Для верующего человека тема эта по-прежнему остается актуальной. Что представляет собой декрет об отделении Церкви от государства с позиции православного церковного сознания в целом и сознания отдельного человека? В чем действительный его смысл и насколько демократичен он в глазах непредубежденного рассудка? - Эти вопросы должны быть решаемы вновь и вновь в ответ на попытки атеистов исказить историческую правду.
...Ослепленные материальной несправедливостью, господствовавшей в русском обществе того времени, движимые единственно алчными мотивами заполучить и себе кое-что из имевшихся в руках имущего класса благ, с сознанием, не поднявшимся выше утилитарно-бытовых запросов, лишенные всякого представления о творчестве, духовности и религиозности, революционеры и в Церкви видели только экономическую общественную единицу, обладавшую значительными земельными угодьями, громадными материальными ценностями и пр.
Такое одностороннее представление о Церкви и определило ту Жестоко "насильственную "церковную" политику революционного правительства по отношению к Церкви, со всеми вытекающими отсюда кровавыми последствиями.
Начало ей положено было декретом об отделении Церкви от государства, который в области применения на практике вылился в чудовищные формы, который так неузнаваем стал в сфере реализации, что совершенно потерял и те немногие положительные характеристики, которыми он обладал на стадии законопроекта.
Этим декретом Церковь, которая вскормила русское государство, спасала его в тяжелые минуты и представляет для народа источник духовной жизни и основу его моральных убеждений, оказывалась лишенной своего непреходящего значения Церковь была ни введена на уровень, ниже обыкновенного частного общества, вроде спортивного или кооперации. У Церкви были отняты права, свойственные даже этим частным обществам.
"Декрет о свободе совести, - писал в "Церковных ведомостях" проф. А. Сагарда, - является началом законодательного и планомерного похода против Церкви. В стране, покрытой на трудовую копейку тысячами православных храмов, монастырей, часовен, в стране, многомиллионный народ которой призывает благословение Церкви на брак, рождение детей, обращается к ней за молитвой во все дни своей жизни и напутствием в последний земной путь, - провозглашается отделение Церкви от государства, и последнее, как грезится оно совету народных комиссаров, под беспрерывную стрельбу пулеметов, стоны убиваемых, дикий разгул пьяных орд, носит безусловный атеистический характер". [2]
Произвол, ненависть к Церкви и к религии вообще были положены в основу всего декрета о "свободе совести", и целью своею он имел не обеспечить свободу совести, но подвергнуть Церковь заушениям и оплеваниям со стороны тех, кому совесть позволит это сделать.
Каждым постановлением декрета у Церкви подрубалась жизненная база ее существования, отсекалась живительная артерия, во все времена соединявшая ее с русским народом.
В декрете нет ничего специально большевистского. Загляните в программу любой партии, кроме черносотенных, и вы везде найдете требование отделения Церкви от государства. У эсеров, меньшевиков, народных социалистов, кадетов.
Казалось бы, всем оставалось только радоваться и благодарить большевиков за выполнение этой программы. Однако никто не радовался.
"За кого же образованные специалисты вступятся? - спрашивает автор одной заметки в "Красной газете". - За черных попов или за красных большевиков?"
Прочтя тьму газет, автор приходит к выводу, что за большевиков почти никто не вступился. Все тайно или явно сочувствовали Церкви. [3]
Были в декрете 23 января даже такие положения, которые вообще не стояли в неразрывной связи с его основными началами Это такие пункты, как запрещение церковным религиозным обществам владеть собственностью, лишение их прав юридического лица и национализация всего церковного имущества.
Этих ограничений не знает ни одно соответствующее законодательство европейских государств. Не знает его даже самый радикальный закон об отделении Церкви от государства - французский 1905 года. Французский закон только ограничивал право церковных учреждений накоплять капиталы, но самого права владеть имуществом [4] их не лишал, равно как не лишал и других прав юридического лица.
Не вытекают отмеченные ограничения большевистского декрета и из того принципа, что религия есть частное дело граждан Частные общества ведь имеют право юридического лица, владеют собственностью.
Весьма существенным, между прочим, было и то обстоятельство, что в декрете не устанавливалось никакого переходного периода между старым и новым способом существования Церкви.
Закон об отделении Церкви от государства во Франции, например, назначал пенсии всем духовным лицам, получавшим раньше Жалование из казны Тот же закон, передавая государству жилые церковные здания, предоставлял пятилетний срок бесплатного пользования ими старым владельцам.
У нас же распоряжением власти от 20 января предписывалось немедленное прекращение государственных ассигнований в пользу Церкви, с выдачей содержания священнослужителям всего лишь за один месяц вперед.
Декрет не делал никаких указаний и о порядке осуществления нового закона.
В распоряжении Церкви было, таким образом, очень мало времени на реорганизацию своей материальной основы на новых началах, да очень мало было и самих возможностей стать на собственные ноги в материальном отношении, не имея даже права на владение имуществом.
Декрет был составлен в форме слишком общей и оставлял открытыми многие существенные вопросы. Упразднялась, например, Церковная метрикация в ее прежнем значении. Но означало ли это, что она упразднялась и в чисто церковном смысле?
Запрещалось обучение религии в школах. Но на каких основаниях могло существовать специальное богословское образование, если принять в соображение факт изъятия из ведения Церкви всех ее бывших школ, в том числе и специальных?
Церковные общества лишались права владения собственностью Но могли же они иметь какое-либо имущество, какие-либо средства на нужды культа? А если могли, то в какой форме?
Богослужебные здания и предметы отдавались, условно, в пользование верующих. Но на каких именно основаниях и в каком порядке? Декрет не входил в эти частности. Практически же они были весьма важны, и пока не последовало их выяснения, положение Церкви оставалось неопределенным и трагичным. [5]
Уже давно было подмечено, что декрет о свободе совести, как и большинство первых большевистских декретов, опубликованных советским правительством, почти не поддается оценке с юридической точки зрения. Это - документ чисто декларативный, напоминающий программу-максимум подпольной партии. Полная отвлеченность, поразительная убогость законодательной техники, соединенное с совершенным незнанием той среды, той категории населения, для которой новый декрет должен был иметь реальное значение.
1) Ярославский Е, "10 лет на антирелигиозном фронте" Акц изд-во "Безбожник" 1927, с. 1.
2) "Церковные ведомости" 1918 N 6, с 252-254
3) Там же. N 3-4, с. 158
4) Конфискация церковных имуществ во Франции частично была произведена еще в эпоху великой революции. Затем государство по закону 1905 года отобрало от церковных учреждений все имущества, полученные ими от государства, но собственно церковных не тронуло и передало их культовым ассоциациям - юридическим преемникам прежних церковных учреждений.
5) Б В. Титлинов, проф "Церковь во время революции". Изд-во "Былое" Пг, 1924. с. 115-116, 117
О подготовке декрета об отделении Церкви от государства стало известно почти за месяц до его опубликования. Проект декрета был напечатан в газетах в последних числах декабря 1917 года. [1]
И осуществление его, как известно, началось еще до издания его и вылилось в приемы и тактику, которые имеют так же мало общего со свободой совести и отделенностью Церкви от государства, как аресты инакомыслящих со свободой личности в условиях торжествующего социализма. [2]
Уже в начале января 1918 года в Петрограде, например, были предприняты некоторые правительственные действия, далеко предвосхищавшие будущий закон. Так, в связи с общим постановлением о типографиях, была изъята из распоряжения церковной власти и занята большевиками синодальная типография. Стали закрывать придворные и домовые церкви. 13 января комиссар призрения отдал приказ о реквизиции помещений Александре. Не век он Лавры.
Православный народ, как писал один западный историк, [3] инстинктивно почувствовал, что кроется за этим декретом. Он почувствовал, что речь идет о самом неприкрытом произволе большевиков по отношению к Церкви, что святыни русского человека одним росчерком пера объявляются каким-то туманным "достоянием русского народа", на самом же деле - безбожных большевиков. [4]
Если декрет будет приведен в исполнение, не напрасно опасались члены церковного Собора 1917-1918 гг., то большевики станут отнимать храмы, снимать ризы с икон, священные сосуды перельют на деньги, прекратится совершение таинств, умерших будут погребать без отпевания, и от "Руси святой" останется "Русь поганая".
В действительности вскоре именно так и было.
VIII Отдел Наркомъюста по проведению в жизнь декрета об отделении Церкви от государства назывался ликвидационным. [5] Руководил этим отделом известный ярый антицерковник П. А. Красиков. [6] Только 24 августа 1918 г. НКЮ утвердил инструкцию о порядке осуществления декрета, а до этого он "успешно" осуществлялся в практике большевистской работы на основе произвола чистейшей воды.
"Новая жизнь" справедливо ставила вопрос: "что они (большевики В.С.) сделали для идейной подготовки в народных массах своих церковных реформ? "[7] - Ровным счетом ничего. Сочувствия большевикам в их церковной политике, не было, поэтому "декрет... об отделении проводился... в крайне неблагоприятных условиях". [8]
Митрополит Петроградский и Гдовский Вениамин (Казанский) 23 января 1918 года в своем письме в Совнарком предупреждал, что осуществление декрета вызовет серьезные стихийные волнения верующих. [9]
Случилось даже хуже. Провинциальная хроника изобиловала сообщениями о кровавых эксцессах, вызванных осуществлением декрета. [10]
Положение осложнялось тем, что ни в одной губернии не было компетентных лиц, которые могли бы правильно понять и толково руководить осуществлением декрета.
Вологодский губисполком, например, в июне 1918 года совершенно откровенно сообщал в Наркомъюст, что в губернии до сих пор нет специальных учреждений, ведающих отделением Церкви от государства, в силу чего "является крайняя необходимость в немедленной присылке из центра соответствующих инструкций и компетентных лиц по означенному вопросу". [11]
Исполком Западной области также уведомлял в это время Наркомъюст, что и там нет учреждения, которое проводило бы в жизнь декрет от 20 января. Единственная причина тому - "отсутствие компетентных лиц". [12]
С такими же письмами весной и летом 1918 года в Наркомъюст обращались Воронежский, Витебский, Рязанский, Пензенский и другие губисполкомы. [13]
С жалобой в центр по поводу отсутствия "специалистов по религиозному вопросу" многие губернские и уездные исполкомы обращались даже в 1919 году, т.е. более чем год спустя после выхода декрета. [14]
Отсутствие единой инструкции о проведении в жизнь декрета от 20 января и отсутствие мало-мальски подготовленных (в юридическом смысле) кадров создавало в это время самые благоприятные условия для широчайшей административной самодеятельности на местах. [15] Причем, эта самодеятельность развивалась, как правило, под явным влиянием крайних антицерковных сил.
"Неумелый и раздражающий население способ проведения частью провинциальных работников церковного декрета в жизнь", - признавал советский журнальный официоз, - явился одной из двух (?) причин эксцессов". [16]
Самая левая, но не советская, газета "Новая жизнь" М. Горького напечатала в эти дни статью "Отбой", в которой рядом аргументов доказывалось, что декрет беспочвен и преждевремен, и что его авторам придется отступить перед неблагоприятными условиями русской действительности. [17]
Но большевики не были бы большевиками, если бы отступили от своих планов. Особенно, когда власть и армия были в их руках. Они не отступили, несмотря на то, что народ был явно недоволен таким "церковным" законодательством.
Народ явно протестовал Многие хотели оставить в силе прежние традиции совершения молебнов на рынках и базарных площадях, многие желали видеть иконы в публичных местах, как например, в столовых, буфетах, магазинах и т.д., но верный принятому "истинно демократическому" закону и порядку V Отдел НКЮ категорически запретил такое явление.
Не принимались во внимание никакие заявления и просьбы. Можно подумать, что это не был голос народа, во имя которого и именем которого советская власть творила свое беззаконие.
Сочувствия большевикам вообще не было. Протест против советской "церковной" политики был почти всеобщим. Декрет об отделении Церкви от государства осуществлялся в жизни огнем и мечем. [18]
Голос протеста против насилия со стороны государства над Церковью встречал воодушевление и сочувствие в самой широкой верующей среде. Мужество Патриарха Тихона передавалось православным, которые по одному его знаку могли идти на смерть.
Кстати, первое, с чем столкнулись большевики при осуществлении декрета, это - сильная церковная активность Патриарха и членов Собора Российской Церкви 1917-1918 гг. Ни одно известное поползновение большевиков не оставалось без внимания Собора и открытого, смелого церковного обличения.
Сопротивление поползновению большевиков на интересы и достояние Церкви было совершенно очевидно и реально ощутимо. И не только в таких выразительных явлениях, как крестные ходы и братства защиты церковных святынь.
Можно было наблюдать другие, бесчисленные менее масштабные проявления протеста против политики большевиков и тем самым - симпатии и солидарности Церкви.
Газеты писали о ряде столкновений, иногда кровавых, к которым приводили попытки осуществить новый декрет в провинции.
Газетные телеграммы в это время сообщали о подъеме религиозного чувства среди православного населения в виду обрушившегося на Церковь гонения.
Не надо быть антисоветчиком, достаточно быть лишь объективным историком или просто непредубежденным свидетелем, чтобы заявить о почти физическом уничтожении Церкви в первые годы Советской власти.
