Мы купили билеты в кино, до начала сеанса оставалось что-то около часа. От нечего делать пошли в парк, там, на детской площадке, у нас была любимая карусель. Наташка уселась напротив, чтобы уравновесить круг, и мы принялись крутить колесо то в одну, то в другую сторону, время от времени перебрасываясь ничего не значащими, ленивыми фразами. Когда я оказалась повернутой лицом к дорожке, то увидела знакомую долговязую фигуру, явно направляющуюся к нам и издали машущую рукой.
– Генка, что ли? – предположила я и прищурилась. Наташка обернулась и прищурилась тоже. Мы обе плохо видим. На всякий случай я не стала махать рукой в ответ, вдруг не Генка. Но фигура продолжала двигаться в нашем направлении и в конце концов оказалась именно Генкой.
– Привет! – радостно воскликнул он.
Мы ответили более сдержанно.
– Гуляете? – он уселся на одно из свободных сидений карусели.
– Да так, билеты взяли в кино…
– Хороший фильм? – он крутил головой, стараясь держать в поле зрения обеих.
– Не знаем, – я пожала плечами.
– А я иду, вижу: кто-то знакомый на каруселях, – Генка радовался и не скрывал этого, – Дай, думаю, подойду; а это – вы! – Он обернулся ко мне: – Давно ты приехала?
– Да нет, несколько дней всего…
– Что ж не позвонила? А я, знаешь, фотографию твою всем своим знакомым показываю. Классно ты получилась!
– Это какая фотография? – поинтересовалась Наташка.
– Из последних. У меня был бзик, устроила себе фотосессию и разослала портреты друзьям и знакомым, – я засмеялась, вспомнив, как прошлой осенью от скуки отрезала косу, сделала прическу и в течение месяца надоедала другу моих родителей – профессиональному фотографу, чтобы он сфотографировал меня как настоящую модель.
– А у меня такая же, как у него? – ревниво спросила Наташка, кивнув на Генку.
Я задумалась:
– Нет, не помню.
Генка вскочил:
– Я сейчас принесу, покажу!
– Сиди, – запротестовала я, – нам скоро уходить, ты не успеешь.
– Почему не успею? Мне только через забор, и все, я дома. Подождите, я быстро!
Он выбрался из слишком маленького для него сиденья и побежал к забору, окружающему парк. Забор оказался высоковат для него, и Генка долго подтягивался, а, подтянувшись, никак не мог перекинуть свое тощее тело на ту сторону.
– Штаны порвет, – предположила я.
– Это он из-за нас выделывается, – усмехнулась Наташка. Мы посмотрели друг на друга, рассмеялись и с силой крутанули колесо. Нас вжало в сиденья, карусель принялась вращаться с визгом несмазанного металла.
– У-у! Я сейчас выпаду, – орала я, вращая круг еще быстрее.
– Ха-ха-ха! Ой, у меня голова кружится! – задыхалась Наташка.
– Тормози!
– Оп!
Мы снова смеялись.
– О, Генка возвращается, только почему-то не через забор, – сообщила я. – Наташка немного повернула колесо, чтобы тоже увидеть Генку. Он приближался по дорожке, со стороны входа в парк, но был не один, с ним рядом шел какой-то парень.
– Привет, – сказал парень. Он немного картавил.
– Это Данька Смирнин, – представил его Генка. И в свою очередь назвал парню наши имена.
– Привет, – ответила Наташка.
А я промолчала, рассматривая этого самого Даньку. Определенно, я его уже где-то видела… Ну да, конечно, у Вальки в альбоме.
Они уселись на нашу карусель, тоже напротив друг друга; так что теперь мы образовали некое подобие четырехугольника, а если точнее, то креста, заключенного в круг.
– Я принес, – Генка протянул Наташке фотографию.
Она взглянула и обратилась ко мне:
– У меня другая, там ты в кожаной куртке.
– Что за фотография? – спросил Данька.
– Кирина, ты ее видел, – ответил Генка.
– Так это ты? – Данька посмотрел на меня в упор. – Похожа.
