Свита Мертвого бога

Эпилог, который одновременно служит первой главой совсем другого повествования

Из Индола Джарвис выехал затемно, сгорая от нетерпения, так что достиг усадьбы Герейнет до полудня. Когда он подъехал к холму, на котором высилась усадьба, дул точно такой же ветер, как и год назад. Правда, эта осень, в отличие от прошлой, выдалась куда теплее — в полях еще доцветали последние цветы, а временами солнце припекало так, что хотелось расстегнуть куртку.

Между двумя столбами по-прежнему не было и намека на ворота, но сад обнесли легкой деревянной оградой. Да и сам дом на холме издали привлекал внимание свежим голубовато-серым цветом.

Наверняка это не единственные изменения, которые ждут его здесь. Помнит ли еще его Тай, или с головой ушла в занятия с учениками и хозяйственные хлопоты?

Поначалу он тоже надеялся, что забудет ее. Всю зиму провел на Драконьих островах, где уже привыкли к его отсутствию и почти не заметили возвращения — копался в библиотеке, благо пара рукописей из коллекции Эрдана подтолкнула его мысли в новом направлении, беседовал с Сехеджем, честно пытался флиртовать с красавицами своей крови… И в начале марта, взвыв от тоски, бросил все и снова уплыл на континент.

Розыски пресловутого летхи в горах Новой Меналии ничего не дали. То есть оно там даже имелось — ложная гробница с тремя характерными фресками на трех стенах и возвышением из местного красноватого гранита, — но силой в этом месте и не пахло. Зачем, спрашивается, искал? К тому же на обратном пути внезапная гроза снова загнала его в монастырь, где некогда обитала Тай, хотя он всей душой стремился избежать этого. Разумеется, мать Файял высказала ему все, что думает о непорядочных молодых людях, которые, прикрываясь брошью со Звездным Змеем, врут в глаза. То есть настоятельница не отрицала, что инициатива побега полностью принадлежит Тай, однако и Джарвиса полностью невиновным считать отказывалась.

Если до того принц еще испытывал иллюзии, что время заровняет память, как прибой следы на песке, то теперь они развеялись окончательно. Он смотрел, как расцветают маки в Герийской пустыне, целовал точеных алмьярских красавиц, выходил на ночной лов с салнирскими рыбаками — и везде перед его внутренним взором неотступно стояла Тай. В анатаорминской рубашке и роскошном плаще, в дорожном костюме цвета песка, в Замковой парче, но чаще всего — в клетчатом лаумарском платье, у ворот, такая беззащитная на бешеном ветру…

Зачем вообще что-то искать, если и так все понятно, и никому от этого не легче? Если весь дневной мир — по сути, тот же Замок, чье население состоит из демонов, их приближенных и искренне заблуждающихся, и весь обмен энергией в нем сводится к одному — первым выкачать побольше из третьих, чтобы иметь возможность кинуть подачку вторым? Как и в Замке, здесь почти любой — не то, чем кажется, а броских личин, скрывающих пустоту, днем ничуть не меньше, чем ночью… И лишь она — стержень, опора, предел, единственное настоящее среди поддельного. Сердцевина плода, из которой можно добыть и молоко для вскармливания, и яд, убивающий за три вдоха. Единственный критерий, к которому ему суждено возвращаться всю свою жизнь. Тайбэллин, Тайах, просто Тай…

В конце концов он принял решение. Пусть так. Он скажет ей все, что накипело у него на душе, а там будь что будет. Если он ей не нужен, то имеет право услышать об этом открытым текстом.

Он снова заглянул на родные острова, буквально на четыре дня — и с тем же кораблем вернулся на континент.

У двух столбов Джарвис спешился и вошел в сад, ведя коня в поводу. Сад тоже изменился — все погибшие и поломанные деревья были удалены, а вместо перепутанной вьюнком чащобы, в которую превратился давно заглохший ягодник, теперь ровными рядами росли молодые кусты. Среди кустов возился невысокий молодой человек в теплом крестьянском свитере, сгребая опавшие листья. Садовник, наверное… Светловолосый, как большая часть лаумарцев, однако волосы достаточно длинные и на вайлэзский манер связаны шнурком на затылке. На каком языке к нему обращаться?

— Извините, не могли бы вы сказать, где сейчас находится госпожа Альманда? — наконец произнес принц по-лаумарски.

