Рис. 72

Поселение в Гросс Радене

На первой из них показано поселение в Гросс Радене. Само слово Gross Rad может быть переведено с немецкого как Большое Коло; возможно, что как в ряде скандинавских языков оно оканчивается на постпозитивный артикль. Так что название поселения уже культовое. Современная реконструкция показывает, что храм находился на острове в окружении кольцевой стены, так что попасть в него можно было только по единственной дороге через очень длинный мост. Такое расположение культового сооружения вдали от города с точки зрения его обороны хорошо только при атаке с суше, но не с воды, и могло быть оправдано только соображениями энергетики данного острова, которая, видимо, сильно отличалась от энергетики самого поселения в большую сторону, что и предопределило строительтво тут храма.

Рис. 73

Стены и опорные столбы храма оформлены в виде человечеких фигур

На другой иллюстрации показана реконструкция храма, где подлинными элементами оформления являются стены с досками, напоминающими человеческие фигуры. Остальное дополнено фантазией реконструктора. Судя по изображению, храм был небольшим, провинциальным, явно не претендовал на какое-то выдающееся место среди других святилищ западных славян. Это был очень рядовой храм. Вместимость его, судя по картинке, вряд ли превышала 50-60 человек. Недаром о нем в его бытность немецкие писатели не упоминали.

В.В. Седов комменирует данное сооружение несколько иначе. Он пишет: Храмы балтийских славян, выстроенные из дерева и великолепно оформленные, до недавнего времени были известны по описаниям XI-XII вв. Теперь некоторые из них открыты и изучены археологами. Один из них исследован в Гросс Радене недалеко от города Штернбергер в округе Шверина. Здесь на полуострове Биннензее находится городище с высоким кольцевым валом и рядом поселений IX-X вв., где и открыто было культовое здание второй половины IX века (рис. 73). Стены его сооружены из вертикально поставленных бревен, которые с наружной стороны были облицованы уплощенными брусьями. Последние сверху завершались схематически вырезанными изображениями голов. Над входом висел череп зубра — символ силы и благополучия. Длина храма 12 м, ширина 7 м5. Остатки подобной культовой постройки, несколько худшей сохранности, раскопаны в Фельдберге.

Анализ этих храмов при учете данных исторического описания выявляет ближайшие аналогии им в культовом строительстве кельтов. В этой связи достаточно обоснованной представляется мысль Й. Геррманна о том, что культовые здания балтийских славн восходят к кельтским храмовым сооружениям6. Их начало, по-видимому, относится к последним столетиям I тысячелетия до н.э., когда часть славян впитала в себя кельтский субстрат. В земли балтийских славян кельтское наследие было перенесено, скорее всего, из Силезии носителями фельбергских древностей 7. Даже если храмы Гросс Радена и Фельдберга несут на себе кельтское влияние, из этого еще не следует, что все славяне заимствовали культовое строительство от кельтов. Кстати сказать, по сравнению с последующими храмами, с которыми мы познакомимся в данной работе, храм из Гросс Радена выглядит довольно нетипичным: его крыша более крутая, чем обычно, его стены сделаны из вертикальных столбов, а не из обычных горизонтальных. Кроме того, на реконструкции совершенно отсутствуют окна, о чем забыли археологи; храм без освещения существовать не мог. Судя по рисунку из книги Седова, кровлей были маленькие деревянные доски, что тоже не типично для славян. Словом, на мой взгляд качество реконструкции оставляет желать лучшего. Кроме того, храм общей площадью в 84 м2, то есть размером в современную 3-комнатную квартиру (за вычетом служебных помещений там вообще должно оставаться порядка метров 60 полезной площади) скорее можно было бы сопоставлять с часовней, а не с полноценным храмом.


Исследование в отношении языческих храмов показало, что они являются предшественниками не только христианских, но и исламских культовых построек. Однако если для христиан больше по душе пришлась архитектурная композиция храмов Макоши, а храмы Рода часто превращаются в звонницу, колокольню, то у мусульман основное здание является развитием квадратного и низкого храма Рода, тогда как минареты восходят к высоким круглым вариантам того же храма. Иными словами, пока можно остановиться на выводе о том, что формы славянских языческих храмов получили дальнейшее развитие не только в христианстве, но и в исламе, то есть они предшествовали формам храмов этих религий и типологически, и хронологически. Вместе с тем, целый ряд положений тут нуждается в дополнительной проверке и уточнении.

Языческие храмы, как оказалось, являются формами либо для христианских надгробий (Вологда, Киев), либо для ковчегов, содержащих мощи святых (Кёльн). С одной стороны, это позволяет более успешно изучать сами формы языческих храмов, с другой — до сих пор является свидетельством языческих истоков христианства. Поскольку под такими надгробьями хоронят не столько светских лиц государственного уровня (царей, великих князей), сколько священников и святых, получается, что последние как бы возвращаются в лоно языческой церкви. Трудно сказать, насколько современные христианские священники, соблюдая эту традицию, отдают себе отчет в ее происхождении и смысле. Но в любом случае выясняется, что и тут форма языческого храма играет первостепенную роль, то есть языческие храмы не только не исчезли, но в разных функциях существуют и в наши дни.

Эволюция крытых языческих храмов и проблема истории христианской архитектуры

В предыдущем разделе основное внимание было уделено выявлению форм языческих храмов, их отношению к тем или иным божествам, а также географическому распределению, то есть привязке к тем или иным городам. Теперь же, когда таких храмов выявлено более трех десятков, есть смысл разобраться в том, почему они не были описаны историей христианской культовой архитектуры, получить некоторые разъяснения относительно истории культовых зданий, и попытаться более подробно реконструировать эволюцию языческих архитектурных форм. Нашим оппонентом и старшим коллегой в данном случае выступит Николай Васильевич Покровский (1848-1917), весьма уважаемый основоположник отечественной церковной археологии. В предисловии к его книге “Очерки памятников христианского искусства”, на которую в данном разделе мы будем многократно ссылаться, А.А. Алексеев отмечет: Характеризуя творческий путь Покровского, мы говорим прежде всего об археологе, историке, богослове русской самобытной школы. В самом деле, если протестантский или католический ученый в произведениях христианского искусства видит лишь предмет старины, то дл Покровского это в первую очередь свтыни, имеющие символико-богословское значение, а затем уже предметы историко-художественного наблюдения. Эти два момента — основополагающие для отечественной школы христианского искуствознания, созданной ученым 56. Для наших целей мы будем часто цитировать часть его монографии, раздел “Памятники христианской архитектуры”, который представляет самостоятельную небольшую книгу57, весьма интересную, но, как и любое произведение археологического плана, связанную с определенными недостатками в степени изученности тех или иных памятников истории. Кроме того, по ходу рассмотрения мы будем давать комментарии к отдельным его положениям, которые, как мне кажется, характеризуют совсем иной подход в плане культурологии.

Основные установки. В начале третьей главы своего труда. “Памятники церковной архитктуры в России. Киев” Н.В. Покровский пишет: История русского искусства начинается вместе с появлением в России христианства . Высказывания подобного типа я встречал неоднократно; особенно характерны они были для академика Д.С. Лихачева, и я столь же неоднократно горячо против них протестовал. Если их принимать всерьез, то получается, что до христианства никакой более или менее заметной культуры на Руси не было, а если что и было, то не иначе как русские у кого-то заимствовали. Данная научная парадигма сложилась и не в советское, и даже не в дореволюционное время; она к нам пришла в послепетровскую эпоху вместе с родоначальниками нашей исторической науки Байером, Мюллером и Шлёцером. К тому же она очень хорошо легла на церковнцю точку зрения “Москва — третий Рим, а четвертому не бывать”; вот и у Н.В. Покровского русская церковная архитектура рассматривается только в третьей главе, и не надо быть пророком, чтобы понять, что первая глава у него посвящена церковной архитектуре Рима, а вторая — Константинополя. Для меня же русская культуры была основополагающей для всей Европы, ибо русские показывают образцы письменной культуры еще во времена палеолита когда пишут (NB!) по-русски ! Сейчас я бы не хотел вдаваться в эти проблемы, хотя отголосок ее мы незаметно рассмотрели в первой главе, посвященный священным камням; уверен, что часть надписей была нанесена на них еще во времена палеолита (тогда же я в шутку заметил, что “древние камни” в прямом смысле слова и есть “палеолит”). Поэтому для меня выбора тоже нет: прежде Русь, а уж затем вся остальная Европа.

Это — самые общие установки, но даже сузив нашу тематику лишь до церковной архитектуры, невольно хочется воскликнуть: а как же те два десятка языческих храмов, которые я только что рассмотрел? Выход из этого только один: первая процитированная выше фраза Н.В. Покровского является ошибочной . Отметив этот факт, пойдем дальше: Что касается русских построек, предшествовавших христианству, то о них дотаточно сказать несколько слов. Самый факт существования в России строительного искусства в эпоху, предшествовавшую появлению христианства, не может подлежать сомнению . — Вот-те на! Только что сказано, что история русского искусства до христианизации Руси отсутствовала, а теперь речь идет о несомненном существовании строительного искусства . Чему же верить? Или строительное искусство — вовсе не искусство? Или храмы, построенные для отправления религиозных потребностей христиан — это искусство, а для отправления религиозных потребностей язычников — вовсе не искусство? Но ведь только что мы видели, что одни и те же стены могли называться то храмом Макоши-Живы, то храмом Марии! Или в момент переименования неискусство тотчас становилось искусством? Словом, я понимаю, что в душе Н.В. Покровского боролись два одинаково сильных начала: христианство и патриотизм. Как христианин он порицал все дохристианское, как патриот любил все отечественное, даже дохристианское. Итак, вторая фраза историка христианской архитектуры мне представляется вполне справедливой, и именно потому она находится в вопиющем противоречии с первой. Кроме того, я тоже попытлся сказать о постройках, то есть о крытых храмах, всего несколько слов, ибо от камней прешел к святилищам (разумеется, открытым) лишь для того, чтобы понять какие-то детали этих святилищ и получше описать камни; но было неудобно ничего не сказать о крытых святилищах, и я привел вначале пример храма Арконы просто как хрестоматийный. А дальше материал, что называется, “пошел”, и я не уложился не только в несколько слов, но и в несколько страниц. И сам удивился тому обилию материала, который удалось взять просто из общедоступной, а не узкоспециальной литературы. А начинать раздел о церковной архитектуры Руси с простого умения русов строить мне кажется умалением их культурного достоинства. Это все равно как сказать: надо же! Наши предки, оказывается, умели читать, писать, ходить в церковь и даже молиться. Совсем как люди!

Но вернемся к примерам Н.В. Покровского: Известно, что около VII-VIII веков русские славяне знакомы были и с каменными сооружениями: в IX веке у них уже были каменные терема, каковы терема великой княгини Ольги — один в Киеве, другой в Вышгороде, а в Великом Новгороде были уже каменные стены с бойницами на случай отражения неприятелей. Но подобные сооружения из камня для страны, изобилующей лесом, сооружения, требующие технических познаний, не могли составлять в то время обычного явления . Опять некая дружеская оплеуха нашим предкам: дескать, хотя и строили из камня, да лишь в редчайших случаях! — Но мы убедились, что здания языческих храмов были самыми разнообразными, включая круглые бышни и пирамиды; убежден, что так было и до Х века, и после него. Преобладающим строительным материалом служило дерево, в применении как к гражданским, так и военным сооружениям. Относительно сооружений релишиозного характера у русских язычников ни археология, ни история не сказали ничего положительного . Тут я полностью согласен с Н.В. Покровским и в отношении распространенности дерева, и в отношении молчания археологии. Но почему археологи и историки промолчали? Как мы убедились, матералы по языческим храмам были, и если о них можно сказать довольно много сейчас, в начале третьего тысячелетия, то уверен, что лет 120-130 назад о них можно было бы сказать много больше, ибо тогда существовало намного больше источников. Стало быть, дело не в самих материалах, а в намерениях этих археологов и историков. Они промолчали не потому, что сказать было нечего, а потому, что боялись за свою репутацию. Напомню, что трехтомник А.Н. Афанасьева “Языческий взгляд славян на природу” был переимнован цензурой в “Поэтический взгляд славян на природу”, и намерение поискать языческие храмы в тот период, мягко говоря, не поощрялось. Так что прослыть вольнодумцами никому из ученых совсем не хотелось. Сейчас ситуация иная, конфессиональной цензуры пока нет, и исследования можно развивать под давлением самого материала, а не влиятельных заказчиков. Поэтому я восхищаюсь мужеством Н.В. Покровского, когда он пишет: Однако же данные славяно-русской мифологии и сведения о развитом культе древних руссов делают не невероятным предположение, что храмы или капища здесь были. Если главное божество (Перун) представлялось в виде статуи, сделанной иногда даже из драгоценных металлов, если существовали здесь сложные обряды жертвоприношений и молитв, то нет серьезных оснований отрицать здесь существование храмов, хотя бы в виде простых навесов или срубов для помещения божества. Подобные сооружения известны во всех более или менее развитых религиях язычества, в том числе и у славян западных, как это видно из хроники Дитмара. На эти капища, по-видимому, указывает выражение летописца об архиепископе Иоакиме, что он “требища разорил” 58. Отмечу между прочим, что на разорение христианских святынь язычниками никто никогда не указывал, то есть язычники вели себя в отношении христиан приветливо, слали им выбитые на священных камнях кресты, переименовывали собственные храмы в христианские, тогда как христиане “разоряли” языческие требища. Но главное для меня сейчас не воинственность христиан по отношению к язычникам, а сама идея храма как “простого навеса” над чем-то священным. Было ли это божество или иная святыня, это уже второй вопрос, который мы ниже постараемся рассмотреть; важно, что данная идея Н.В. Покровского очень близка моему предположению, которое я сейчас изложу. Недаром же я отмечал, что надгробия тоже имеют форму храмов и, точнее, форму простейших храмов Макоши.