– Правда? Ну, спасибо! Ты тоже – похож…
– На кого? – удивился он.
– Ты случайно не знаешь такую Валю Смирнину? – как можно равнодушнее спросила я.
– Нет, мы даже не родственники. – Данька усмехнулся, откинулся на невысокую спинку сиденья и небрежно бросил: – Но я ее знаю, мы общались в мае.
– А-а, – протянула я, – значит, я видела у нее твою фотографию.
– Может быть, нас снимали несколько раз, в этом же парке, – он изучал меня, разглядывал пристально, не стесняясь. Я почувствовала себя неловко, посмотрела на часы – до сеанса оставалось минут двадцать.
– Мы не опоздаем? – спросила Наташка.
– Да, нам пора, – я поднялась со своего сиденья, она тоже.
– Вы куда? На фильм? – спросил Данька, – Я вчера был. Тоска зеленая…
– У нас билеты, – Наташка взяла меня под руку.
– Как знаете, – он равнодушно пожал плечами, – а я хотел вас покатать на «лодочках».
Мне показалось, что он разочарован нашим уходом и в то же время пытается выказать свою незаинтересованность. Мы простились, и Наташка решительно повела меня прочь от детской площадки. Я не сопротивлялась, но оставшийся сидеть на карусели Данька притягивал меня тем сильнее, чем дальше мы уходили.
– Натали, – не выдержала я, – ты хочешь идти в кино?
Она остановилась, окинула меня взглядом и сказала полуутвердительно:
– Ты ему понравилась, мне кажется…
– Не знаю…
– В зале сейчас душно, – она глянула в сторону клуба.
– Да, – отозвалась я.
– И фильм, говорят, дерьмо.
– Говорят…
– Определенно, на «лодочках» будет гораздо лучше!
Мы резко развернулись и почти бегом кинулись к парку.
– А вдруг они уже ушли? – озабоченно сказала Наташка.
– Посмотрим, – сквозь зубы ответила я.
– Стоп! Вон они. Сбавь ход!
Она снова взяла меня под руку, и мы, отдышавшись, медленно двинулись к заветной карусели.
– Я так и знал, что вы вернетесь, – Данька был невозмутим. – Ну, пошли, покатаю. – Он высвободил мой локоть из Наташкиного и обвил моей рукой свою. Наташка фыркнула, а я засмеялась, словно приняла условия его игры.
Генка семенил следом и говорил:
– А я думал, что вы совсем ушли, хотел домой уже, а Данька сказал, что вы вернетесь. Я ему говорю: Кира гордая, она и не таких видала, за ней взрослые парни бегают. А он мне – нет, подождем. Почему вы вернулись?
– У меня сегодня как раз свободный вечер от взрослых парней, – я прыснула, Наташка тоже.
Мы подошли к «лодочкам».
– Заходи. – Данька ждал, пока я поднимусь по ступенькам и встану напротив него.
– Крепче держись, а то вылетишь, – предупредил он. Я поудобнее обхватила толстые железные канаты. Пожилой карусельщик убрал доску, удерживающую лодку и качнул нас пару раз.
Данька принялся глубоко ритмично приседать, увеличивая амплитуду колебания лодки. Лодка взлетала все выше и выше. Мы, не отрываясь, смотрели друг другу в глаза. Я уже начала думать, что мы достигли предела возможности старых качелей, но мой партнер выжимал из них все больше и больше. Вскоре наши взлеты достигли того уровня, когда нос лодки оказывался вертикально направленным в землю, а наши тела – горизонтально парили над ней. Лодка со свистом прорезала воздух, мое тело потеряло вес, и я удерживалась только потому, что намертво сцепила пальцы на канатах. Однако мои каблуки при каждом новом взлете предательски отрывались от скамейки. Я уже не могла видеть лица Даньки. Мои волосы превратились в ветер, они хлестали меня по щекам и глазам, взлетая рыжей гривой или уносясь назад конским хвостом. Ободок, удерживающий их, давно упал и валялся, должно быть, где-то на земле. Снизу кричали несколько голосов, но я не могла разобрать слов, ветер свистел у меня в ушах, потом их совсем заложило.