Часть II. «И имели все общее»

Общность имущества… Сколько раз эта идея объявлялась «утопией», сколько на нее ныне вылито презрения, издевательств, сарказма. Но давайте посмотрим, что на эту тему говорит Церковь. И, конечно же, начинать нужно со знаменитых «коммунистических» фрагментов Деяний Апостольских. Вот основные из их:

«Все же верующие были вместе и имели все общее: и продавали имения и всякую собственность, и разделяли всем, смотря по нужде всякого» (Деян. 2:46).

«У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но все было у них общее» (Деян. 4:32).

«Не было между ними никого нуждающегося; ибо все, которые владели землями или домами, продавая их, приносили цену проданного и полагали к ногам Апостолов; и каждому давалось, в чем кто имел нужду» (Деян. 4:34-35).

Относительно этих фрагментов в богословской литературе сломано немало копий. Многие толкователи, особенно в XIX-XX вв., всячески старались принизить и умалить их значение, представить их чуть ли не случайным, не имеющим принципиального значения эпизодом в жизни Церкви. Часто эти фрагменты толкуются (например, в /9/) в том смысле, что Апостолы устроили у себя в общине вовсе не коммуну с общностью имущества, а нечто вроде «кассы взаимопомощи», куда желающие жертвовали милостыню, которая затем раздавалась нуждающимся вдовам и сиротам.

А вот что пишет известный философ Иван Ильин:

«Первые христиане попытались достигнуть «социальности» посредством своего рода добровольной складчины и жертвенно распределительной общности имущества; но они скоро убедились в том, что и некая элементарная форма непринудительной негосударственной имущественной общности — наталкивается у людей на недостаток самоотречения, взаимного доверия, правдивости и честности. В Деяниях Апостольских (4,34-37; 5,1-11) эта неудача описывается с великим объективизмом и потрясающей простотой: участники складчины, расставаясь со своим имуществом и беднея, начали скрывать свое состояние и лгать, последовали тягостные объяснения с обличениями и даже со смертными исходами; жертва не удавалась, богатые беднели, а бедные не обеспечивались; и этот способ осуществления христианской «социальности» был оставлен как хозяйственно-несостоятельный, а религиозно-нравственно — неудавшийся. Ни идеализировать его, ни возрождать его в государственном масштабе нам не приходится» /6:61/.

Итак, «коммунистические» фрагменты Деяний рассматриваются как описание неудачи социального эксперимента, а эпизод с Ананией и Сапфирой — как протест «естественных инстинктов» человека против насилия коллективизации.

Однако у святых отцов мы ничего подобного не находим. Наоборот, все они безусловно уверены, что в Иерусалимской общине было реализовано подлинное общение имуществ, и они с восторгом и восхищением говорят о нем:

Киприан Карфагенский. «Размыслим, возлюбленнейшие братья, о том, что делали верующие во времена апостолов… В то время продавали домы и поместья, а деньги охотно и в изобилии приносили апостолам для раздачи бедным; посредством продажи и раздачи земных стяжаний переносили свое имущество туда, откуда можно бы получать плоды вечного обладания; приобретали домы там, где можно поселиться навсегда. В благотворении было тогда столько щедрости, столько согласия в любви, как о том читаем в Деяниях апостольских (Деян. 4:32). Вот что значит быть истинными чадами Божиими по духовному рождению! Вот что значит подражать по небесному закону правде Бога Отца!» («Книга о благотворениях и милостыне», ч.2, цит. по /11 :32-33/).

Василий Великий. «Оставим внешних и обратимся к примеру этих трех тысяч (Деян. 2:41); поревнуем обществу христиан. У них все было общее, жизнь, душа, согласие, общий стол, нераздельное братство, нелицемерная любовь, которая из многих тел делала единое тело» /1:138/.

Бл. Августин. «Так поступали они (верующие в Иерусалиме — Н.С.) со своей частной собственностью: они сделали ее общей» («Подробное изложение псалма 131″, цит. по /5:113/.

Иоанн Златоуст. «Смотри какой тотчас успех: (по поводу Деян. 2,44) не в молитвах только общение и не в учении, но и в жизни!» /8:71/.

«Как в доме родительском все сыновья имеют равную честь, в таком же положении были и они, и нельзя было сказать, что они питали других; они питались своим; только удивительно то, что, отказавшись от своего, они питались так, что, казалось, они питаются уже не своим, а общим» /8:110/.

«Не часть одну они давали, а другую оставляли у себя; и (отдавая) все, не считали за свое. Они изгнали из среды себя неравенство и жили в большом изобилии, притом делали это с великою честию» /8:113/.

