Сын белого волка

5

Полдень еще не наступил, когда Гордон остановил отряд руала у источника Харит. Разведчики, посланные на запад, доложили, что турок не видно, и арабы приступили к выполнению плана, разработанного Гордоном и принятого Миткалем. Прежде всего они собрали камни и закидали ими источник.

– Вода осталась внизу, под камнями, – объяснил Гордон Ольге. – Чтобы очистить источник, потребуется несколько часов тяжелой работы. Турки не смогут это сделать под нашим огнем. Если мы их разобьем, то очистим источник все вместе, так что путники не останутся без воды.

– Почему бы нам самим не укрыться за бруствером? – спросила она.

– Мы можем попасть в ловушку, которую сами им готовим. У нас нет шансов на победу в открытом бою. Если мы не устроим засаду, они просто сомнут нас. Но когда человек оказывается под пулями, он стремится воспользоваться ближайшим укрытием. Таким образом я надеюсь заманить их за ограду. Затем мы задержим их, с легкостью перестреляем. Без воды они долго не протянут, а мы не потеряем и десятка человек.

– Странно, вы заботитесь о жизнях этих руала, хотя они, как-никак, ваши враги, – засмеялась она.

– Может быть, это инстинкт. Любой привыкший к свинцу человек не захочет потерять людей, которым он может помочь. Ведь сейчас руала – мои союзники, поэтому мой долг по мере возможности их защищать. Согласен, мне лучше воевать вместе с джухейна. Посланник Фейсаля, должно быть, отправился в укрепление на несколько часов раньше, чем я предполагал.

– А если турки сдадутся, что тогда?

– Я постараюсь доставить их Лоренсу... всех, кроме Осман Паши. – Лицо Гордона потемнело. – Если этот человек попадется мне в руки, он будет повешен.

– Как вы доставите их к Лоренсу? Руала не позволят.

– Не имею представления. Но давайте сначала поймаем зайца, а потом уже будем его жарить. Осман может от нас ускользнуть.

– Это будет стоить вам головы, – сказала она с содроганием.

– Ну а туркам это будет стоить десять тысяч фунтов, – засмеялся он и отправился к полуразрушенной хижине, чтобы ее осмотреть. Ольга последовала за ним.

Миткаль, руководивший засыпкой источника, коротко взглянул в их сторону, затем, отметив, сколько человек было между ними и воротами, снова стал наблюдать за работой.

– Тс-с-с, Эль Борак! – раздался тревожный шепот, как только Гордон и Ольга повернулись к выходу из хижины. Они увидели растрепанную голову, поднявшуюся над грудой камней. Это был Муса, проникший в хижину, вероятно, через отверстие в задней стене.

– Понаблюдайте из двери и предупредите меня, если увидите, что кто-то сюда идет, – попросил Гордон Ольгу. – Этот парень хочет мне что-то сказать.

– Да, эфенди! – Юноша дрожал от волнения. – Я слышал, как шейх тайно говорил со своим черным рабом Хасаном. Когда вы ели, я увидел, что они отошли к пальмам, и пополз за ними. Я сразу заподозрил, что они что-то замышляют против вас... А вы спасли меня.

Эль Борак, слушайте! Миткаль задумал убить вас, независимо от того, победим мы или нет! Он обрадовался, что вы убили курда, и решил воспользоваться вашей помощью, чтобы разделаться с турками. Но он жаждет золота от других турок, которые обещали заплатить за вашу голову. Шейх все же боится открыто нарушить свое слово и закон гостеприимства. Если мы победим, Хасан убьет вас и скажет, что вы погибли от турецкой пули.

Юноша торопливо продолжил:

– Потом Миткаль скажет своим людям: "Эль Борак был нашим гостем и пользовался нашим гостеприимством. Но сейчас он мертв, хотя и не по нашей вине, поэтому нет причин отказываться от награды. Давайте отрежем ему голову и доставим в Дамаск, ведь турки дадут нам за нее десять тысяч фунтов".

Гордон сурово улыбнулся, заметив страх в глазах Ольги. Он не удивился – это была типичная арабская логика.

– А Миткалю не пришло на ум, что Хасан может промахнуться и не успеть выстрелить снова? – спросил он.

