Светящийся

7. Взгляд на «Оверлук»

Мама беспокоилась.

Она опасалась, что «жук» не одолеет все эти подъемы и спуски в горах, они застрянут на обочине и какая-нибудь встречная машина, разогнавшись на спуске, врежется в них. Сам Денни был спокоен: если папа считает, что «жук» выдержит этот последний путь, так оно и будет.

— Мы почти на месте, — сказал Джек.

Венди ладонью отбросила с висков локоны: «Слава Богу». Она сидела на переднем сиденье справа, с открытым романом Виктории Холт на коленях. На ней было синее платье с матросским воротником, которое очень молодило ее. Папа клал ей на колени свободную руку, она со смехом сбрасывала ее, говоря: «Отстань, муха!»

На Денни горы произвели неизгладимое впечатление. Как-то папочка возил его в горы возле Боулдера, известные под названием «Флатиронские», но то были не настоящие горы. Здесь они были гораздо выше, на самых высоких лежал снежный покров, который держится там круглый год.

Да, кроме шуток, они были в настоящих горах — повсюду высились откосы скал, такие высокие, что их вершины можно было разглядеть, только высунув голову в окно машины. При выезде из Боулдера температура держалась выше 70°[2], а сейчас, хотя и наступил полдень, воздух был холодным и бодрящим, как в ноябре где-нибудь в штате Вермонт. И папа включил обогреватель, хотя толку от него не было. Они миновали несколько вывесок с надписью: «ЗОНА КАМНЕПАДА» (их читала ему мама). И хотя Денни опасался, что на них посыплются камни, этого не случилось.

Полчаса назад они миновали вывеску, о которой папа отозвался как о важной. На ней было написано: «САЙДВИНДЕРОВСКОЕ УЩЕЛЬЕ», и папа сказал, что зимой сюда доходят снегоочистители, а дальше дорога становится слишком крутой, и она всю зиму остается закрытой для движения — вплоть до городка Сайдвиндер, который они только что миновали.

Сейчас они проехали мимо еще одной вывески.

— Что на ней написано?

— Здесь сказано: «Медленному транспорту держаться правой стороны». Это про нас.

— «Жук» выдюжит, — сказал Денни.

— Дай Бог, — произнесла мать, скрещивая пальцы. Денни взглянул на ее ноги — они тоже были скрещены. Он хихикнул. В ответ она улыбнулась, но он знал, что ее гложет беспокойство.

Дорога пошла зигзагами, начались крутые повороты. Джек переключил рычаг с четвертой передачи на третью, а потом на вторую. «Жук» протестующе заревел. Венди испуганно уставилась на стрелку спидометра, которая упала с сорока миль до двадцати и здесь нерешительно заколебалась.

— Топливный насос, — заикнулась Венди робко.

— Насос протянет еще три мили, — буркнул Джек.

Скалы отступили вправо, открывая пологую долину, окаймленную темно-зелеными соснами и елями. Выше их высились на сотни футов серые скалы, опускавшиеся ниже к долине. На одной из скал виднелся водопад, блестевший на полуденном солнце подобно золотой рыбке в синем неводе. Горы были красивы, но суровы — они не прощают ошибок. В ее душе возникло предчувствие несчастья. Она как-то читала, что в горах Сьерра-Невады, недалеко отсюда, группа альпинистов была отрезана снегом от жилья и, чтобы выжить, им пришлось прибегнуть к людоедству. Нет, здесь нельзя допускать ошибок.

Резким толчком Джек переключил рычаг на первую скорость — «жук» с трудом одолевал подъем, стуча разбитым мотором.

— А знаешь, — сказала Венди, — после Сайдвиндера нам встретилось не больше пяти машин.

— Да, — кивнул Джек.

— А ты уверен, что в кладовках отеля запасено достаточно продуктов? — спросила она, все еще думая об альпинистах, застигнутых в горах снегопадом.

— Ульман сказал, что да. Хэллоранн покажет тебе, где что лежит. Хэллоранн — это повар.

— Ой, — выдохнула она, глядя на спидометр. Скорость упала с пятнадцати до десяти миль…

— Скоро перевал, — Джек махнул рукой вперед. — Здесь находится смотровая площадка. Отсюда вы увидите «Оверлук». Я сверну на обочину и дам «жуку» время отдохнуть. — Он посмотрел через плечо на Денни, сидевшего на куче одеял. — Как ты думаешь, док, мы увидим оленей или карибу?

— Наверняка, папочка.

«Фольксваген» карабкался по склону все выше и выше. Спидометр упал до пяти миль, и стрелка дрогнула на нуле, когда Джек свернул с дороги

«Что это за вывеска, ма?» — «Обзорная площадка», — прочитала она послушно.

и отжал запасной тормоз, предоставив «фольксвагену» катиться на нейтрале.

— Вылезайте, — сказал Джек, открывая дверцу. Все вышли и приблизились к перилам площадки. — Гляньте, вон он, отель.

У Венди перехватило дыхание от представшего ее взору зрелища — это было похоже на открытие истины в избитой фразе. Они стояли у вершины одного из пиков, обрывавшихся в пропасть. По другую сторону — кто знает, как далеко — вздымались к небу еще более высокие горы, их зазубренные вершины были окружены ярким ореолом от солнца, клонившегося сейчас к закату. Под ними простиралось скрытое в туманной дымке дно ущелья, по склону которого так долго тащился «жук». Обрыв казался таким крутым, что пристальный взгляд вниз вызвал у Венди головокружение и даже тошноту. У нее разыгралось воображение — она представила себе, что падает в пропасть все ниже, ниже и ниже, крутясь в воздухе, отчего небо и скалы меняются местами, а крик, застрявший в горле, медленно выдувается изо рта, как надувной резиновый шарик, а волосы и платье развеваются по ветру. Резким усилием она отвернулась от пропасти и глянула в том направлении, куда указывал Джек. И увидела шоссе, тянувшееся в гору, но уже не так круто, как прежде. Еще дальше, казалось, прямо на склоне горы, где сосны уступали место широкой зеленой лужайке, стоял отель, господствующий над всей этой местностью. «Оверлук»[3]. При виде его к Венди вернулись дыхание и голос.

— О, Джек, потрясающе!

— Еще бы! Ульман говорит, что это самая шикарная местность в Америке. Мне наплевать на все, что он утверждает, но тут, возможно, он… Денни, Денни, что с тобой? Тебе плохо?

Венди посмотрела на малыша, и страх за него вытеснил у нее все иные чувства. Он держался за перила, глядя на отель с посеревшим лицом. В его глазах застыла пустота, как у человека, готового упасть в обморок.

Она опустилась возле него на колени и успокаивающе положила ему руки на плечи.

— Денни, мальчик, что с тобой?

Подошел Джек и слегка встряхнул Денни — у того прояснились глаза.

— Ты в порядке, док?

— Да, папочка, мне уже хорошо.

— А что с тобой было, Денни? — спросила мать. — У тебя закружилась голова, милый?

— Нет. Я просто задумался. Извините, я не хотел вас пугать.

Он глянул на родителей, стоявших рядом на коленях, и выдавил слабую улыбку.

— Может быть, это от солнца. Свет ослепил глаза.

— Скоро мы приедем в отель, и ты выпьешь воды.

— Хорошо.

В машине, двигавшейся сейчас более уверенно по пологой дороге, Денни продолжал разглядывать отель, когда это позволяла петлявшая дорога. В массивных окнах отеля, выходивших на запад, отражалось солнце. Это было то самое здание, которое он видел во врем» бурана, то темное, гулкое место, где отвратительно знакомая фигура гонялась за ним по коридорам. Тони предостерегал об опасности, поджидающей здесь. Вот это место. Что бы ни означало слово «ЬТРЕМС» — оно здесь.

8. День закрытия

Ульман встретил их у парадного входа. Он протянул Джеку руку и холодно кивнул Венди, вероятно, подметив, как сидящие в холле повернулись в ее сторону, оглядывая ее простенькое платье с матросским воротничком, по которому струились длинные золотистые волосы. Подол платья не доходил на два пальца до колен, но и этого было достаточно, чтобы видеть, какие стройные у нее ноги.

Ульман, казалось, был дружелюбно настроен только к Денни, однако Венди по собственному опыту знала, что многие мужчины стараются добиться расположения ребенка лишь для того, чтобы 1авоевать симпатию матери. Ульман слегка согнулся в поклоне и протянул Денни руку. Тот серьезно, без улыбки, пожал ее.

— Сынишка Денни, — сказал Джек, — а это моя жена Виннифред.

— Рад познакомиться с тобой, — проговорил Ульман. — Сколько тебе лет, Денни?

— Пять, сэр.

— Сэр… ишь ты! — Ульман улыбнулся и глянул на Джека. — Какой воспитанный мальчик.

— Еще бы, — подтвердил Джек.

— И с вами, миссис Торранс. — Он снова слегка поклонился, и в какой-то момент Венди показалось, что он собирается поцеловать ей руку, она так и подала ее — тыльной стороной вверх, но управляющий лишь слегка пожал ее.

В зале царила атмосфера суеты. Почти все старинные, с высокими спинками, кресла были заняты гостями. Посыльные сновали по залу с чемоданами, у административной стойки выстроилась очередь к кассе, где возвышался огромный, блистающий медью кассовый аппарат. Рядом с ним банковский компьютер с переводными картинками на стенках выглядел маленьким и жалким.

