Новый день принёс с собой не облегчение, а тяжёлую, свинцовую апатию. Солнце, нагло яркое, било в глаза через незадернутые шторы, требуя какого-то действия, движения, жизни. А мне хотелось только одного — закутаться в одеяло с головой и не существовать.
Мысль о свадьбе вызывала тошноту. Весёлые крики «Горько!», музыка, пары в любовном угаре — всё это казалось издевательством над моим состоянием. Но Дима был тем якорем, который не давал мне полностью утонуть в самосожалении. Он тащил меня в жизнь, грубо, но с неизменной заботой. Подвести его, не прийти — значило бы плюнуть в его преданную дружбу. Уверена, он бы сделал для меня тоже самое. Значит, надо идти. Хотя бы поздравить, улыбнуться, сделать вид, что я — часть этого праздника.
Проблема была в том, что надеть-то было нечего. Все мои платья казались либо слишком унылыми для торжества, либо, наоборот, кричаще-праздничными, что сейчас выглядело бы как маскарад. В гардеробе висело лишь одно подходящее — тёмно-синее, строгое, купленное когда-то для серьёзной конференции в университете. Оно идеально соответствовало моему настроению, но на свадьбе я бы смотрелась в нём как сотрудница похоронного бюро.
Вызванивать Машу за советом не хотелось. Она и так уже взвалила на себя слишком много заботы обо мне. Значит, придётся самой.
Выездная регистрация была назначена на четыре часа дня, банкет — сразу после. Время до шестнадцати часов растянулось передо мной пугающей пустотой. Решение пришло само собой: нужно купить платье. Не потому, что хотелось обновки, а потому, что это было конкретное, понятное дело, которое могло отвлечь от грызущих изнутри мыслей.
Торговый центр утром был почти пуст. Безликая, успокаивающая музыка. Яркий, но не режущий свет.
Я бродила между стеллажами, механически перебирая вешалки. Ткани сливались в одно цветное пятно: пастельные, яркие, с цветочными принтами. Все они кричали о лёгкости, веселье, беззаботности, которых у меня внутри не было.
Примерочная стала моим небольшим убежищем. Я закрылась в кабинке, отгородившись от мира тяжёлой шторкой. Первое платье — нежно-розовое, воздушное — сидело идеально, но в нём я чувствовала себя переодетой клоунессой. Слишком фальшиво. Слишком не «моё» сейчас.
Второе — чёрное, лаконичное. Оно подходило гораздо больше, но было похоже на форму скорби. Я стояла перед зеркалом, разглядывая своё бледное отражение с синяками под глазами. Кто эта девушка? Та, что ещё несколько недель назад парила от счастья? Или та, что теперь смотрела на мир глазами, полными усталой грусти?
И тут из-за тонкой перегородки донесся сдавленный всхлип, а затем — знакомый, до боли знакомый голос, с кем-то разговаривающий по телефону. Варя. Варвара. Та самая подруга, с которой Стас когда-то мне изменил. Голос её дрожал, прорываясь сквозь слёзы.
—...а он сказал, что я сама виновата! Что я ничего не добилась, а требую как принцесса! — она говорила в трубку, и её слова были полны такого отчаяния, что у меня сжалось сердце. — Я же его любила... А он... вчера в «Вердикте», с этой блондинкой... целовался на глазах у всех! Как я могла быть такой слепой?
Я застыла, не в силах пошевелиться. Ирония судьбы была слишком горькой. Здесь, в примерочной, за соседней дверью, рыдала над своим Стасом девушка, из-за которой когда-то рыдала я. История повторялась по спирали, только теперь Варя оказалась на моём месте.
Не думая, не размышляя, подчиняясь какому-то внутреннему порыву, я накинула своё повседневное платье и вышла из кабинки. Я тихо постучала в перегородку между примерочных.
— Варя? Это я, Арина.
Всхлипывания затихли. Послышались нерешительные шаги, и шторка отъехала. Передо мной стояла она — с размазанной тушью, заплаканными глазами и таким потерянным выражением лица, что вся моя обида на неё мгновенно испарилась. Мы были двумя разными женщинами, но с одной и той же раной.
