Душная летняя ночь. В окно казацкого куреня нагло заглядывает полная луна. Жёлтый луч медленно крадётся к морщинистому лицу седобородого старца. Наконец свет трогает закрытые веки. Во дворе поднимает тревогу пёс, лай быстро переходит в жалобное поскуливание.
Матвей Ермолаев резко просыпается, соскакивает с кровати и выглядывает в окно. Напротив, в маленькой станичной церквушке настежь распахнута дверь. В колышущемся свете зажжённой внутри свечи отчётливо видна заползающая, словно чёрная змея, тень за порогом. Тёмный силуэт высокой фигуры исчезает в дверном проёме. Свет усиливается, одновременно вспыхивают многочисленные свечи в церкви. Тихо, протяжно, жалобно стонет колокол, будто ветер гудит.
Старец торопливо натягивает поповскую рясу, вешает на грудь массивный медный крест и босиком бежит к церкви.
У алтаря замерла очень высокая стройная женская фигура в чёрном платье до пят. Задрав голову, рассматривает лики святых на иконостасе. Непослушные длинные чёрные пряди волос разметались по плечам.
– Негоже женщине с непокрытым челом в храм входить! – прямо с порога набросился на нарушительницу церковных устоев суровый батюшка.
– Матвей, я в твою богадельню не молиться среди ночи пришла, – молодая женщина грациозно обернулась. В руках она нежно держала свёрток с младенцем. – Ты, сводный братишка, теперь станешь ещё и крёстным отцом моего дитя.
– Фелиция, не по обряду это – самому крестника крестить. Да и не в ночи святое таинство твориться должно, – насупил седые брови святой старец. Отношения со сводной сестрой у него сложились непростые. – Не богохульствуй, ведьма! Полсотни лет по миру шлялась, а теперь грехи отмолить решила!
– По разным мирам много хаживала, – тряхнув волосами, нагло сверкнула белозубой улыбкой очаровательная красотка. – Ты, братец, не корчи из себя святого, сам в молодости славно погулял, да и в Турецкую войну шашкой нарубил врагов гору. А помнишь, как ты за голой старшей сестрой в бане подглядывал?
Красавица медленно опустила руку к коленке и, осторожно захватив ткань платья двумя тонкими изящными пальчиками, резко подняла к поясу, соблазнительно обнажив выставленную вперёд стройную ножку в туфельке на высоком каблучке.
Колдунья мгновенно пробудила в старом казаке забытые мужские желания.
– Я уж почти полвека былые грехи замаливаю, – поп ухватился ладонью за крест на груди и, стиснув зубы, погнал прочь бесовское наваждение. – Побойся бога, девка распутная! Уж нам помирать скоро, а ты всё не перебесишься.
– Коли сейчас с тобой, старый, сговоримся о деле, – моложавая ведьма озорно подмигнула седобородому братцу, – свои два десятка лет жизни тебе добавлю. Будет время из крестника воина воспитать.
– Не продам душу дьяволу! – ещё крепче, до боли в пальцах, сжал медный крест на груди стойкий поп.
– Матвей, ты же понимаешь – от ведьмы дитя хорошим манерам не научится, – горько вздохнула непутёвая мамаша. – Ну какая из меня воспитательница? Я же всю жизнь только для своего удовольствия жила – не научена я чем-то жертвовать ради других. Не хочу, чтобы мой сын вырос таким же бездушным эгоистом. Кому много богом дано, с того и спрос больше.
– А ведь когда-то одна настырная девчонка, презрев все опасности, ушла из нашего дома искать родную мать, – с укором напомнил давние события названный брат.
– Не позволяй крестнику совершить роковую ошибку. Рождение сына у ведьмы – это аномалия, – отрицательно покачала головой сестрица. – В мой родной мир мальчику хода нет. На ведьмака весь колдовской клан накинется. Там он либо станет королём, либо умрёт. Но уж возмужать и набраться сил ему точно не дадут. Ты хочешь крестнику смерти?!
– Эх, ведьмы, твари жестокие, – в сердцах простонал старик, не понимая такого отношения к детям. – Как же ты, душегубка проклятая, от своего дитя отказываешься?
– Спасти хочу, – потупив взор, тяжело вздохнула мать. – Вспомни, ведь я и сама подкидышем была. Воспитай настоящего воина, а он за это твой казачий род от истребления спасёт.
– Неужто опять большую войну чуешь? – нахмурил брови казак. Знал он талант сестрицы – беду накликать.
– Первая мировая грядёт, – кивнула пророчица. – А затем начнётся братоубийственная резня по всей Российской империи.
– Мы в Русской империи живём, – поправил старик путешественницу по заграничью.
– Я видела, на денежных ассигнациях лик Николая Второго отпечатан. Значит, разница небольшая, – скривившись, словно лимоном закусила, отмахнулась чужестранка. – История почти такая же.
– Загадками говоришь, – недовольно поморщился старик. Каноническая церковь отвергает лжепророчества идолопоклонников. Но казаки хоть и сильны верой православной, однако и к вещим снам относились с уважением. – Что конкретно в колдовских снах видела?
– Кабы во снах, – грустно усмехнулась ведунья. – Я реки крови воочию видела, десятки миллионов человек в землю легли. Колесницу истории в одиночку не повернуть. И предотвратить всеобщее безумие никому не под силу. Но герой может спасти избранных.