В соответствующем месте приведем и факты на этот счет, а пока ограничимся общими замечаниями, что Декрет об отделении Церкви от государства и школы от Церкви находил свое выражение в жизни в совершенно жутких, иногда не человеческих формах.
Эти факты из политики воплощения в жизнь принципа отделения Церкви от государства, если их собрать, дают премерзкую картину, характерную, кстати, для всех сторон государственной жизни первых лет советской истории.
Вину за все правовые эксцессы, происшедшие на почве осуществления декрета, советская власть, ничтоже сумняшеся, возложила на Церковь и "контрреволюционное духовенство".
По меньшей мере, несерьезно все промахи и недочеты в деле отделения Церкви от государства валить исключительно на "агитацию церковников".
И вот, рождается некое подобие самокритичности. "Мы должны быть менее всего одержимы болезнью самовлюбления и причины маленьких недостатков механизма (разрядка наша - В.С.) в данном отношении поискать и в собственной среде... ". [19] Сам способ проведения в жизнь церковного декрета провинциальными работниками на местах, был нецелесообразный, непродуктивный, непоследовательный, без всякой нужды раздражавший население и затрагивавший его религиозные чувства. [20]
1) См. Титлинов Б. В., проф. "Церковь во время революции". Изд. "Былое". Пг, 1924, с. 106.
2) См. "Церковные ведомости", 1918. N 2, с. 95.
3) И. Хризостомус. "Церковная история России новейшего времени", т. 1 - История Русской Православной Церкви в новейшее время. Патриарх Тихон. 1917-1928. Зап. Герм., 1965, с. 125.
4) "Церковные ведомости". 1918. N 3-4. См. Титлинов Б. В., Ук. соч. с. 121.
5) См. "Революция и Церковь". 1919. N 1. с. 36; N 3-5, с. 78.
6) См. Зыбковец В. Ф. Национализация монастырских имуществ в Совестной России (1917-1921 гг.). Изд. "Наука". М., 1975, с. 6.
7) "Церковные ведомости". 1918. N 2, с. 95.
8) "Революция и Церковь". 1919. N 1, с. 7; См. так же: Зыбковец В. Ф., Ук. соч. с 62-63.
9) "Наука и религия". 1976. N 4, с. 4.
10) "Революция и Церковь". 1919. N 1, с. 6.
11) ЦГА РСФСР, ф. 353, т. 2, д. 701, лл. 38, 49. См. Зыбковец В. Ф., Ук. соч., с 54-55.
12) Там же.
13) Там же.
14) Там же.
15) Там же.
16) "Революция и Церковь". 1919, N 1, с. 6.
17) Там же. 1922., с. 45-46. Титлинов Б. В., проф. "Церковь во время революции". Изд "Былое". Пг., 1924, с. 126.
18) Однако, это не помешало советским идеологам впоследствии утверждать, что отделение Церкви от государства и школы от Церкви получило повсеместное одобрение И так было в отдельных случаях, будто бы, когда "реакционному духовенству удавалось сбить с толку наименее сознательную часть трудящихся", имели место протесты. Но они быстро прекращались после соответствующей разъяснительной (?) работы. Так утверждает кандидат философских наук А. Иванов. "Свобода совести в первых законодательных актах советского государства". "Наука и религия". 1978 N 10, с. 32.
19) "Революция и Церковь". 1919. N 1, с. 10-11.
20) Там же
Формулировки декрета об отделении Церкви от государства так выразительно гибки, что почти по поводу каждой из них в Патриархию или в Нарком, вскоре после вхождения декрета в силу, посыпались письма с мест, в которых спрашивалось, действительно ли, поступая так или иначе, местная власть поступает по закону. И в подавляющем большинстве случаев это оказывались перегибы. Центральные органы власти на бумаге уточняли или разъясняли то или иное место декрета, но рядовому верующему от этого легче не было. [1]
Пожалуй, не найдется такого пункта законодательства, который не приводил бы к насилию местных властей на практике. В ответ почти на каждый такой случай применения законодательства о культах в жизни центральная власть получала письмо с протестом, возмущением, жалобой, обидой (чаще только обидой: против большевиков не повозмущаешься) и всем прочим по поводу глубоких извращений и злоупотреблений местных властей в применении декрета. А сколько таких случаев осталось без ответа!?
Из поступавших с мест заявлений верующих было видно, что некоторые коммунотделы изымали из ведения групп верующих и даже продавали (спекуляция разбоем) церковные сторожки. Наркоматы разъяснили и в ответ на эти жалобы, что такие строения - одноэтажные постройки (не более двух комнат), служащие для жилья сторожей и находящиеся внутри церковной ограды, "обязательно должны быть переданы группам верующих по договорам вместе со зданием религиозного культа, так как при несоблюдении этого условия группа верующих будет лишена возможности осуществлять пункты договора, возлагающие на них ответственность за сохранение храма. [2]
Поступавшие во ВЦИК с мест жалобы показывали, что в основу постановлений о закрытии храмов местными властями нередко полагались резолюции, вынесенные на митингах, антирелигиозных собраниях, во время прений после антирелигиозных лекций и т.д. (о закрытии того или иного храма), причем основным аргументом являлось большинство голосов, поданных на таком собрании за закрытие храма. [3]
От группы верующих граждан Иевлевского храма поступила жалоба в центр об изъятии у них Караульноярским ВИК-ом колокола, якобы для электрификации уезда, в то время, как согласно декрету ВЦИКа от 19 апреля 1923 года N 02814 [4] и 4 Инструкции НКЮ и НКВД от 19 июня 1923 года [5] изъятие колокола храма, как предмета, предназначенного для богослужебных целей, Возможно только путем расторжения договора с группой верующих, имеющей колокол в пользовании. [6]
Поступавшие с мест жалобы говорили о том, что некоторые местные отделы управления требовали от верующих заключения арендных договоров на платное пользование храмами и церковным имуществом, в то время как такие действия составляли нарушение п. 13 декрета "Об отделении Церкви от государства", согласно которому эти имущества предоставляются в бесплатное пользование соответствующих религиозных обществ. [7]
"В виду допускавшихся на местах неправильностей в отношении взимания арендной платы за земельные участки, находящиеся под зданиями религиозного культа (церквами, молитвенными домами, синагогами и т.п.). Народный Комиссариат Финансов сообщал для сведения и руководства, что...". [8] В общем, "неправильно" поступала местная власть.
В Наркомфин и во ВЦИК часто поступали жалобы отдельных священнослужителей и церковных общин и организаций на неправильность и непосильность обложения местными и государственными налогами:
1) по подоходному налогу были случаи преувеличения в определении облагаемого дохода до уровня невозможности эти налоги оплатить, а кроме того, облагали подоходным налогом источники дохода, уже обложенные единым сельхозналогом и волостным собором;
2) при обложении церковных зданий местным налогом со строений не выполнялись директивы НКФ о производстве оценки таких зданий по данным Госстраха, и здания расценивались по довоенным оценкам и обшегубернским нормам для жилых зданий с применением сверх того еще поправочных коэффициентов,
3) ставки дополнительной ренты с земель, находящихся в пользовании служителей культа, в некоторых губерниях были значительно, по сравнению с другими ставками, увеличены - иногда до 100 (!) процентов. [9]
Перед полномочной комиссией ВЦИК ходайствовали монахини Успенско-Иверского монастыря (Городенская волость, Веневский уезд Тульской губернии) с просьбой отменить решение местной власти о ликвидации Брщевской монастырской коммуны. Комиссия "пришла к выводу о злоупотреблении местной власти своей силой". [10]
Бывали случаи запрещения сельсоветами религиозным обществам производить в приходе среди своих членов сбор добровольных пожертвований на покрытие расходов, связанных с пользованием культовым имуществом, [11] на приобретение церковно-богослужебных предметов и содержание священнослужителей, на покупку дров, приобретение различных предметов хозяйственного обихода для нужд своего храма. [12]
Некоторые представители власти на местах запрещали вообще какие-либо собрания групп верующих, посвященные выяснению хозяйственных или вероисповедных нужд. [13]
Из поступавшего с мест материала усматривалось, что некоторые отделы коммунального хозяйства изымали из пользования верующих подвалы, находившиеся под зданием церкви и специально для их обслуживания предназначенные (для отопления и проч.). [14]
В целях борьбы с религией в некоторых местностях при заключении договора о пользовании храмом, при совершении регистрации религиозного общества, при разрешении праздничного хождения священников по домам прихожан и т.д., местные власти требовали исполнения целого ряда формальностей, вроде заключения сделки о договоре пользования храмом обязательно у нотариуса с засвидетельствованием в нотариальном порядке подписи каждого члена группы и с представлением оплаченной гербовым сбором справки о несудимости и т.д., оплаченного гербового сбора заявления от каждого гражданина, желающего принять к себе в дом на праздники священника и т.д. [15]
Но "и требование о заключении сделки у нотариуса или о нотариальном засвидетельствовании подписей всех членов группы, равно как требование от каждого гражданина подачи оплаченного гербовым сбором заявления о желании совершения того или иного обряда, к каковым относятся и совершение по большим праздникам по домам так наз. молебна, является незаконным, уголовнонаказуемым воспрепятствованием исполнения религиозных обрядов". [16]
В Президиум ВЦИК поступали сведения о том, что некоторые ГИК зачастую, не сообразуясь с действительными потребностями жизни, налагали административные взыскания на всех владельцев частных предприятий, которые прекращали работу в неустановленные статьей 112 Кодекса законов о труде дни религиозных праздников, [17] хотя частные предприятия могли устанавливать свой рабочий распорядок независимо от этой статьи.
Из поступавших с мест жалоб было видно также, что местные здравотделы ГИК и ЦИК в "дополнение и развитие" к правилам Наркомздрава (о религиозных обрядах в психиатрических больницах, в местах заключения, в больницах, об ответственности врача за Допущение отправления религиозных обрядов в исключительных случаях, о санитарных правилах для служителей культа при выполнении ими религиозных обрядов и т.д.) издавали собственные распоряжения, вторгавшиеся во внутреннюю область церковной общины и при планомерном проведении которых в Жизнь свободное отправление обрядов культа, предоставленное декретом от 23 января 1918 года парализовывалось. [18]
В V Отдел НКЮ поступали заявления о запрещении священникам ходить по домам желающих принять их с обычными обрядами. [19]
По поступавшим в НКВД сведениям можно судить, что в некоторых губерниях на совершение религиозных обрядов на улицах, площадях, шествий, крестных ходов, молебнов и т.п., выдача разрешений производилась органами власти не ниже уездных, даже в тех случаях, когда совершение таких обрядов предполагалось в селе. В большинстве случаев для верующих это являлось чрезвычайно затруднительным. [20]
Повсеместное распространение получило такое явление, как массовое расторжение договоров и приписка кладбищенских храмов к соборам, [21] что весьма плохо отражалось на судьбе этих храмов.
Частые заявления поступали в центр от священнослужителей с просьбой облегчить условия платы за обучение их детей в школах. [22] Как известно, за обучение своих детей в школах священнослужители платили непомерно высокий налог.
Крестьяне Камышинского уезда в своем заявлении во ВЦИК жаловались на взимание со служителей культа в сельских местностях непомерно высокой квартирной платы. [23]
С мест поступали сведения, что некоторые профессиональные организации, идя по пути антирелигиозной пропаганды, стали проводить ее в уродливых формах, проводя, например, постановления о закрытии всех церквей, о замене обычных дней отдыха другими днями. [24]
Трудно было понимать декрет в то время "на местах"". Нелегко это было сделать и в столице. Нелегко это сделать даже сейчас.
Недавно в Московской духовной академии с серией лекций о законодательстве Союза по отношению к Церкви выступил доктор юридических наук Б. С. Крылов. Из его лекций можно было вынести только одно: советское законодательство о религиозных культах представляет собой какой-то жуткий монстр, юридическое отродище, напичканное противоречиями и "ляпами". [25] И еще одно: антирелигиозники ничуть не стесняются своего оскорбительного отношения к Церкви и верующим.
Все его выступление было пересыпано приблизительно такими вот "юридическими откровениями". [26]
"Основные права и обязанности граждан не исчерпываются известной статьей Конституции..."
"Вы знаете, какое место занимает партия в нашей стране, поэтому будет уместно привести слова Брежнева, который сказал... "
"Принцип равноправия граждан Советского Союза, независимо от их отношения к религии, последовательно проводится не только в конституционном, но [27] и во всем остальном советском законодательстве..."
"Всякий может не признавать никакой религии, т.е. (!) быть атеистом" (! - В.С.).
"Отношение партии к религии основывается на различии идеологий.... которое ни в коей мере не затрагивает отношений государства к религии" (Разве? - как это может разделиться партия "на ся", если она же и есть правящая сила власти? - В.С.).
"Вместе с тем, конечно, надо учитывать то, что в нашей стране Коммунистическая партия является правящей партией, политическим вождем советского народа, и надо учитывать, что партию нельзя отождествлять с государством" (?).
"Партия осуществляет руководство органами государства в рамках Конституции, которая является высшим законом нашего государства".
"Мы требуем полного отделения Церкви от государства, чтобы бороться с религиозным туманом (!) чисто идейным и только идейным оружием, нашей прессой, нашим словом" (Ленин. "Социализм и религия").
"Церковь - не только идеология, не только мировоззрение... Основные существующие религиозные объединения устанавливают не только личное служение Божеству, но и общественное коллективное богослужение". (О-о! Да он к тому же и богослов! - В.С.).