— Арина... — прошептала она. — Я...Привет?
— Я всё слышала, — тихо сказала я. — Пойдём. Выпьем кофе. Расскажешь, как оно…
Мы сидели в тихой кофейне в углу торгового центра. Варя, сжимая в руках стаканчик с капучино, рассказывала ту же самую историю, что когда-то, наверное, рассказывала кому-то я сама. Только теперь главной героиней предательства была она сама.
— Он сказал, что я ему надоела, что я ною и ничего не хочу менять, — всхлипнула она. — А эта... эта блондинка, я даже не знаю, откуда она взялась! Словно гром среди ясного неба! Он вдруг начал пропадать, прятать телефон, грубить мне. А потом знакомые прислали фотки, как они целуются в випке клуба и чуть ли не трахаются! — Её голова тяжело рухнула в руки, и рыдания возобновились.
Я слушала её, и в душе поднималось странное чувство — не злорадства, а скорее горькой общности и понимания. Мы были по одну сторону баррикад. Баррикад, возведённых мужским эгоизмом и предательством.
— Знаешь, — сказала я, когда она замолчала, вытирая слёзы салфеткой. — Мне кажется, мы обе заслуживаем чего-то лучшего, чем мужчины, которые винят нас в своих подлостях.
Варя подняла на меня красные от слёз глаза.
— А я думала, ты меня ненавидишь.
— Ненавидеть — слишком утомительно, — я пожала плечами. — А вот пожалеть бывшего обидчика, который сам оказался в такой же ситуации... Это даже как-то... по-божески.
На её губах дрогнула слабая, почти невесомая улыбка.
— А покажи ка мне, эту фотку. — В мозгу закралось подозрение.
Варя без слов показала фото на котором видно, как в весьма откровенной позе Милана сидит на коленях у Стаса, они страстно целуются, его рука уже глубоко под её платьем. Видеть это уже не больно, но мерзко.
Мы просидели ещё с полчаса, говоря не столько о Стасе, сколько о том, как заново учиться доверять себе. Прощаясь, мы обнялись — не как подруги, а как две солдатки, пережившие одну войну.
Выйдя на улицу, я поняла, что не куплю новое платье. Я надену своё старое, тёмно-синее. Потому что сегодня я не хочу притворяться. Я хочу быть собой — женщиной, которая, несмотря на боль, нашла в себе силы подарить каплю сочувствия той, от кого сама когда-то её не дождалась. И в этом был странный, горьковатый, но всё же проблеск надежды.
Я уже направлялась к выходу, как вдруг мой взгляд упал на небольшую стойку с распродажей в углу зала. И там, среди прочих вещей, висело оно. Голубое платье. Почти точь-в-точь как то, что было у меня на выпускном десять лет назад. Тот же нежный аквамариновый оттенок, те же тонкие бретели и открытая спина, без лишних урашений.
Сердце ёкнуло. Ноги сами принесли меня к стойке.
Дрожащей рукой я потянулась к ткани. Она оказалась удивительно приятной на ощупь — лёгкой, прохладной, словно сотканной из самого воздуха.
«А что, если?..» — мелькнула безумная мысль.
Я даже не помнила, как оказалась в примерочной. Надевала его, застегивала крошечную молнию на боку. И подняла глаза на зеркало.
Из него на меня смотрела не я — измученная и уставшая. Оттуда смотрела та девушка с выпускного. Тот же огонёк надежды в глазах, та же лёгкая, почти неуловимая улыбка на губах. Платье сидело идеально, словно ждало меня все эти годы.
Да, сегодня будет свидание с самой собой — с той, что когда-то умела радоваться, верить и летать. Может быть, именно это платье и станет тем самым мостом между прошлым и будущим. Между той, кем я была, и той, кем я могу снова стать.
Я вышла из торгового центра не с пустыми руками, а с крошечной, но такой важной надеждой в сердце, что все будет хорошо.