В глубине зала виднелся старинный камин, в котором пылали березовые поленья. На диванчике возле камина в окружении баулов и сумок сидели три монахини в ожидании, когда немного поредеет очередь к кассе. В тот момент, когда Венди взглянула на них, они разразились звонким девичьим смехом. Губы Венди непроизвольно расплылись в улыбке: среди них не было ни одной моложе шестидесяти лет.

В холле стоял непрерывный гул голосов, который по временам покрывал звон серебряного колокольчика — дзинь! — вместе с нетерпеливым возгласом одного из двух дежурных клерков: «Следующий, пожалуйста!» Сцена напомнила Венди о медовом месяце, проведенном с Джеком в Нью-Йорке, в отеле «Бикмен Тауэр». Впервые за последнее время она поверила, что именно это им сейчас и требуется — побыть наедине, вдали от остального мира, нечто вроде семейного медового месяца. Она ласково улыбнулась Денни, который с откровенным любопытством пялил на все глаза.

— Последний день сезона, — проговорил Ульман, — мы закрываемся, и, как всегда, запарка. Я ждал вас ближе к трем часам, мистер Торранс.

— Я думал, что моему «жуку» понадобится время, чтобы перевести дух, — ответил Джек, — но, к счастью, не понадобилось.

— Действительно, к счастью, — подтвердил Ульман. — Чуть позже я с удовольствием повожу вас по отелю. И, конечно, Дик Хэллоранн захочет показать миссис Торранс кухню. Но боюсь, что…

Один из клерков приблизился к Ульману и едва не дернул его за рукав.

— Извините, мистер Ульман…

— Ну что такое?

— Речь идет о миссис Брант, — сказал тот нервно, — она отказывается оплачивать счет иначе, чем с помощью кредитной карточки. Я твержу ей, что мы прекратили принимать оплату по кредитным карточкам еще в прошлом году, но она настаивает. — Он перевел взгляд на семейство Торрансов, затем опять на Ульмана. Тот пожал плечами.

— Я займусь этим сам.

— Благодарю вас, мистер Ульман. — Клерк вернулся к конторке, где женщина-дредноут, закутанная в меховую шубу, продолжала громко скандалить.

— Я навещаю «Оверлук» с 1955 года и приезжаю сюда даже после того, как скончался от солнечного удара мой бедный муж, который умер на этом ужасном роук-корте. Я предупреждала его, что солнце слишком сильно печет, но… Я никогда, слышите, никогда не оплачивала счета иначе, чем по своей кредитной карточке! Вызовите полицию, пусть меня упекут в каталажку! Но все равно я буду настаивать на оплате по кредитной карточке, слышите!

— Извините, — сказал Ульман и отошел от них.

Они увидели, как он почтительно дотронулся до локтя миссис Брант и стал сочувственно выслушивать ее тирады, обращенные теперь к нему. Он что-то сказал ей, и миссис Брант торжествующе улыбнулась, повернула голову к несчастному клерку и на весь зал сказала:

— Слава Богу, в этом отеле нашелся хоть один служащий, готовый внять голосу разума.

Она позволила Ульману, едва достававшему ей до плеча, увести себя из холла, вероятно, в его служебный кабинет.

— Фьють, — присвистнул Джек с улыбкой, — этому пижону хлеб нелегко достается.

— Но ему вовсе не нравилась та дама, — заявил Денни, — он только притворился, что она ему по душе.

Джек осклабился:

— Да уж будь уверен — так оно и было, но лесть — та смазка, которая позволяет вертеться колесам этого мира.

— Что такое лесть?

— Лесть, — объяснила Венди, — это когда папа говорит, что ему нравятся мои вареники, а на самом деле он врет, или когда подлизывается, чтобы вытянуть у меня пять фунтов на пиво.

— Значит, это вранье ради чужого удовольствия?

— Что-то вроде этого.

Денни пристально оглядел мать и сказал:

— Ты очень красивая, мамочка. — Он конфузливо нахмурился, когда родители обменялись взглядом и разразились смехом.

— А вот Ульман не очень-то льстит мне, — сказал Джек. — Давайте, ребята, отойдем к окну. Я чувствую себя не в своей тарелку в центре зала, на меня что-то много пялятся — видно, из-за простой хлопчатобумажной куртки. Вот уж не думал, что здесь будет столько народу в день закрытия. Черт, я дал маху!

— У тебя очень симпатичный вид, — сказала Венди, и они оба опять рассмеялись. Денни не понимал, в чем дело, но это было неважно — они любят друг друга. Денни догадывается, что этот отель напомнил мамочке другой и она счастлива. Жаль, что он не может испытывать то же самое, однако он утешал себя мыслью, что не все, что Тони показывает ему, оборачивается правдой. Он будет вести себя осторожно, чтобы избежать встречи с тем, что называется «ьтремс». Жаловаться родителям он не будет, если только не возникнет такой необходимости. А зачем тревожить их — они счастливы, смеются и не помышляют ни о чем дурном.

— Посмотрите-ка за окно, — сказал Джек.

— О, великолепный вид! Денни, глянь-ка!

Денни пейзаж не показался таким уж великолепным, он не любил высоту — у него кружилась от нее голова. За длинной, во весь фронтон, террасой виднелась прекрасно ухоженная лужайка, плавно спускавшаяся к продолговатому четырехугольному бассейну. На его краю стоял треножник с вывеской: «ЗАКРЫТО». Это была одна из тех вывесок, которые Денни мог прочитать сам, наряду с такими, как: «СТОП», «ВЫХОД», «ПИЦЦА». За бассейном вилась среди сосен, елей и осин тропинка, там имелась вывеска, незнакомая ему, на ней значилось «РОУК» со стрелкой внизу.

— Папа, что такое «РОУК»?

— Такая игра, — ответил отец, — немного похожа на крокет. Только в нее играют не на траве, а на гравийной площадке с бортами, как у большого бильярда. Иногда здесь устраивают турниры по роуку.

— А играют крокетными клюшками?

— Похожими на них, — согласился Джек, — только у этих клюшек рукоятка покороче и в нижней части одна сторона обшита крепкой резиной, другая — деревянная. Если хочешь, я тебя научу этой игре.

— Может быть, захочу, — сказал Денни бесцветным голосом, заставившим родителей обменяться недоуменными взглядами. — Хотя она мне не нравится.

— Ну, не хочешь — не надо, док, лады?

— Конечно.

— А животные тебе нравятся? — спросила Венди. — Смотри, вон их сколько. Это называется формовой сад.

Тропинка к корту пролегала вдоль зеленой ограды из кустов, подстриженных в виде различных животных. Острые глаза Денни различили кролика, собаку, лошадь, корову и троицу зверей побольше, похожих на игривых львов.

— Дядя Эл придумал для меня эту работу благодаря таким животным. Когда-то, будучи еще студентом в колледже, я работал в ландшафтной фирме. Она занималась уходом за газонами, кустами и зелеными оградами. Я подстригал кусты у одной дамы.

Венди хихикнула, прикрыв рот ладошкой. Глядя на нее, Джек повторил:

— Да, подстригал у нее кустарник по крайней мере раз в неделю.

— Отцепись, муха, — сказала Венди и снова хихикнула.

— А у нее были красивые кустики? — спросил Денни, и родители оба едва удержались от смеха.

— Там были не животные, Денни, а различные карточные, фигуры: червы и бубны, пики и трефы. Но кусты, как ты знаешь, растут…

Они текут, сказал Уотсон папе. Нет, не о кустах, а о котлах. За ними нужно все время присматривать, иначе в один прекрасный день все ваше семейство взлетит на воздух.

Родители обеспокоенно глянули на Денни: улыбка увяла у него на лице.

— Что, папа? — переспросил Денни. Он моргал глазами, словно вернулся откуда-то издалека.

— Кусты растут, Денни, и теряют свою форму. Их нужно чеканить раз или два в неделю, пока не наступят холода и они не перестанут расти. А вон там детская площадка. Тебе повезло, мой мальчик.

Детская площадка находилась за садом — две горки, несколько качелей для разных возрастов, гимнастическая стенка, туннель из цементных труб. Позади игровой площадки, огороженной цепью, виднелось широкое шоссе, идущее к парадному входу отеля. За шоссе тянулась долина, исчезавшая далеко внизу в голубой дымке. Денни было незнакомо слово «изоляция», но если бы ему объяснили его значение, он бы ухватился за это слово. Ибо далеко внизу, блестя на солнце, как длинная змея, вилась дорога на Сайдвиндеровское ущелье и дальше на Боулдер. Дорога, которая бывает закрыта всю зиму. От этой мысли ему стало дурно, и он вздрогнул, когда отец положил руку ему на плечо.

Из конторы с видом победительницы вышла миссис Брант. Минутой позже двое посыльных, сгибаясь под тяжестью чемоданов, проследовали за ней к двери. Из окна Денни увидел, как к парадному подъезду подогнал длинную серебристую машину какой-то мужчина в серой униформе. Он приподнял фуражку, приветствуя миссис Брант, обежал вокруг машины и открыл багажник. В миг откровения, какие по временам озаряли Денни, он уловил четкий образ ее мысли, заглушивший путаный клубок голосов и чувств переполненного народом холла.

— Я бы не прочь залезть к нему в штаны.

Денни нахмурил брови, глядя, как посыльные загружают багажник чемоданами миссис Брант. Та пристально разглядывала мужчину в униформе, присматривавшего за погрузкой. Чего ради ей захотелось залезть в его штаны? Разве ей холодно в своей теплой меховой шубе? А если холодно, почему она не наденет свои штаны? Мамочка ходит в рейтузах почти всю зиму.

