Зовут меня Вячеслав Михайлович Дубенецкий, мне сорок четыре года, до недавнего времени я работал преподавателем английского языка и литературы на кафедре романо-германской филологии местного пединститута, перекрещенного в «университет» на волне перестройки. Работу свою я всегда любил, будучи гуманитарием по природе, женился по любви, отношения со студентами, вернее, со студентками – на инязе в основном студентки, – складывались самые доверительные: они все были в меня влюблены, что естественно в их возрасте. Писал диссертацию, философские заметки и вел дневник. Жена Лия помогала смотреть на жизнь философски. Но однажды вдруг почувствовал странное томление… Подумал: а что у меня впереди? Ну, напишу докторскую, ну, получу кафедру в конце концов (возможно), ну и что? Буду, как профессор Меркулов, тяжело дыша, шаркать по коридору ногами, цепляться к студентам с замечаниями по поводу их внешнего вида и зеленых волос, а они, в свою очередь, будут крутить пальцами у виска и шипеть: «Лысый Фантомас!» Я не Фантомас, конечно, но тем не менее… Впереди что? То же самое? До почетных проводов на пенсию? Боже, какая скука! Не хочу. А что тогда? Лечь на диван – и размышлять!
Искусство размышлять исчезло из нашей жизни вместе с лошадьми, ветряными мельницами и дамским рукоделием. Не совсем, правда, исчезло, остались низменные его категории – прокручивать варианты, соображать, прогнозировать…
И вот однажды, рассматривая трещину в потолке и паутину в углу, которые видны исключительно из позиции лежа, я валялся на диване и думал. Хотелось чего-то… глобального, мощного, судьбоносного… что в корне переменит мою жизнь, придаст ей смысл… Приносить пользу хочется. Наступает момент, когда спрашиваешь себя: а что ты сделал? Коллекционировал трубки и пиджаки? Сочинял никому не нужный научный труд? А слабо, например, осушить болото? А потом на этом месте посадить сад, чтоб яблони цвели?
Болото! Ну конечно! Наш местный химический комбинат лет сорок, коптя небо, производил сельхозхимикаты, бытовые моющие средства, горючее для зажигалок, а также, по слухам, целый ряд закрытой продукции для нужд обороны. Все это хозяйство внесло свой вклад в увеличение озоновой дыры над нашим регионом и планетой в целом, а также образовало вышеупомянутое черное болото, где, по слухам, водились черти.
«А что, если покопаться в архивах, – думал я, лежа на диване, – да поговорить с бывшими рабочими, да взять анализы почвы и ядовитой субстанции из черных озер, да связаться с «зелеными», да ударить в набат, взывая к совести, да подоить сначала местных «новых», потом столичных, а потом выйти на международный уровень… Вот тогда – да!»
Идей было в избытке. Не было топлива.
«Нельзя быть и генератором идей, и пиарщиком, и финансовым гением», – продолжал раздумывать я. Мне был известен лишь один такой человек. Профессор Николай Евменович Баран, Баран Рогатый, который артистически выбивал деньги из городского бюджета на археологические нужды. Все лето он проводил со студентами в палаточном городке на раскопках. Однажды, по преданию, они украли гуся у местных крестьян, зажарили на костре и сожрали под выпивку.
Он не баран, он мамонт! Мастодонт! Студенты его обожают. Постарел, конечно, шаркает ногами, ходит с тростью. Сердчишко прихватывает, давление скачет, артрит погоду предсказывает – куда там метеослужбе! Но орел. И каждое лето в поле. И анекдот неприличный еще выдаст, вызывая дружный визг академических дам.
Профессора, к сожалению, интересует только археология, а не осушение болот. Так что… думаем дальше. Только бы ввязаться, а там посмотрим. Конечно, создать неправительственную организацию ох как непросто. Неправительственная организация – штука тонкая и нежная, малоизученная у нас, непривычная, требующая терпения, оборотистости, нахальства и творческого огонька.
Мечты, мечты… Знаем мы таких, которые по диванам… и мечтают! Мое недоразвитое детище так и не вылезло бы из скорлупы, если не историческая встреча с другом детства, с которым мне, мальчику из хорошей семьи, не разрешали в свое время дружить, Стасом Удовиченко. Он-то и стал повивальной бабкой фонда «Экология».
Предприимчивый, нахальный, всегда в прекрасном расположении духа, Стас, несмотря на слабую успеваемость, был лидером класса. Он поднимал массы на прогул уроков, срыв сельхозработ, устройство пакостей в химкабинете – и всегда успевал исчезнуть до начала разборок. Ни разу за все время он не был пойман с поличным, а на гневные обвинения пострадавших и неприятные вопросы постфактум отвечал: «Главное, вовремя смыться! Я кричал «атас»? Кричал! Так чего же вы? Сами виноваты!» Он был убедителен, и мы, чувствуя себя последними дураками, все ему прощали.
И вот в разгар моих теоретических раздумий о возможности раскрутить «дело», судьба, ухмыляясь, послала мне Стаса.
– Старик! – закричал однажды кто-то у меня над ухом, вслед за чем последовал дружеский тычок между лопаток, от которого у меня перехватило дыхание. – Ты?
Был он шумен, вальяжен, самоуверен, прекрасно одет и откровенно толст.
– Пошли! – распорядился он и, не ожидая ответа, двинулся, как крейсер, вперед, а я – за ним, спрашивая себя, зачем. Не сообразил соврать вовремя, что спешу. Таково обезоруживающее обаяние настоящего лидера.
– Ты где? – задал он традиционный мужской вопрос после утряски меню. Женщины обычно спрашивают: «Ты с кем?» – На инязе? В этой богадельне? С твоими мозгами?
