Святой праведный отец Иоанн, Кронштадтский чудотворец

Житие святого праведного Иоанна, Кронштадтского чудотворца

Родился протоиерей Иоанн Кронштадский в Архангельской губернии, в селе Сура Пинежского уезда, в семье бедного причетника (дьячка) Илии Михайловича Сергиева и его жены Феодоры Власьевны 19 октября 1829 года, в день памяти великого болгарского святого преподобного Иоанна Рыльского, в честь которого и был наречен. «За слабостью здоровья крещен в доме священником Сергиевым; восприемники: Иван Кунников и священника Сергиева дочь Дарья» – такова подлинная запись о рождении отца Иоанна в метрической книге.

Отец Иоанна, Илия Михайлович Сергиев, был не очень грамотным человеком, однако служил псаломщиком в местном бедном храме: даже священные сосуды в церкви были оловянные.

Известно, что дед отца Иоанна был священником так же, как и большинство предков по отцовской линии на протяжении, по крайней мере, 350 лет.

Впоследствии отец Иоанн рассказывал игумении Таисии: «Отец мой родился в 1802 году. В 1824 году он окончил учение в духовном уездном училище, в 1828 женился, а в 1829 году я, по милости Божией, родился на свет». «Родители мои были бедны; притом отец постоянно хворал; от тяжелых трудов у него сильно болел живот, в котором были не то грыжа, не то рак, от которого он умер рано, 48 лет, в 1851 году».

Феодора Власьевна, мать отца Иоанна, прожила сравнительно долго и увидела славу своего сына. Она была женщиной простой и глубоко верующей. Мальчиком он был слаб здоровьем, часто болел, однажды едва не умер от оспы. Не раз Иоанн видел, как мать молилась в слезах перед иконой, и сам учился глубокой проникновенной молитве.

Простая, строгая и нежно любящая мать умела поддержать и развить в сыне молитвенное настроение, безграничную преданность Церкви Христовой и полную покорность ее святым уставам, любовь к Богу и людям.

Священник и учитель нравственности отец Иоанн всю жизнь в особо важных случаях обращался за советом к матери, хоть она была и неграмотна. С самого раннего детства отец Иоанн представлял собою идеал послушания, покорности и нежной сыновней любви к родителям. Доброе семя, посеянное благочестивыми родителями, прорастало в душе мальчика и уже в детстве приносило плоды. Он умел сострадать чужому горю, и односельчане нередко просили его помолиться, замечая в нем этот особый, благодатный дар.

В отрочестве отец Иоанн не раз удостаивался чудесных явлений. С его слов игуменья Таисия рассказывает: «Однажды ночью Ваня увидел в комнате необычный свет. Взглянув, он увидел среди света Ангела в его небесной славе. Младенец смутился. Ангел успокоил его, назвавшись Ангелом Хранителем».

В 1839 году отец, с большим трудом собрав скудные средства, отвез Иоанна в Архангельское приходское училище. Однако учение на первых порах шло крайне туго: мальчик занимался целые дни и все равно не успевал. Его мучила мысль о родном доме, о нищете родителей; именно в это время он научился с особой болью ощущать чужую скорбь.

В записях отца Иоанна мы встречаем событие, похожее на эпизод из жития преподобного Сергия. «Ночью, – вспоминает он, – я любил вставать на молитву. Все спят, тихо. Не страшно молиться, и молился я чаще всего о том, чтобы Бог дал мне разума на утешение родителям.

И вот, как сейчас помню, однажды, был уже вечер, все улеглись спать. Не спалось только мне, я по-прежнему ничего не мог уразуметь из пройденного и не запоминал ничего из рассказанного. Такая тоска на меня напала, я упал на колени и принялся горячо молиться. Не знаю, долго ли пробыл я в таком положении, но вдруг что-то точно потрясло меня всего. У меня точно завеса спала с глаз, как будто раскрылся ум в голове, и мне ясно представился учитель того дня, его урок; я вспомнил даже, о чем он говорил, и легко, радостно так стало на душе, никогда не спал я так покойно, как в ту ночь. Тут засветало, я вскочил с постели, схватил книги, и – о счастье! – читать стало гораздо легче, понимаю все, а то, что прочитал, не только все помнил, но хоть сейчас и рассказать могу. В классе мне сиделось уже не так, как раньше. Все понимал, все оставалось в памяти. Дал учитель задачу по арифметике – решил, и похвалили меня даже. Словом, в короткое время я продвинулся настолько, что перестал уже быть последним учеником.