"Кстати, должен вам заметить, что эти рассуждения не являются моими личными рассуждениями. Я их взял из учебника по Русскому Конституционному праву, изданному в 1911 году крупнейшим авторитетом того времени проф. Каркуновым" (А-а! - В.С.).
"И 2-е обстоятельство. Ведь церковные общества обладают определенным имуществом: или на правах собственности (?), либо имуществом, которое передано отдельным верующим в пользование. И в силу этого Церковь выступает не только как вероисподное общество, но и как определенная материальная сила, располагающая определенными имущественными материальными ценностями" (Вот они, уши материализма - В.С.).
"Положение этой материальной силы должно быть определено законодательством".
"Нельзя не отметить неоднократные выступления церковников с политическими акциями".
"Так или иначе, но государство не может безразлично относиться к проблеме существования вероисподных обществ с их организацией, с их дисциплиной, с их имуществом" (!).
"Само собой разумеется, что эти отношения Церкви и государства, отношения государства к церковной дисциплине, к церковной иерархии, к церковному имуществу, определены социальным характером государства, определены господствующей в государстве идеологией, из которой (идеологии) и вытекает пожелание свободы совести" (Ох, как это мило! - В.С.).
"Мы, например, под свободой совести понимаем..."
"Вы знаете, что в 19 веке существовало другое понимание свободы".
"Мы считаем, что полная свобода совести обеспечена, если каждому гражданину предоставлено право, - ну скажем, не исповедовать религию, и право вести антирелигиозную пропаганду, т.е. отстаивать свои убеждения" (!!!).
"Чтобы сделать эти понятия более рельефными, обратимся к свободе совести в буржуазных государствах и царской России. Если о царской России я могу говорить только понаслышке, по приглядке, по чтению книг, то представление о том, что из себя представляет религиозная свобода в буржуазных странах, я имею и потому, что я имел возможность это наблюдать: я всегда считал, что для того, чтобы установить, как живет общество, нужно пойти в несколько мест, которые являются полезными: надо посмотреть улицы, как живут люди, посмотреть дома, в которых они живут, посмотреть то, что они покупают и в чем они нуждаются, надо посмотреть те места, где люди собираются. Одним из таких мест является церковь. И где бы я ни бывал, я всегда бывал в церквах, часто мало там понимал, но это уж мои собственные ущербы...
- Что вы говорите?..
- Ну, это зависит от того, что понимать следует: я имел в виду язык. Я рад, если у вас такое прекрасное знание скажем 5-6 языков. Я, грешен, знаю всего 3 языка, и то лучше всего русский..."
"Ст. 10. О частных обществах. Не имеют прав юридического лица".
"Главное: критики декрета забывают, что всякое перемещение собственности и сосредоточение ее в руках народа в результате Великой Октябрьской революции происходило в интересах этого самого народа".
"В таком случае Церковь понимается не как здание, а как учение (!)...
Значение регистрации. Имеет большое значение. Именно факт регистрации является мерой обеспечении (охраны) религиозной свободы (?).
В этом случае государство выступает в качестве гаранта охраны прав граждан (?).
Окончательное решение при регистрации принимает Совет...
Храм может быть закрыт, если он подлежит сносу по реконструкции населенного пункта, из-за ветхости. Если это происходит по этим основаниям, это должно быть подтверждено актом технической комиссии и соответствующим распоряжением уполномоченного Совета по делам религии.
Наше законодательство ничего не говорит о служителях культа.
Законодательство предусматривает приглашение священнослужителей только на стадии, когда религиозное общество уже организовано.
Проповеди могут произноситься, если они являются неотъемлемой частью богослужения.
Храмы закрываются, если здание не удовлетворяет санитарным правилам. Мы живем в условиях такой скученности, в условиях, когда строгое соблюдение санитарных правил является важнейшей обязанностью всех тех, кто пользуется общественными зданиями.
Установился очень четкий порядок пользования этим имуществом, государственным имуществом.
Все является собственностью государства (в том числе и приобретенное на доходы верующих) (!!!).
- 14 октября 1948 - постановление Совета Министров об охране памятников культуры.
В инвентарной описи есть графа "стоимость". Сюда же - все вновь приобретенные и пожертвованные: все это так же является достоянием государства (?).
При заключении определенных сделок религиозные общества пользуются правами юридического лица (???).
Регистрирующим органам предоставлено право отвода кандидатур в исполнительный орган религиозного общества (!).
Ст. 19., говорят, появилась в годы НЭПа, но это не совсем так: ст. 19 появилась в 1943 году".
Вопрос 1
- Я что-то не видел изможденных лиц у церковнослужителей.
Ответ:- Ну, не знаю... не все же человеку знать.
Вопрос 2
- Может ли священнослужитель совмещать приходское служение с обучением в государственном учебном заведении?
Ответ: - Вообще говоря, это не противопоказано человеку. Но вы подумайте о другом: может ли человек, исповедающий христианскую религию, греша, так сказать, перед своей совестью, скажем, сдавать экзамен по атеистическому предмету? Конечно - нет.
Вопрос 3
- Почему ограничена религиозная пропаганда?
Ответ: - А потому, что большинство является атеистами, и они приняли соответствующий закон (?).
Вот такие ответы. Кроме всего прочего докладчик - элементарный хам, потому что имел наглость прямо в лицо оскорблять и издеваться над студентами.
Организовал этот цикл лекций (не без рекомендации митрополита Ювеналия, который находится с Б. С. Крыловым в весьма дружественных отношениях) Совет по делам религии.
Что касается практики большевистского отношения к Церкви и к верующим, то она шла своим чередом, независимо от законодательства.
Здесь уже не до бесплодных словопрений. Насилие, штык и пуля - вот инструменты большевистской тактики в их "идеологической" борьбе против Церкви. Кровь на ризах Церкви - вот след этого насилия.
1) Для жуткого явления местного (локального) понимания - имя декрета советской власти сознательно применено. Такое же жуткое понятие - местное (частное) мнение, в понимании законодательства.
2) "Церковный календарь" на 1927 год, с. 48
3) Там же, с 48-49
4) См. Бюллетень НКВД N 10 от 1923 года.
5) См. Собрание узаконении. 1923 г. N72-73, ст 699
6) "Церковный календарь на 1927 год", с 49
7) Там же.
8) Там же
9) Циркуляр НКФ, 2 января 1925 года, N 463 См. "Церковный календарь на 1927 год", с. 49-50. См. также: Гидулянов П. В. Отделение Церкви от государства. Полный сборник декретов, ведомственных распоряжений. М, 1926, с. 210
10) "Церковный календарь на 1927 год", с. 52.
11) Там же. с. 60.
12) "Церковный календарь на 1923 год", с. 37.
13) Там же
14) "Церковный календарь на 1927 год", с 60.
15) Там же, с. 47
16) Разъяснение V Отдела НКЮ. 19 августа 1924 года. См. там же
17) "Церковный календарь на 1927 год", с. 44
18) Там же, с. 44.
19) Там же, с. 43
20) Там же
21) "Церковный календарь на 1923 год", с. 38.
22) "Известия" 18 4 1924 г. См. "Церковный календарь на 1923 год", с. 40.
23) "Революция и Церковь". 1924. N 1
24) "Труд" Июнь 1923 г. См. "Церковный календарь на 1923 год", с 43
25) Скажут, что это маловажно. Нет! Не маловажно! Это значит, что правительство не может найти грамотных людей для редакции своих законов. Это значит, что оно дозволяет писать законы, которые для целого народа должны быть ясны, как дважды два, людям, не знающим отечественного языка "Это явление страшное, которое приводит в трепет за будущность, ибо носит на себе печать бездарности" (Огарев в статье, анализирующей манифест императора по случаю коронации. "Полярная Звеза") См. Л. Либединская. "С того берега" Повесть о Николае Огареве. Изд полит лит-ры 1980, с. 154
26) Высказывания лектора приведены дословно по магнитной записи.
27) По общепринятым редакционным представлениям, в сложных предложениях, связанных союзом "не только но" на составную часть, к которой относится "не только" приходится не более 40% смыслового значения.
"Ни один священник, епископ и т.д. не был и никогда не будет арестован только за то, что он - духовное лицо" [1] - бесстыдно заверяли большевики русскую и международную общественность в 1918 году. Так же утверждают коммунисты и сегодня. Но человек, мало-мальски знакомый с действительным положением вещей, воспринимает это елейное заявление, как печальную иронию и издевательскую насмешку.
Да, действительно, в первое послереволюционное время в тюрьмах томилось не так уже много церковных людей, потому что священнослужителей чаще всего не арестовывали, а расстреливали.
Религиозные объединения, по представлению большевиков того времени, это единственные легальные организации, впитавшие в себя все враждебные им элементы. [2]
Мир религии они с самого начала воспринимали как один из главных противников на пути достижения своих целей. И потому они с тем большей бескомпромиссностью взялись за разрушение всего, что связано с религией. [3]
"Очень большую и активную роль в этом сборище всех антисоветских вражеских организаций, возглавляемом международным фашизмом, - писал один советский автор, даже спустя 20 лет, - играли и играют духовенство, церковники всех мастей - попы, монахи, муллы, раввины и сектантские вожаки Смертельно ненавидя советскую власть... религиозные мракобесы стали на путь создания контрреволюционных организаций для борьбы против советской власти... Духовенство раскинуло по всему Союзу целую сеть контрреволюционных шпионских гнезд". [4] Такое отношение государства к религии и Церкви давало государству основу для неограниченных репрессивных мер против всего церковного.
В стране "победивших рабочих и крестьян" религии была объявлена война, участие в которой должны были принять все "сознательные пролетарии нашей страны" [5]
И большевики принялись бороться с религией "по-настоящему". [6]
"... В те дни строительства и битв,
Вопросы все решая просто,
Мы отрицали старый быт
С категоричностью подростков...", - писал впоследствии Ярослав Смеляков в поэме "Строгая любовь".
Матрос Кранов из Калуги в те дни приезжал в редакцию журнала "Революция и Церковь" с письмом (стихи), в котором вообще предлагал просто-напросто "упразднить религию" [7] (довольно явственной рецидив французской революции - см. выше).
Монархия, религия. Церковь и все тому подобное, - это была эпоха, "ушедшая на свалку истории", как выражались в среде большевиков. [8] "Эксплуататоры (к которым во всех случаях относили и Церковь - В.С.) разбиты, но не уничтожены", [9] - писал Ленин, явно призывая к их уничтожению. Советы очень скоро пришли к выводу, что с "религией нельзя бороться только декретами". [10]
"Мы разбили и уничтожили в октябре всю старую государственную машину, - писал в это время организатор всей антирелигиозной кампании С. П. Красиков, - мы уничтожили старую армию, старые суды, школы, административные и другие учреждения и создали и создаем свои, новые. Этот процесс трудный... мы делаем ошибка... Однако оказывается, что сломав всю старую машину классового угнетения тружеников, всю эту помещичью жандармерию и т.д., мы Церковь, которая составляет часть этой старой государственной эксплуататорской машины, не уничтожили (разрядка наша - В.С.). Мы лишь лишили ее государственного содержания... лишили ее государственной власти. Но все же этот обломок старой государственной помещичье-капиталистической машины сохранился, существуют эти десятки тысяч священников, монахов, митрополитов, архиереев. Почему же с такой незаслуженной ею осторожностью отнеслась советская власть к этому обломку старой машины? [11]
Принялись крушить этот обломок.
Пещерная ненависть к религии родила у большевиков жуткий психологический рецидив первых веков христианства: "Ко львам христиан", "верующих к стенке".
Некрасовские слова - "дело прочно, когда под ним струится кровь" [12] - сказанные в совершенно другом смысловом контексте, большевики подсознательно восприняли и осуществили в своей "церковной" политике.
...В дни работы Поместного Собора сведения о чрезвычайных происшествиях в связи с осуществлением декрета об отделении Церкви от государства на практике получали и рассматривали на самом высоком уровне. Но в материалах Собора сохранилось не так уж много случаев ареста клириков и епископов. Зато в сведениях об убийстве священнослужителей недостатка не было.
В дни революции в Севастополе был убит священник Чефранов. [13] Его вывели из храма, и тут же, на паперти расстреляли. Тело священника не было найдено. Вероятно, его выбросили в море. [14]
Уже в первые месяцы после революции в Царском Селе в Петрограде убит протоиерей Иоанн Кочуров. Соборный совет по этому случаю постановил особой грамотой известить православное население о подвиге о. Иоанна и других, "во дни междоусобицы претерпевших мученическую смерть". [15]
3 ноября расстрелян священник в г. Вытегры.
11 декабря 1917 года, как сообщали "Курские Епархиальные ведомости", в Белогорской мужской пустыни был убит иеромонах Серафим. [16]
Начало 1918 года. Никогда еще, как писали "Церковные ведомости", первые дни нового года не проходили в Петрограде в таком подавленном состоянии, как в этом году. Ожидали созыва Учредительного собрания. Но тревожно себя чувствовали как те, кто смотрел на него, как на своего личного врага, который явился для того, чтобы передать в нежелательные руки власть в стране, так и те, кто видел в нем единственную надежду на спасение России.
Все одинаково чувствовали, что 5 января и в последующие дни около Учредительного собрания произойдет нечто роковое и страшное. Это предчувствие большевики не обманули.