Избыток любви, необычайная благодать Святого Духа, действующая в Иерусалимской общине, привели к разрушению принципа частной собственности. Для того, чтобы обрисовать высоту идеала общения имуществ Иоанн Златоуст находит удивительно прекрасные слова:

«Это было ангельское общество, потому что они ничего не называли своим… Видел ли ты успех благочестия? Они отказывались от имущества и радовались, и велика была радость, потому что приобретенные блага были больше. Никто не поносил, никто не завидовал, никто не враждовал, не было гордости, не было презрения, все как дети принимали наставления, все были настроены как новорожденные… Не было холодного слова: мое и твое; потому радость была на трапезе. Никто не думал, что ест свое; никто (не думал), что ест чужое, хотя это и кажется загадкою. Не считали чужим того, что принадлежало братьям, — так как то было Господне; не считали и своим, но — принадлежащим братьям» /8:73/.

Но Златоуст не только убеждает, что общность имущества — это благодатно, но и призывает своих прихожан к осуществлению этого принципа на деле:

«Но если бы мы сделали опыт, тогда отважились бы на это дело. И какая была бы благодать! Если тогда, когда не было верных, кроме лишь трех и пяти тысяч, когда все по всей вселенной были врагами веры, когда ниоткуда не ожидали утешения, они столь смело приступили к этому делу, то не тем ли более это возможно теперь, когда, по благодати Божией, везде во вселенной пребывают верные? И остался ли бы тогда кто язычником? Я, по крайней мере, думаю, никто: таким образом мы всех склонили бы и привлекли бы к себе. Впрочем, если пойдем этим путем, то уповаю на Бога, будет и это. Только послушайтесь меня, и устроим дело таким порядком; и если Бог продлит жизнь, то, я уверен, мы скоро будем вести такой образ жизни» /8:114/.

Многие авторы высказывают мысль, что первоапостольский коммунизм был нежизненным, ибо носил потребительский характер. Действительно, о «производстве» в Деяниях ничего не говорится. Но совершенно ясна причина этого: апостолы ожидали скорого пришествия Христа, причем столь близкого, что у членов общины не было сколь-нибудь существенного интереса к воспроизводству средств к жизни, но было явное стремление устроить свою жизнь с максимальным приближением к идеалам Христовым. Позже Церковь модифицировала первоапостольскую схему, включив в нее и общее производство всего жизненно необходимого (монастыри).

Высота и святость идеала общения имуществ обосновывается святыми отцами не только «коммунистическими» фрагментами Деяний. Значительное место в их учении занимают чисто богословские доводы, обосновывающие и во многом оттеняющие доводы нравственные.

В первую очередь — это довод «от творения». В основе воззрений отцов лежит мысль о том, что все материальное, весь вещный мир сотворен Богом, так что только Бог является подлинным, полновластным собственником вещей. Поэтому, присваивание имения человеком себе в собственность неправомерно — все внешнее по сути дела общее; человек — лишь управитель вещного мира, но не его собственник:

Тертуллиан. «Ведь и то, что кажется нашим, на самом деле чужое. Ибо нет ничего нашего, поскольку все Божье, да и мы сами. Значит, если мы, потерпев ущерб, не можем этого вынести и печалимся не о своем потерянном, то впадаем в жадность». («О терпении», /10:325/).

Иоанн Златоуст. «Господни все богатства, откуда бы мы их не собрали» («О Лазаре», Б. 2, цит. по /5:108/).

«Ведь и ты только распорядитель своего имущества, точно также, как и служитель церкви, распоряжающийся ее стяжанием. Как последний не имеет власти расточать сокровищ, даруемых вами в пользу бедных, по своей воле и без разбора, потому что они даны на пропитание бедных, так и ты не можешь расточать своих сокровищ по своей воле» /7:779/.

Бог же раздает свое не в частные руки, а предназначил в общее пользование:

Киприан Карфагенский. «Ибо что принадлежит Богу, то должно составлять общее достояние, и никто не должен быть лишаем участия в благодеяниях и дарах Его так, будто весь род человеческий не одинаково должен пользоваться благостию, щедростию и милостию Божественной. Так, одинаково для всех светит день, одинаково сияет солнце, падает дождь, дует ветер и сон у спящих один, и блистание звезд и луны обще для всех. И если земной владелец, руководствуясь таким примером равенства, разделяет свои плоды и прибытки с братством, то он, становясь чрез безмездные щедрые подаяния общительным и справедливым, становится подражателем Бога-Отца» («Книга о благотворениях и милостыне», ч.2, цит. по /11:33/).

Климент Александрийский. «Бог предназначил род наш для общности… Все — общее, и богатые не должны стремиться иметь больше… Ибо Бог дал нам (я знаю это) право пользования, но в пределах необходимого, и определил, чтобы пользование было общее. Неуместно, чтобы один имел в избытке, когда многие нуждаются» («Педагог», II,12, цит. по /5:85/).