Чем дальше, тем лучше успевал я в науках, и к концу курса, одним из первых, был переведен в Семинарию».

В годы учения в Архангельской Семинарии религиозная настроенность Иоанна не ослабела. «Знаешь ли, – говорил он игумении Таисии, – что прежде всего положило начало моему обращению к Богу и еще в детстве согрело мое сердце любовью к Богу? Это – Святое Евангелие. У родителя моего было Евангелие на славяно-русском языке. Любил я читать эту чудную книгу, когда приезжал домой на вакационное время, а слог ее и простота речи был доступны моему детскому разумению. Я читал и услаждался ею, и находил в этом чтении высокое и незаменимое училище. Могу сказать, что Евангелие было спутником моего детства, моим наставником, руководителем, утешителем, с которым я сроднился с ранних лет».

В последние годы, проведенные в Семинарии, Сергиев увлеченно изучал богословие. От торопился запастись знаниями, еще не зная, когда и где придется ему приложить их. Особенно часто останавливалась его мысль на тайне искупления, домостроительстве спасения. В юноше росло сознательное религиозное чувство.

В 1851 году он с отличием окончил семинарский курс, и местное духовное начальство определило его на казенный счет в Петербургскую Духовную Академию; в то время это означало признание необычайного успеха.

Столица и Академия не изменили Иоанна Сергиева: он оставался так же религиозен, сосредоточен на внутренней жизни.

Когда в 1851 году скончался отец, Иоанн Сергиев в ущерб занятиям принял предложенное место письмоводителя в Академии с жалованием 9 рублей в месяц; все деньги он отсылал осиротевшим матери и сестрам. Кроме жалования, он получил еще и уединение. Письмоводитель, в отличие от студентов, пользовался «своей» комнатой, и контора стала местом его молитвенных и подвижнических трудов.

На заработок от переписи чьего-то профессорского сочинения он купил Толкование Иоанна Златоуста на Евангелие от Матфея и радовался покупке как «сокровищу из сокровищ».

Его товарищ по Академии, впоследствии протоиерей, Л. П-ов писал: «Чаще всего Сергиев беседовал со мной о смирении». «Смирение, – говорил он, – что может ему противится, какая злоба его победит, какая сила пойдет преградой против него?.. Когда остановишься перед преградой легкой и задашь себе вопрос, как сломить ее: силой или смиренной любовью, всегда отвечай себе: возьму смиренной любовью – и победишь».

Иоанн Сергиев много думал о добродетелях всепрощения, смирения и всепобеждающей любви и приходил к убеждению, что здесь – сила и центр христианства, что к Богу и торжеству Его правды ведет один путь – путь смиренной любви.

Он любил бродить по аллеям академического сада, который напоминал ему любимые северные архангельские леса, и размышлять о Жертве, принесенной на Голгофе Спасителем; он до слез жалел людей, которые не знают Христа, и рвался к ним проповедовать светлое Христово Царство. Он желал принять монашество и идти миссионером в далекий Китай или в глубь Северной Сибири, или в Америку. Но он видел, что и в столице, и ее окрестностях очень много работы истинному пастырю стада Христова. Он молился, чтобы Господь разрешил его сомнения, и увидел себя во сне священником, служившим в каком-то неизвестном соборе. Иоанн Сергиев увидел в этом сне указание Божие на то, что ему нужно быть священником.

Через несколько недель завершился четвертый год его студенчества. Вскоре Иоанн Ильич встретился с дочерью протоиерея К.П.Несвицкого из Кронштадта, Елизаветой Константиновной. Он сделал ей предложение, и по окончании курса они обвенчались.

В 1855 году Иоанн Сергиев окончил Академию. Позднее он с благодарностью говорил о приобретенных там знаниях: «При слабых физических силах я прошел три школы – низшую, среднюю и высшую, постепенно образуя и развивая три душевные силы: разум, сердце и волю. Высшая духовная школа имела на меня особенно благоприятное влияние. Богословские, философские, исторические и другие науки, широко и глубоко преподаваемые, уясняли и расширяли мое миросозерцание, и я, Божией благодатью, стал входить в глубину богословского созерцания. Прочитав Библию с Евангелием и многие творения святителя Иоанна Златоуста, святителя Филарета Московского и других церковных витий, я почувствовал особенное влечение к званию священника и стал молить Господа, чтобы Он сподобил меня благодати священства и пастырства словесных овец».