– Миткаль все обдумал, эфенди. Если вы убьете Хасана, он обвинит вас в том, что вы нарушили соглашение и пролили кровь руала или слуги руала, что то же самое, и прикажет вас обезглавить.

Гордон искренне рассмеялся:

– Спасибо, Муса! Ты отплатил мне за спасение своей жизни. А теперь иди, чтобы кто-нибудь не увидел, как ты говоришь с нами.

– Что же нам делать?! – воскликнула Ольга.

Губы ее побелели.

– Для вас нет никакой опасности, – успокоил ее Гордон.

Она покраснела от гнева:

– Я не думаю о своей безопасности. Неужели вы считаете меня менее благодарной, чем этот арабский юноша? Шейх задумал убить вас, разве вы не понимаете? Давайте украдем верблюдов и убежим!

– Куда бежать? Они сразу же бросятся за нами в погоню, решив, что я их обманул. В любом случае мы не сможем спастись. Я хочу уничтожить Осман Пашу, а сейчас, как я понимаю, самый подходящий для этого случай. Давайте выйдем отсюда, пока Миткаль нас не заподозрил.

Как только источник был завален камнями, люди отступили к склонам холмов. Они спрятали верблюдов за грядой, а сами притаились за валунами и чахлыми кустами на склонах. Гордон предложил Ольге уехать назад к укреплению, обещая дать эскорт, но она отказалась и осталась с ним, заняв позицию за большим камнем с револьвером Османа. Они лежали, плотно прижавшись земле. Жар солнечных лучей быстро прожег их одежду.

Однажды, случайно повернув голову, она увидела черное лицо Хасана, наблюдавшего за ними сзади из-за кустов. Верный раб, не признававший никакого закона, кроме приказа хозяина, следил за американцем, чтобы не упустить его из виду.

Она шепнула об этом Гордону.

– Конечно, я его вижу, – ответил он. – Но Хасан не выстрелит в меня, пока не начнется сражение и пока он не будет уверен, что его никто не видит.

Ольга задрожала от ужаса. Если они проиграют сражение, разъяренные руала разорвут Гордона на куски, если победят – его наградой будет предательская пуля в спину.

Время тянулось очень медленно. Люди замерли на склоне: ни мелькание одежды, ни приподнятая голова не выдавали засаду. Ольга почувствовала, что у нее сдают нервы. Ее сводили с ума сомнения и предчувствия.

– Мы слишком рано заняли позицию! Люди потеряют терпение. Осман доберется сюда только к полуночи. Ведь мы с вами всю ночь ехали до источника.

– Бедуины никогда не теряют терпения, когда чуют добычу, – ответил он. – Я считаю, что Осман будет здесь еще до захода солнца. Мы потратили больше времени, потому что последние несколько часов ехали на усталом верблюде. Думаю, Осман снял лагерь до рассвета и пустился во весь опор.

Ей пришла в голову еще одна вызвавшая опасения мысль.

– А что, если он вообще не придет? Что, если он изменит свои планы и отправится куда-нибудь еще? Тогда руала решат, что вы им солгали.

– Смотрите!

Солнце, этот волшебный, ослепительно блистающий шар, опустилось совсем низко. Ольга прикрыла глаза рукой и сквозь прищуренные веки увидела караван, вырастающий из колеблющихся волн жара: ряды серых от пыли всадников и тяжело груженные тягловые верблюды, несущие на своих спинах захваченных женщин. Знамя висело в неподвижном воздухе, как тряпка, но на мгновение, когда подул странствующий порыв ветра – горячий, как дыхание погибели, – оно взметнулось, показав голову Белого волка.

Откровенное доказательство языческого поклонения и ереси! Руала, заволновавшись, чуть не обнаружили себя. Даже Миткаль побледнел.

– Аллах! Какое кощунство! Забывшие Бога! Гореть им в аду!

– Спокойно, – прошипел Гордон, чувствуя, как волнение охватило притаившихся бедуинов. – Ждите моего сигнала. Они должны остановиться, чтобы напоить верблюдов у источника.

