Мир Мизелья, страна Ньелокар, королевский замок. Сотни лет назад...
Женщина на постели казалась высохшей, совершенно изможденной. Кожа, морщинистая и желтая, словно пожухлая после летней засухи трава, была настолько тонкой, что через нее просвечивались голубоватые венки на висках и веках.
Почувствовав его присутствие, короткие, поредевшие от возраста ресницы дрогнули и поднялись. Мэверик Вейланд, десятый драконий король Ньелокара, замер статуей у ложа своей умирающей жены.
– Ненавижу тебя! – прохрипела она. – Ненавижу!
Эти три слова, казалось, отняли у женщины все силы, и она снова устало прикрыла веки.
– А я тебя, – бесстрастно ответил король.
Но, несмотря на холодные слова, в его душе все равно царила печаль.
Виенна… Он помнил ее совсем другой. Полной жизни, энергии и магии. Именно такой девушкой он увлекся сотни лет назад. И разбил ей сердце. Безжалостно. Не думая о последствиях. А она в отместку, полная гнева, горести и печали, сотворила свое страшное колдовство. Венец, который приковал его к нелюбимой. Теперь они связаны до конца дней, двое – мужчина и женщина, которые не питают друг к другу любви. Венец, словно наисильнейшее приворотное зелье заставил его дракона отчаянно желать Виенну. А человеческая часть разрывалась от противоречивых чувств, понимая, что эта страсть навязанная, неестественная и совершенно чуждая его душе. Он не мог полюбить Виенну, потому, что она не его пара. Но и пару найти больше не мог, венец приковал его к ведьме навеки.
Из груди жены внезапно вырвался тихий хрип. Лишь спустя мгновение Мэверик понял, что колдунья смеется.
– Зачем Виенна? Зачем? Ты ради мести обрекла нас на страдания, меня обрекла! Но наши дети, наши сыновья тоже теперь в опасности. Твоим артефактом может воспользоваться любой в своих корыстных целях. И мальчики... они тоже будут несчастны. Как и мы. Пожалей их. Неужели ты хочешь, чтоб наш род оборвался! Если венец захватят Ханарцы… Горарцы…
– Ты знаешь, как я тебя любила, Мэверик? – ее глаза снова открылись, ясные, ярко-голубые, как в молодости. Такие глаза просто не могли принадлежать старухе, но, тем не менее, Виенна уже разменяла не одну сотню лет…
Она словно не слышала его, погруженная в собственные воспоминания. Невидящий взгляд блуждал по его лицу.
– Никто на свете так не любил, – хриплый шепот едва слышно срывался с ее бескровных тонких губ, делая Мэверику еще больнее... – Всей душой, всем сердцем. Когда тебя не было рядом, мне казалось, что я умираю, что не проживу и секунды вдали от тебя. Каждое мгновение своей никчемной жизни, мне хотелось провести с тобой, касаться тебя, ощущать, слышать твой голос… Но ты предал… полюбил другую. Отшвырнул меня, как старую надоевшую игрушку. Слова клятвы для тебя ничего не значили, правда? Ведь ты давал их жалкой человечке, низшей, недостойной. Я надеюсь, теперь ты понял, как это сгорать от неразделенной любви. Видеть что тот, кто для тебя дороже жизни, дарит свои ласки другому…
Хриплый торжествующий смех снова прозвучал в тишине комнаты.
– Виенна… – только и мог вымолвить король, понимая, что она права.
Но разве ведьма не поступила с ним также жестоко. Ведь больше ни от кого его величество Мэверик не мог иметь детей, больше ни с кем не мог делить постель, больше никого бы не принял его дракон. И даже после смерти жены он обязан был оставаться ей верен… Но Виена… Сама Виенна, королева Ньелокара, не стеснялась менять фаворитов, как перчатки… Проклятый артефакт действовал так исключительно на драконов. На драконов, рода Вейланд.
– Наши сыновья… Тристан… Артур… Бринэйн… Чем они заслужили? Уничтожь венец, прошу тебя. Ради них! – отчаянье в голосе короля звучало настолько неподдельно, что в первый раз за вечер глаза умирающей ведьмы наполнились печалью.
– Я не могу, Мэверик, – едва слышно произнесла она. – Это не в моих силах.
– Что же теперь делать? Виенна? Что делать?
Иссохшая, тонкая, как птичья лапка, рука схватила его за запястье.
– Спрячь! Спрячь венец, где никто его не достанет, – лихорадочное бормотание таки прорвалось сквозь толщу безнадеги, которой окутал свое сознание Мэверик.
– И ханарцы не узнают, как легко можно поработить драконов королевской крови.
Земля, наши дни…
Анастасия
Прикладываю магнитный чип к двери подъезда и с усилием тяну ее на себя. Тугие пружины поддаются не сразу. Ладонь моментально прошивают иголочки мороза. Еще только осень, но к вечеру становится прохладно, и металлическая ручка покрывается белесым налетом.
Опасливо озираясь, быстро ныряю в теплое нутро подъезда. Район у нас спокойный, но уже поздно и всякое может быть. Придерживая тяжелую створку ногой, позволяю ей аккуратно примкнуть к магнитному замку. Если отпустить, она громко хлопнет и разбудит бабу Нину из третьей квартиры. Та выглянет, увидит меня и примется за расспросы. В общем, жуть.
Тихо миную опасные двери и поднимаюсь дальше на свой четвертый этаж. Ноги гудят после смены, а глаза болят от усталости, но домой идти совершенно не хочется.
Из груди вырывается тоскливый вздох. Знаю, что меня там ждет. Никита снова никакой, хорошо, если б дружков своих не привел. Гораздо хуже, если там соберется компания.
А вот и наша дверь. Хлипкая, деревянная, обитая старым потрескавшимся коричневым дерматином. Ей лет больше, чем мне и брату вместе взятым... Все уже в нашем доме поменяли двери на красивые и надежные, бронированные. Даже бабе Нине сын поставил новенькую, блестящую. Только наша щеголяет потертой обивкой.
Ключ как всегда заедает, приходится слегка пнуть ногой, чтобы створка встала на место. Тогда язычок легко скользнет в сердцевину и плавно провернется. Такая себе система защиты.
Подобные старания могли бы вызвать раздражение, но вместо этого я чувствую только облегчение – если дверь закрыта на замок, значит, Никита дома один. И возможно даже трезвый.
Порог все равно переступаю с опаской. Осторожно принюхиваясь. Спиртным вроде не пахнет. Горелым прогорклым салом воняет, сигаретами, еще чем-то неприятным. Но не алкоголем.
– Настюха! – сразу же кричит брат.
Громко. Хрипло. Но как-то… м-м-м... немного льстиво.
Недовольно поджимаю губы, предчувствуя разговор. Эти нотки я уже научилась различать на раз-два.
Молча снимаю потрепанные кроссовки, кидаю на тумбу рюкзак, вешаю куртку. Говорить с ним, желание нет никакого.
– Ты оглохла, малая? – пошатываясь, выходит в коридор.
– Нет, – тихо отвечаю.
– Бабло выдали?
– Сегодня двадцатое, – дергаю плечом и, подхватив рюкзак, стараюсь прошмыгнуть в свою комнату.
Какое счастье, что у тети Светы сегодня был День рождения, и она всех угощала домашними пирогами и тортом. В животе разливается приятная сытость, и мне не нужно идти на кухню и соображать что-то себе на ужин. Можно заняться своими делами.
– Я тебя не спрашиваю, какое сегодня число, мелочь. Я спрашиваю, есть у тебя бабло или нет? – начинает злиться Никита.
Сбежать в комнату не удается. Рука брата преграждает путь.
– Нет! – бросаю в ответ, искренне надеясь, что на этом наше общение закончится.
– Жаль. Дома жрать нечего. И курево кончилось.
Пожимаю плечами.
По мне так и хорошо. Вонять не будет. Теперь понятно, отчего у нас дружков Никитиных нет. С чего им тут пастись, если поляна не накрыта.
– А тебе же аванс обещали, – припоминаю внезапно.
На зарплату уборщицы в магазине и мою стипендию мы не проживем. Но Ник недавно начал подрабатывать грузчиком в супермаркете.
– Та там, малая, все какие-то дебилы, – отмахивается.
– Ты не прошел стажировку? – сразу же понимаю. – Но ведь за эти несколько дней они все равно должны заплатить...
– Должны. Но не заплатят. Козлы!
– Ясно, – пристально вглядываюсь в лицо брата.
Раньше я бы поверила. И пожалела даже. Теперь не знаю. Теперь… теперь я даже не уверена, что он и, правда, устраивался на эту самую работу.
– Ладно, Ник. Я спать. Устала жутко… – широко зеваю.
Ноги на самом деле гудят, словно по ним пустили электрический ток. И голова тяжелая. Полдня на парах. И еще полдня на работе. Там же и к семинарам готовилась. Хорошо, что коллеги у меня понимающие и хорошие. Если нужно прикроют, что не понятно, объяснят, когда начальство с проверкой идет, под бок толкнут и предупредят.
Плотно прикрываю за собой дверь и устало сажусь на кровать. Очень хочется просто повалиться вот так на спину, прикрыть глаза и нырнуть в благословенную тишину и беспамятство, но легкий зуд в пальцах мешает это сделать.
Толкаю ногой рюкзак под письменный стол, а руки уже тянуться к любимому инструменту. Моя единственная радость, отдушина в этом мире, то без чего я не мыслю, не представляю себя. Музыка.
Пальцы пробегают по гладкому полированному корпусу, грифу, металлическим шершавым струнам. Не удержавшись, размещаю бандуру на коленях. Левая рука тянется к басам, правая легко, едва ощутимо задевает приструнки. Прикрываю глаза. Мне даже не нужно смотреть, чтоб вспомнить любимую мелодию. Мама всегда просила ее наигрывать, когда была жива…
Сливаюсь со звуками, словно парю над землей, словно нет у меня никаких проблем. Нет старой хрущевки с советским ремонтом. Нет вечно пьяного озлобленного брата. Нет вечной нехватки денег, усталости, криков, шумных компаний на кухне. Нет вечного страха, голода, отчаяния и безнадеги…
Наша семья никогда не была слишком богатой. Обычная, даже бедная. Но уроки в музыкальной школе стоили тогда немного, особенно класс бандуры и домбры, которые и так не пользовались особой популярностью. Чтоб заманить новых учеников, преподаватели даже выдавали в аренду инструменты.
Как именно мне посчастливилось попасть туда, уже не помню. Мне кажется, что я играла всегда. И пела тоже. Ничего удивительного, что после девятого класса никого не спросив, я подала документы в наш городской колледж культуры и искусств. А потом родителей не стало. И остались мы Ником вдвоем.
– Малая! Я знаю, где взять деньги! – в комнату врывается брат.
Даже не вздрагиваю. Его крик слышу еще из коридора. Но мне до ужаса не нравится, как блестят его глаза. Когда Ника посещают гениальные идеи, где достать деньги, все заканчивается более чем плачевно.
Сердце тревожно подскакивает и ударяется об ребра. Зря я согласилась на эту авантюру... Но разве у меня был выбор?
Пропускаю бабулю вперед, и за ней запрыгиваю на ступеньку.
– За багаж плати отдельно! – рыкает водитель.
– Какой багаж? – удивленно оглядываюсь, пытаясь высмотреть дополнительную тару, которая смущает шофера.
– Она еще и спрашивает!
– Че ты ерепенишься, Михась! – внезапно подает голос старушка. – Не видишь, с кого требуешь деньги? Везет ребенок свою гитару, пускай везет, студентка, небось. Кушать хочешь, деточка?
Водитель фыркает и молча закрывает двери. В салоне пусто, лишь я да бабулька.
Я качаю головой и сглатываю собравшуюся во рту слюну. В животе начинает урчать только лишь от упоминания о еде.
– Бери, не стесняйся! – сует мне в руку пышный пирожок с начинкой.
