Глава 4

Битый час ведунья Медуза Горгоновна втолковывала сыщику из параллельного мира, что здесь не снимают кино и вообще не снимали никогда, что вызвали его всего на трое суток по очень важному государственному делу, и что вернут обратно в тот же день, но ближе к полуночи.

«Психи, — подумал Глеб Самоваров, глупо улыбаясь и кивая головой, когда его развязали. — Банда психически больных людей, которые начитались вредной зарубежной литературы. Следовательно — делаю вид, что всё осознал, со всем согласен и даже готов потрудиться во славу Великой Морковии, морковку им в одно место».

— Значит, царя зовут Евагрий Седьмой Великолепный? — Еле-еле сдерживая рвущийся наружу гомерический гогот, спросил Глеб собравшуюся ненормальную компанию.

— Да, Великолепный, — дерзко ответила Василиса, рассматривая служебное удостоверение милиционера. — А вас, товарищ сыщик, зовут Глеб Самоваров? Вы случайно родом не из Тулы?

— Почему из Тулы? — Насупился Глеб, так как его ещё в школьные годы дразнили туляком, после того как учительница на уроке обмолвилась, что Тула — это родина самоваров.

— Потому что в нашем Морковском царстве Тула — это родина самоваров, — терпеливо пояснила Горгоновна. — А ещё в Туле всем заправляет древний боярский род Самоваровых. Кстати, мы сейчас пойдём к царю-батюшке и тебя во дворце так и представим, как специального сыщика из Тулы. Не надо Евагрию, как собственно говоря, и преступнику, знать, что ты из другого мира.

— Хотите сказать, что вор прячется во дворце? — Спросил Глеб Самоваров, на секунду позабыв, что он пленён психами из киногородка.

— Не обязательно, — усмехнулась Василиса и начала загибать свои тонкие пальчики. — В белокаменном кремле, кроме царского дворца есть здание государственной думы, институт благородных девиц, мужская академия наук, оранжерея, казарма царской стражи с сыскным приказом, Преображенский собор, а ещё механическая мастерская и царская столовая.

— Значит в вашем кремле настоящий проходной двор, — задумчиво пробормотал сыщик, — то есть яблоневое дерево мог умыкнуть кто угодно, так что ли получается?

— Не совсем, — возразила Медуза Горгоновна, — волшебная и обычная яблони внешне неразличимы. Этой зимой, когда порубили все волшебные саженцы, один случайно оказался среди обычных растений и его не тронули.

— Вот это дела, у царя под носом орудует целая шайка разбойников, — присвистнул Глеб Самоваров. — Постойте, а как же вы тогда эти яблони отличаете сами?

— Смотритель царской оранжереи, наш знаменитый на весь мир растениевод Григорий Матвеевич Сазонов их чувствует интуитивно. — Кивнула головой Василиса Гороховна.

— Следовательно, этот ваш Сазонов и есть первый подозреваемый. — Глеб вскочил от нахлынувшего на него сыскного возбуждения и азарта и стал старательно вышагивать по захламлённой комнате. — А какой может быть у вашего Сазонова мотив? Зачем ему уничтожать свои же деревья?

— Яблоня предназначалась для заморского царевича Геркулеса, как символ согласия на брак с царевной Синеглазкой, — ответила Медуза.

— Ха-ха! — Раздался звонкий смех Василисы. — Так вы, тётушка, хотите сказать, что Григорий Матвеевич втюрился в нашу воображулю Синеглазку? Ха-ха! Зачем ему это нужно? Он ведь уже старый!

— Ему чуть больше сорока, — недовольно буркнула Медуза Горгоновна, которой самой было всего 40 лет, и старой она себя категорически не считала.

— Да, звучит неправдоподобно, — согласился юный и малоопытный сыщик с Василисой, — пожилой солидный мужчина ради любви к молоденькой девушке впадает в какое-то эротическое безумство. А могли вашего мичуринца Сазонова подкупить? Хотя если бы его подкупили, то он бы ещё зимой порубил все деревья в капусту. Кстати, а кому не выгодна свадьба Синеглазки и Геракла, то есть Геркулеса?

— По нашим законам, если боярин женится на старшей дочери царя, то может унаследовать трон в случае смерти самого самодержца, — ответила тётушка Медуза. — И если рассматривать эту версию, то под подозрение попадают почти все знатные боярские роды столицы. Такие фамилии как Кошкины, Оболенские, Ростовские, Морозовы…

— Длиннорукие! — Пискнула Василиса Гороховна. — Не зря дьяк сыскного приказа Юрка Длиннорукий ищет кого угодно, но не настоящего преступника!

— А это уже теплее! — Обрадовался Глеб и хлопнул в ладоши. — Всё, идём во дворец. Осмотрим место преступления, опросим свидетелей и потолкуем с товарищем императором.

