Святой остров

Глава шестнадцатая Похищение

– Ой, моя нога! Осторожней, моя нога! – жалобно причитал профессор Енски, плавно раскачиваясь на носилках.

Двое дюжих санитаров внесли профессора в здание Одесского военного госпиталя.

Не то, чтобы нога у него действительно так болела, нет, врачи успели наложить шину ещё на Змеином острове, да и перелом, к счастью, был закрытый, просто профессору нравилась роль страдальца, борца, получившего контузию на ниве борьбы с «чёрными» археологами.

– Моя нога… Эй, секундочку, а куда это вы меня, любезнейшие, несёте? – удивился профессор, заметив, что санитары спускаются в какой-то подвал.

Санитары не ответили – наверное, просто не знали английского языка. Или не желали общаться с капризным пациентом.

Внезапно они остановились, поставив носилки с профессором на кафельный пол тёмного коридора. Один из дюжих парней достал из-за пазухи сопроводительные бумаги и прочитал вслух какую-то фразу. Произнесена она была на русском языке, и археолог ничего не разобрал. Лишь одно знакомое слово неприятно резануло слух.

– ЧТО?!! – завизжал профессор, вскакивая с носилок. – Какой еще «морг»?!

– Морг, морг, – невозмутимо закивал санитар. – Ты, дедок, главное не рыпайся: если врач сказал в морг, то значит в морг.

Вторую часть его реплики Енски-старший не понял, но и первых двух слов с лихвой хватило.

– А-а-а-а! – закричал он, и, презрев травму, как можно быстрее захромал по коридору к выходу из подвала. Санитары проводили его недоумёнными взглядами.

– А кто это? – спросил тот, что всё это время молчал, меланхолично куря папиросу.

Второй санитар пожал плечами, мельком заглядывая в бумаги.

– Да отставной полковник какой-то, – ответил он. – Тут написано, что его на Дерибасовской грузовик сбил…

А профессор ковылял и ковылял. Всё, происходящее с ним, очень живо напоминало какой-нибудь голливудский фильм ужасов про маньяков-медиков: «Зловещий трепанатор» или там «Лор-потрошитель».

– Угораздило же меня ногу сломать, – на ходу причитал Енски, смешно прихрамывая. – И где, главное, сломать, в стране законченных психов. Да они же кого хочешь на тот свет загонят!

В конце тёмного коридора была дверь, ведущая, как запомнил профессор, на первый этаж госпиталя. Босые пятки неприятно холодил кафельный пол…

«Я здесь радикулит к чёртовой матери подхвачу! – накручивал себя почтенный археолог. – Или чего ещё похуже. Дьявольская страна! Что за сервис? Где у них начальство? Я им покажу, как следует обращаться с подданным Ее Величества!»

Первый испуг у него быстро прошел, и вместо страха возвратилась ноющая боль в сломанной ноге. Енски протяжно застонал, но нашёл в себе силы открыть железную дверь и взойти по лестнице наверх в приёмную госпиталя.

Внезапно профессор увидел чудесные носилки на колёсиках, стоящие прямо у лестницы, ведущей в подвал. «Какая удача!», – обрадовался он, с вздохом облегчения плюхаясь на мягкий матрац. Для полного счастья ему нужно было теперь всего лишь несколько минут отдыха, чтобы собраться с силами. Но носилки были такими мягкими, такими удобными, что профессор, сам не зная как, сладко задремал.

…Пробуждение было резким и мгновенным.

– Что такое? – закричал Енски-старший, открывая глаза.

Оказывается, кошмар ещё не окончился.

– Т-р-рубы Иер-рихонские, – прошептал профессор, безумно вращая глазами по сторонам, потому что вокруг была операционная.

– Не беспокойтесь, с вами всё в порядке, – сказала молоденькая медсестра, читающая журнал «Натали», сидя на табуретке рядом. – Просто в палатах совсем нет мест, и поэтому вы пока что полежите здесь.

– Что? – завопил профессор, ощупывая забинтованный живот. – Что вы говорите? Я не понимаю по-русски!

Девушка удивилась, но как видно с лингвистической подготовкой дело у нее обстояло несколько лучше, чем у приснопамятных санитаров. На ломаном английском языке она объяснила профессору, в чем дело.

– И вообще, не суетитесь, больной, – строго предупредила медсестра. – Вам же только что вырезали аппендицит.

– Дьявольщина! – продолжал орать профессор так рьяно, что даже выскочила его вставная челюсть. – Кафой афендицит? У меня еффё ф дефстве его удалили!

