Ника
— Эй, принцесса, — доносится откуда-то сбоку, — может, дашь мне свой телефончик? Обещаю, не буду тебя злить.
Голос такой с хрипотцой. На понтах.
Он на секунды выбивает меня из равновесия. Варварски вырывает из разговора по телефону.
Притормаживаю. Забываю даже, кто у меня на том конце. От наглости такой.
Перевожу взгляд с дороги перед собой и пытаюсь отыскать источник звука, но зрение подводит. Вижу только цветные пятна. Потому что утром впопыхах забыла линзы, а теперь похожа на крота, который вышел на поверхность земли.
Блинские линзы!
Различаю светлую макушку и высоченного парня рядом со знакомой фигурой.
Прищуриваюсь, фокусируя зрение. Незнакомый парень в обществе Снежаны.
И во мне моментально просыпается раздражение на него.
— Ты не в моем вкусе, — шиплю, проходя мимо.
Парень дергается как от удара, а я продолжаю путь. Плевать. Мне не до дешевых подкатов.
И не до самоуверенных мальчиков, которые возомнили себя самцами.
— Вероника! — возвращает меня мама обратно в удушающий разговор. — Ты меня услышала?
— Услышала, мам. Мне пора, пока.
Сбрасываю звонок. Последнее, чего я хочу, — это ругаться с матерью на глазах у половины школы.
А ещё меньше хочется ругаться на глазах у этого наглого незнакомца, чей взгляд я ощущаю у себя на спине и напрягаюсь как струна.
Трясу головой, сгоняя остатки неприятного разговора с матерью.
В крыле с комнатами девчонок сталкиваюсь с Викой.
— О, Ника, — она цепляет меня за локоть и тащит куда-то.
Упираюсь пятками в пол, пытаясь затормозить. А она ведет себя так, словно ничего не произошло и мы с ней по-прежнему лучшие подруги.
— Ой, Ник, ну ты все ещё дуешься, что ли? — закатывает Вика глаза. — Ты видела нашего новенького? Просто отпадный мальчик.
И голос такой, как у кошки, учуявшей банку сметаны.
— Вик, мне ровно.
Бывшая подруга громко цыкает и снова тянет куда-то. Все же удается выпутаться из захвата.
— Ник, да ну пошутили, и хватит. Что теперь, из-за этой Зиминой рушить дружбу?
Округляю глаза. Она прикидывается сейчас дурой? Или реально не понимает, что она меня подставила? Специально!
— Вик, иди кадри новенького, а меня оставь в покое. Ладно?
— Ну и пошла ты, — шипит она и скрывается за дверью.
Захожу в комнату и прислоняюсь к двери спиной. Сминаю в руке бумажку, которую мне выдала медсестра. Не хочу сейчас думать обо всей этой мути.
В выходные решаю остаться в школе. Я учусь в самой элитной школе страны, и пять дней в неделю мы торчим тут, а в субботу и воскресенье можем позволить себе отправиться на все четыре стороны.
Здесь мечтают учиться многие, если не все, подростки десятых-одиннадцатых классов, но такая честь выпадает только «высшей лиге». Тем, у кого родители не относятся к офисному планктону.
Самый простой тут — сын директора автосалона. Самый крутой — Бородин, сын губернатора.
Закусываю губу. До сих пор не могу поверить, что повелась на поводу у мамы и решила закадрить Бородина. Мама, как обычно, за меня все решила. Решила, что Ярослав — это очень даже отличная партия на будущее.
Скриплю зубами и трясу волосами, изгоняя нежелательные сейчас мысли.
Бородин в прошлом. Все в прошлом.
Плетусь по пустому коридору к автомату с напитками, грея в кармане монетки, но торможу перед черной громадиной, вспоминая, что деньги-то мне и не нужны.
У нас в школе все оплачивается баллами.
Шикаю и лезу в карман.
— Угостить? — над головой появляется конечность. Огромная такая лапища, при виде которой у меня глаза расширяются.
Сглатываю и дергаю головой. Передо мной незнакомый парень, выше меня на полторы головы.
Волосы светлее даже, чем у меня, длинная челка закрывает половину лба. Холодные голубые глаза и белоснежная улыбка, которая не затрагивает глаз. Но поражают четко выделяющиеся скулы и красивый изгиб губ.
Моргаю, чтобы он не подумал, что я любуюсь им.
Кажется, он меня звал в коридоре. И, кажется, кто-то тут не понимает с первого раза.
Сжимаю губы, соображая, как бы помягче его отшить.
Незнакомец закрывает считыватель, и это моментально выбешивает.
Вместо того чтобы просто оплатить газировку, мне приходится стоять тут и терпеть какого-то тупицу.
— Я, кажется, на русском языке тебе сказала, что ты не в моем вкусе, — цежу сквозь зубы.
Улыбка становится ещё шире, и я снова ощущаю укол раздражения.
— Это тебе кажется, принцесса, — это прозвище бьет наотмашь.
Утро учебного дня начинается не с бодрящего кофе, а с попытки оторвать себя от кровати.
— Ника, как твое здоровье? — врывается в мое личное пространство голос Снежаны.
Это что-то новое. Обычно мы игнорируем друг друга. И в планах становиться её подругой у меня не было, но на днях она не бросила меня в тяжелой ситуации.
Зимина сидит на кровати и внимательно смотрит на меня. Изучает.
— Нормально, — голос после сна слегка хрипит, и мне приходится откашляться, — мне уже лучше, спасибо за помощь.
Снежана ничего не отвечает. Слегка улыбается и уходит в уборную.