Онтологический довод. Еп. Василий Родзянко в /4/ высказывает интересную мысль, что пафос тринитарного богословия великих каппадокийцев состоял в том, что человечество, по образу Троицы, сотворено как множество личностей, имеющих единую природу. Что же тогда грехопадение? Еп. Василий пишет:

«Ответ нам дает свт. Василий Великий: «Единое человеческое естество рассечено грехом на множество враждующих частей. Воплощение на земле Единородного Сына Божия открыло возможность восстановления единства естества человеческого». Осуществление этого идеала или хотя бы приближение к нему свт. Василий видит в монашеских общинах, где люди свободно объединяются настолько, что ясно видно их единое естество, которого не разрушает и которому ничуть не противоречит существование отдельных личностей» /4:111/.

Обращаясь к «Правилам» Василия Великого мы видим, что общность имущества является одним из непреложных условий осуществления указанного идеала:

«Вопрос 85. Надобно иметь в братстве какую-либо собственность?

Ответ. Сие противно свидетельствам об уверовавших в Деяниях, в которых написано: «ни един же что от имений своих глаголаше свое быти (Деян. 4:32). Посему кто называет что-либо своим, тот поставляет себя чуждым Церкви Божией и любви Господа, Который словом и делом учил полагать за друзей душу свою, а не только одно внешнее» /2:218/.

«Ибо то общение жизни называю совершеннейшим, из которого исключена собственность имущества» («Подвижнические уставы», гл.18, цит. по /11:38/).

Таким образом, взгляд святых отцов на благодатность общения имуществ уходит своими корнями в троическое богословие.

Экклезиологический довод. Златоуст заметил, что речения Деяний Апостольских о евхаристии находятся по соседству с рассказом о единении имуществ. Так, непосредственно перед Деян.2,44-45 мы читаем:

«И они постоянно пребывали в учении Апостолов, в общении и преломлении хлеба и в молитвах. Был же страх на всякой душе; и много чудес и знамений совершилось через Апостолов в Иерусалиме» (Деян. 2:42-43), а сразу после идет: «И каждый день единодушно пребывали в храме и, преломляя по домам хлеб, принимали пищу в веселии и простоте сердца» (Деян. 2:46).

Для Златоуста нет ничего естественнее такого соседства. Евхаристия собирает всех вместе, делает единодушными, «у множества же уверовавших было одно сердце и одна душа» (Деян. 4:32), а поэтому и естественным следствием такого единения в любви и было объединение имуществ. Комментируя Деян. 2,44, Златоуст замечает:

«Они видели, что духовные блага общи и что никто не имеет больше другого, — и потому скоро пришли к мысли разделить между всеми и свое имущество» /8:73/.

Евхаристия, объединяя всех в любви, воздвигает и на объединение имуществ, а общность имущества, в свою очередь, укрепляет это единение. Евхаристия зиждет Церковь. А Церковь — это когда «все едино». Имущество же разделяет, растаскивает нас по своим углам. Поэтому полнота церковная требует устранения этого препятствия, т.е. объединения имуществ. Без этого Церковь не есть вполне Царство Небесное на земле. Еще раз мы убеждаемся, что общность имущества — не плод незрелого, излишнего энтузиазма неофитов, а необходимый аспект соборности Церкви.

Теперь, с высоты святоотеческого идеала, давайте взглянем на ту картину «спонсорского христианства», которую предлагают современные богословы: богатые христиане, занимаясь бизнесом, часть прибыли жертвуют на Церковь. Для читателя теперь должно быть ясно, что эта бескрылая идиллия со святоотеческой точки зрения отнюдь не является идеалом. И ясно почему: «христианский капитализм» в принципе несовместим с заповедью полного нестяжания, недвусмысленно указанной нам в Евангелии. Конечно, хорошо, что богатые спонсоры финансируют Церковь и тем самым дают возможность ей выжить в условиях современного капитализма. Но, как видно из приведенных в предыдущей статье «икономических» выписок, это — лишь первый шаг, который должны сделать богатые на пути ко Христу. По Златоусту, они оправдаются только тогда, когда пожертвуют все. Что же касается нынешнего «спонсорского христианства», то оно еще прозаичнее. Православные сейчас почти поголовно бедны. И хотя они подвижнически жертвуют на Церковь свои рублики, но наши настоятели ясно видят, что на две лепты не проживешь, и идут к богатым спонсорам.

Православный идеал, безусловно, включает в себя и Православное государство, в рамках которого только и возможен расцвет христианской веры. Вот и давайте представим себе, что большинство населения стало православным, что все — богатые и бедные — под впечатлением идеала нестяжания решились в виде пожертвований, милостыни отдать все. Каков же будет результат? На этот вопрос уже давно ответил Иоанн Златоуст. Результатом будет общество, подобное Иерусалимской общине, где рамки частной собственности будут разрушены и воцарится общение имуществ. Вот он — «успех благочестия». Об этой мысли Златоуста, поразительной по красоте и глубине, более подробно уже писала «Православная беседа» (№ 3 за 1997г.).

