Мисс Глосспэн было почти семьдесят, когда она стала опекуншей Лексингтона, но на вид вы никогда бы не дали ей столько. Энергии этой женщины хватило бы на двоих, а её маленькое, покрытое морщинами лицо с карими глазами, лучащимися теплотой, до сих пор сохранило привлекательность. Она никогда не была замужем, но и об этом вы никогда бы не догадались — на старую деву мисс Глосспэн была совсем не похожа.
Она не впадала в депрессию и не раздражалась; у неё не было усиков; она ничуть не завидовала другим людям, что само по себе большая редкость среди старых дев и увядших девственниц, хотя, конечно, неизвестно, относилась ли мисс Глосспэн к обеим категориям.
Но, вне всякого сомнения, она была эксцентричной особой. Последние тридцать лет она вела странную жизнь, в полном одиночестве удалившись в крохотный домик на склоне Голубого хребта за несколько миль до ближайшего посёлка. Здесь у неё было пять акров пастбищной земли, огород, сад с цветником, три коровы, дюжина несушек и красавец петух.
А теперь у неё был ещё и Лексингтон.
Будучи строгой вегетарианкой, она считала употребление в пищу мяса не только вредным и отвратительным, но и чудовищно жестоким. Её рацион составляли простые, здоровые продукты: молоко, масло, яйца, сыр, овощи, орехи, зелень, фрукты, — и ей было приятно сознавать, что ни одно живое существо, от быка до креветки, не пострадает ради её нужд. Однажды, когда её рябая курочка скончалась в расцвете сил, не сумев разродиться, мисс Глосспэн так расстроилась, что чуть было вообще не отказалась от яиц.
Она понятия не имела, как обращаться с младенцами, но это её не смущало. На Нью-Йорском вокзале, ожидая поезд, она купила шесть бутылочек, две дюжины сосок, коробку безопасных булавок, упаковку молока на всю дорогу и дешёвую книжицу, которая называлась «Уход за младенцами». Словом, всё необходимое. Когда поезд тронулся, она дала ребёнку молока, перепеленала его, как сумела, и уложила спать на сидение. Потом от корки до корки проштудировала «Уход за младенцем».
— Ничего сложного, — сказала она, вышвырнула книжку за окно. — Сущая ерунда.
И, как ни странно, так оно и было. Дома всё пошло как по маслу. Малыш Лексингтон пил своё молоко, срыгивал, кричал и спал, как всякий нормальный ребёнок, а бабушка Глосспэн сияла от радости, глядя на него, и с утра до вечера осыпала поцелуями.