Городишко, видимо, не был ни большим, ни впечатляющим, даже в дни до Взрыва, когда в нем жили. Но для Форса, который никогда прежде не видел никаких зданий, кроме Айри, он был очень странным и даже немного пугающим.
Дикая растительность заполонила все вокруг, и разрушенные дома были теперь только буграми, поросшими зеленью. Одна источенная водой свая на берегу реки, разделявшей городок, отмечала, что здесь был давным-давно рухнувший мост.
Несколько долгих минут Форс в сомнении стоял наверху. В перепутанной буйной растительности внизу было что-то запретное, из окаймляющих впадину руин с вечерним ветром поднимался запах старой плесени. Ветер, грозы и дикие животные слишком долго делали там все, что хотели.
С одной стороны дороги лежала куча проржавевшего металла. Должно быть, подумал Форс, она была остатками машины, такой же, как те, которые люди древних времен использовали для перевозок. Даже тогда она, наверное, была устаревшей. Незадолго до Взрыва Древние создали другие машины, приводимые в движение атомным мотором, иногда Звездные Люди находили их почти невредимыми. Он обогнул обломки и, придерживаясь ниточки разбитой дороги, спустился в город.
Люра рысью бежала рядом с ним, высоко подняв голову и ловя запах каждого достигавшего их ветерка. Скрылся в высокой траве перепел и где-то прокричал дикий фазан. Дважды на фоне зелени отчетливо мелькнул кроличий хвост.
В этой путанице зелени были и цветы, защищавшиеся крючковатыми шипами, несшие их растения переплетались, перепутывались между собой и образовывали барьер, сквозь который он не мог пройти. И вдруг на мгновение пробившийся сквозь облака луч солнца осветил в этой угрожающей растительности алые лепестки цветов. Застрекотали в траве насекомые. Гроза закончилась.
Путешественники выбрались на открытое пространство, со всех сторон окруженное осыпавшимися холмиками зданий. Откуда-то донесся шум воды, и Форс проложил себе путь сквозь заросли растительности туда, где струйка ручейка впадала в созданный человеком пруд.
Вода в Нижних Землях всегда была подозрительна – он это знал. Но вода чистого ручья перед ним была намного соблазнительней затхлого содержимого фляги, весь день висевшей у него на поясе. Люра безбоязненно лакала воду из ручья, мотая головой, чтобы стряхнуть с усов капли. Поэтому он осмелился зачерпнуть пригоршню и осторожно выпил воду.
Пруд находился прямо перед уродливым образованием из камней, которые были когда-то свалены в кучу, образовав грот. И слой листьев, накопившихся там, был сухим. Он прополз внутрь. Наверняка здесь будет безопасно заночевать. Ни в каких старых домах, конечно, никогда не спали. Никогда нельзя было сказать, сохранились ли еще в их гнили призраки древних болезней. Люди погибали, если были беззаботны. Но здесь, среди листьев, он увидел белые кости. Какой-то другой охотник – четвероногий – уже пообедал здесь.
Форс выбросил останки и пошел искать дерево, не слишком намокшее, чтобы оно могло гореть. Среди скопления камней были места, где ветер намел кучки хвороста, и он вернулся к пещере с одной из них. Затем он принес сначала две, а потом три охапки, которые свалил неподалеку от пещерки.
На равнинах костер мог быть с одинаковым успехом и врагом, и другом.
Беззаботное обращение с огнем в открытой степи могло служить началом одного из степных пожаров – океана пламени, который будет мчаться вперед, гоня перед собой все живое. Во враждебной стране огонь мгновенно становился предателем. Поэтому, даже когда Форс выложил маленький круг из дров, он заколебался, стоя с кремнем и трутом в руке. Ведь существовал тот таинственный охотник – что, если он притаился теперь в лабиринте разоренного города?
И все же и он, и Люра продрогли и промокли на дожде. Улечься спать в холоде значило подцепить простуду. И хотя, когда это было необходимо, Форс мог переварить сырое мясо, он больше предпочитал жареное. В конце концов, именно мысль о мясе победила его осторожность, но даже когда из кучки дров поднялась тоненькая ниточка дыма, его рука все еще медлила, готовая в любой момент загасить костер. Потом Люра подошла посмотреть на пламя, и он знал, что она не была бы так спокойна, если бы им угрожала какая-то опасность. И зрение и нюх у Люры были намного лучше, чем его собственные.