Для более поздних построек характерно иное: плоский потолок храма Рода трансформируется сначала в конический, а затем и в купол, который олицетворяет собой небо (и в этом смысле можно согласиться с пониманием Г.К. Вагнером купола как небесного свода). Получается, что по мере уменьшения солярного мотива (8-конечная звезда трансформируется в 4-конечную, крест на плане храма) усиливается мотив небесный; купол сначала незначительно выглядывает сквозь крышу, потом оказывается на крыше целиком, а затем и существенно возвышается над ней, опираясь на дополнительный барабан. Однако я полагаю, что по законам симметрии по мере поднятия купола храма Рода должно было одновременно происходить опускание надгробья в подвальные помещения церкви. К сожалению, в популярной литературе о храмовой архитектуре разреза подземных помещений я не нашел, так что эта гипотеза пока остается без подтверждения. Вместе с тем, полагаю, что высказанная тут гипотеза о совмещении подземного и небесного позволяет понять обязательность соединения в одном храме архитектурных начал как Рода, так и Макоши, и притом зала Макоши именно как внутреннего, а не наоборот.

Вполне возможно, что традиции языческого зодчества воспринимались в позднехристианское время уже просто как определенная традиционная типология построек, хотя в раннехристианский период были живы и языческие мастера, и работали языческие мастерские. Более того, удалось обнаружить два строения типа ХРАМА МИРА, которые я трактую как языческие храмы мирового уровня. Один из них располагался в Равенне и представлял собой в более поздние времена церковь Святого Виталия; здесь, в столице Западной Империи, как я полагаю, проживал верховный жрец того же уровня, который в современном христианстве занимает кардинал или митрополит. Что же касается жреца того уровня, который соответствует папе или патриарху, то есть самого главного жреца, то, как мы знаем по предыдущей главе, он имел титул ЦАРЬ-ЖРЕЦ; теперь удалось обнаружить соответствующий его сану ЦАРЬ-ХРАМ. Естественно, этот храм — второй из ХРАМОВ МИРА, однако, вопреки ожиданию, он располагался не в ЦАРЬ-ГРАДЕ, а в иной столице, главном городе славянского язычества, Солуни. Это открытие позволяет по-новому взглянуть на христианских миссионеров, равноапостольных Святых Кирилла и Мефодия, и на их миссию: выбор пал на них прежде всего потому, что к христианству славян должны были призвать монахи из столицы славянского язычества, иначе у них не было бы такого духовного авторитета. Что же касается самого храма, то это — церковь Святого Георгия. Интересно, что как в Соуни, так и в Равенне, храмы в плане очень ярко отражают солярную символику.

Что же касается лунной символики, то я ее почти не обнаружил. Точнее, намек на нее модержится в плане той же церкви Святого Виталия в Равенне, гда храм Макоши находится на западе, содержа не только по одной апсиде с севера и юга, но и по примыкающему к ним с востока круглому храму Рода. Иными словами, телом полумесяца оказывался храм Макоши, а его рогами — два храма Рода. Но это — очень удлиненный зал Макоши, примыкающий к весьма крупному 8-гранному храму Рода.

Гордостью церковной архитектуры у христиан считается храм Святой Софии. Надписи гласят, что это — не просто храм Рода, но главный храм Рода в стиле Константинополя. Это надпись весьма важна, поскольку она проливает свет на отделку храмов. Если одни храмы строятся в стиле Константинополя, то другие — в стиле Рима, Афин, Новгорода или Киева. Следовательно, то, на что обычно обращает внимание история архитектуры — то есть тип и обилие колоннады, наличие портиков, арок, сводов, куполов и прочей отделки, — это не суть сакрального помещения, но лишь его СТИЛЬ. И стили вполне соответствуют эстетическим требованиям данной местности и данной эпохи. Сакральная же суть как языческих, так и христианских храмов одна — это сочетание в тех или иных комбинациях храма Рода и жрама Макоши.

В отличии от церквей на территории российской Руси я редко видел надпись ХРАМ МАРИИ. Вполне возможно, что ряд языческих храмов греко-италийской территории так и не стал христианскими, хотя совмещал в себе по функциям храм славянский и храм греко-римский. Это означает, что, например, храм Весты в Тиволи, сначала строился как типичный, хотя и квадратный в плане, храм Рода, и был славянским; но позже над ним были надстроены два храмовых здания с круглой и с прямоугольной колоннадой — храма Макоши В РИМСКОМ СТИЛЕ. С этого момента он стал к тому же и италийским, не перестав быть славянским, и в нем можно было молиться не только Весте (равно как и остальным римским божествам), но и Роду с Макошью (а также остальным славянским богам). В других случаях храм сразу строился как славяно-греческий или славяно-римский; в третьих случаях он мог быть одновременно и христианским. Во всяком случае план храмов показывает наличие переходных форм от 8-конечной звезды к кресту (например, план храма Святой Софии в константинополе).

Таким образом, обращение к истории храмового искусства на территории других государств не только не опровергло выводов, сделанных на основе анализа российского материала, но существенно их обогатила. Стала понятна небесная и подземная символика храмов Рода и Макоши, истоки их возникновения, сложность структуры простейшей базилики , равно как и распределение храмов в пространстве и времени. В этой связи стало понятным, что общепринятая в истории архитектуры точка зрения на языческую базилику как на простейшее греко-римское храмовое сооружение неверна; базилика является продуктом очень длительного развития славянской языческой сакральной архитектуры, то есть она и не простейшая, а весьма сложная, и не греко-римская по происхождению, а славянская (а греко-римская лишь ПО СТИЛЮ). Равным образом невернойпредставляется и точка зрения Н.В. Покровского о происхождении христианского храма из малых форм — домовых храмов, а тем более римских трапезных (в последнем случае нет ни идеи неба, ни идеи культа предков, то есть трапезные по природе несакральны). Напротив, домовые храмы являются продуктом развития храмов общественных. Столь же невернойследует считать и точку зрения о том, что предшественником базилик служили римские суды или помещения для торговли; опять архитекторы спутали СТИЛЬ отделки с сутью помещения. Наконец, неверныммне представляется и положение о том, что при переходе к средневековью (пятый-шестой века н.э., Равенна) появляется некий неопределенный стиль архитектуры — напротив, на мой взгляд именно тут и выявляются в своей классической определенности славянские храмы Рода (ХРАМ МИРА — церковь свтого Виталия) и Макоши (церковь Святого Аполлинария). Позже, однако, на российской Руси Х и последующих веков появляется особый тип архитектуры, храмы Рода не только с тремя апсидами (тремя маленькими вспомогательными храмами Рода, утопленными в алтарь), но и с многими маковками (храмами Рода, выведенными на крышу). Таким образом, в сугубо христианской архитектуре продолжают развиваться тенденции, заложенные славянской и русской языческой архитектурой, в чем я и усматриваю определенные не только материальные, но и духовные истоки и предпосылки христианства.

Пещерные храмы и храмы-хенджи

Из изложенного ясно, что храмы Макоши, равно как и храмы Рода не могли появиться сразу же как крытые сооружения; полагаю, что им предшествовали не полностью закрытые формы, а именно: прототипом храмов Рода были круглые открытые святилища со стенами (хенджи), тогда как прототипами хрмов Макоши были пещерные храмы (открытые в окнах и неожиданных отверстиях в стенах). Доказательству этого положения я и посвящаю данный раздел, и хотя материала в нем не так много, как в предыдущих, все же и он оказывается достаточно информативным.

Мадарская скала. Мадарская скала хорошо известна в Болгарии; на ее плато находится крепость, а в подножии раскопками Болгарского археологического музея в 1924 году был обнаружен древний город95. Саму скалу можно видеть на рис. 15696.

Рис. 156

Мадарская скала и мое чтение надписей на ней

Открытые и горные святилища

Итак, нам осталось рассмотреть открытые и горные святилища и понять, как они развивались и как постепенно сложилась их форма, то есть проанализировать то, что было введено в научный обиход современными археологами. Но прежде, чем исследовать храмы, я хотел бы обратить внимание на изучение одной их детали, священного дерева.

Перунов дуб. Описание священных мест славян Руси Б.А. Рыбаков начинает с упоминания священных деревьев, замечая: От культа березы и деревьев, растущих у студенцов, существенно отличается культ дуба. Дуб — дерево Зевса и Перуна, крепчайшее и наиболее долговечное дерево наших широт, — прочно вошел в систему славянских языческих обрядов. Славянская прародина находилась в зоне произрастания дуба, и вероваяния, связанные с ним, должны восхрдить к глубокой древности. Вплоть до XVIII-XIX веков дуб и дубравы сохраняли первенствующее место в обрядности. Деревенский свадебный поезд после венчания трижды объезжал одиноко стоящий дуб; Феофан Прокопович в своем “Регламенте духовном” запрещает “пред дубом молебны петь”. Средневековые книжники очень часто в своих переводах словом “Доубъ”, “ДоНб” обозначали не только дуб, как ботанический вид (quercus), но и те слова, которые в подлиннике обозначали дерево вообще (dendron, arbor). Многочисленные примеры приведены И.И. Срезневским. Это свидетельствует о том, что, имея дело со священным писанием или житиями святых, русский переводчик, воспитанный в почитании дуба, считал, что всякое упомянутое в таком особом тексте дерево лучше всего назвать дубом. Точно так же “лес”, совокупность деревьев. Переводилось нередко словом “дубрава”.

Средневековая топонимика знает урочище Перунов дуб в Галицкой земле, что важно для нас как документированние посвящения дуба именно Перуну-громовержцу. Поклонение древних русов Перунову дубу описано (около 948 года) императором Константином Багрянородным. Подробно рассказав о многотрудном переходе русской торговой флотилии через днепровские пороги и опасную Карийскую переправу (у современного Запорожья), Константин пишет о благодарственном молебне русов-язычников на острове Хортице: “Пройдя это место (переправу), они достигают отрова, называемого Святым Григорием, и на этом острове совершают свои жертоприношения, так как там растет огромный дуб. Они приносят в жертву живых петухов, кругом втыкают стрелы, а иные приносят куски хлеба, мясо и что имеет каждый, как требует их обычай. Насчет петухов они бросают жребий — зарезать ли их (в жертву), или съесть, или пустить живыми...” 116117. Честно говоря, меня тут кое-что смущает. Так, Константин Багрянородный вовсе не называет дуб “Перуновым”; эти слова возникают под пером Б.А. Рыбаова, которому такое понимание кажется вполне естественным. А между тем, по описанию храма в Ромове, дуб действительно имелся, и перед ним горел жертвенный огонь, да только это происходило в ХРАМЕ МАКОШИ. Правда, сам храм выгораживался из окружающего пространства путем втыкания шестов, на которые вешались занавески; однако воины вряд ли возили с собой ткань для соответствующих целей, однако тоже выгораживали храм, о чем говорят слова “кругом втыкают стрелы”. То есть стрелы заменяют шесты, но втыкаются они “кругом дерева”. А теперь оталось понять, какой же храм выгораживается таким образом? Перуна? Вовсе нет; ответ мы можем сказать абсолютно точно: ХРАМ МАКОШИ. Иными словами, “Перунов” дуб, огороженный чем-то (шестами с полотнищами, стрелами, менгирами из сарсена, стенами) превращается в храм Макоши. Так что уважаемый Борис Александрович, не зная этого, допустил невольную ошибку.

Как всегда, чтобы судить о том, кто из нас с ним прав, достаточно обратиться к приведенному им изображению священного дуба на острове Хортица, которое я поместил на рис. 177117. Дерево, действительно, очень мощное, и содержит ряд надписей, которые можно прочитать и тем самым прояснить картину.

Рис. 177

Священный дуб на острове Хортица

Чтобы не портить изображение рамочками, я перенес свое чтение на следующий рис. 178. В первых же двух рамочках читаются слова МАКЪЖИ РОЩАи МАКАЖИ РОЩА, то есть дерево посвящено хотя и Перуну, но в составе рощи Макоши. Как я понимаю, любое дерево из этой рощи могло стать временным храмом, что и было нужно воинам; это, так сказать, вариант военно-полевого храма. Правда, в самой левой рамочке, где также читается МАКЪЖИ РОЩА, после обращения цветов можно выявить надпись ПЪРУНЪ РУНА, то есть НАДПИСИ ПЕРУНА . Но это — единственное, что напоминает о Перуне. Как видим, отсутствие особого храма Перуна проявилось и в открытых, и в закрытых храмах. Слова же МАКЪЖИ РОЩАначертаны на дереве еше несколько раз, причем у корней я даже не стал обводить эти надписи рамочкой; есть подобная надпиь и на земле возле дерева, где читается МАКЪЖИ РОЩА СЛАВЯН. Таким образом, сомнений в том, что дерево принадлежало храму Макоши (хотя возле него вполне были возможны молитвы Перуну) не вызыват сомнений.