Садовник выпрямился, смерил Джарвиса взглядом — и вдруг выпалил на чистейшем меналийском:

— Так вы и есть тот долгоживущий, который сделал ребенка Тайбэллин и потом смылся? Поздновато спохватились, нечего сказать!

— Ка… какого ребенка?! — похолодел Джарвис.

— Того самого, которого я полгода назад достал из чрева, мною же и взрезанного! — с неприкрытой враждебностью отчеканил светловолосый. — Благодарение небесам, что именно в тот день я решил навестить ее в усадьбе! А взбрело бы мне это в голову сутками позже — и в ответ на ваш вопрос пришлось бы показывать холмик с цветами!

— Я ничего не знал ни про какого ребенка… — пересохшими губами произнес Джарвис.

— А то, что смертные от долгоживущих не рожают, вы знали? Что на последнем месяце срока ваши отродья выделяют какую-то гадость, которой отравляют кровь своим матерям?

— Еще бы мне этого не знать, — на лбу принца проступила испарина. — Ребенка в таких случаях, как правило, можно спасти, но вот женщину…

— Так какого же демона было использовать одного из величайших алхимиков современности, как подстилку в борделе? — яростно прошипел молодой человек с граблями. — Или в самом деле правду говорят, что у долгоживущих нет ни чести, ни совести, а прочие люди для вас — лишь дойное стадо?

— И что же тогда с Тай? — только и смог выдавить Джарвис после того, как протолкнул в легкие немного воздуха. Страх за нее настолько оглушил его, что он даже не услышал оскорбления, за которое в другое время потянул бы из ножен меч.

— Тайбэллин жива и здорова, — видимо, светловолосому понравилось поведение принца, ибо тон его стал чуть менее неприязненным. — Но обязана этим она даже не мне, а исключительно чуду. Прежде я никогда в жизни не делал кесарева сечения живой женщине и уж тем более не был уверен, что извлечение ребенка сразу же остановит интоксикацию организма.

— Не знаю, как вас благодарить, — у Джарвиса разом отлегло от сердца, остался лишь горячий шум в ушах. — Значит, вы врач?

— О да, — светловолосый отряхнул ладонь о холщовые штаны и протянул руку Джарвису. — Альгрен Жеди из Индола, медик в третьем поколении.

— Джарвис Меналиэ, — принц пожал протянутую руку, как всегда, воздерживаясь от сообщения иных сведений о себе. — Как-то странно — практикующий врач, хирург, и вдруг сгребает листья в чужом саду…

— Для меня этот сад уже не чужой, — похоже, Альгрен был из той породы людей, которые при всей внешней жесткости совершенно не умеют злиться подолгу. — А я сейчас — единственный, у кого нет других дел. Почему бы и не мне?

От такой логики Джарвис окончательно оторопел.

— Скорее всего, Тайбэллин сейчас в комнате с камином, — продолжил вайлэзский врач. — А если не там, значит, в правом флигеле, в лаборатории.

Эту комнату он тоже запомнил совсем иной — только камин, да их постель в углу, прямо на голом полу, да крышка от старой бочки, заменяющая стол, на которой стоят глиняные миски с кашей и жареным мясом. Теперь тут имелось все, что нужно для жизни, стены были обиты розоватой тканью, из-за которой казалось, что в комнату заглянуло утреннее солнце, а рядом с камином стояло нечто вроде огромной плетеной корзины.

Он гадал, как она встретит его — но и предположить не мог, что…

— А, это ты, — озабоченно бросила она, едва повернув голову к дверям. — Погоди, я сейчас закончу со своей мелкой дрянью, и тогда… Тайза, я кому сказала — держи ей ногу! Сейчас ведь опять все сбросит!

Маленькая пухленькая девушка, стоявшая рядом с Тай, с готовностью ухватилось за что-то, невидимое за кучей тряпок, наваленных на кровать.

— Вот так, — мелькнуло что-то красное, из-за тряпок донесся требовательный писк. — И попробуй только сними еще раз, мерзкий детеныш! Одерни ей свитер, Тайза, и можешь сажать назад в логово.

— Ах ты, моя маленькая, — заворковала Тайза по-лаумарски, наклоняясь к кровати. — Ах ты, моя девочка глазастая!