Сверяюсь с расписанием и скидываю все тетради в рюкзак. Занимаю за Снежаной ванную, пока меня не опередила Лиза, моя вторая соседка по комнате. Осматриваю бледное лицо.
Тщательно наношу тональник, заплетаю две косы и двигаю в класс.
Голос Морозова слышится, как только захожу на этаж, и я непроизвольно хмыкаю.
Пожалуй, из всего класса Глеб самый заводной, и с ним иногда можно даже посмеяться. Падаю за парту и утыкаюсь лбом в сложенные руки.
Напротив кто-то с грохотом приземляется на стул, и я с неохотой поднимаю голову, натыкаясь на голубые глаза.
— Доброе утро, принцесса, — новенький окидывает меня веселым взглядом, — сегодня у тебя настроение лучше?
Он сидит напротив, опираясь локтями на спинку стула.
Просчитываю все варианты очередного отшива этой пиявки.
— Для начала, у меня есть имя, — цежу сквозь зубы, хватая с парты ручку, чтобы хоть чем-то занять руки.
Ну или на случай, если мне захочется запулить чем-нибудь в нашего новенького.
Антон усмехается, и у него от улыбки ещё сильнее выделяются скулы. Хотя они и так у него хорошо очерчены.
— Ну ты в прошлую нашу встречу так быстро убегала, что даже не сказала мне его.
— Слушай, что ты ко мне пристал? — решаю не юлить и спрашиваю прямо.
И тут же жалею, потому что новенький окидывает меня таким внимательным взглядом. И мне кажется, что в классе резко повышается температура.
— Вот именно, ангелочек, — за парту рядом садится Вика и смотрит на Антона с таким обожанием, что становится противно, — пристань ко мне лучше. Ника все равно не оценит.
Антон дарит Вике мимолетный взгляд и возвращает его ко мне.
Я широко улыбаюсь и киваю в сторону Вики:
— Вот видишь. Нельзя отказываться от такого предложения, — стараюсь, чтобы голос звучал бодро.
Антон прищуривается и явно не ведется на провокацию с моей стороны, а мне хочется от досады застонать.
— О, а новенький сразу на двух решил своё обаяние проверить, — ржет Глеб, перетягивая мое внимание на себя. — Ника, хочешь, я побуду сегодня твоим рыцарем и спасу от этого наглого мужчины?
Морозов поигрывает бровями, и я прыскаю от смеха. Он невозможный. В любой ситуации может что-то ляпнуть, и весь класс потом пол-урока ещё припоминает.
Антон хмурится, окидывая Глеба недовольным взглядом.
Ого, а мы злимся.
— А спаси, — опираюсь на парту и улыбаюсь Глебу.
Резкий выдох сбоку, который шевелит прядь волос. Но раз уж он слов не понимает, то будем действовать грубо и напролом.
— Так, подожди, я только за боевым конем сгоняю и вернусь.
— И кто у тебя сегодня боевой конь? — я настырно игнорирую злое пыхтение со стороны сидящего Антона.
Глеб крутит головой, и в это время в класс заходит Бородин со Снежаной.
— О, да вон Бородин. Да, предатель? — шипит Глеб в сторону ничего не понимающего Ярослава.
Бородин только успевает в ответ вопросительно выгнуть бровь.
— Так, класс, — вместе со звонком появляется учитель, — по местам все. У нас сегодня проверочная.
Антон округляет глаза, но послушно перетаскивает свое высоченное тело за парту к Глебу.
А я с каким-то садистским удовольствием потираю ручки.
Да уж, несколько дней в школе, а ему уже проверочную проваливать.
Не повезло.
Нам раздают задания, и я погружаюсь в изучение и решение задач. Пытаюсь погрузиться, пока меня не вырывает из сосредоточенности прилетевшая прям на мой листок записка.
Какое-то время тупо пялюсь на неё, как на бомбу замедленного действия. Окидываю одноклассников взглядом, но все сконцентрированы на своих листочках.
Разворачиваю сложенный листок и снова ощущаю, как во мне просыпается злость.
«Принцесса, дай мне шанс! Ты ж меня совсем не знаешь. Черкани номерок».
И тут новенький допускает промах: поднимает голову и смотрит в мою сторону.
Показательно показываю записку и рву на мелкие кусочки.
— Пух, — рассыпаю остатки его послания и чувствую удовлетворение.
Антон
— Антош, в столовую с нами пойдешь? — подруга оборачивается, не дойдя до выхода.
Бородин недовольно морщится. Ну да, он не в восторге от моего присутствия в жизни Зиминой. Но кто его будет спрашивать.
— Ага, пойдем, — подрываюсь из-за парты и догоняю Снежану, сгребая её в объятия, — а то в ваших катакомбах заблудиться можно.
Зимина хмыкает.
— Они такие же наши, как и твои.
Злой рык Бородина как патока по венам льется.
— Расслабься, Бородин, — пихаю его плечом, — ты и так от Зиминой не отлипаешь ни на минуту.
Заваливаемся в столовую, и я замечаю одинокую фигуру, сидящую за столом. Принцесса.
Реально ж как из сказки сбежала. Волосы светлые, волнистые, глаза голубые, огромные, как у мультяшки, и маленький гордо вздернутый носик.
Сам не могу себе объяснить, почему веду себя с ней как кусок идиота длиной в сто девяносто сантиметров. Но мне нравится, как она пытается изобразить из себя Снежную королеву, но каждый раз, стоит мне подойти, она вспыхивает как спичка.
И энергия у неё заводная такая, что не могу я остановиться и оставить её в покое. Хотя за записку стыдно, да. Ни за что ей прилетело.