Видимо вид у меня голодный и жалкий. Даже подслеповатую старушку провести не удается.
– Спасибо, – тихо отвечаю и, устроившись на сидении, принимаюсь сосредоточенно жевать.
Откусываю маленькими кусочками, чтобы растянуть подольше и обмануть голодный желудок. Знаю, что это, возможно, мой завтрак, обед и ужин. Начинка из творога кажется божественно вкусной, ароматной, нежной, словно воздушный крем. И удивительно сытной.
– Михась, мне как всегда, возле “Альфа”, – скрипит старушка.
– Понял! – ворчит суровый Михась.
– А это тебе еще деточка, – кладет мне на колени пакет с несколькими пирожками. – Бери!
Краснею от стыда, как помидор.
– Нет, что вы? – пытаюсь отказаться.
– Я сказала, бери! – настаивает бабуля.
Бережно оглаживаю тонкий целлофан, будто внутри самое большое в мире сокровище.
– Спасибо, – голос дрожит.
Не привыкла я к таким вот добрым и бескорыстным поступкам.
– На здоровье, – улыбается беззубым ртом попутчица и выходит на своей остановке.
– А тебе на какой? – поворачивается ко мне грозный Михась.
– Казначейство, – кусаю от переизбытка эмоций губы.
Водитель ловит в зеркале мой ошеломленный взгляд и пожимает плечами.
Опускаю глаза и заглядываю в пакет. Три пирожка. Два можно съесть в обед. А один оставить на вечер. И сегодня у меня будет сытый день. На губы наползает радостная улыбка. Довольная, прячу свое сокровище в сумку. Завтра как-нибудь промаюсь, а послезавтра уже зарплата.
Только… Только… Хорошее настроение как рукой снимает. Толку с этой зарплаты. Все равно Никиты отберет на выпивку свою, на сигареты, на гулянки… Даже если я спрячу часть денег, то так или иначе большую долю придется отдать. Брат прекрасно знает, сколько я получаю, и обмануть его не удастся.
Прижимаюсь лбом к прохладному окну. Маршрутка подпрыгивает по брусчатой дороге, и зубы, раз за разом клацают. Стекло мелко дребезжит, отдаваясь внутри напряженной дрожью. Это приводит в сознание. Так дальше продолжаться не может! Это тупик. Чувствую себя хомяком в колесе − бегаю-бегаю по кругу, и никуда не прибегаю. Одно и то же. Лишь усталость накапливается годами. Я должна что-то изменить! Обязана! Если хочу двигаться дальше. Нужно разорвать этот замкнутый круг. А сделать это можно, лишь съехав от брата.
Полквартиры, конечно, принадлежат мне, но пока я не могу противостоять Никите. Он старше, сильнее и имеет рычаги давления на меня. Снимать жилье, естественно, мне не по карману. Но я могу подойти к коменданту общежития и попросить у нее комнату, как студентка колледжа. Сейчас мест, конечно же, нет, но скоро зимняя сессия, часть учеников отсеется за неуспеваемость. Думаю, что-то для меня найдется. Правда, я местная, но, уверена, к Виталине Павловне подход вполне можно найти. Краем уха слышала, как такие дела решаются. За общагу, правда, тоже платить нужно, но это мне будет обходиться гораздо дешевле, чем содержание великовозрастного брата. А там еще полгода, и я уеду поступать в Киев.
Улыбка снова появляется на лице. Когда есть надежда, даже самый хмурый день кажется не таким уж неудачным.
На улице понемногу начинает светлеть. Уже не так страшно выходить на своей остановке. Поблагодарив водителя, спрыгиваю с последней ступеньки и спешу к светофору.
Остаток пути почти пробегаю, пытаясь согреться. И вместо пятнадцати минут, трачу на дорогу всего десять. Но Санек все равно уже на месте.
Друг Никиты моментально замечает меня, несмотря на то, что с кем-то разговаривает. Он быстро прощается с компанией незнакомых парней и направляется в мою сторону.
Черный спортивный костюм с белыми лампасами, кроссовки, кепка и кожаная куртка. Привет девяностые. Только сейчас уже двухтысячные…
– Бонжур, красавица, – окидывает меня маслянистым взглядом. – Пришла подзаработать?
Невольно ежусь и нервно сглатываю. Отчего-то, кажется, что Санек имеет в виду вовсе не музыку.
– С тобой Никита говорил… – отвечаю вместо приветствия.
– Говорил, – кивает.
Снова пристально рассматривает.
– Но у меня другое предложение. Зачем тебе в грязных вагонах болтаться? Лучше в тепле и добре… Что скажешь, Настасья?
– Не привлекает. Лучше электричка, – передергиваю плечами.
Скрыть отвращение не удается. Как Никита может с таким мерзким типом общаться?
Санек хмурится. Моя реакция его злит. Он что, действительно рассчитывал на мое согласие? Ну и самомнение у этого местного авторитета.
– Гордячка, значит… – кривится снисходительно. – Ну, попробуй, поработай в "поле". Мнение быстро изменишь.
– Это всего лишь один день, – поправляю на плече съехавшую лямку от сумки. – С чего мне менять мнение?
– Один? Никитос так сказал? – удивляется Санек.
Вскидываю подозрительный взгляд на парня.
– Что не так?
– Ничего, – покачивает головой и сразу же переключается на другую тему. – Твои вагоны первый, третий и пятый. Усекла?
Киваю.
– Я тоже буду недалеко. Есть у меня одно дельце… Но если проблемы – выпутывайся сама. Я Никтоса предупредил, что тебе не нянька.
Мне едва хватает смелости закончить начатую песню. Закончить весело, задорно. Чтобы никто не догадался, как внутри холодеет от страха. Потом улыбаться, благодарить за деньги, принимать комплименты от доброжелательных пассажиров.
Не скажу, что кидают много. Разве я не понимаю, с каким достатком путешествуют на таком виде транспорта. Но даже пара гривен для меня уже подспорье.
Только в гораздо больший восторг меня приводит несколько горстей шоколадных конфет. Дорогих, завернутых в блестящую обертку. Килограмм таких в супермаркете стоит не меньше трехсот гривен. Такая оплата ни Никиту, ни моих коллег не интересует, а, значит, достанется до последней крошки мне.
Конфеты решаю положить в пакет к пирожкам и на секунду мечтательно прикрываю глаза – у меня, воистину, сегодня пир ожидается.
Потом аккуратно сгребаю мелочь, распихиваю по карманам, прячу бандуру в чехол и надеваю на плечи − лучше синица в руках, то бишь заработанные деньги в карманах, чем журавль в небе… Стараюсь делать все спокойно и размеренно, словно нет никого в тамбуре, словно не подозреваю, что задумали мои коллеги.
У меня остался последний вагон. Пятый. Как раз нужно пройти мимо опасной компании. Они, верно, рассчитывают перехватить меня по пути и стребовать свою долю. Боевое крещение, так сказать. Но мне нельзя терять ни копейки. Иначе Никита заставит еще завтра идти на промысел. А я не могу. Правда, не могу. Понятно уже, что сегодня на пары мне не успеть. Но второй день прогулять колледж − это рыть себе могилу собственными руками. К счастью хоть в магазине не моя смена.
Убираю за ухо упавшую на глаза прядь волос – вечно она из-под резинки выбивается! Делаю несколько шагов в сторону пятого вагона, будто и правда намерена идти в том направлении. И осторожно поглядываю из-под ресниц на ожидающую компанию. Братки замерли на низком старте.
Мышцы напрягаются. Про венам бежит адреналин. Сердце часто-часто стучит где-то в яремной впадинке. Страшно так, что даже дыхание перехватывает. Мне всего-то нужно продержаться пару-тройку минут. Не больше пяти, и можно будет выбежать на остановке…
Последний глубокий вдох. Резкий разворот. И я бегу в совсем противоположную сторону.
Две минуты. Один тамбур. Закрываю за собой плотно двери. Тяжелая бандура мешает. Бьет по спине. Я даже боюсь смотреть в сторону своих преследователей. Не хочу знать, где они.
Открываю вторые двери. Хлипкие створки легко расходятся. Под ногами жестяной пол с широкими щелями – стык между вагонами. Тут замедляюсь. На миг кажется, что я провалюсь вниз. Становится так жутко, что темнеет в глазах. Гудит под ногами металлический лист.
Чуть ли не на ощупь открываю вторую створку и с облегчением ныряю в следующий вагон.
Топот за спиной подстегивает двигаться быстрее. Но электричка замедляется, а значит скоро станция и спасение…
Одинокие пассажиры удивленно смотрят на меня. Помощи от них не жду. Уже давно уяснила – всем вокруг наплевать на то, что происходит. Главное, чтоб не затрагивало конкретно их.
Первый вагон почти пустой. Лишь несколько человек. Один мужчина развалился на лавке и спит. Женщина с ребенком сидят в уголке и рассматривают книжку. Три кумушки-старушки о чем-то оживленно болтают.
Пролетаю его, словно на крыльях и оказываюсь в следующем тамбуре. Дальше бежать некуда.
Из груди вырывается сиплое рваное дыхание. Краем глаза замечаю, что мои коллеги уже преодолели половину пути. Узкий проход заставляет их двигаться гуськом и замедляет.
В волненнии хватаюсь руками за грязную ручку двери.
– Ну же! Ну же! – тороплю медленную электричку.
Уже показывается перрон. Но старенький поезд, скрипя колесами, тянется по рельсам, словно черепаха, и никак не желает останавливаться. А мои недоброжелатели все ближе и ближе.
– Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! – шепчу, сжимая холодный металл ручки.
До двери тамбура первому братку осталось не больше двух метров. Я уже вижу торжествующую улыбку на его лице. Глубоко посаженные глаза сияют победным огнем.
Кусаю губы и чувствую солоноватый привкус крови во рту. Отчего-то кажется, что отобранными деньгами дело не закончится. За сопротивление мне еще и достанется.
Словно в подтверждение моим мыслям амбал поднимает огромные кулачища и начинает их демонстративно разминать.
Нервно сглатываю и еще крепче цепляюсь руками за продолговатую ручку.
В этот момент электричка, натужно скрипнув, резко дергается и, наконец, останавливается. Парень, не ожидав толчка, покачивается и наваливается на идущего сзади коллегу. Я едва успеваю отдернуть руки от раздвигающихся створок. Не смотрю назад. Чувствую – амбал бросается к двери и проскальзывает в тамбур. Пытается схватить меня за чехол от бандуры.
Даже не глядя под ноги, прыгаю. Колени подкашиваются. Ударяюсь ими об жесткий асфальт перрона, но тут же вскакиваю и бегу в сторону какого-то перелеска.
Я не знаю, что это за станция. Какая-то маленькая сельская неизвестная остановка. Несколько домишек вдалеке. Поля. Лесочек. И мне нужно добраться до него. Спрятаться. Вряд ли люди Санька будут меня долго искать. Порыщут пару минут и снова в электричку. Тот полтинник не стоит того, чтобы тратить на меня столько времени. У них выручка за весь перегон раз в двадцать, а то и в тридцать больше. А я потом пешком к селу и как-нибудь уж домой доберусь.
С разгону ныряю в спасительные кусты и сразу же падаю на землю. А там уже ползком-ползком по влажной прелой листве подальше вглубь густых зарослей. Как хорошо, что, несмотря на осень, листья еще не опали, а продолжает крепко цепляться за влажные подмерзшие ветки.
Стараюсь даже не дышать. Тишина разливается в воздухе, словно густая карамель. Кажется, я с перепугу даже не услышала, как электричка уехала, а с ней и мои преследователи.
Спаслась? Неужели спаслась? Не верю своей удаче? Все равно испуганно прижимаюсь к земле и боюсь пошевелиться. Вдруг они кого-то оставили за мной следить…
Спрыгиваю с алтаря и оббегаю его, словно это может мне помочь спрятаться от рыцарей. Те даже ухом не ведут. Огибают с двух сторон преграду, отрезая пути к отступлению. Заставляют пятиться назад, пока не упираюсь спиной в шершавую стену.