«Елки-палки, неужели я и в самом деле провалился в другой мир? — вдруг поймал себя на странной мысли сыщик. — Ну, в самом деле, какое это кино без киноаппаратуры? Да и на психов мои похитители не похожи. Только откуда Медуза-Горгона знает о кино? Загадочка однако. Ладно, для начала разберёмся с яблоками, а дальше видно будет».

* * *

Для похода к царю младшему сержанту милиции Глебу Самоварову пришлось временно отказаться от своего костюма из Мосторга и примерить стрелецкий кафтан, который когда-то в молодости носил отец Василисы Гороховны. И надо сказать, что кафтанчик яркого оранжевого цвета сел на фигуру сыщика как влитой. Так же Глебу были подарены: рубаха, шаровары и невысокие аккуратные кожаные сапожки. Единственным элементом местного костюма, отвергнутым сыщиком оказалась шапка с меховой оторочкой. Самоваров заявил, что в этой папахе он похож на деревенского пастуха, поэтому носить её не собирается. А когда Медуза Горгоновна сказала, что с непокрытой головой здесь разгуливают либо дети, либо беспутная голытьба, Глеб ответил: «Тогда я пойду в шляпе, пусть все думают, что именно так одеваются специальные сыщики из Тулы». Так же Самоваров отказался от тяжёлой огнестрельной пищали и неуместной берендейки, такой перевязи с пороховыми капсулами. А вот саблю Глеб оставил при себе, мало ли преступник окажется вооружён ножом, а он не владеет даже элементарными приёмами японского карате.

Дорога к царскому белокаменному кремлю заняла всего минут пять. Попадающиеся навстречу местные жители группу сыщика Самоварова рассматривали с большим интересом, а так же с некоторой опаской. Глеб сначала подумал, что прохожих пугает мощная богатырская фигура молчуна Герасима, но уже на подходе к воротам кремля он догадался, что народ побаивается Медузу Горгоновну. Даже стража надвратной башни пропустила их, не задав ни единого вопроса. Бравые парни с бердышами вытянулись в струнку, завидев вполне себе обычную тётушку Василисы Гороховны.

— Чё это они? — Шепотом спросил Самоваров у Василисы.

— Моя тётя — двоюродная сестра первой покойной жены царя Евагрия Великолепного, — так же шепнула девушка, у которой кокошник вновь по-хулигански сбился на бок. — Это раз, а есть ещё и двас, потом как-нибудь расскажу.

— Подожди, а сейчас у вашего императора какая жена? — Опешил Глеб, остановившись посреди просторной каменной мостовой, по которой в разные стороны передвигались редкие группы людей. — Вы мне про семью товарища царя растолкуйте, что по чём? А то, как я вам настоящего вора откопаю?

— Правильно, — согласно кивнула Медуза Горгоновна, подключившись к разговору молодёжи, — это моя оплошность. У Евагрия сейчас вторая жена, которую зовут Варвара, дочь одного могучего заморского правителя. Три года уже прошло, как Евагрий Седьмой Великолепный на ней женился, а детей всё нет и нет. Характер у этой Варвары вздорный, нрав крутой. Привыкла у себя на родине, чуть что бить плетьми провинившихся подданных. Вот и тут иногда слугам перепадает. Ещё у нашего самодержца имеется младший брат Аристипп, набожный безобиднейший человек.

— Одним словом — чокнутый, — хохотнула Василиса. — Когда я здесь училась в институте благородных девиц, мы этого Аристиппа часто видели. Он каждый день мимо нашего корпуса в Преображенский собор ходил. Уставится в одну точку и что-то шепчет себе под нос, так и чапает, никого вокруг не замечая.

— Грех такое говорить, — шикнула Горгоновна на племянницу.

— Да, ладно вся Морква это знает, — отмахнулась девушка.

— Хорошо, — пробормотал сыщик, — вашего Аристарха, то есть Аристиппа мы вычёркиваем. А царице Варваре выгодно испортить свадьбу царевны Синеглазки и Геркулеса?

— Как раз наоборот, чем раньше Синеглазка переедет к жениху, тем Варваре лучше, — высказалась тётушка Медуза. — Тогда новая царица всю власть во дворце в свои руки окончательно приберёт. Ведь у Евагрия государственных дел полно, и ему некогда дворней заниматься.

— Я даже такое слышала, — затараторила шёпотом Василиса, — что приходит Варвара к дворецкому и приказывает выпороть конюха. Тут же является царевна Синеглазка и приказывает помиловать конюха. Тогда через какое-то время Варвара требует выпороть повара, а Синеглазка опять вмешивается и приказывает этого повара помиловать. И так по нескольку раз на дню.

— Ясно, богатые тоже плачут, — буркнул Глеб. — Значит, Синеглазку все любят, а Варвару тихо ненавидят. Следовательно, царицу так же вычёркиваем из списка подозреваемых. Пошли к гражданину царю.

Загрузка...