— Вот теперь привет, — Тай махнула рукой Джарвису, приглашая пройти поглубже в комнату. — А я тут без тебя размножилась, как видишь. Надеюсь, ты еще не успел пообещать ее какому-нибудь лешему?

— Какому лешему? — Джарвис в очередной раз за сегодняшний день пришел в полнейшее недоумение.

— Ну как же! Это во всех меналийских сказках так: едет князь по лесу, и тут хватает его мохнатая лапа, за что достанет, и говорит жутким голосом: «Отдай мне то, чего дома не ведаешь, у-у-у!»

— Тай, я тебя когда-нибудь убью! — не выдержав, Джарвис от души расхохотался. — Только ты можешь так встретить отца своего ребенка после того, как не виделась с ним год!

— Дай хоть ему посмотреть на свою доченьку! — снова промурлыкала Тайза.

— Да чего на нее смотреть, на добро такое? — тоже по-лаумарски ответила Тай. Она протянула руки за ворох тряпок — и на Джарвиса глянули два огромных зеленых глаза столь насыщенного оттенка, какого никогда не бывает у простых смертных, два изумруда чистейшей воды. Короткие волосики, пушившиеся вокруг головки, имели такой же снежно-белый цвет, как и у самого принца — рядом с ними белый вязаный свитерок малышки, больше похожий на короткое платьице, казался желтоватым, давно не стиранным…

— Ы! — недовольно заявила малышка и уставилась на Джарвиса с чрезвычайно серьезным видом.

— Гляди, какой суровый котенок, — Тай слегка подкинула девочку на руках. — Уже полгода. Вчера первый раз села в своем логовище, — она кивнула в сторону странной корзины. — Как лаумарцы растят детей в таком климате, ума не приложу! Я ей вязаные чулки надеваю, а они с нее сваливаются, прихожу — пятки голые и холодные, как у покойника. А ниткой привязывать — ножка передавливается, долго так не продержишь…

— Получается, мы зачали ее еще в августе?! — Джарвис кое-что подсчитал в уме.

— Именно так, — кивнула Тай. — Причем похоже, что не где-нибудь, а у того лесного озера, в ночь перед исцелением Нисады. Уж прости, что так тебе и не сказала. Сначала сама не верила, а потом как началось — арест, Эрдан, Мертвый бог, судилище, усадьба, ремонт… До своих ли ощущений тут было?

— Как хоть ты ее назвала? — Джарвис смотрел на маленькое создание почти со страхом, даже не подозревая, что всего лишь повторяет в этом миллионы молодых отцов, бывших до него.

— Джайрдис, — так же невозмутимо произнесла Тай. — Сокращенно Джай.

— Джайрдис? Молния? Почему так странно? — удивился принц. — Она что, родилась в грозу?

— Понятия не имею, в какую погоду она родилась, — махнула рукой Тай. — Когда мне ее отрава в голову ударила, я как сознание потеряла, так и очнулась только через двое суток, со швом на брюхе и с лихорадкой. А назвала так потому, что это имя женского рода, наиболее созвучное с твоим.

В который раз за сегодняшний день Джарвис не знал, что сказать в ответ на такое.

— Все, поглядела на папу, и иди в берлогу, — Тай опустила Джай в «корзину». — Если не уснет, Тайза, покорми ее через час, да кашкой, а не из груди, пусть привыкает. Идем ко мне, — снова перешла она на родной язык, поворачиваясь к Джарвису.

— Разве это не твоя комната? — поинтересовался тот.

— Конечно же, не моя. Тайза эту пакость грудью кормит, ей с ней рядом и спать. А у меня молока с самого начала ни капли не было, после такого-то…

В ее комнате стены были обиты серовато-зеленым, как ивовый лист — Джарвис помнил, что Тай весьма неравнодушна к этому оттенку. Кивком указав ему на единственный стул, придвинутый к письменному столу, сама она опустилась на неубранную постель и выжидательно глянула ему в глаза.

Такая же, как прежде — рождение дочери не оставило на ее фигуре ни малейшего следа, кроме шрама на животе, но под одеждой его не видно. Так же по-мужски связаны в хвост пепельные волосы до плеч; даже платье почти такое же, только клетки по серому фону не темно-красные, а зеленые и более крупные. А умения дразниться и нежелания показывать свои чувства еще и прибавилось — даже для дочери, явно любимой, у нее не находилось более ласкового слова, чем «зверь с глазами».