Рис. 178

Мое чтение надписей на священном дубе

Описания святилищ Б.А. Рыбаковым. Обнаружив, что в популярной и энциклопедической литературе об открытых языческих храмах на территории России практически ничего нет, я с удовольствием обратился к сведениям из монографии Б.А. Рыбакова “Язычество древней Руси”. Правда, сам он раскопками святилищ не занимался и пересказывает исследования И.П. Русановой и Б.А. Тимощука, но делает это весьма интересно. Я приведу его рассмотрение в несколько иной последовательности, чем у него с моими краткими комментариями. Правда, и названные исследователи копали на территории Украины, а не Великороссии, так что и после анализа их находок вопрос о северо-восточных землях Руси остается открытым, но все-таки территория Украины тоже когда-то входила в земли Руси, так что хотя бы части чно ответ на вопрос о храмах Руси тут решается.

Ржавинское святилище. Вначале рассмотрим Ржавинское святилище в Черновицкой области. О нем мы читаем у Б.А. Рыбакова следующее: Большой интерес представляют изыскания Б.А. Тимощука и И.П. Русановой в Поднестровье. Здесь исследователями обнаружен ряд своеобразных городищ, справедливо отнесенных ими к святилищам . Пока прерву цитирование, чтобы заметить, что в планы исследователей раскапывание святилищ не входило, они изучали городища, одно из которых оказалось на деле святилищем. — Продолжу цитирование: Одно такое святилище у села Ржавинцы (Добрынивское гнездо), датируемое IX-X вв., чрезвычайно похоже по своей конструкции на рассмотренные выше болотные городища: святилище представляет собой круглую площадку диаметром 24 м, окруженную двумя концентрическими валами; второй, внешний, вал достигает 70 м в диаметре. Расстояние между валами около 20 м9. Существенное отличие от верхнеднепровских городищ заключается в том, что данное святилище расположено не в болоте, а на высоком холме. Святилище находится на месте древнего городища скифского времени (периметр вала около 1000 м) на краю славянского поселения IX-X вв., разместившегося внутри старого городища , рис. 179118.

Рис. 179

Ржавинское святилище IX-X вв.

Как видим, святилище находится вблизи небольшого славянского поселения и служит, так сказать, чем-то вроде поселковой церкви. Городок невелик, однако его святилище нельзя назвать небольшим, оно всего раза в 1,5 меньше Стоунхенджа. На рисунке 179 план представлен двумя археологами. Б.А. Рыбаков его комментирует так: Святилище омывается ручьем, текущим из родника, и на самом холме внутри вала есть еще один родник. При сооружении валов место будущего святилища подверглось обряду очищения огнем: по всей окружности внутреннего вала был разведен костер и сюда ссыпали остатки иных огнищ (может быть, из жилищ соседнего поселка?) Сверху на окружности этого вала находилась вымощенная камнем площадка, на которой горел огонь. На внешнем валу был уступ со следвами костров. У южной части внутреннего вала во рву обнаружен четырехгранный каменный столб (идол?) высотою 250 см с сечением 90 х 60 см. Изображение на идоле не сохранилось . — Как мы увидим позже, вовсе не все лики имели изображение, так что здесь, видимо, дело не в том, что кто-то сбил с лика его изображение, а в том, что его и с самого начала не было. Четырехгранность, обусловленная представлениями о “всех четырех сторонах” пространства, сближает этого идола как с Родом-Святовитом, так и с более ранним идолом из Иванковец. Первоначально каменный идол находился в центре всего святилища на возвышении в середине малого круга. Дополнительные изыскания 1982 года открыли на Ржавинском городище круговую постройку вдоль внутренней стороны большого внешнего вала, напоминающую уже известные нам постройки в святилищах Благовещенской горы и Тушемля119. Ржавинское слаянское святилище последних веков язычества, почти синхронное тем письменным иточникам, в которых повествуется о разрущении идольских капищ и разорении требищ, интересно тем, что позволяет вполне конкретно осознать всю древнюю терминологию, связанную с языческими культовыми местами. Оно является реальным овеществлением всего комплекса понятий, связанных с языческим ритуалом . Внутренняя круговая постройка, как нетрудно догадаться, была храмом Макоши, тогда как внешняя — хамом Рода. Интересно, какую термилогию предложит для обозначения этих частей постройки Б.А. Рыбаков?


Поздние открытые храмы, существовавшие примерно в Х веке н.э., обнаруживают определенную дифференциацию своих форм. Если в Аркаиме эпохи бронзы мы видим синтез святилища и городища, то позже святилища выделяются из городищ, а их собственные постройки, иногда образующие второе кольцо, теперь уже вокруг храма Рода, являются не жилищами горожан, а приютом монахов; это просто выселки из очищенного храма Рода. Но теперь уже на примере святилища Звенигород Прикарпатья мы видим разделение храма Макоши на три самостоятельных храма: для воинов (храм Макоши 1), для жрецов (храм Макоши 2) и для приема основной массы верующих (храм Макоши 3). Так что если на ранних ступенях святилище выделилось из городища, то теперь специализированный храм Макоши выделился из общего храма Макоши, образовав как бы три головы при едином теле храма Рода. Именно для самого популярного храма Макоши 3, пропускавшего основной поток паломников, как я полагаю, и была создана стела “Збручского идола”, которую после ликвидации святилища торжественно и аккуратно поместили в воды Збруча. Однако за 5 веков течение реки протащило стелу-лик на расстояние порядка 5 км, по километру в столетие или в среднем по 10 метров за каждый весенний паводок. Разделение одного храма Макоши на три говорит о том, что несколько категорий верующих (воины и жрецы) не захотели молиться в общем потоке, а предпочли иметь собственные места для молений; это означает, что ежедневно на святилище присутствовало несколько сотен, а то и тысяч, посторонних. Это мне напоминает наполняемость Елоховсой церкви Москвы до постройки храма Христа Спасителя, где во время великих христианских праздников было не протолкнуться, и где мог присутствовать далеко не каждый желающий. Полагаю, что на воинском храме Макоши в Звенигороде молебны творили князья и воеводы, так что это был, так сказать, “правительственный” храм; жреческий храм был доступен только “монашествующим” и приглашенным жрецам. Так что святилище Звенигород было настоящим религиозным комбинатом.

Напротив, святилище Богит там же, в Прикарпатье, в 5 км от Звенигорода, несло иные функции. Уже при анализе святилища Вышегрода в Польше я обратил внимание на то, что к храму Макоши слева (то есть с запада) примыкал не храм Рода, а нечто, напоминающее серп. Аналог храма для лунопоклонников я предложил назвать СЕРПАН, ибо он имеет форму не солнца, то есть ХОРА (откуда и слово ХРАМ), а луны в виде СЕРПА. Серпан должен отличаться от храма не только внешним видом, но и функциями. Если храм демонстрирует единство небесного и земного огня, изображая 8 солнечных лучей огнями костров или печей, то серпан должен как-то символизировать единство другой небесной и земной стихии, возможно, воды. Серпан представляет собой полуэллипс, охватыающий храм Макоши только с одной стороны, как это можно видеть на флагах исламских государств, гле большой полумесяц слева почти касается своими рогами маленькую звездочку справа. Поскольку звездочка как символ солнца все-таки остается на символе исламского государства, храм Макоши остается храмом, не становясь серпаном. Каково же было мое удивление, когда, приглядевшись к святилищу Богит, я понял, что храм Макоши там с юго-запада окружает серпан, и что небольшой монашеский поселок образует полукольцо вокруг данного серпана тоже в виде серпа! Таким образом, теперь мы видим дифференциацию храма Рода, который преобразуется в серпан, оставясь, судя по анализу мечети, храмом Рода. Таким образом, дифференциация охватывает не только храм Макоши, но и храм Рода.

Серпан означает, что в символике язычества усиливается влияние луны и ослабляется влияние солнца; устанавливается та разновидность язычества, которая стадиально позже приводит к исламу (хронологически ислам к Х веку существует уже 4 века). А это означает, что тщательная проработка рельефа божеств для лунного варианта язычества вряд ли требовалась; поэтому у меня возникло подохрение, что так называемый “Збручский идол” был создан вовсе не для святилища Богит, как полагают археологи. Судя по материальным предметам, найденным на святилище Богит, оно тоже было довольно посещаемым, что говорит о довольно сильно развитом лунном культе. Из этого совершенно естественно возникает предположение, что святилище Говда, расположенное п Прикарпатье между святлилищами Богит и Звенигород, занимало промежуточное положение и в религиозном смысле, то есть это была лунно-солнечная версия язычества. Ее я отождествил с конфессией коровичей, почитающих Велеса и его детей и противопоставлявших себя конфессии сварожичей. Конечно, это пока только предположение, которое, возможно, можно будет подтвердить в ходе дальнейшего анализа.

В данном разделе удалось обнаружить третий тип ритуальных камней помимо воплощающих божество и представительских на святилищах. Это — камни-указатели, сообщающие путь к храму. Было проанализировано два таких камня: на святилище Богит и на святилище Собутка (последний — в виде медведицы). И тот, и другой имели надписи, посвященные Макоши.

Таким образом, выяснилось, что и в конструкции открытых храмов существует своя закономерность, свой канон, как в расположении храмов Рода и Макоши друг по отношению к другу, так и в отношении их специализации и отношения к помещениям и сооружениям иного рода (мастерским, сокровищницам, жертвенникам, кострищам, жилищу монахов). Вместе с тем, ряд проблем остался непроясненным. Так, пока неясно, как были устроены малые святилища — эти вопросы я надеюсь разрешить в следующем разделе. Далее, неясно, все ли камни содержали только имена божеств, или на них можно прочитать и какую-то иную информацию. И, наконец, познакомившись с такими великолепными святилищами как Стоунхендж и Аркаим, невольно приходишь к вопросу о том, какого типа храмы существовали до них — ведь им должны были предшествовать более ранние храмы с более простым устройством. Полагаю, что и на этот вопрос удастся ответить в следующем разделе.

Малые святилища и переходные формы

В данном, заключительном разделе данной главы, имеет смысл рассмотреть все те вопросы, которые не получили надлежащего рассмотрения прежде. К их числу относятся такие проблемы, как, например, отсутствие в числе славянских стран с языческими храмами Болгарии (археологи на эту страну не ссылаются), отношение между язычеством и христианством во времена княгини Ольги и ряд других проблем. Раньше в силу малого опыта я эти проблемы решить не мог. Как и прежде, я начну рассмотрение с реалий, более близких к нашему времени, а затем перейду к анализу святилищ бронзового века. Под переходными формами я понимаю промежуточные состояния между языческими святилищами и церквями, между малыми и крупными храмами, между малыми храмами и отдельными камнями, и состояния, предшествовавшие Стоунхенджу и Аркаиму.

Рис. 206

Планы “капищ” Болгарии со вписанными четырехугольниками

Языческие святилища и церкви. Весьма интересный материал по взаимоотношению открытых и закрытых языческих храмов между собой, а также их соотношению с церквми дают исследования болгарского материала. В отличие от открытых святилищ на Украине, на Руси и в Польше, малые святилища Болгарии отделялись от окружающей территории не земляными валами, а вымосткой из каменных ограненных плит или стенами; при этом круги перешли в квадраты, а эллипсы — в прямоугольники, рис. 206176. Цифрами обозначены — 2, 3 — святилища Плиски, 4 — святилище Мадары, 1, 5 — святилища Преслава. Очевидно, что внутренний квадрат означает храм Макоши, тогда как внешний — храм Рода. Дополнительный участки могут означать жертвенники или какие-то иные помещения.

Рис. 207

Святилище у села Даулташ в Мадаре

В качестве примера рассмотрим фотографию каменной вымостки у села Даулташ в Мадаре, рис. 207177, эта вымостка соответствует плану 4 предыдущего рисунка. На данном снимке видно, что вымостка перекрывается фундаментом христианской церкви, несколько развернутой и обращенной к зрителю алтарной частью с одной апсидой. Следовательно, это направление на восток. В таком случае языческий храм ориентирован не строго на север (там проходит каменная стена правее вымостки храма), а на северо-восток, а дополнительное помещение находится не на севере, кк можно было бы подумать при рассмотрении рис. 106-4, а на востоке (и чуть повернуто к югу). На ближне к зрителю восточном участке остатки каменной стены не столь высокие; стена отсутствует на юге, где, как и положено для храма Рода, находился вход в святилище. На севере же храма размещались лики славянских богов. На мелком плане вымостка в этом месте видна не очень отчетливо; однако есть возможность сделать ее поконтрастнее и дать крупным планом, что я и делаю на рис. 208.