Медсестра пожала плечами и, достав из кармана халата румяное яблоко, с аппетитом надкусила:

– Больной, не кричите, иначе мне придется сделать вам укол успокоительного. Вон у вас на табличке чётко указан диагноз: «Острый перитонит». Будете кричать, у вас разойдутся швы.

Енски со стоном упал обратно на неудобную надувную подушку. «Я здесь погибну! – в отчаянии подумал он, поправляя челюсть. – Я не выйду отсюда живым. Боже, помоги мне!»

Но это были только цветочки. Ягодки начались, когда профессор в ужасе узнал в пришедших за ним санитарах тех двух бугаев, которые хотели отправить его в морг.

– О? – удивились санитары. – Вот он, наш беглец, а мы его ищем.

– Чокнутый какой-то, – сообщила им медсестра. – По-английски, лопочет. Видать, иностранец. Эй, вы, собственно, кто? – решила на всякий случай поинтересоваться девушка.

– Я ученый! – закричал профессор. – Археолог.

– Ага, – хором заржали санитары, – а мы члены-корреспонденты Академии наук.

– Ну, вы чего, парни? – заступилась за Енски медсестра. – Это…

Она заглянула, в лежащие у изголовья операционного стола бумажки. Ее черные тоненькие бровки удивленно стали домиком.

– Это Марфа Николаевна Брынчак, пенсионерка. Шестьдесят восемь лет. Инвалид войны. Ей только что вырезали аппендикс. Да что же это?! Разве же он женщина?

Санитары вновь загоготали.

– Надо же, он еще и баба! Баба! Ю а вумен?

– А-а-а-а, – закричал профессор. – Помогите, мне сменили пол! Здесь делают незаконные операции по перемене пола.

– В чём дело? – недовольно осведомился чей-то громкий голос. – Что за крики? Почему операционная до сих пор занята?

Санитары с медсестрой испуганно оглянулись.

– Чёрт, начальник госпиталя! – прошептала девушка, воровато пряча надкушенное яблоко обратно в карман халата.

– Помогите-е-е! – простонал Енски.

Начальник неспешно подошёл к операционному столу, и с интересом посмотрел на профессора. Тот ответил ему полным отчаяния взглядом.

– Что, болит? – спросил врач по-английски.

– Угу, – кивнул Енски, имея в виду сломанную ногу.

– Понимаю, – медик кивнул. – Через неделю-другую пройдёт.

Внешность у него была человека интеллигентного – аккуратная седая бородка, пенсне. Профессор немного успокоился.

– Вы откуда? Ага, Великобритания. А к нам как попали? У нас ведь специфическое медицинское заведение, только для военных. Ага, несчастный случай на погранпосте. Чудно! Отвезите больного в палату, – распорядился военврач. – И, пожалуйста, поосторожней, не видите что ли, человек страдает. Нужно быть милосердными к чужой боли.

Механически жуя жвачки, санитары зловеще усмехнулись, но начальник этого, естественно, не видел.

– Немедленно освобождайте операционную! – гневно распорядился он. – К нам только что привезли нового пациента. Какой-то матрос-первогодок кусок швартовочного каната отгрыз, после чего его проглотил. Будем доставать.

– Боже! – прошептал, профессор, совсем ослабевший от свалившихся на него неприятностей. – Боже, помоги…

Осторожно переложив Енски на носилки, санитары проворно вывезли его из операционной, в которую двое в белых халатах уже заносили слопавшего кусок толстой просмоленной веревки пациента.

Двери операционной со щелчком закрылись.

– Боже, – повторил Енски. – Куда я попал?

– В Одесский военный госпиталь, дедуля, – ответил один из санитаров, сверкая золотой фиксой.

Отчего-то у него ни с того, ни с сего прорезалось знание иностранного языка.

– Ты под персональную-то пенсионерку не коси, – ласково предупредил он археолога. – И под иностранца тоже. Это тебе не поможет. Какой из тебя на фиг иностранец? Мы тебя узнали: ты тот пьяный отставник, которого «КамАЗ» переехал.

– Я не отставник, – жалобно заскулил профессор. – Я учёный. Я приехал в Украину для участия в археологической экспедиции.

– А один хрен, – ответил санитар-полиглот, после чего оба служителя Эскулапа громко и дружно заржали.

Дальше началась Одиссея профессора Алекса Енски (или лучше сказать ОдЕссея, поскольку дело-то происходило в Одессе) в поисках свободной кровати в какой-нибудь из палат.

