Глаза не открываются. Мне приходится щедро плюнуть в ладони, чтобы размочить слюной склеившийся между собой ресницы.
С трудом разлепляю веки, стараясь игнорировать жжение слизистой.
Сердце ухает. Мозг окончательно просыпается, и меня обдаёт ледяной волной страха. Где я?
С одной стороны, мне бы порадоваться, что я проснулась живая, здоровая в приятно пахнущей постели, а не растерзанная в темной подворотне, но я не могу. Просто бегаю глазами, ощупывая спальню с дорогим ремонтом и даже боюсь подумать о том, чтобы покинуть кровать.
Я поднимаю край одеяла и заглядываю под него. На мне явно мужская футболка. Где мои вещи? Где костюм. Теперь я буду должна деньги ещё и за него… Если выживу… Мне становится себя так невозможно жалко, что я скручиваюсь в комок, накрываюсь одеялом с головой и начинаю безутешно рыдать. Отрываюсь за все свои невыплаканные после смерти мамы слёзы.
«У меня не получается. Слышишь, мам! Твоя дочь – безнадёжная неудачница и дура.» – Хочется проораться, но нельзя привлекать к себе внимание.
Сквозь собственные всхлипывания я слышу щелчок дверного замка и замираю, вцепляясь в края пододеяльника.
Тяжёлые шаги мягко стучат по ламинату и в какой-то момент останавливаются.
Мне кажется, что я даже дышу через раз, потому что сомнений не возникает – в комнате вместе со мной находится взрослый мужчина. Мой чувствительный нос ловит ноты лаванды, розмарина и амбры. Мама говорила, что обостренное обоняние – это у меня от отца…
– Если ты планируешь остаться под одеялом навсегда, то или задохнёшься, – меня заставляет вздрогнуть бархатный, немного наглый голос, и да, ОН несколько моложе, чем я предполагала. – Или умрешь от голода и жажды.
Я снова слышу шаги. Звук отодвигающегося от стола стула, шорох и снова тишину.
«Он сел!» – Понимаю в панике, а значит, намерен дождаться диалога со мной.
Как там говорится: «перед смертью не надышишься»? А так хочется!
«Думай, Оля!» – Я заставляю свои мозги не только бессмысленно истерить, но и как-то рассуждать. Если тебя ещё не убили и не изнасиловали, а наоборот, пытаются говорить, может быть, не все так страшно… или… Точно! Это наверняка те люди, что пришли вторыми. Они думают, что я что-то могу знать, могла слышать или просто помню их лица!
От этой мысли становится жарко. Тогда… нужно просто не сознаваться, что я что-то помню. Я же актриса, я смогу.
– Ну, что надумала? – Нетерпеливо и требовательно.
Я медленно стягиваю с себя одеяло, трясясь от страха, что мне не поверят, и одновременно входя в роль. Сажусь на кровати, подтягивая под себя ноги, и наконец, резко выдохнув оборачиваюсь на мужчину.
Делая вид, что смотрю сквозь него, несколько секунд изучаю. Приятный. Чисто выбрит, одет дорого и со вкусом, хорошо прокачен, но на головореза и насильника не похож, скорее, серьёзный бизнесмен. Хотя, кто их разберёт…
– Кто вы? – Растерянно и одновременно невинно распахиваю глаза. – Я вас не помню… – добавляю расстроено и чувствую, как мои нервы натягиваются и звенят в ожидании реакции.
Дура, дура, дура! Во мне уже колотится внутренняя истерика. Раз ты ничего не помнишь, он просто тебя убьёт. Тех же первых, они всех убили! Ну почему, я сначала делаю, а потом думаю?
Мужчина хмурится, а после чуть подаётся вперёд и прищуривается. Я, не мигая, смотрю в его красивые синие с коричневым ободком глаза.
– А как тебя зовут, ты помнишь?
Его зрачки расширяются. Не поверил? Черт! И не погуглить подробности этой амнезии чертовой.
– Не помню… – делая вид, что задумалась, всхлипываю. – Вы знаете, как меня зовут?
На лице мужчины отражается сомнение, он встаёт со стула и подходит вплотную к кровати.
«Не дёргаться!» – Приказываю себе.
– У тебя что-нибудь болит? – Скользит по мне внимательным взглядом, игнорируя вопрос, а мое сердце начинает буквально выламывать стуком грудную клетку, потому что с такого расстояния под футболкой хорошо просматриваются очертания кобуры с пистолетом. – Голова? Тошнота?
– Нет… – отвечаю едва слышно.
– Хм… Пойдём, – он неожиданным рывком откидывает одеяло в сторону с моих ног. – Я помогу тебе умыться, а дальше – будем решать, что с тобой делать.
Я не успеваю даже пискнуть или запротестовать, как сильные руки подхватывают меня с кровати, словно я совсем ничего не вешу и несут к двери возле большого шкафа.
У меня оказывается была ванная.
Мужчина отпускает меня на кафель перед раковиной, и я вижу в зеркале своё отражение.
«Мамочки! Какой ужас! Я похожа на панду, которая уснула мордой в палитре с гуашью.» – Опираюсь ладонями на скользкий фаянс, чтобы не упасть и включаю воду дрожащими руками.
ОН стоит рядом со мной и, кажется, готов подхватить мою тушку в любой момент, если я вдруг захочу грохнуться в обморок. И это странное сочетание власти, агрессии, раздражения, но при этом заботы меня совершенно обескураживает.
Может быть, этот мужчина просто не самый главный, и его приставили ко мне, чтобы охранять?
Делаю несколько глотков воды прямо из-под крана и намыливаю лицо.
Смываю пену и тут же распахиваю глаза, боясь выпускать мужчину из вида.
– Я думаю, что нам стоит показать тебя врачу ещё раз, – говорит с нажимом, когда мы встречаемся глазами в зеркале. – Если хочешь, можешь принять душ, я подожду.
– Нет! – я вскрикиваю, и мотаю головой.
Врачу? Меня смотрел врач?
– А ты уверена, – он делает шаг ко мне и замирает прямо за спиной, буквально в нескольких миллиметрах, – что ничего не помнишь? – его голос понижается всего на пол тона, но этого хватает, чтобы во мне паника вспыхнула новой волной, а иллюзия заботы полностью развесилась.
Проверяет! Он просто меня проверяет и внимательно наблюдает, ожидая, когда я проколюсь.
– Кто вы? – Спрашиваю затравлено, а он хмыкает.
– Моя фамилия Грозный.
«Грозный?» – Сердце срывается вниз и бьется об кафель. – «Тот самый? Слишком молод!» – Все эти мысли проносятся единым вихрем в моей голове, и я очень надеюсь, что была в этот момент нечитаема.
– И я рекомендую тебе быть послушной девочкой, Оля… Даже если ты не знаешь, кто я.