— Альгрен тебя в саду за ноги не покусал? — неожиданно поинтересовалась она.

— Тот парень с граблями? — уточнил Джарвис.

— Какой он парень, ему уже под тридцать, — усмехнулась Тай. — Просто мелкий и тощий. Как говорится, маленький котишка всю жизнь котенок. Вдобавок «лотос», а их ни одна зараза не берет, включая время. Полгода тебя без ругани упоминать не мог после того, как меня откачивал. Но я его знаю — он вроде меня, злой, но справедливый. И отходчивый — погрызет для порядка и тут же простит. Кому как, а мне с ним легко.

— Где ты его подобрала? — Джарвис откинулся на стуле, вытягивая затекшие ноги. — И почему он говорит, что ваш сад ему не чужой?

— Да все потому же. Я с ним в Индоле познакомилась, у тамошнего аптекаря. Ну, разговорились о разных лекарственных средствах, вижу, человек умный и понимающий. Ему интересно стало, мне тоже — с одной стороны моря на другую знания в самом деле ходят очень плохо, почему бы не обменяться, раз случай выпал? В следующие разы, когда бывала в городе, уже специально к нему заходила. Потом, когда совсем тяжелая сделалась и в город вместо меня ученики мотаться начали, он стал сюда приезжать. И в один из приездов… — она снова усмехнулась, — обрел уникальный случай в своей практике. Считай, от Черного Лорда за волосы вытащил, нас обеих. И потом тут застрял — я же дней восемь вообще не вставала, так он сам в деревне кормилицу нашел, вот эту Тайзу, меня выхаживал, да еще с Джай возиться успевал. Мне ведь ее два месяца даже на руки нельзя было брать, чтобы шов не разошелся. А тут весна, в саду срочно все сажать надо, от Эрдана подводы пришли с ореховыми кустами и шиповником — а я еле ноги таскаю! Так и вышло, что они с моей частичной тезкой весь дом на себя взяли, я только с ребятками занималась и указания давала, что и в какую землю втыкать. И сажал он тоже вместе со всеми — слуг-то я нанять не успела, да и не очень стремилась, все-таки лучше, когда в доме только свои. Четыре месяца тут провел, пока я совсем не выровнялась, а потом начал на два дома жить — дня три побудет в Индоле, примет больных, потом опять сюда. Говорит, другого случая понаблюдать за развитием полукровки ему может никогда не выпасть. Да только дело не в Джай, точнее, не в ней одной, — Тай заговорщицки понизила голос. — Таким, как он, часто не везет с женщинами. Вся жизнь ушла в работу, жениться некогда было, даже любовницу не завел. И тут его Тайза пригрела, причем во всех отношениях. Она девчонка простая, деревенская, жизнь у нее не сложилась, свой ребенок родился да тут же помер. А для нее жить означает — о ком-то заботиться, и лучше всего, чтобы объектом заботы еще и гордиться можно было. Вот и нашли друг друга два одиночества, пока дом на них держался… — Тай умолкла.

— Приятно узнать, что на свете еще есть такие хорошие люди, — произнес Джарвис после некоторой паузы, и в комнате опять воцарилось молчание. Тай явно отдыхала от своего рассказа, принц же хотел и не смел приступить к главному…

— Ладно, теперь ты выкладывай, как жил и зачем приехал, — в конце концов снова заговорила Тай. — Не то чтобы у меня было время особо скучать по тебе — у нас тут, сам видишь, ни у кого лишнего времени не бывает, — но увидеться, если честно, хотелось.

И тогда Джарвис окончательно решился.

— Вот что, Тай… Я тут думал целый год и пришел к выводу: может быть, любовь не обязательно должна быть, как в романах, когда сердце в груди томится и все такое? Сами же учили меня, что все люди разные, и с «тюльпана» нельзя требовать того же, что с «мимозы»… Так может быть, у тех, кто живет головой, а не сердцем, как мы с тобой, и любовь помещается в голове? Никаких особых страстей, охов-вздохов — просто отчетливо знаешь, что если поблизости нет этого человека, то жизнь превращается в простое выживание. Не так ли?

— Может быть, и так, — Тай низко склонила голову, в ее голосе послышались знакомые глуховатые нотки.