В день открытия собрания обильно пролилась кровь народа. Массовые демонстрации, направившиеся со всех концов города к Таврическому дворцу приветствовать этот форум народных представителей (именно! как ни неприятно кому-нибудь это признать)
были
встречены
красногвардейцами стрельбой из ружей и пулеметов.
Стрельба по безоружным толпам народа, в составе которых было много рабочих и солдат, производилась отчасти с крыш зданий, точно так, как это делали в свое время приспешники Протопопова в дни февральской революции. [17]
Чтобы смягчить впечатление от расстрелов мирных безоружных людей. Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов вынес постановление о позоре самосудов, а военная власть издала постановление, запрещающее употреблять оружие против мирных демонстраций. Людям от этого не легче.
9-го января огромные демонстрации во время похорон жертв расстрела 5-го января, в которых участвовали рабочие многих фабрик в Полном составе, отдали последний долг погибшим от кровавых рук красногвардейцев и матросов. [18]
В Александро-Невской Лавре 19-го января 1918-го года красногвардейцами был убит священник Петр Скипетров. Кончина о. Петра - это лишь одно из печальнейших событий, происшедших в эти Дни в столичной Лавре. На Смоленском кладбище лежат 40 священников, закопанных живьем.
В Москве тоже не обошлось без пролития народной крови. Во время одной из манифестаций вооруженные пулеметами и броневыми автомобилями красногвардейцы и солдаты открыли беспорядочный огонь по направлению к Иверским воротам. Публика в паническом ужасе бросилась бежать в разные стороны, многие ложились на землю, а другие бежали по их телам. Стрельба перекинулась на соседние кварталы. Красногвардейцы стреляли в народ, по окнам домов, особенно гостиниц. Пострадало несколько сот человек, убито свыше 30 человек. [19]
"Голос духовенства и мирян Черниговской епархии" отмечал, что сведения о диких грабежах и насилиях поступали из самых различных мест епархии. В начале января три грабителя ворвались в дом священника с. Янжуловки, Новозыбковского уезда, отца Неаронова. Требуя денег, грабители изрубили священника саблями до полусмерти, отрубили руку матушке, а ребенка на глазах родителей закололи штыками. Один из грабителей был схвачен местными крестьянами и предан смерти. Другие грабители скрылись. [20]
Протоиерей П. И. Сербиков, член Собора, на пленарном заседании 22-го января 1918-го года, [21] когда возвратившиеся с мест после длительного перерыва в работе Собора делегаты делились страшными впечатлениями с мест, отмечал мужество Таврического архиепископа Димитрия, который перед лицом смертельной опасности отпевал отца Михаила Чефранова (см. выше), убитого матросами только за то, что он напутствовал Святыми Тайнами приговоренного к смерти. [22]
Архиепископ Димитрий распорядился записать имя отца Михаила Чефранова в помянники каждого храма епархии на вечное поминовение. Интересно, как решение священнослужителей епархии - исполнят это распоряжение Епископа?
Протоиерей П. И. Сербиков в своем выступлении на заседании Собора в этот день подробно рассказывал о том, как в январе, после захвата Симферополя, большевики издевались над духовенством, грабили храмы... На митингах распространяли слух, что в предательстве России виноваты попы и что всех их надо немедленно расстрелять.
Была распространена так же провокационная ложь, будто бы на городском соборе установлен пулемет и что следует немедленно арестовать все духовенство.
В ближайшее воскресенье в соборе людей было мало, все были предельно напуганы, но архиепископ Димитрий пришел в собор и совершил литургию. В конце службы он обратился к народу с речью:
- Говорят, что на колокольне установлен пулемет. Кто желает - посмотрите, правда ли это?
Некоторые из находившихся в храме отправились туда, и сообщили, что никакого пулемета там нет. Тем не менее, началась бомбардировка собора, была повреждена колокольня.
О. протоиерея Назаревского арестовали и хотели расстрелять. Духовенство попряталось, ключ от собора остался у архиепископа Димитрия. Он отправился в революционный штаб и потребовал расследования, но председатель нагло сказал:
- Я сам видел пулемет.
Красногвардейские патрули разбрелись по окрестности, сея вокруг себя насилие и мерзость.
В 20-ти верстах от Симферополя солдаты ворвались в храм, издевательски спросили у настоятеля, почему на лампаде лента зеленая, а не красная, вывели о. Иоанна Углянского на церковный двор и расстреляли.
В воскресенье 14-го января у архиепископа Димитрия производили обыск. Все взламывалось и вспарывалось. В архиерейскую церковь вошли с папиросами в зубах, в шапках, штыком прокололи жертвенник и престол. Были захвачены семинария и духовное училище.
В духовном училище красногвардейцы схватили и хотели расстрелять помощника смотрителя прот. Бессонова, вошли в храм, пробыли там около четверти часа, взломали жертвенник и шкаф в ризнице.
Епархиальный свечной завод был разгромлен, вино выпито и вылито. Всего убытку причинено более чем на миллион рублей.
Все это лишь штрихи к событиям в Крыму... Несчастная Ялта разделила ужасы, которые витали над всей Россией. Ненависть к духовенству граничила с животной злобой.
- Когда я, - говорил прот. Сербиков, - был в вагоне, один солдат сказал: "А, поп! - следовало бы его взять на мушку!" [23]
Вообще, на юге во всех городах, занятых большевиками, кровь лилась рекой... [24]
26-го января (по другим источникам - в ночь на 25-ое и даже на 24-ое) недалеко от Киево-Печерской Лавры был зверски убит митрополит Киевский и Галицкий Владимир (Богоявленский). Со слезами на глазах рассказывал на Соборе митрополит Херсонский Платон, который ездил в это время на Украинский собор в Киев, о последних минутах священномученика.
По глубокому убеждению митрополита Платона, истинными виновниками смерти святителя Владимира являлись не непосредственные убийцы, а лица, стоявшие за ними.
Вскоре действительно были получены из Киева из достоверного источника дополнительные сведения о мученической кончине митрополита Владимира.
В Лавру, занятую перед тем войсками (Лавра находилась в районе крепости, поэтому лаврское начальство было бессильно не допустить этого), проникли большевистские отряды. Вскоре неизвестные люди направились в покои митрополита, произвели обыск и отобрали 100 рублей денег (все, что было у него). Затем повели Владыку на допрос к коменданту, но очевидно по дороге решили с ним покончить и привели этот безумный умысел в исполнение. Тело мученика-святителя найдено было раздетым на другой день: две смертельные пулевые раны и три раны штыком. [25]
Прот Иоанн Восторгов писал по этому поводу. "Народ наш совершил грех, а грех требует искупления и покаяния, а для искупления прегрешений народа, для побуждения его к покаянию, всегда требуется жертва, а в жертву всегда избирается лучший, а не худший Вот где тайна мученичества старца-митрополита"
Некоторые пытались представить этот случай весьма "дипломатично". С одной стороны признавалось, что он явился результатом злоупотреблений революционной властью, а с другой подчеркивалось, что этот факт не стоит ни в какой связи с "церковной" политикой октябрьской революции, а представляет роковой инцидент переходного момента, пережитого Киевом, в связи с занятием его советскими войсками [26]
Да мол, было несколько временных арестов архиереев и в Москве, и в провинции, не оправданных потом при разборе дела. Бывали мол, случаи ненужного издевательства над арестованными, как например, над донским епископом Митрофаном (об этом еще будет речь). Однако дело было в переходный момент, виновниками грубого отношения были темные красноармейцы. [27] Но это оправдание только для наивных.
А вот еще потрясающая душу картина. В квартиру протоиерея г. Елабуги Павла Александровича Дернова ворвались ночью 15 человек красногвардейцев и увели трех его сыновей. Через несколько минут увели и отца. В квартире произвели обыск, никого из оставшихся близких идти за арестованными не допустили. Обыск сопровождали издевательством и грабежом.
На рассвете стало известно о судьбе трех юношей-сыновей, они сидели под арестом в Исполнительном комитете, а отца Павла не могли разыскать Но вскоре родственникам сообщили, что за городом у мельницы лежит труп убитого священника. Матушка поехала туда, а навстречу ей уже везли на розвальнях убитого. Павла Его не отдали матушке, а повезли в морг. Немало хлопот было, чтобы получить труп.
Оказалось, что о Павел был расстрелян еще в 5 часов утра, труп хотели бросить в прорубь, но увидевшие это крестьяне не позволили красноармейцам надругаться над телом священномученика.
Лишь в 4 часа вечера привезли тело в квартиру почившего Родные поехали в революционный штаб и умоляли отпустить арестованных детей к убитому отцу. Там распорядились.
"Напишите заявление, чтобы следствие над арестованными произвели вне очереди"
В 7 часов вечера обещали рассмотреть его. Но присутствовавший при этом матрос заявил.
- Никаких привилегий, разбирать по очереди.
Когда арестованные дети узнали, что их отец убит, то один из них не выдержал и назвал красногвардейцев "душегубами". Этого было достаточно, чтобы всех их вывели за город, на пристань, и расстреляли.
"Представьте себе, - пишет автор корреспонденции об этом, - яснее представьте себе эти живые картины нашей ужасной действительности... когда в доме достойного священнослужителя из доброй духовной семьи, известной во всем крае, лежат четыре трупа невинных жертв, лежат долго без гробов. Представьте эту, сначала оцепеневшую от горя и ужаса, не в силах пролить смягчающих душу слез, а потом огласившую стонами и рыданиями весь дом жену-мать, И поставьте перед собой вопрос: не вопиет ли эта кровь убиенных и эти рыдания оставшихся сирот к небу, и не звучат ли нам, еще живым, укором?" [28]
6-го марта 1918 года в слободе Ново-Астрахань Старобельского уезда расстрелян священник Курчий. [29]
В Калининской (Тверской) епархии в начале апреля на волостном сходе взволнованные прихожане с. Гнездова стали упрекать Красногвардейцев в том, что они незаконно захватывают имущество церквей. Наиболее активно выступали Петр Жуков и Прохор Михайлов. Красногвардейцы тут же, на сходе, арестовали около 30 человек, жестоко избили их и повели в уездный город Вышний Волочек. Дорогой 10 арестованных они замучили до смерти.
Расправа была ужасная. Еще в волостном комитете Петра Жукова так избили, по словам его жены, что вся голова его была в ранах, пальцы рук переломаны. На седьмой версте люди-звери разрезали ему скулы, вырезали язык и застрелили.
Не меньше мучений перенес и Прохор Михайлов, которого беспрерывно били два дня, по дороге в уездный город ему нанесли 8 штыковых ран и застрелили на 9-й версте. С обоих убитых сняли обувь.
Тела этих исповедников были погребены торжественно в своем Приходе 8-го апреля. Правящий архиерей распорядился оповестить об этом ужасном преступлении красногвардейцев всю епархию и отслужить всенародные панихиды во всех церквах епархии. [30]
В ночь под страстную седмицу, 20-го апреля, страшное событие совершилось в г. Костроме: был убит протоиерей Алексей Васильевич Андроников, настоятель Борисе-Глебской церкви, старейший из всего духовенства Костромской епархии, с момента своего посвящения 63 года бессменно священнодействовавший в одном и том же Храме. Отцу Алексею шел 87 год. Убийцы ворвались в спальню Старец, как видно, услыхал шум, поднялся с постели, но в этот момент ему нанесли смертельную рану в голову, кинжалом ударили в сердце... Событие страшное, ужас леденил сердце - слишком хорошо был известен о. Алексей в городе и далеко во всей округе Услыхав о страшном злодействе, взволновался весь город. В дом покойного для совершения панихиды прибыл архиепископ Алеутский и Северо-Американский Евдоким, а за владыкой тысячная толпа народа устремилась к дому о. Алексея отдать последний долг пастырюмученику. Выражениям чувств любви к покойному и негодования перед злодейством, казалось, не было границ. Все объединились в одном беспредельном чувстве скорби, - плач и рыдания у гроба не смолкали. На четвертый день Пасхи совершалось погребение. Тысячи народа явились почтить память мученика... По окончании отпевания процессия с прахом покойного, возглавляемая Владыкой Евдокимом, в сопровождении сонма костромского духовенства и тысяч народа, направилась к кафедральному собору, около которого совершена была лития, затем обошла часть города, в районе места жительства покойного, после чего прах его под напев пасхальных молитв был предан земле в ограде Борисо-Глебского храма, около алтаря летнего храма. [31]
На 125 заседании Собора в апреле 1918 года было оглашено донесение благочинного г. Переяславля об убийстве священника Митрополито-Петровской церкви Константина Снятиновского. Собор воспел этому мученику "Вечная память" [32]
Особенно масштабные размеры антицерковный террор принял после покушения Д. Каплан на Ленина 30-го августа 1918 года
В уездном городе Солигаличе, по сообщению временно управляющего Костромской епархией архиепископа Алеутского Евдокима, перед масляницей, якобы за контрреволюционную деятельность было расстреляно все местное духовенство - соборный протоиерей о. Иосиф Смирнов, в политической жизни вовсе не принимавший участия, [33] священник Владимир Ильинский, 75-летний старец, больной монастырский диакон Иоанн Касторский, причт храма. Расстрелян так же смотритель духовного училища Перебаскин и еще 17 человек. [34]
В Ростове-на-Дону был расстрелян священник Никольской церкви, открыто объявивший себя монархистом. Его красногвардейцы застали за совершением таинства брака, дали закончить богослужение, а затем вывели из храма и расстреляли. [35]
Неизвестный (по имени) священник Ставропольской епархии расстрелян в облачении с крестом в руках. [36]
"Утро России" сообщало о том, что в Пошехони (Ярославская губерния), в связи с осуществлением декрета, были расстреляны три человека и 56 арестовано. Арестованным угрожал революционный суд, который, как правило, заканчивался расстрелом, трое были казнены без суда. [37]
"Братские речи" сообщали об убийстве священника в с. Ольшанки Тамбовской епархии о. Николая Касаткина. Преступники, конечно, скрылись, захватив предварительно все деньги, в том числе церковные и причтовые, какие были на руках у священника. В семействе убитого осталась жена с пятью малолетними детьми. [38]
Расстрелян (как черносотенец) епископ Тобольский и Сибирский Гермоген (Долганов).