Хочу особо подчеркнуть, что я только в конце данного раздела попытался обратиться не к графической или археологической информации, как поступал в прежних разделах, а к нарративной, но не наоборот, как поступали мои предшественники, и только так я смог определить искажения в этой нарративной информации. И отсюда сразу стала видна фальш этих источников. Иного быть и не могло: великие князья смогли получить реальную политическую власть только ущемив власть жрецов; это можно было сделать военным путем, опираясь на княжескую дружину, однако такая победа должна была бы стать временной и недолговечной, если бы не удалось произвести и наступление на языческую веру народа. Такое наступление и было произведено в виде замены “пантеона Макоши” на “пантеон Владимира”, причем, видимо, уже во времена Рюрика; позже Ольга, крестившись, совершила дальнейшее отстутпление от “веры отцов” и, вероятно, для заглаживания такого чудовищного святотатства, позволила создать языческий монастырь “Ольгиных бань”, который уже в христианские времена породил легенду о якобы побитой языческими богами христианской церкви. Еще Святослав, соорудив постамент на Подоле для ликов языческих богов, создал 9 подножий, хотя и вытянутое, где богов можно было располагать по-двое, а не по-трое как раньше; Владимир закончил эту великокняжескую реформу, водрузив на пьедестал богов в их великокняжеском понимании, чем и закрепил победу княжеской идеологии над жреческой. И лишь после этого был открыт путь к массовому переходу к иной, христианской религии. Что же касается таких нарративных источников как летописи и поучения, то они уже составлялись в христианский период и отражали великокняжеский заказ; вполне естественно, что язычество изображалось в них странным, запутанным, ставящим на одну доску и богов, и природные силы; каким-то недоразвитым, без культа и без ритуала, с огромным набором имен богов, но того больше — с набором всякого рода духов рек, лесов, полей и жилища, которых без различения — боги это или духи — можно считать разновидностями нечистой силы. Более того, само обращение к этим дохристианским божествам или духам считалось признаком отсталости и суеверий, народной неразвитости. Таким образом, говоря современным языком, переход к христианству был связан с первой “идеологической диверсией” в области язычества; вторая была уже связана с именем Никона. Язычество было разгромлено.

Общий итог

Данная глава не входила в первоначальный замысел всей работы по славянскому язычеству, и была введена только для того, чтобы выяснить переход от обычных вмещающих божество камней к представительским камням в открытых святилищах и к каменным (или деревянным) ликам в закрытых храмах (храмовых зданиях). Иными словами, чтобы говорить о роли камней в святилищах славян следовало кое-что сказать о самих святилищах. Однако из чисто подсобного раздела данная глава превратилась в основной структурный раздел всей монографии благодаря огромному количеству проанализированного материала. Я просто не мог представить себе, что только закрытых храмов на территории привычной Руси, а также отчасти Германии и Польши удастся проанализировать 32 примера; к ним добавилось еще 10 храмов на территории Италии (отчасти Греции), 5 храмов пещерных и катакомбных, 7 храмов-хенджей, 17 открытых храмов, и 23 святилища нестандартного типа — итого 94 славянских языческих храма. Правда, в 5 случаях славянская принадлежность выыявлялась по косвенным признакам; но все равно результат говорит сам за себя: никогда прежде о таком богатстве не только никто не говорил, но даже и помыслить такое было бы просто безудержным полетом фантазии! И при этом я не гнался за количеством, брал только самые известные и, как я надеюсь, бесспорные примеры; из этого следует, что реально даже на сегодняшнем уровне развития археологии славянские языческие святилища исчисляются сотнями. Разумеется, их анализ выходит за рамки возможностей одного исследователя.

Первым следствием данной главы является отрицание господствующего в современной российской (и не только в российской) науке взгляда на славянское, особенно восточнославянское язычество как на религию без храмов, а также на религию без какой-либо системы и без культа. Я не могу похвастать тем, что всю жизнь занимаюсь проблемой славянского язычества, хотя с 1996 года читаю в Государственной академии славянской культуры курс славянской мифологии; есть исследователи с гораздо большим стажем. Что же мешало им поднять этот, в общем-то лежащий на поверхности пласт данных? На мой взгляд, тут было несколько причин. Первая из них состоит в наличии более или менее установившейся традиции; она идет еще от Рюриковичей, которые боролись за власть с мощной оппозицией в виде жречества, и, победив, старались представить русское язычество чем-то немощным, хилым и убогим, не идущим ни в какое сравнение с христианством. Вторая причина — распространение христианства не только на Руси, но и во всей Европе; христианство оказалось конкурентом язычества уже в чисто духовной сфере и с удовольствием присоединилось как к очернению язычества (переведя не только языческих духов, но и даже богов в разряд “нечистой силы”), так и в сочинение мифов насчет его ущербности и неполноценности. На эту традицию наложился отпечаток ранней академической историографии России, связанной с именами Миллера, Байера и Шлёцера, которые считали Россию страной отсталой и варварской, в которой априори не может быть ничего путного; стало быть, если славянское язычество кое-где в Х веке и существовало, то только у западных славян, которых посещали немецкие епископы или хронисты (Титмар Мерзебургский, Адам Бременский, Гельмольд). А коль скоро просвещенные немцы не посетили ущербных восточных славян, стало быть у последних ничего такого просто не было. Не могло быть у славян и оригинальной письменности, поэтому все попытки моих предшественников-эпиграфистов показать наличие самобытного славянского письма на Руси воспринималось учеными из академических институтов как чистая фантазия, хотя фантастическим является как раз чтение ими смешанных кирилловско-руничных текстов как чисто кирилловских или иноязычных (например, исландских, — это на Руси-то!). Мои многочисленные попытки демонстрации этого славянского письма натыкаются на глухую стену непонимания: раз об этом не говорил ни Шафарик, ни Срезневский (а Любор Нидерле писал открытым текстом, что у славян до Кирилла никакого собственного письма не было), стало быть, его и не было. Иными словами, как в известном анекдоте из серии “физики шутят”: если факты противоречат теории, то тем хуже для фактов. Но раз не было никакой оригинальной славянской письменности, стало быть, надо читать либо всякого рода церковные поучения против язычества (но это уже сделали в начале ХХ века Аничков и Гальковский), либо искать свидетельства заезжих иностранцев (германцев, шведов, арабов, персов, армян и т.д.). Этим, собственно говоря, и занимается академическая наука. А поскольку данное поле уже почти все перепахано, новые знания прирастают в час по чайной ложке, то есть за столетие удается продвинутся всего на десяток новых фраз. Но зато такого рода откровения вне конкуренции: шведский, исландский, арабский, персидский или армянский языки у нас не относятся к числу распространенных, так что критику работ одного исследователя может провести другой исследователь лет, скажем, через пятьдесят, когда уйдет в мир иной не только сам “корифей”, но и его ученики. Но зато какая великолепная демонстрация учености! Скажем, Б.А.Рыбаков не владел средневековым персидским или арабским языками, но с удовольствием цитирует “Худуд ал-Алем” и сравнивает строки Ибн-Хордадбеха со строками Ибн ал-Факиха. И он был весьма удивлен, когда я ему показал нашу родную, славяно-русскую руницу. Но он-то хотя бы проявил интерес, что показывает несомненную широту мышления этого выдающегося историка-слависта. Другие же (при этом именно эпиграфисты!) настолько при выкли видеть в непонятных начертаниях знаков на древностях Руси иностранный импорт или “подражание иностранному” (скандинавам, арабам), что абсолютно неготовы видеть в этих изгибах начерки собственного славяно-русского письма. И потому многочисленные надписи на гравюрах, на самих храмах, на земле вокруг них и на их территории, которые я продемонстрировал в данной главе, являются для них тайной за семью печатями. Однако свое невежество в знании именно русской письменности они выдают ... за строгость академической науки! Да ведь это анекдот! Как бы сказали в таком случае современные средства массовой информации, они используют свой “административный ресурс” — их принадлежность к НИИ системы Российской академии наук. Как будто само звание “ведущего научного сотрудника” дает им право прикрывать собственное незнание и непонимание “позицией академической науки”. Наука как раз призывает считаться с фактами и относиться к ним беспристрастно, и в первую очередь такое требование предъявляется именно к академической науке; на деле же мы видим отстаивание архаических убеждений, сложившихся много веков назад в иной политической, идеологической и научной обстановке. Ignoratio non argumentum est (“незнание — не аргумент”) — гласит одно из популярных латинских изречений.


Так что в данной главе был развеян миф, сложившийся в академической науке о славянской мифологии о том, что у славян не было ни храмов, ни какой-либо устоявшейся иерархии богов, и что в лучшем случае существовала местная, локальная система культов. Славянская мифология и сложившаяся на ее основе религия оказались первой устойчивой и организованной системой мировой религии на пространствах Евразии, но либо в предшествующий период, либо в позднем средневековье, существуя параллельно с ранним христианством Руси, тогда как язычество великокняжеского периода в виде так называемого “пантеона Владимира” действительно представляло собой нечто более рыхлое, искусственное и подорванное постоянным натиском на жречество со стороны первых Рюриковичей. Закончилось это государственным принятием христианства в Х веке, хотя само язычество развивалось вплоть до XIII века, начало сдавать свои позиции только в XIV веке и подверглось окончательному разгрому дишь с реформой Никона в XVII веке. И строительство языческих храмов (пусть в меньшем числе и только на окраинах Руси) продолжалось вплоть до реформы Никона. То есть язычество существовало очень долго и до, и после крещения Руси.

Надеюсь, что данным новым материалом я смог также продемонстрировать большие возможности применения эпиграфического подхода к анализу чертежей, гравюр, фотографий деталей храмовых построек и к дешифровке аэрофотоснимков и просто фотографий участков земли под храмами, а также фотографий погребальных надгробий. Чтение надписей, нанесенных руницей и кириллицей, не только расширили диапазон применения эпиграфического метода, который прежде к такого рода объектам не применялся, но и показал, что не только руница, применявшаяся на Руси с палеолита, но и кириллица великолепно читается как на храмах раннего средневековья (за несколько веков до Кирилла), так и начертежах и гравюрах Римского периода (поздняя античность). Но самое поразительное — это кириллица Стоунхенджа и Аркаима, а это уже энеолит, 4000 лет до Кирилла!

ЛИКИ СЛАВЯНСКИХ БОГОВ

В данной, заключительной главе этой книги, я возвращаюсь к исследованию священных камней, но уже с другой целью. Теперь, когда стало ясным, зачем и в каком порядке камни находятся в славянских языческих храмах, возникает другой вопрос: а как эти камни становятся ликами? Как выглядят славянские боги? Ведь в любых словарях и даже энциклопедиях славянской мифологии мы можем видеть лики только второстепенных и притом западнославянских божеств. А как выглядели восточнославянские божества, например, актуальные для великокняжеского периода Перун и Велес, именами которых клялись средневековые русичи? Красивую картинку Перуна можно встретить в популярном “Словаре славянской мифологии”, рис. 2531. Усатый и бородатый мужчина лет пятидесяти, перед которым горит неугасимый огонь в кубке, слегка дотрагивается до странного вида зигзагообразной проволоки со стрелой на конце, горящей вроде электролампы. Но таков ли был подлинный лик Перуна?

Рис. 255

Лик Перуна (художница Надежда Антипова)

Перед нами современный художественный новодел. Сделан он профессионально, красиво, но — интересно, как бы прореагировал современный христианин, если бы ему вместо иконы Владимирсокой Божьей Матери та же художница Надежда Антипова преподнесла бы свое видение этого образа, и нарисовала бы современную красивую молодую женщину с грудным младенцем, еще не держащим головку, которая, лысенькая и в чепце, лежит на ладоне матери? Пожалуй, православный христианин подверг бы такую подмену благородному негодованию и был бы прав, ибо сила лика не в его внешнем сходстве с оригиналом, и даже не в правдоподобии, которое всегда весьма относительно, а в силе его сакрального воздействия, которое зависит от качества материала, от силы духа писавшего его иконописца и от степени намоленности самой иконы. Конечно, сейчас нет тех язычников, которые подвергли бы аналогичной критике новодел лика Перуна, а я в данном случае тоже не язычник, а культуролог, но именно с этих позиций считаю, что следует анализировать подлинные памятники язычества, а не создавать их вместо него. Ведь как мы только что выяснили, славянское и прежде всего русское язычество — это не нециональная религия в своей основе, и даже не общеславянская, а общеевразийская. Поэтому надлежит исследовать то, что известно о языческих ликах.

И вот тут мы сталкиваемся с поистине удивительным фактом: за более чем два века изучения славянской мифологии, в том числе и в академических НИИ (например, в Институте археологии, Институте материальной культуры, Институте славяноведения и т.д.), несмотря на то, что изображений славянских богов известно более десятка, мы до сих пор не знаем, кто есть кто. То есть лики есть, а атрибуции нет. То есть начальная атрибуция есть, но какая-то странная, типа “изображение бородатого мужчины”. Предсталяю себе, как вознегодовал бы христианин, если бы современный искусствовед, описывая православный храм, заявил нечто вроде такого: на серии плохо выполненных изображений в неестественных ракурсах и позах, с отсутствием знания перспективы и полутонов, можно видеть ряд микроцефалов, то есть людей с патологически мелкими черепами, неестественно крупными и выделенными косметикой глазами, патологически тонким носом и тонкими губами — это все какие-то бородатые люди от среднего до пожилого возраста со скорбными лицами. Можно ли было бы в такой, хотя и реалистической, но грубой и обидной для чувств верующего манере описывать Святого Николая, Спасителя и самого Бога-Отца? К счастью, по отношению к христианству искусствоведы ведут себя весьма корректно. Этого же правила придерживаются и археологи, откапывая или обнаруживая в руинах храмов иконы. Но по отношению к язычеству тон принят иной, здесь почему-то допустимо не узнавать славянских богов в лицо, путать их с домовыми, лешими и т.д. Пренебрежение позднего христианства к язычеству почему-то распространилось и на науку. В дальнейшем изложении я постараюсь показать примеры этого.

