Свидание с морем

Глава четырнадцатая

Скала выходила из-под земли косо, навесом, и получалась полупещера. Тут и развели костёр. Забили в гальку две рогатины и повесили котелок с рисом, чтобы варился. Поставили рядом унесённый из столовой противень и насыпали на него полведра холодных, гремящих, как камни, мидий. Противень накалился, и ракушки стали раскрываться.

Руки умиротворённого и просветлённого Бориса Дунина плавно парили над котелком и противнем. Вдруг одна рука резко дёрнулась и хлопнула своего хозяина по лбу.

— Никак комар? — удивился Игорь.

Удивился, потому что ни одного комара, так жутко злодействующего летней порой в балтийских пределах, не видел на берегу Чёрного моря.

— Соль забыл и масло, — объявил Дунин. — Сейчас!.. Он сорвался с места и побежал к ангару. Девчонки расстелили большое махровое полотенце,

уселись на него очень удобно и обнялись.

— Интересно, кому Захар Кондратьевич сделал подарок, — проговорила Света. — Боре или, прежде всего, нам?

— Больше нам, — сказала Лариса. — Игорь, открой лимонад, пить хочется.

Игорь поддел пробку ножом, и она далеко отлетела.

— Про стаканы Борис тоже забыл, — сказал Игорь.

— Сходил бы за стаканами, — предложила Света. — Не всё же Боре крутиться.

— Могу, — великодушно согласился Игорь и побежал к ангару.

— Ты за чем? — спросил Дунин.

— Стаканов нет.

— Вот голова дырявая, — ругнул себя Дунин. — Возьми на полке.

— Тарелки взять?

— Не глупи! Мидии с рисом надо есть прямо с противня, ложкой.

Когда вернулись к костру с маслом, солью и стаканами, все ракушки раскрылись. Рис кипел, бурля и булькая. Дунин стащил противень с костра и сказал:

— Единственная сложность — это вынуть из раковин мясо. Смотрите, как это делается, и учитесь, пока я жив.

Он брал ракушку за ракушкой, движением ножа вынимал розоватую мидию, кидал её на противень, а ракушку под скалу.

— Ловкий человек, — заметила Света. — С таким не пропадёшь на необитаемом острове.

— Чем язвить, попробуй лучше рис, — отозвался Дунин. — Он должен быть сварен до полуготовности...

— Я не язвлю, я по-хорошему, — перебила Света, — Лариса тебе язвит, а я никогда.

— Боря, я не буду дожидаться открытия камеры хранения, — сказала Лариса, — я сделаю тебе подарок сейчас, сразу: я тебе всё прощаю и больше не буду тебе язвить, ну если только не нарочно, по старой привычке. Можешь меня не бояться и не проваливаться сквозь землю, увидев меня на своей дороге.

— И это она говорит, что не будет язвить, — вздохнул тонко понимающий оттенки речи Дунин. — Но всё равно, Ларочка, спасибо за подарок, он мне нравится. Больше не буду проваливаться сквозь землю. Попробуйте, наконец, рис, его нельзя переваривать! Получится каша, и будет невкусно.

Света достала ложкой из бурлящего котелка несколько рисинок, подула и положила в рот. Разжевала задумчиво.

— До полуготовности, по-моему, готов, — сказала она.

— Игорь, сними котелок и слей воду, — распорядился Дунин.

Пока Игорь выполнял распоряжение, Борис расправился с последними ракушками и налил в противень масло.

Насыпал рис, перемешал всё ложкой. Поставил противень на угли. В противне зашипело и защёлкало.

— Там делается что-то вкусное, — сказала Света, неотрывно глядя на противень. — Можно, мы пока искупаемся?

— Всё можно дорогим гостям. Света отвела глаза от пищи:

— Лариса, пойдём.

Девочки взяли полотенце и побежали к воде, где светилась полоса пены. Через минуту послышались визги.

