Свобода

– 3 –

Отец Оксаны умер пять лет назад, когда она еще училась в школе. Работал он слесарем в ЖЭК, и много после себя не оставил. Мать в то же время работала продавцом в супермаркете. После его смерти семья не могла свести концы с концами. Оксана по окончании школы, тем не менее, решила поступить в институт, и не в какой-нибудь, а в театральный. Провалила экзамены. Мать устроила ее в тот же магазин, где работала сама. В том же году мать повторно вышла замуж. Отчим Оксаны, Толя, оказался по ее собственным словам, полнейшей скотиной. Вскоре узнали и о его пристрастии к алкоголю. Большую часть времени он не работал, а валялся дома перед телевизором, либо спал в полном отключении.

– Мужчина в доме нужен, – уверяла мать.

Жили они в крохотной двухкомнатной квартире, в «хрущeвке», даже в полуторке, как говорила Оксана. Те самые полкомнаты были ее, там с трудом помещалась кровать, поэтому дома Оксана не задерживалась, а с появлением отчима и вовсе не желала там появляться. Старалась приходить домой как можно позже, в ночь. Где она проводила время, мать не спрашивала. Последние два года были адом и для матери и для дочери. Новый папа Толя стал проявлять свой бешеный нрав, и порой избивал мать. Та плакала, но ничего сделать не могла. Оксана предлагала ей подать заявление в полицию, но та боялась. А Толя требовал денег, когда ему не хватало на «опохмелиться». Мать экономила, как могла. Складывала сбережения в специальную коробочку, которую прятала в платяном шкафу. Но как-то совсем недавно Толя обнаружил коробочку и устроил скандал с последующим избиением матери, но после уразумел мудрость поступка жены, объяснив, что про запас должно что-то быть всегда, и даже сам старался эту коробочку не трогать.

Оксана трижды поступала в театральное училище, и трижды проваливала экзамены. Кем она только не успела поработать за все это время! Порой не на одном месте одновременно, собственно, как и ее мать. На личную жизнь, как и на подготовку к экзаменам у нее вечно не хватало времени. Всех школьных друзей и подруг она растеряла. А новые с ее жизнью не появлялись. Довольно часто она проводила время в сомнительных ночных клубах, где обзаводилась такими же сомнительными знакомствами. Но друзьями никого из той молодежи назвать было нельзя.

Ночами Оксана плакала в своей каморке, вторя матери, но как изменить жизнь, она придумать не могла. Ни сильный характер, ни воля, ни привлекательная внешность не помогали. Она, как она сама говорила, была будто проклята за что-то. Она была в плену, на дне, у позорного столба, в тюрьме.

– Я в рабстве у судьбы, – говорила она матери, – но каждый выбирает свою судьбу сам, и жизнь, и путь. И счастье свое каждый кует сам. Говорю тебе, мама, прописные истины. Все еще получится. И поступлю я, наконец, в этот чертов театральный. И буду я звездой, и будет у нас много денег.

– Замуж бы тебе, – не слушая, бормотала мать.

– Эх, мама, это уж, как повезет. Да и… Ты бы Толика прогнала.

– Оксана… да я бы, но, как… и перед соседями стыдно. Живем, итак, как… Боже ты мой, за что же это мне такое?

– Спокойно, мама, все будет. Ты только бить себя не позволяй. Я вмешаюсь…

– Ох, только не надо, дочка, прошу тебя. Только хуже будет.

– Да куда уж хуже, мам?

А хуже оказалось куда. Толя как-то, находясь в соответствующем подпитии, довольно таки агрессивно пристал к Оксане в ее комнате, и уже принялся ее раздевать, как та схватила лежащие на столе ножницы и приставила их к его глазам.

– Мне наплевать, Толя, я просто вырежу твои поганые зенки и выброшу их в мусорное ведро! Хочешь проверить? – грозно произнесла она.

С тех пор Толя к Оксане не подходил. Но в тот же день, она, все еще, будучи в возбуждении, заявила ему:

– А будешь бить мать, я тебя убью…

Толя лишь ухмыльнулся.

Зимой Оксана окончила курсы парикмахеров, и устроилась в простенький салон красоты. Устроилась в марте. Но за два месяца эта работа ей так опостылела, что она еле сдерживала себя, чтобы не расплакаться прямо во время обслуживания клиентов. А через два месяца очередная попытка поступления в институт. А готовиться некогда, да и негде. Да и в совокупности, что семейная, что, так называемая, профессиональная жизнь, ее так придавили, что она чувствовала, что находится на последнем издыхании.

Она была на дне, у позорного столба, в тюрьме. Вокруг клокотала бездна.

– Ничего, – говорила она себе, – и не такое бывает, в мире и не так еще живут, я справлюсь, лишь бы характер не подвел, черт бы его побрал.