Ника косится в нашу сторону и, заметив меня, складывает руки на груди, задрав свой маленький аккуратный носик.
Она вообще вся такая аккуратная и маленькая. Что хочется защитить.
Стараюсь хотя бы временно абстрагироваться от её близости.
Мозг-то надо на место ставить, а то в отпуск, видимо, собрался уезжать.
Нагружаю поднос всем, на что упадет глаз, а у самого лопатки жжет от взгляда, которым, похоже, пытаются мне спину просверлить.
Подхожу к столу, где сидит Снежа со своими новыми дружками.
Я пытаюсь быть максимально равнодушным к этим мажорам, но я не в восторге от того, что они меня окружают.
И угораздило ж маму родить меня от министра. Точнее, угораздило ж моего папашу стать министром. А потом угораздило маму свалить и сбагрить меня отцу.
Скриплю зубами от одного воспоминания, как они все за меня решили.
Ещё и отец лезет со своей второй семьей, которая мне не упирается никуда абсолютно.
— Эй, — перед носом щелкают пальцами, и я отмираю, — Антон, ты куда улетел?
Подруга с интересом поглядывает на меня, и я немного успокаиваюсь. Если бы не она рядом, не знаю, что бы я тут вытворял. Но Снежа как доза успокоительного. И каждый раз вовремя появляется.
— Да все думаю, как меня угораздило в эту мажорскую школу вляпаться.
Подруга показательно закатывает глаза и показывает язык, а я хмыкаю.
— Ой, не будь снобом, тебе не идет. Или интерес к девочкам уже потерян? Ты ж вроде сказал, что тут не так плохо.
К девочкам, да, потерян, ко всем, кроме одной язвочки светловолосой.
— Глеб, — над столом возле Морозова склоняется принцесса, и я моментально напрягаюсь, — что-то ты со своим конем затерялся.
Глеб кашляет от неожиданности и косится на Нику.
— Так это, вот обед. Служба службой, а обед по расписанию, — его широченная улыбка выводит меня из себя.
Но я держусь. Держусь, вашу за ногу!
— А-а-а-а, это правильно, — задумчиво тянет Ника. — Я у вас перец одолжу?
Указывает тоненьким пальчиком на наш стол.
— Да, конечно, — Глеб тянется за перечницей и вручает её девчонке.
— Спасибо, ты и правда только что побыл рыцарем и меня спас, — сжимает его плечо.
Она ему мило улыбается, Глеб плывет. Меня же в это время рвет уже. Но принцесса поступает мудро и делает несколько шагов в сторону от нашего стола.
Не успеваю переключиться на еду, как в мою тарелку плюхается горка черного перца. А я только и могу моргнуть в неверии.
— Это тебе за записку! — шипят над ухом, и я вижу удовлетворенную улыбку Ники. — И за двойку.
Но я был бы не я, если бы так просто сдался. Обожаю вызовы.
Улыбаюсь в ответ, зачерпываю ложку супа и проглатываю как ни в чем не бывало.
Затаиваю дыхание, пока с наслаждением наблюдаю, как лицо Ники меняется прямо на глазах.
Она быстро хлопает ресницами, смотрит на перечницу в руке, будто проверяет, что она мне сыпанула. Явно не такой реакции она от меня ждала.
Терплю пожар во рту.
Принцесса топает ногой, что-то неразборчиво пищит и вылетает из столовой.
Выдыхаю и чувствую себя огнедышащим драконом.
Хватаю стакан с водой и опрокидываю его в горящий пищевод.
— Ого, а я почти поверил, чувак, — меня хлопают по спине, и на всю столовую раздается ржач Морозова, — ну ты мужик.
Снежа пытается прикрыть рот ладошками, но я вижу, как весело блестят её глаза.
Ника
— Вероника, ты сегодня до скольки на учебе?
Толкаю дверь в комнату и выдыхаю, понимая, что соседок в зоне видимости не наблюдается.
Позволяю себе упасть на кровать и впиваюсь взглядом в потолок.
— Уроки только что закончились, — прикрываю глаза и ощущаю пощипывание.
Усталость. Нужно встать и снять линзы. Иначе через пять минут глаза покраснеют и будет то ещё зрелище.
— Я через полчаса приеду за тобой.
Напрягаюсь.
— Зачем?
Мама так вздыхает, словно она мне тысячу раз говорила, а я благополучно забыла об этом.
— Сегодня поужинаем в тесном семейном кругу, познакомимся с сыном Ромы.
— А-а-а, но…
— Вероника, — в голос мамы просачивается сталь, и я понимаю, что спорить бесполезно, — полчаса.
Сброс звонка.
Набираю в грудь больше воздуха и задерживаю его в легких. Я не была готова к такому повороту, и нет никакого желания ни с кем знакомиться.
Но разве у меня есть выбор?
Даже если я не выйду через полчаса, мама поднимает всех на уши и меня пригласят на выход.
И что их дернуло устроить этот ужин посреди учебной недели? Неужели нельзя потерпеть до выходных?
Плетусь в ванную и освобождаю глаза от линз. Сегодня придется походить в очках, как бы я их ни не любила; но линзами я добью и без того больные глаза.
Нацепляю на переносицу круглую оправу. Со стороны они не выглядят как для зрения, скорее как аксессуар.
Полчаса пролетают слишком быстро, и мама снова начинает звонить.
— Иду, — бросаю в трубку и отключаюсь.
Взгляд падает на смятую бумажку. Морщусь, нехотя сгребаю её со стола и закидываю в рюкзак. Закутываюсь в куртку и выхожу на свежий воздух.