Человек в униформе захлопнул багажник и подошел к миссис Брант, чтобы помочь ей усесться за руль. Денни замер в ожидании — не скажет ли она что-нибудь насчет его штанов. Но она только улыбнулась и дала ему долларовую бумажку — на чай. И спустя некоторое время большой серебристый автомобиль покатил по дороге.

Спросить бы мамочку, зачем миссис Брант хотела залезть в штаны к этому шоферу, но не стоит — родители не всегда правильно понимают его вопросы, раньше такое уже бывало.

Вместо этого он протиснулся между родителями, сидевшими на диванчике, и принялся наблюдать за гостями, которые рассчитывались у кассы и уезжали. С каждой минутой их становилось все меньше. Денни был рад, что папа и мама счастливы и любят друг друга. Но чувство беспокойства не покидало его. Он никак не мог от него отделаться.

9. Хэллоранн

Повар не соответствовал представлениям Венди о такой важной в курортном отеле персоне. Во-первых, его следовало называть шефом, а не таким обыденным словом, как повар. Кухарничать — это то, чем она сама занималась в своей кухоньке, когда бросала в закопченную кастрюльку все что ни попадя и добавляла туда лапшу. Во-вторых, кулинарный волшебник из отеля, который рекламируется в нью-йоркском воскресном выпуске «Таймс», должен быть низеньким, кругленьким, мордастым, с тоненькими усиками, как у комика из музыкальных комедий сороковых годов. Кроме того, у него должны быть темные глаза, французский акцент и ужасный характер.

У Хэллоранна были темные глаза, но этим не исчерпывалось сходство с воображаемым героем-поваром. Это был высокий негр с короткими курчавыми волосами, тронутыми сединой. Говорил он на мягком южном диалекте, много смеялся, обнажая зубы, слишком белые и ровные, какие бывают только на картинках, рекламирующих вставные челюсти. Такие челюсти были у отца Венди, и он частенько за ужином щелкал ими перед ее носом шутки ради, Но лишь тогда, когда мать выходила за чем-нибудь на кухню или болтала по телефону.

Денни с удивлением таращил глаза на негра-гиганта в голубом саржевом костюме, а потом улыбнулся, когда Хэллоранн подхватил его с пола и усадил к себе на согнутый локоть, говоря:

— Ведь тебе не хочется торчать всю зиму здесь?

— Нет, хочется, — сказал Денни с робкой улыбкой.

— А вот и нет, ты поедешь со мной в Сент-Питс, будешь учиться поварскому делу и каждый божий вечер ходить на пляж любоваться крабами, верно?

Денни радостно захохотал и затряс головой. Хэллоранн опустил его на пол.

— Если передумаешь, то торопись, — продолжал Хэллоранн, склоняясь над ним. — Через полчаса я сяду в машину, часа через два с половиной буду уже в международном аэропорту в Денвере. Спустя еще три часа я возьму напрокат машину в Майамском аэропорту и помчусь в свой солнечный Сент-Питс с мечтой поскорее натянуть плавки и окунуться в теплое море. Вот когда я посмеюсь втихомолку над теми, кто остается в снегах среди гор. Усек, малыш?

— Да, сэр, — улыбнулся Денни.

Хэллоранн повернулся к Джеку и Венди.

— Великолепный мальчуган.

— Мы думаем так же, — сказал Джек и протянул ему руку. — Меня зовут Джек Торранс. А это моя жена Виннифред. С Денни вы уже познакомились.

— Имел удовольствие. Мэм, вас называют Винни или Фреди?

— Венди, — ответила она, улыбаясь.

— Отлично, это еще лучше. Прошу за мной. Мистер Ульман попросил показать вам кухню, и я выполняю его просьбу. — Он понизил голос до шепота: — Надеюсь, что вижу его в последний раз.

Хэллоранн привел их на самую большую кухню, какую Венди когда-либо видела. Тут все поражало чистотой, все было натерто до блеска. Кухня казалась устрашающе огромной. Венди шла рядом с Хэллоранном, а Джек, чувствуя себя не в своей стихии, отстал от них вместе с Денни.

Одну стену, у мойки с четырьмя раковинами, занимала магнитная доска с режущими инструментами — от разделочных ножей до огромных секачей. Хлеборезка занимала места не меньше, чем целый стол в кухне у Венди. Другая стена была вся заставлена полками с горшками и кастрюлями из нержавейки.

— Не расстраивайтесь, — сказал Хэллоранн, заметив растерянность Венди, — это всего-навсего кухня, хотя и большая. Большинство этих вещей вам не понадобится. Поддерживайте здесь чистоту — вот и все, что от вас требуется. Вот печь, которой я бы пользовался на вашем месте. Их у нас три, но эта самая маленькая.

Ничего себе маленькая, с ужасом подумала Венди, разглядывая печь. Тут было двенадцать конфорок, два духовых шкафа, два отделения для подогрева пищи, где можно было томить сосиски или бобы, плюс ко всему — миллион переключателей и измерительных приборов.

— Все плиты газовые, — сообщил Хэллоранн. — Вы когда-нибудь готовили на газе, Венди?

— Да.

— Мне газ нравится, — сказал он и включил одну из горелок. Голубое пламя вспыхнуло, и Хэллоранн легким прикосновением к рукоятке убавил пламя до слабенького огонька. — Мне нравится видеть пламя, на котором готовится пища. Вот здесь рукоятки всех конфорок, каждая из них помечена. Сам я предпочитаю пользоваться средними, потому что они равномерно нагревают всю печь. Вы можете включать любую из них или все три, если захочется.

— Из чего же я буду готовить? — спросила Венди, засмеявшись.

— Ого, идемте-ка. Я повесил список продуктов над раковиной.

— Вот он, мамочка. — Денни принес два листа, плотно исписанных с обеих сторон.

— Молодчага, — Хэллоранн взъерошил ему волосы. — Так ты точно не хочешь поехать со мной во Флориду, малыш? Я научил бы тебя готовить великолепный салат из креветок — такой, что пальчики оближешь.

Прижав ладошку ко рту, Денни прыснул от смеха и спрятался за спину отца.

— Троим тут хватит продуктов на целый год. У нас есть морозильная камера в человеческий рост, кладовка для овощей и два холодильника. Пойдемте, я покажу вам.

В кладовке и в холодильниках Венди увидела такое количество продуктов, что страх, навеянный картинами людоедства среди альпинистов, застигнутых в горах снегопадом, отступил, правда, осталось еще опасение, что добраться до Сайдвиндера, когда выпадет снег, будет делом сложным. Они будут сидеть здесь, в этом заброшенном гранд-отеле, и поедать припасы, заготовленные в количестве, достаточном для пропитания сказочных великанов, и слушать вой ветра за окном. А в Вермонте, когда Денни слома» руку,

когда Джек сломал ему руку

она вызвала по телефону скорую помощь, и машина примчалась через десять минут. Возле телефона висел список номеров: можно вызвать полицию, и она явится через пять минут. Или пожарную машину, которая прибудет еще быстрее, потому что пожарка была в трех кварталах от их дома. Если погаснет свет, тут же появится монтер, если испортится душ, можно вызвать слесаря. А здесь?! Что будет, если с Денни случится припадок падучей и у него западет язык?

Боже, ну что за мысли?

А если случится пожар? Если Джек свалится в шахту лифта и раскроит себе череп?..

Что, если у нас здесь будет самое чудесное время, перестань паниковать, Виннифред!

Хэллоранн провел их в морозильную камеру, где у них изо рта вырывались клубочки пара, словно воздушные шарики. Здесь были гамбургеры в пластиковых мешках, тушки цыплят на крюках, дюжины банок консервированного окорока, десятки отбивных из говядины и баранины и большая баранья нога.

— Ты любишь мясо барашка, док? — осклабился Хэллоранн.

— Обожаю, — не замедлил с ответом Денни, который никогда его не пробовал.

— Знаю. Холодной ночью нет ничего лучшего, чем добрый кусок барашка в мятном желе с одного бока. Тут имеются банки с мятным желе. Мясо барашка полезно для желудка, от него никогда не бывает расстройства.

Джек с любопытством спросил:

— Откуда вы знаете, что мы зовем его «док»?

Хэллоранн повернулся к нему.

— Простите, вы о чем?

— О Денни. Мы иногда зовем его «док». По мультику о рехнувшейся Белочке. Ее лечил врач, похожий на Денни.

— Он и верно похож на того доктора. — Хэллоранн сморщил нос, облизал губы и сказал: — Ага, ну и как ты, док?

Денни хихикнул, и тогда Хэллоранн произнес что-то

Верно ли, что ты не хочешь ехать во Флориду?

очень отчетливо. Так, что Денни услышал каждое слово. Он глянул на Хэллоранна немного испуганно. Тот серьезно подмигнул и повернулся к продуктам. Венди переводила взгляд со спины повара на сына. У нее было странное ощущение, что между ними что-то произошло — что-то, недоступное ее пониманию.

— А вот здесь двенадцать упаковок колбасы и двенадцать банок бекона, — продолжал Хэллоранн. — Ну и хватит о свинине. В этом ящике вы найдете двенадцать фунтов масла.

— Настоящего масла? — спросил Джек.

— Превосходного, лучше не бывает. А вот здесь рыба. Пища, стимулирующая деятельность мозга, не правда ли, док?

— Правда, ма?

— Правда, если так говорит мистер Хэллоранн.

Денни поморщился:

— Я не люблю рыбу.

— Вот тут ты не прав, — сказал Хэллоранн, — просто ты не пробовал рыбу, которой нравился бы ты сам. А эта рыба полюбит тебя, Пять фунтов форели, пять фунтов палтуса и пятнадцать банок тунца. Когда придет весна, ты еще поблагодаришь старину… — Он пощелкал пальцами, словно пытаясь вспомнить что-то. — Кстати, как меня зовут? Что-то у меня вылетело из головы.