Осман, похоже, вел людей без остановки весь день. Женщины сидели на верблюдах, понурив головы, лица солдат почернели от пыли, смешавшейся с потом, лошади шатались от усталости. Но скоро стало очевидно, что его целью был не источник, а Сулейманово укрепление. Когда голова колонны поравнялась с бруствером, Гордон выстрелил. Он целился в Османа, но расстояние оказалось слишком большим, и солнечные лучи ослепляли, отражаясь от камней, поэтому он промахнулся. Человек, ехавший следом за Османом, упал. По этому сигналу холмы словно ожили от вспышек выстрелов.

Колонна дрогнула – всадники бросились врассыпную. Ошеломленные солдаты открыли ответный огонь, не причинивший никакого вреда арабам: они даже не видели противника – только мелькание белой одежды среди валунов.

Возможно, дисциплина ослабела во время этого тяжелого марша, или паника охватила усталых турок: колонна распалась, и люди бросились к брустверу, не дожидаясь приказа. Они оставили бы верблюдов под огнем, но Осман, метавшийся среди солдат и размахивавший саблей, заставил их ввести животных за ограду.

– Я надеялся, что они оставят верблюдов и женщин снаружи, – проворчал Гордон. – Может быть, они выведут их, когда обнаружат, что нет воды.

Турки заняли позицию в правильном порядке, спешившись и распределившись вдоль стены. Одни, стащив женщин с верблюдов, ввели их в хижину, другие наскоро соорудили загон для животных из жердей и веревок между изгородью и задней стеной дома. Седла они свалили в воротах, тем самым завершив заграждение.

Арабы, выкрикивая насмешки, поливали их градом свинца, а несколько человек принялись скакать, кривляясь и потрясая винтовками. Но когда какой-то турок пробил одному из них голову, они сразу же прекратили свой воинственный танец и уже не подставляли себя под выстрелы.

Тем временем турки открыли ответный огонь, экономя патроны и не обнаруживая паники, так как теперь они оказались в укрытии и сражались в привычных условиях. Стена служила хорошей защитой от пуль бедуинов, которые залегли прямо перед ними, но расстояние от склона до бруствера было слишком большим, чтобы огонь арабов нанес осажденным значительный урон.

– Мы, кажется, не причиняем им вреда, – заметила Ольга.

– Жажда будет нашей козырной картой, – ответил Гордон. – Мы все сделали, чтобы их задержать. Возможно, на остаток дня у них есть вода во флягах. Но не дольше. Смотрите, они собираются идти к источнику.

Колодец находился посреди отгороженной бруствером площадки, на сравнительно открытом месте, и хорошо просматривался сверху. Ольга видела, как люди с флягами в руках направились к нему. Арабы со злорадным удовольствием открыли по ним огонь. Турки все же добрались до источника, а затем с ними произошло нечто невообразимое. Словно электрический шок поразил тех, кто был у колодца. Поднялся сумасшедший крик, перешедший в истерический визг. Люди, залегшие вдоль стены, открыли яростный огонь, остальные безумно метались, некоторые из них повалились, сраженные пулями, сыпавшимися с гряды.

– Что они делают? – Ольга встала на колени, но Гордон тут же заставил ее лечь.

Турки бежали к хижине. Если бы она посмотрела на американца, то поняла бы, что это означает, потому что его лицо вдруг помрачнело.

– Они выволакивают женщин! – воскликнула она. – Я вижу, как Осман замахнулся саблей. Что? О Боже! Они их режут!

Пронзительный визг и вызывающие отвращение надсадные выдохи убийц, наносивших удары, перекрыли звуки выстрелов. Ольга отвернулась и закрыла лицо ладонями. Осман понял, что его заманили в ловушку, и его реакция была как у бешеной собаки. Увидев, что источник завален камнями, он решил отомстить всей арабской расе – его честолюбивые планы потерпели крах.

Арабы подняли вой, доведенные до бешенства видом резни. Для них не имело значения, что эти женщины были из другого племени. Строгое соблюдение неписаных законов составляло основу их общества так же, как у первопоселенцев в Америке.

Руала впали в неистовство, когда увидели, что женщины их расы падают под саблями турок. Яростный крик полетел к бронзовому небу, и арабы, безрассудно оставив укрытие, обрушились со склонов, вопя, как дьяволы. Ни Гордон, ни Миткаль не могли их удержать.

На крики никто не обращал внимания. Бруствер покрылся дымом и пламенем, когда густые залпы обрушились на бегущую орду. Десятки человек упали, но остальные достигли стены и устремились через нее волной, которую не могли остановить ни свинец, ни сталь.