Был расстрелян епископ Пермский и Соликамский Андроник (Никольский), ревнитель Православия, подвижник.
Кроме того. Собору в эти дни было достоверно известно (к сожалению, безымянно) об убийстве оголтелыми красногвардейцами священника Ставропольской епархии Волоцкого, еще одного священника этой же епархии, а также священника Елисаветской губернии Казанского. [39]
Хотя основная волна озлобления, умело возбуждаемого в потерявших совесть "товарищах", была направлена против Православной Церкви, но задевала она и другие христианские исповедания. В "Новых ведомостях" за 5-ое февраля сообщалось о таком случае.
В воскресенье утром в Петрограде из Обуховской больницы по Введенскому каналу направлялась похоронная процессия католиков. Не успела процессия достигнуть Загородного проспекта, как какие-то неизвестные лица открыли стрельбу по сопровождавшему процессию католическому священнику. В группе людей, следовавших за гробом, поднялась паника. Все в ужасе бросились врассыпную. Стрельба продолжалась 10 минут и прекратилась с появлением солдат Семеновского полка. Солдаты увидели труп ксендза, в руках у которого было зажато распятие На снегу лежало четверо раненых. [40]
Собор принял несколько предложений особой комиссии, в связи с гонениями на Церковь, из которых первое определяло назначить особый день для соборной молитвы об убиенных за веру и Церковь Таких очень много, но документальные данные к этому времени были получены лишь из семи епархий.
Молитвенные возношения на заупокойной литургии (совершенной самим Патриархом Тихоном 31-го марта в храме Московской духовной семинарии в сослужении архиепископов: Симбирского Вениамина, Могилевского Константина, епископов: Астраханского
Митрофана, Камчатского Нестора, 10-ти архимандритов и многих Протоиереев) и на панихиде произносились в такой форме:
"О упокоении рабов Божиих, за веру и Церковь Православную, убиенных:
Митрополита Владимира
Протоиереев: Иоанна, [41]
Петра, [42]
Иосифа, [43]
Павла [44] и чад его,
Игумена Гервасия, [45]
Иереев Павла, [46]
Петра, [47]
Феодора, [48]
Михаила, [49]
Владимира, [50]
Василия, [51]
Константина, [52]
Иеромонаха Герасима, [53]
Диакона Иоанна, [54]
Послушника Антония, [55]
Раба Божия Иоанна [56] и многих священного, иноческого и мирского чина, их же имена Ты, Господи, веси". [57]
1918 год - год, обильно политый кровью рядовых священнослужителей, епископов. Газеты того времени сообщали, что в различных местах при расправах красногвардейцев над местным населением погибали мученической смертью служители алтаря.
Настроение и отношение ко всему и всякому, что не входило в узко-догматический партийный круг большевиков, достаточно ярко выразил матрос Железняков на съезде Советов рабочих и солдатских депутатов (откр. 11-го января 1918 года). Он сказал, что большевики готовы расстрелять не только 10. 000, но и миллион народа, чтобы сокрушить всякую оппозицию. [58]
А будущий соратник Дзержинского чекист Рогов в своем дневнике того периода записал: "Одного не пойму: красная столица и церковный звон?! Почему мракобесы на свободе? На мой характер: попов расстрелять, церкви под клуб - и крышка религии!" [59]
Характер у большевиков (особенно по отношению к Церкви) у всех одинаков.
1) "Известия ВЦИК". N 18(382) от 11 июня 1918 г.
2) М. В. Попов. "Церковь в годы реакции и революции". ОГИЗ РСФСР. Иванов, 1931 г., с. 6.
3) "Наука и религия". 1978. N 10, с. 44.
4) Д. В. Дягилев. "Церковники и сектанты на службе контрреволюции". ОГИЗ. Челябгиз. 1939, с. 7.
5) Левичев. "Под маской религии". Брошюра. ГИЗ. М. - Л., 1929, с. 3.
6) В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 44, с. 146.
7) "Наука и религия". 1977. N 7, с. 19.
8) Там же. N 9, с. 67.
9) Ленин. "Экономика и политика в эпоху диктатуры пролетариата". Полное собрание сочинений, т. 39, с. 280.
10) "Революция и Церковь". 1919. N 1, с. 3.
11) Там же.
12) "Наука и религия". 1977. N 2, с. 33.
13) Кандидов Б. "Церковь и гражданская война на юге". Изд. "Безбожник". М., 1931, с. 18. См. также: "Церковные ведомости". 1918. N 3-4, с. 159.
14) "Церковные ведомости". 1918. N 23-24, с. 683-685.
15) Там же, N 2, с. 87: М. 13-14. с. 434.
16) Там же, N 2, с. 102-104.
17) Там же, N 1, с. 48.
18) Там же, с. 48, 50-55.
19) Там же, с. 51.
20) Там же, N 9-10, с. 372-377.
21) Там же. Перерыв в работе Собора, вызванный октябрьскими революционными событиями, длился до 20 января 1918 года. В этот день Собор начал свою деятельность частным собранием, а 22 января налицо уже был законный кворум,
22), "Церковные ведомости". 1918. N 23-24, с. 683-685.
23) Видимо, не стоит пояснять, что означает выражение "взять на мушку"?.
24) "Церковные ведомости". 1918. N 23-24, с. 683-685.
25) Там же, N 5, с. 179.
26) Цит. по: Л. Регельсон. "Трагедия Русской Церкви". 1917-1945 гг. Париж, 1977, с. 42.
27) Б. В. Титлинов, проф. "Церковь во время революции". Изд. "Былое". Пг" 1924, с. 129-130.
28) "Церковные ведомости". 1918. N 15-16, с. 503.
29) Кандидов Б. "Церковь и гражданская война на юге". Изд. "Безбожник". М., 1931, с. 22.
30) "Церковные ведомости". 1918, N 19-20, с. 626-627.
31) Там же. N 23-24, с. 711-713.
32) Там же. N 15-16, с. 503, 523.
33) Положение священнослужителей в то время было трагично в своей безвыходности. С одной стороны им запрещалось принимать всякое участие в политике, а с другой, тот кто не интересовался политикой, был нейтральный. Нейтральных же всех советская власть расстреливала как врагов народа.
Очень правдиво это отражено у А. Толстого:
"- Я никогда не интересовался политикой... (Телегин - Рублеву)
- Это как так, - не интересовался? - Рублев весь взъерошился, угловато повернулся к нему. - А чем же ты интересовался? Теперь - кто не интересуется - знаешь кто? - Он бешено взглянул в глаза Ивану Ильичу. Нейтральный.... враг народа". А. Толстой. "Хождение по мукам". М., 1976, с. 236.
34) "Церковные ведомости". 1918, N 23-24, с. 711.
35) Там же. N 9-10, с. 372; N 15-16, с. 523.
36) Там же, с. 503, 523.
37) Там же. N 9-10, с. 380.
38) Там же. N 2, с. 102-104.
39) Там же. N 15-16, с. 519.
40) Там же. N 5, с. 202.
41) Иоанн Александрович Кочуров. Петроградская епархия.
42) Петр Иоаннович Скипетров. Петроградская епархия.
43) Иосиф Смирнов. Костромская епархия.
44) Павел Александрович Дернов. Город Елабуга. Вятская епархия.
45) Игумен, Брянского Успенского Свенского монастыря.
46) Павел Кушников, село Бельское, Устюжского уезда Новгородской епархии. Расстрелян по распоряжению местного исполкома.
47) Петр Покрывалов. Тульская епархия.
48) Феодор Афанасьев. Орловская епархия.
49) Михаил Чефранов. Севастополь. Таврическая епархия.
50) Владимир Ильинский. Костромская епархия
51) Василий Углянский. Симферопольская епархия
52) Константин Снятковский Владимирская епархия
53) Иеромонах Брянского Успенского Свенского монастыря
54) Иоанн Касторский. Костромская епархия
55) Послушник Брянского Успенского Свенского монастыря
56) Иоанн Павлович Перебаскин, смотритель Солигаличского духовного училища
57) "Церковные ведомости" 1918 М. 15-16, с 518-519
58) Там же. М. 2, с. 115.
59) Глеб Алехин "Белая тьма" Лениздат., 1971, с. 319
Насилие было отчаянным. Сопротивление - тоже. Под этой ширмой начались аресты епископов, священников и мирян.
Известно, что только в 1922 году по инициативе Ленина была создана советская прокуратура. И лишь в 1923 году - принят уголовный и уголовно-процессуальный кодекс. [1]
До этого советское "правосудие" опиралось не на "закон", а на "революционное правосознание". [2] Конец 1917-го, 1918-го и половина 1919-го года - период "революционных судов", которые в большинстве случаев заканчивались вышкой. Термин "со всей строгостью революционного суда" означал расстрел.
Большевики, в данном случае, не были оригиналами. Они лишь с завидной последовательностью скопировали ситуацию французской революции, где главным орудием террора и являлся революционный суд. Он решал дела без лишних формальностей, приговаривая к смертной казни на гильотине часто на основании одних лишь подозрений. [3]
Революционный суд периода французской революции приговаривал к смертной казни ежемесячно сотни и тысячи "подозрительных", уличенных в противодействии Конвенту. [4]
Наиболее удачно, кажется, большевистский революционный суд (как, впрочем, и любой другой, революционный) характеризует одно слово - "самосуд".
Вот этот самосуд и гулял по советской России до середины 1919-го года под штыком кого угодно: кто или был революционером действительным, или в корыстных целях прикрывался революционными фразами - красногвардейцев, солдат всех родов, матросов, уголовников...
В 1919-м году эти "самосуды" перешли в руки состоявших на месячном жаловании членов Чрезвычайных комиссий (Че-Ка, "Чрезвычайка"); "мировой пожар", "мировой оркестр" все заметнее начинали подчиняться коммунистическим пожарным и дирижерам; приобретение мира стало превращаться в организованное-директированное разрушение. [5]
Тот, кого миновал расстрел, не мог избегнуть ареста. Любой бандит, имевший оружие и носивший красную ленту на картузе или в петлице, мог безнаказанно арестовать архиерея, священника, произвести обыск (все это без всяких ордеров и санкций), "социализировать" их ценности и вообще делать с ними все, что угодно.
Впрочем, это характерно и для последующих лет: и в МУРе, и в УГРО были всегда следователи, которым безразлично было, кого сажать, за что сажать, зачем сажать, - лишь бы сажать. [6]
Итак, 1918-й. "Псковская воля", орган социалистов-революционеров, сообщала об аресте в первый день Рождества Псковского епископа. Преосвященного Евсевия.
7-го января 1917-го года в покои епископа Евсевия явился наряд военно-революционного комитета, предъявивший ордер на арест "того священника, который за Литургией в день Рождества Христова произнес погромную речь". В это время в гостиной архиерея присутствовали двое священников и псаломщик, только что возвратившиеся из церкви.
- Кто из вас говорил погромную речь? - обратились с вопросом солдаты.
- Проповедь в соборе говорил миссионер, - ответил епископ Евсевий.
- Где он? - осведомились солдаты.
- Здесь его нет.
- Ну, так где он живет? - Все отозвались незнанием.
- В таком случае мы арестуем вас, - обращаясь к архиерею, заявили прибывшие.
- Я же архиерей, а не миссионер, - пытался убеждать епископ Евсевий.
- Все равно...
- Да как все равно: у вас и ордера на мой арест не имеется.
- Ну, нечего дурака валять, - решительно заявили посланцы военно-революционного комитета.
Во время препирательства один из присутствовавших священников позвонил в главное управление милиции и сообщил, что в архиерейские покои явились солдаты, которые грубо обращаются с архиереем и т.п.
Священнику показался подозрительным предъявленный ордер, подписанный 6-го января, а арест налагался за проповедь в рождественскую литургию.
Из милиции был командирован народ, который арестовал солдат. Но вместе с ними был арестован и епископ Евсевий. Его доставили в военно-революционный комитет для допроса. [7]
"Томский церковно-общественный вестник" повествовал о событиях в Омске.
Со 2-го февраля Омск жил в очень тревожной атмосфере. В связи с декретом об отделении Церкви от государства большевики предъявили местному епископу требование, чтобы все управление консистории, вместе со зданием, делами, инвентарем и имуществом он передал в их распоряжение. Потребовали так же, чтобы он очистил свои покои для размещения в них большевистских учреждений.
Народная молва пошла дальше. Прошел слух, что большевики хотят в одном из приделов кафедрального собора устроить лазарет, оставив только один придел для богослужений.