Выставляю вперед руки, прикрываясь бандурой, как щитом.
– Не трогайте меня! Что вы делаете? – отчаянно кричу.
Мне так страшно, что темнеет в глазах. Дружки Санька по сравнению с ними безобидные котята.
Один выхватывает бандуру и с размаху швыряет ее об стену, я тут же кидаюсь за ней, но меня перехватывает второй, впиваясь крепкими пальцами в плечо.
– Нет! Что вы наделали?– всхлипываю.
Сердце сжимается, рвется напополам. Жалобный стон любимого инструмента болью отдается в душе. Мне кажется, она плачет, как живая плачет. И я плачу тоже. Не могу остановиться. Слезы льются из глаз, оставляя на щеках мокрые жгучие следы.
– На твоем месте, я бы о себе думал, а не о бандорине, – тихо говорит второй.
По-моему, я слышу в его голосе сочувствие. Вскидываю голову. Заглядываю в жесткое бесстрастное лицо… Но он поспешно отводит глаза.
Подходит первый. Бесцеремонно сдергивает сумку с плеча, выворачивает ее содержимое на землю. Даже не пытаюсь воспротивиться. Все равно бесполезно. Опускаю голову и безучастно наблюдаю, как балахон, мадам Кану и стражник с любопытством рассматривают мои вещи.
Пирожки сразу же откладывают в сторону. А вот пакет и конфеты наоборот долго изучают, как и книги, тетради, ручки…
– Бут, уводи ее, – приказывает месье Колумб, даже не отрывая взгляд от моего пенала. Уж очень любопытной показалась ему молния на нем.
Стражник, держащий меня за плечо, кивает и резко дергает в сторону дверей.
Вот тут я начинаю сопротивляться. Хватаюсь руками за алтарь, упираюсь ногами в каменный пол. Вырываюсь и царапаюсь. Знаю – мне против этого Бута не выстоять, но сдаться просто так, без боя, не могу. Не могу опустить руки, и как покорная овечка, поскакать на заклание. Ведут меня явно не в благоприятное место, так пускай видят, какой ценой им достанется отправка меня в это самое “подумать”! И настолько я ценю оказанную ими честь быть принцессой Ноэль!
В конце концов, Буту мои протесты надоедают, и он попросту перекидывает меня через плечо. Острые края наплечника тут же впиваются в живот. Больше я биться не могу. Руки нужны для того, чтобы упираться в спину стражника и хоть чуть-чуть уменьшить давление.
Сил не осталось. Голос охрип. Это перед ними я такая смелая и стойкая. А на самом деле, вовсе не так уж уверена, что Никита заявит в полицию, что будет меня искать. Что вообще заметит мое отсутствие. Разве, когда проголодается. Ну денег не будет. Но… искать меня... Не знаю… С ментами связываться... Ради какой-то там сестры. Он слишком увяз в компании Санька, и светиться перед законом сомневаюсь, что рискнет.
Заносят меня в какую-то комнатушку. Маленькую. С крошечным решетчатым окошком под самым потолком.
– Думать будешь тут, – говорит Бут и сбрасывает на тюфяк у стены.
Тихо охаю, больно приложившись попой и лопатками. Моментально сажусь и подтягиваю ноги к груди, обхватываю их руками. Поднимаю голову и настороженно смотрю на стражника. Он не спешит уходить. Словно хочет еще что-то сказать. Я вижу нерешительность в его глазах… Но, спустя мгновенье, мужчина все же разворачивается на пятках и выходит за дверь.
Гулко лязгает засов. Щелкает навесной замок. Я остаюсь совершенно одна. Почти в кромешной темноте. Сквозь то самое окошко пробиваются лишь скудные желтоватые отблески фонарей. Неужели так быстро наступила ночь? Ведь совсем недавно было раннее утро.
Едва слышно вздыхаю и еще крепче обнимаю колени. Сквозь джинсы покалывает солома, которой набит матрас. Курточка совершенно не спасает от холода. Кажется, что в этом каменном мешке даже холоднее, чем на улице. Сырость пробирается под одежду, заставляя ежиться от неприятных ощущений и еще плотнее скукожиться, чтобы сохранить остатки тепла.
На глаза снова наворачиваются слезы. Ничего не понимаю. Куда я попала? Что за принцессы и величества? Неужели я сошла с ума? Или это они сумасшедшие? Секта какая-то? Фокусники? Иллюзионисты?
Снова вспоминается, как жалобно “плакала” бандура. Гудели струны, отдаваясь эхом в изувеченном корпусе. За грудиной печет и давит. Мне кажется, там душа моя лежала. Мое будущее. Моя жизнь. Что теперь?
Плечи содрогаются в рыданиях. Такой испуганной и растерянной я себя давно не помню. Пожалуй, со смерти родителей. Когда поняла, что осталась одна. И не на кого больше надеяться. Есть только я.
Слезы льются и льются. Я чувствую, как насквозь промокает ткань на коленях, как глухо начинает стучать в висках кровь и пульсировать в голове тупая боль. Плачу горько, надрывно, пока хватает сил. Пока хватает слез. А затем в последний раз горько всхлипываю и вытираю ладонью мокрые щеки.
Как бы там ни было, а ничего уже не изменить. Я пока жива и относительно здорова. Важно сейчас осмотреться и понять, можно ли выбраться из этой клетки.
Судорожно вздыхаю и поднимаюсь на ноги. Стараюсь двигаться медленно и аккуратно. Света слишком мало, чтобы я могла надеяться только на зрение.
Обхожу по периметру комнатушку, осторожно ступая шажочек за шажочком, и останавливаюсь у окошка.
Вблизи оно еще меньше. Сквозь решетку впору пролезть только кошке. Да и выкарабкаться по скользким сырым стенам мне явно не под силу. Эти ненормальные явно знали, где устраивали комнату раздумий.
Возвращаюсь к тюфяку и снова скручиваюсь на нем в клубочек. Становится холоднее. Тело начинает бить крупная дрожь. Поджимаю ноги и накидываю сверху оставшуюся свободной вторую половину тюфяка. Становится немного теплее. Но от пола все равно идет холод, и я не перестаю дрожать.
Видимо я на какое-то время отключаюсь, потому что прихожу в себя, когда меня резко за руку вздергивают вверх.
Вскрикиваю от боли. Плечо выворачивается, горит огнем.
Изолятор оказывается небольшой комнатушкой, чем-то напоминающей одиночную палату: узкая койка, тумба, сундук и в углу странная металлическая штука на ножках.
Пока я растерянно осматриваюсь в своем новом жилище, Бут подходит к этой самой штуке и начинает с ней возиться. Я кинув несколько любопытствующих взглядов в его сторону, но так ничего и не увидев, принимаюсь дальше изучать обстановку и отвлекаюсь только тогда, когда слышу потрескивание огня.
– Так будет теплее, – откашливается стражник.
А через несколько минут в комнатку вносят небольшую деревянную ванну, ведра с водой, чистые простыни и жидкое мыло в глиняном кувшине. Управляет всем этим процессом невысокая пухленькая девушка с громким пронзительным голосом. Она поторапливает слуг, которые сноровисто наполняют лохань, а как только замечает, что все готово, быстро водворяет их за порог. Бут уходит сам.
– Все готово, ваше высочество, – переводит дыхание голосистая служанка. – Можем приступать.
Уверенным шагом она направляется ко мне и принимается стаскивать с меня одежду. Ее ничуть не удивляет мой иномирный свитер, джинсы, носки. Кажется, это и есть та самая Дениз, которая обо всем должна позаботиться…
Даже не думаю сопротивляться. Мне и самой хочется поскорее погрузиться в чистую воду и смыть с себя грязь. Чтоб там не думала эта Кану, а неряхой я не была никогда…
С вздохом опускаюсь в чуть гарячеватую воду, и в блаженстве закрываю глаза. Ванну я уже давно не принимала, душем обходилась, экономя время и воду.
Дениз намыливает мое тело, тщательно скребет мочалкой кожу, взбивает пену на голове, промывая волосы.
– У принцессы были длинные… – задумчиво изрекает. – Но во время болезни часто обрезают, – проводит она по моим подстриженным по лопатки волосам.
Таки знает. Но не унижает хотя бы, как остальные.
В дверь тихо стучат. Дениз встает, подходит, перекидывается парочкой слов с пришедшим, забирает у него сверток и возвращается ко мне.
Я придремываю в ванне, пока она возится со мной. Тревожная бессонная ночь заставляет клевать носом в расслабляющем тепле. Мне бы смущаться обнаженного тела, чужого человека, но я настолько устала, что мне уже все равно. Теперь главное выжить и добраться домой. Смущаться буду потом. И поесть бы тоже не мешало…
– Ваше высочество, – трясет меня за плечо. – Поднимайтесь. Вода остыла. Вас нужно вытереть, иначе и вправду заболеете.
Разлепляю налитые свинцом веки и в первую минуту не могу сообразить, где нахожусь.
Пока ошалело встряхиваю головой и смутно припоминаю, все, что происходило до этого, Дениз уже помогает подняться и заворачивает меня в широкую, нагретую у жаровни простынь. Придерживает под руку, пока я перебираюсь на кровать. А там уже растирает тело полотенцем до красноты и быстренько помогает надеть чистое белье, сорочку, чулки и платье. Подозреваю, что все это раньше принадлежало Ноэль, а теперь вот досталось мне…
– Еще волосы просушим… – бормочет Дениз, промакивая влажные пряди чистым куском полотна.
Проводит по ним щеткой, вычесывая влагу из локонов, разравнивая их до шелковистого струящегося потока.
– Садитесь тут. Я вам обед поднесу и жаровню передвину поближе, – говорит служанка и тут же принимается деловито сновать по комнатушке, выполняя задуманное.
Упоминание об обеде снова вызывает урчание в желудке.
Подгибаю ноги и сажусь на пятки. На колени мне тут же опускается маленький деревянный столик. Похожие я видела в больнице для лежачих пациентов.
И хоть обед у меня совсем простой – овсяная каша с каким-то вареньем, кажется, даже без масла, чай и хлеб с медом – уплетаю я все с большим удовольствием. В это время слуги выносят лохань с водой и вытирают влажный пол – как мы не старались быть аккуратными, а все же несколько лужиц оставили...
А как только мои волосы достаточно подсыхают, и Дениз сплетает их в красивую французскую косу, закрепляя лентой на конце, в комнату без стука заходит мадам Кану.
Служанка тут же вскакивает и делает глубокий книксен. Я продолжаю сидеть на кровати. Приседать так “витиевато” не умею, так нечего позориться.
– Убери тут все и оставь нас, – отрывисто приказывает мадам.
Дениз в мгновение ока сгребает посуду и исчезает за дверью.
– Ты обязана меня и месье Коломба приветствовать также, – поджимает губы мадам. – Для других ты Ноэль, для нас – обычная девка. Не нужно задирать нос. Ты должна помнить, что вышла из грязи! Поднимайся на ноги и продемонстрируй свой книксен! – приказывает она.
Спускаю ноги на пол и медленно встаю.
Пытаюсь припомнить, какие кренделя скручивала Дениз. Я не видела ее ног. Но кое-что из фильмов помню. На концертах мы просто кланялись, никто не требовал держать осанку, но хореография у нас в колледже преподавалась, и гибкости мне не занимать.
Кое-как скукожившись, изображаю, по памяти книксен.
– Отвратительно! – кривится мадам Кану. – Пускай Дениз тебя научит… Его величество, естественно, ты тоже должна приветствовать глубоким поклоном. Обязательно! Запомнила?
Киваю.
– А теперь поговорим о твоей миссии… – осматривается гостья в поисках, где бы присесть. Но стульев в моей комнатушке нет.