— Это они от холода? — спросил Игорь.

— Скорее от счастья, — сказал Дунин. — Купаться ночью! Никакое дневное купание в сравнение не идёт. Плывёшь, и страшно. Кругом тайны и опасности, и ничего не видно. Тебе не кажется, что для полного счастья должно быть немножко страшно?

— Я об этом ещё не думал.

— А ты вообще часто думаешь? — спросил Дунин. Вопрос показался Игорю обидным. Он пригляделся к лицу приятеля: нет ли в нём язвительного выражения? Вроде такого не наблюдалось. Освещенное оранжевым огнём костра лицо было спокойным, внимательным и добрым.

— Всегда думаю, если не сплю, — сказал Игорь.

— Всегда — это не то, — отозвался Дунин. — Всегда мы, как бы это назвать... соображаем, что ли. А думать — это когда у тебя вдруг в голове появляется неизвестное открытие. Ни в книге об этом не читал, никто не говорил, а сам открыл, своей головой.

— Такого не помню, — сознался Игорь. — Но ты, наверное, неправильно рассуждаешь. Думать, это и есть думать. А неизвестные открытия делают учёные.

Девочки прибежали к костру с распущенными мокрыми волосами, и Света, лишившись аккуратной башенки волос, стала гораздо миловиднее. Они сели на полотенце и опять обнялись. Рожицы были совсем счастливые.

— Готова пища? — спросила Лариса. — Жутко хотим есть!

Дунин запустил ложку в противень, долго на неё дул, сунул в рот и стал медленно жевать.

— Ещё две минуты, и гостей пригласят к столу, — сказал он, проглотив. — Игорь, откупоривай лимонад. Мидии приятно запивать лимонадом.

Сказав, Дунин скрылся в темноте, но скоро вернулся. Он тащил большой плоский камень, прижав его к животу.

Положил камень рядом с костром и перетащил на него противень.

— Вот нам и стол. Дорогие гости, усаживайтесь, наливайте стаканы и вооружайтесь ложками.

Света сказала, придвинувшись к противню с едой:

— Ложками мы вооружились, но стаканы ты обязан наполнить сам.

Лариса тоже придвинулась.

— Не знал такого правила, — сказал Дунин. — Но его не трудно исполнить... — Налил лимонад. — Эх, навались на вкуснятину!

— Фу, какой невоспитанный, — опять осадила его Света. — Мы к тебе пришли ужинать, на праздник.

— Сколько можно ругать человека, — проныл Дунин тонким голоском. — Чего тебе ещё надо? Вы есть хотели? Ну и ешьте.

— Тебе не восьмой год пошёл, а уже четырнадцатый, — сказала Света. — Стыдно набрасываться на вкусное без всякой торжественности. Итак, я хочу предложить тост.

— Вот оно что. Ну, предлагай. Только попрошу без грубостей.

— Какая грубость? Здесь все хорошие. — Света улыбнулась. — Я хочу, чтобы у нас всё было по-настоящему. Ребята... — начала Света, глядя в сторону, туда, где светилась морская пена. — Ребята... Я предлагаю первый тост не за нашего именинника, которого мы все, безусловно, любим, ценим и уважаем, а за море и за небо в звёздах. За прекрасное и вечное.

— Красиво говоришь, — пробормотал Дунин. — Но длинно.

— Обидно, — вздохнула Света. — Не оценил.

— Руки-ноги у него уже выросли по возрасту, а уши ещё нет, — сказала Лариса.

— Этот тост я принимаю, — сказал Дунин. — Благодарю!

Выпив лимонад, запустили ложки в противень, и несколько минут ели, ничего не говоря, а только время от времени мычали.

— Пить, — простонала наконец Лариса. Дунин снова наполнил стаканы.

— Стойте, имейте же самообладание! — сказала Света. — Я не могу без тоста. Пусть кто-нибудь предложит тост.