И Гордон был среди них. Увидев, что ему не остановить этот ураган, он бросился вместе со всеми. Миткаль бежал немного позади, проклиная своих людей. Шейх не имел ни малейшего желания участвовать в таком сражении, но был вынужден, потому что мог поплатиться своей властью: ни один человек, повернувший назад в этой атаке, никогда не смог бы командовать руала.

Гордон был среди тех, кто первыми достиг стен. Он не стрелял, когда бежал вместе с бедуинами, чтобы не оказаться у бруствера с пустой обоймой. Он не стрелял до тех пор, пока пламя встречных выстрелов не опалило ему лицо, и только тогда разрядил винтовку, пробив кровавую брешь там, где был ряд страшных темных лиц. Прежде чем брешь закрылась, он перелетел через бруствер, и руала последовали за ним.

Не успел он коснуться ногами земли, как был прижат к стене натиском противника; клинок, который метил в него, стукнулся о камень. Гордон нанес быстрый удар в оскаленное лицо, раздробив зубы насевшему на него турку. В следующий момент волна его людей перелилась через стену и заполнила пространство вокруг него. Он бросил свою разбитую винтовку и выхватил револьвер.

Турки были отброшены от бруствера в разные места, и теперь сражение шло по всей площадке, огороженной стеной. Пощады никто не просил и не давал. Бедуины, увидев залитую кровью хижину, превратились в сущих демонов. Оружие было у всех разряжено, кроме револьвера Гордона. Вопли перешли в рычание вперемежку с предсмертными криками.

В ход пошли кинжалы и винтовочные приклады, с силой опускаемые на головы. Бедуины понесли такой жестокий урон в своей безумной атаке, что турки теперь намного превосходили их числом и сражались с бешеным отчаянием.

Возможно, револьвер Гордона установил равновесие сил. Американец разрядил его не спеша, и на таком расстоянии он не мог промахнуться. Заметив зловещую тень где-то позади себя, он обернулся и увидел черного Хасана, следовавшего за ним и методично ударявшего направо и налево тяжелой, красной от крови саблей. Даже в неистовстве схватки Гордон не смог удержаться от смеха. Суданец дотошно выполнял приказ шейха, следуя за ним по пятам, и, пока исход битвы оставался неясным, был его защитником... готовый стать убийцей в тот момент, когда события обернутся к их славе.

– Преданный слуга! – крикнул ему с издевкой Гордон. – Заботишься обо мне? Боишься оставить этим турецким мошенникам мою голову!

Хасан, ничего не ответив, засмеялся. Вдруг кровь брызнула у него изо рта, и он повалился на колени. Сражаясь с четырьмя турками, он не заметил еще одного, который, воспользовавшись свалкой, подбежал сбоку и ударил его по голове прикладом ружья. Гордон убил турка последней пулей. Он не испытывал недоброго чувства к Хасану. Этот человек бьет хорошим солдатом – он выполнял приказ.

Бруствер стал похож на мясную лавку – сражавшихся оказалось меньше, чем лежавших на земле, и все были залиты кровью. Знамя с Белым волком, сорванное с древка, валялось под ногами мстителей. Вытащив саблю, Гордон огляделся, высматривая Османа. Он заметил Миткаля, бегущего к загону для лошадей, и предупреждающе закричал ему, потому что увидел, как Осман, отделившись от группы сражавшихся, бросился в том же направлении. Он первый добежал до загона и перерезал веревки. Лошади, обезумевшие от криков и запаха крови, вырвались на свободу, сбивая на бегу людей. Осман с удивительным проворством поймал развевающуюся гриву бегущего скакуна и вскочил ему на спину.

С бешеным криком Миткаль подбежал к нему и нажал на спусковой крючок револьвера, но выстрела не последовало: в пылу сражения он не обратил внимания, что оружие разряжено. Стоя на пути несущегося всадника, шейх снова и снова нажимал на курок. Только в последний момент осознав опасность, он отпрыгнул назад. И даже тогда Миткаль мог бы спастись, если бы его сандалия не зацепилась за абу мертвого бедуина.