Позже, из засады, ему удалось подстрелить у пруда трех кроликов.
Отдав двух Люре, он ободрал и изжарил третьего. Заходящее солнце было красным, и по старым приметам он мог надеяться, что завтра будет ясный день. Форс облизал пальцы, ополоснул в воде руки и вытер их о пучок травы.
Затем, в первый раз за весь день, он открыл сумку, украденную им в Звездном Зале.
Он знал, что было внутри, но впервые за многие годы он держал в руках пачку старых хрупких бумаг и читал слова, заботливо выведенные на них мелким, ровным отцовским почерком. Да, он напел про себя отрывистый мотивчик, он был здесь, кусочек карты, которым так дорожил его отец, тот, на котором был изображен город на севере, как надеялся отец, безопасный и все же был достаточно большой, чтобы там можно было найти много полезного для Айри.
Но читать шифрованные записи отца было нелегко. Лэнгдон делал их для себя самого, и Форс мог только гадать, что значит «змеиная река к западу от пустошей», «на северо-восток от обширного леса» и все остальное.
Ориентиры, указанные на древних картах, теперь исчезли или же так изменились от времени, что человек мог пройти мимо поворота и не обнаружить его. Форс, хмурясь над обрывком карты, из-за которой погиб его отец, начал немного понимать огромность стоящей перед ним задачи. Он знал все безопасные тропы, проложенные за долгие годы Звездными Людьми, только понаслышке. И если он заблудится...
Его пальцы сомкнулись, зажав пачку драгоценных бумаг. Заблудиться в Нижних Землях! Бродить не по тропе!..
Шелковистый мех прижался к нему, и округлая голова ткнулась ему в ребра. Люра уловила этот внезапный укол страха и по-своему отвечала на него. Легкие Форса медленно наполнились воздухом. В сыром воздухе Нижних Земель отсутствовали энергичные уколы холода горных ветров. Но Форс был человеком и он был свободен. Вернуться в Айри означало признать поражение.
А если он заблудится здесь, внизу? Тут были обширные земли, можно сделать их своими! Да, он мог идти и идти через них, пока не достигнет соленого моря, которое, как гласила легенда, лежит на краю мира. И все эти земли ждали исследователя!
Он порылся в глубине сумки, лежавшей у него на колене. Кроме записок и обрывка карты он обнаружил компас, который, как он и надеялся, был там, маленькую деревянную коробочку с карандашом, пакет бинтов и мазь для ран, два маленьких хирургических ножа и грубо сработанную записную книжку дневник Звездного Человека. Но к его огромному разочарованию, записи в ней были всего лишь регистрацией расстояний. Он импульсивно занес на одну из пустых страниц отчет о своем путешествии за день, постаравшись нарисовать странный след. Затем он снова упаковал сумку.
Люра вытянулась на подстилке из листьев, и он улегся рядом с ней, натянув на обоих одеяло. Уже смеркалось. Он подтолкнул дрова к центру костра, чтобы сгорели до конца. Под мягкое мурлыканье Люры, которая вылизывала лапы, выкусывая шерсть между когтями, он опустил отяжелевшие веки. Он перебросил руку через ее спину, и она благосклонно лизнула его своим языком. Рашпиль, прошедшийся по его коже, был последним, что он ясно помнил.
Утром прилетели птицы, целая стая, им не понравилось присутствие Люры. Их бранящиеся крики и разбудили Форса. Он протер глаза и сонно взглянул на серый мир. Люра сидела у входа в пещеру, не обращая ни малейшего внимания на хор голосов над головой. Она зевнула и с некоторым нетерпением оглянулась на Форса.
Он вылез, и, прежде чем умыться в пруду, стащил свою заскорузлую, высохшую одежду. Было так холодно, что его зубы начали выбивать дробь, и Люра отступила на безопасное расстояние. Птицы черной стаей улетели прочь.
Форс оделся, зашнуровал свою кожаную куртку-безрукавку, потом заботливо застегнул сапоги и пояс.
Более опытный исследователь не стал бы зря терять время на этот забытый богом городишко. Любая полезная добыча давным-давно была взята или превратилась в хлам. Но это было первое мертвое поселение, увиденное Форсом, и он не мог покинуть его, хотя бы поверхностно не изучив. Он прошел по дороге вокруг площади. Только в одно здание можно было войти.