В конце концов, мадам опускается на сундук, причем делает это с таким достоинством, словно усаживается на трон. Я остаюсь стоять, словно вассал перед сюзереном. Впрочем, похоже оно так и есть…
– Тебя − принцессу Ноэль, согласно договору о перемирии, отправляют "погостить" к победившему нас в войне королю Сильвестру Вейланду…
Мне уже становится страшно. Слишком уж хорошо я знаю историю. Бедная Ноэль… Бедная я… Заложница в руках вражеской страны.
– Ты должна достать древний артефакт, который хранится в замке Вейландов. Магический венец. Тебе помогут… У нас есть союзник, приближенный к королю Сильвестру и его брату Маркусу.
– А как я вернусь домой? – сразу же спрашиваю то, что волнует больше всего.
Путешествовать в карете я буду впервые, и для меня все в новинку. Надо ли говорить, какими глазами смотрю на лакированный экипаж, огромных снежно-белых лошадей, кучеров в форменной одежде, и на многое другое, привычное, для жителей той эпохи, но совершенно чуждое мне, дитю двадцать первого века. И, естественно, получаю в награду уничижительный взгляд от мадам Кану. Она небось решила, что отброс общества наконец приобщился к прекрасному и культурному. Откуда ей знать, что в моем мире это пережиток прошлого и диковинка.
– Ваше величество…
– Ваше величество…
– Ваше величество…
Слышатся подобострастные шепотки…
Меня дергает за рукав дуэнья, и я тоже вынуждена оторвать взор от блестящей кареты и повернуться в противоположную сторону. Туда, куда с таким подобострастным поклоном обернулись все.
Приседаю в книксене – Дениз немного поработала над моими навыками – и жду пока подойдет тот, кто так взволновал и напугал всех, в том числе и меня. Даже краем глаза успев заметить черную фигуру короля Роверта, чувствую, как в страхе мое сердце замирает, ладони покрываются холодным потом и во рту пересыхает, словно в пустыне.
– Поднимись, Ноэлини! – приказывает, останавливаясь передо мной.
Выпрямляюсь, стараясь не замечать, как дрожат колени. Но голову не поднимаю. Жесткие пальцы сами обхватывают мой подбородок. Заставляют посмотреть в карие, но словно неживые, стеклянные глаза.
– Я на тебя рассчитываю, Ноэль. Не подведи… – произносит он.
В ледяном голосе столь явно слышится угроза, что по коже табуном бегут мурашки.
– Не подведу, ваше величество, – шепчу онемевшими губами. Совсем тихо. На грани слышимости…
Он довольно кивает. Впервые во взгляде короля Роверта мелькает капля эмоций. Надеюсь, с родными детьми он более ласков.
Неудивительно, что я чувствую небывалое облегчение, когда мужчина, наконец, отходит, и спешу забраться в карету к сидящей уже там Дениз. Но краем уха все равно слышу, как негромко, но довольно-таки нежно переговариваются его величество и мадам Кану. Удивлено вздергиваю брови и вопросительно смотрю на служанку. Та пожимает плечами.
– Я буду ее контролировать. Все сделаю, как договаривались, – напоследок шепчет Кану. – Не волнуйся, Рове. Никто ничего не заподозрит.
– Девчонка…
– Она…
Дальше разговор становится совсем тихими. И я, как ни стараюсь, но больше ничего не слышу. Впрочем, и этого достаточно, чтоб в мою душу закрались подозрения.
Спустя минуту, в экипаж садится и сама мадам, аккуратно расправляет юбки на коленях, придирчиво осматривает меня. Суетливо принимаюсь разглаживать складки на подоле и одергивать покосившийся ворот.
Карета, качнувшись, трогается. Наконец, я прощаюсь с этим мрачным местом, с Трисьюдом – столицей Ханара, с самим Ханаром, с его ужасным королем, с гадким месье Коломбом и со всем, что меня тут окружало. Надеюсь, прощаюсь навеки.
Даже дышать становится легче. И на лице появляется улыбка, но я ее поспешно сгоняю. Чего доброго Кану увидит, и за радостный вид еще выговор сделает. А то как же – грязная оборванка радуется встречи с похотливыми ящерами.
Интересно, чтобы она сказала, если бы узнала, что портрет одного из них сейчас у меня в ридикюле. От этой мысли щеки опаляет жаром. Но я правда не виновата. Утром мы собирались в такой спешке, что я едва не забыла спрятанную под подушкой картинку, и в последний момент ее вытащила. С трудом ухитрилась. Ведь Дениз сновала туда-сюда, собирая вещи. Пришлось скрутить лист в трубочку и засунуть в ридикюль, когда подвернулся удобный случай. Теперь свиток буквально обжигает бедро даже сквозь ткань сумочки и юбки, словно намекает на некую неприличную тайну. И я ерзаю целую дорогу, нарываясь на осуждающие взгляды мадам Кану.
Неплохо было бы себя отвлечь от неудобной ситуации, любуясь пейзажем за окном, но несносная Кану, словно назло, плотно задернула шторы и пустилась в нудные нравоучительные наставления. Ее менторский тон и монотонный голос еще больше заставляют думать не о сути лекции, а от портрете короля и о том, что будет, найди его она в моем ридикюле. А ведь дуэнье, и правда, в любой момент может в голову прийти проверить, насколько содержимое моей сумочки соответствует тому, что должно быть у приличной мадемуазель.
– Не смей даже взгляд поднимать на одного из них… смотреть в их сторону. И упаси создатель, взглянуть прямо в глаза! – сквозь туман мыслей просачиваются наставления.
– Почему? – впервые подаю голос.
– Это откровенный знак, что ты желаешь вступить в запрещенную связь с драконом! – поднимает палец вверх мадам Кану.
– Обычный взгляд?
– Не обычный! Ты слушаешь меня? Прямо в глаза! – поджимает губы. – Не смей позорить Ханар! Поняла?
Поспешно киваю.
– И слушайся во всем меня! И лучше молчи. Без необходимости, рта не раскрывай. Если узнают, что ты самозванка… – делает театральную паузу дуэнья.
Я сглатываю комок в горле, догадываясь, что она не договорила.
– Среди встречающего отряда будет наш человек. Ему можно доверять… Отчасти. Насколько можно доверять грязным похотливым...
– Тварям… – заканчиваю вместо нее.
– Да. У него своя выгода в нашем союзе, но Роверт, конечно же, все просчитал…
На этих словах мадам замолкает, о чем-то задумавшись.
Так и проходит наша дорога то в тягостном молчании, то в еще более тягостных нравоучениях. И я, воистину, не знаю, что хуже. А в сумерках мы, наконец, въезжаем в ворота приграничного города Сип, в котором и должна произойти встреча с загадочными драконами.
Карета, гремя колесами, подкатывает к небольшой гостинице. С облегчением выбираюсь из душного экипажа, обрадовавшись возможности увидеть окружающий мир. Хоть несколько раз в дороге нам приходилось останавливаться, чтобы перекусить и сбегать по нужде, но этого было явно не достаточно.
Помещение постоялого двора радует теплом и уютом. Зал наполнен аппетитными запахами, которые тут же вызывают голодное урчание. Благо, не только у меня, а даже у самой мадам.
“Я помогу...” – эта фраза настораживает неимоверно.
Она до сих пор крутится в голове, не дает покоя. Получается, брат короля и есть тот, кто должен помочь мне добраться до венца. Но разве в таком случае он не является предателем?
Задумчиво хмурюсь и слегка приоткрываю шторку на окне. Тихонько, украдкой. Мадам Кану и Дениз крепко спят, чему я несказанно рада. Не хотелось бы их будить неосторожным движением. Так никто не мешает мне и дальше обдумывать сложившуюся ситуацию.
За стеклом медленно проплывают убранные поля, редкие посадки вдоль дороги, кусты и одинокие указатели. Иногда я вижу всадников из отряда Ханара, а иногда на глаза попадаются и драконьи рыцари. Среди них отыскиваю Колхера и мрачно смотрю на мужскую фигуру. Зачем ему все это? Зачем предавать братьев?
Дракон сразу же замечает мое любопытство и улыбается, едва заметно подмигивая.
Мгновенно краснею и задергиваю шторку. Это был намек на нашу тайну или интерес к моей особе, как к девушке? И то, и другое смущает, заставляет нервничать. На обратном пути он весьма откровенно награждал меня комплиментами, даже умудрился где-то достать цветок и вручить мне. Мило… Только вот мотивы его для меня загадка.
Венец, судя по нашему разговору, весьма мощный артефакт, созданный человеческой ведьмой. Сам лорд Колхер, или, как он просил себя называть, просто Кол, упоминал лишь вскользь события, рассчитывая, что Ноэль должна их знать. Но мне легенду никто не рассказывал, и я чувствовала себя полнейшей дурой. К счастью удалось хоть что-то понять из обрывочных фраз и замечаний. Первое – венец и правда может перемещать между мирами, а это главное, что меня волнует. Второе − его основная функция − соединять пары. А именно подбирать вторые половинки для представителей королевского рода Вейланд.
Ну с половинками это сразу мимо, какая из меня принцесса. Тут и ежу понятно, что невестой королевской мне не быть. А вот попасть в свой мир нужно.
Единственное, что зудит на подкорке и не дает покоя − зачем представителям Ханара этот венец. И для чего им помогает лорд Колхер. Добрый самаритянин? Кану говорила, что у него своя выгода. Но пока я ее не вижу. Впрочем, я и истории всей о венце не знаю.
Карета в очередной раз подпрыгивает на ухабе и Кану тревожно всхрапывает во сне. Закусываю губу, внутренне прося высшие силы, чтобы она не проснулась. И те, видимо, прислушиваются, потому что дуэнья, немного поерзав и устроившись поудобней, снова засыпает. А я возвращаюсь к мыслям об артефакте и неожиданном помощнике.
Вот не могу я ему доверять, положиться на него не могу. Не знаю даже, в чем дело. Возможно меня останавливает тот факт, что он предает свою семью, передавая важный артефакт представителям враждующей страны. Или что сам Колхер отдаленно напоминает внешностью Санька, а это вот никак не вызывает симпатии.
И хоть понимаю, что мое отношение к Колу может быть несправедливым и предубежденным, а отмахиваться от предчувствия не собираюсь. Этот мир за несколько дней показал, каким жестоким может быть. Верить тут нельзя никому. Никто так просто помогать не будет. Нужно держать ухо востро и делать собственные выводы.
Ханарцы хотят, чтобы я им передала артефакт и обещают вернуть на Землю. Но сам Кол ни разу не упомянул, что нужен ритуал для возвращения. И, если подумать, то сережке, которая меня сюда перенесла, тоже не требовались дополнительные манипуляции. Можно ли сделать вывод, что мне врут? Домой меня не отправит. Когда венец будет у них, скорее всего от меня избавятся… Без сожаления…
Придя к столь неутешительным выводам, печалюсь еще больше. Нужно рвать когти из этого места, и побыстрее. Авось получится самостоятельно воспользоваться венцом…
От подобных мыслей становится страшно. Я собираюсь обвести вокруг пальца две заинтересованные стороны и сделать все по-своему. Получится ли?
Сердце тревожно бьется, словно этот самый венец уже у меня в руках. Я рискую очень сильно, но с другой стороны понимаю – это единственный путь домой и возможность остаться в живых.
Уже в сумерках карета подъезжает к небольшому городку, я б даже сказала деревеньки, которая разрослась до огромных размеров. Окруженный частоколом, с высокой деревянной башней в центре, Альборо назвать селом трудно. Но до каменных стен Сипа ему далеко.
Отряд въезжает в массивные деревянные ворота, и поскрыпывающая карета медленно катится в окружении воинов, как пленница среди диких варваров.
Отель в Альборо тоже имеется. Даже не отель, скорее трактир. Большой, с огромным залом, где зависают местные по вечерам, и парочкой комнаток наверху. Одну такую получаем и мы − его светлость Маркус уже договорился обо всем наперед.