– Когда война грянет? – уже уверовал в грозное пророчество старец.
– Должно быть, летом 1914 года, – пожала плечами ведьма.
– Так сыну твоему только четырнадцать исполнится, – с недоумением всплеснул руками Матвей. – Как же такой малец большую беду отведёт?!
– А ты его не настраивай весь мир переворачивать, – зло хохотнула беспечная мамаша. – Пусть поначалу собой пять казаков от призыва заменит. У тебя ведь столько внуков к тому сроку подрастёт?
– Как взрослых казаков может заменить ребёнок?!
– Мальчонка быстро вырастет, – подмигнув, заверила ведьма. – Ты, главное, его дух правильно к войне подготовь, а мощь в его теле кроется не человеческая. Научи сына скрывать до поры свою истинную силу, или людишки монстру житья не дадут. Научи воина любить и защищать род, выкормивший его, а то бед от чудовища не оберёшься. Пусть лучше станет таким же, как мой названный братец, честным бессребреником, чем алчным до власти владыкой.
– Как сына-то нарекла?
– Алексеем, как отца звали.
– Неужто нет больше станичного атамана?! – ужаснулся старик. – За что лучшего казака сгубила?!
Волосы ведьмы встали дыбом, как наэлектризованные. Глубоко в бездне чёрных зрачков вспыхнули дьявольские огни.
– Я ему душу открыла! Полюбила! А он испугался правды моей, отринул ведьмину любовь, да ещё и утеху на стороне нашёл.
– Сама-то тоже девка не без греха, сколько в молодости кавалеров поменяла, скольких с ума свела? – с упрёком покачал головой старик.
– Да уж без счёта, – быстро погасив нервный всплеск, довольно рассмеялась ведьма и вновь превратилась в милую прелестницу. – Только ни от кого раньше дитя понести не смогла, а тут, на старости лет, такое парадоксальное совпадение тел. Видно, в роду атамана тоже ведьмы водились. Я ведь почти решилась остепениться, почитай год в родном селе смирно живу.
– Тебя здесь никто не признал, все знакомые старики и старухи померли. Ты ведь юной девицей сбежала мир повидать.
Старик всё же немного завидовал непутёвой сестрёнке.
– Миры, – подняв указательный палец, поправила ведьма. – Зато погуляла всласть, а ты на одном месте пнём просидел, что видел?
– Жизнь не зря прожил. За отечество сражался, жену любил… до самой смерти любил. Бог трёх сыновей дал, пять внуков, восемь внучек.
Тепло разлилось под крестом в груди старика.
– И я, наконец-то, мужика полюбила… до смерти, – злобно рассмеялась ведьма. – А вот измену простить не смогла – дура ревнивая!
– У тебя всегда был характер – огонь. Веру бы приняла православную, так и сдержала бы душу басурманскую, – пробормотал старик, хотя не очень-то и верил вырвавшимся словам.
– Вот, братишка, сына тебе на воспитание и отдаю, сама не смогу человеком воспитать. Не хочу чудовище вырастить. Опостылела мне жизнь бессмысленная и жестокая, а себя переделать не смогу. Если возьмёшь сына, то обещаю больше в твоём мире никого не убивать. А не то ты меня знаешь, распалю в душе злобу лютую – всё село сожгу, всех казаков порешу!
– Не сметь, ведьма! – бешено взревел старик. За своих станичников он мог зубами рвать врага, даже несмотря на церковный сан.
– Так казаки сами за смертью утром к моей хате придут, за атамана мстить. Ночью-то боятся, сидят по хатам, самогоном храбрятся. Не дай, поп, душ невинных без счёта загубить. Возьми мою ношу, позволь тихо уйти в иной мир.
Ведьма бесшумно приблизилась вплотную к попу и выпустила из рук куль с ребёнком.
Матвей инстинктивно бросился подхватить, но ладони остались пусты. Куль недвижимо парил в воздухе, не падал! Лишь через долгую секунду плавно опустился в подставленные ладони.
– Ты взял, брат, теперь это твоя ноша, – победно рассмеявшись, ведьма, словно привидение, обтекла поражённого попа и беззвучно упорхнула в ночь.
Что хотела, она сделала. Колесо истории, наскочив на небольшой камешек, должно повернуть в сторону, образовав новую вероятность.
Поп с ребёнком бросился к порогу. Но лишь заметил, как чёрная тень на мгновение закрыла лунный диск – может птица ночная, может ведьма?
– Кукушка проклятая! – в сердцах крикнул вслед непутёвой сестрице старик и прижал невесомое тельце к груди. Младенец спал, тихонечко посапывая.
Удручённый нежданным событием, старый Матвей так и стоял босиком на пороге святой обители, держа в руках невесомый свёрток. Долго слушал, как перед рассветом пели соловьи, и с окаменевшим лицом глядел на разгорающийся дом ведьмы на окраине посёлка.
Внезапно соловьи смолкли, а в тиши далеко разносилось дивное пенье на чужестранном языке, даже слёзы наворачивались от жалостливых интонаций. Ближе смотреть не пошёл, но люди потом рассказывали, что песня звучала до конца, пока дом не сгорел полностью. И ещё сбежавшимся на огонь станичникам почудилось, что когда крыша провалилась внутрь, то будто бы вместе со снопом алых искр и клубами дыма в небо унеслась к умирающим звёздам чёрная тень ведьмы.