Вскоре почтенный англичанин вообще пожалел, что родился на белый свет. Все палаты оказались заняты либо косящими от армии призывниками, проходящими углубленное обследование, либо ветеранами, решившими поправить окончательно пошатнувшееся здоровье.

Наконец, одно свободное место нашлось в женской палате, где лежали маразматические старушки, бывшие партизанки-катакомбницы, исполнявшие хором «Подмосковные вечера». Но тут Енски-старший издал такой полный отчаяния вопль, что снова прибежал главный военврач и, накричав на санитаров, лично препроводил носилки с профессором в персональную палату в отделении травматологии.

– Знаете, это наша гордость, – сообщил он Енски. – Первый и пока, к сожалению, единственный «люкс». На коммерческой основе. Там у нас уже лежит один иностранец с сотрясением мозга. Очень уважаемый и состоятельный человек. Так что вы ведите себя поприличней.

Профессор хотел было возмутиться – мол, он не какой-нибудь там уличный бомж, а известный учёный, но его уже занесли в палату.

Профессор хотел было возмутиться. Мол, он не какой-нибудь там уличный бомж, а известный учёный, но его уже занесли в палату.

Палата Енски понравилась: аккуратная, светлая, выходящая окнами на солнечную сторону; телевизор, холодильник, отдельная кабинка с туалетом.

А вот и сосед по палате.

– Тр-рубы Иер-рихонские! Господин Юсупов!! Какими судьбами?!

– Дорогой профессор! – обрадовано воскликнул второй пациент. – Вот так встреча! Куда же это вы запропастились?

Археолог расчувствовался:

– Знали бы вы только, что мне пришлось пережить! И все из-за этого полоумного Ловигада, который хотел сначала отправиться к какому-то местному целителю. Наша машина отстала. Целителя, как оказалось, посадили за шарлатанство. И вот результат! Я едва сбежал из морга!

У Феликса Третьего отвисла челюсть:

– Каким образом вас занесло в мертвецкую, профессор?!

– Дьявол его знает! Тут такие странные порядки! И мало кто разговаривает на человеческом языке! Чему их только в школах учат?!

– Успокойтесь же, дорогой мой! Все страшное уже позади! Лучше переоденьтесь и освежитесь…

– Останови здесь на углу, – Семён Булыгин звонко щёлкнул пальцами и крутоплечий шофёр, он же по совместительству и телохранитель, послушно остановил чёрный «БМВ» у перекрёстка.

Дверца автомобиля тихо клацнула, и в «БМВ» грузно сел Марк Марьяновский, от которого сильно пахло водкой и дорогой туалетной водой.

– Хэлло, босс, – поздоровался он, тяжело дыша. – Что за спешка? Я пять кварталов за минуту отмахал!

– Есть одно дело, – Булыгин вставил в презрительно искривлённые губы тонкую длинную сигарету.

Шофер, повернувшись, поднёс к сигарете босса золотую зажигалку.

Тот затянулся, медленно выпуская дым из тонкого изящного носа.

«Ну, ей богу, баба! – непроизвольно подумал Марьяновский, опасливо косясь на своего „хвостатого“ босса. – Губы накрасить, платье надеть и от портовой шлюхи хрен отличишь. Только больно уродливая будет. На такую не встанет».

– Есть одно дело, – медленно повторил Булыгин, щурясь сквозь табачный дым на размахивающего полосатой палочкой у перекрёстка гаишника, упорно не замечающего роскошную машину могущественного одесского мафиози, мешающую движению.

– Я слушаю, – Марьяновский, словно попугай, наклонил голову чуть влево, забавно двигая семитским носом.

– На Змеином острове наши общие знакомые кое-что нашли, – продолжил маленький большой человек.

– Мисс МакДугал с археологами? – спросил Марк.

Семён кивнул:

– Ты правильно понял. Короче, сегодня вечером вместе со своими гориллами отправишься в военный госпиталь и заберёшь оттуда двух нужных нам людей.

– Заложников? – радостно догадался Марьяновский.

– Именно, – подтвердил Булыгин, который, судя по немного заторможенной речи, уже с утра находился под кайфом. – Мы обменяем их на некоторые находки с острова. Возможно, что и на все. Если я все правильно понял.

– Что за кадры, я их знаю? – поинтересовался Марк, нервно теребя золотую печатку на правой руке.

– Не думаю, – торговец артефактами снова сильно затянулся. – Некий Феликс Юсупов, эмигрантский толстосум, и английский старикашка-учёный Алекс Енски. Они лежат в одной палате, так что, я так правильно понял, никаких проблем у тебя возникнуть не должно.