Но черт его не побрал.

Накануне майских праздников Оксана обслуживала клиента, толстую, прыщавую женщину, видеть которую в зеркало, она просто не могла. А за окном шумела весна! А Оксане двадцать один год! А она одна, и после того, как закончится ее смена, она также останется одна, она пойдет искать тихий безлюдный угол, чтобы там хоть как-то попытаться готовиться к экзаменам в институт, и никто ее не поддержит… а дома несчастная мать, отчим свинья, теснота и нищета. А за окном чудо! Радость! Любовь! Весна!

– Девушка, вы про меня не забыли? – просипела женщина.

Оксана, не сказав ни слова, продолжила стричь.

– Девушка, а вы бы не могли не жевать, когда работаете? Я про жвачку.

Оксана бросила взгляд в окно.

– Вот эту? – спросила она и надула огромный пузырь, который громко лопнул.

– Девушка, можно вы не будете меня обслуживать?

– С удовольствием!

– Хамка! Мне нужен администратор!

Администратором была парикмахерша, стоявшая в углу салона и обслуживающая другого клиента.

– Я вас слушаю? – спросила она, подойдя к клиентке.

– Да не слушайте вы, Любовь Львовна. – Оксану пробрало на смех.

– Хамит, жует жвачку…

– Я поняла. Сейчас к вам подойдет другой мастер.

– Оксана, на минутку, – попросила администратор.

Они вышли из зала в маленький кабинет.

– Оксана, это далеко не в первый раз ты так себя ведешь, – назидательно произнесла Любовь Львовна.

– Любовь Львовна, меня тошнит, – призналась Оксана.

– Ты о чем? – испуганно спросила Любовь Львовна.

– Обо всем этом! От этой жирной коровы, от… вы видели, какая там весна?

– Ты уволена. Выйди на минуту. Я тебя рассчитаю.

Оксана вышла за дверь. Любовь Львовна вышла следом за ней и выдала ей конверт.

– Это полный расчет. Трудовую книжку мы не заводили, так что ты полностью свободна.

Оксана неожиданно для себя ощутила, как тепло прошлось по всему ее телу.

– Как вы сказали? – нежно спросила она.

– Это расчет, – повторила Любовь Львовна.

– Нет, в самом конце!

– Ты свободна.

– Вот, – Оксана рассмеялась. – Спасибо! Спасибо!

Оксана выбежала на улицу и подняла руки вверх. Ей было легко.

Но эйфория скоро закончилась. Вечером Оксана вернулась домой и забилась в свой угол, думая о том, что делать дальше.

«Какая же я дура, – подумала она. – Не могла перетерпеть. Так ничего не получится. Нужно пережить это состояние… как бы его назвать? Это, это… да рабство это! И пробиваться, пробиваться. И можно пробиться, я уверена. Нет, я знаю это. Нет, я никого не хочу обидеть, – продолжала она разговаривать сама с собой. – Продавец, так продавец, парикмахер, так парикмахер. Каждому свое. Но не мое это настолько, что скулы сводит. А мое… буду стучаться в эти театральные двери, пока мне «Оскара» не дадут».

Оксана уснула. Она проспала до полудня – настолько сильно было ее перевозбуждение накануне. Проснувшись, она сразу почувствовала голод и, одевшись, вышла на кухню. Мать сидела и смотрела в окно.

– Ты что, мам? – спросила Оксана.

– Долго же ты спишь, – не глядя на дочь, сказала мать. – Предчувствие у меня плохое. Толя с утра ушел отмечать Первомай, боюсь, вернется на рогах.

– Мам, а ты не впускай его, – предложила Оксана.

– Да как не пускать? – ужаснулась мать.

– Начинается. Все, я поняла. Есть, чего поесть?

– Посмотри в холодильнике.

– Щи, отлично. То, что надо! Меня уволили вчера.

– Ох, дочка…

– Не надо, мам. Этим летом я должна поступить.

До вечера Оксана просидела за учебниками. А вечером вернулся Толя. Судя по голосу, он выпил со всеми трудящимися мира. Оксана надела наушники и продолжала читать.

В какой-то момент музыку в наушниках стал заглушать шум, доносящийся из квартиры. Оксана сняла их. Это кричала мать. Толя избивал ее в коридоре. Огонь охватил голову Оксаны. Она сжала кулаки и медленно поднялась с кровати. Выйдя из своей комнаты, она увидела, как ее отчим пинает мать ногами в живот. Пройдя мимо коридора на кухню, Оксана открыла ящик под газовой плитой и выбрала самую большую и тяжелую чугунную сковородку.