Порыв ветра подхватывает волосы и заставляет вдохнуть глубже. Быстрым шагом преодолеваю расстояние до калитки. На территорию школы пускают только по пропускам, а их дают только сотрудникам школы и ученикам, у которых уже есть собственный транспорт. Родителей на территорию не впускают.
Прохожу через проходную.
— А вы куда? — тормозит охранник.
Протягиваю документ. Он смотрит по журналу, есть ли у меня разрешение на выезд.
Среди недели покинуть территорию школы можно только по специальным разрешениям, которые оформляются через родителей.
— Выходите. В девять будьте, пожалуйста, на территории.
— Конечно, — выдавливаю улыбку, и охранник возвращает мне документы.
Сажусь на заднее сидение и пристегиваюсь. С маминой манерой вождения без ремня страшно проехать даже до соседнего двора. А тут в пути минут двадцать придется трястись.
— До выходных нельзя было потерпеть? — нарушаю тишину, не отрываясь от вида за окном автомобиля.
— Рома решил вас побыстрее познакомить. Не знаю, почему именно сегодня, — мама раздраженно дергает плечом.
— Ясно, — прекращаю разговор.
Нет желания развивать тему, тем более мама сама, видимо, не в восторге, что меня пришлось забирать со школы среди недели.
Подъезжаем к трехэтажному особняку дяди Ромы, и впервые я выдыхаю. Мне нравится этот дом, он как крепость.
Светло-бежевый фасад, много окон, нет лишнего пафоса, кроме количества этажей.
До сих пор поражаюсь, как маме удалось захомутать целого министра и прожить с ним аж три года. И в отличие от брака с отцом, с дядей Ромой мама даже похожа на счастливую женщину.
Мама паркует машину на специальной площадке, и мы выходим.
— А дяди Ромы ещё нет?
— Нет, они позже подъедут. Нам надо будет сейчас организовать все. Чтобы мужчины приехали на готовое.
Ну конечно, дяде Роме мама всячески пытается угодить. Хотя её можно понять. Дядя Рома крутой мужик. В отличие от моего родного отца.
Морщусь от воспоминаний о веселом браке родителей и передергиваю плечами.
— Так, Вероника, не стой столбом. Давай салфетки раскладывай. Анна Ивановна все приготовила, все горячее, нам всего-то нужно стол сервировать.
— А ты видела сына дяди Ромы? — скорее для прекращения тягучей тишины завожу разговор.
— Нет, я как-то не ожидала, что он может появиться в доме Ромы. Они с ним и не общались толком никогда при мне. Просто знаю, что ему семнадцать и он жил с матерью. Рома им помогал. Все.
— Ясно. Не густо. Мам, мне нужно с тобой поговорить, — предпринимаю попытку разговора наедине с мамой.
— Давай потом, за столом, — отмахивается мама.
— Ма, вряд ли об этом будет интересно слушать дяде Роме и его сыну, — ещё одна попытка достучаться до сознания матери, но по сжатым губам понимаю, что и она провалится.
Погружаюсь в расставление посуды.
На несколько дней между нами воцаряется затишье. Но это не дает мне повода окончательно расслабиться.
Антон, кажется, вообще забывает о моем существовании, но я не настолько наивная, чтобы поверить в свое везение и успокоить натянутые нервы. Да и в голове словно колокольчик постоянно звенят его слова про месть.
— Ника, — окликает меня учитель, — я по поводу твоего неуда.
Выдыхаю. Ну да, это вполне ожидаемо.
Двойки тут нужно исправлять.
— Да, слушаю, — мимо проходят одноклассники, и я перехватываю взгляд голубых глаз.
Антон усмехается и быстро покидает класс. А во мне снова бешенство за то, что он меня так подставил.
— Я дам тебе возможность исправить оценку. Можешь сейчас остаться и решить контрольную ещё раз. Если ты хочешь.
— Было бы здорово. Я сожалею, что так получилось, — выдавливаю из себя извинение.
Хотя ничего подобного не ощущаю, потому что не считаю себя виноватой. Один противный блондин красиво так все обставил, а мне теперь приходится решать все проблемы.
Учительница протягивает листок с напечатанными задачами и кивает на первую парту.
А мне остается только молиться, чтобы не завалить ещё и этот раз. А с моими познаниями в физике — это вообще не проблема.
Пытаюсь сосредоточиться на строчках и условиях задач, но с таким же успехом я могла бы читать книгу на китайском языке.
— Вероника, — выдергивает меня из задумчивости учитель, — время вышло. Давай, что там у тебя получилось. Завтра скажу результат.
Смотрю с тоской на накарябанное решение трех задач и молюсь, чтобы хотя бы на тройку переползти с двойки.
Вручаю листок учительнице и покидаю класс.
Решаю зарулить в библиотеку, потому что очень вовремя вспоминаю про домашнее задание по литературе.
Сочинения мне даются куда проще технических наук. Провожу за подготовкой к урокам пару часов и с удивлением замечаю, что время уже близится к отбою. Сгребаю тетради и тороплюсь в комнату.
Тут отбой в десять, и каждый день наша староста обязательно ходит по комнатам и проверяет, все ли на месте.
И этот распорядок уже надоел, но лишаться баллов из-за нарушения дисциплины тоже не хочется, поэтому приходится следовать правилам.
Приходится строить из себя примерную ученицу.
— Ого, принцесса, — за спиной знакомый голос, заставляющий подпрыгнуть от неожиданности. — Да что ты пугаешься. Я не кусаюсь, почти.
Антоша.