— Я предложу, — сказал Игорь. — За небо и за море мы правильно выпили. Но у нас не было бы сегодня ни моря, ни неба, и мы бы скучно спали в своих койках, если бы не Боря. Правильно я говорю? Поэтому — да здравствует Боря, пожелаем ему здоровья.

— Ура, — сказал Дунин. — Ясно и откровенно. Вот что значит друг и мужчина. Он смотрит в корень вещей.

— Ты понимаешь ли, что значит «друг»? — спросила Света.

— Когда я чего-то не понимаю, я молчу, — огрызнулся Дунин.

— Нет, — покачала она головой, — ты часто бросаешься словами без понятия. Друг — это человек, с которым ты переживал опасности и лишения, который помог тебе в тяжёлую минуту, жертвуя собой и всем, что имеет. В нём ты уверен больше, чем в себе самом, он вступится за тебя всегда и везде, он всё тебе простит и не выдаст твоей тайны, даже если его будут жечь на огне.

— Умно, скучно и длинно, — сказал Дунин. — У нас с Игорем всё было, не сомневайся. И опасности и жертвы. Тайны тоже есть.

— И прощение имеется, — вставила Лариса. Вздрогнув, Дунин посмотрел на неё в упор, перевёл взгляд на Игоря, всё без слов понял и опустил глаза.

— Кто-то чего-то обещал, — пробормотал он. — Разве подарки забирают обратно?

— Я не забираю, — сказала Лариса, — ты не так понял, честное слово, я не язвлю.

— Может быть, гладишь по головке?

— Вроде того. — Лариса улыбнулась, подошла к Дуни-ну, погладила его лохматую голову и вернулась на место. — Чтобы ты больше о том не думал и не мучился.

— Понял, спасибо. Тоже хороший подарок... Рассказал бы я вам один .случай, только не знаю, как Игорь. Разрешишь?

— Смотри сам, — сказал Игорь. — Я не против.

— Ну, слушайте детективно-приключенческую повесть, девочки...

Дунин стал рассказывать, как похищали и перерисовывали грамоту и как потом возвращали её обратно. Девочки ахали. Игорь заслушался: Дунин рассказывал так интересно, вспоминал такие подробности, что Игорю показалось вдруг, будто и не о нём самом рассказ. Сам он чего-то тогда не заметил, что-то упустил из виду, на что-то не обратил внимания, что-то уже позабыл. Дунин приметил и запомнил всё.

Ну и, конечно, слегка раскрасил картину без помощи цветных карандашей...

Игорь почувствовал дыхание у правого уха. Лариса незаметно приблизилась к нему и положила руку на плечо.

Сидящая теперь отдельно от всех Света смотрела в море. Когда она повернула лицо, Игорь заметил закушенную губу и злое выражение в сузившихся глазах.

— Вот так ничем и закончилось, — засмеялся Дунин. — Но всё равно не жалко, да, Игорь?

— Жалко, — ответил он. — Грамота-то не у нас. Глубоко вздохнуло море. Большая волна набежала на берег, рассыпала светящуюся пену.

— Любовь, что ли... — проговорила Света.

— Я так однажды сказал, — отозвался Дунин. — Чуть по шее не получил.

Света поморщилась:

— Значит, не так сказал. Пойдём купаться?

— Только сперва ещё немножко поедим мидий, — попросила Лариса. — Это так вкусно, никаких слов нет.

Игорь первый раз в жизни погрузился в море ночью. Море оказалось очень тёплым. Волна окатила его с головой и на своём обратном пути по-приятельски пихнула под коленки и сбила с ног. Он решил доплыть до двух камней, которые торчали из воды метрах в ста от берега. Камней в темноте видно не было, но Игорь хорошо знал направление и поплыл.

Неподалёку от него проплыла Лариса — настоящим кролем, почти не брызгаясь, красиво и быстро. Она исчезла впереди.

