим. Человеческая энергия подобна Божией, но оживает она лишь в соработничестве со Творцом. Если не будет связи с Богом, она сожжёт человека изнутри. Ты можешь изменить и этот мир и все другие миры, если в тебе будет действовать Бог».

9

– Кто такие «бабочки»? – спросил профессор свою возлюбленную.

У него было странное состояние: он рвал и метал после встречи с Верховным Судьёй.

– Могу показать, – задумчиво сказала Иоанна.

Она просила его перетерпеть, подождать.

Они вышли на окраину города и пошли по взлётной полосе. Там было много взлётных полос.

– А где самолёты? – спросил Ласточкин.

Он не хотел ждать полтора года. Он хотел увезти её в свой мир сейчас.

– Самолёты есть мы, – грустно сказала Иоанна.

Она сказала, что не сможет там жить. А он не мог жить здесь.

– Ты опять грешишь? – спросил учёный.

Любовь всегда побеждает. Для любви нет преград. Она может сделать из дьявола ангела.

– Да… – всхлипнула Иоанна, сжимая его руку в своей и взмывая с ним вверх.

Тонкая грань между двумя мирами для любви – ничто.

– Левитация… – прошептал Ласточкин.

– Мы – в духовном мире, – сказала Иоанна.

Со свистом мимо них проносились «бабочки». Они не были похожи на насекомых. Они были светлыми духами.

Светлогорск, окружённый светящейся каймой, отдалился и исчез из вида. По бокам от них появлялись и исчезали другие города и страны. Одна страна, сплошь покрытая гигантскими озёрами, показалась профессору особенно большой. А потом перспектива изменилась, и он понял, что это – его родная планета, распластанная в виде карты.

– Мы летим в Темнодольск? – спросил Ласточкин.

– Это всё – Темнодольск, – ответила женщина, – святая страна, окутанная мраком.

– Ты считаешь её святой?

– Она свята, потому что на ней была принесена Великая Жертва. Она проклята, потому что бóльшая часть её жителей Жертвы не приняла.

Иоанна сделала крутой поворот, пробила светящуюся кайму и пошла на снижение. Под ними была Красная площадь.

– Я верю тебе! – закричал ей в ухо Ласточкин, отрекаясь этой фразой и от своего прошлого, и от самого себя, перечёркивая крестом всё своё мировоззрение и всю свою прошлую жизнь.

Иоанна засмеялась, и смех её зазвенел, как пятьсот миллионов бубенцов в голове у Экзюпери.

– Господь всегда преображает грех в святость, поражение в победу, зло в добро!

Они сделали поворот на 180 градусов, так и не коснувшись ногами брусчатки. А спустя несколько секунд светящаяся кайма Земли осталась позади. Но её слова врезались в память нескольким туристам на всю жизнь.

10

– Слава Тебе, Христос! Слава Тебе, преображающему чудовищ! Слава Тебе, давшему мне возможность искупить непринятие Искупления! Слава Тебе, создавшему множество чудесных невероятных миров! Слава Тебе, сошедшему в самый гнусный из них, чтобы победить смерть! Слава Тебе, милующему злодеев и ожидающему их исправления! Слава Тебе, неведомыми путями ведущему всех людей к познанию Тебя! Слава Тебе, Источник жизни! Слава Тебе, желание моё и цель! Слава Тебе!

Так молился профессор Ласточкин на коленях у себя в кабинете в Светлогорске. Раздался вежливый стук в дверь. Профессор вскочил с колен, сел в кресло и нацепил очки.

– Отче, я считаю себя достойной смерти и воскресения, – сказала милая несудейская клиентка. – Может быть, нет смысла мне дальше жити на сей земле?

«Грех тщеславия», – подумал Ласточкин.

– Ты правильно мыслиши, сестра! Каждый человек есть хозяин своей собственной жизни. Если что-нибудь и принадлежит нам в этом мире полностью, то это – наше тело. Мы можем делать с ним всё, что нам заблагорассудится…

* * *

Двадцать третьего октября милиция вскрыла квартиру профессора Темнодольского Института Экономики и Права Г. Ласточкина. Его тело обнаружено не было, и профессора признали пропавшим без вести. В «жёлтой» прессе написали, что одинокий профессор занимался оккультизмом и был похищен демонами. Но это, конечно, были злые наветы на уважаемого человека.

Конец

[1] см., например, именование Христа «всехитрецом» в каноне на утрени в день свв. Афанасия и Кирилла Александрийских, или выражение 3-й молитвы на вечерне Пятидесятницы: «Начало злобного и глубинного змия Богомудростным ЛЬЩЕНИЕМ уловивый» (А. Кураев)