Каменные стены буйно поросли плющом и мхом, а пустые окна слепо глядели на мир. Он зашагал по сухим листьям и траве, скрывавшей широкую лестницу, к большой двери.
Из листвы под ногами донеслось стрекотание потревоженных кузнечиков.
Мимо с гудением пролетела оса. Люра ткнула лапой что-то, лежавшее прямо в дверях. Оно вкатилось в полумрак внутри помещения, и они зашли следом.
Форс остановился, чтобы потрогать указательным пальцем буквы на бронзовой дощечке: «ПЕРВЫЙ НАЦИОНАЛЬНЫЙ БАНК ГЛЕНТАУНА». Он прочел эти слова вслух, и его голос глухо разнесся по длинному помещению, через пустые ряды ячеек вдоль стены.
– Первый национальный банк, – повторил он. Что такое банк? Он имел об этом лишь смутное представление – какой-то склад. А этот мертвый город, должно быть, Глентаун – вернее, некогда он был Глентауном.
Люра снова нашла свою игрушку и покатила ее по потрескавшемуся полу.
Она остановилась, ударившись об основание одной из клетушек как раз перед Форсом. Круглые глазницы полуразбитого черепа обвиняюще уставились на него. Нагнувшись, он поднял его и поставил на полку. Густым клубком поднялась пыль. Кучка монет рассыпалась и полетела в разные стороны, металлически позвякивая.
Здесь было много монет, на всех полках клетушек. Он набрал пригоршню и покатил по полу, чтобы позабавить Люру. У монет не было никакой ценности. Кусок хорошей нержавеющей стали стоило взять с собой, а это нет.
Темнота этого места начала угнетать его, и, куда бы он не поворачивался, он чувствовал на себе взгляд черепа. Он вышел, позвав Люру за собой.
В сердце этого города было сыро, воздух здесь имел привкус древнего тлена, смешанный с более свежим запахом гниющего дерева и палой листвы. Он сморщил нос от этого запаха и стал пробираться дальше по улице, карабкаясь по кучам щебня, направляясь к реке.
Эту реку надо было как-то пересечь, если он хотел направиться прямо к цели, намеченной его отцом. Он легко переплыл бы поток этой коричневой воды, все еще мутной от грозы, но он знал, что Люра по доброй воле не пойдет на это, а он, разумеется, не собирался оставлять ее.
Форс двинулся на восток вдоль берега. Нужен был какой-нибудь плот, но для того, чтобы найти деревья, ему придется удалиться от развалин. Его раздражала эта вынужденная потеря времени.
День сегодня был ясный. Поднималось солнце, вода рябила от пятнышек света. Сзади Форс все еще мог видеть подножие гор, а за горами голубоватые вершины, с которых он спустился двадцать четыре часа назад. Он оглянулся только один раз, все его внимание сосредоточилось теперь на реке.
Через полчаса он наткнулся на находку, которая сберегла ему много часов изнурительного труда. Береговой разлом образовал узкую бухту, в которой во время половодья поднималась вода. Теперь она была наполовину забита плавником, от огромных бревен до аккуратных высохших прутиков, которые Форс легко мог сломать двумя пальцами. Ему нужно было только нагнуться и выбрать нужное.
К полудню у него был готов плот. Грубый, не предназначенный, разумеется, для долгого плавания, он должен был помочь им переправиться на другой берег. У Люры были свои основания не доверять этой ненадежно связанной платформе. Но когда Форс отказался оставаться в безопасности на берегу, она влезла на плот, осторожно пробуя его лапой перед каждым шагом.
Только посередине плота она со вздохом уселась на задние лапы. Форс с силой оттолкнулся шестом.
Ненадежное сооружение стало кружиться и Форс был вынужден с этим бороться. Однажды шест попал в илистую отмель, и его чуть было не выдернуло из рук. Соленый пот ел его губы и обжигал покрывшиеся волдырями руки. Он видел, что хотя поток и нес их вниз по течению, они все же медленно приближались к противоположному берегу.
Солнечные лучи, отражавшиеся от воды, согревали их, от этого хотелось пить, и все остальное время Люра издавала слабые мяукающие стоны, жалея себя. Все же она довольно скоро привыкла к новому способу передвижения, села и стала внимательно смотреть, как выпрыгивает рыба, чтобы проглотить зазевавшуюся муху. Они проплыли мимо кучи распавшихся обломков, которые, должно быть, были остатками судна, и дважды они проплывали между опорами давно исчезнувших мостов. До Взрыва это была густонаселенная территория.