— Тогда, если это так… скажи, наконец, что любишь меня! А если это не так…

— Я люблю тебя, — выговорила Тай, не поднимая головы. — Люблю, морда ты долгоживущая, зараза, которая приехала ниоткуда и уедет в никуда, и плевать мне на это, и на то, чей ты наследник, тоже плевать!

— И я тебя тоже люблю, колба ты с синильной кислотой, язва моровая, ходячий ужас всех на свете клириков! — Джарвис присел рядом и крепко обнял ее за плечи. Теперь ему ничего не было страшно.

— Можешь полюбоваться, — Тай пропустила Джарвиса вперед себя в лабораторию. — Конечно, не наш монастырь, размах не тот, но все самое необходимое Эрдан мне обеспечил. Даже крокодила, — она горделиво указала под потолок, где и в самом деле болталось чучело устрашающего вида.

— А он-то тебе зачем? — изумился Джарвис.

— Без крокодила никак, — Тай усмехнулась особенно ехидно. — Знаешь, как мать Лореммин говорила, пока жива была? Алхимик без крокодила, что генерал без мундира: может быть, и стоящий, да кто ему поверит?

— Так, значит, вот каким крокодилом ты все время ругаешься! — вдруг понял Джарвис. — А я-то гадал — откуда взяться крокодилам в верховьях Скодера?

— Им самым, — довольно подтвердила Тай. — Алхимическим. В монастыре с детства приучали, что чертей да демонов поминать нехорошо, а эта тварюга почище иного демона будет! Одно жаль — хороших учебных текстов мало, приходится половину теории на словах объяснять. Мать Файял в этом ни хрена не разбирается: я ей перечисляю названия, без которых мне как без рук, а она, жадина — ни одного оригинала не отдам, снимем копии, их и перешлем. Только этим летом получила, что требовала — и куда ни ткни, сплошные ошибки! Допустим, в оригинале на круге с крестом была какая-то крапинка, может, просто грязь прилипла, так переписчица уже специально поставила в этом месте жирную точку — и вот вам серная кислота вместо серы! Как так можно работать?

— Кстати, госпожа Альманда, я не понял одно выражение из тетради, которую вы мне велели изучить, — неожиданно подал голос кто-то из учеников. — Что такое «фиолетовая эссенция»? Может быть, имелась в виду фиалковая… не знаю, бывает ли такая?

Джарвис уже обратил внимание, что у маленьких горелок возятся над посудинами не двое, а трое. Помимо юной меналийки с короткой, как у мальчика, прической и эффектного анатао с широким лицом и темно-кофейной кожей чистого южанина, там был еще сероглазый и белобрысый паренек-лаумарец. Он-то и задал вопрос Тай.

— Это дословный перевод с алмьярского, Эстхор, — пояснила та. — Меналийские алхимики много переняли от соседей с запада, поэтому у нас такие обозначения знакомы каждому, но тебя алмьярская привычка называть все вокруг изящными иносказаниями явно сбивает с толку. Запоминай с одного раза, больше повторять не буду: «зеленые» эссенции и вообще снадобья — бодрящие, «красные» — возбуждающие, «фиолетовые» — расслабляющие, «синие» — успокаивающие. Ничего сложного. Еще иногда встречается понятие «золотые», то есть восстанавливающие равновесие, оптимизирующие, но в отличие от первых четырех, оно не является общепринятым.

— О да, народам Хаоса свойственно называть вещи не своими именами, — с невинным видом заметил анатао, склонившись над своей горелкой.

— Народам Порядка это еще больше свойственно, — отрезала Тай. — И вообще данная тема обсуждению на занятии не подлежит.

— Кое-кто, кажется, забыл, что на территории усадьбы Герейнет не существует ни Порядка, ни Хаоса, — неожиданно со значением ввернула меналийка, одновременно с этим заправляя южанину под кожаную косынку выбившуюся прядь волос. Конечно, великолепные кудри, подобающие жрецу Черного Лорда, мешали ему при работе, в то время как его стриженые товарищи могли не заботиться о головных уборах. Однако Джарвису этот невинный жест сразу же сказал очень много.

— Смотрю, ты их не очень-то держишь в строгости, — заметил он шепотом.

— Пусть имеют, что имеют, — так же тихо отозвалась она. — Не прошло и месяца с начала занятий, как Крислин перебралась в комнату Импаля, а Эстхор выселился на ее место в отдельную. Так с той поры и живут. Кто я такая, чтобы им мешать?