— Мистер Хэллоранн, — подсказал Денни с улыбкой. — Дик — для друзей.

— Отлично, а так как ты — мой дружок, зови меня Диком.

Джек и Венди обменялись недоуменными взглядами — они не помнили, чтобы Хэллоранн называл им свое имя.

— А здесь я приготовил для вас нечто особенное, — сказал Хэллоранн, подводя их к дальнему углу. — Надеюсь, это вам придется по вкусу.

— О, не стоило так беспокоиться, — проговорила Венди при виде двадцатифунтовой индейки, завернутой в целлофан и перевязанной алой ленточкой.

— Что ж, и вам нужно как-то отметить День благодарения, Венди, — сказал Хэллоранн серьезно. — Помнится, где-то здесь еще был каплун на Рождество, вы его найдете сами. А теперь пойдемте-ка отсюда, чтобы не схватить воспаление легких. Верно, док?

— Ага.

Они прошли через столовую, сейчас пустую и тихую, из окон которой открывался изумительный вид на снежные вершины. Столы с белыми скатертями были накрыты прочной полиэтиленовой пленкой. Ковер, свернутый в рулон, стоял в углу, как часовой на посту. Напротив была дверь типа «летучей мыши»[4], над которой висела позолоченная вывеска: «Колорадская гостиная».

Перехватив взгляд Джека, Хэллоранн сказал:

— Если вы выпиваете, то вам лучше запастись своей выпивкой. Вчера состоялся прощальный банкет для служащих, и весь запас спиртного уничтожили. У всех — от горничной до посыльных — болит голова с похмелья, в том числе и у меня.

— Я не пью, — буркнул Джек. Они вернулись в холл.

За те полчаса, что они провели в кухне, холл значительно опустел и принял заброшенный вид, который скоро станет для них привычным. Кресла с высокими спинками почти все были не заняты. Монахини, сидевшие у камина, исчезли, и даже огонь в камине устало улегся на рдеющие угли. Венди глянула на автостоянку и убедилась, что там осталось не более полдюжины машин. Ей вдруг самой захотелось вернуться к «жуку» и уехать в Боулдер или куда угодно.

Джек искал Ульмана, но того не было в холле.

Молоденькая горничная с пепельно-серыми волосами, заколотыми на затылке, подошла к ним и сказала Хэллоранну:

— Багаж уже на крыльце, Дик.

— Спасибо, Салли. — Он чмокнул ее в лоб. — Желаю тебе хорошо провести эту зиму. Слышал, ты выходишь замуж…

Когда горничная отошла, виляя бедрами, он повернулся к Торрансам:

— Мне нужно торопиться, я должен поспеть на самолет. Желаю вам всего наилучшего. Уверен, вы отлично перезимуете.

— Спасибо, — сказал Джек. — Вы были очень добры к нам.

— Я буду хорошо присматривать за вашей кухней, — пообещала Венди снова. — Желаю вам хорошего отдыха во Флориде.

— Так оно всегда и бывает, — сказал Хэллоранн и наклонился к Денни: — Слушай, парень. Последний раз спрашиваю: хочешь поехать во Флориду?

— Нет, не поеду, — улыбнулся Денни.

— О’кей. Ты не поможешь мне поднести сумки до машины?

— Если разрешит мамочка.

— Можно, — сказала Венди, — только застегни курточку на все пуговицы. — Прежде чем она успела наклониться к Денни, пальцы Хэллоранна ловко прошлись по его пуговицам.

— Я не задержу его долго, — пообещал Хэллоранн.

— Хорошо, — Венди проводила их до дверей. Джек все еще разыскивал Ульмана. У административной стойки рассчитывался последний из гостей отеля.

10. Светящийся

Возле двери валялась куча вещей. Среди них большущий чемодан черной тисненой кожи под крокодила и пузатенькая сумка из клетчатой «шотландки», с застежкой «молнией».

— С этой сумкой ты управишься, верно? — спросил Хэллоранн. Он подхватил два чемодана одной рукой и сунул под мышку третий.

— Верняк, — ответил Денни, поднимая сумку двумя руками, и стал спускаться по ступенькам вслед за Хэллоранном, мужественно стараясь не кряхтеть, чтобы не показать, что ему тяжело.

Дул холодный, пронизывающий ветер, поднявшийся уже после их приезда сюда. Ветер посвистывал, проносясь по опустевшей автомобильной стоянке. Денни зажмурил глаза, таща сумку перед собой, отчего она била его по коленям. По асфальту с шуршанием носились осиновые листья, напоминая Денни о ночи на прошлой неделе, когда он проснулся от кошмара и услышал — так ему, по крайней мере, показалось — призыв Тони: «Не уезжай, Денни!»

Хэллоранн поставил чемоданы у багажника бежевого «плимута».

— Не шибко шикарная машина, — доверчиво поведал он Денни, — Я ее взял напрокат. Моя «Бесси» осталась дома. Вот это машина так машина, доложу вам, — «кадиллак» 1950 года. А бегает — будь здоров. Я держу ее во Флориде. Слишком стара для этих горных дорог. Тебе помочь?

— Нет, сэр. — Денни удалось одолеть последние восемнадцать-двадцать шагов до машины без жалоб, но сумку на землю он поставил со вздохом облегчения.

— Молодчага, — похвалил его Хэллоранн, вытаскивая связку ключей из кармана своего саржевого костюма. Он открыл багажник и, загружая в него чемоданы, добавил: — Ты светишься, мальчик. Сильней, чем все остальные, с кем мне приходилось встречаться. А мне будет уже шестьдесят в январе.

— У-у-у?

— Ты обладаешь особой способностью, — сказал Хэллоранн, повернувшись к нему. — Я называю эту особенность свечением, и моя бабушка называла ее так, она тоже обладала ею. Когда я был маленьким, не старше, чем ты сейчас, мы сидели в кухне и вели долгие разговоры, не раскрывая рта.

— Как так?

Хэллоранн улыбнулся мальчику, разинувшему рот от удивления:

— Давай сядем в машину. Я хочу поговорить с тобой. — Он захлопнул багажник.

В холле отеля Венди Торранс увидела, как ее сын залез в машину, а большой негр уселся на водительское место. Ее охватил трах, она открыла рот, чтобы позвать мужа и сообщить ему о том, что происходит похищение: Хэллоранн выполняет свое обещание забрать Денни во Флориду. Но они только сидели в машине. Венди видела лишь смутный силуэт сына — он сидел, повернувшись к Хэллоранну. Даже издали она узнавала эту позу: так он сидит, когда целиком захвачен интересной передачей по телеку или когда играет с отцом в крибидж с болваном вместо партнера. Джек, занятый поисками Ульмана, не обращал на нее внимания. Венди промолчала, но продолжала напряженно наблюдать за машиной Хэллоранна, удивляясь, о чем они могут так увлеченно разговаривать.

А Хэллоранн тем временем говорил:

— А ты не чувствуешь себя одиноким, если считаешь, что других таких вокруг нет?

Денни, иногда страдающий от своей особенности, а иногда ощущающий одиночество, согласно кивнул, затем спросил:

— А я один такой?

Хэллоранн рассмеялся и покачал головой:

— Нет, малыш, не один. Но ты светишься сильнее других.

— Значит, таких много?

— Нет, — ответил Хэллоранн, — у многих есть способность слегка светиться, но они даже не знают об этом. Просто у них здорово развита интуиция. Некоторые, например, хорошо подмечают настроение присутствующих сразу же, как только входят в комнату. Людей с развитой интуицией я за свою жизнь встретил человек пятьдесят-шестьдесят. Но таких, кто знает, что они светятся, не больше десятка вместе с моей бабулей.

— Ага, — сказал Денни задумчиво и вдруг выпалил: — А вы знаете миссис Брант?

— Эту бабу? — спросил Хэллоранн презрительно. — Вот уж кто точно не светится. Привереда, за ужин отошлет на кухню два-три блюда.

— Я знаю, что она не светится. А вы знакомы с тем, в серой униформе, который подгоняет к подъезду машины?

— Майкл? Еще бы, мы знакомы. А что с ним?

— Мистер Хэллоранн, почему она хотела его штаны?

— Ты о чем, малыш?

— Когда она смотрела на него, то подумала, что ей хочется залезть к нему в штаны. Я удивился, зачем ей это?

Дальше ему ничего не удалось добавить — Хэллоранн запрокинул голову, и у него вырвался оглушительный смех, похожий на пушечную канонаду. Даже сиденье под ним затряслось от хохота. Денни неуверенно улыбнулся, не понимая, в чем дело. Наконец Хэллоранн достал из нагрудного кармана платок, белый, как флаг побежденного, и вытер слезы на глазах.

— Мальчик, — произнес он, все еще отфыркиваясь, — тебе не исполнится и десяти, как ты будешь все знать о человеческих отношениях. Не знаю, завидовать тебе или нет.

— Но миссис Брант…

— Брось, забудь о ней. И не говори ничего маме, ты ее только расстроишь. Усек?

— Да, сэр. — Это Денни было понятно: уже не раз в прошлом он расстраивал мамочку своими вопросами.

— Эта миссис Брант просто грязная бабенка, вот и все, что тебе нужно знать. — Он задумчиво посмотрел на Денни. — А какова сила твоего удара?

— Чего?

— Я говорю о твоей умственной энергии. О ее взрывной силе. Направь мысль на меня, я хочу узнать, так ли ты силен, как я думаю.