Дуэнья снова решительно протестует против общего принятия пищи и требует ужин в спальню. Я лишь вздыхаю. Сегодня я тоже неимоверно устала, но осмотреть зал и отметить колоритный антураж в состоянии. Так хотелось бы тут посидеть, наслаждаясь ужином, понаблюдать за местными и воинами, увидеть всех в непринужденной обстановке.
Лишь на несколько секунд меня, улучив момент, перехватывает лорд Колхер. И пользуясь случаем, что мадам Кану о чем-то спрашивает Маркуса, увлекает чуть в сторонку.
− Это вам, прекрасная Ноэль, − лукаво улыбается дракон и презентует большое сочное яблоко.
Сквозь тонкую желтую шкурку плода просвечивается нежная белая мякоть, свежий, чуть отдающий медом аромат тут же заполняет ноздри. Вот рту собирается слюна.
− Спасибо, лорд Колхер, − несмело улыбаюсь, не зная, как реагировать на сей презент.
− Не за что, Ноэль. И можете звать меня просто Кол, я же говорил, − мягко журит. − Иногда ситуацию нужно немного подсластить, и она уже не будет казаться такой плачевной. Не правда ли?
Рассеянно киваю и, почувствовав лопатками колючий взгляд дуэньи, спешу к ней, крепко зажимая в руке подарок.
– О чем с ящером любезничала? – уже в комнате шипит змеей Кану.
Я молча потираю руку, за которую она меня сюда волокла, словно за нами гнался трехголовый цербер.
– Ваше высочество! Ноэль! – сквозь паутину сновидений доносится смутно знакомый голос.
Разлепляю тяжелые веки и удивленно хмурюсь. В первые секунды не могу понять, где нахожусь. Онемевшая шея ноет, и ягодицы тоже. А крепкая мужская рука на талии заставляет испуганно забиться сердце. Лишь спустя несколько мгновения воспоминания прорываются в сознание и накатывают удушающей волной.
Нападение… оборотни… Бут…
Судорожный вздох срывается с губ.
– Ноэль… вы проснулись? – снова слышу голос Маркуса Вейланда.
– Да… – хрипло отвечаю и облизываю пересохшие губы.
После сна ужасно хочется пить. Да и другие потребности напоминают о себе. Интересно, насколько долго я спала.
– Мы сейчас ненадолго остановимся… – объясняет дракон. – Нужно отдохнуть и перекусить. Вы, верно, проголодались.
От мыслей о еде подкатывает тошнота. Отрицательно мотаю головой.
– Нет… Только пить хочется…
Лошадь понемногу замедляется и сворачивает к небольшому перелеску. За ним простирается уже густой лес, но углубляться в чащу из-за недолгой стоянки не имеет смысла.
Спешившись, Маркус снимает меня с лошади, и я, густо покраснев, тут же трусцой устремляюсь к кустикам. А когда появляюсь на поляне, вижу, что дракон уже расседлал и стреножил коня, а на морду ему нацепил мешок с чем-то, чем обычно так аппетитно хрупают лошадки.
– Нам тоже не мешает перекусить, ваше высочество, – распоряжается Маркус, уловив мой заинтересованный взгляд, направленный на коня.
Рассеянно пожимаю плечами, все еще ощущая легкую тошноту. Отказываюсь от предложенного хлеба с ветчиной и сыром. Но с благодарностью принимаю флягу с водой. Несколько глотков холодной освежающей жидкости творят чудеса. И остатки сонного тумана, царящего в голове, бесследно рассеиваются. Теперь можно и осмотреться и подумать о главном, то бишь, как сыграть достоверно роль принцессы. Страх, что мою маленькую тайну раскроют, по-прежнему сжимает сердце ледяной рукой.
– Нет, ваше высочество, так дело не пойдет, – недовольно ворчит Маркус. – Вам нужно поесть. Следующая остановка нескоро, а верхом употреблять пищу я бы не советовал, тем более, таким “умелым” наездникам, как вы.
– Я не голодна, – упрямо вздергиваю подбородок. – И полагаю, если меня в дороге стошнит, это тоже вам не понравится.
Дракон недовольно поджимает губы, но больше настаивать не пытается.
Еще чуть-чуть побродив по окрестностям и размяв онемевшие от долгого сидения ноги, снова оказываюсь на коне. Спина и ягодицы протестующе начинают ныть. Жесткое седло это тебе не мягкие диванчики в карете. Хотя и там за день поездки чувствовался дискомфорт во всем теле. А тут и говорить нечего. После остановки только хуже становится.
В этот раз уже не корчу из себя горделивую мадемуазель, а ерзаю во всю, удобно устраиваясь. Позвоночник лишь жалобно хрустит в ответ на мои шевеления.
Погода к вечеру основательно портится. Холодный ветер нещадно бьет в лицо, осыпая мелкими каплями осеннего дождя. Зубы начинаю выбивать чечетку. Одежда у меня хоть и теплая, но явно не предназначена для поездки верхом. Рассчитывалось-то на комфортное путешествие в теплой карете, где всегда есть нагретые кирпичи для ног и небольшая жаровня для обогрева.
Чуть замедлив ход, Маркус достает примотанное к седлу одеяло и заворачивает меня в него как куклу.
– Потерпите немного. Скоро уже покажется Теоют. Это небольшая деревушка в тридцати милях от Атара. Там мы заночуем, и на рассвете двинемся в путь.
Глубоко вздыхаю. Одеяло действительно согревает, а мысли о скором отдыхе добавляют оптимизма.
– Там есть гостиница? – на всякий случай уточняю.
А то размечтаюсь о теплой постели, а ее и в помине не будет. Слова о маленькой деревушке как-то не вяжутся у меня с приличным заведением. Отчего-то сразу вспоминаю обилие блох и бельевых клещей в средневековых палатах. Практика даже такая была – ставить ножки кровати в емкости с водой, дабы паразиты не беспокоили спящих.
– Есть трактир. Небольшой, но уютный, – отвечает Маркус.
– Без блох и клопов, надеюсь, – тихо ворчу и невольно передергиваю плечами.
– Заведение держит мой хороший друг, и за качество я ручаюсь, – недовольно рычит Маркус.
Я тихо хмыкаю. Это совершенно еще ничего не значит. То, что норма для средневековья, истинный ужас для современного человека. Вернее, для человека с Земли. Раньше я была уверена во всех постоялых дворах – мадам Кану просто не позволила бы себе ночевать в сомнительном заведении. Но чего ждать от мужчины, привыкшего в военной службе и ночевкам на голой земле. И кстати, не в логово ли убийц он меня тащит.
Снова оживают забытые страхи, и недоверие поднимается в душе. Но от моих возмущений все же есть некоторый плюс, уверена, с перепугу я сейчас веду себя как самая настоящая избалованная принцесса.
Темнота наступает внезапно, словно куполом накрывает окружающий мир, и я с удивлением замечаю, как над головой лошади повисает небольшой огненный шарик, способный осветить дорогу на несколько метров вперед.
Наверное, круто вот так владеть волшебством. Щелкнул пальцами, и вуаля – уже фонарь… жаль, что у меня такого нет. Тогда, возможно, я б не позволила с собой так обращаться. Смогла бы категорически отказаться от предложения ханарцев. Сбежать из-под стражи. Найти дорогу домой. А так приходится надеяться на других, изворачиваться и прогибаться под обстоятельства. Чувствую себя такой беспомощной, такой слабой.
Еще пару часов в темноте, и, наконец, перед нами возникают очертания маленьких сельских домишек. Они гостеприимно мигают желтыми оконцами. Слышится далекий лай собак. А в воздухе явственно ощущается запах дыма, и слабые ароматы свежеприготовленной домашней пищи.
В животе урчит. Проголодалась я не на шутку.
– Почти на месте, – подает голос Маркус.
Я тихо вздыхаю, уже мечтая о теплом очаге и горячем ужине.
Процокав копытами по пыльной, крепко утрамбованной дороге, лошадь минует символические ворота. Я еще глубже закутываюсь в теплое одеяло, выставив наружу только кончик носа. Местные шавки, учуяв дракона, затихают, лишь пушистые хвосты бьют по земле.
Моментально опускаю глаза. Стараюсь больше не смотреть по сторонам. Но взгляд сверху словно прожигает насквозь, словно ставит на мне клеймо. Я чувствую его всем своим существом, как и жар, разливающийся по телу. И даже не замечаю, как мы приближаемся вплотную к ступеням.
Маркус поспешно спрыгивает с лошади, снимает меня и быстро подводит к одной из женщин, стоящих на крыльце.
– Нэн, это принцесса Ноэлини. Позаботься о ней, – скороговоркой выдает и скрывается в недрах замка.
Я, опешив, стою и хлопаю глазами. “Нэн” – это кто? Дама, видно сразу, выше статусом, чем остальные. Платье на ней бархатное, с меховой опушкой. В ушах сверкают дорогие серьги. Седые, почти белые волосы забраны в высокую прическу и закреплены позолоченными шпильками с крупными сияющими камнями, такими же, как в серьгах.
Смутно припоминаю, что “нэн” – это вроде бы ласкового обращения к бабушке. И взволнованно кусаю губы. Мне тоже к ней нэн обращаться? Смешно…
Она, кстати, тоже молчит. И с любопытством разглядывает меня.
– Здравствуйте, – наконец, выдавливаю из себя и по привычке делаю книксен.
Взгляд этой женщины словно включает во мне вбитые тумаками и щипками правила поведения. Очень уж похожа ситуация на знакомство с Кану. Может, и эта склонна к рукоприкладству. А драконы – они не люди. Гораздо сильнее, вспыльчивее и непредсказуемее. Вдруг приложит так, что я встать не смогу. А мне ведь венец еще найти нужно. И лучше это сделать, пока мадам Кану не приехала. Без Кола, конечно, мало надежды. Но вдруг удача улыбнется.
– Здравствуй, милое дитя. Я графиня Лирой, бабушка Маркуса и Сильвестра... – неожиданно улыбается мне драконица. – Можешь называть меня леди Лирой. Ты, наверное, устала с дороги. Я проведу тебя в твои покои.
Осторожно киваю. Ласковым тоном меня не обмануть. Кану говорила, что драконы хитры и коварны. Причин верить ей, не вижу. Она, конечно, могла наврать. Но лучше быть настороже. Все-таки я тут чужая, считай пленница. А покои вполне могут быть и темницей…
– Спасибо, леди Лирой, – тихо благодарю бабушку Маркуса.
Вежливость никто не отменял.
Графиня берет меня под руку и увлекает в зловещий черный замок, который настолько поразил мое воображение. Буквально с первого взгляда.
Пока мы пересекаем огромный светлый холл, с любопытством верчу головой по сторонам. Дворцы мне еще не доводилось посещать, если не считать застенки ханарского. Но разве можно их брать во внимание? Там кроме лаборатории сумасшедшего месье Коломба, тюремной камеры и изолятора я нигде не была.
Широкая черная лестница ведет на второй этаж, а там уже расходится на две стороны. Осторожно ступаю по гладкому черному мрамору, опасаясь поскользнуться.
– Нам сюда, милая, – сворачивает направо графина Лирой.
Послушно иду в указанном направлении. Уже понятно, что ни в какую темницу меня не ведут. Иначе, зачем подниматься в жилое крыло?
Пройдя по широкому светлому коридору, мы останавливаемся напротив черной украшенной резьбой и позолотой двери. Я уже всерьез опасаюсь, что и стены в комнатах тоже черные. Видимо драконы питают страсть к этому цвету.
– Добро пожаловать милая, – бабушка Маркуса распахивает дверь и мягко подталкивает меня вперед.
Несмело ступаю за порог и с интересом осматриваю свои будущие покои.
Комната не оправдывает моих предположений. Она оказывается достаточно светлой и уютной, с большой кроватью по центру, небольшим столом у стены, парочкой кресел, туалетным столиком и большим сундуком у изножья кровати. А возле него стоит девушка в форменном черном платье, белом переднике и чепце.