— Кстати, откуда вообще взялся этот Эстхор? — полюбопытствовал Джарвис. — Ты вроде бралась обучать только двоих.

— От Эрдана, как и все прочее, — Тай снова бросила взгляд в сторону учеников. — Вдруг решил, что и ему не повредит человек, который умеет распознавать яды и готовить целебные составы. Поначалу я думала — приставил своего парня для наблюдения, их же у него полно, молодых да ранних. Потом смотрю, мальчишка действительно занимается с увлечением, и Импаля, и Крис обгоняет. А хорошего ученика и учить приятно, кем бы он ни был. Ладно, ребятки, — она снова повысила голос. — Сегодня у меня гость, можете считать, что вам повезло. До обеда — самостоятельная работа, а после обеда, когда ваше варево остынет, взгляну, что у вас получилось. И очень хотелось бы надеяться, что все три результата не будут плодом совместных усилий с преобладающей долей Эстхора!

Обедали в этом доме все вместе, без различия званий, за большим столом в той самой парадной зале, где год назад спали на полу рабочие. Тайза сокрушалась, что не рассчитывала на нежданный визит, а потому пришлось урезать всем порции. Альгрен совсем оттаял и оживленно расспрашивал Джарвиса о том, о сем, причем к медицине ничто из этого не имело отношения. Принц убедился, что новый друг Тай обладает не только цепким аналитическим умом, понятным для врача, но и весьма широким кругозором. Импаль, Крислин и Эстхор, все в лаумарских свитерах ручной вязки, разве что разных цветов, толкались локтями, фыркали в тарелки и болтали с набитыми ртами. Большая, дружная, счастливая семья, невзирая на все различие языков и тем более вер… Джарвису остро, до слез захотелось ощутить себя ее полноправным членом.

Когда после обеда Тай вернулась в свою комнату, бормоча под нос: «В кои-то веки эти бездельники поставили опыт почти так, как надо! Могут же, если захотят!» — он уже был готов к выполнению второй части своего плана.

— А я, между прочим, с подарками, — произнес он, расстегивая пряжку на кожаной укладке. — Полюбуйся.

Тай осторожно приняла в руки странную конструкцию из черепахового панциря — длинный стержень, несколько коронок разного размера с зубьями, как у маленького гребешка, и десяток шпилек с крупными жемчужинами на концах…

— Это же каркас для вашей прически «спиральная башня», — наконец выговорила она. — Спасибо, конечно, но только куда мне тут, в глуши, носить это парадное сооружение? Не говоря уже о том, что волосы для этого нужны раза в два длиннее, чем мои.

— Волосы, положим, я тебе и отрастить могу. Забыла уже, как это делалось? — улыбнулся Джарвис. — А что до повода… в честь меня — повод недостаточный?

— Достаточный, — уголки губ Тай чуть дрогнули, обозначая ответную улыбку. — Ладно, так и быть, отращивай. Хоть раз в жизни выйду в таком виде днем.

Джарвис привычно («когда только успел привыкнуть?») возложил руки на голову Тай, мысленно произнес десять слогов — и снова наклонился к укладке.

— И еще вот это, — он протянул Тай сверток шелка. — А то как-то неловко носить парадную прическу с платьем в клеточку.

— Ох… — Тай задохнулась, когда из ее рук водопадом стекло платье классического покроя, любимого долгоживущими — неотрезное по талии, но с многочисленными клиньями из черного атласа и черно-серебряного кружева, взрезающими серо-серебристую юбку. Узкие рукава тоже были из черного атласа, а поверх необыкновенными крыльями ниспадали вторые, кружевные. — Крокодил задери вас всех, как на меня шилось!

— Ты высокая, и грудь у тебя небольшая — вот и подходит, — Джарвис благоразумно умолчал, что данную вещь сшили его родственнице Зелиттар на восстание из летхи, но той так и не довелось надеть ее.

Как завороженная, Тай начала расстегивать крючки на лифе клетчатого платья. К тому моменту, когда она закончила переодеваться, ее волосы как раз отросли до длины, пригодной для создания «спиральной башни».

— Вот, — с непривычной для нее дрожью в голосе произнесла она, завершив свое преображение. — Можешь любоваться, наследник меналийской короны.

— Погоди чуть-чуть. Теперь моя очередь, — твердо произнес Джарвис.