Ну конечно, стоило только ослабить бдительность — и вот он.
— Не хочешь поболтать? — слышу его шаги за спиной и стискиваю в руках тетради сильнее.
Они неприятно впиваются в пальцы, но это хоть как-то сдерживает меня от глупостей.
Не собираюсь реагировать на него. Пусть катится туда, откуда шел.
Но он обгоняет меня и встает напротив, преграждая путь. Задираю голову и прищуриваюсь.
— Чего тебе, новенький? — его глаза светлеют, и это заставляет меня сделать пару шагов назад.
Не видела до этого, чтобы они становились такими светлыми. Почти прозрачными.
— Опять забыла моё имя? — изгибает губы в высокомерной улыбке.
— Я прекрасно помню твоё имя, новенький, — делаю шаг в сторону в попытке его обойти, но Антон перегораживает путь.
Закусываю губу, чтобы не заорать от злости. Я не доставлю ему удовольствия и не покажу, как сильно он меня раздражает.
— Кстати, — его глаза вспыхивают весельем, и это сбивает с толку, — хотел сделать тебе приятно.
Только что он словно отчего-то злился, а теперь улыбка освещает коридор.
— Что? Мне от тебя ничего не нужно, — мотаю головой и делаю ещё шаг назад.
Антон усмехается и следует за мной, сокращая расстояние.
— Это тебе так кажется, принцесса.
Топаю ногой и пронзаю Антона своим самым злым взглядом.
— Прекрати меня так называть, Антон, — в голосе сквозит отчаяние, но я не могу с собой справиться, меня раздражает это прозвище.
Дезориентирует даже.
— О, зато как быстро ты вспомнила мое имя, — он вытягивает из моих пальцев тетрадь.
Я даже не успеваю одернуть руку, как моя розовая тетрадка перекочевывает в его лапищу. Он с интересом крутит её и хмыкает каким-то своим мыслям.
— Подойдет, — бормочет на грани слышимости.
Пролистывает тетрадь и останавливается на какой-то странице. С моим ростом заглянуть на открытую Антоном страницу, не представляется возможным, потому что этот верзила задрал руки и что-то внимательно изучает.
— Эй, — повышаю голос и тянусь за своей вещью.
Но Антон намного проворнее и быстро одергивает руку, так что моя рука пролетает в миллиметрах от тетради.
— Отдай немедленно, — мой голос превращается в писк.
Антон
Мимо моего внимания не проходит момент побега Ники, и внутри тут же вспыхивает решимость поставить на место принцесску. И сделать это немедленно!
— Ты там Нику не обижай, — орет мне вслед Морозов, когда я, чуть не сшибая с ног Маркелова, вылетаю из класса.
— Э, новенький, а ты ничего не путаешь?
Гопники сейчас культурнее общаются, чем этот выхухоль, возомнивший себя крутышом.
Толкаю его плечом, освобождая проход. Игнор на максималках.
У меня сейчас другая цель, и ставить на место мажорчика не входит в перечень дел на ближайшие пятнадцать минут.
Найти принцесску и высказать ей все, что я думаю о её последней выходке.
Никому не позволено выставлять меня на посмешище, а именно это она и провернула.
Сканирую коридор, но Ника как в воздухе растворилась. Проскакиваю очередной пролет и слышу тихий выдох. Напрягаю слух и — нет, мне не показалось.
Чье-то дыхание доносится до моих ушей. Возвращаюсь назад и заглядываю за шкафчики для вещей учеников, которые стоят в коридоре.
Встречаюсь с испуганными синими глазами. Ника прислоняется к стене и прижимает к себе тетради.
Прищуриваюсь и окидываю её взглядом.
Закусывает губу белыми зубками, и у меня на миг перед глазами плывет.
Черт, я пытаюсь разбудить злость, но вместо неё почему-то вылезает на передний план мысль, что она девчонка, которую надо защитить.
Прикрываю глаза и сжимаю кулаки.
Приказываю себе не распускать нюни.
— Ну что, сестренка, — наклоняюсь над ней и слышу, как она сглатывает, — извиняться будем?
Окидывает взглядом коридор и выдыхает, убеждаясь, что, кроме нас, никого тут нет.
Боится, что кто-то узнает, что сейчас мы типа сводные?
— Я тебе не сестренка, — шипит сквозь стиснутые зубы, пронзая меня презрительным взглядом, — и никогда ею не буду.
В крови растекается триумф. Ставлю ладони по обе стороны от неё и наклоняюсь ещё ближе. Легкое дыхание касается моей шеи, когда Ника поворачивает голову.
— Хорошо, что ты это понимаешь, принцесса. Потому что меньше всего я хочу стать тебе братом.
Вкрадчивые нотки в моем голосе заставляют её задрожать, и я моментально считываю её реакцию. И это добавляет уверенности, что Нике не так уж и плевать на то, что я сейчас рядом.
— Чего ты от меня хочешь, Рязнов? — быстро облизывает губы и упирается ладошкой мне в грудь.
— Я же сказал. Извинений, — беру прядь светлых волос и накручиваю на палец.
Зрачки Ники расширяются, и она дергается в бесполезной попытке выбраться из клетки, которую образовали мои руки.
— Много чести, — губы кривятся в усмешке.
— Хочешь войны? Не боишься проиграть?
Ника делает глубокий вдох, и её щеки мило краснеют. А я…
А я, как идиот, не могу отрицать, что она мне нравится. Мой типаж девчонок, но характер её бесячий все портит.
Опускает глаза и о чем-то думает. А у меня от нетерпения начинает покалывать во всем теле.