Опуская лицо в воду, Игорь раскрывал глаза. Сперва, пока было мелко, внизу светилось дно. Видны были очертания камней и тёмные пятна зарослей тины. Потом дно исчезло. Ничего, кроме непроглядной тьмы и случайных, быстро пропадающих огоньков, не было под ним. И волны стали побольше, вздымали его вверх, опускали вниз, иногда захлёстывая рот и нос. Сердце заныло, ощущая опасность. Захотелось вернуться, ведь он и так уже много проплыл, а до самых камней доплывать не обязательно, он ни с кем не уговаривался, всё равно на камни трудно вскарабкиваться даже днём, они шершавые и ноздреватые, выщербленные волнами, а по поясу обросли скользкой противной тиной. В этой тине живут разные морские обитатели и вполне может жить какой-нибудь морской чёрт. Уколет своим ядовитым шипом, потом ногу отрезать придётся...

Игорь вспомнил плакат с изображениями ядовитых морских животных, вывешенный на стене ангара. Стало ему страшновато.

Кто-то прикоснулся к ноге, и нога дёрнулась. Медуза мазнула его по лицу своей мантией. Хорошо, что маленькая и ещё не жгучая. За кого-то задела рука. И он совсем решил повернуть к берегу. Чтобы отдохнуть, лёг на спину и раскинул руки. Увидел звёзды. Падающая звезда прочертила светлый штрих и погасла. Чуть заметный светлячок медленно плыл между звёздами.

«Спутник», — подумал Игорь. И ещё подумал: надо доплыть до камней, мало ли, что ни с кем не уговаривался, с собой же уговорился, что доплывёт.

Перевернулся на живот, вгляделся и увидел камни совсем близко. Поплыл дальше. Ткнулся рукой в поверхность камня, обросшую мягкой и тёплой тиной. Сейчас тина не показалась ему такой противной, как днём. Цепляясь за выступы, осторожно ставя ноги в ямки, Игорь выбрался наверх.

Распрямился и увидел сидящую Ларису.

— Плаваешь, как медуза несамоходная, — сказала Лариса. — Едва дождалась, хотела уже обратно плыть.

— Откуда ты знала, что я сюда плыву?

— Глупый. Я не знала, а хотела. Вот ты и приплыл. Сядь рядом, закрой от ветра, я замёрзла. В воде тепло, а здесь пробирает.

Игорь сел рядом.

Она обвила его руками, неправдоподобно сильными и гибкими. Уткнулась лицом ему в шею. Он прижался губами к её плечу, и так они сидели долго. Он думал только: «Я люблю». И больше ничего не думал. И мог бы сидеть так всю жизнь.

Со стороны берега донёсся слабый свист.

— Ищут, — шепнула Лариса.

— Пускай, — пробормотал он ей в плечо.

— Нам «пускай», а люди волнуются.

Свист раздался ещё раз, двойной, будто свистели двое сразу.

— Смотри, как Дунин умеет, — тихо засмеялась Лариса. — Поплыли, да?

— Я сейчас не могу плыть, — сказал Игорь. — Весь как варёный, никаких сил.

— Разве мальчик может такое говорить девочке? Плывём!

И она соскользнула в воду.

Лариса щадила его самолюбие, плыла рядышком, не обгоняла.

Держась за руки, выбежали из морской пены.

Игорь замер. Захотелось обратно в море, потому что у костра сидели кроме Дунина со Светой Марина Алексеевна и Захар Кондратьевич. Они доедали мидии с рисом. Дунин и Света ели арбуз.

На Игоря с Ларисой никто не смотрел.

— Может, обратно? — сказал Игорь.

— Трусишка, — шепнула Лариса. — Иди и ничего не бойся, будто так и надо. Только не забудь накинуть на меня полотенце, когда подойдём.

— Хорошо, что напомнила, я бы забыл.

Подойдя к костру, Игорь поднял полотенце и накинул его на плечи Ларисе.