— О чем мне думать?

— О чем хочешь, просто сделай усилие мысли.

— Ладно, — сказал Денни. Он сосредоточился на мгновение и послал мысль Хэллоранну. Прежде он никогда так не делал и в последний миг инстинктивно удержался и ослабил силу удара — ему не хотелось навредить Хэллоранну. И все же мысль, нацеленная на Дика, устремилась к тому с силой, которой Денни не подозревал в себе.

Черт, как бы не навредить ему.

А мысль была такой

!!!ЗДОРОВО, ДИК!!!

Хэллоранн вздрогнул и откинулся на спинку сиденья. Зубы его клацнули с резким звуком, из нижней губы просочилась струйка крови. Руки непроизвольно взметнулись к груди, потом опять опустились на колени. Веки затрепетали и сомкнулись. Денни перепугался.

— Мистер Хэллоранн, Дик! Все в порядке?

— Не знаю, — сказал Хэллоранн и тихо засмеялся. — Как на духу говорю: не знаю. Бог мой! Ты стреляешь, как из пистолета.

— Извините, — пробормотал Денни, встревоженный видом Хэллоранна. — Позвать папу?

— Не надо, я уже пришел в себя. Все в порядке, Денни. Сиди, где сидел. Просто я немного потрясен.

— А я думал не во всю силу, — признался Денни, — в последний момент я испугался.

— Вероятно, мне повезло, что так случилось, не то мои мозги вытекли бы из ушей или черепок раскололся. — Видя тревогу на лице Денни, он улыбнулся. — Ничего, малыш, не беспокойся, ты мне не навредил. А скажи, что ты чувствовал при этом?

— Как будто бы я Ноэл Райан, посылающий сильным ударом биты мяч в лунку, — ответил Денни быстро.

— Так ты любишь бейсбол? — Хэллоранн осторожно потер себе виски.

— Мы с папой болеем за «Ангелов», — ответил Денни. — За команду «Ред Сокс» из Восточно-Американской лиги и за «Ангелов» из Западной. Мы как-то ходили на матч «Ред Сокс» против «Цинциннати», игра на Кубок мира. Тогда я был немного моложе, а папа… — У Денни омрачилось лицо.

— Что папа, Ден?

— Я забыл. — Он поднес ко рту большой палец, чтобы пососать, — это была его детская привычка, — но быстро опустил руку на колени.

— А ты можешь угадывать, о чем думают твои родители? — Хэллоранн пристально взглянул на него.

— Могу, если захочу. Только я не пытаюсь.

— Почему?

— Ну… — Он сделал паузу, затрудняясь с ответом. — Это похоже на то, как если бы я стал подглядывать через замочную скважину в спальню, когда родители занимаются тем, от чего родятся дети. Вам это знакомо?

— Имею кое-какое представление, — ответил Хэллоранн серьезно.

— Им не нравится, когда я узнаю их мысли. Это грязное дело.

— Понимаю.

— Зато я легко улавливаю, что они чувствуют. Тут уж ничего не поделаешь. И ваши чувства я тоже понимаю. Я сделал вам больно, извините.

— Ерунда, головная боль с похмелья бывает хуже. А других людей ты прочитываешь?

— Я еще не умею читать, — сказал Денни, — только отдельные слова. Но этой зимой папа будет учить меня. Папочка учил детей читать и писать в большой школе. Только он больше учил, как писать, но читать он тоже умеет.

— Я имел в виду другое — можешь ли ты угадывать, что думают другие люди?

Денни призадумался.

— Могу, если они думают громко. Как, например, миссис Брант. Или еще был случай, когда мы с мамой ходили в универмаг покупать мне обувь. Там один парень стоял у прилавка и думал о том, как бы взять транзистор, не заплатив. Потом он подумал: а что, если меня поймают? Потом опять подумал: но мне очень нужен этот транзистор. И опять испугался, что его схватят. Так он довел себя почти до слез, и меня стало немножко тошнить из-за него. Пока мама разговаривала с человеком, который продает обувь, я тихонько подошел к нему и сказал: «Эй, парень, не трогай этот радиоприемник, уходи!» Он здорово испугался и убежал.

Хэллоранн расплылся в улыбке:

— Здорово! А что еще ты умеешь делать? Только угадывать мысли и чувства или что-нибудь еще?

Осторожно:

— А вы сами умеете больше?

— Иногда, — ответил Хэллоранн, — не часто, но бывает. Мне снятся сны, а тебе они снятся, Денни?

— Бывает. Мне снятся сны, от которых я просыпаюсь. Тогда приходит Тони. — Его палец опять потянулся ко рту. О Тони он еще никому не рассказывал, кроме папы и мамы. Он снова опустил руку с пальцем-искусителем на колени.

— Кто такой Тони?

Внезапно у Денни произошла вспышка озарения, которого он боялся больше всего. Словно он взглянул на непонятный механизм, который мог быть либо безвредным, либо опасным. Он был слишком мал, чтобы знать, чего опасаться и откуда исходит опасность.

— А зачем вам? — закричал он. — Зачем вы про все спрашиваете, чего вы боитесь? Вы боитесь за меня или за всех нас?

Хэллоранн положил большую темную руку на плечо мальчика.

— Кончай, — сказал он. — Возможно, я беспокоюсь попусту. Но все же… у тебя черепок устроен не так, как у других, Денни. Но тебе еще расти и расти, прежде чем ты поймешь это. Нужно набраться мужества.

— Я совсем ничего не понимаю, — вырвалось у Денни. — Как будто понимаю, а все равно ничего не понятно. Люди… что-нибудь чувствуют, и я чувствую это самое. Только совсем не понимаю. — Он с горечью взглянул на свои руки. — Жалко, что я не умею читать. Тони иногда показывает мне вывески, а я не могу их прочитать.

— Кто такой Тони? — снова спросил Хэллоранн.

— Папа и мама зовут его «другом-невидимкой», — сказал Денни, осторожно подбирая слова. — Но он есть на самом деле. Я… так думаю. Иногда, когда я изо всех сил стараюсь понять что-нибудь, он приходит ко мне и говорит: «Денни, я хочу показать тебе что-то». И я вроде куда-то проваливаюсь. В сны, как вы говорите. — Он глянул на Хэллоранна и сглотнул. — Раньше сны были приятными, но теперь — я не помню то слово, в общем, страшные, от которых плакать хочется.

— Кошмары? — подсказал Хэллоранн.

— Да, правильно — кошмары.

— Они связаны с этим местом? С отелем «Оверлук»?

Денни посмотрел на палец, просящийся в рот. и прошептал: «Да». Потом пронзительно закричал, глядя в лицо Хэллоранну:

— Но я не могу сказать об этом папочке, и вы не можете. Он должен был идти на эту работу, потому что дядя Эл не мог Достать ему другую. И ему нужно кончать пьесу, иначе он начнет совершать Дурной Поступок. Теперь я знаю, что это такое, — это пьянство. Раньше он всегда был пьяный, это и есть Дурной Поступок. — Денни замолк, борясь со слезами.

— Ш-ш-ш, — прошептал Хэллоранн, привлекая его к себе, отчего Денни уткнулся лицом в его грубый саржевый пиджак. — Успокойся, сынок, и если твой палец просится к тебе в рот, пусть отправляется туда, куда ему хочется. — На лице Хэллоранна отразилось беспокойство. Он добавил: — То, чем ты владеешь, называется свечением, или, если по Библии, прозрением, а некоторые ученые называют это предвидением, что означает видение будущего. Ты понимаешь, о чем я говорю? — В знак согласия Денни потерся щекой о пиджак Хэллоранна.

— Помнится, самое сильное свечение у меня было… Я этого никогда не забуду. Дело было в пятьдесят пятом году. Я тогда служил в армии, и наша часть находилась в Западной Германии. Как-то, за час до завтрака, я распекал солдата, отбывавшего наряд по кухне, за то, что он снимал с картошки слишком толстую кожуру. Я говорю ему: «Посмотри, как это делается». Он протянул мне картофелину и нож для чистки, и вдруг у меня из глаз пропала кухня — вжик, и ничего нет. Ты говорил, что перед тем, как тебя посещают сны, ты видишь этого парнишку, Тони?

Денни кивнул.

— А у меня по-другому — я ощущаю запах апельсинов. В тот день меня все время преследовал апельсиновый запах, но я ничего не подозревал, потому что они были в меню на ужин — мы их получили тридцать ящиков из Валенсии, вся кухня пропахла ими.

На какое-то мгновение я потерял сознание. И вдруг увидел взрыв, к небу взметнулось пламя, послышались крики людей, сирены пожарных машин. Потом я услышал шипение, какое издает выпущенный из котла пар. И сразу я оказался возле того места, где все это происходило. Я увидел железнодорожные вагоны, сошедшие с рельсов. Они валялись на боку и на их стенках виднелась надпись: «Железнодорожная линия Вирджинии и Южной Каролины». И мне стало ясно, что в одном из вагонов находится мой брат Карл, поезд потерпел крушение и мой брат мертв. Потом все исчезло, и я увидел перед собой глупую, испуганную рожу солдата, который все еще протягивал мне картошку и нож. Он спрашивает: «Что с тобой, сержант?» А я отвечаю: «Мой брат только что погиб в Джорджии». И когда я дозвонился по телефону до дома, мама рассказала мне, как это произошло. Но я уже все знал, малыш.

Он медленно потряс головой, словно прогонял воспоминания, и глянул в широко раскрытые от ужаса глаза мальчика.