— Извинений, значит, хочешь? — голос становится каким-то обманчиво нежным и покорным.
— Это минимум, — проталкиваю слова сквозь комок в горле.
Ника начинает выводить круги на моей рубашке своим тонким пальчиком и снова закусывает губу, окончательно сбивая меня с толку.
Я не могу уже ни о чем думать. Какая месть? Да в окно её!
— Антош, — мое имя бьет под дых, а мозги вылетают через уши.
Да и сам я готов растечься лужицей от такого её тона.
— М? — хриплю я и поспешно откашливаюсь.
— Ну я просто была расстроена тем, что ты испортил мое домашнее задание. Я, между прочим, переписывала его до двенадцати ночи, — надувает губки, продолжая сбивать меня с пути рисованием узоров на моей груди.
— Бедняжка, — только и удается мне выдавить из себя.
Хотя вот уж точно я не считаю её бедняжкой.
Поправочка!
Не считал, когда несся за ней по коридору.
А сейчас с трудом сдерживаюсь, чтобы не сгрести её в объятия и не начать жалеть.
Настроение Ники как по щелчку пальцев меняется, и она прищуривается. Между нами словно стена изо льда вырастает.
— Ты, наверное, такого извинения ждал от меня, да, новенький? — в голос просачивается прежнее презрение. — Не на ту напал, бра-тик! — словно дразнит меня.
И пока я прихожу в себя, отталкивает меня и ныряет под рукой, набирая скорость и скрываясь за поворотом.
Долблю кулаком в стену и издаю стон.
Да уж, не думал я, что меня можно так легко развести. И кому? Какой-то девчонке!
Залетаю в комнату, а из ушей чуть ли не пар валит. Хлопаю дверью, отвлекая от своих дел Оскара и Димона — соседей по комнате из параллели.
Ника
Захожу в столовую, чтобы попробовать затолкать в себя из еду. В последние дни практически силой пихаю в себя хотя бы что-то съедобное и сама уже жду, когда наступит суббота, чтобы врачи начали разбираться с моим здоровьем.
Маме плевать, поэтому никто, кроме меня, обо мне не позаботится.
Слышу, как меня кто-то окликает за спиной, и оборачиваюсь.
Над ухом раздается шипение, и в грудь врезается как минимум бронепоезд. Ребра соприкасаются с чем-то липким и мокрым.
— Упс, — по моей рубашке ползет мокрое пятно желтого цвета.
Стискиваю зубы и поднимаю глаза, напарываясь на холодный голубой взгляд. Антоша.
Кривлю губы.
— Капец. Увалень! — шиплю, оттягивая влажную ткань, неприятно липнущую к коже.
Прекрасно! На мне не только его сок, но и какой-то салат.
— Извини, — изгибает губы, но вот вообще не жалеет, — так неловко вышло. Хочешь, одолжу тебе свою рубашку? А то замерзнешь, простудишься, а я виноват буду.
И тон такой, коварненький. Аж по спине холодок пробегает.
Пытаюсь сообразить, в чем подвох, потому что ну совсем не похоже на него, чтобы он бросался на выручку после того, что мы друг другу понаделали с момента его прихода.
Хочу послать его в далекое пешее, но в последний момент меняю планы.
Поднимаюсь на носочки, потому что Антон — долбаный баскетболист высотой с пожарную каланчу. И я дышу ему в грудь. А сейчас я хочу видеть его глаза, чтобы понимать его эмоции.
Приближаюсь к его лицу.
— А давай, — как можно тише произношу, наблюдая, как у него расширяются зрачки.
Голубые глаза вспыхивают ледяным пламенем. Антон передает поднос удивленному Оскару и расстегивает пуговицы, не сводя с меня взгляда.
Нервно хлопаю глазами, не веря в то, что он сейчас при всех снимет рубашку. Да и вокруг нас такая тишина, которая пугает до дрожи в ногах. Но я не рискую отвести взгляд от противника.
Выдыхаю, замечая футболку, но тут же напрягаюсь как струна при виде оскала новенького.
Мне протягивают белоснежную рубашку. Принимаю её с милой улыбочкой. Ну, мне хочется верить, что она вышла у меня именно такой.
— Спасибо, ты такой милый, — добавляю в голос мягкие нотки, чтобы притупить бдительность Антона.
Жду, пока Антоша возьмет свой обед, точнее, то, что от него осталось после нашего столкновения.
Комкаю рубашку, наблюдая, как темные брови сходятся на переносице, и запихиваю его рубашку в ярко-алый борщ.
— Приятного аппетита, увалень, — шиплю и разворачиваюсь на пятках.
А у самой внутри ходуном все. Никогда я не позволяла себе такого поведения. До того момента, пока не появился Рязнов и не перевернул все в моей жизни с ног на голову со своей наглостью и заносчивостью.
За спиной — звериный рык, от которого хочется схватиться за ближайший стул, чтобы не рухнуть. Потому что коленки превращаются в желе.
Ловлю на себе шокированный взгляд Морозова, который сидит за одним из столов. Он переводит глаза с меня на Антона, который остался стоять за спиной.
И мне до сих пор непонятно, почему он не бросился вдогонку.
Выбегаю в коридор и пытаюсь отдышаться. Проклиная мысленно себя за эту выходку. Вот что мне мешало молча принять рубашку Антона и уйти? Так нет же, Нике захотелось мести и крови.
Хотя за что мстить? За то, что Рязнов после нашей стычки в коридоре перестал обращать на меня внимание и меня это жутко бесило?
Зажмуриваюсь.
Да ну, бред же! Ведь бред, да?