Итак, становится прозрачной святоотеческая социальная схема. Достижение личного идеала (полного нестяжания) влечет идеал общественный (общение имуществ), ибо только общение имуществ совмещает в себе нестяжание с полноценной хозяйственной деятельностью. Способ же достижения идеалов — также подлинно христианский. Это — милостыня, которая и возводит к личному совершенству и миром и любовью приводит к общению имуществ. Разумеется, это не развернутая социальная программа, а скорее нравственные маяки, освещающие нам путь в бурном море хозяйственной деятельности.

Безусловно, эти идеалы высоки. Падший человек стремится все сделать своим собственным, и отказаться от этой страсти трудно. Еще труднее социальный идеал общения имуществ. Здесь необходимо выполнение заповеди «кто хочет быть первым, будь из всех последним и всем слугою» (Мк. 9:35). И так должны захотеть жить большинство. Но в том, что мы не соответствуем этим идеалам виноваты мы сами, а не идеалы. Святые отцы орлиным взглядом прозревают всю лестницу восхождения к идеалам Христовым. Богословы же XIX-XX вв. видят только одну ступеньку где-то в первой половине лестницы, но, по ограниченности своего кругозора, объявляют ее последней.

Усвоила ли Церковь эту святоотеческую схему? Да, усвоила и всегда воплощала ее локально, в виде монастырей. Теперь же задачи строительства Православного государства требуют ее воплощения в масштабах народа. Здесь мы подходим к самому сложному пункту наших рассуждений. «Как, — возмутятся мои оппоненты, — опять коммунизм? Мы уже это проходили». Многие авторы (например /5:6,110/) пытались доказать, что коммунизм святых отцов «мнимый». Оставим на их совести эти попытки: все они связаны с недобросовестным использованием «компромиссных» фрагментов (о них шла речь в предыдущей статье). Нет, святоотеческий коммунизм — это хрустальной чистоты христианский идеал, оставленный нам апостольским преданием. Но такой ли коммунизм мы «проходили»? Комментируя «коммунистические» эпизоды Деяний, Златоуст делает очень важное замечание:

«Но скажи мне: любовь ли родила нестяжание, или нестяжание — любовь? Мне кажется, любовь — нестяжание, которое укрепляло ее еще больше» /8:110/.

В этих немногих словах заключена мысль исключительной силы, которая проливает свет на отличия коммунизма святых отцов от советского социализма. Вся разница — «всего лишь» в любви. В любви к Богу и ближнему. Если же любви к Богу нет, а наоборот, есть богоборчество, то общение имуществ становится инструментом, которым ломается жизнь Церкви, а верующие — объектом жесточайших гонений. «Где Дух Господень — там свобода»; если же Господь отрицается, то воцаряется рабство греху, которое неизбежно приводит и к физическому и социальному рабству. Если нет любви к Богу, то нет другого стимула к труду, кроме как работать на себя, а потому все общее начинает рассматриваться не как Божие, а как «ничейное». «Любовь … не бесчинствует, … не раздражается, не мыслит зла» (1Кор. 13:5); если же любви нет, то в ход идут бесчеловечные методы физического и морального уничтожения. Если нет любви к ближнему, то на ее место заступает огульная классовая «справедливость», которая начинает косить людей по их потенциальной, гипотетической оппозиционности режиму, и в первую очередь под нож репрессий попадают «соль земли» — православные христиане. «Любовь не превозносится, не гордится» (1Кор. 13:4); если же любви нет, то возникает соблазн самим, без Бога, «покорять пространство и время», поворачивать реки и вообще сначала разрушить мир «до основанья, а затем…». В общем, «если я раздам все имение мое …, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы» (1Кор. 13:3). Оказывается, что, несмотря на одинаковую форму собственности, коммунизм святых отцов разительно отличается от советского. «Федот, да не тот».

Ныне святоотеческое наследие доступно всем, и поэтому есть уверенность, что знакомиться с мыслями святых отцов, причем не в пересказе, а по первоисточникам, будет с течением времени все большее число православных людей. Видимо, таких и сейчас немало. Но голоса их, к сожалению, не слышно. Будем надеяться, по их смирению, а не из-за малодушной боязни обвинения в сочувствии к коммунистам. Ведь те же святые отцы утверждают, что всякий, отстаивающий высоту христианства, подвергается со стороны мира ненависти и клевете, какой бы нелепой она ни была. «Да не смущается сердце ваше и да не устрашается» (Ин. 14:27).

Загрузка...