– Доброе утро, ваше высочество, – склоняется она в глубоком книксене.
– Это Ула, – объясняет леди Лирой. – Пока не прибудет твоя свита, Ула возьмет обязанности камеристки, если те не против.
– Нисколько, – качаю головой.
Ула, так Ула… Это же временно. Скоро приедет Дениз, а пока можно потерпеть. Тем более что, кажется, девушка весьма доброжелательна и мила. Единственный дискомфорт, что при ней я тоже не смогу расслабится и быть собой, как при своей служанке.
– Вот и чудесно, – ласково похлопывает меня по руке бабушка Маркуса. – Через несколько часов обед. Но я все же прикажу принести тебе легкие закуски и горячий отвар из трав сюда. И… – взгляд драконицы задумчиво скользит по моему пыльному дорожному платью. – Пожалуй несколько платьев. Подберем тебе наряд к обеду…
– Спасибо, – снова благодарю графиню.
Она лишь улыбается в ответ и выходит за дверь, кинув мне напоследок: “Отдыхай, дорогая...”.
Деревянная створка бесшумно прикрывается. Тихо щелкает язычок замка.
– Желаете чего-либо, ваше высочество? – спустя несколько секунд, интересуется Ула.
Задумчиво осматриваю себя. Провожу ладонью по пыльной юбке и, смахнув с подола соринку, задумчиво отвечаю:
– Пожалуй, помыться. Если это возможно.
Ощущение грязи и дорожной пыли на коже заставляет поморщиться.
– Конечно, ваше высочество. Сейчас все подготовлю, – приседает в книксене Ула и исчезает за неприметной узкой дверью в стене.
Оттуда сразу начинает звучать шум воды. Звук, от которого я уже отвыкла и который заставляет в радостном предвкушении забиться сердце.
После ароматной ванны – как же я по ней соскучилась – и легкого перекуса Ула настойчиво рекомендует мне прилечь до обеда. И я не вижу причин ей противиться. Служанка прикрывает тяжелые шторы, приглушая свет в комнате, и тихонько выходит за дверь, проследив, чтоб я удобно расположилась на постели.
Но как только остаюсь в комнате одна, усталость и сонливость исчезает, как и не бывало. Еще какое-то время упорно сверлю глазами узоры на балдахине в надежде, что сон все-таки вернется. Но, видимо, организм считает, что беспокойной дремы в дороге достаточно и никак не желает снова в нее погружаться. Мысленно махнув на отдых рукой, сажусь на постели.
А если сейчас попробовать хоть что-то разузнать о венце? Мне ведь никто не запрещал выходить, и де-юре я тут гостья, а не пленница. В случае, ежели я кого-то и встречу по пути, то ничего страшного – слуги у принцессы ничего спрашивать не будут. Остальным можно соврать, что просто прогуливаюсь, любуюсь портретами в галерее – благо их тут великое множество − или еще что-нибудь… Зато, если мне сегодня посчастливится узнать, где храниться злополучный венец, вполне возможно, уже ночью я смогу им воспользоваться. А после… это все не будет иметь никакого значения. Совершенно.
Упрямая горошина никак не желает накалываться на вилку. Гоняю ее по тарелке, как игривый котенок несчастную мышь. А мыслями витаю далеко-далеко. Не за обеденным столом, где собралась вся драконья семья. Перед глазами образ короля Сильвестра, его взгляд, прожигающий насквозь, пламя в глазах. Увидел, или нет? Рассказал кому-нибудь? Вдруг меня сейчас после обеда, под белы рученьки, да на допрос к его величеству.
– … ваше высочество… – долетают до меня обрывок фразы.
За столом повисает гнетущее молчание. Именно оно выводит меня из задумчивости.
– Высочество… – рассеянно повторяю.
Поднимаю глаза, и вижу ошеломленные взгляды, скрестившиеся на мне. Мамочки… это же ко мне обращались. А я не услышала о чем спрашивали? Ведь спрашивали, это точно. Кажется о покоях… Вроде бы…
– Да-да, очень понравились! – поспешно заявляю. – Они просто изумительные, и главное – очень теплые. Спасибо!
Это чистейшая правда. В моей комнате удивительно тепло и уютно. Гораздо теплее, чем, например, в коридоре.
– О, дорогая, — похлопывает меня по предплечью леди Лирой. — Это вовсе не моя заслуга, а Сабины. Она ведь тоже очень мерзнет. В отличие от нас, драконов, вы, люди, гораздо более чувствительны к температурам.
Люди? Она сказала, люди?
Удивленно смотрю на жену Маркуса. Эта девушка человек? Даже переспрашиваю на всякий случай, вдруг ослышалась… Но нет, Сабина Вейланд такая же, как и я. Подумать только. И вполне счастлива со своим “похотливым чудовищем”. Но ведь мадам Кану утверждала совершенно другое. И нежность, с которой обнимает жену Маркус, и ее любовь, светящаяся во взгляде, наталкивают на мысль, что меня усиленно “кормили” неправдивой информацией. Хотя может они со своими такие лапочки, а чужаков, вроде меня, готовы растерзать. Тем более за обман…
В голове полная каша из противоречивых фактов, впечатляющих открытий и новых впечатлений. Я едва-едва дотягиваю до конца трапезы, чувствуя, как начинает стучать в висках. Пожалуй, пора удаляться. Я таки устала и перенервничала. Хочется оказаться в тишине своей комнаты.
Извинившись перед присутствующими, встаю из-за стола. Дорогу к своим покоям я прекрасно помню, и провожатые мне не нужны. Но спустя какое-то время меня догоняет леди Лирой.
– Кажется нам по пути, дорогая,– улыбается она и берет меня под руку. – Я тоже ужасно притомилась за эти дни.
Мне не остается ничего другого, как с благодарностью принять компанию.
– Каждое утро я гуляю в нашем прекрасном саду, – начинает графиня. – Это воистину чудесное место. Особенно летом. Но и сейчас там прелестно. Его, я имею в виду сад, приказала разбить матушка мальчиков.
Вскидываю удивленный взгляд на леди Лирой. Каких еще мальчиков?
– Сильвестра и Маркуса, – уточняет она. – Цветы и деревья везли со всех уголков Ньелокара…
Она рассказывает и рассказывает буквально о каждом кустике, о каждом деревце. Я лишь киваю головой и восхищенно охаю в нужных местах. Но у самой голова забита совершенно другим. Например, нужно ли еще раз испытывать удачу и ночью пойти на поиски венца. Или его величество. Он так вообще у меня из головы не выходит. До сих пор мурашки по коже бегают, когда вспоминаю его взгляд.
– … составишь компанию? – пробивается сквозь мысли внезапный вопрос.
Графиня Лирой смотрит на меня, явно ожидая ответа.
– Д-д-да… – осторожно киваю.
Понять бы только, в чем составить компанию.
– Вот и чудесно, дорогая, – сияет улыбкой драконья бабуля. – Значит, завтра утром после завтрака я тебя жду. Уверена, тебе понравится прогулка.
– Даже не сомневаюсь, – выдавливаю вежливую улыбку.
Пожалуй, леди Лирой мне нравится. Уже с первого дня видно, что женщина ко мне относится с теплотой и заботой. Вот и еще одно доказательство тому, что не все драконы злобные и гадкие твари. Впрочем, сразу растекаться благодарной лужицей тоже не стоит. Это может быть всего лишь игра. Нужна же им для чего-то принцесса, раз в договор о перемирии ее внесли. А для чего? Бедняжка Ноэль предпочла расстаться с жизнью, чем служить залогом мира в драконьем королевстве. Вдруг знала что-то, о чем мне не рассказали. Да мне, в принципе, ни о чем особо и не рассказывали.
С графиней мы прощаемся прямо у моих покоев, пожелав друг другу хорошего отдыха. И это пожелание, видимо, становится знаковым. Потому что к восьми часам меня уже ощутимо клонит в сон. А просыпаюсь я поздним утром от едва слышных шагов Улы.
– Извините, ваше высочество, – краснеет она.
Потягиваюсь и тру заспанные глаза.
– Ничего страшного, – отмахиваюсь. – Мне и так пора вставать.
Смутно припоминаю, что вчера договорилась с леди Лирой пойти на прогулку.
– Нести завтрак? – интересуется служанка.
– Неси, – киваю.
Поесть явно не мешает. Хотя голода я пока не чувствую. Все же вчерашний обед был весьма плотным. Но когда сажусь за небольшой столик, и Ула убирает с подноса крышку, аппетитные ароматы свежеприготовленной еды пробуждают аппетит.
С завтраком расправляюсь в мгновение ока, даже не замечаю, как пустеют тарелки.
– Леди Лирой просила передать, что ждет вас в малой гостиной, – оповещает Ула, убирая со стола посуду.
– Спасибо, – слегка улыбаюсь и снова потягиваюсь.
За ночь я успела хорошенько отдохнуть, и мысли о прогулке на свежем воздухе только вдохновляют. Быстро собраться не составляет труда. Тем более с помощью Улы. Приходится одеться потеплее. На улице. несмотря на солнечную погоду, холодно. И шерстяной, подбитый мехом плащ весьма к стати. Моя пелерина явно не рассчитана на долгие прогулки. Не устаю мысленно благодарить графиню, которая позаботилась о моей одежде. Мадам Кану прежде всего старалась напялить на меня все самое красивое и дорогое, не учитывая погодных условий. И все для того, чтобы перед драконами «повыделываться».
– Я вас проведу, – предлагает Ула.
– Проведи, пожалуйста, – поправляю брошку на плаще.
Слова Колхера заставляют шокировано замолчать. Лишь киваю в ответ, ломая голову над очередной загадкой – зачем брат Маркуса идет на такой риск. В чем его выгода?
Углубившись в свои мысли, даже не замечаю, как Кол меняется местами с графиней Лирой. Теперь уже мы с бабулей идем впереди, а он о чем-то оживленно беседует с леди Сабиной.
Графиня тоже вдохновлено рассказывает о растениях, указывая то на чахлый куст с ярко-красными ягодками на ветвях, но на дерево, склонившееся почти до самой земли. А я только и могу думать о том, как бы поскорее закончить с прогулкой и устремиться на поиски венца. Вожделенная цель сейчас так близко, что сердце замирает в груди, а по телу прокатывается дрожь нетерпения.
Из задумчивости выводит внезапный тихий вскрик графини. Женщина слегка подается в сторону и тяжело наваливается на меня.
– Леди Лирой? – испуганно восклицаю, видя как бледнеет лицо бабули.
– Ой, милая, – всхлипывает она. – Похоже я подвернула лодыжку. Неуклюжая я стала на старости лет...
Она мученически вздыхает и сжимает губы в тонкую линию, сдерживая стон.
– Ну какая старость? Вы еще всех нас с легкостью переплюнете! – вспыхиваю, и поудобнее перехватываю ее за талию. – Давайте я вам помогу добраться до ваших покоев и позовем врача.
Мы потихоньку разворачиваемся и ковыляем в сторону увлеченно беседующей парочки.
Сабина резко отступает от Колхера, гневно хмурясь, и в следующее мгновение ее взгляд падает на нас. В глазах поселяется беспокойство.
– Саби, милая, все в порядке? – леди Лирой тоже замечает напряженность между собеседниками.
– Да, конечно, – отмахивается жена Маркуса. – А у вас? Что-то случилось?
– Да я вот ногу подвернула, – принимается объяснять графиня, снова вздыхая и сетуя на свой возраст.
Приходится женщину еще раз заверить, что она молода, полна сил, и даст еще фору всем нам вместе взятым.
– Разрешите, и я вам помогу, – внезапно произносит Кол, подхватывая зардевшуюся от удовольствия бабулю на руки. – А ты подумай над моими словами, Саби, – кидает он напоследок.
Сабина бледнеет и упрямо вздергивает подбородок. Видимо, лорд Колхер не особо нравится женщине. Интересно, что же он ей сказал? А вдруг о венце? И обо мне?