Он споткнулся, избежав удара копыт, но не сабли Османа. Руала взревели, увидев, как шейх упал, и его тюрбан окрасился кровью. Осман был уже за воротами и пронесся, как ветер... прямо вверх по склону холма, где он заметил тонкую фигуру девушки.

Ольга, которая вышла из-за валунов и с ужасом наблюдала за сражением внизу, теперь вдруг обнаружила, что ей самой угрожает опасность. Девушка подняла револьвер и открыла огонь. Но она была не очень хорошим стрелком. Три пули пролетели мимо, четвертая убила лошадь, а затем револьвер замолк.

Гордон несся вверх по склону, как индеец на его родном Юго-Западе, а позади него бежала толпа бедуинов, потрясая разряженными винтовками.

Осман ударился при падении, когда под ним рухнула лошадь, но тут же поднялся, весь в крови. Гордон все еще был далеко. Турок кинулся к девушке и, схватив ее за волосы, бросил на колени, а затем на мгновение остановился, наслаждаясь ее отчаянием и ужасом. Когда он поднял саблю, чтобы отсечь ей голову, сталь громко лязгнула о сталь. Его рука замерла, задрожала, и выбитая сабля покатилась по горячим камням. Осман обернулся и увидел неумолимое лицо с прищуренными от ярости глазами. Американец стоял перед обезумевшим турком, сжимая свой саблю с такой силой, что мускулы у него на руке окаменели.

– Подними оружие, бешеный пес, – процедил он сквозь зубы.

Осман мгновение колебался, затем схватил саблю и, не выпрямляясь, ударил Гордона по ногам. Гордон отпрыгнул назад и снова подпрыгнул, как только носки его сапог коснулись земли. Поворот его был похож на смертельный бросок волка. Осман так и не успел распрямиться после того, как проткнул пустоту. Клинок Гордона просвистел, рассекая воздух, и заскрежетал по костям, разрубая плоть. Голова турка слетела с плеч и упала к его ногам, а обезглавленное туловище задергалось в конвульсиях. Все еще горя ненавистью, Гордон пнул голову, и она покатилась вниз по склону.

– О! – Ольга отвернулась и спрятала лицо в ладонях. Она понимала, что Осман заслужил такую смерть. Вскоре девушка почувствовала, как рука Гордона легко легла ей на плечо. Она взглянула на него, стыдясь своей слабости.

Солнце уже коснулось западной гряды. Взбираясь по склону, к ним бежал Муса, весь залитый кровью, но сияющий.

– Мы убили всех собак, эфенди! – крикнул он, усердно тряся на бегу остановившиеся часы – единственную свою добычу. – Многие из наших живы, многие ранены, но нет никого, кроме вас, кто мог бы командовать.

– Иногда проблемы разрешаются сами собой, – задумчиво произнес Гордон, – но страшной ценой. Если бы руала не совершили этот бросок, который принес смерть Хасану и Миткалю... Впрочем, все в руках Аллаха, как говорят арабы. Сегодня погибло много людей, но по решению слепой Судьбы я остался в живых. – Гордон повернулся к Мусе: – Нужно погрузить раненых на верблюдов, – приказал он, – и доставить в лагерь, где есть вода и тень. Пойдемте, – обратился он к Ольге.

Когда они спускались по склону, он сказал ей:

– Я должен остаться и проследить за размещением раненых в Сулеймановом укреплении, а затем мне нужно отправиться на побережье. Вы можете не бояться руала. Они проводят вас до ближайшего турецкого сторожевого поста.

Она посмотрела на него с удивлением:

– Значит, я уже не пленница?

Он засмеялся:

– Думаю, вы больше поможете Фейсалю, выполняя ваши первоначальные инструкции по снабжению турок ложной информацией! Я не порицаю вас за то, что вы не доверились даже мне. Позвольте выразить вам свое глубочайшее восхищение. Вы вели очень опасную игру. Не всякая женщина способна на такое.

– О! – Она почувствовала прилив радости оттого, что он знает, кто она на самом деле. Муса навострил уши. – Вы, вероятно, достаточно высокопоставленный советник Фейсаля, если знаете, что я...

– Глория Уиллоби, самый умный и отважный секретный агент на службе британского правительства, – шепнул он.

Девушка порывисто пожала его руку и, не выпуская ее, пошла рядом с ним вниз по склону.