– Разрешаете подключить творческое воображение? – с надеждой попросил Марьяновский.

– Чего уж там, подключай, – кивнул Семён. – Отвезёшь их на нашу старую штаб-квартиру, после чего позвонишь сыночку учёного и шестёрке этого Юсупова. Я дам тебе их телефоны.

– Замётано, – радостно осклабился подручный.

Наконец-то ему доверили первое серьёзное дело. Это вам не долги из лоточников выбивать, это куда посерьёзней будет. Тут пахнет повышением.

– Операцию назовём… – Булыгин хищно усмехнулся, напомнив при этом сытого варана, – «Рокировка».

– Рокировка? – Марк часто заморгал.

– Ну да, рокировка, – повторил босс, и тут же пояснил. – Обмен заложников на артефакты.

– Ага, понятно, – хмыкнул Марьяновский. – Разрешаете приступать?

– Приступай, – маленький большой человек благосклонно кивнул. – Я так понял, что всю операцию провернём в течение ближайших суток…

Наступил вечер.

Сна у профессора было ни в одном глазу. Да оно и понятно, не хотелось ему спать. Уж больно Енски-старший перевозбудился от пережитых за день кошмаров.

Его сосед прикорнул за чтением книги и сладко посапывал под ярким торшером, не сняв даже наушники CD-плеера. Наушники были мощными, и Енски с лёгкостью определил Моцарта.

Профессора начало разбирать любопытство, что же за книжку читает Юсупов. Выяснить это можно было лишь одним способом: выйти из палаты и, проходя мимо, мельком бросить взгляд на обложку.

Ещё немного попялившись в потолок, Енски решился.

Встав с кровати, профессор на цыпочках направился к дверям, бросив, как и было задумано, короткий взгляд на обложку книги в руках Феликса Феликсовича.

Лицо у ученого мужа вытянулось.

Его сосед по палате держал в руках…

Нет, этого просто не могло быть!

Он держал в руках монографию Алекса Енски «Анубис и Упуат: два египетских собакоголовых бога».

Словно лунатик, профессор по инерции вышел из палаты и тихо закрыл за собой дверь.

– Гора Синай и шестнадцать пророков! – вслух произнёс он, проведя сухой ладонью по лицу. – Это же моя последняя монография, изданная два месяца назад в Лондоне. С ума сойти…

Как всегда при сильном волнении, у Алекса забурлил кишечник. Держась за живот, археолог проковылял в конец больничного коридора, где находилось окно с двумя унылыми фикусами на подоконнике.

Нервно распахнув форточку, профессор с шумом вдохнул прохладный вечерний воздух.

«Да уж! – исполнился тихой гордости англичанин. – Тираж-то у книги небольшой, какие-то две тысячи, а это для мировой общественности тьфу. Раритет. Да еще и такой узкий вопрос, интересный лишь настоящим египтологам. Зачем она понадобилась Юсупову? А вдруг он хочет предложить мне свою помощь в организации экспедиции в Египет? А что?! Я знаю, что и где копать. Лавров Картера, может, и не стяжаю, но что-нибудь замечательное, несомненно, найду. Или у него еще чего на уме».

Данный вопрос казался Енски неразрешимым.

Хотя секундочку, почему это неразрешимым?

Зачем же долго мучиться, портить себе нервы? Ведь можно элементарно вернуться в палату и спросить, какого, мол, чёрта вы изучаете мою книгу? Или нет, не так…

И профессор задумался, репетируя сцену.

– Уважаемый, – громко произнёс он вслух. – Не соизволите ли объяснить, как к вам попала моя монография…

Тут Енски резко обернулся, решив, что его может услышать дежурная медсестра, сидящая в противоположном конце коридора, и сочтет профессора психом.

Но медсестры на своём обычном месте за столиком почему-то не оказалось, что было довольно странно.

Почтенный археолог испуганно заозирался.

В этом сумасшедшем госпитале могло произойти всё, что угодно: маньяки и шизофреники тут лежали практически в каждой палате.

Алекс осторожно прокрался к рабочему месту дежурной медсестры, и в ужасе увидел ноги в красных стоптанных тапочках, торчащие из-под стола.

– Тр-рубы Иер-рихонские, – только и смог выдавить из себя Енски. – Казни Египетские! Гора Синай и шестнадцать пророков…

«Да нет же, нет, – начал мысленно убеждать себя он. – Здесь просто снимают фильм ужасов, только и всего. Этот, как его, сериал „Дантист-убийца“».

– А что, если я в этом сериале исполнитель главной роли? – вслух предположил профессор, и мурашки по его коже в панике побежали к затылку, словно крысы с тонущего корабля.