Но есть и другая причина подобного отношения — простое незнание. Я не буду употреблять термин “невежество”, это было бы неуважительно по отношению к коллегам, но в громадном большинстве случаев (честно говоря, во всех случаях, я еще не видел исключения, но все же хотя бы теоретически оставляю лазейку для того, чтобы оправдать коллег) лики богов подписывались, причем в ряде случаев кириллицей. Как мы уже видели на камнях, эти надписи намеренно писались многократно, разной величины и на различных частях камня, чтобы можно было читать с разных расстояний и в разных ракурсах. Возможно, что археологи эти надписи замечали, но, судя по прорисям или фотографиям, все эти надписи сознательно изымали из рисунков или давали фотографии такого малого размера или с таким плохим разрешением, что прочитать на них что-либо было действительно невозможно. Конечно, скорее всего перед нами досадное недоразумение, однако оно выглядит все-таки как намеренная тенденция. Ведь при больших и детальных фотографиях надписи бросались бы в глаза, и кое-какие из них можно было бы прочитать, а тогда надо было бы отказаться от многих устоявшихся положений — и о том, что у славян до Кирилла не было письменности, и о том, что культы славянских богов вторичны, и славяне готовы молиться на литовские, немецкие и даже индийские идолы.

Правда, все эти проблемы будут обсуждены чуть позже. Пока же постараемся рассмотреть более простые вопросы — чем лежачие валуны или лежени отличаются от стоячих камней или ликов, и нет ли между ними промежуточных форм. По крайней мере два лика в виде пластин мы уже рассмотрели в первой главе — это был Рогволодов камень, а также дорожный указатель из Твери. Еще один такой же плоский камень в виде пластины с “печатью Макоши” (“вавилоном”) из Болгарии был рассмотрен нами во второй главе. Но кроме того, что они плоские, никакой особой их специфики мы не заметили.

Если переходить к общим рассуждениям, то многие животные, поднимающиеся на задние конечности, а тем более люди, имеют вертикальное положение. Следовательно, лики должны иметь вертикальную форму. Но этого, конечно, явно недостаточно. Если говорить о несакральной, профанной стороне дела, то лики должны также иметь какие-то иные отличия; например, как мы видели, форму плиты. Но, возможно, что это морфологическое отличие должно быть какого-то иного рода, например, особо выдающийяся вперед или вверх участок камня или, напротив, какая-то яма, или даже сквозное отверстие. Возможно и отличие за счет каких-то отпечатков стоп человека или животных, или за счет изображений, в том числе и абстрактных. Возможно, что данный камень из года в год перемещается. Короче говоря, он должен быть каким-то особенным. С сакральной же стороны, он должен давать человеку свою энергию, либо мягко и нежно, как мать — и тогда это лик Макоши (лечащий, успокаивающий, дающий знания); либо много и сразу, словно наказывая — и тогда это лик Перуна. Иными словами, лики должны с одной стороны, быть такими же священными камнями, как и обычные валуны, тогда как с другой стороны, быть чем-то похожими на людей — отдаленно напоминать или их тело, или голову, или уродства, хотя бы сто-нибудь. И, вероятно, наряду со стоячими позами должны встречаться и позы силячие — все как у людей. Теперь посмотрим, так ли это.

Переход от лежней к ликам

В данном разделе попытаемся рассмотреть промежуточные формы между лежачими валунами и валунами стоячими. Такие наверняка должны найтись; по-прежнему будем обращаться к наблюдениям краеведов, туристов и “охотников за камнями”.

Лежачий лик. Прежде всего необходимо убедиться, что лики всегда имеют вертикальную форму. Нет ли среди них лежачих? Ответ, притом довольно простой, напрашивается сам собой: если лик повален, то он, естественно, будет лежачим. А не может ли быть лика лежачего не потому, что он повален, а потому, что он так задуман? Вероятно, теоретически возможно допустить и такое положение. Тогда суть лика будет уже не только и не столько в его ориентации в пространстве, сколько в двух других свойствах: он должен нести следы человеческой обработки (чем и будет отличаться от природного валуна), и должен быть посвящен определенному богу. Но тогда он практически ничем не будет отличаться от такого же лежачего камня. Полагаю, что единственным отличием будет нахождение на нем слова ЛИКЪ. Иными словами, наличие жреческой атрибуции этого камня как лика божества. Жрецам было виднее — степень их вхождения в тонкий мир была выше, чем современных ученых.

В качестве примера я хочу рассмотреть камень из московского Строгино. Описал его Лаймутис Василевичюс из Вильнюса. Вот его текст: В Москве, в новом микрорайоне Строгино, на Таллинской улице у дома № 13 а лежит гранитный валун. По бокам его рассыпаны ямочки, как бы вдавленные пальцем на глубину 3-5 мм, диаметром до 1 см. На первый взгляд ямочки расположены хаотично, хотя нетрудно выделить цепочки и треугольные группы. Об этой находке, сделанной мною в один из приездов в Москву, я сообщил в Центр археологических исследований господину В. Пирогову. Неподалеку находится Щукинская неолитическая стоянка. Можем смело полагать, что на этом месте берег Москвы был заселен уже в очень далекие времена. В западной научной литературе такие камни с ямочками, называемые der Schalenstein (нем.), упоминаются довольно часто и вызывают интерес как памятники трехтысячелетней давности. Своим рассказом я надеюсь обратить внимание любителей истории на интересную находку с целью сохранения уникального исторического камня в Москве. На сегодняшний день найдено и зарегистрировано немало таких камней. В Литве их известно 32; в Латвии археологом Ю.В. Уртанс описано 7. В Эстонии же их плиты с ямочками не раз описывались в работах, посвященных культурам неолита и бронзового века. Условия и причины появления камней с ямочками на восточных берегах Балтийского моря выяснены не до конца. В Эстонии и Северной Латвии первого тысячелетия до Р.Х. — время, которым датируются такого рода памятники, — это время курганных насыпей с каменными конструкциями (захоронения из каменных плит, каменных венков). Камни с ямочками в Литве по археологическим данным также относят к позднему бронзовому-раннему железному векам. Камни с ямочками внешне весьма разнообразны — ничем не выделяющиеся валуны, иногда плоские камни. Чаще всего такие камни находятся на берегах рек, ручейков, в их долинах. Ямочки бывают расположены на их верхних и боковых сторонах, а количество ямочек меняется от первых единиц до 89 на Палекю камне... Профессор Р. Матулис полагает, что ямочки высверливались в камне деревянной палочкой, вращаемой в углубленях, заполненных песком и водой. Часто люди считают ямочки следами, которые оставиил Черт (Вяльнас). Сохранившийся фрагмент мифа, описанный профессором П. Дундулене, повествует о Крумине, у которой была редкой красоты дочь Ния (Ниёле). Нию, срывающую по весне первый цветок, похищает Пиколис. Мать, разыскивая дочь, обнаруживает камень, на котором пальцем Праамжюса (Деваса) записана судьба ее дочери, Нии. Этот камень находится между истоками двух рек, наземной и подземной. Существует также связь камней с ямочками с представлении о мире мертвых и их посмертном бытии. П. Тарасенко указывает, что такие камни считались местом пребывания души предка, где ямочки служили своего рода окошками, через которые душа предка могла наблюдать за нами. Ямочки также служили для жертвоприношений и колдовства. Особый интерес к этим камням в старину проявляли беременные женщины или женщины, желающие иметь детей. Причины этого уже забыты. Расположение ямочек на камнях иногда соответствует расположению звезд на небесном своде, что не противоречит мифологическим представлениям о связи звезд с жизнью и смертью: родился человек — зажглась звездочка, умер — звезда упала. Й. Вайшкунас, изучавший Друкшю камень в Белоруссии, сравнивает расположение ямочек на этом камне с созвездием Кассиопеи и единственной видимой невооруженным взглядом галактикой М31. Перенесенная на камень звездная карта точно совпадает с рисунком ямочек. Камень с ямочками на Таллинской площади в Москве является одним из самых восточных исторических памятников такого рода. Загадка камней с ямочками ждет своих исследователей 2. Редактор А. Платов отмечает, что в русской литературе такого типа камни называются чашечниками и что в России они пока изучены недостаточно, хотя и известны. В данном случае слово “чашечник” к камню не подходит, ибо диаметр отверстий в нем всего до 1 см (копеечная монетка), и расположены эти отверстия по периметру примерно на экваторе камня, так что никакая жидкость в этих отверстиях удержаться бы не могла, а отверстия не могли бы играть роль чашек. Замечу также, что немецкое слово die Schale означает кожицу, кожуру, так что Schalenstein — камень “с кожицей”, я бы даже сказал “с апельсиновой корочкой”, а вовсе не “чашечник” (к большому сожалению, А. Платов часто делает не только терминологические, но и лингвистические ошибки; в данном случае он зачем-то предложил английское написание первого звука слова, и у него получилось удивительно слово Shalenstein — на с. 201 цитированного текста). В качестве известных камней-чашечников он предлагает то, что описано в его статье “Волшебные камни земли Вантит” (в вып. 2 его альманаха) — но там речь идет о Куликовом поле, о камне реки Смолка, о Камне-Алатыре и Цыган-камне, ни один из которых не является ни камнем “с корочкой”, ни ”чашечником”. Разве что на Камне-алатыре имеется “площадка ровная, с углублением в середине, напоминающая ровную чашу”. К сожалению, на рисунке видно что-то вроде большой лохани, что весьма трудно аттестовать как чашу. Лишь в статье А. Перепелицына, на которую ссылается А. Платов (вып. 3) действительно есть камень-чашечник, но вовсе не камень “с корочкой”. Так что в данном случае, в статье Л. Василевичюса, речь идет о действительно новом типе камня. При этом в списке литературы дано несколько иное название, “камни с ямочками”3. Чувствуется, что в Литве имеется интерес к культовым камням4.

Что же касается легенд, до они мне представляются поздними и противоречивыми. Так, Вяльнас (Велес, по-белорусски Вялес) может быть Чертом только с позиций христианства. И этот камень действительно может лежать на пересечении наземной и подземной рек, но на нем не можут быть записана судьба человека, ибо это прерогатива Рода, но не Велеса. А здесь еще упоминается Див/Дый (Девас), ипостась Сварога. С миром мертвым камень может быть связан, например, и через Велеса, и через Мару, да и через саму Нию, которая созвучна славянскому божеству Нияну, богу мертвых в Пекле (а сами мертвецы называются “навьи”). Так что здесь, как мне представляется, смешаны фрагменты разных мифов. Представления о ямочках как об окошках для умерших могли бы подтвердиться, если бы камень был посвящен богине Маре — это сторона вполне проверяема. Проверяема и предполагаемая астрономическая принадлежность камня.

Рис. 256

Камень “с апельсиновой корочкой” из Москвы

Сам камень показан на рис. 2545. Вообще говоря, на рис. 254 А показан общий вид камня, на рис 254 Б его верхняя часть, как она воспроизведена на нижней части оригинальной фотографии, на рис. 254 в — увеличенный мною фрагмент этой верхней части. На каждом из фрагментов, а также на общей фотографии я выделяю рамочкой небольшой участок, на котором читаю надписи. Так, на общем виде я читаю слова ХРАМ МАКЪШИ, что означает принадлежность данного камня храмовой ризнице. В рамочках на фрагменте верхней части можно прочитать слова МАКАЖЬ, ХРАМи МАКАЖИ ХРАМ. Смысл этих надписей тот же самый. Но если в этом последнем квадрате произвести обращение цвета, то в нем можно прочитать два интересных новых слова: ЗОНА СОЛНЦА. А на рис. 254 Б слева при обращении в цвете читаются слова ЗОНА ЗВЕЗД. Таим образом, предположение автора статьи Л. Василевичюса о наличии созвездий на камнях “с апельсиновой корочкой” подтверждается. Только верхняя часть камня оказывается ЗОНОЙ СОЛНЦА, а его экватор и нижняя часть ЗОНОЙ ЗВЕЗД. Так что считать камень чистой звездной картой не приходится, скорее это — солнечно-звездная карта. Наконец, на рис. 254 Б справа при обращении в цвете можно прочитать слова ЛИКЪ РОДА МАКОШИ, то есть ЛИК БОГА РОДА ХРАМА МАКОШИ . Тут уже подтверждается мое предположение о возникновении храма Рода в неолите в связи с астрономическими функциями. А данный камень я принимаю за представительский, который лежал на своем законном пятом месте; однако в первой главе такого типа камень Рода нам не встречался.