Когда он извлек из укладки чистую рубашку и нарядный камзол, у Тай прямо-таки отвалилась челюсть. До сей поры роскошные вещи на своем бывшем телохранителе она видела лишь тогда, когда надевала их на него сама — в Замке или на Сейя-ранга…

Джарвис и сам считал этот камзол слишком уж вычурным для себя — его тоже шили на восстание из летхи. Плотный шелк цвета «рассвет над зимним морем», как изысканно именовался на его родине грязный розовато-серый, серебряное шитье, планка застежки и манжеты из тонкой черной кожи, меховые валики по плечевому окату, граненые пуговицы… Но что поделать — другого одеяния с манжетом на все предплечье у него не было. Он никогда прежде не пользовался своими Оковами Силы, а потому не нуждался в одежде, с которой их удобно носить.

Что ж, все когда-нибудь происходит впервые…

Остекленевшими глазами Тай смотрела, как Джарвис выпускает волосы поверх венца из знаменитого «черного серебра» — искрящегося сплава, секрет которого долгоживущие не раскрывали никому и который обладал свойством помогать концентрации рассеянного потока личной энергии. Причудливой ковки украшение закрыло весь лоб принца, острым концом спускаясь ему почти до переносицы. За диадемой последовало массивное ожерелье, легшее аккурат в вырез камзола, поверх рубашки, и наконец, браслеты, змеями обвившие руки от локтя до запястья.

Чем больше была сила долгоживущего, тем более массивные «оковы» ему полагались. Кто же мог предположить, что наследник престола не будет обладать и четвертью той мощи, на удержание которой рассчитан подобный комплект! Джарвис чувствовал себя предельно неловко, надевая все эти артефакты — но пути назад не было. Если уж ты задумал церемонию, изволь проводить ее по всем правилам.

— Зачем… это? — прошептала Тай, когда Джарвис выпрямился перед ней в полном блеске. Прежде она так мечтала увидеть его в облике, достойном лорда долгоживущих — и вот теперь, когда это произошло, сама устрашилась своего желания.

— Сейчас узнаешь, зачем, — даже улыбка его в этом обрамлении, казалось, сверкает как-то по-новому, с непонятным величием. — Пойдем.

— Куда?

— На улицу. Тут недалеко.

— Что… прямо вот так? — Тай окончательно перестала что-либо понимать.

— А ты боишься замерзнуть? Снаружи довольно тепло, кроме того, ты можешь накинуть анатаорминский плащ. Не сомневаюсь, что он у тебя цел. Или ты боишься, что нас увидит кто-то из деревни и неправильно поймет?

— Вот уж чего не боюсь, — Тай, словно очнувшись, откинула крышку стоящего в углу сундука и начала шарить в нем. — Скоро стемнеет. В это время года, когда урожай убран, почтенные селяне по вечерам поголовно сидят дома и рассказывают детям сказки. Или, если кто грамотный, читают житие блаженного Мешнека. То есть смотреть на нас совершенно некому.

Когда странная пара в роскошном убранстве взошла на соседний холм, еще более высокий, чем тот, на котором стояла усадьба, солнце уже почти докатилось до черты горизонта. Впрочем, ветер, не утихавший целый день, нагнал рваных туч, так что солнце все равно нельзя было видеть. Уже несколько дней не случалось дождя, поле высохло, и подол Тай шуршал по земле без всякого страха намокнуть.

Холм порос редким кустарником — сейчас, когда листья облетели, определить его породу не представлялось возможным, — но в том месте, которое выбрал Джарвис, не было ничего, кроме сухой поникшей травы да припозднившегося кустика диких хризантем.

— Здесь? — спросила Тай, ничего не понимая.

— Именно здесь, — уверенно кивнул Джарвис. — По-моему, здесь достаточно близко к небу.