В этот день в новом соборе совершалась торжественная служба Протоиерей о А Соловьев с большим подъемом и чувством сказал проповедь о гонениях на Церковь Сам плакал, плакали прихожане, женщины разразились истерическими рыданиями Какой-то солдат стал вслух защищать действия Совдепа, доказывая, что Церковь должна идти на помощь государству в моменты общественных бедствий и ничего нет кощунственного, если в храме будет устроен лазарет
Это подлило масла в огонь Сначала в самом соборе, а затем у церкви, на улице, произошли отдельные схватки митингового характера, кое-где доходило до рукопашной, но отряд солдат и красногвардейцев разогнал демонстрацию Разговоры дали толпе уверенность, что большевики действительно хотят собор обратить в лазарет
3-го февраля, в субботу, около церкви стали собираться группы прихожан. Красногвардейцы эти группы разгоняли, 4-го февраля, в воскресенье, был устроен общий крестный ход Возбуждение было сильное. Было прочитано послание Патриарха Тихона Но особых столкновений не произошло. [8]
В ночь с 5-го на 6-ое февраля, в 3 часа ночи, к архиерейскому дому подошел вооруженный отряд матросов из карательного отряда и начал стучать в двери дома Так как еще задолго до этой ночи преосвященным Сильвестром было сделано общее распоряжение по дому ночью в дом никого не пускать, в виду грабежей и насилий, чинимых в городе по ночам под видом обысков, то прислуга дверей не открыла. Пришедшие стали грозить, что будут стрелять и взорвут двери, если не откроют им, и действительно стали ломиться.
Тогда по распоряжению эконома архиерейского дома на соборной колокольне ударили в набат. Отряд сбежал. К архиерейскому дому начал стекаться народ. К собравшимся вышел Владыка. В это время получили весть, что какие-то люди грабят кафедрального протоиерея и ключаря. Часть народа побежала туда В архиерейском доме вместе с Владыкой осталось, кроме обитателей дома, человек 20. Через некоторое время к архиерею постучали. На вопрос "Кто?" раздался ответ: "Свои, прихожане". Келейник открыл двери Но это оказались красногвардейцы. Когда келейник сделал попытку выпроводить пришедших за дверь, красногвардейцы выстрелом из револьвера уложили его на месте. Размахивая оружием, с бранью, матросы кричали:
- Где архиерей?
- Я архиерей, - ответил Владыка.
Преосвященного Сильвестра схватили, к виску приставили револьвер, и даже не дав возможности надеть теплой верхней одежды, по сибирскому морозу повели по городу в "Дом республики" - помещение Совдепа.
Присутствовавшие в доме в ужасе стали расходиться Главарь отряда, когда увели епископа, набросился на них и выстрелом из револьвера, разрывной, вероятно, пулей, без всякого повода, снес череп стоявшему в стороне эконому епископа Николаю Цикуре.
По дороге в Совдеп и в первые часы пребывания там преосвященного Сильвестра над ним издевались: ругань, клевета, циничные оскорбления и подражания в духе "радуйся, Царю Иудейский" Епископа посадили в общую со всеми заключенными комнату, грязную и душную от табака. Тут же в комнате оказались заключенными кафедральный протоиерей о. Александр Соловьев и ключарь собора о. Феодор Челюгин. Они были арестованы еще раньше
Колокольный звон, между тем, продолжал созывать прихожан, пока звонаря не ранил какой-то солдат. На звон собора откликнулись другие церкви. У церквей, на улицах и площадях появились толпы народа. Наиболее многочисленные и активные толпы образовались у собора, у архиерейского дома, у Совдепа и Казачьего собора Возмущенный народ требовал освобождения епископа. Утром 6-го февраля на улицах была масса солдат, красногвардейцев, матросов, вооруженных винтовками, маузерами, с патронными лентами через плечо, с ручными гранатами у пояса. Была масса публики, которой не давали сходиться в группы, предупреждая, что будут стрелять Раздавались выстрелы. Публика в панике разбегалась К 11 часам ночи следующего дня допрос над всеми тремя был закончен Целый день город был в движении, все учреждения, магазины и учебные заведения были закрыты По городу шла непрерывная пальба: красногвардейцы залпами разгоняли народ. У архиерейского дома была поставлена стража из солдат и красногвардейцев. Несколько раз толпа разгоняла охрану, нескольких красногвардейцев разоружили и избили У архиерейского дома и Казачьего собора дело доходило до стрельбы из пулеметов. Были жертвы с той и с другой стороны. В 4 часа дня город был объявлен на осадном положении. Толпы рассеялись Ночь прошла тревожно, стрельба продолжалась до утра. В 12 часов ночи в архиерейский дом пришла следственная комиссия и опечатала покои Преосвященного
5-го февраля по распоряжению совета рабочих и солдатских депутатов Петроградской стороны был арестован священник церкви Петропавловской больницы о И. И. Чокой. Комитет потребовал от о Чокоя объяснения, почему он, как заявили какие-то лица, отказался служить панихиду по красногвардейцам
О Чокой заявил, что комитет не имеет права предъявлять священнику какие бы то ни было обвинения по делам веры, так как дела эти находятся вне сферы компетенции комитета, и что вмешательством в чисто пастырское дело комитет нарушает закон о свободе совести и декрет об отделении Церкви от государства, обнаруживая тем самым, что ему, комитету, чужды такие понятия, как права и свобода совести Протокол, составленный товарищем председателя следственной комиссии, о. Чокой отказался подписать принципиально
"Петроградский церковно-епархиальный вестник", сообщая об этом факте, отмечал, что заявление об отказе о. Чокоя служить панихиду неверно, так как панихида отслужена была и вечером, и утром в обычном порядке. [9]
7-го февраля Владыка Сильвестр провел в заключении, а 8-го в 12 часов дня его освободили. В его помещениях произвели обыск Вместе с Владыкой освободили о. Соловьева и о. Челюгина Последнего освободили безусловно, а Преосвященного и протоиерея Соловьева - до суда в революционном трибунале, взяв с них подписку о невыезде из города. [10]
"Произошли ли, - писала газета, - более серьезные столкновения, мы пока сведений не имеем. Все магазины были закрыты, все учреждения не работали Толкучка, единственное живое место в городе, и та разбежалась". [11]
По этому случаю и по поводу других печальных событий в Омске в начале февраля, как сказано в протоколе деяний Собора, епископу Сильвестру было выражено сочувствие. [12]
А вот донесение Преосвященного Митрофана, архиепископа Донского.
"Долг имею донести Вашему Святейшеству, что 13-го февраля, вслед за вступлением в город Новочеркасск большевистских отрядов, низложивших пред тем в Донской области Временное Войсковое Правительство, я и Преосвященный Викарий вверенной мне епархии, Епископ Аксайский Гермоген, были арестованы. Мой арест сопровождался такими обстоятельствами, что я считаю необходимым изложить об этом пред Вашим Святейшеством возможно подробнее.
13-го февраля, на второй день входа большевиков в Новочеркасск, часов в 12 дня у меня находился донской епархиальный миссионер протоиерей Артемьев. Приблизительно через полчаса нашей беседы, когда протоиерей Артемьев намерен был уходить, послышался сильный топот ног в доме и громкий разговор нескольких голосов. Я спросил протоиерея Артемьева.
- Что там такое?
Не успел протоиерей Артемьев выйти из моей гостиной в зал, чтобы узнать, что случилось, как в двери зала ворвались четверо грязных, страшных, со зверскими лицами матросов, в шапках, с папиросами в зубах, вооруженных винтовками, шашками и с револьверами в руках. Увидев Артемьева, они крикнули:
- Вот он.
Протоиерей Артемьев подошел к ним и спросил, что им нужно. Один из них спросил:
- Вы Новочеркасский архиерей?
- Нет.
- Где же архиерей? Давайте его сюда.
Я вышел к ворвавшимся ко мне людям и между нами произошел следующий разговор:
- Что вам угодно? - спросил я
- Вы Новочеркасский архиерей?
- Да
- Мы пришли сделать у вас обыск.
- А удостоверение на право обыска вы имеете?
Один из матросов достал из кармана удостоверение своей личности, что он матрос Черноморского отряда и только. Я, прочитав удостоверение, сказал, что в нем нет полномочия на право производить обыск. Матросы ответили:
- Мы по этой бумаге везде обыскиваем.
- Обыскивайте.
Начался обыск. Матросы, в шапках, с папиросами, пошли по комнатам. Я просил их снять шапки, потому что в комнатах святые иконы, но они с грубостью, указывая на мой клобук, ответили:
- А ты что в шапке?
Войдя в мой кабинет и спальню, они потребовали открыть ящики письменного стола, библиотечный шкаф, аптечку, гардероб, комод, поднимали постель и везде отыскивали оружие.
Обшарив все уголки и не найдя ничего, они спросили:
- Вы, товарищи, скажите по совести: есть у вас оружие или нет?
Получив отрицательный ответ, они удалились.
Во время обыска в доме с архиерейского двора были уведены красногвардейцами архиерейские лошади и лошадь Преосвященного Гермогена Около трех часов пополудни ко мне ворвались человек пятнадцать других матросов, которые, как разбойники, перевернули всю обстановку, выбрасывали на пол из ящиков письменного стола бумаги, рвали их, грабили ценные вещи, как например, несколько очков в золотой оправе, серебряные ложки, ножи, вилки, белье, сапоги и пр.
Окончив свое разбойничье дело, они начали совещаться между собою: арестовать меня или нет Одни говорили: "арестовать", другие - "не надо", и хотели было уходить, но один из них, мальчишка лет семнадцати, сказал
- Я без него не пойду Я его арестовываю
С этим согласились и другие и потребовали, чтобы я одевался и шел с ними Одевшись, и выходя из комнаты, я стал молиться пред святыми иконами, а матросы, смеясь над этим, говорили:
- Молиться стал, думает Бог поможет ему: не поможет и не молись Какой там еще Бог
Меня посадили на извозчика с двумя вооруженными матросами и под таким конвоем повезли на вокзал в штаб. Моих внутренних переживаний за это время передать нет возможности. У дверей парадных комнат вокзала пришлось ждать некоторое время, и меня хотели вести кругом вокзала к другим дверям, но наконец открыли здесь ход. Ко мне подошел неизвестный человек и, обратившись к матросам, сказал:
- Зачем вы взяли нашего Владыку? Он добрый человек для всех
- Не твое дело, - ответили ему.
Когда я вошел в комнату штаба, то начальствующих там не было. Кто-то спросил:
- Кто вы такой?
- Я Донской архиепископ Митрофан
- Очень приятно с Вами познакомиться. За что Вас арестовали?
- Не знаю, - ответил я
- Он проклинал большевиков, - сказали матросы.
- Это дело нужно разобрать Ведите его в Атаманский дворец, там разберутся
Меня повели с вокзала до дворца пешком в сопровождении тех же матросов. Я, идя с вокзала на гору по грязной дороге, страшно утомился и обессилел до смертного истощения.
Многие (из толпы - В С.) скорбели, - плакали, сожалели о мне, но не могли ничем мне помочь.
С большим трудом дошел я до дворца. Там мне пришлось ждать, стоя, минут двадцать, пока меня позовут для допроса или предъявления мне обвинения и указания причины ареста, но меня не позвали, а кто-то вышел и сказал приведшим меня, что постановили отправить меня в тюрьму
Через довольно продолжительное время меня снова повели по городу.
Приведен я был на местную гауптвахту, где и был заключен в тесную, одиночную и грязную камеру...
Условия пребывания здесь были самые невыносимые. Спать приходилось вдвоем на той досчатой голой лавке, которая днем служила для сидения. Первые три дня моего заключения пришлось выслушивать по своему адресу через маленькое отверстие в дверях нашей камеры смертные угрозы и получать плевки, а один раз к нам ворвался даже какой-то матрос с кортиком
Вера в помощь Божию и надежда на Его неизреченное милосердие подкрепляли меня и моих собратьев по темнице, - и наша камера скоро обратилась в маленькую церковь, где утром и вечером совершалось общее моление, причем святой иконой для нас служила моя панагия.
Великим для меня утешением послужили массовые и настойчивые ходатайства отдельных лиц, учреждений и приходов города Новочеркасска о моем освобождении из-под ареста. Мирян-посетителей пропускали ко мне на гауптвахту, духовных же лиц с 17-го февраля было воспрещено допускать ко мне, хотя в этот день мне Удалось приобщиться Святых Тайн, которые были принесены ко мне ключарем Новочеркасского Кафедрального собора и протоиереем Артемьевым.
22-го февраля меня под конвоем в 8 часов вечера повели в здание судебных установлении и здесь мне объявили постановление военно-революционного суда о том, что я признан ни в чем невиновным...
За время этих событий группа грабителей проникла в Крестовую у церковь Донского Архиерейского дома, предварительно взломав церковную дверь, отделявшую площадку моих покоев от церкви. Из этого храма разбойники унесли две дароносицы с запасными Святыми Дарами, звездицу, два антадорных блюда и взломали все кружки. Связи и покровы на престоле Преображенского придела были разорваны. Несгораемая касса, стоявшая в ризнице, была опрокинута, а находившиеся в ней ценные веши, похищены. Сосуды со святым Миром были разбиты. Миро разлито и растоптано ногами по полу и ризнице, в алтаре и церкви. Частицы св. мощей были разбросаны и залиты святым Миром. Из разлитого в железной кассе Мира удалось собрать только маленький сосудец.