— Но ты должен хорошо запомнить вот что: эти вещи не обязательно случаются. Несколько лет назад я работал поваром в бойскаутском лагере у озера Лонг-Лейк. После окончания сезона я сидел в аэропорту Бостона, дожидаясь своего рейса, и вдруг ощутил запах апельсинов. Такое случилось, наверное, впервые за пять лет. И я говорю себе: «Боже, чго там может стрястись?» Я отправился в туалет, чтобы побыть одному. Я не терял сознания, но мною все сильнее овладевала тревога, предчувствие того, что самолет потерпит аварию. Потом чувствую: запах апельсинов исчез. Я вернулся к кассе и обменял билет на другой рейс, тремя часами позже. И знаешь, что случилось?

— Что? — в ужасе прошептал Денни.

— А ничего, — сказал Хэллоранн и захохотал. Он с облегчением увидел улыбку на лице ребенка. — Ровным счетом — ничего. Тот самолет приземлился в аэропорту вовремя и без единой царапинки. Как видишь, иногда эти предчувствия ничего не значат.

— Ага, — сказал Денни.

— Или возьмем бега на ипподроме. Я часто туда захаживаю и обычно выигрываю. Я стою у перил возле ворот, откуда рысаки берут старт, и по временам меня посещает озарение насчет той или иной лошади. Это чувство помогает правильно угадывать победителя. Мне кажется, что когда-нибудь я угадаю три заезда подряд и загребу кучу денег, чтобы уйти на покой. До сих пор такое не случалось. Но бывало и так, что я возвращался домой на своих двоих, потому что у меня не оставалось денег на такси. Никто не может светиться все время, за исключением, возможно, Господа Бога на небесах.

— Да, сэр, — сказал Денни, припоминая, что год назад Тони показал ему малютку в колыбельке у них дома — это было еще в Ставингтоне. Денни здорово разволновался и принялся ждать, гак как знал, что дети не рождаются в одночасье, но новый младенец в доме так и не появился.

— Послушай-ка меня, — Хэллоранн взял обе руки Денни в свои. — Я проработал здесь два сезона, и за это время у меня несколько раз бывали… Ну, кошмары. Мне привиделось кое-что, о чем я не могу рассказать такому малышу. Один раз видение касалось проклятой изгороди, подстриженной в виде животных. А другой раз… Была тут у нас одна горничная по имени Долорес Виккерс, она тоже немного светилась, только не знала об этом. Мистер Ульман уволил ее… Ты знаешь, что это значит, док?

— Да, сэр, — ответил Денни откровенно, — моего папу уволили из школы. Вот почему мы оказались в Колорадо.

— Так вот, Ульман уволил ее за то, что она видела нечто Ужасное в одной из комнат отеля… ну, там, где произошел этот Ужас. Это была комната 217. Обещай, Денни, что ты не заглянешь в нее. Держись от нее подальше.

— Ладно, — кивнул Денни. — А эта девушка, горничная, просила вас зайти в ту комнату?

— Да, я увидел ужасную вещь. Хотя не думаю, чтобы эта вещь могла причинить кому-нибудь вред — вот в чем я пытаюсь убедить тебя. Люди, которые светятся, иногда видят то, что только может случиться в будущем, но иногда видят и то, что случилось прежде. Но это похоже на картинку из книги. Тебе приходилось видеть в книге страшные картинки, Денни?

— Да, — проговорил он, припоминая сказку о Синей Бороде и картинку, на которой новая жена Синей Бороды открывает двери запретной комнаты и видит отрубленные головы его прежних жен.

— И ты понимаешь, что картинки не могут повредить тебе, верно?

— Д-да, — сказал Денни не совсем уверенно.

— Ну, так и в этом отеле. Я не знаю, почему, но мне кажется, все страшное, что случалось здесь, не страшнее остриженных ногтей на полу или мусора, заметенного какой-то неряхой в угол. Я не знаю, почему в этом отеле поселился страх, хотя думаю, что подобные вещи имеются в любом отеле мира, а я работал во многих и не попадал в беду. Поэтому и предупреждаю тебя: ты можешь увидеть страшное, но вреда от этого тебе не будет. — Каждое слово он сопровождал легким похлопыванием по плечу мальчика. — Если ты увидишь что-нибудь страшное в холле, в комнате или в формовом саду возле этой зеленой ограды, то отвернись, и когда взглянешь снова, то страшное исчезнет, понял?

— Да, — Денни почувствовал облегчение. Он поцеловал Хэллоранна в щеку. В ответ тот крепко прижал к себе мальчика.

— А твои родители… они не светятся?

— Не думаю.

— Я проверил их, как и тебя. Твоя мама чуточку отреагировала. Но, как я думаю, все матери немного светятся, пока их дети не подрастут и не начнут заботиться о себе сами. А вот твой папа…

Хэллоранн сделал небольшую паузу. Он подверг проверке отца Денни и столкнулся со странной вещью: как будто Джек Торранс таил в душе что-то, и то, что он прятал, слилось с его существом настолько, что стало непроницаемым для постороннего взгляда.

— Я не считаю, что он светится, — закончил Хэллоранн. — Можешь не беспокоиться о них, и вряд ли что-то угрожает тебе здесь. Так будь спокоен, хорошо?

— Хорошо.

— Денни, эй, Денни!

Мальчик оглянулся:

— Это мама, она зовет меня. Мне пора идти.

— Пора, — согласился Хэллоранн. — Желаю тебе доброй зимовки, Денни.

— Спасибо, мистер Хэллоранн. У меня стало легче на душе.

Улыбчивая мысль прошелестела в его мозгу: Дик — для друзей.

— Да, Дик, о’кей.

Они встретились глазами, Дик Хэллоранн подмигнул ему. Когда мальчик открыл дверцу, чтобы вылезти из машины, Хэллоранн задержал его:

— Денни! Если случится беда, позови меня. Громкий мозговой сигнал! Такой, какой ты только что послал мне. Я его услышу, даже если буду во Флориде. А услышав, кинусь к тебе со всех ног.

— О’кей, — сказал Денни, улыбаясь.

— Будь осторожен, старина.

— Постараюсь.

Денни захлопнул дверцу и побежал через автостоянку к крыльцу, где стояла мать, закрыв лицо ладонью от резкого ветра. Хэллоранн смотрел ему вслед, широкая улыбка медленно сползала с его лица.

Я не думаю, чтобы здесь что-нибудь грозило тебе. Нет, не умаю.

Но что, если он ошибается? Он знал, что это его последний сезон в отеле «Оверлук», и знал это с тех пор, как увидел что-то в ванне номера 217. Это было пострашней любой карлики. А мальчик, бегущий к маме через площадку, казался отсюда таким маленьким…

Нет, ничего с ним не случится. Взгляд Хэллоранна обратился животным, выстриженным из кустов зеленой ограды.

Внезапно он завел мотор, включил передачу и покатил прочь, стараясь не оглядываться. Но, конечно, не удержался и оглянулся: крыльцо было пустым, мать и ребенок скрылись в доме, словно отель поглотил их.

11. Большой обход

— О чем вы там разговаривали, милый? — спросила его Венди, когда они вошли в отель.

— Так, ни о чем.

— Ни о чем так долго не разговаривают.

Он пожал плечами, и в его жесте Венди подметила что-то отцовское — сам Джек не мог бы проделать это выразительнее, Она не могла выдавить из Денни ничего больше. Отчаяние перемешивалось в ней с острой любовью: любовь была беспомощной, отчаяние проистекало из чувства, что ее намеренно устраняют, В окружении этих двух самых близких ей людей она чувствовала себя посторонней, словно актер на вторых ролях, случайно забредший на сцену во время кульминации пьесы. Ну нет. Этой зимой им не удастся устранить ее. Для этого отель будет слишком тесным. Она внезапно уяснила себе, что ревнует сына к отцу, и на миг ей стало стыдно. Слишком похоже на то, как собственная мать ревновала ее к отцу.

Холл теперь был пуст, за исключением Ульмана и старшего клерка, занимавшихся у административной стойки подсчетом выручки, и двух горничных, одетых теперь по-зимнему в теплые трико и свитера. Они стояли у входа, выглядывая на улицу в ожидании машины. Здесь же находился Уотсон, техник отеля. Он перехватил взгляд Венди и подмигнул ей… явно игриво. Венди отвернулась. Джек стоял у окна возле ресторана, разглядывая с восторженным и мечтательным видом открывавшийся из окна пейзаж.

Показания кассовохо аппарата, очевидно, совпали с документами, потому что Ульман решительно захлопнул кассовый ящик. Он подписал ленту и аккуратно положил ее в сумку на «молнии». Венди молча поаплодировала, радуясь за старшего клерка, на лице которох’о отразилось огромное облегчение. Ульман был из тех, кто способен вырезать недостачу из шкуры старшего клерка… и даже не пролить ни капли крови. Венди было наплевать на управляющего отелем и его напыщенные суетливые манеры — I он был не хуже и не лучше другого начальства.

— Мистер Торранс, — сказал Ульман повелительно. — Подойдите сюда, пожалуйста.

Джек приблизился к нему, кивком подзывая к себе Венди и Денни.

Клерк, скрывшийся в задней комнате, вышел снова в теплом пальто.

— Желаю вам приятной зимы, мистер Ульман.

— Сомневаюсь, что она будет приятной, — ответил тот свысока. — Итак, до двенадцатого мая, Брэддок, ни днем раньше, ни днем позже.

Брэддок обошел стойку, сохраняя строгий и достойный вид, подобающий его высокому положению, но когда повернулся спиной к Ульману, его лицо расплылось в счастливой улыбке, как у школьника. Он что-то проговорил двум горничным, ожидавшим у дверей машину, и вышел под приглушенный смех развеселившихся девушек.

