В этот день у Гордона состоялась беседа с Майтландом, который был вызван к нему в связи с событиями на улице Слугта. Закончив разговор и отпустив банкира, Дик направился в полицейское управление, чтобы повидаться с Эльком.
— В общем, я посчитал Пентонвиль самой надежной тюрьмой и отправил Бальдера туда, — доложил сыщик. — А что вам сообщил Майтланд, господин полковник?
— Он утверждает, что явился к Бальдеру по приглашению. «Что прикажете делать, если за вами посылает полиция?» — заявил он мне, и на это было трудно возразить.
— Но ведь совершенно ясно, что Майтланд навестил Бальдера по другой причине. И я не сомневаюсь, что он тоже «лягушка».
— Майтланд очень энергичный, но все же трусливый старик, — возразил Дик. — Чуть не упал в обморок, когда я сообщил об аресте Бальдера.
— Надо все-таки проследить за ним, — задумчиво произнес сыщик. — Я послал за Джонсоном, он может быть полезен нам в качестве свидетеля.
Через полчаса прибыл Фило.
— Нас интересуют некоторые сведения об этом человеке, — сказал Гордон и протянул Джонсону фотографию Бальдера, — Вы знаете его?
— Да. Я его часто видел. Он заходил к Майтланду в контору.
— Что за дела были у него с Майтландом?
— Не знаю… Я принимал его за агента по продаже недвижимости, поскольку Майтланд только лично с ним встречался. Припоминаю также, что однажды у него пробыл целую неделю ребенок.
— Ребенок из майтландского дома? — спросил Эльк.
Джонсон утвердительно кивнул.
— Я еще послал туда игрушки по поручению старика. Это было приблизительно полтора года назад, как раз в тот день, когда мистер Майтланд подписал свое завещание. Я это хорошо помню, так как был огорчен тем, что он в качестве свидетелей вызвал из конторы двух служащих, а меня обошел.
— Завещание было сделано в пользу ребенка? — спросил инспектор.
Джонсон пожал плечами.
— Он никогда не говорил со мной об этом, он даже не посоветовался с адвокатом.
Гордон поднялся.
— Благодарю за интересные сведения, мистер Джонсон.
На следующее утро Дик допрашивал Бальдера.
— Я ничего не знаю ни о младенцах, ни об игрушках, — упрямо твердил Бальдер. — А если ваш Джонсон утверждает, что посылал игрушки, значит он врет! Я жертва полицейских интриг и требую освобождения…
Суд, рассмотрев дело Бальдера, признал его виновным, и он вновь был отправлен в Пентонвиль.
Вскоре после этого с главным надзирателем Пентонвильской тюрьмы произошла романтическая история. Был он сравнительно молод, самостоятелен, одинок, довольно приятной наружности и жил у своей овдовевшей матери. Домой обычно возвращался на автобусе. В тот вечер, доехав до своей остановки, собирался уже сойти, когда вдруг молодая, изящная, удивительно красивая дама, выходившая перед ним, оступилась и упала. Он помог ей подняться и отвел на тротуар.
— Благодарю вас, я не ушиблась, — сказала она и попыталась улыбнуться, но лицо ее скривилось от боли. — Я навещала свою больную подругу. Не поможете ли вы мне взять такси?
Броун с удовольствием выполнил ее просьбу.
Садясь в такси, дама беспомощно оглянулась.
— Не вижу никого из знакомых, а я боюсь, что упаду в обморок по дороге домой.
— Если вы ничего не имеете против, я вас провожу, — восторженно предложил Броун и был награжден благодарным взглядом.
Дама занимала прекрасную квартиру, которая, по мнению мистера Броуна, полностью соответствовала очаровательной хозяйке.
Ему было предложено виски с содовой, папиросы, и, проболтав целый час, он провел в высшей степени приятный вечер.
— Я очень благодарна, мистер Броун, — сказала хозяйка на прощанье. — Сожалею, что вам пришлось из-за меня потерять напрасно столько времени.
— Если вы считаете это напрасно потерянным временем, то мне нет никакого смысла дорожить им, — заявил надзиратель.
— В таком случае я разрешаю вам завтра навестить меня и справиться о моей больной ноге.
На следующий день Броун явился к даме уже в штатском и, уходя домой в десять часов вечера, чувствовал себя на седьмом небе.
Через десять минут после его ухода из дома вышла молодая дама и старательно заперла за собой дверь.
Находившийся на противоположной стороне мужчина, бросив окурок сигары, подошел к ней и поздоровался:
— Добрый вечер, мисс Бассано!
— Боюсь, что вы ошиблись, — гордо ответила дама.
— Нисколько! Вы мисс Бассано, а я ваш сосед, и пусть это послужит мне извинением за то, что заговорил с вами.
— Ах, мистер Броад!.. Я только что навестила свою заболевшую подругу…
— Да, мне это уже сообщили. У вашей подруги прелестная квартирка, я сам ее несколько дней назад хотел снять! Это было как раз в тот день, когда вы подвернули ногу.
— Я вас не понимаю!
— Дело в том, что я тоже пробовал познакомиться с мистером Броуном. Мне стоило больших денег получить список лиц, находящихся в Пентонвильской тюрьме. Вам, я думаю, еще не удалось заставить надзирателя рассказать о своих заключенных? Пока что он посвящает вас в свои душевные переживания?
Лола улыбнулась.
— Какой вы умный, мистер Броад. Но должна заметить, что я вовсе не интересуюсь заключенными.
— Как же так? Ведь в Пентонвильской тюрьме находится «номер седьмой».
— «Номер седьмой»? Это, кажется, имеет какое-то отношение к «лягушкам»?
— Совершенно верно, мисс Бассано. Я бы хотел сделать вам одно предложение…
— Предложите мне сначала сесть в автомобиль, — перебила его Лола. — Итак, что же это за предложение? — спросила она, оказавшись в машине.
— Я дам вам определенную сумму, достаточную для того, чтобы прожить пару лет за пределами Англии, пока главная Лягушка не проиграет, а это случится непременно. Я довольно долго наблюдал за вами и хочу сказать, не сочтите за дерзость, что вы мне нравитесь. В вас есть что-то притягательное… Нет, нет — я не собираюсь ухаживать за вами, просто… как бы это сказать… Я люблю вас из сочувствия, что ли… И хочу предупредить: может произойти нечто ужасное, что неминуемо заденет и вас.
Лола ответила не сразу. Она и сама испытывала последнее время тревогу, а слова американца усилили ее.
— По-видимому, вам известно, что я замужем?
— Я догадывался, — просто ответил Броад. — Можете взять его с собой. А что вы будете делать с мальчишкой?
Лола даже не пыталась отрицать той роли, которую она играла в этом деле. Жозуа Броад настолько подавил ее своим превосходством, что ей и в голову не приходило обмануть его.
— Вы говорите о Рае? Не знаю. Он у меня на совести. Вы смеетесь?
— Только не над тем, что у вас есть совесть. Я просто подумал, какие чувства испытывал к вам Рай и что может означать его отпущенная борода?
— Об этом я ничего не знаю… Но почему я все это вам рассказываю? Кто вы такой, мистер Броад?
— Обещаю, что вы первая узнаете это, когда настанет время. А пока напишите пентонвильскому надзирателю, что вы уехали из города и в ближайшие десять лет не появитесь здесь.
Лола молчала. Американец взял ее изящную ручку и произнес:
— Если вам потребуются деньги для отъезда, я дам вам подписанный бланк чека. Поверьте, что ни для кого другого на всем свете я бы этого не сделал.
Лола, кивнув, вышла из машины. В глазах блестели непривычные для нее слезы.