Перебираю в голове мысли и сглатываю от осознания того, что не бред.
Я уже неосознанно жду внимания со стороны Антона, и, когда оно перестало поступать в мой адрес, меня это взбесило.
Не замечаю за потоком мыслей, как добредаю до пустого коридора перед спортивным залом и запрыгиваю на подоконник.
По-хорошему бы пойти в комнату и переодеться, но я настолько погружена в анализ своих эмоций, что мокрая блузка кажется такой мелочью. Да и нет желания сейчас попадаться на глаза кому-то из учеников, а тут вроде тихо и спокойно.
Можно переждать бурю, которая сейчас охватила Антона. Почему-то не сомневаюсь в этом ни разу.
— Попалась, — голос с хрипотцой моментально выдирает меня из плена мыслей и заставляет напрячься.
Антон успел где-то достать свитер и выглядит сейчас очень даже ничего. Если не учитывать хищный оскал и медленное приближение ко мне.
Глаза начинают бегать по коридору в поиске путей отступления, но их нет. Один путь — мимо Антона, и я сомневаюсь, что он просто так пропустит меня.
— Тебе кто-нибудь говорил, что за свои поступки нужно отвечать? — он становится вплотную ко мне, пока я нервно сглатываю и одергиваю юбку.
— Ты испортил мне блузку, — тыкаю пальцем в место, где все ещё красуется пятно.
Антон
Ника выходит из кабинета врача задумчивая. Но я изображаю, что мне на все это наплевать с высокой колокольни.
Я уже понял, что наши стычки ни к чему не приведут, и решил просто забить. И в машине видел, как Ника бесится, только не сообразил из-за чего. Я ей за все утро и слова не сказал, зато она сама полезла ко мне.
— Ну что там, Ника? — папа встает со стула, а меня снова рвет от его заботы о Нике.
На меня-то он уже давно плевать хотел.
— Результаты на следующей неделе будут готовы, и уже потом сделают назначения, — Ника стискивает лямку рюкзака, избегая смотреть на меня.
— Ну хорошо. До дома?
— Я в школу, — встаю со своего места и направляюсь в сторону выхода.
— Антон, — окликает отец.
Приходится развернуться, чтобы выслушать его.
— Завтра привезут твои вещи, я же говорил тебе.
— Ну это же будет завтра. А сегодня мне что там у вас делать? — пожимаю плечами.
Отец хмурится.
— Просто отдохнешь. Или тебе лучше в школе?
— Лучше.
Ника стреляет в меня быстрым взглядом, но я продолжаю игнорировать, хотя хочется сказать что-нибудь в духе: не боись, нищий родственник не побеспокоит.
Но я понимаю, что это будет звучать как обижулька, а я таким не считал себя никогда.
— Хватит корчить из себя непонятно кого, — голос отца твердеет.
Он сжимает челюсть, и видно, что сдерживается, чтобы не дать мне подзатыльник и не запихнуть в тачку.
— Кого, пап?
Отец сокращает расстояние между нами и толкает меня вперед.
— Давай, ага, ещё при всех устроим сцену. Отцы и дети, мать твою, — строгий голос отца отрезвляет.
Сжимаю кулаки и стискиваю зубы до боли, чтобы не начать говорить все, что я о нем думаю. А думаю я мало чего хорошего.
Звук сигнашки ударяет по перепонкам.
— Просто переночуешь, можешь даже носа не высовывать из комнаты.
— Тогда смысл вообще дергаться? — продолжаю зачем-то спорить с отцом.
— Смысл в том, что я не посторонний дядька и у меня есть дом, куда ты можешь приезжать, когда тебе захочется.
— Мне не хочется, — дергаю плечом и разворачиваюсь в сторону остановки.
Ника быстро переводит глаза между мной и отцом. Выглядит слегка обескураженной.
— Ник, садись, а то мы с ним долго можем спорить, — отец открывает перед ней дверь, и она молча садится назад.
— А о чем нам спорить-то, пап? Нам просто надо пережить эти несколько месяцев до моего выпускного.
— Антон, прекрати строить из себя обиженного и просто садись в машину.
— Пап, давай начистоту? — складываю руки на груди, не сводя взгляда с отца. — Тебе было плевать на меня больше десяти лет. А сейчас что изменилось? Отцовская любовь проснулась? Ну что-то я не верю.
Отец запрокидывает голову и прикрывает глаза. Всем видом показывая, как его все это достало.
— Зачем ты вообще на это все подписался? Жил бы спокойно со своей Светой и её дочкой. Меня-то что переть в свою столицу?
— Мне никогда не было плевать на тебя, не нужно сейчас делать меня козлом отпущения, — обрубает отец, пронзая меня светлыми глазами.
— А как это все объяснить?
Отец кривит губы и отводит взгляд.
— Советую по этому поводу расспросить маму. Я ничего тебе сейчас не буду говорить, ты все равно не поверишь и не услышишь.
— А, то есть ты пытаешься сейчас на маму все спереть? — завожусь я и неосознанно повышаю голос.
На нас бросает взгляд проходящая девушка, заставляя меня напомнить себе, что мы не одни.
— Нет, я тебе просто говорю, что мама тебе расскажет лучше, чем я. Садись в машину, Антон, хватит устраивать показательное представление.
— А что ты мне сделаешь, если я не сяду в твою машину?
Отец глубоко и тяжело вздыхает.
— Да ничего не сделаю. Точнее, не собираюсь ничего делать. Просто надеюсь на твою сообразительность и ум. Для чего эта война, сын? Завтра спокойно вернешься в школу, сам, на своем транспорте. В чем проблема?