Наконец, стало понятным, насколько информация от краеведов расходится с истинным смыслом тех или иных деталей культовых камней. Так, многие камни были охарактеризованы по чисто внешним данным как “чашечники”, другие — “следовики”, хотя в действительности большие по площади но неглубокие углубления для сбора воды (чаши) были частями камней Макоши; другого типа “следы” (уже не предназначенные для сбора воды — крупные и на покатых частях камня) являлись просто печатью на камне Волоса, очень мелкие углубления на экваторе камня (тоже почему-то названные “чашами”) изображали звезды созвездий на камне Рода, а самые крупные отверстия (“чаши со сливом”) передавали образно лоно на камнях Мары и тоже не являлись чашами. Тем самым, такая характеристика камня как “чашечник” может передавать самые разные его свойства.

Помимо новой информации можно отметить и углубление ряда знаний. Так, связь камней Рода с астрономей была известна и раньше, но теперь выяснилось, что на этих камнях изображены созвездия. Связь Макоши с медведицей была тоже известна по первой главе, теперь выяснилось, что существовало созвездие Малой Макоши. Более того, Малая Макошь на небе оказалась Столпом, вокруг которого постепенно стали организовываться иные созвездия. Малая Макошь в качестве Столпа вобрала в себя и созвездие Ящера (Дракона), рядом разместилось созвездие Большой Макоши. Еще дальше размещались созвездия, имена которых имелись в храмах Макоши, то есть Род, храм Рода, храм Макоши, и т.д. Было также созвездие Маски. Но вот созвездие Рака или Майи не отражали храмовой специфики, что можно рассматривать как выход за границы “небесного святилища”. Иными словами, по камням можно проследить развитие представлений о звездном небе, начиная с Рода (стадия недифференцированных звезд и созвездий) через стадии выделения вначале пятна Малой Макоши-Ящера (стадия Столпа), затем окаймления этого пятна созвездиями, соотносимыми с названиями богов храма Макоши (стадия “небесных святилищ”), и добавление к ним созвездий Рака и Майи (стадия выхода за “небесное святилище).

Было также известно, что Мара принимает усопшие души, но теперь выяснилось, что она же их и создает заново как Великое Лоно. Более того, стало понятным, что в самом начале храм Мары представлял собой плиту с лоном в ее северной части, затем лоно стало вздыматься, и в эпоху дольменов лоно (отверстие дольмена) оказалось на западе. Очевидно, что между этими стадиями должна была существовать какая-то иная, когда отверстие должно было располагаться на северо-западе. Затем дольмены надолго прячутся в курганах, а позже, когда снова выходят на поверхность в виде жальников, ноги покойников снова меняют положение и смотрят на восток. При этом у храма Мары появляется плита-подставка под 5 комплектов богов. Тем самым, расположение и форма храма Мары менялись сильнее, чем храма Макоши.

Удалось выявить печать храма Волоса. Так что в данном разделе наши представления о самих камнях и об их функциях обогатились и углубились. Раньше было трудно представить, насколько сильно специализированными жрецы создавали камни.

Стоячие камни

Если лики могут быть лежачими, то возникает второй вопрос, обратный первому — а существуют ли стоячие камни, не являющиеся ликами? Иными словами, все ли стоячие камни непременно передаю в своем теле сакральные свойства божества? Такой вопрос правомерен; и, размышляя над ним, можно предположить, что кандидатами на такого рода камни могут стать некоторые камни стоунхенджа, а именно те, которые связаны только с астрономическими функциями. Кроме того, совершенно неясными остаются свойства Столпа как центрального камня всего языческого “иконостаса”.

Публикации о Стоунхендже. Книга по астрономическому значению камней Стоунхенджа, “Солнце, Луна и древние камни” Джона Эдвина Вуда практически не уделяет внимания назначению этого памятника в качестве храма и отделывается почти шутками в отношении предыстории этого комплекса. Долгие столетия — до появления современной археологии — люди только дивились при виде множества камней, установленных их предками в горах и на вересковых пустошах. Чтобы объяснить, откуда они взялись, придумывались всяческие истории, нередко фантастические. Их считали чудовищными “чертовыми пальцами”, местами встреч “народца холмв”, и простодушные поселяне наделяли их магическими свойствами. Такие суеверия сохраняются кое-где и по сей день. Те, кто что-то знал о былых обитателях Британских островов, приписывали установку этих камней датчанам и римлянам, так как до римлян, насколько им было известно, тут жили лишь раскрашенные голубой краской дикари, кратко упоминавшиеся в книгах античных авторов. Став наукой, археология развеяла многие из этих мифов. По мере того, как накапливались сведения о доисторической науке Британских островов, становилось все яснее, что люди, воздвигавшие эти сооружения, кем бы они ни были, жили за много столетий до римлян. Стоячие камни нашли свое место в хронологической системе, которая вновь и вновь уточнялась, однако их назначение по-прежнему во многом оставалось загадочным. Предполагалось, что кольца из камней были местами совершения религиозных или каких-то других обрядов, а ряды камней — аллеями для ритуальных процессий, но одиночные камни не поддавались никаким логичным объяснениям. Антиквары ссылались на мифы и на фольклор, а археологи предпочитали концентрировать внимание на памятниках, которые было легче понять. Положение коренным образом изменилось за последние два десятилетия. Археология, подобно многим другим наукам, весьма успешно использовала плоды крупнейших научных открытий, которыми ознаменовалась середина нынешнего [XX — В.Ч.] века. Объединенные усилия археологии, астрономии, статистики, коиматологии, биологии и физики привели к возникновению неожиданных и волнующих представлений о том периоде истории, когда воздвигались стоячие камни. Теперь считается, что многие из этих памятников служили людям неолита и раннего бронзового века местами, где она создавали своеобразную геометрию, вели систематические наблюдения Солнца и Луны и разрабатывали сложные методы предсказания лунных затмений. Важнейшие из них, вроде Стоунхенджа на юге Англии, стали культурными центрами, где подвизались особо уважаемые жрецы-астрономы, влияние которыз распространялось от Бретани на юге до Оркнейских островов на севере 47. Как видим, предположения о религиозном назначении хенджа тут упоминается, но лишь вскользь. Не могу также не обратить внимание на неточность перевода: слово “антиквары” следовало заменить на “историки древности”, ибо в русском языке “антиквар” — это ювелир, специализирующийся по древним, наиболее дорогим изделиям. Слова “археология... успешно использовала плоды крупнейших научных открытий” звучат как лукавые; они означают, что археология сама не в состоянии была решить проблему Стоунхенджа и вместо нее эту проблему решила астрономия. Получается, что археологи при этом лишь присутствовали; они не смогли атрибутировать данные камни каким-либо этносом и мимо их внимания прошло храмовое назначение комплекса. Поэтому вся рассматриваемая книга — гимн археоастрономии. Так, например, перечислив несколько имен, Дж. Вуд останавливается на вкладе Джеральда Хокинса, американского астронома. Для тех, кто отнесся с сомнением к первой статье Хокинса о Стоунхендже, вторая его статья, опубликованная в июне 1964 года, явилась настоящим потрясением. Рассмотрев направления, заложенные в Стоунхендже, и заключив из них, что он был солнечной и лунной обсерваторией, Хокинс выдаинул предположение, что он служил, в частности, счетной машиной для предсказания лунных затмений. По мнению Хокинса, для этого использовалось кольцо лунок Обри, назначение которого до тех пор не получило никакого удовлетворительного объяснения 48. Кроме Хокинса упоминается также профессор инженерных наук в Оксфорде Александр Том, занимавшийся изучением мегалитических сооружений Англии, Шотландии и Уэльса. Мало-помалу он пришел к трем выводам относительно малых колец. Первый: не все они имеют форму круга, и тем, которые не представляют собой истинных кругов, сознательно придавалась форма других геометрических фигур — либо вытянутых яйцевидных, либо приплюснутых. Второй: для разметки этих фигур использовалась единая мера длины. Том назвал ее мегалитическим ярдом и утверждал, что она равна 0,83 м. И третий: многие каменные круги и кольца были связаны с другими камнями или заметными природными ориентирами, вроде скалы на склоне холма, отмечая с их помощью определеннные направления на местности, и эти направления имели астрономическое значение. Они указывают на точки солнечного захода в дни летнего и зимнего солнцестояний или в дни равноденствий, а некоторые обозначают крайние точки восходов и заходов Луны 49. Вообще говоря, данный “мегалитический ярд” в русских мерах длины равен 19 вершкам, тогда как 16 вершков соответствовали аршину, а 42 — сажени. Но 19 — числов сакральное: простое, в сумме цифр дает самое замечательное число 1 и, кроме того, связано с Луной (сарос — 18 лет и 11 1/3 суток, округляемый до 19 лет — период повторяемости солнечных и лунных затмений в прежней последовательности). Полагаю, что точное значение вершка, умноженное на точное значение сароса, как раз и даст точное значение мегалитического ярда — на уровне ошибки той эпохи. Но это так, кстати. Как видно из выводов, данного исследователя интересовали исключительно астрономические следствия.

Что же касается совершенно определенного столбообразного положения, то как в древности, так и в более позднее время камни такого типа изготавливались в мстерской Рода и чаще всего либо посвящались Роду, либо служили столбами. Что же касается вздыбленных камней Мары, то они имели только одны сторону плоской, зато другую — весьма выпуклой, а их верхняя часть была треугольной. Считать их менгирами, астрономическими приборами или даже просто стоячими камнями типа столбов, как мне кажется, нет оснований. Эти камни — промежуточные между лежачими и стоячими, и их назначение — сязь с подземным миром, а не с миром звезд, как у камней Рода. Вместе с тем, можно отметить, что храм Мары, его происхождение и эволюция пока исследованы только в самых общих чертах, и пока точный состав камней этого храма требует дополнительного изучения.

Проблема Столпа

До сих пор мы специально не изучали особенности камня Столпа, хотя один из менгиров оказался им и содержал ровно половину стандартного списка богов. Из этого следует, что камни Столпы должны содержать полный список богов языческого “иконостаса” и для этого иметь 8 граней. При наличии 4 граней каждая из них должна нести имена двух богов, а при наличии всего двух исписанных граней — имена 4 богов на каждой грани. Таковы предварительные сведения, с которыми хотелось бы подойти к расшифровке Збручского Столпа. Однако, прежде, чем рассматривать этот самый интересный камень, было бы любопытно посмотреть на некоторые другие Столпы.

Столп у деревни Леоново. О нем можно прочитать у А. Платова. ... Спустя пять лет после поездки в Палех мне довелось познакомиться с новым, на сей раз более доказательным, свидетельством. Речь идет о древнем святилище у деревни Леоново на севере Московской области, обнаруженном и описанным Р. Афониным74. В настоящее время бывшее святилище представляет собой развал камней на краю большого болота. Один из камней — “следовик” и “чашечник” одновременно... Группа из четырех других камней, лежащих вдоль одной линии, представляет собой осколки одного некогда цельного камня, имевшего длину порядка двух метров и ширину коло 50 см. Афонин предполагает, что этот камень представлял собой именно менгир, который был намеренно обрушен на землю и при этом раскололся на части 75. Там же приложен рисунок-реконструкция Р. Афонина, рис. 29575.

Рис. 317

Столп у деревни Леоново и мое чтение надписи

На первый взгляд рисунок малоинформативен, ибо содержит только одну надпись, (да и то, ЛИКЪ, без атрибуции), однако он указывает на прополции камня, который к подножию расширяется, а не сужается, как обычные представительные камни. Это означает, что столпы имели внешние отличия от остальных камней.

Камень-Конь. О нем можно прочитать немного у того же А. Платова: Не менее (а возможно, и более) загадочен и самый впечатляющий мегалит бассейна Верхнего Дона — Конь-Камень на реке Красивая Меча. Первое упоминание этого памятника относится еще к XV веку: о нем говорится в описании путешествия в Кафу русского посла А. Голохвастого в 1499 году (“Клалися в судно на Мече у Каменного коня”). В XIX веке о Камне писали И.П. Сахаров76, А.Н. Афанасьев77, Н.Н. Троицкий78. Огромный камень — более 20 тонн весом — установлен на трех каменных опорах на высоком берегу Красивой Мечи близ села Козье. У местных жителей с ним связывается немало преданий, легенд и поверий, приводимых названными выше авторами. Однако здесь Конь-Камень интересует нас в основном в своей функции астрономического “прибора”. В контексте археоастрономии о Конь-Камне первым заговорил все тот же А.А. Левин, указавший на треугольного сечения канавку, вытесанную субгоризонтально в верхней грани камня и ориентированной на точку горизонта, лежащую за Красивой Мечей, в направлении на юго-восток (см. рис. 17) [в данной книге это рис. 319 — В.Ч.]. Вероятно, Александр Акимович совершенно обоснованно трактует данное сооружение как визир, нацеленный на точку восхода Солнца в день зимнего Солнцеворота. Об остальных камнях, окружающих Каменного Коня, Левин пишет, что установленные на удалении от центрального камня, камни фиксировали точки восходов и заходов Солнца в определенные дни, отмечавщие сроки промысловых сезонов, созревания съедобных и лекарственных растений и т.д .79. Как и выше, боюсь, что археоастрономическая трактовка Коня-Камня А. Аплатовым может оказаться пустой.