Он взял Тай за руку, вместе с ней повернулся лицом к скрытому тучами закату и заговорил негромко, но отчетливо:

— Слушай меня, Мертвый бог, если ты можешь слышать. Здесь, рядом со мной стоит женщина, которую ты избрал себе в наместницы, женщина, которая сказала, что любит меня, мать моего ребенка. Нигде, ни на ее, ни на моей родине, ни где-то еще, нет такого закона, по которому мы могли бы быть вместе. Но что тебе до людских законов, когда у тебя есть свои? Я не властен быть с этой женщиной днем и ночью, в радости и печали, поскольку для этого одному из нас пришлось бы отказаться от той жизни, в которой весь его смысл. Я не властен быть верен ей до конца дней своих, ибо лишь я могу продолжить род королей своей земли, и когда-нибудь мне придется это сделать. Но я обещаю и клянусь, что покуда она жива, никакой другой женщине не будет места в моем сердце. Пока она жива, я не отступлюсь от нее ни в старости, ни в болезни, ни в горе. Пока она жива, на земле у меня не будет другого дома, кроме усадьбы Герейнет. Под твоей рукой заключаю я этот союз, и да будет он нерушим так же, как скрепленный любым жрецом на любом алтаре. Принимаешь ли ты этот союз, Тайбэллин?

— Принимаю, — с замиранием сердца выговорила Тай, глядя на бегущие в небе облака. Клятва в Оковах Силы — единственная, которую долгоживущий не вправе нарушить ни при каких обстоятельствах. Могла ли она хоть на миг помыслить, хоть увидеть во сне, что однажды такая клятва будет предложена ей, простой смертной, даже незнатного происхождения?!

Стоило ей произнести это слово, как плотный пласт туч, стянувшийся к закату, словно разрезала ножом чья-то невидимая рука. Жаркий луч прорвался сквозь толщу облачного свинца, озарил лица Тай и Джарвису и лег на сухую траву у их ног.

Налетел порыв ветра — или этот только показалось Джарвису, так закружилась у него голова… Мир понесся вокруг стремительным круговоротом, словно во время танца в бальном зале Замка, в ушах зазвенело, и сквозь этот звон принцу почудился далекий счастливый возглас: «Наконец-то один из этого народа вспомнил дорогу сюда!»

А вслед за тем накатила удушливая волна жара, и вдруг стало так хорошо и светло, что Джарвис рассмеялся во весь голос — и не услышал себя. Снова, как некогда на «Деве-птице» перед храмовой галерой, он ощутил себя над неким источником, переполняющим его силой. Только теперь этот источник был во сто крат мощнее, а главное, не мог иссякнуть никогда. Не веря себе, Джарвис взмахнул рукой — и тучи на горизонте окончательно разошлись, открывая вечернее светило во всем его великолепии.

— Джарвис, что с тобой? — воскликнула Тай почти в ужасе. — У тебя мерцают твои Оковы Силы… и горят глаза! Как у нас, Ювелиров, только днем!

— Кажется, получилось… — как во сне, выдавил Джарвис. — Ко мне все-таки пришла сила… Смотри, это же я разогнал тучи! — тут он осекся. — Как горят глаза?!

— Ярко-фиолетовым, — Тай вскинула кружевной рукав. — Гляди, свет отражается в серебряных нитях! Видишь фиолетовые блики на кружеве?

И Джарвис увидел. Ошеломленный, оглушенный, он поспешно опустил глаза, словно не смея лицезреть недозволенное — и увидел кое-что еще.

— А это что такое? Тай, я прекрасно помню — когда мы взошли на холм, здесь была только хризантема!

— Крокодил ее раздери, медуница! — Тай опустилась на корточки и осторожно коснулась нежного лилового цветка. — С ума сойти можно… Это же ты!

— Почему я? — не понял ее Джарвис.

— По Замковой системе, — пояснила Тай безжалостно. — Мой характер именуется «хризантема», а твой — «медуница». И вот они рядом, как ты и я.

— Но ведь медуница — весенний цветок, — Джарвис тоже присел, внимательно разглядывая крохотные лепестки. — Весна и осень, начало и конец… Значит, иногда даже Мертвый бог нарушает свои же законы, чтобы дать знамение?

— А вот и нет, — с усмешкой возразила Тай. — Давно известно: если осень столь теплая, как в этом году, весенние цветы могут зацвести по второму разу.

Они снова выпрямились — и стояли так молча, пока солнце окончательно не скатилось за горизонт.

— Знаешь, — наконец еле слышно произнесла Тай, — только сейчас я и поверила, что это не было концом — тогда, в прошлом году, у ворот…

— Ты что? — рассмеялся Джарвис. — Какой конец? Мы ведь, если вдуматься, еще столького не знаем и о себе, и о том, кто послал нам это чудо! Нет, продолжение определенно следует!

1999, 2002–2006 гг.