Быстро захлопнув ящик, она вышла в коридор и, недолго думая, со всего маха, огрела «любимого» отчима сковородкой по затылку. Тот, моментально потеряв сознание, завалился на мать. Оксана помогла ей выбраться.

– Мама, ты цела?

– Ты убила его? – пролепетала мать.

– Очень на это надеюсь.

– Как это выяснить?

– Горло перерезать, тогда наверняка знать будем.

– Бог с тобой, доченька. Вызывай скорую!

– Ну, конечно.

– Я сама.

– Эх, мама…

Оксана ушла к себе в комнату.

Отчима она не убила. Сотрудники скорой помощи долго настаивали на вызове полиции, но мать Оксаны мольбами уговорила их этого не делать. Потом те сказали, что Толя – клиент наркологической клиники, а в таком состоянии они его не заберут… но, забрали. Обещали через три дня вернуть. Просили предварительно позвонить, чтобы забрать его, либо навещать, чтобы точно знать, что да как.

Майские праздники превратились в тоскливое ожидание. На второй день, день накануне которого Толю должны были выпустить, Оксана сидела с матерью на кухни. Мать плакала.

– Мам, ну, что ты каждый раз? Каждый раз одно и то же, и ты каждый раз…

– Я не о том сейчас, доченька.

– Что такое?

– Тебе нужно уйти. – Мать заплакала навзрыд.

Оксана потеряла дар речи. Она не знала, что сказать, как реагировать, что думать.

– Ты останешься с этой тварью, а меня прогоняешь? – в сердцах спросила Оксана.

– Прости меня! – Мать бросилась на колени.

– Мама, мама, что ты? – Оксана подняла ее.

– Я не смогу его прогнать, – еле слышно проговорила мать.

– Все, мама. Достаточно. Я поняла. Не говори больше ничего. – Оксана обняла мать. – Мне тяжело тебя понять, но раз ты считаешь, что так будет лучше…

– Оксана! – снова заголосила мать.

– Все, все, мама, успокойся. Его завтра выпускают? Целого и невредимого? Наверняка, кроме шишки, ничего не заработал.

– Возьми все деньги, что я накопила, – вдруг сказала мама. – И не говори ничего. Это твое. Там немного, но, на первое время должно хватить. Хотя, я не знаю, даже, сколько сейчас может хватить, и какое это первое время.

– До того, как ты меня по телевизору увидишь, – улыбаясь, сказала Оксана.

– Ох, дочь, – сквозь слезы рассмеялась мать. – Забирай и не спрашивай.

– Я поняла. Возьму, мама. А этот козел не знает про деньги?

– Нет, – соврала мать.

– Хорошо. Это в долг, мама. Я тебе верну.

– Что ты! И вот еще. Не знаю, есть ли тебе, куда пойти. Нет, так езжай к бабушке. Господи, три года уже о ней не вспоминали. Господи, вот дожили. Свекровь позабыла с этим…

– Хорошо, мама. Завтра днем и уеду. Главное, звони, если что. Тебе нужно поспать. Пойдем.

Оксана уложила мать, а сама всю ночь пролежала с открытыми глазами. Так больно ей еще никогда не было.

К полудню следующего дня Оксана собрала свои вещи, те, что посчитала необходимыми, и уложила их в рюкзак. Долго она прощаться не стала, – мать торопилась в больницу, – вышла из дома и направилась к метро. Добравшись до конечной станции, она пересела на автобус и доехала до деревни, где жила ее бабушка, мать ее отца. К вечеру, с трудом отыскав дом, она обнаружила, что все ставни были закрыты и заколочены. Выяснилось, что бабушка умерла еще два года назад.

Оксане помогли вскрыть дверь в дом. Она вошла, бросила рюкзак, побродила по комнатам, потом улеглась на кровать и задумалась о том, что ее делать. Она закурила. Денег, которые ей дала мать, едва хватит на пару месяцев, и то, если жить здесь, в деревне. «Что же делать?»

Она была на дне, у позорного столба, в тюрьме. Что-то как будто кружило по комнате. Словно призрак женщины в плаще.

– Ты кто? – слабым голосом спросила Оксана.

– Спи, дитя… – был ответ.

Оксану окутал мягкий и нежный сон, ее усталость, переживания, бессонная ночь, все было укрыто легким покрывалом.

– Проклятье! – Оксана смотрела на часы на мобильном телефоне. – Тут я не останусь, это точно. Это место не для меня. Нужно обратно. Но, куда? Куда? Там разберусь. Нужно в Москву. Все деньги сейчас грохну на такси. Кто сейчас автостопом возьмет? Если только не натурой. Вот черт! Рискну!

Через полчаса Оксана стояла на Варшавском шоссе с вытянутой рукой. А еще через полчаса возле нее остановился черный «BMW».