Он вылупил на меня круглые бледно-лиловые, в белесых ресничках глаза альбиноса. Я был польщен, и меня можно было брать голыми руками. Лесть – тоже разновидность взятки. Чувствуешь себя обязанным соответствовать.
– Ну-ка, давай по порядку, – заинтересовался он, услышав про неправительственную организацию, о которой я, поддерживая реноме мужика с мозгами, небрежно упомянул – есть тут, мол, один нехилый проект, да все упирается в ряд труднорешаемых вопросов, а короче – в деньги на раскрутку… Да и дело слабоизученное у нас, так что…
– Труднорешаемые вопросы тоже решаются, запомни это, – сказал он веско. – Главное – человеческий фактор!
Это было начало. Мы нашли спонсоров, и Стас взял их за горло. Историческая встреча напоминала встречу Остапа Бендера и Кисы Воробьянинова со старгородскими предпринимателями. Я, разумеется, был Кисой.
В результате мы сняли помещение, заказали красивую зеленую с золотом вывеску и открыли собственный сайт в Интернете. Придумали логотип – сплюснутый голубой земной шар, прорастающий зелеными побегами – и заявили о рождении новой неправительственной организации фонд «Экология». Заявили на весь мир на трех языках – русском, английском и французском, с приложением устава, истории создания, портретами основателей и другой информацией, включающей номер банковского счета и адреса. Плюс бизнес-карточки, фирменные папки, бумага, сувениры вроде книжных закладок, открыток и шариковых ручек – все выдержано в благородных золотисто-зеленых тонах. В самом начале обязанности распределились четко: я отвечаю за идеи, планы и связи с заграницей, а также за лекции, семинары и слеты – словом, за лирику. За физику – деньги – взял на себя ответственность Стас.
И пошла писать губерния. Связи с профильными зарубежными неправительственными организациями, энергичный обмен корреспонденцией, приглашения приехать, поделиться опытом и подкинуть на бедность. Зарубежные коллеги при правильной постановке дела много чего могут. Они там нас не понимают и никогда не поймут, наша бизнес-культура для них – тайна за семью печатями, а душа – загадочна и непостижима. Но деньгами делятся, как с братьями по оружию. Подсказывают, к кому обратиться, чтобы дали еще. Просят в ответ отчеты о проделанной работе.
Я с гордостью могу сказать, что сделали мы много. Оборудовали диагностический кабинет в онкоцентре, каждый год детишек из семей с низким доходом вывозим к морю, устраиваем новогодние праздники. Совместно с мэрией разбили парк – там, где стояли старые заводские бараки. Стариков стали подкармливать бесплатными обедами. Потом взялись за болото – из-за чего, собственно, весь сыр-бор разгорелся. Там, по нашему замыслу, будет кольцевая зеленая зона – легкие города. Часть земли пойдет под частные дачи.
– Какой дурак купит там дачу? – спросил я скептически.
– Ты недооцениваешь силу рекламы, старик, – сказал Стас. – Сейчас главное – перетянуть на свою сторону городские власти, усек?
Если хотите правду, то усекал я далеко не все, но Стасу верил и восхищался его деловой хваткой. Не усекал не по глупости, а скорее по лени. Потом к нам от скуки присоединилась Лия. Довольно успешно, нужно заметить. В нашем союзе было божественное триединство – интеллект, мускулы и красота, и он был обречен на успех.
Я рассказал женщине на скамейке все, вплоть до последнего разговора со Стасом, когда он сказал: «Мы не какой-нибудь бизнес, старик, мы неправительственная организация, что налагает на нас определенные моральные обязательства. Так получилось… и тебе лучше уйти, поверь мне».
Как в старой песне про третьего, который должен уйти. Рассказал все, как исповеднику. В деталях. Вы, возможно, уже заметили, что я люблю поговорить?
Она слушала внимательно и молча. Без всяких дамских: «Ах, что вы говорите!» и «Да не может быть! Какой ужас!». Поставив точку, я почувствовал себя выжатым как лимон. Она все еще молчала, не рвалась утешать. Я был разочарован. Подсознательно я рассчитывал именно на это. Потом она сказала:
– Почему же вы все-таки ушли из фонда?
– Неужели непонятно? – ответил я с досадой. – Мне стало противно, я хотел оказаться от этих людей как можно дальше. Тем более если все правление против… – Я не закончил фразу. Даже для моих ушей она звучала чистоплюйски и неубедительно.
– Это неизвестно, – ответила она задумчиво. – Вам следовало встретиться с этими людьми и объясниться.
– Вывернуться наизнанку? – сыронизировал я.
– Вы местный?
– Отец тридцать лет был областным травматологом, мама работала кардиологом в городской больнице.
– Я уверена, что ваших родителей прекрасно помнят. Ведь в фонде не только молодые люди, есть и старые, правда?
Я кивнул. По раздумии, после разговора со Стасом я почувствовал то же самое… Но теперь все равно поздно.
– Есть вещи, – сказала она мягко, не дождавшись моего ответа, – ради которых стоит унизиться.
Я не ответил. Да и что было отвечать? Я поступил как обиженный мальчишка и теперь жалел об этом. Мне было стыдно и горько…
– А вы? – пробормотал я. Это значило: – А вы как оказались в наших краях? Вы одна? Кто вы? Надолго?
– У меня в пять поезд, – ответила она на все мои вопросы сразу.
Я посмотрел на часы – четыре.
– Я отвезу вас на вокзал. – Ничего умнее я придумать не сумел.
Она кивнула. Уже в машине я догадался спросить, как ее зовут. Она рассмеялась. Анна. Я тоже рассмеялся. И решился:
– А вы не можете уехать завтра?
– Могу, – ответила она просто.
И я повез ее к себе домой.