«Обильно открыл Ты мне, Господи, истину Твою и правду Твою. Через образование меня науками открыл Ты мне все богатство веры, и природы, и разума человеческого. Уведал я Слово Твое – слово любви, проходящее до разделения души же и духа нашего. Я изучил законы ума человеческого и его любомудрия, строение и красоту речи. Проник отчасти в тайны природы, в законы ее, в беседы мироздания и законы мирообращения; знаю населенность земного шара, сведал о народах отдельных, о лицах знаменитых, о делах их, происшедших своей чередой в мире, отчасти познал великую науку самопознания и приближения к Тебе – словом, многое, многое узнал я, так что ^с< вещая разума человеческого показа ми суть”.

Слава Тебе, Господи! Но я хочу знать больше, дух мой жаждет знания. Сердце мое не удовлетворяется, не сыто. Учусь и буду учиться».

С таким настроением готовился Иоанн Сергиев к принятию священного сана, к выходу на общественное служение, имея в душе и сердце апостольское повеление:

Вникай в себя и в учение; занимайся сим постоянно: ибо, так поступая, и себя спасешь и слушающих тебя (1 Тим. 4,16).

10 декабря 1885 года в соборе Петра и Павла в Санкт-Петербурге Преосвященный Христофор, епископ Ревельский, рукоположил Иоанна Сергиева во диакона, а 12 числа того же месяца – во иерея.

Молодого священника направили в Андреевский собор города Кронштадта: отец Иоанн занял место ключаря вместо своего, незадолго до этого скончавшегося, тестя – протоиерея Константина Петровича Несвицкого.

Началась самостоятельная, полная событий и переживаний пастырская деятельность. «Я поставил себе за правило сколько возможно искренне относиться к своему делу и строго следить за собой, за своей внутренней жизнью». Эти слова характеризуют всю жизнь отца Иоанна, его цели, устремления, правила и принципы.

Он поставил целью прежде всего заслужить любовь паствы, потому что только ее сердечное отношение может стать прочной поддержкой и утешением в трудном деле священничества. В сердце его сложился образ духовной деятельности: хранить в чистоте совести дары Духа Святого, сообщенные через рукоположение архипастырское; совершать богослужение ежедневно, приносить бескровную Жертву и молитвы о верующих; по прохождении земного пути предстать на Страшный Суд Вседержителя и дать отчет о делах не только своих, но и делах паствы, наставлять которую в деле спасения было ему поручено.

За первой литургией отец Иоанн обратился к своей пастве с такими словами: «Сознаю высоту моего сана и соединенных с ним обязанностей, чувствую свою немощь и недостоинство, но уповаю на благодать и милость Бога, немощная врачующую и оскудевающая восполняющую. Знаю, что может сделать меня более или менее достойным этого сана и способным проходить это звание. Это – любовь ко Христу и к вам, возлюбленные братья и сестры мои. Да даст и мне любвеобильный ко всем Господь искру этой любви, да воспламенит ее во мне Духом Святым».

Средоточением христианской жизни отец Иоанн считал молитву. Он, по завету Спасителя, воспринимал храм Господень прежде всего как дом молитвы и призывал людей молиться искренно, сердечно, глубоко, с верою в чудодейственную силу молитвы. «Всегда твердо верь и помни, что каждая мысль твоя и каждое слово твое могут несомненно быть делом». Ему была дарована сила христианина – дар помогающей и исцеляющей молитвы. Многих спасла его молитва.

В книге «Моя жизнь во Христе», вышедшей в свет в 1894 году, отец Иоанн рассказывает о плодах молитвы. «Младенцы Павел и Ольга по беспредельному милосердию Владыки и по молитве моего непотребства исцелились от одержавшего их духа немощи. Девять раз ходил я молиться с дерзновенным упованием, надеясь, что упование не посрамит, что толкущему отверзется, что хоть за неотступность даст мне Владыка просимое; что если неправедный судия удовлетворил наконец утруждавшую его женщину, то тем более Судия всех, праведнейший, удовлетворит мою грешную молитву о невинных детях, что Он призрит на труд мой, на упование мое. Так и сделал Владыка: не посрамил меня, грешника. Прихожу в десятый раз, – младенцы здоровы». Такова была сила молитвы этого великого пастыря. Относился он к молитве и Слову Божию с глубоким уважением, которое внушал и другим: «Во время молитвы и при чтении слова Божия надо иметь благоговение к каждой мысли, к каждому слову, как к Самому Духу Божию, Духу Истины».