Рис. 318

Конь-Камень (зарисовка М. Емельяновой) и мое чтение надписей

На зарисовке М. Емельяновой камень выглядит большим и двугорбым, что мне тотчас напоминает два горба с думя сливными отверстиями Камня-Медведя у деревни Козье. Но там полувыпрямленный камень был сложным ансамблем храма Мары. А здесь? Если приглядеться к штриховке М. Емельяновой, то место 1 можно прочитать как ХРАМ МАРЫ, то есть именно то, что было предположено. Далее, то же место, обращенное в цвете, можно понять как надпись СТОЛП-ЛИКЪ. Итак, предположние о том, что перед наи находится стоп, подтверждается тоже. На месте 2 я читаю надпись ЛИКЪ ХРАМА, а на месте 3 — МАРЫ. Тем самым, первое чтение подтверждается. Наконец, на 4-м месте вновь можно вычитать слово СТОЛП. Получается, что тонкий глаз рисовальщицы, не заметив надписи как надписи, все же частично передал их как штриховку. Вместе с тем, на камне нет надписей, упоминающих богов — по крайней мере художница их не передала. Этим, видимо, столп храма Мары отличается от столпа храма Макоши.

Рис. 319

Схема расположения камней (по А. Левину, 1983 год)

Прежде всего видно по самому характеру расположения камня, что перед нами — столп храма Мары третьего этапа (напомню, что первый этап характеризуется лежачей плитой с лоном на севере, а второй — стоячей с опрокинутой плитой и лоном на юге; для третьего этапа характерно северо-западное — юго-восточное положение, а для четвертого — дольмен с западным положением лона). Кроме того, выражены все 8 направлений, хотя по количеству камней тут есть отличие от храма Макоши: первое направление выражено одним большим камнем, второе — четырьмя камнями, третье — двумя, четвертое — тремя, пятое — тремя или пятью, шестое — шестью, седьмое — шестью, восьмое — тремя. Допускаю также, что какие-то камни были передвинуты туристами или посторонними людьми. Обращает на себя внимание также весьма кучное расположение камней и крайне массивное тело столпа по сравнению с храмом Макоши.

Столп Ольгиных бань. Для того, чтобы оончательно убедиться в том, что на столпе находятся имена всех камней языческого “иконостаса”, вернемся к столпу Ольгиных бань, который был в свое время обследован не в полной мере. В данном случае для того, чтобы увидеть все едва значительные штрихи, чувствительность сканера следует не повысить, а понизить до предела, что я и сделал, воспроизведя один только камень-столп в крупном масштабе на рис. 32079. Если действительно эти названия на камне есть, то они, видимо, должны располагаться вокруг надписи СТОЛП, причем одни (восточные) названия справа от этой центральной надписи, а другие (западные) — слева.

Рис. 320

Камень-Столп Ольгиных бань и мое чтение надписей

Слово СТОЛПнайти легко; я обвел его двойной (белой и черной) рамочкой вверху рисунка. Интересно, что тут же читается и слово ЛИКЪ, так что перед нами ЛИКЪ-СТОЛПЪ. От верхней кромки данной рамочки начинается лигатурная надпись, которую я читаю на врезке справа чуть ниже — МАКОЖЬ. Тем самым подтверждается предположение о том, что список богов восточной части бужет помещен справа. Правда, надпись МАКОЖЬ должна была находиться строго вше надписи СТОЛП, но художник решил иначе. А чуть ниже этой надписи, вновь без рамочки я выделяю область, показанную на врезке справа, в которой читается слово МАСКА. Конечно, это слово можно прочитать только предполагая его наличие, равно как и расположенное ниже, но уже в рамочке, слово ВОЛОС(на врезке внизу). А слова ХРАМ МАКОЖИможно прочитать на камне как левве верхней рамочки, так и в самой рамочке; они сдвинуты левее слова СТОЛП, открывая левый список. В нем находится также слова СВАРОГ(узкая маленькая рамочка ниже, где цвета пришлось обратить), РОДА ХРАМ(вытянутая рамочка еще ниже) и РОД(самая низка рамочка слева. Правый список завершает слово ДАЖБОГ(без мягкого знака) начертанное в самой крупной рамочке, вытянутой по вертикале, поскольку все буквы повернуты влево на 900; при этом первый слог ДА написан черным по белому, тогда как конец ...ЖБОГ написано белым по черному. Таким образом, поименованы все камни, обычно присутствующие в храме Макоши, так что репертуар слов, начертанных на столпе, ясен из данного примера с исчерпывающей полнотой. Теперь мы готовы к анализу так называемого Збручского идола, то есть столпа храма Макоши не Богита, кк предполагали археологи, а Звенигорода. Нам ясно, что там должны быть помещены если и лики, то прежде всего богов по сторонам света — Макоши на севере, Рода на юге, Сварога на западе (или, возможно, Перуна) и Волоса — на востоке. Возможно также, что один из рядо займут и некие изображения Маски, Живы (или Дажьбога), храма Рода и храма Макоши. Таковы предположения, которые следует проверить.

Рис. 330

Нижние боги западной и южной сторон и мое чтение надписей

На лице последнего барельефа, а также на колонке слева от него я читаю название последнего бога дважды, ВОЛОС, и, кроме того, слово ЛИКЪ. Тем самым, перед нами лик Волоса. Лигатура над его ногами может быть прочитана как ХРАМ МАКОШИ. Итак, на западной стороне изображен Волос, тоже со сдвигом в 900 по отношению к Макоши против движения Солнца. Ну и на последней, южной части, где нет изображений, можно прочитать слова РОДА ХРАМА МАСТЕРСКАЯ, то есть МАСТЕРСКАЯ ХРАМА РОДА . Это — выходные данные мастерской. Получается, что нижний ряд вовсе не передает богов “нижнего мира”, как полагал Б.А. Рыбаков, и не утраивает изображение Велеса, хотя на западной стороне, С, его изображение действительно есть. На самом деле в нижнем ряду изображены те же боги, что и на верхнем, за исключением Макоши, на месте которой изображен Сварог. А на месте Рода — по сути дела МАСТЕРСКАЯ ХРАМА РОДА. Возможно, что нижний ряд передает как раз связи между мастерскими: мы уже отднажды замечали, что существовал храм Сварога, связанные, видимо, с солнечной астрономией — он был вполне созвучен храму Рода, связанному со звездной астрономией. Если и существовал храм Велеса, то ему не должна была достаться лунная астрономия, закрепленная за храмом Макоши; не должен он был курировать и подземную науку типа геологии, которая должна была закрепиться за храмом Мары. Что же остается? Возможно, лишь описание Земли, то есть география; возможно, что ею и занималась мастерская храма Волоса. Кстати, на рис. 287 “печать Волоса”, то есть клеймо храма Волоса, очень напоминает карту восточного полушария Земли с линией экватора. Тем самым, нижний ряд, похоже, действительно передавал “союз близких мастерских”.

Средний ряд изображений. Здесь Б.А. Рыбаков предполагал наличие простых людей, людей Земли, и показал крупным планом лишь один фрагмент, видимо, северной стороны, где в правом вернем углу видно изображение подобного существа, но не полностью — только нижней части тела. Этот фрагмент подписан у него словом “Ребенок”. С моей же точки зрения, на среднем ряде представлены жрицы и жрецы храмов: Макоши, Рода, а также Масок и Живы или Дажьбога. Теперь посмотрим, так ли это.

Рис. 331

Мое чтение надписей на изображениях среднего ряда

На приведенном северном фрагменте в рамочках можно прочитать слова ХРАМ МАКОШИ. Эти слова, как мы теперь понимаем, имеют два смысла: во первых, как место, в котором располагаются камни или лики богов, и, во вторых, как камень или лик северо-западного направления. Но на даном памятнике проведена дифференцияция: слова в первом смысле пишутся через Ж, то есть МАКОЖЬ или МАКАЖЬ. Следовательно, у подножия лика Макоши изображена и грань, сдивнутая на 450 против движения Солнца, то есть ХРАМ МАКОШИ. Кроме того, на обращенном в цвете фрагменте в рамочках читаются слова ХРАМА РОДА, а ниже, без рамочек — МАСТЕРСКАЯ. Это — опять ремесленная формула мастерской храма Рода. На обращенном в цвете фрагменте изображения руки можно прочитать слова МАСТЕРСКАЯ РОДА, то есть опять ремесленную формулу. На восточном изображении можно прочитать слова ХРАМ РОДА. Теперь ясно, что речь идет не о принадлежности Столпа храму Рода и не о происхождении Столпа из мастерской храма Рода, а о юго-западном направлении. Под изображением Перуна, то есть на западе, в среднем ряду можно прочитать слово МАСКА; так обозначено северо-восточное направление. Наконец, на южной стороне в среднем ряду я читаю слово ДАЖЬБОГ, которое обозначает юго-восточное направление. Получается, что на севере и юге средние фигуры обозначают храмы, сдвинутые на 450 против движения Солнца, тогда как храм Рода и Маска поменялись местами. Из этого я делаю вывод о том, что храм Макоши и Жива (Дажьбог) имели статус более высокий, чем храм Рода и Маска.

Промежуточный итог. Проанализировано 4 камня-столпа, из них два столпа Мары, и два столпа Макоши. У столпов храма Мары надписи говорят только о том, что это лик, столп, и что он принадлежит храму Мары. Гораздо более “говорливые” столпы храма Макоши; помимо того, что на них есть надписи о том, что они столпы, они перечисляют все 8 направлений сакральной географии. Правда, если поверхность плоская или слабо сферическая, эти надписи наносятся по кругу или в два столбца, если же поверхность столпа 4-гранная, то на каждой грани содержится по два изображения. В целом направление север-юг более строго выдержано, и если в верхнем ряду на Збручском столпе помещены боги, то на среднем ряду — жрецы; так, под Макошью помещено изображение жрицы храма Макоши, под Родом — изображение жрицы Дажьбога. Под Волосом можно видеть жрицу храма Рода, а под Перуном — жрицу храма Маски. Так что средний ряд в отношении направлений выдержан уже менее точно. Что же касается нижнего ряда, то он отражает уже не богов и не храмы, а мастерские; две грани, южную (без изображение) и восточную(с изображением) занимают надписи храма Рода, на севере — надписи храма Сварога, и на западе — надписи храма Волоса. Таким образом, вместо трех миров на Столпе из Збруча отражены три типа культовых реальностей: боги, храмы и мастерские. В отличие от все других камней храма Макоши, столпы изготавливались в мастерских храма Рода, а не храма Макоши, как прочие камня. Б.А. Рыбаков смог определить правильно принадлежность 50% богов верхнего яруса, 33% нижнего яруса и 0% изображений среднего яруса, что, тем не менее, я считаю очень большим достижением археолога, действительно выдающимся, если учесть что он не читал надписей, а производил атрибуцию по косвенным признакам.

Антропоморфные лики

Весьма интересной, но малоисследованной стороной средневекового быта Руси является поклонение языческим богам и поношение языческой нечисти. Казалось бы, судя по общественному мнению, а также по историческим романам, в этой области материала более чем достаточно. Мы прекрасно знаем, судя по описаниям, какими были славянские боги и как им поклонялись наши предки, а также как они боялись нечистой силы.Вместе с тем, в последние годы послышались скептические нотки со стороны ряда исследователей. Основные претензии — отсутствие прямых письменных источников о славянских культах, а также отсутствие языческих храмовых зданий. И вместе с тем, крупных изображений языческих славянских богов и демонов сохранилось крайне мало. Вообще говоря, это еще полбеды. Беда в том, что, как это ни покажется странным, ни один бог или, напротив, демон не определен достаточно надежно. Все дело в том, что по мнению исследователей, в средние века объекты языческих культов не подписывались, а те, что имели надписи, вызывают сильное сомнение. И до сих пор именно из-за отсутствия надписей не вполне ясно, какие фигуры можно относить к славянским, а какие — к чужим культам.

Б.А. Рыбаков пишет по этому поводу следующее: Когда у русских и славянских историков XVII-XVIII вв. появился интерес к язычеству, то было обращено внимание и на изображения древних богов. Приурочение тех или иных скульптур к славянству языческой поры делалось без достаточных оснований, но это и в настоящее время осталось делом нелегким. Романтика, которой всегда овеяно углублуние в языческую старину, способствовала появлению подделок, выдаваемых за славянских идолов. Исходным материалом для этих фантазий служили исторические источники о храмах и идолах балтийских славян XI-XII вв. (Сефрид, Гельмольд, Саксон Грамматик и др.). Таковы, например, грубые подделки, “найденные” в 1687-1697 гг. в замке Прильвице в земле древних бодричей, породившие целую литературу, или так называемые микоржинские идолы.