В принципе, предположение Енски не было так уж далеко от истины.

«Бежать! – билась в голове профессора единственная здравая мысль. – Бежать, бежать, бежать…».

Но куда?

Одет он был, мягко говоря, не для прогулок по незнакомому зарубежному городу. Документов при себе нет. Ещё, чего доброго, за сумасшедшего примут и водворят в лечебное заведение уже несколько иного профиля, где будет проще доказать, что ты верблюд, а не учёный, с абсолютно одинаковым результатом.

Просто не поверят.

Вернуться за одеждой в палату?

«А что, это мысль», – подумал профессор, но возвращаться туда ему почему-то не хотелось.

Очень.

– Ладно, – прошептал Енски. – Нужно позвать кого-нибудь на помощь.

И с этими словами археолог пошёл дальше, завернув за угол налево, где, как он заметил, располагалась ординаторская.

Завернул и замер, как вкопанный, прикрыв ладонью рот, дабы сдержать крик, готовый вырваться наружу.

Дверь ординаторской была распахнута.

На полу вряд лежало три обнажённых мужских тела, связанных одной верёвкой. Голыми задницами кверху.

В правой ягодице мужика, лежащего посредине, торчал пустой шприц, а рядом валялась разорванная упаковка из-под «Аминазина» для внутримышечных инъекций.

Стеклянные ампулы были беспорядочно разбросаны по полу.

– На больницу напали извращенцы! – в ужасе прошептал Енски, после чего попытался грохнуться в обморок, но это ему почему-то не удалось, и он лишь обессилено съехал по стене коридора на покрытый вытертым линолеумом пол.

Затем профессор услышал шаги…

– Он у нас, – нагло заявил в трубку Марк Марьяновский, довольно осклабившись. – Твой папаша теперь наш заложник. А ну, малохольный, скажи что-нибудь в трубку.

– Сынок! – закричал Енски-старший, подпрыгивая на стуле, к которому он был прочно привязан. – Не слушай их, не соглашайся на их условия…

– Видал? – сказал Марьяновский, снова поднося телефон к уху. – То есть, слыхал?

– Ублюдки! – дрожащим голосом ответил ему Гор. – Что вам от меня нужно?

– Вот это уже совсем другой разговор, – кивнул Марк. – Деловой разговор. Если ты не согласишься на наши условия, мы пришлём тебе по факсу сначала отрезанное ушко твоего дражайшего папаши, затем пальчик, затем носик, затем…

– Какие условия? – заорал в трубке журналист. – Каковы ваши условия?

– Артефакты, дорогой, – ответил бандит, искренне потешаясь. – Которые вы на Змеином острове вместе с твоей подружкой МакДугал нашли. Ты нам сокровища – мы тебе старикашку, причем, если обманешь, по частям.

– Нет, – продолжал орать профессор. – Не соглашайся, Гор! Сын мой, это геи… То есть «чёрные» археологи… Погибель Израилева!

– Да заткните же ему пасть, – бросил своим гориллам Марьяновский, и через секунду профессор сдавленно замычал.

– Что вы с ним делаете, подонки? – чуть не плакал в трубке Гор. – Только не пытайте его, я согласен на все ваши условия.

– У-у-у-у! – внезапно взревел один из мордоворотов, пытавшихся заткнуть профессору кляпом рот, хватаясь за окровавленную руку.

– Р-р-р-р, – зарычал Енски-старший. – Ф-фшех перекуф-фаю!

Его вставная челюсть опять подвела. Впрочем, не совсем. Беседовать было и вправду трудно, а вот кусаться…

– Я тебе ещё перезвоню, а ты хорошенько подумай, – сказал Гору Марьяновский, отключая сотовый.

– Фух, – он медленно вытер большим платком мокрое лицо.

– Р-р-р-р, – бесновался привязанный к стулу профессор. – Тьяфол! Фахни Ефи… Тьфу!..

– М-да, – грустно произнёс Марк. – Нужно потребовать у босса надбавку за вредность.

Гориллообразные помощники согласно с ним закивали, опасливо косясь на сумасшедшего профессора.

– Ладно, парни, – добавил Марьяновский. – Ведите второго. Будем звонить этому… – он посмотрел на засаленную бумажку в руке, – Персивалю. Что за имя дурацкое? А фамилия у него, наверное, Ланцелот…

Мордовороты громко заржали и дружно затопали, спускаясь по лестнице в подвал частного заброшенного дома, где для заложников была наспех сооружена темница.