Форс попытался представить, на что было похоже, когда в городках жили, дороги были забиты транспортом, по реке плавали суда...
Течение несло их приблизительно туда, куда им было надо, на восток, и Форс не старался как можно быстрее достигнуть другого берега. Но когда часть их ненадежного плота вдруг отломилась и пустилась в собственное плавание, он сообразил, что такая беззаботность к добру не приведет и заработал шестом, чтобы вырваться из течения и достичь берега. Вдоль реки тянулись обрывы, и он с беспокойством пытался найти бухточку или отмель, где можно было бы высадиться.
Наконец он нашел маленькую бухту, где берег обвалился, и два дерева образовали небольшую преграду. Он с большим трудом повел к ним плот. Тот задрожал под напором потока и остановился. Люра не стала ждать, и одним прыжком оказалась возле корней. Форс подхватил свои вещи и отправился за ней, и как раз вовремя, потому что плот разломился, закружился и его обломки понеслись дальше в потоке воды.
С трудом вскарабкавшись вверх по вязкому глинистому обрыву, они снова вышли на открытую местность. Трава здесь была высока, по земле пыльными заплатами раскинулись кусты, и то тут, то там виднелись скопления молодых деревьев, снова покрывших древние поля. Но здесь дикая растительность еще не совсем заполонила землю, веками обрабатывавшуюся плугом и жаткой.
Люра дала ему знать, что они последний раз обедали довольно давно, и она намерена позаботиться о пополнении их продовольственных запасов. Она пересекла нечеткую границу древних полей с мрачной целеустремленностью в каждом движении ее грациозного кошачьего тела. Из-под ее ног выпорхнула куропатка, и повсюду бегали кролики, но она с пренебрежением отворачивалась от такой мелкой дичи, устремившись дальше, к склону, поросшему деревьями, почти настоящим лесом. Форс далеко отстал от нее.
Она остановилась на полпути. Кончик ее хвоста затрепетал, между зубов на мгновенье показался красный кончик языка. Затем она снова исчезла, растаяла в высокой траве бесшумно и без усилий, словно была всего лишь мимолетным ветерком. Форс шагнул назад, в тень высокого дерева. Это была охота Люры, и он не должен был мешать.
Он осмотрел колыхавшуюся траву. Похоже, это был какой-то злак, не совсем созревший, потому что у него еще только формировался колос. Небо было голубое, по нему плыли небольшие белые облака, кажется, их никогда не рвали ураганные ветры, хотя у ног его лежала ветка, сорванная и сломанная вчерашней бурей.
Хриплый рев вырвал его из полудремы. Он застыл с луком в руках. Затем последовал пронзительный визг – боевой клич Люры. Форс побежал на звук вверх по склону. Но осторожность охотника удерживала его в зоне укрытий в поле, так что он не выскочил опрометчиво на поле боя.
Люра взяла-таки крупную дичь! Он уловил блики солнечного света на ее рыжеватом мехе. Она отпрыгнула от неподвижного красно-коричневого тела как раз вовремя, чтобы избежать нападения огромного зверя. Дикая корова! И Люра задрала ее теленка!
Стрела Форса была уже в воздухе. Корова снова взревела от боли и вскинула злую рогатую голову. Она, спотыкаясь, побежала к теленку и захрапела в бешеной ярости. На широких ноздрях выступила алая пена и животное, споткнувшись, упало на колени и свалилось на бок. Над зарослями густой травы мгновенно появилась круглая голова Люры, она выскочила к своей добыче. Форс вышел из-за деревьев, за которыми он прятался. Будь это в его власти, он бы эхом откликнулся на довольное мурлыканье Люры. Стрела попала точно в цель.
Жалко, что приходилось бросать все это мясо. Тут его было на неделю для трех семей в Айри. Он с сожалением пнул корову носком сапога, прежде чем начать свежевать теленка.
Он мог, конечно, попытаться завялить мясо. Но он не был уверен в своем умении и все равно не смог бы унести его с собой. Поэтому он начал готовить мясо на несколько дней, чтобы захватить с собой, а всласть попировавшая Люра спала под кустом, время от времени приподымаясь, чтобы прихлопнуть собравшихся на ней мух.
Ночью они разбили лагерь недалеко от места охоты, возле старой стены.