О других бедствиях, постигших Донскую епархию и духовенство во главе со мною, будет донесено Вашему Святейшеству дополнительно". [13]
"Полоцкие епархиальные ведомости" описывали события в Витебске. 17-го февраля в архиерейском доме состоялось весьма многолюдное религиозное собрание. Собрание закончилось печальным инцидентом. Когда большинство собравшихся уже разошлось, в ар - хиерейский дом ворвалось несколько красногвардейцев, которые у после недолгого разговора открыли стрельбу. Раненых не было, но с улицы прострелены разрывной пулей два стекла в зале архиерейского дома, в нескольких местах повреждена икона Спасителя.
В ночь с 17-го на 18-ое февраля красногвардейцы произвели обыск в квартирах эконома архиерейского дома протоиерея И.Е. Овсянкина и ключаря Николаевского кафедрального собора протоиерея В. В. Томковида, допрашивали личного секретаря епископа, причем допрашивающие в течение всего допроса держали направленными на него револьверы. После обыска был арестован, отведен в революционный комитет и посажен в тюрьму протоиерей И.Е. Овсянкин. Никакого обвинения ему предъявлено не было.
Под видом осмотра красногвардейцы ворвались и в крестовую церковь, которую обошли в шапках, с оружием в руках, были в алтаре, поднимали пелену святого престола.
Православное население, узнав об этих событиях, утром собралось около собора, чтобы охранить его от возможного вторжения и ограбления Особенное мужество проявили женщины, которые стали стеною и не пустили красногвардейцев в собор. Протоиерей В.В. Томковид, не ночевавший дома и только потому не арестованный ночью, по просьбе православного населения, отправился в революционный комитет, чтобы настоять на освобождении И.Е. Овсянкина, но там и сам был арестован, причем и ему никаких обвинений предъявлено не было
Было арестовано еще несколько мирян, твердо отстаивавших церковные святыни. Оба протоиерея были отпущены только по твердо выраженному требованию женщин. Женщины смело заявили, что они не уйдут из комитета, пока не отпустят незаконно арестованных батюшек.
Большое участие в делах Церкви в этот день, 18-го февраля, приняли и некоторые воинские части: Белорусский полк, 5-й Сибирский стрелковый и Литовский полк. Белорусский полк взял на себя охрану собора и архиерейского дома, а Сибирский и Литовский полки потребовали от военно-революционного комитета прекратить нападения на храмы.
Многолюднейший митинг железнодорожников обратился к комитету с требованием предать суду лиц, участвовавших в обыске архиерейского дома и кощунственном акте в крестовой церкви. [14]
20-го марта в тюрьму были заключены заштатный священник Долговской церкви (Новгородская епархия), бывший благочинный о. Иоанн Боголюбов, и 80-летняя вдова, теща священника о Цветкова. Местным волостным исполнительным комитетом им было предъявлено обвинение в агитации среди прихожан против Советской власти. [15]
На одном из мартовских заседаний собора была оглашена телеграмма епископа Омского Сильвестра на имя Патриарха Тихона: "Освобожден. Ожидаю революционного суда. Народ привязан к Церкви". [16]
12-го марта был освобожден из Боровичской тюрьмы "за ненахождением преступления" и возвратился на свое место священник Заозерицкой церкви о. Николай Лебедев, которого продержали в тюрьма 18 дней. [17]
14-го марта должен был открыться Епархиальный Съезд духовенства и мирян Орловской епархии. За пять дней до съезда Консисторией было отправлено Губернскому комиссару заявление о разрешении, но до самого последнего момента ответа не было К 12 часам дня в здании Петропавловского братства собралось около 50-ти членов Съезда. В начале 2-го часа дня в помещение Братства заявился товарищ председателя Исполнительного комитета Совета Аронов (9 - В.С.) с отрядом вооруженных матросов. Все собравшиеся были задержаны и подвергнуты обыску.
После обыска был произведен арест видных местных церковных Деятелей. Были арестованы: прот. А. Оболенский, Комитет по управлению Епархиальным свечным заводом в составе председателя прот. Н. Поликарпова, казначея свящ. Ст. Архангельского и делопроизводителя свящ. И Рождественского; редактор "Епархиальных ведомостей", преподаватель Орловской духовной семинарии А. В. Успенский, церковный староста Иверской церкви в г. Орле Я. В. Ячшенский, делегат Съезда заштатный священник С Мерцалов. Все собравшиеся на Съезд были задержаны в помещении Братства до половины пятого.
После арестов на Съезде товарищ Аронов с отрядом вооруженных матросов отправился к епископу Серафиму в архиерейский дом Здесь у епископа Серафима был произведен тщательный обыск После обыска епископ прибыл на Съезд, где объяснил собравшимся цель созыва Епархиального съезда - рассмотрение вопроса о конфликте на свечном заводе и некоторых других вопросов чисто финансового характера
Аронов объявил съезд незаконно собравшимся и распущенным. После этого у казначея Комитета свящ. С Архангельского были отобраны все ключи Арестованных доставили в Совет, откуда, после выяснения личностей, препроводили в каторжную тюрьму С епископа Серафима взяли подписку о невыезде из г. Орла Арестованные, пробыв неделю в тюрьме, были освобождены 21-го марта с подпиской о невыезде. [18]
18-го марта, в воскресенье, архиепископ Тамбовский Кирилл, служивший литургию в одном из подмосковных сел, произнес горячую обличительную проповедь на тему о последних политических событиях, о мире, съезде советов, коснулся, между прочим, и деятельности отдельных комиссаров
После окончания службы преосвященный Кирилл посетил дом церковного старосты. Вслед за ним туда ворвалась группа лиц, угрожавших архиепископу арестом В разговор вступили сыновья старосты и его гости, которые заявили, что не допустят никаких насилий над архиепцскопом, а в противном случае ударят в набат. Только после этого "защитники советской власти" удалились [19]
"Утро России" описывало обстановку, в которой приходилось жить арестованному в марте московскими большевиками епископу Камчатскому Нестору, находившемуся в это время в Ново-Спасском монастыре "Грязная, узкая лестница в самом заднем углу монастырского двора ведет в келью епископа, похожую на дешевенький номер грязного постоялого двора На обитой какой-то дерюгой двери сделана от руки "визитная карточка" "Епископ Нестор Камчатский, заключенный большевиками".
В комнате из всей мебели только маленький кухонный столик, клеенчатый диван и в углу икона
- Тяжело, тоскливо, - говорит епископ Нестор. - Тяжело то, что пришлось перенести, и не менее угнетает и то, что приходится переносить теперь, угнетает бездействие, лишение возможности работать Пришлось оставить научные занятия, бросить на произвол судьбы коллекции с Камчатки Скучаю по соборной работе. Большое лишение для меня и то, что я не могу больше проповедовать Уста замкнуты. Правда, мне здесь временно разрешено совершать богослужение, но живого общения с верующими я лишен. Немыслимо что-нибудь говорить теперь в моем положении подследственного арестанта.
- Что вы считаете причиной ареста? - спросили епископа
- Причин нет. Я не политик, а всего только церковник, болевший душой об уничтожении Церкви и не скрывавший этого В Александровском училище, где я провел первые моменты своего заключения, мне пришлось находиться в обществе явно враждебном Там были арестованные анархисты, адъютант Муравьева, какие-то солдаты. Стража не умеет говорить по-русски - это латыши и еще какие-то интернационалисты. Спать пришлось на голом полу, подложив под голову полено. На вопрос, куда нас повезут, нам отвечали: "Конечно, на расстрел".
Об освобождении епископа Нестора ходатайствовали, но безрезультатно. Делегатам от собора было сказано, что с делом еще не ознакомились, "документы" еще не разобраны, что арестованных очень много и все ждут очереди [20]
На 125-ом заседании Собора (апрель - 7) в донесении благочинного г. Переяславля было сообщено, об аресте священников Владимира Побединского и Сергия Красовского. [21]
На 126-ом заседании Собора комиссии для сношения с народными комиссарами (1918-ом году еще была такая) было поручено сделать соответствующее заявление об освобождении заключенных в Тюрьме инспектора Костромской духовной семинарии П. Иустинова и священника Бобровского. [22]
В самом начале мая в Москве произошло событие, увы, слишком обычное в то время, но чрезвычайно знаменательное, как показатель народного настроения - арест мужественного пастыря, священника Казанской (на Калужской площади) церкви о Авенира Полозова.
1-го мая в 11 30 час представитель советской власти Резцов явился в местную церковно-приходскую школу и потребовал сдать ему ее. Послали за заведующим - о Полозовым, но тот ответил, что этот вопрос должен решить распорядитель школы - Приходский совет и решит его в ближайшие дни.
Резцов сделал вид, что удовлетворен ответом, но через три часа явился на квартиру о Полозова в сопровождении вооруженных матросов и двух красногвардейцев для его ареста.
Полозов потребовал ордер на арест, но вместо ордера матрос Показал удостоверение, что он матрос с броненосца "Тангут" Карл Иванович Мейер.
Полозов заявил, что хотя бы ему грозила смерть, без ордера он с ними не пойдет. Резцов грубо ответил, что они не хотят пачкать рук в его крови и вместе с Мейером отправился за ордером, а в квартире ворвались два милиционера в сопровождении одного из которых о. Полозов отправился к настоятелю своей церкви для переговоров.
Между тем, слух об аресте любимого пастыря распространился в приходе, и когда о. Полозов возвращался домой, собравшаяся толпа схватила его и с криками "не отдадим батюшку, бейте и нас", увлекла его в церковь. Раздался колокольный звон, и народ заполнил не только церковь и церковный двор, но и прилегающую улицу - Большую Якиманку и даже Калужскую площадь.
О. Полозов в пасхальном облачении вышел на амвон, сообщил народу о требовании Резцова и убеждал не производить насилий над явившимися в храм представителями советской власти, но когда один из них назвал священника провокатором, толпа бросилась на него и жестоко избила.
Волнение возрастало. О. Полозов вернулся на квартиру, куда вскоре явились узнавшие о происшедшем представители союза приходских советов, члены собора А. Д. Самарин, Л. К. Артаманов и проф. И. М. Громогласов, которые после совещания в квартире о. Полозова вступили в переговоры с представителями власти.
Тем не менее, на другой день в третьем часу дня о. Полозов был арестован, связан и увезен на автомобиле для допроса на Лубянку, а затем заключен в тюрьму на Таганке.
Снова народ поднялся на защиту пастыря. Ключи от колокольни не были даны настоятелем храма, но прихожане, взломав окно, проникли на колокольню и начали звонить. Снова собралась громадная толпа. Началась стрельба из ружей и пулеметов. Мало-по-малу волнение улеглось.
5-го мая вблизи Калужской площади было расклеено печатное обращение Замоскворецкого Совета рабочих депутатов "К гражданам Замоскворецкого района".
"В связи с арестом священника Казанской церкви Авенира Полозова, говорилось в обращении, - среди населения ходят самые чудовищные и нелепые слухи. Кому-то выгодно представить дело так, будто Совет пытался захватить церковное имущество. Ввиду этого, Совет Замоскворецкого района обращается к населению со следующим разъяснением".
Далее следовали довольно неожиданные и лживые в устах советской власти ссылки на авторитет Временного Правительства, будто бы передавшего все церковно-приходские школы в ведение городских и земских самоуправлений, тогда как на самом деле Временное Правительство передало этим самоуправлениям лишь те школы, в постройке и содержании которых участвовало государство и которые вошли в школьную сеть, а Казанская церковно-приходская школа содержалась исключительно на местные средства.
Священника Полозова воззвание ложно обвиняло в том, что на предложение сдать школу, он, будто бы, ответил, что школы он жидам не отдаст, советской власти не признает, что он предложил представителю Совета убраться, распорядился ударить в набат и старался возбудить толпу против советской власти и евреев.
Очевидно, народные волнения в связи с арестом о. Полозова настолько встревожили советскую власть, что она решилась для успокоения ее прибегнуть к явным вымыслам.
В праздник св. Николая в Казанском храме раздавались листки с опровержением клеветы, возводимой на о. Полозова.
"Православные христиане! Прихожане храма Казанского! Да будет на вас благословение Божие за ту святую ревность, с какою вы недавно отстаивали достояние церковное и защищали вашего любимого пастыря о. Авенира, готовые положить душу свою за Церковь Православную. Подвиг веры вашей не пройдет напрасно. Весть о нем пролетит по всему лицу несчастной Родины нашей, побудит и других к подражанию вам и ускорит срок избавления ее от несказуемых бедствий настоящего времени. Но вы уже знаете, что на днях сделана попытка смутить твердость вашего духа путем расклейки воззвания, оправдывающего неправое и злое дело и пытающегося очернить грязью клеветы светлый образ страдальца за веру и правду, пастыря нашего. Воззвание обвиняет его в том, что он не сдал церковную школу по требованию власти. Но он не мог и не должен был этого делать. Власти нужно повиноваться лишь тогда, когда она не требует ничего противного учению Церкви Православной. Если же она потребует этого, то тогда православным христианам нужно исполнить завет апостольский: "Богу нужно повиноваться больше, Чем людям" и не исполнять незаконных требований, хотя бы за это грозила тюрьма или самая смерть. И вот от пастыря, вашего потребовали того, что он не мог сделать, потребовали, чтобы он отдал не принадлежащую ему школу, - вашу школу, содержимую на ваши средства и назначенную для просвещения детей ваших чистым светом учения Христова.