Теперь Венди обратила внимание на тишину, окутавшую отель, словно толстым одеялом, приглушившим все звуки, кроме завывания ветра снаружи.

— Я охотно уделю несколько минут, чтобы показать вам отель. — Венди отметила, с каким почтением произнес Ульман слово «отель». — Вашему мужу обязательно нужно ознакомиться со всеми закоулками отеля «Оверлук», миссис Торранс, но вы с сыном, конечно, будете больше пользоваться первым этажом и вторым, где находится ваша квартира.

— Несомненно, — пробормотала Венди кокетливо. Джек бросил на нее взгляд искоса.

— Отель так прекрасен, что я испытываю большое удовольствие, когда показываю его посетителям.

Уж будьте уверены, подумала Венди.

— Поднимемся на четвертый этаж, а потом осмотрим остальные, — произнес Ульман с энтузиазмом.

— Но если мы вас задерживаем… — начал Джек.

— Ничуть не бывало. Лавочка закрыта, я собираюсь переночевать в Боулдере, в «Болдерадо», единственном приличном отеле по эту сторону Денвера. Кроме «Оверлука», конечно. Прошу за мной.

Они вошли в кабину лифта. Внутри она была изукрашена медью и латунью. Денни беспокойно переминался с ноги на ногу. Ульман улыбнулся ему.

— Не бойся, малыш, — произнес он. — Тут самое безопасное место в доме.

— Таким был и «Титаник», — сказал Джек, глядя на электрический плафон на потолке лифта. Венди прикусила губу, чтобы не улыбнуться.

Ульман не оценил шутки, он с шумом захлопнул внутреннюю дверь и сказал:

— «Титаник» совершил путешествие один раз, мистер Торранс, а этот лифт проделал их тысячу с тех пор, как его установили в двадцать шестом году.

— Такое слышать утешительно, — ответил Джек, взъерошивая Денни волосы. — Самолет не потерпит аварии, док.

Ульман передвинул рукоятку подъемника. Сперва под их ногами задрожал пол и снизу послышалось мучительное завывание моторов. Венди представилось, как они вчетвером застрянут между этажами, как мухи в бутылке, и найдут их только весной — четыре трупа… как в альпинистской связке.

Прекрати сейчас же!

Лифт стал наконец подниматься с усиливающейся вибрацией, со стуком и треском, доносившимся снизу. На четвертом этаже Ульман резко остановил кабину и раскрыл внутреннюю дверь. Низ лифта еще не дошел до пола этажа несколько дюймов. Денни глазел на щель между уровнями пола кабины и прихожей, словно сомневаясь в разумности мира. Ульман кашлянул, поднял кабину чуть выше, остановив ее рывком, и они выбрались из нее. Лишившись их веса, кабина подскочила вверх, что отнюдь не успокоил Венди, решившую с этих пор пользоваться только лестницей. Она ни в коем случае не позволит своим мужчинам доверять жизнь этому скрипучему сооружению.

— На что ты уставился, док? — спросил Джек шутливо. — Увидел пятно на ковре?

— Не может того быть, — всполошился Ульман. — Все ковры были вычищены два дня назад.

Венди тоже глянула на ковровую дорожку, тянувшуюся по коридору. Мило, но сама она никогда бы не выбрала такую расцветку для дома. На темно-синем фоне ковра была изображена какая-то сюрреалистическая картина — сплошное переплетение лиан, ветвей и деревьев, среди которых летали экзотические птицы, чью породу было трудно угадать, поскольку выделялись только их черные силуэты.

— Тебе понравился ковер? — спросила Венди сына.

— Да, — ответил Денни бесцветным тоном.

Они двинулись по ковровой дорожке вдоль широкого коридора. Его стены были украшены шелковыми обоями более светлого тона, чем дорожка. Вдоль стен выстроились светильники в виде лондонских уличных фонарей с матовыми лампами, расставленные в десяти футах друг от друга.

— Мне здесь нравится, — сказала Венди.

Довольный Ульман кивнул.

— Теперь зайдемте в номер 300, это президентские апартаменты. — Он вставил ключ в дверь красного дерева и широко распахнул обе створки. Широкий обзор, открывавшийся из окна гостиной, заставил их ахнуть, на что, похоже, и рассчитывал Ульман. Он улыбнулся.

— Каков видик, а? Закачаешься!

— Действительно, — сказал Джек.

Окно занимало всю переднюю стену гостиной. Солнце повисло между двумя горными вершинами, бросая золотые лучи на их искрящиеся снега. Облака в синем небе, нежные, как на пасхальной открытке, были тоже окрашены в золото. Джек и Венди настолько погрузились в созерцание сказочной картины, что не обращали внимания на Денни, а тот глядел не в окно, а на кусок красно-белых обоев возле двери, ведущей в спальню. И его вскрик, раздавшийся одновременно с их возгласом восхищения, был вызван отнюдь не восторгом.

Большое пятно крови вместе с кусками серовато-белого вещества явственно проступало на обоях. Пятно походило на картину, нарисованную сумасшедшим художником кровью — сюрреалистическое изображение человеческого лица с разверстыми от ужаса и боли ртом и размозженного черепа с мозгами, размазанными по стенке.

Если ты увидишь что-нибудь страшное, просто отвернись, а когда оглянешься, оно исчезнет, усек?

Денни заставил себя отвести взгляд от пятна и посмотреть в окно. А когда мать взяла его за руку, он не стал сжимать ее ладонь, чтобы как-то не выдать своих чувств.

Управляющий говорил папе о необходимости закрывать окна ставнями, иначе сильный ветер может разбить стекла. Джек послушно кивал. В это время Денни осторожно оглянулся — кровавое пятно исчезло. Пропали также и серо-белые сгустки, размазанные по стене.

Ульман вывел их из комнаты. Мама спросила у Денни, понравились ли ему горы. Тот согласно кивнул, хотя ему было вовсе не до гор. Когда Ульман закрывал за ними дверь, Денни оглянулся еще раз. Кровавое пятно появилось снова, на этот раз оно было свежим — кровь стекала по стенке. Глядя прямо на пятно, Ульман продолжал распространяться о знаменитостях, проживавших здесь. Денни прикусил губу до крови и даже не почувствовал этого. Заметив струйку крови, он отстал от других и тайком вытер ее тыльной стороной ладони.

А видел ли Дик Хэллоранн эту кровь или что-нибудь похуже?

Не думаю, чтобы эти вещи причинили тебе зло.

Из его горла рвался крик, но он крепко сжал губы, заглушая его. Мама и папа не могут видеть ничего такого, поэтому лучше промолчать, чтобы не волновать их. Они любят друг друга — это главное. А то, что видит он, — просто вроде картинок в книге. Картинки бывают страшными, но ведь они не могут повредить тебе.

Они… не могут повредить тебе, усек?

Мистер Ульман показал еще несколько комнат четвертого этажа, сопровождая их по коридору с множеством тупиков и закоулков, как в запутанном лабиринте. Он назвал эти комнаты не «апартаменты», а «конфетки», хотя Денни не видел в них никаких сладостей. Управляющий показал комнаты, где останавливалась Мэрилин Монро еще в то время, когда была женой человека по имени Артур Миллер (Денни смутно догадался, что Мэрилин и Артур получили развод СРАЗУ ЖЕ ПОСЛЕ ТОГО, КАК ПОБЫВАЛИ В ОТЕЛЕ «ОВЕРЛУК»).

— Мамочка!

— Что, милый?

— Если они были женаты, почему их звали по-разному? У вас с папой одинаковые фамилии.

— Но мы ведь не знаменитости, — сказал Джек. — Знаменитые женщины оставляют себе старые фамилии после брака, потому что их имена для них — хлеб с маслом.

— Хлеб с маслом? — повторил Денни заинтригованно.

— Папочка хочет сказать, что люди привыкли ходить на фильмы, чтобы увидеть Мэрилин Монро, и не захотят смотреть фильмы с Мэрилин Миллер.

— Почему? Ведь сама она не изменилась бы? Или… другие ее бы не узнали?

— Видишь ли… — Венди беспомощно глянула на Джека.

— А в этом номере останавливался Трумен Капоте,[5] — прервал их нетерпеливо Ульман. Он открыл дверь в комнату. — Это было уже при мне. Ужасно милый человек с европейскими манерами.

В этих комнатах не было ничего примечательного (за исключением отсутствия конфеток, хотя Ульман продолжал так называть номера). Ничего такого, что напугало бы Денни. Только одна вещь обеспокоила его, но почему — он не мог бы сказать. Это был шланг огнетушителя, свернутый в круг и повешенный на стену. Он находился в коридоре за углом, неподалеку от лифта, который стоял с открытой дверью, зияя, как рот, полный золотых зубов.

Они спустились на третий этаж, где в коридоре было еще больше поворотов и тупиков, чем в верхнем. Свет в окнах стал тусклым, так как солнце опустилось за горы. Ульман показал им две-три комнаты, и они прошли мимо номера 217 — того, о котором Хэллоранн предупреждал Денни особо. Денни опасливо глянул на блестящую табличку с номером комнаты.

Затем они спустились на второй этаж. Здесь Ульман не задерживался, пока они не оказались у широкой лестницы, покрытой толстым ковром, которая вела вниз, в холл.

— Вот ваша квартира, — сказал Ульман, открывая первую от лестницы дверь. — Надеюсь, вы найдете ее удобной.