Проблема, блин, в том, что давняя обида грызет так, что мне тяжело дышать. И даже сейчас, когда отец стоит напротив, внутренние демоны жрут меня. Вдалбливают мысль, что я не нужен никому. Ни отцу, ни матери, которая спихнула меня на попечение папочки.
А стоило увидеть, как отец обращается с Никой, так стало ещё паршивее на душе. Значит, он может вести себя нормально, но не со мной. Я-то в свое время ему никуда не упал.
Развернулся и ушел, ни разу не позвонив и не узнав, а как дела-то у единственного сына.
И сейчас эти мысли нападают на меня сворой голодных псов, и грызут. Обгладывают все внутри, не давая нормально мыслить.
Закидываю полотенце на плечо и выхожу из комнаты.
Иногда стоит забивать на свои принципы. Спать на огромной мягкой кровати намного лучше, чем на школьной полуторке.
Да и плазма на стене определенно относится к плюсам.
Дергаю дверь ванной — она не поддается.
Складываю руки на груди и подпираю плечом стену в ожидании захватчика ванной. Телефон в кармане спортивок подает признаки жизни. Лезу за ним, уже прекрасно зная, кто мне пишет.
Замираю, смотря в темный экран. Решая, что сделать.
Пока не передумал, провожу пальцем по кнопке разблокировки и перечитываю пять сообщений. Дохожу до последнего.
«Может, ты вернешься пораньше в школу? Посидим, поболтаем».
Выдыхаю сквозь сжатые зубы.
И тут дверь распахивается и из ванной выныривает Ника. Почему-то я даже не сомневался, что там она. Подсознанка отлично работает и подсказывает.
Как будто радар на неё настроен.
Это слегка злит, но уверен, что скоро я с этим справлюсь. И уже не будет такой острой реакции на принцесску.
— Доброе утро, — одариваю подскочившую Нику своей фирменной улыбочкой.
Она вопросительно выгибает бровь и взглядом проходится по моему помятому после сна лицу.
Опускает взгляд на телефон, который все ещё в моей руке. Её настроение портится, судя по искривленным губам, мое же, наоборот, подскакивает до небес.
— Бывало добрее, — толкает меня плечом и скрывается за дверью, соседствующей с моей.
Усмехаюсь. Неужели её так задело сообщение от её подруги?
Да и вчера она бесилась, когда слышала, как мой телефон рвет от потока посланий.
«Давай посидим. Поболтаем», — отбиваю ответ Вике и прячу телефон.
От умывания отрывает рев мотора. Вытираюсь и возвращаюсь в комнату. Окна как раз выходят во двор. Одергиваю шторку и не сдерживаюсь, присвистываю при виде подъезжающего прицепа с мотоциклом.
Интересно, и кому такой красавец? Неужели отец решил тряхнуть стариной.
Усмехаюсь своим же мыслям.
— Антон, выйди, пожалуйста, — приглушенный голос отца заставляет меня дернуться.
Выдыхаю, сдергиваю футболку со спинки стула и на ходу натягиваю её на себя. Распахиваю дверь, встречаясь взглядом с напряженным отцом.
— Можешь спуститься? Там приехало кое-что для тебя.
— Сейчас?
— Да, нужно посмотреть, все ли в порядке. Я ни черта в этом не понимаю. Или ты занят?
— Да нет, — окидываю комнату взглядом и выхожу за отцом.
Выходим на улицу, и я передергиваю плечами под порывом ветра. Отец косится на мою одежду и качает головой.
— Не лето ж ещё, — выговаривает, а я расправляю плечи.
— Ну ты же не предупредил, что мне надо будет на улицу переться.
— Ну иди оденься.
— Да уж переживу. Не нежная фиалка все же.
— Вот уж точно не отнесешь тебя к фиалкам, скорее к кактусу, — бурчит отец и спускается с крыльца, подходя к тому самому прицепу, который я видел из окна.
Никак не комментирую его высказывание. Он знал, на что идет, когда тащил меня сюда.
Хотя откуда. Он же даже не знает, каким я стал.
Ощущаю привычную злость и в карманах стискиваю руки в кулаки. Мысленно прошу себя контролировать и не показывать, что меня вообще что-то может задеть и пошатнуть мое спокойствие.
— Как тебе? — кивает на железного коня, который поблескивает лакированным боком.
Рот наполняется слюной при виде этого красавца. Мотоциклы — это моя слабость. Сглатываю и не могу оторвать взгляд от него.
— Крутой, — выдавливаю из себя, вбирая глазами каждую деталь и каждый миллиметр.
Давно о таком мечтаю, но пока не могу себе позволить.
— Он твой, — слова отца оглушают.
Моргаю несколько раз, но видение не исчезает. И не появляется мой старый потрепанный жизнью байк.
— А мой где?
— Остался там.
— Мне нужен мой. На новый я сам заработаю.
Отец переступает с ноги на ногу и окидывает меня задумчивым взглядом.
— Не сомневаюсь. Но пока можешь воспользоваться этим. Чтобы передвигаться по городу и спокойно кататься по делам.
Во мне сражаются жажда оседлать такого красавца и врожденное упрямство. Желание сделать что-то наперекор отцу.
Мы молчим. Отец сверлит взглядом меня, а я любуюсь новым байком.
Желание обладать им прыскает в кровь и обволакивает каждую частичку тела.
Принципы душат.
— Это ни к чему тебя не обязывает. Когда захочешь, просто вернешь его мне, а я уж решу, что с ним делать.
Бросаю на отца мимолетный взгляд, все ещё не в состоянии принять окончательное решение.