Взволнованно всматриваюсь в лицо девушки, но она даже не видит меня, полностью погрузившись в свои мысли, нервно кусает бескровные губы и крепко сжимает побелевшими пальцами подол платья.
Встряхиваю головой и устремляюсь за Колом и графиней. Если дракон меня выдал, то тем более нужно спешить. Как раз есть шанс ускользнуть из-под бдительного надзора. Да и когда мы пересекаем холл, лорд Колхер кидает на меня настолько многозначительный взгляд, что сразу понимаю – он ждет немедленных действий.
Отвожу глаза и плотно сжимаю губы. Отчего-то совсем не хочется отвечать на этот его безмолвный призыв.
Но при первой же возможности я все-таки сбегаю, естественно, перед этим дождавшись лекаря, выслушав его диагноз и пожелав графине выздоровления. Кол еще раньше покинул нас, поспешив куда-то по делам… Теперь и у меня появилась такая возможность.
Только в последний момент, когда уже собираюсь выходить, графиня внезапно хватает меня за руку. Ее пальцы сжимают мой запястье, не причиняя боли и дискомфорта, но я чувствую в них силу и возможность остановить меня в любой момент.
– Ноэль, детка, – хмурится пожилая женщина. – Поверь, белое не всегда белое… Нужно верить своему сердцу.
Удивленно моргаю. Не послышалось ли мне…
– Леди Лирой… я не совсем понимаю… – растерянно тяну.
Но графиня уже отпускает мою руку и беззаботно машет ладонью.
– Ох, и болит доктор. Нельзя ли мне что-то от этой невыносимой боли? – переводи она взгляд на лекаря, не желая дальше развивать эту тему. Хм… загадочная женщина...
Пожав плечами, еще раз желаю графине здоровья и выхожу за дверь. А там уже быстрым шагом направляюсь в сторону зала с коронами.
Сперва возвращаюсь к дверям своей комнаты – от покоев леди Лирой я не знаю, как добраться до галереи – а потом, уже знакомой дорогой, спешно шагаю к нужному залу.
Охраны тут по-прежнему нет, лишь в начале и в конце коридора по одному стражнику. Они на меня мало обращают внимания, стоят себе неподвижно, таращась вперед.
Тут приходиться замедлить ход. Делаю вид, что прогуливаюсь, рассматривая картины, а при удобном случае проскальзываю в открытые двери комнаты с коронами.
Третья слева, кажется так сказал Кол. И обеспокоенным взглядом обвожу обилие постаментов. Но внезапно я понимаю, что указания мне не нужны. Меня словно магнитом тянет к непримечательному обручу под стеклянным колпаком. И только приблизившись, понимаю, что венец намного красивее, чем показался на первый взгляд. Искусно вырезанные листья и цветы, переплетаются стеблями. Маленькие птички покоятся на ветвях. А крохотные бутоны украшены едва заметными мелкими драгоценными камешками. Как тут не восхититься работой мастера?
От страха и волнения дыхание замирает в груди. Дрожащими пальцами снимаю колпак и откладываю в сторону. Без стекла венец кажется еще прекраснее. Он манит надеть его на голову. Пальцы так и зудят прикоснуться к этому чуду. Подобное я ощущала еще на Земле, когда нашла сережку. Все сомнения исчезают из головы. Это он, безусловно он. Портал.
Нервно сглатываю и, наконец, осмеливаюсь взять в руки обруч. Лишь секунду колеблюсь перед тем, как водрузить его на голову. И знакомый туман белесой дымкой обступает меня. Приветствую его как родного, и снова оказываюсь в белом, слепящем небытие. Но через несколько секунд сияющий свет заволакивает темным маревом. И среди этого тумана появляется огромная фигура черного, как смоль, дракона.
***
Мне страшно. Паника охватывает ледяными клещами. Дракон! Настояний. Всамделишный. Огромный. В горле пересыхает от ужаса. И я отступаю на шаг.
Но где-то в глубине души пугливой бабочкой трепещется сочувствие к этому величественному зверю. Откуда взялось это сочувствие. Это странное ощущение родства. Объяснить мне не под силу.
По телу прокатывается нервная дрожь. Испуганно отступаю, когда дракон делает шаг вперед. Слова замирают в горле колючим комком. Я только и могу, что мотать головой из стороны в сторону, отрицая его слова. Чудовищные слова, смысл которых не сразу до меня доходит.
Кол предатель. Его задержали. А я сообщница.
− Нет… нет… − хрипло шепчу, наконец обретя способность говорить. − Вы ошибаетесь.
Всхлипываю и упираюсь спиной в холодную каменную стену. Бежать больше некуда. А его величество все ближе и ближе. Его глаза пылают яростью, словно раскаленные угли.
− Нет, − снова повторяю и вскрикиваю от боли. Когда его ладони сжимаются на моих плечах.
− Нет? − рычит он мне в лицо.
Горячее дыхание шевелит волосы у висков. По спине бегут мурашки, а ноги подкашиваются, будто наполненные ватой.
− Ты понимаешь, что я могу с тобой сделать все, что мне заблагорассудится, маленькая принцесса. Теперь ты полностью в моей власти. И тебе лучше сказать всю правду.
Нервно сглатываю, чувствуя как колючий комок прокатывается по гортани. Под ложечкой начинает ныть, в предчувствии чего-то необратимого, страшного… Что он со мной сделает?
Неровное дыхание вздымает грудь. Он нависает надо мной, словно скала. Черная, окутанная тьмой и пламенем.
Внезапно становится горячо. И не хватает воздуха.
− Маленькая принцесса… ты теперь… моя жена… − прерывисто шепчет Сильвестр.
Мои глаза распахиваются еще шире. А его губы внезапно накрывают мои.
Замираю словно пойманная птица. Сердце готово выпрыгнуть из груди. Меня еще никто не целовал. Так не целовал. Со смесью ярости и страсти. До боли сминая губы, стискивая руками плечи до невыносимо сладких ощущений, прижимая к себе настолько сильно, что я кожей чувствую пуговки на его камзоле.
Упираюсь ладонями ему в грудь, в желании оттолкнуть. Но он даже не чувствует моего сопротивления. Только поцелуй становится яростнее и жестче, а руки перемещаются на талию. И я таю в его объятьях, забывая обо всем на свете, отдаваясь на волю чувствам и ощущениям, вбирая в себя это пламя и растворяясь в нем.
С губ срывается тихий стон. Он отрезвляет и его, и меня. Наконец получается вырваться. Каменная стена вновь холодит сквозь ткань платья, гася пожар пылающий внутри.
Душу часто. Хватая ртом воздух, как изнывающий от жажды чистую, свежую воду.
Его величество тоже дышит прерывисто и неглубоко. Встряхивает головой, словно пытается прийти в себя, хмурит густые брови. Обе его руки упираются в стену с двух сторон от моей головы.
− Подумай о том, что я сказал, маленькая принцесса, − хрипло говорит, обжигая взглядом. − И, когда будешь готова во всем сознаться, приходи. Возможно, это смягчит твой приговор.
Король Сильвестр выходит, плотно прикрывая за собой дверь. Я остаюсь в комнате одна.
Нервно кусаю губы, хожу от стены до стены, протаптывая дорожку в мягком ворсе ковра, замираю у окна, невидящим взором скользя по безмятежному пейзажу за стеклом.
Зачем был этот поцелуй? Что он хотел им сказать? Продемонстрировать свою власть? А те чувства, которые во мне проснулись… Как это все объяснить?
Прижимаю пальцы к истерзанным губам. Они до сих пор горят и покалывают. И при одном только воспоминании по телу прокатывается сладкая дрожь.
Раздраженно передергиваю плечами. Не об этом сейчас нужно думать. Вовсе не об этом.
Венец у меня в руках − явное доказательство причастности. Я либо раскрываю свою сущность и объясняю, для чего мне нужен был артефакт, либо становлюсь сообщницей Кола. С каких сторон не крути, а меня обвинят в измене. А там одна дорога − на плаху. Если Кола ждет тюрьма − вряд ли собственного брата король прикажет умертвить. То жизнь никому не известной девчушки не стоит ни гроша. А то, что я непостижимым образом стала вдруг его женой, ничего не значит. Скорее даже усугубляет мое положение и подталкивает избавиться от досадной обузы. Король драконов явно достоин лучшей партии, чем человеческая женщина. И уж точно обычная девчонка из другого мира ему не пара.
Едва слышный скрип двери прерывает мои тяжкие размышления. Наверное вернулась дуэнья и Дениз. Горько вздыхаю. Видеть сейчас мадам Кану явно не хочется. И так тошно на душе, а нравоучительные беседы и назойливое гудение только хуже сделают.
Обреченно поворачиваюсь, и с удивлением смотрю на замершую у двери Улу.
− Ваше высочество, − делает она глубокий книксен. − Его величество приказал мне прислуживать вам.
− А где моя дуэнья и служанка, − озадачено хмурюсь.
− Им предоставили другие покои, − избегает смотреть мне в глаза Ула.
− Другие покои? − удивленно уточняю.
Неужели темница? Кану конечно не жалко, но Дениз явно не заслужила такого. Она всегда была ко мне добра.
− Чуть дальше по коридору. Так приказал его величество, − кивает Ула. − Принести вам обед?
Девушка явно не желает углубляться в эту тему. Либо просто же не знает больше.
− Неси, − пожимаю плечами.
Перекусить явно не помешает. Хотя сомневаюсь, что смогу сейчас проглотить хоть кусочек. У меня осталось не так много времени, чтоб решить свою дальнейшую судьбу, а на сытый желудок думается лучше.
Первые пару ложек и правда съедаю с трудом. Но распробовав восхитительный вкус сырного супа, в мгновение ока проглатываю всю порцию.
Король явно решил оградить меня от дуэньи, справедливо решив, что и она могла играть не последнюю роль в заговоре. По одиночке допрашивать подозреваемых намного плодотворнее. К тому же, одна я, запертая в этих комнатах, без поддержки соотечественников, почувствую себя беззащитнее и слабее, и быстрее пойду навстречу желаниям его величества.
И я бы пошла. И возможно рассказала бы всю правду. Если б эта самая правда не грозила мне еще большими проблемами. А так выбор у меня невелик. Я должна сохранить собственную жизнь. И сохранить я ее смогу, только оказавшись как можно дальше от короля Сильвестра и Атара. Нужно бежать! Причем как можно скорее. Возможно даже этой ночью.
Медленно оборачиваюсь, даже не замечая, как заманчиво распахиваются створки окна, и в спину ударяет прохладный ночной воздух. Язык примерзает к небу. Я не в силах выдавить из себя ни звука.
– Милая, мне кажется, что это очень и очень плохая идея, – качает головой леди Лирой, зажигая небольшой светильник. – Бежать без соответствующей подготовки просто верх глупости.
Мои щеки вспыхивают. Конечно же проницательная графиня сразу же догадалась, что я не на ночную прогулку собралась. Руки невольно сжимаются в кулаки, и кончики ногтей впиваются острыми полукружиями в ладони. Мой опрометчивый побег закончился так и не начавшись. Только проблем стало больше.
– Да, вы совершенно правы, – хрипло отвечаю. Глупо отрицать очевидное. – Вы позовете стражу? Его величество?
– Стражу? – вздергивает бровь графиня. – Зачем? Она нам тут совершенно ни к чему.
Губы пожилой женщины раздвигаются в загадочной улыбке.
– Подойди ко мне, милая. Присядь, – она призывно похлопывает по сидению дивана возле себя. – Думаю, мне есть, что поведать тебе.
Делаю нерешительный шаг вперед − поведение леди Лирой совершенно обескураживает. Что она задумала?
Раздраженно встряхиваю головой. Какая теперь разница! Меня поймали с поличным, и путь на свободу закрыт.
Присаживаюсь на указанное место и чинно складываю руки на коленях. Так, как учила мадам Кану.
