Сижу жду. То на кровати с бесяво-розовым покрывалом. То у окна с ажурной тюль.
Смотрю, как по небу плывут, меняя форму, облака. Такие свободные, такие невесомые.
А у меня в груди тяжесть, а на шее удавка. Это все я виновата? Конечно, я, что за вопрос. Не стоило туда идти. Нельзя было рассказывать про Максима.
Нельзя! Мое это было. Интимное. Личное. Деликатное! И вот чем закончилась моя несдержанность.
А может… все хорошо? Может, парни просто посмеялись? Ничего не сделали.
Просто проводили Снежану до дома. Точно!
Позвоню, спрошу. Наверняка сейчас услышу веселый голос и полный подробностей рассказ о флирте с плохим мальчиком.
Только беру телефон, как мне звонок от Виталика. Вот уж точно с кем не хочу разговаривать. Он еще на выпуском повел себя как хамло, порвал мне платье, получил оплеуху.
Даже обижался несколько дней. Капец!
Он значит прижимает меня к грязной стене туалета, пытается порвать трусы, а теперь обижается?
Выключаю, к черту. Даже в кино, вместо того, чтобы просто спокойно посмотреть отличную комедию, он начала трогать мои бедра. Не то чтобы прикосновения мне не нравились, просто какой-то внутренний барьер… Не знаю.
Набираю сотовый Снежаны. Слушаю гудки и брожу по комнате, как зверь в клетке. Золотой клетке.
В комнату стучится Петровна. Грузная, с добрыми глазами и самыми ласковыми руками.
– Пойдем, хоть поешь, – просит она. – Уже два часа ждешь. Стемнело. Решит все Игорь Борисович. Я тебя уверяю.
– Не могу я есть, говорю же, – топая ногой, слушаю гудки, чувствуя, как прежнее чувство паники снова побеждает надежду. – Ладно. Через пять минут.
Вру, конечно, но иначе она бы не ушла. Упертая. Иногда кажется, что в этом доме она единственная, кого заботит мое состояние здоровья. Именно с ней я всегда ездила на медицинские осмотры. Именно она заменила мне отца и мать, но все равно не имела того авторитета.
На нервах набираю домашний телефон Снежаны.
Гудок. Второй. Третий. Слышу, как сняли трубку и радостно кричу:
– Снежана, Снежана, как ты?! Я так волновалась!
Меня перебивает резкий со всхлипом голос ее матери, очень неприятной женщины с почты.
– Никогда больше не звони сюда, тварь. Это ты виновата!
Она кидает трубку, а меня трясет. По коже расползается мурашками холод. Неприятный. Мерзкий. В горле ком, в груди дыра.
Я сглатываю, чувствуя тошноту, и бегу в туалет. Меня рвет от бессилия и осознания. Случилось. То, чего я так боялась, случилось.
Вижу, как темное пространство за маленьким окном озаряет яркий свет фар и быстро умываюсь.
Приехал. Я уверена, что он со всеми разобрался. Снял скальпы. Порвал на куски. Посадил за решетку и рассказал, что эти подонки сделали с девочкой.
Бегу вниз, спускаюсь в гараж, где стоят несколько нехилых автомобилей, и почти врезаюсь в выходящего из одного из них Андронова.
– Ну что?! Ты разобрался?! Ты всех их порвал?!