Святой Томас

Я никогда не испытывал ни сомнений, ни сожале­ний в промежутке между мыслью и действием, когда решение убить еще обратимо. В миг между действием и результатом я был способен только на страх и бур­ный восторг от столь рискованного свершения. Впро­чем, было еще кое-что: я испытывал ужасную гордость от своей хитрости, от своей дерзости.

Стоя за кухонным комплексом, я выпрямился во весь рост. Отдача оказалась не такой сильной, как я ожидал. Винтовка все-таки была переключена на огонь очередями, но очередь, судя по всему, состоя­ла всего из трех выстрелов, и того яростного потока пуль, что я воображал, не получилось. Тем не менее мужчина слева упал сразу же, и я направил винтовку на второго сектанта.

У него оказалась хорошая реакция. Разворачива­ясь ко мне, он успел дать две очереди, хотя и без шан­сов попасть в цель. Он надеялся заставить меня при­гнуться и таким образом выгадать решающую секунду. Я не пригнулся, а тоже отплатил двумя очередями, прошив левый бок противника. Его руки ослабли, так что третья, и последняя, очередь прошла низом, про­била керамическую плитку на передней части уличной кухни и фанеру или плотный картон под ней и расте­ряла свою энергию во внутренностях холодильника под столешницей. Я выпустил последнюю очередь, и приключение этого сектанта на ранчо «Голубое небо» завершилось.

Звук от падения тела оказался громче, чем сами выстрелы. Если я правильно догадался насчет того, что при нажатии на спусковой крючок вылетало по три пули, то я потратил двенадцать. Наверное, половину из них остановили два сектанта. Остальные расщепи ли деревянную обшивку задней стены дома, разбили стекла и повредили освещенную кухню, которая вид­нелась сквозь оконные проемы.

Все это произошло спустя мгновение после того, как два других сектанта выбили входную дверь. Им должно быть понятно: с их планом что-то ужасно не так. Они либо отступятся, либо будут придерживаться намеченных действий, и в последнем случае их уже не застать врасплох, как первых двух.

Разве что я буду двигаться быстро.

И мне немножко повезет.

Эти люди не были морскими котиками или армей­скими рейнджерами, их не тренировали лучшие про­фессиональные военные в мире, они не закалялись в настоящей войне, где противник дает отпор. Они не обладали честью котиков и рейнджеров, не имели иде­алов, которые заставляют встречать опасность, рас­правив плечи. Они были фанатиками, ими управляли эмоции, а не разум. Они стремились разрушать, а не охранять доброе и считали себя опасными, а значит, могущественными и превосходящими остальных. Однако быть опасным и быть могущественным — не одно и то же, и уж тем более это не дает оснований претендовать на превосходство. Как все варвары, они испытывали панику и растерянность, когда те разру­шения, что они собирались учинить, оборачивались против них.

Их мог одолеть даже повар блюд быстрого приго­товления в зеленовато-голубом пиджаке, не способ­ный, несмотря на кучу подсказок, понять истинную и скрытую природу мира.

Падая, второй сектант ударился головой о край стола, заработав последнюю серьезную рану. К тому времени, как он поцеловал плитку, я уже бежал обрат­но. На этот раз я не полагался на прикрытие кустов, а держался ближе к дому.

Большинство, а то и все лампы первого этажа были включены. Проходя мимо окон, я внимательно осматривал комнаты. В последней обнаружил то, что искал. Выбившая дверь парочка покинула прихожую, но не продвинулась дальше гостиной, где их вынудила остановиться стрельба за домом. Один из них двинул­ся в сторону арки, ведущей в коридор.

Я выпустил восемнадцать оставшихся пуль, а по­том прижался спиной к стене слева от окна. Выловив из кармана пиджака запасной магазин, вставил его в винтовку.

Подняв голову, я увидел фары на дороге, между ря­дами дубов. Однако автомобиль сектантов не прибли­жался. Подмоги не ожидалось. Водитель на предельной скорости сдавал назад к окружному шоссе. Должно быть, стрельба заставила его пересмотреть отноше­ние к долгу.

Я просунул голову в разбитое окно и увидел в го­стиной мертвого мужчину. Наверное, он снял лыжную маску и очки ночного видения перед тем, как вломить­ся в дом. Бритая голова. Лицо повернуто ко мне. Рот открыт. Глаза открыты. На лице не отпечаталось ни боли, ни страха. Он казался озадаченным.

Четвертого члена секты и след простыл.

Мне не хотелось заходить в дом. Но выбора не было.