– Ты так молода и наивна, – грустно усмехается пожилая женщина, поглаживая меня по руке. – Но на ошибках учатся. Ты обязана сделать свои. А Сил свои…
– Я не понимаю… – вскидываю удивленный взгляд на свою собеседницу.
В ее пугающих драконьих глазах светится понимание и сочувствие.
– Ты и не должна, – добродушно хмыкает леди Лирой. – А теперь давай-ка посмотрим что у меня есть для тебя.
Драконица слегка наклоняется и подхватывает с пола довольно-таки увесистый заплечный мешок.
– Тут есть кое-какая провизия, подходящая одежда, деньги на первое время и еще кое-что, что, уверена, тебе обязательно пригодится…
Я ошеломленно хлопаю глазами, не веря своим ушам. Неужели графиня решила мне помочь? Но почему?
– И еще, милая, – смущенно откашливается драконья бабуля. – В нашей стране не очень любят людей. Да и встретишь ты их не часто…
Многозначительно смотрит она на меня. Понимающе киваю в ответ. Ничего удивительного. Вряд ли драконы питают симпатию к жителям враждующей страны, которая к тому же подло на них напала.
– Поэтому я тебе дарю вот это, – продолжает она, извлекая из кармана странный кулон на тонком непримечательном шнурке. – Это драконья чешуйка. Пока она у тебя на шее, ты для нашего племени будешь ощущаться полукровкой…
Она тут же надевает на меня артефакт, словно боится, что я откажусь от столь щедрого дара.
– Спасибо, – выдавливаю из себя.
В голове каша из всевозможных мыслей. А вдруг это ловушка. Подстава. Ну не может же в самом деле эта строгая женщина помогать мне обвести вокруг пальца собственного внука.
– Ох, милая. Я делаю это не только для тебя, – слегка улыбается графиня. – Силу тоже пойдет это на пользу… А теперь слушай внимательно… Через час в сторону Теоюта отправляется повозка за провизией. Спрячешься в ней. Тебе нужно добраться до деревни и присоединиться к какому-то каравану, который направляется в сторону Нзана, Гвинкру или Фрауслава. Это ближайшие города с порталами. А там уже разберешься, куда двигаться дальше...
– Почему вы мне помогаете? – невольно срывается вопрос.
Мотивы графини для меня совершенно непонятны. Зачем она предает своего внука и короля?
– Потому что так велено судьбой, – загадочно блестит глазами старая драконица.
Недоверчиво качаю головой. После стольких предательств поверить в искреннюю руку помощи трудно. Невозможно.
Небо за окном начинает светлеть.
– Тебе уже пора, милая, – целует меня в лоб графиня. – Пусть удача сопутствует тебе, и боги возьмут твой путь под свое покровительство…
– Спасибо, – хрипло шепчу.
Горло сдавливает спазм. А на глазах выступаю непрошенные слезы. Искреннее участие графини Лирой внезапно трогает до глубины души.
– Беги, девочка! – подталкивает меня в сторону окна. – Повозка должна стоять у служебных ворот. Ты ее сразу заметишь.
Киваю и благодарно сжимаю ладони графини. А в следующий миг уже перепрыгиваю через низкий подоконник и оказываюсь на тропинке в саду. Не теряя времени даром припускаю к указанному месту.
Леди Лирой оказывается права. В предрассветных сумерках груженная бочками телега сразу привлекает взгляд. Не долго думая, открываю крышку на одной из них и ныряю внутрь, благодаря вселенную за свои некрупные размеры. Тут пахнет сыростью и квашеной капустой. Невольно морщу нос. Теперь я вся провоняюсь этим запахом. Но надеюсь, что одежда внутри мешка не успеет вобрать окружающие ароматы.
Сердце бьется настолько часто, что перехватывает дыхание. А вдруг графиня обманула. Вдруг через какие-нибудь полчаса меня выудит отсюда разгневанный Сильвестр. Мой побег только подтвердит вину. Закусываю от отчаяния кулак, чтобы сдержать рвущийся из груди стон. Это воистину невыносимо. Кажется, что мои нервы, как натянутые струны. Каждый мало-мальский шорох заставляет испуганно вздрагивать. А когда возле повозки раздаются громкие мужские голоса, и вовсе не дышать.
Но это всего лишь кучер и его помощник. Они перекидываются какими-то шутками, негромко хохочут и устраиваются на козлах. Деревянная лавка поскрипывает под их весом, а повозка слегка подрагивает. В голове начинает кружиться от нехватки воздуха. Но я так боюсь, что в этой ночной тишине даже малейший шорох привлечет внимание, что терплю изо всех сил. И только лишь когда телега трогается с места, а деревянные колеса начинают ритмично постукивать о камни вымощенного брусчаткой двора, позволяю себе сделать медленный тихий выдох. Кажется, мое путешествие началось.
Спустя полчаса волнение утихает. Телега размеренно катится по утоптанной грунтовой дороге, слегка подпрыгивая на незначительный ухабах. Мужчины тихо переговариваются на козлах. Их спокойные голоса убаюкивают, как и покачивание повозки. И я, невзирая на неудобное положение, умудряюсь задремать.
– Что вы имеете в виду? – подозрительно щурюсь.
Память тут же подсовывает случай с заработком у Санька. Он тоже сначала заявил о музыке, а потом не постеснялся выдвинуть непристойное предложение. Откуда мне знать, не является ли тут “должность” менестреля аналогом девицы легкого поведения.
– Наш менестрель… Фатео… чтоб ему икалось… перепил вчера, – краснеет трактирщик. – Валяется с больной головой, матерится по-черному и вставать с постели отказывается. А вечером-то люд идет лучше, если музыка. И не могли бы вы… – мнется дядюшка Вильдэр. – Развлечь их чуток. А я за вас словечко замолвлю. Агте… Старшому по обозу. Он и скидку вам сделает.
Задумываюсь. Предложение заманчивое, что ни говори. Деньги мне явно не помешают. И безопасность в дороге, если уж “замолвить словечко” обещают. Но ведь инструмент я вижу впервые. Как играть на нем без подготовки? Нужно же вначале хотя бы мелодию подобрать.
– Всего пару песен, госпожа, – видя, что я колеблюсь, упрашивает мужчина.
– Хорошо, – медленно киваю. – Но не сейчас. Мне нужно немного отдохнуть… Подготовиться.
– Конечно-конечно, – машет руками дядюшка Вилдэр. – Отдыхайте до вечера. А с Агте я сам поговорю. И завтра вас лично провожу. По рукам?
– По рукам, – довольно киваю.
Одной проблемой меньше. Правда на ее месте возникла другая. Но эту решить мне под силу. А вот если бы в обозе не хватило места, даже не знаю, как бы я добиралась до Нзана.
Хозяин таверны тоже отвечает радостной улыбкой.
– А сейчас позвольте вам предложить кружечку эля. В качестве угощения.
– Лучше теплого молока, – качаю головой, припоминая советы преподавателя по вокалу.
– Как пожелаете, госпожа, – кивает дядюшка Вилдэр.
И через несколько минут передо мной появляется кружка теплого, сладкого молока.
– Спасибо, – благодарю девушку-официантку и принимаюсь медленно потягивать напиток.
Ох, как же давно я не пела. Кажется целую вечность. Получится ли у меня удовлетворить публику данного заведения? Становится страшно… Во что я ввязалась? А вдруг мои песни не понравятся. Местных же я не знаю. И петь буду на родном языке…
Но если не попробую сейчас, в этой маленькой деревне, то потом жалеть буду. Ведь это реальный способ заработать. Денег, которые дала графиней, надолго не хватит, и все равно нужно будет как-то пополнять кошелек.
Отгоняю навязчивые тревожные мысли. Сейчас совсем не время заниматься самокопанием. Согласилась ведь уже. И назад время не отмотаешь. Надо успокоиться и изучить свой новый инструмент.
Допиваю молоко и спешу в комнату. Не в зале же мне готовиться к выступлению. А там, в уютной тишине, защищенная надежными стенами, снова достаю из мешка “домбру”. Пробегаю пальцами по струнам, внимательно вслушиваюсь в звучание. Тихонько стараюсь подобрать мотив. На память приходит несколько народных песен, у них наиболее легкая мелодия, и слова запоминающиеся. Мои руки, словно сами знают, что делать, будто держу этот инструмент не впервые. И дело не только в поразительной схожести с любимой бандурой. Дело в другом. В душе. В душе самого инструмента. Он как будто создан для меня. Для моих пальцев, для моих рук, для моего голоса. Это настолько сложно объяснить, что я даже не пытаюсь, просто наслаждаюсь ощущением давно забытого родства и музыки, сладкой болью отдающей в сердце. Она все, что у меня теперь осталось от Родины, от моей Земли. И это вызывает невыразимую печаль. Душа еще не смирилась, что путь домой закрыт, но умом я понимаю, что надежды больше нет.
Время до вечера пролетело незаметно. Погрузившись в звуки родных мелодий, в слова родного языка, я словно чувствую вкус к жизни и стараюсь насладиться каждым моментом. Обед мне приносит все та же доброжелательная подавальщица, не забыв о кружке молока. А как только за окном темнеет, я уже без страха и волнения спускаюсь вниз. Чему быть, того не миновать…
Зал наполнен посетителями. Их еще больше, чем с утра. И все такие шумные, громогласные, а некоторые и вовсе кажутся отъявленными головорезами. Не хотела бы я с кем-то из них встретиться в темноте на улице.
Меня тут же замечает дядюшка Вильдэр. И, взмахнув рукой, радостно подзывает к себе.
Несмотря на уверенность, легкое беспокойство все же охватывает. И колени слегка подкашиваются, когда подхожу поближе. Внезапно вспоминается, что в древние времена не понравившихся исполнителей могли не только освистать, а еще и закидать тухлыми яйцами, испорченными помидорами и прочей гадостью. Сомневаюсь, конечно, что у дядюшки Вильдэра есть несвежие продукты, но и получить в лицо остатками пирога с яблоками что-то не хочется.
– Не трусь, малышка, – как-то сразу переходить на «ты» хозяин трактира. – У меня чуйка, что все будет хорошо. Иначе я б тебя не позвал.
Сжимаю онемевшие губы и едва заметно киваю.
– Как тебя зовут, дочка? – внезапно спрашивает он.
Поднимаю взгляд, встречаюсь с добрыми синими глазами. Да, он строгим был ко мне, когда я только появилась на пороге, но такова жизнь. Со всеми будешь мил, наживешь проблем. Но теперь я вижу, что у дядюшки Вильдэра мягкое сердце, хотя внешность грозная и угрюмая.
– Анастасия, – едва разжимаю губы и испытываю восхитительное наслаждение, впервые назвавшись собственным именем. Довольно с меня всяких Ноэль. Я желаю быть собой.
– Анастасия… – повторяет за мной мужчина. Словно пробует на вкус имя. – Ну что ж Ана, удачи тебе.
– Спасибо, – слегка улыбаюсь и запрыгиваю на стойку. Удобно сажусь, размещая на коленях инструмент, и задеваю приструнки. Легко дотрагиваюсь до тонких нитей, тихо-тихо начиная наигрывать первую композицию. Зал понемногу стихает. Мне кажется, что даже подавальщицы замерли, не донеся подносы с заказанными блюдами и напитками.
– Мой дом исчез...
Его больше нет...
Срывается фраза. Я и сама не знаю, почему начинаю исполнять именно эту песню. Я не планировала ее совершенно. Не думала петь. Просто наигрывала в комнате, стараясь побороть свой страх и одиночество, стараясь смириться с мыслью, что больше никогда не увижу родную землю, страну, город. Не вдохну с детства знакомые ароматы, не пройдусь родными улицами. Я тут чужачка, изгой, одиночка. Меня вырвали из своего мира, безжалостно, в угоду своим желаниям, своим чаяниям. Не считаясь с тем, что я человек, личность, что у меня были свои планы и своя жизнь. Отнеслись ко мне, как к вещи, силой заставили пойти на преступления…