Воззвание говорит, что совет не пытался захватить церковное имущество. А разве церковно-приходская школа, построенная на Церковные средства и руководимая священником не есть церковное имущество? И ваш мужественный пастырь поступил по долгу совести, не страшившись ни тюрьмы, ни даже смертной опасности, чтобы спасти достояние Божие. Так именно поступали и святые исповедники и мученики в первые века христианства, подвергаясь тюрьме, мучениям и смерти, но не выдавая имущества церковного языческой власти. Но ведь и нынешняя власть не признает истинности учения Христова и есть нехристианская власть, языческая. Не мог ваш пастырь исполнить этого требования и потому, что оно прямо противоречило предписаниям высшей власти церковной - Священного собора и Великого Господина и отца нашего Святейшего Патриарха Тихона о защите церковного имущества, а также постановлениям Совета объединенных московских приходов Советская власть, низвергнувшая Временное Правительство, испугавшись народа, вставшего на защиту своего пастыря, пытается прикрыться именем этого же низвергнутого ею правительства и ссылается на его постановление о церковно-приходских школах Но прежде всего, и Временное Правительство много злого сделало Церкви Православной, за что Господь, Праведный Судья, уже покарал его, как покарает во время свое, да во многих местах уже и карает и нынешних гонителей Церкви, а потом неправду говорит воззвание, будто Временное Правительство велело отобрать все церковные школы. Нет, оно велело отобрать только школы, построенные или содержимые на средства казны, а вы сами знаете, что ваша школа построена не на казенные средства, а на ваши пожертвования и от казны никаких денег не получает, а следовательно, и отбирать ее у вас никто не имел права.
Неправду говорит воззвание и про вашего пастыря. Вы сами его давно и хорошо знаете и легко поймете, что то, в чем его обвиняют, сделать он не мог. Очевидцы недавних печальных событий единогласно говорят, что он вовсе не говорил, будто не признает советской власти, а говорил лишь, что он, признавая эту власть, не признает правильными ее распоряжения, вредящие Церкви Православной. Но ведь эти распоряжения не признает и вся власть церковная и открыто осуждает Святейший Патриарх в своих посланиях, читавшихся по всем церквам. Явная клевета, будто в набат ударили по его распоряжению. Вы сами знаете, что окруженный милиционерами, о Авенир не имел никакой возможности это сделать, если бы даже и хотел В набат звонили сами прихожане без всякого распоряжения, так как существует постановление приходских советов - звонить в набат, когда подвергается опасности имущество церковное. Звонили и на другой день, когда уже увезли в автомобиле на допрос и в тюрьму измученного и больного вашего пастыря, звонили, несмотря на то, что колокольня была заперта, звонили, выломав окно в колокольне. Причем же тут о. Авенир? Еще более возмутительна клевета, будто о. Авенир старался возбудить толпу против советской власти и евреев, вследствие чего подвергся избиению один из членов совета. Только испугом власти можно объяснить попытку оклеветать пастыря, когда тысячи свидетелей, слышавших его речь, знают, что именно он-то и убеждал прихожан не прибегать к позорящим имя христианское насилиям и что, если бы не его одушевленное слово, народный гнев мог бы обрушиться не на одного, а и на всех представителей власти. Но обязанные ему своим спасением, только что избавившись от опасности, - платят ему теперь тюрьмой, судом и черной клеветой.
Воззвание заявляет в конце, что власть не потерпит таких представителей Церкви, пытающихся использовать религиозное чувство верующих для возбуждения погромного антиеврейского настроения Но вы сами постоянно слышали о Авенира и знаете что всегда слышали от него слова мира и любви и никогда не слыхали от него призыва к погромам Да разве могут призывать к погромам служители Христа, учившего любить даже врагов своих? Нет, не священники вызывают погромы и другие бесчисленные бедствия на земле нашей, - а вызывают их те, кто проповедует классовую борьбу, кто проповедует людям ненависть к другим, кто кричит - "бей буржуев", ибо ведь почти нет евреев крестьян и работников, и контрреволюционное настроение возбуждают не священники, а сами же представители власти своими посягательствами на святое святых души народной.
Сегодня, в праздник великого угодника Божия, святителя Николая, пленников освободителя и в темницах сущих отрада и утешение, помолимся об утешении и скором освобождении невинного страдала за за правду, пастыря нашего, отца Авенира." [23]
"Православная Волынь" сообщала об избиении двух священников Священников, ехавших вместе на благочиннический съезд, в село Красноселки, схватили вооруженные солдаты, начали избивать, а потом арестовали и под конвоем препроводили в село Трощу, где заперли в какую-то смрадную конуру и приставили караул [24]
На одном из собраний Союза приходских общин в Калуге было сообщено об аресте членов кладбищенского комитета за неуплату по требованию большевистской власти около 4-х тысяч рублей из средств, принадлежащих кладбищенскому комитету Отказ в уплате этой суммы был вызван тем, что большевики требовали денег наличными, а не процентными (аннулированными) бумагами, в каких по книге значились капиталы кладбищенского комитета Никакие разъяснения и просьбы не помогли и члены комитета, 6 человек (4 священника и 2 мирянина), были арестованы и препровождены под конвоем во "Дворец Свободы" для допроса.
Обращение Союза приходских общин к властям по этому делу никаких результатов не дало, и требуемую сумму пришлось собрать путем добровольных пожертвований. [25]
"Новгородское Вече" передавало подробности ареста священника с. Высоко, Новгородского уезда, о Добромыслова Священника Добромыслова солдаты и красногвардейцы объявили арестованным и "предложили" отправиться вместе с ними в Петроград Священник отказался Его прижали в угол и наставили четыре нагана Священник заявил:
- Бейте, но не пойду
Старший выхватил револьвер и навел на священника, требуя исполнения их приказания
Священник повторил:
- Бейте, стреляйте, но не пойду.
Защиты никакой. Видя, что неминуема трагедия, сын священника - студент, стоя на коленях просил отца подчиниться насилию. В результате, священник, сын-студент и сын-офицер были увезены в Петроград. [26]
Из уездов Смоленской губернии так же поступали сведения об арестах священников. Арестовывали за отказ совершать церковный брак над разведенными "народным" трибуналом. Арестовывали за прочтение в церквах послания Патриарха Тихона. [27]
Представители Перелучского волостного Совета Ореховской волости схватили и избили в дороге прикладом и кнутовищем священника села Орехова о Иоанна Попова и заключили его под стражу в Перелучах. Лицо его было сплошной раной. Такой произвол переполнил даже меру революционного режима. По распоряжению из Борович о Иоанн Попов был освобожден из-под ареста и возвратился к месту своего служения. [28]
Из г. Старицы Тверской губернии сообщали, что смотритель духовного училища о Некрасов, городской голова и прочие лица были в Городской управе арестованы и посажены в такое темное и грязное помещение, где ни сесть, ни лечь было нельзя. Весь город вышел в их защиту. Все жители Стариц шли к большевикам, как один человек, или умереть, или освободить арестованных. И действительно, на третий день арестованные были освобождены. При объяснении творилось что-то неописуемое и чуть было не пущено в ход оружие...
Неожиданно был арестован член Собора прот. Спасский. [29]
О Г. Граббе в своей работе "Правда о Русской Церкви на родине и за рубежом" (Нью-Йорк, 1961, с. 41) приводит слова В. Виноградова, председателя Московского епархиального совета при Патриархе Тихоне.
- Ни один член патриаршего управления, идя утром в управление, не мог быть уверен, что он не будет там арестован за участие в нелегальном учреждении или что он не найдет патриаршее помещение уже запечатанным. [30]
Перед Поместным Собором встал вопрос исключительной важности - как в такой чрезвычайной ситуации обеспечить сохранение первосвятительского возглавления Русской Церкви в случае насильственного устранения Патриарха Тихона.
Ясно было, что в этих условиях не будет возможности созывать собор для избрания нового патриарха и в то же время нельзя было допустить, не нарушая соборного начала, чтобы сан первосвятителя мог быть получен кем-либо без прямой санкции собора, нельзя было вводить ни практику завещаний, осужденную вселенской Церковью, ни присвоение первосвятительского сана традиционному местоблюстителю, старейшему по хиротонии члену Синода, полномочия которого, согласно этой традиции, исчерпывались обязанностью в кратчайший срок созвать новый собор. Кроме того, было ясно, что если гонители поставят целью обезглавить Русскую Церковь, то одновременно с патриархом будут устранены и те иерархи, которые смогут его заменить (если их имена будут заранее известны)
В этих беспрецендентных обстоятельствах Собор принял столь же беспрецендентное и в свете будущих событий, так сказать реальное и боговдохновенное решение о тайном соборном избрании нескольких местоблюстителей патриаршего престола, наделенных всей полнотой патриаршей власти, т.е. фактически нескольких "сопатриархов", наделенных правом, в случае необходимости, в порядке старшинства обнаруживать свою первосвятительскую власть. [31]
Беспрецендентность решения заключалась и в том, что для сохранения в тайне имен местоблюстителей избрание конкретных лиц было доверено собором Патриарху Тихону
7-го февраля 1918-го года, в день убийства киевского митрополита Владимира, собор постановил в случае болезни, смерти, и других печальных для Патриарха событий, предложить ему избрать нескольких блюстителей патриаршего престола, которые в порядке старшинства будут блюсти власть патриарха и преемствовать ему. [32]
Будущее показало, насколько нелишне были все эти предосторожности к моменту смерти Патриарха Тихона все крупные иерархи, о которых можно было предполагать, что именно их избрал по поручению собора Патриарх Тихон в 1918-ом году, были тем или иным способом устранены митрополит Харьковский Антоний - был в эмиграции. Митрополит Петроградский Вениамин был расстрелян, митрополит Новгородский Арсений, Казанский Кирилл, Ярославский Агафангел - были в ссылке. [33]
Все эти предосторожности и опасения, конечно, не были напрасными Патриарх Российский, как бы олицетворение ненавистного для новой власти единоначалия, видимо, не давал покоя большевикам с первых дней революции.
Поэтому 19-го февраля на заседании Совета приходских союзов в соборной палате Московского епархиального дома были обсуждены и приняты выработанные Советом меры для охраны Патриарха Тихона. Решено было, что охрану эту будут по очереди нести избранные приходскими советами прихожане в возрасте свыше 18 лет по 24 человека ежедневно, причем 12 человек будут оставаться на Троицком подворье от 8 часов вечера до 8 часов утра. Охрана эта будет невооруженная, но пользу она должна была принести в том смысле, что Патриарх будет постоянно окружен представителями московского православного населения, и, если кто-либо захочет арестовать его, они немедленно разгласят по всей Москве о покушении. [34]
Вскоре Патриарха привлекли к суду в качестве обвиняемого
24-го мая 1918-го года членом Собора Н.Д. Кузнецовым было передано в Совет народных комиссаров такое заявление:
"Всероссийским Патриархом получена повестка из Следственной Комиссии при Московском Революционном Трибунале о вызове его на 5-ое июня в качестве обвиняемого.
По этому поводу я имел разговор с г. Смидовичем, представителем Московского Совета рабочих и крестьянских депутатов. Я обратил его внимание, что повестка никем не подписана, что в ней не сказано, в чем обвиняется Патриарх, и не обозначено даже часа, в который он вызывается. Г. Смидович согласился, что повестка написана неправильно и потому может считаться недействительной для вызова на 5-ое июня.
Между тем. Всероссийский Патриарх может быть вызван на другой день уже правильной повесткой. Поэтому я считаю долгом довести до сведения СНК, - писал Н. Д. Кузнецов, - что известие о вызове Патриарха в Следственную Комиссию на 5-ое июня произвело тяжелое впечатление среди православного населения Москвы и, если вызов произойдет, то может привести к волнениям в народе в наше тревожное время, как полагают представители некоторых приходов.
Ввиду этого, если СНК не найдет возможным вовсе прекратить дело, по которому Патриарх сразу вызывается в качестве обвиняемого, то я прошу по крайней мере не вызывать Патриарха в Следственную Комиссию, а допросить его на дому, где он проживает, назначив по соглашению с Патриархом известный час.
Как бы государство ни относилось к Православной Церкви, не следует забывать, что в глазах миллионов православных Патриарх является священной особой, стоящей во главе церковного управления и православного народа. Миллионы русских людей, как это обнаруживается вполне ясно и в многочисленных адресах на имя Патриарха, во встречах его в разных местах и в стремлении только увидеть Патриарха, чувствуют большую нравственно-духовную связь с Патриархом и выражают ему полное уважение.
Все это не может быть не принято во внимание Советом НК, которые считают себя представителями народа и действуют от его имени". [35]
Вот какое (далеко приблизительное) положение Церкви и священнослужителей было в 1918-ом году. Для некоторых этой жестокости было недостаточно. Один антирелигиозник тогда писал:
"Сравнивая... факты проявления классовой ненависти к Церкви и попам со стороны трудящихся революционного Парижа с тем отпором, который встречает поповство у нас, мы должны определенно подчеркнуть слабость нашей антирелигиозной работы". [36]