— Здравствуйте! Ой, какая радость! Море — просто чудо! — затараторила Лариса. — Никак не заставить себя из него вылезти!

В их сторону повернулись удивлённые лица.

— Ну и не надо было заставлять, — сказала Марина Алексеевна. — Купались бы себе до утра, раз там такое чудо. А мы бы уж ладно, как-нибудь пережили. Дина Ере-меевна близко, сделала бы нам уколы от сердца.

— Простите, Мариночка Алексеевна, вы же у нас такая добрая, такая хорошая!.. — Лариса присела около начальницы и потёрлась щекой о её голову. — Вы же знаете, как я плаваю, разве я могу утонуть?! Марина Алексеевна ткнула пальцем в Игоря:

— Как ты плаваешь, я знаю, а как плавает это сокровище, мне пока не известно.

Лариса вернулась к Игорю и о его голову тоже потёрлась щекой:

— Это сокровище вполне прилично плавает.

— Оботри его, оно дрожит, — сказала Марина Алексеевна, — не хватает, чтобы оно ещё простудилось... Подумать только! Собрался коллектив всего четыре человека — и тут умудрился оторваться. Да ещё девочку утащил.

— Неизвестно, кто кого утащил, — сказала Лариса. — Может...

— Ладно, всё знаю, — остановила её начальница. — Оденьтесь. Терпеть не могу простуженных, сопливых детей... Как с вами хорошо, ребятки! Ты молодец, Боря, что так придумал. Но почему мало угощения?

— А где я возьму? Мы в ангаре не держим, из столовой свои ужины тащить неприлично. В магазин ходить на гору запрещается.

— Какой ты у нас хороший, какой послушный, — посмеялась начальница. — Захар, вот тебе ключ. Сходи ко мне в домик, загляни в холодильник. Может, там что-нибудь вкусное отыщется. Всё забирай. И захвати пачку чая, мы тут пока водички нагреем. Кутить так кутить.

— Исполняю.

Захар Кондратьевич положил в карман ключ и ушёл.

Дунин вычистил котелок песком, набрал пресной воды и повесил над костром. Потом побежал за посудой. Чувствуя себя при Марине Алексеевне очень неловко, Игорь решил пойти пособирать по берегу топливо. Набрал большую охапку сухих веток, щепок, обломков досок, чурбачков и колобашек, принёс к костру.

Марина Алексеевна что-то рассказывала, девчонки, как им и полагается, ахали, взвизгивали и смеялись.

Пришёл Захар Кондратьевич.

Сперва достал из сумки и расстелил скатерть.

Выложил на неё груши и виноград.

Сыр, хлеб и копчёную рыбу.

Три громадных персика.

Пачку чая.

И наконец, картонную коробку с пирожными.

Борис принёс тарелки, стаканы, ложки и вилки.

Заварили чай, честно поделили персики, и началось пирование.

Обо всём говорили, пели песни.

Игорю показалось, что Марина Алексеевна и Захар Кондратьевич никакие не начальники и не воспитатели, а такие же, как и они, пионеры, только по неизвестной причине выглядящие взрослыми. Борис говорил отцу «ты», и он, забывшись, один раз сказал Захару Кондратьевичу «ты», но тут же опомнился, прикусил язык попросил прощения.

— Ладно, — махнул рукой Захар Кондратьевич, — расти скорее, через десяток лет будем на «ты».

Лариса опять придвинулась близко, шепнула на ухо:

— А мидии с рисом всё-таки вкуснее, да?

— Вкуснее, — согласился он.

— Будешь их помнить?

— Всю жизнь.

— И я.

Переглянувшись с начальницей, Захар Кондратьевич сказал:

— Ребятишки, двенадцать часов ночи. Пора, наверное, спать.

— Ты же обещал хоть всю ночь! — заныл Дунин. И зевнул во весь рот.

Все засмеялись.

— Идите, идите, — сказал Захар Кондратьевич.