Они вошли. У Денни сжалось сердце от опасения увидеть там что-то особенное. Венди испытала чувство облегчения. Президентские покои с их холодной роскошью произвели на нее тягостное впечатление. Одно дело посетить такую резиденцию в качестве туриста и увидеть на двери спальни табличку, гласящую, что здесь провел ночь Авраам Линкольн или Франклин Д. Рузвельт, и другое дело — представить себе, что ты лежишь с мужем и, может быть, занимаешься любовью в кровати, на которой спали величайшие мужи страны. Но эта квартира была гораздо проще, уютнее — почти как дома. Ей подумалось, что здесь можно провести зиму довольно приятно.

— Очень мило, — сказала она Ульману. Тот уловил в ее голосе нотки благодарности и кивнул.

— Здесь просто, но удобно. В летний сезон тут проживают повар с женой или повар с помощником.

— И мистер Хэллоранн тоже жил здесь? — вставил Денни.

— Совершенно верно, — удостоил его ответом Ульман. — Он и мистер Неверс, его помощник. — Он повернулся спиной к Джеку и Венди: — Вот это гостиная.

В гостиной стояло несколько кресел, на вид дешевеньких, но удобных, кофейный столик, когда-то дорогой, но теперь не стоивший ничего из-за оторванной сбоку планки. Тут же были, два книжных шкафа с библиотечками серии «Ридерс Дайджест» и клуба детективной литературы 40-х годов. В углу стоял подержанный телевизор неопределенной марки.

— Здесь, конечно, нет кухни, — продолжал Ульман, — но есть кухонный лифт. Квартира находится как раз над кухней, и лифтом можно поднимать готовые блюда прямо сюда. — Он отодвинул лист панели, за которым обнаружился широкий квадратный поднос. Ульман толкнул поднос, и тот плавно опустился вниз, волоча за собой бечевку.

— Да это потайной ход, — воскликнул взволнованно Денни, — прямо как в книге «Аббот и Костелло встречаются с чудовищем!»

Мистер Ульман нахмурился — такое поведение мальчика показалось ему слишком вольным. Венди одобрительно улыбнулась. Денни подбежал к кухонному лифту и заглянул в шахту.

— Сюда, пожалуйста. — Ульман открыл дверь в просторную спальню. Две одинаковые кровати стояли в разных углах комнаты. Венди взглянула на мужа и покачала головой.

— Никаких проблем, — сказал Джек, — мы их сдвинем.

Ульман, глубоко озадаченный, через плечо глянул на них:

— Простите, что вы сказали?

— Насчет кроватей, — повторил Джек любезно, — мы их сдвинем вместе.

— О, конечно, — сказал Ульман, и из-под воротничка его рубашки медленно расползлась по шее и щекам стыдливая краска. — Как вам угодно.

Он провел их назад в гостиную, откуда другая дверь вела во вторую спальню, оборудованную двухъярусной койкой. На полу лежал ковер отвратительного полынного цвета с кактусами по полю. Денни сразу же влюбился в ковер, заметила Венди. Стены спальни были отделаны панелями из натуральной сосны. — Ну и как тебе глянется здесь, док?

— Нормально, я буду спать на верхней койке, можно?

— Как хочешь.

— И ковер мне нравится. О, мистер Ульман, почему у вас все ковры не такие, как этот?

Мистер Ульман какое-то время выглядел так, словно разжевал ломтик лимона. Затем улыбнулся и погладил Денни по голове.

— Это твоя комната. Здесь все есть, кроме ванны, вход в нее из главной спальни. Конечно, квартира не слишком просторная, но в вашем распоряжении весь отель. — Он проговорил это тоном человека, оказывающего большое одолжение. — Давайте спустимся в холл.

Они спустились на первый этаж и оказались в холле, который теперь был пуст, если не считать Уотсона. Тот стоял в теплой куртке из недубленой кожи, с зубочисткой во рту.

— А я-то думал, что вы уже далече отсюда, — произнес Ульман холодно.

— Немного задержался, чтобы напомнить мистеру Торрансу о котлах, — ответил Уотсон, выпрямившись. — Присматривайте за ними получше, приятель, снижайте давление пара раза два в день. Они текут.

Они текут… Слова эхом прокатились по длинному коридору памяти Денни, коридору сплошных зеркал, в которые редко кто заглядывал.

— Хорошо, буду следить за ними, — произнес его папа.

— И дела у вас пойдут, — заключил Уотсон, протягивая Джеку руку. Потом повернулся к Венди: — Мэм, позвольте откланяться.

— С удовольствием, — ответила Венди и подумала, что ответ прозвучал глупо. Но она приехала сюда из Новой Англии, где провела всю жизнь, и Уотсон со своими несколькими фразами был для нее воплощением всего того, что означал для нее Запад… если даже не принимать во внимание его фривольное подмигивание.

— Вашу ручку, молодой мистер Торранс, — произнес Уотсон серьезно, протягивая Денни руку. Тот, знакомый с рукопожатием уже более года, опасливо протянул свою и почувствовал, как она потонула в огромном кулаке. — Ну, Денни, побереги своих родителей.

— Да, сэр.

Уотсон глянул на Ульмана.

— До будущего года, сэр. — Он протянул руку и Ульману, тот коснулся ее, так и не пожав.

— До двенадцатого мая, Уотсон, — ни днем раньше, ни днем позже.

— Да, сэр, — ответил Уотсон, и Денни явственно услышал то, что он добавил про себя: Чтоб ты сдох, зараза! — Доброй вам зимы.

— О, сомневаюсь, — ответил Ульман свысока, — но все равно, спасибо.

Уотсон открыл половину парадной двери, ветер снаружи завыл громче и стал трепать воротник его куртки.

— Ну, ребята, счастливо оставаться. Ведите себя поосторожнее.

Ему ответил только Денни:

— Да, сэр, мы постараемся.

И Уотсон, далекий потомок владельцев этого отеля, выскочил за дверь, которая захлопнулась за ним, впустив на миг вой ветра. Через окно они видели его спину, когда он спускался парадного крыльца, потом шел через стоянку к пикапу, разбрасывая черными ковбойскими сапогами груды осиновых листьев. Унылое молчание сковало семейство Торрансов, когда его грузовичок исчез за пригорком, потом опять появился на главном шоссе, уменьшившись в размерах.

Никогда еще Денни не чувствовал себя так одиноко, как в эту минуту.

12. Парадное крыльцо

Торрансы стояли на парадном крыльце отеля «Оверлук», словно позируя для семейной фотокарточки. Денни посередине, в своей поношенной курточке, которая теперь была ему мала, мать позади положила руку на плечо сына, слева Джек слегка касался рукой его головы.

Мистер Ульман стоял ступенькой ниже, в дорогом мохеровом пальто. Солнце теперь спряталось за горы, окружив их вершины золотым ореолом, отчего тени вокруг стали длинными и розовыми. На автостоянке остались только три машины: гостиничный грузовичок, «линкольн континентл» Ульмана и старенький «фольксваген» Торрансов.

— Значит, все ключи у вас, — сказал Ульман Джеку, — и вы все отлично поняли насчет топки и котлов.

Джек кивнул, преисполнившись искреннего сочувствия к Ульману — тот отвечал за все в отеле, о котором не мог говорить иначе как с восторгом и восхищением. Теперь отель был упакован в подарочную коробку — до двенадцатого мая будущего года, ни днем раньше, ни днем позже — и готов для вручения Джеку. А Ульману оставалось только завязать на коробке последний узелок.

— Не беспокойтесь, отель в надежных руках, — сказал Джек.

— Прекрасно, я буду поддерживать с вами связь. — Ульман потоптался на крыльце, словно поджидая, чтобы ветер подхватил его и унес к машине. — Ладно, желаю вам хорошо провести зиму.

— Благодарю, сэр, — откликнулся Денни, — желаю вам того же.

— Сомневаюсь, — повторил Ульман. Голос его звучал печально. — У меня дома, во Флориде, тоска зеленая, если уж говорить откровенно. Суета сует. «Оверлук» — моя настоящая работа. Заботьтесь о нем… ради меня, мистер Торранс.

Думаю, он никуда не денется, и вы найдете его здесь, когда вернетесь весной.

А у Денни промелькнула мысль

А мы, будем ли мы еще здесь?

и пропала.

— Конечно, конечно. — Ульман глянул в сторону детской площадки, где ветер трепал листья изгороди со зверями. Потом еще раз кивнул на прощание.

— До свидания.

Он направился своей суетливой походкой к стоянке — потешно толстый для своего маленького роста — и с трудом протиснулся в машину. Заурчал мотор, вспыхнули задние стоп-сигналы. Он вывел машину из бокса, над которым виднелась надпись:

ТОЛЬКО ДЛЯ МАШИНЫ МИСТЕРА УЛЬМАНА, УПРАВЛЯЮЩЕГО.

Правильно, вполне в его духе, — произнес Джек тихо.

Они наблюдали за машиной, пока та не скрылась за склоном дороги. Потом посмотрели друг на друга долгим, почти испуганным взглядом. Они остались одни. Осиновые листья кружились и бессмысленно гонялись друг за другом по тщательно ухоженному газону, предназначенному для ублажения взоров гостей. Теперь никто, кроме Торрансов, не увидит, как осенние листья трепещут на газоне. Джек испытывал какое-то уничижающее чувство, словно его жизненные силы стали малюсенькой искоркой, а отель удвоился в размерах и стал огромным и зловещим, подавляя их мрачной неумолимой силой.

Венди сказала:

— Посмотри-ка, док, у тебя из носа течет, как из пожарного шланга. Давайте пойдем домой.

Они вошли в дом и плотно закрыли за собой дверь, приглушив беспокойное завывание ветра.