Кучи битого камня превратили ее в убежище, которое могло защитить, если в этом вдруг возникнет нужда. Но они не спали по-настоящему. Свежее мясо, оставленное ими позади, привлекло хищников. Раздался вопль, потом другой, по-видимому изданный дикими родичами Люры, и она рыкнула в ответ. Затем, перед самым рассветом, раздался лающий вскрик, который Форс не смог узнать, как ни сведущ он был в лесных науках. Но Люра, услышав его, взбесилась, зафыркала от ненависти, шерсть у нее на спине встала дыбом.
Рано утром Форс двинулся в путь. Он пробирался по открытым полям, следуя показаниям своего компаса. Сегодня он не искал укрытия и не был так осторожен. Он не видел угрозы в этих заброшенных полях. Что это там, в Айри, так много говорили об опасностях, подстерегавших человека в Нижних Землях? Конечно, человеку надо было держаться подальше от «голубых» районов, где даже после всех прошедших лет радиация по-прежнему убивала. И всегда надо было опасаться Чудищ – разве Лэнгдон погиб не от их рук? Но, насколько знали Звездные Люди, эти кошмарные твари жили в развалинах древних городов и на открытой местности их нечего было опасаться. Эти поля наверняка так же безопасны для человека, как и горные леса, окружавшие Айри.
Он сделал небольшой поворот и неожиданно увидел нечто, что заставило его окаменеть. Здесь была дорога – но какая! Роскошная бетонная полоса была раза в четыре шире любой дороги, когда-либо виденной им, – это были идущие рядом две дороги с полоской земли между ними, две гладкие дороги от одного горизонта к другому.
Но примерно в двухстах ярдах от того места, где он стоял разинув рот, дорога была перекрыта грудой ржавого металла. Барьер из разбитых машин перегораживал ее от кювета до кювета, Форс медленно приблизился к завалу.
В этой чудовищной горе было что-то запретное – даже при том, что он знал, что она простояла так, наверное, уже лет двести. Из травы перед завалом спрыгнули черные кузнечики, и пробежала по пустынному бетону мышь.
Он обогнул груду разбитых машин. Они, должно быть, ехали по дороге колонной, когда смерть неожиданно нанесла по ним удар. Одни машины врезались в другие или превратились в кучу бессмысленных обломков.
Некоторые машины стояли в отдалении, словно умирающие водители смогли остановить их в безопасном месте.
Форс попытался определить их контуры и сравнить с тем, что он видел на древних фотографиях. Вот... это, конечно, был «танк», одна из движущихся бронированных крепостей Древних. Его пушка все еще вызывающе целилась в небо. Он стал считать: два, четыре, пять, а потом сдался.
Перед гибелью колонна машин растянулась почти на милю. Форс пробирался рядом с ней вдоль дороги по пояс в траве. Он испытывал странное отвращение при мысли о том, чтобы подойти к мертвым машинам, и не испытывал никакого желания прикасаться к мертвым кускам ржавого металла.
Тут и там он видел ржавые машины, двигавшиеся с помощью атомной энергии, казавшиеся почти нетронутыми. Но они тоже были мертвы. Все они умерли ужасной смертью. Он испытывал странное чувство гадливости даже от того, что находился поблизости от них.
На движущихся крепостях были пушки, которые все еще были подняты и готовы к стрельбе, и там были люди, сотни людей. Форс видел белые кости, перемешанные с ржавым металлом и пылью, нанесенной за много лет ветрами и бурями. Пушки и люди – куда все это двигалось, когда наступил конец? Тут не было ни одного кратера, которые, как говорили ему, должны были находиться в тех местах, где упали бомбы, – только разбитые машины и люди, словно смерть пришла как туман или ветер.
Пушки и люди на марше – может быть, чтобы отразить нападение вторгшихся захватчиков. Драгоценная книга записей радиограмм раз или два говорила о захватчиках, пришедших с неба, – врагах, которые нанесли удар с невероятной быстротой. Но, в свою очередь, что-то случилось и с этими захватчиками – иначе почему эта земля не стала их собственностью? Ответа на этот вопрос он, вероятно, никогда не получит.
Форс достиг конца мертвой колонны. Но он продолжал идти по земле, поросшей травой до тех пор, пока он не миновал подъем и не мог больше видеть останки древней войны. Только тогда он снова решился идти по дороге Древних.