Многое изменилось после находки в 1848 году на русско-австрийской границе в реке Збруче знаменитого четырехликого идола, хранящегося ныне в Краковском музее. После этого был выявлен в разных местах славянского мира целый ряд каменных и деревянных (в раскопках) идолов, которые, к сожалению, в очень малой степени проясняют вопрос об иконографии славянских божеств. Большинство каменных изваяний найдено случайно, без археологической связи с их первичным местом, и в силу этого их трудно датировать и определить этническую принадлежность поставивших их людей, если речь идет о славянской периферии. Все идолы антропоморфны; никаких черт звериных или птичьих нет. По охвату человечесой фигуры они делятся на две группы: в одних случаях изображалась (или только сохранилась до нас?) одна голова; в других божество изображалось во весь рост. По содержанию идолов можно разделить на три категории: идолы, изображающие мужчину с рогом изобилия в руках, фаллические идолы и идолы без особых признаков 102. Как видим, в этом отрывке заключено несколько утверждений. Одно из них касается неясности вопроса об этнической принадлежности идолов; если бы на них были надписи, и к тому же славянские, эту проблему можно было бы решить однозначно и весьма доказательно. Но пока до сих пор никто таких надписей не находил, хотя описание славянских идолов можно найти в ряде книг, в том числе А.Маша, Л. Нидерле, Б.А. Рыбакова. Отсюда совсем неясно, какие же изваяния следует принимать за эталоны, а раз так, то любые находка, как старые, так и новые могут быть объявлены фальсификатами, что уже неоднократно делалось за последние три века. Поэтому атрибуция конкретного памятника, то есть отождествеление его с Перуном, Велесом или иным славянским божеством требует огромных затрат времени.

Рис.349

Привеска Перуна и мое чтение надписей

Привеска с именем Перуна. В городище Звенигорода, в постройке № 11, найден ряд предметов XII-XIII вв., среди них — привеска, позиция 1 на рисунке. По поводу находок в этой постройки исследователи пишут: Магическую силу могли иметь собственно все предметы, найденные на святилищах. ... Предметов с орнаментом и с изображениями на святилище Звенигород немного. Все они происходят с капища 3 и лежали компактно в сооружении 11 около этого капища. Прежде всего, это две половинки парных колтов с изображением двух птиц, стоящих по сторонам дерева. Этот мотив, по мысли Б.А. Рыбакова, являлся отголоском космической легенды о творении всего живущего двумя птицами, гнездящимися на дереве среди океана. Само дерево олицетворяло центр мироздания и плдоносящие силы природы. Помимо колтов, изображение птиц и дерева находилось на квадратных матрицах, найденных здесь же и служивших для изготовления бляшек головного убора. По-видимому, они составляли такую же композицию на налобной повязке — дерево с птицами по его сторонам. На лежавшей поблизости круглой ажурной бляхе изображен крин — проросший росток, символизирующий возрождающиеся силы природы. Трилистник, вписанный в круг, является классическим типом крина, составляет основной элемент орнамента на древнерусских вещах с эмалью. Мотив крина был распространен в земледельческих культурах Европы и Византии. Орнамент в виде ромба с точкой в центре, сделанный пунктиром на пластинчатых браслетах, являлся по Б.А. Рыбакову символом дома или пахотного поля 140. — Итак, исследователи не забыли отметить магическую силу всех предметов, найденных в святилище, и, что очень важно, подчеркнули, что в самом святилище было налажено производство бляшек для налобной повязки женщин. Очевидно, это неспроста; святилище — не место ремесленного производства, и если там оно налажено, значит, оно имеет сакральный характер и переносит магический смысл на изготавливаемые изделия. Продемонстрировали археологи и само найденное изделие, бляшку или подвеску, о которой идет речь и у нас. Все это, на мой взгляд, необычайно интересно и можно несомненно поставить в заслугу исследователям.

Но, к сожалению, магическая линия до конца прослежена не была, и в трактовке сюжета было использовано земледельческое, то есть несакральное объяснение. В принципе, это тоже хорошо, ибо передает внешнюю мотивировку орнамента, но только внешнюю. Вписанность в круг характерна и для печатей — ног обычно в печатях есть текст. Вот я и предположил наличие текста, но только сакрального, неявного для обычных людей, но понятного для жрецов. Только в таком случае производство бляшек было бы оправданным в расположении святилища.

Я перевернул ее изображение вверх ногами, (позиция 2), и прочитал: наверху КИЕВЪ, РУСЬ, (позиция 3), внизу ПЕРУНЪ, (позиция 4). Для этого пришлось прочитать не только знаки орнамента, но и пробелы между ними, образующие знак ПЕ, первый слог имени бога. Вероятно, привеска была талисманом Перуна141, так что помещение 11 было посвящено именно этому богу.

Промежуточный итог. В данном разделе рассмотрено два лика села Иванковцы, лик Живы, Промежицкий лик и лик из деревни Велье, лик из деревни Каменец, валун из деревни Горки, 4 лика, упомянутых Б.А. Рыбаковым, лик из Альтенкирхена, два лика из Бамберга, лик из Юрьева-Польского — всего 15 каменных ликов, 5 на витражах Кёльнского собора и 2 деревянных, то есть 22 лика. Из них 12 — восточнославянских. Как видим, лики изготавливались из разных материалов.

Для всех ликов, кроме лика Перуна из Юрьева-Польского характерна слабая проработка скульптурной стороны изваяния, что, вообще говоря, совсем не удивительно, поскольку, как мы уже видели прежде, главное для сакрального камня — передача энергетики, воздействие на верующего. Поэтому ряд изображение лишь смутно напоминает человеческую фигуру, тогда как в других случаях (Жива) имеется очень отдаленное сходство с человеческим лицом. Таким образом, каменный лик скорее намекает своими изобразительнми средствами на того или иного бога, чем воспроизодит его внешность. Это вводит в заблуждение часть исследователей, которые по данным намекам судят о степени развития эстетического и религиозного чувства наших предков, что глубоко неверно. Напротив, лик Перуна в Юрьеве-Польском выполнен в той же манере, в какой католики скульптурно передают вид Иисуса Христа. Увидеть такую высокую степень проработки человеческого лица, да еще в русской православной церкви, было совершенно неожиданно, и я усмотрел в этом влияние христианства.

Как и прочие камни, антропоморфные лики имели надписи, из которых следовало, что они принадлежали храму Макоши. Больше всего антропоморфных ликов Перуна, но есть лики Волоса, Рода, Макоши, Живы, то есть тех богов, которые входили в “иконотас”, что согласуется друг с другом. На деревянных ликах, степень достоверности которых существенно ниже, ибо один из них реконструирован, а другой предложен художницей, принадлежность храму Макоши не прослеживается, а бог Чур (выходящий за пределы пантеона Макоши), судя по надписи, принадлежал храму Волоса, о котором ничего не известно. Зато на этих деревянных ликах видны очень крупные надписи (уже не для жрецов, но для верующих), призывающие ЧАЯТЬ этих богов, что соответствует надписям и на некоторых камнях, рассмотренных в первой главе. В этом я усматриваю косвенное указание на то, что они были не представительскими столбами, а вмещающими, то есть сами могли являться богом-храмом. Однако анализ такого типа изображений не входил в задачу данной книги и был приведен лишь как материал для сравнений.

Самое удивительное, конечно, было связано с ликами на витражах Кёльнского собора, где в качестве волхвов-царей были изображены славянские языческие боги. Рассмотрение этой ситуации показало, что Макошь, Род и Перун передают свою эстафету (“дар волхвов”) деве Марии, которая еще не знает, как она назовет сына; он помечен как СЫНОК МАРИИ. При этом название волхвов вполне соответствует названию богов: так, Балтасар или Балта-Царь — это Перун, Каспар или (МА)Кас-Пара — это Род. Только Мельхиор, которую А.Т. Фоменко правильно отождествил с женщиной, имеет странное имя, трудное для этимологии; наиболее близкое значение слова — Малый Храм, однако это значение тоже не совсем близко. Как бы то ни было, но на витражах подчеркивается, что все персонажи являются славянами, и, стало быть, мариинство как промежуточная религия между славянским язычеством и христианством, была тоже чисто славянским явлением. Так что предположения о данной промежуточной ступени, высказанные в предыдущих главах, теперь нашли весьма интересное подтверждение. И “дар” Марии преподносит самый молодой из языческих богов, Перун.

Общий итог

В данной главе была предпринята попытка понять суть славянских языческих ликов, то есть тех камней, которым славяне заведомо поклонялись, и постараться выяснить, чем они отличались от обычных валунов или камней-лежней. Для примера были рассмотрены 26 лежачих предметов языческого культа, 25 стоячих камней (в том числе и 2 креста), 4 камня-столпа, 15 антропоморфных лика — всего 70 объектов. Первоначальное предположение о том, что обычные камни расположены горизонтально, а лики — вертикально не подтвердилось: лики могли быть и лежачими, а стоячие камни могли быть не ликами, а столбами (менгирами). Не подтвердилась и другая мысль — о том, что лики главным образом имеют антропоморфную форму, поскольку ликов в виде валунов и менгиров оказалось больше.

Одно отличие кажется несомненным и вполне проверяемым: наличие слова ЛИКЪ, которое обязательно было начертано руницей (что говорит о его очень древнем происхождении и традиционном написании)и часто представляло собой лигатуру слоговых знаков ЛИ и КЪ. Из этого можно сделать вывод о том, что возведение камня в достоинство лика представляло прерогативу жрецов, и только они имели право на такое решение. Из этого следует, что если обычные валуны, сделавшись объектом религиозного почитания и получив надписи, еще могли считаться в своем отдаленном прошлом продуктом непосредственного почитания, то лики с самого начала воплощали в себя то или иное славянское божество, относящееся либо к пантеону храма Макоши, либо к пантону храма Мары. Других ликов найдено не было. Иными словами, лики богов однозначно свидетельствуют о том, что славяне-язычники поклонялись не камням, а воплощенным в них божествам. Однако именно наличие надписей никак не фиксируется современной археологией.

Чудинов Валерий.

"Священные камни и языческие храмы славян. (Опыт эпиграфического исследования)"

Все другие отличия представляются менее существенными, но по их совокупности жрецы приходили к выводу о возможности возведения камня в достоинство лика. Прежде всего — это энергетика камня. На сегодня наличие более тонких полей, чем известно физике (то есть электромагнитного, сильного, слабого и гравитационного), к большому сожалению не регистрируется известными физическими приборами и пока фиксируется только экстрасенсами, к которым отношение науки, мягко говоря, весьма скептическое. Поэтому данный параметр, очень важный для славянского язычества, пока находится вне зоны компетенции науки и потому не может быть сравнительно и доказательно проанализирован. Очень ненадежным косвенным признаком наличия большой энергетики камня служат связанные с ним современные вторичные культы и легенды. Другой параметр — нахождение в храме, расположение и ранг которого тесно связаны с назначением и расположением всего святилища; а они имели очень большой разброс, начиная от весьма скромного походного воинского и кончая самыми знаменитыми жреческими, резиденциями царь-жреца. Этот параметр пока может быть определен тоже весьма опосредованно, ибо археология выявляет лишь размеры святилища и его расположение, но не положение в языческой “табели о рангах”, которая нам не известна. Наконец, в более поздний период камням стали придавать некоторое сходство с человеческим телом или человеческой головой, но степень этого сходства никак не была связана с достоинством камня. Поэтому рассуждения Б.А. Рыбакова о том, что нижний ярус богов Збручского лика связан с “поддержанием Земли” не соответствует действительности — там боги олицетворяли мастерские соответствующих храмов, и именно мастерские “поддерживали” в материальном смысле существование славянской религии. Так что этот единственный хорошо просматриваемый параметр ликов играл на самом деле второстепенную роль и скорее вводил археологов в заблуждение, чем являлся надежным критерием. Таким образом, получется, что нынешняя археологическая наука к серьезному анализу культовых камней пока по большому счету не готова.

Вообще, возникает предположение, что просто камни, затем камни-лики, далее камни-лики с зооморфными знаками (отпечатками копыт и лап), в зооморфной форме (например, в виде медведя), наконец, лики в антропоморфной форме — это различные стадии формирования и осмысления камней. Это — так сказать, внутренняя линия развития камня, когда он соответствует тем или иным представлениям о самом боге: либо как об абстрактном начале (форма камня — эллипсоид вращения, приплюснутая капля, неправильная форма), либо как о животном (отдельные признаки животного, смутное или более явное сходство с животным), либо как о человеке (стоячий камень неправильной формы, смутный признак человеческой фигуры, человеческого рельефа, или человеческой головы как признак бога храма Макоши, человечское лоно как признак бога храма Мары). Но есть и внешняя линия развития камня — это его включенность в тот или иной храм. Здесь в качестве исходной точки развития можно предположить наличие камня-святилища, где камень, посвященный одному богу и являлся основным объектом поклонения (вмещющий камень). К сожалению, только эту точку зрения и проводит современная археологическая наука. Однако со временем камни стали объединяться в храм Макоши (8 камней, из которых 4 камня отражают древних богов, а 4 — жрецов или более молодых богов, а также отдельно девятый камень-столп, который, однако, изготавливался мастерской храма Рода), внутри которого нашлось место для десятого камня — храма Мары (а низ храма Мары представлял собой одиннадцатый камень — плиту с местом размещения остальных богов в несколько кругов), а снаружи — для размещения астрономических приборов (столбов) храма Рода. Иными словами, развитие шло от вмещающего камня (самодостаточного святилища) к представительскому камню (камню того или иного храма), и далее — к камню-указателю (вне пределов храма).

Загрузка...