Таежные отшельники

Глава девятая Новые болезни Агафьи

Двенадцатого марта 1992 года получил обнадеживающие сведения от Льва Степановича Черепанова из Москвы. Он писал: «Бывший Минлесхоз РСФСР по ходатайству Фонда милосердия выделил для строительства Агафье новой избы 25 тысяч рублей. Сруб ее уже готов, он рядом со старой, известной избой — подарком Савушкина. В эти дни изба должна быть достроена». А несколькими днями позже (20 марта) пришло письмо и от Ерофея Сазонтовича Седова. В письмо было вложено и послание Агафьи. Ерофей Сазонтович пишет: «Игорь Павлович. Добрый день. Это Ерофей многогрешный. Нахожусь у Агафьи с 5 октября. Сегодня 28.12.91 должен прийти вертолет как обещал Савушкин но уверенности полной нет. Кое в чем помог Агафье а на счет моей спины не берите в голову, у кого она только не болит, дом Агафье достраивать обещали к весне, как оно будет одному Богу известно. С Рождеством Христовым Поздравляем».

Письмо датировано концом декабря, а дошло оно до меня только через 3 месяца. Какими путями оно так долго шло не известно. На конверте дата отправки 08.03.1992 из Мундыбаш, Кемеровской обл. Такой адрес мне неизвестен, Ерофей Сазонтович живет в Абазе.

А вот что пишет сама Агафья: «Господи Иесусе Христе сыне божий помилуй нас. Аминь. С ниским поклоном Агафия Карповна Игорю Павловичу и всем вообще, супруге и дшерем (дочерям) вашим. Желаю от Господа Бога доброго здоровиа и душевного спасения в жизни благополучия. Сообщаю о себе, пока живу благополучно, здоровьем не очень, руки болят, спина болит. Нонче с потолка толь (рубероид) убрали. Живу вызбе. Но еще нзадняя обратимся (обратимся назад, вспомним). Игорь Павлович прошлой весны привозив мне лекарствы. Бог спасет тебе за все. Когда я жила там у своих в Киленском заболела легкими. Тогда семь дней пила лекарствы мумие, настойку женьшеня корня и таблетки. Первые дни по три в день, потом става меньше, при сердцебиение две таблетки использовала. Мазь от тебя тоже сколь натирава спину, грудь, а сколько мазь оставась я больным отдала. Когда домой приехала молилась правило. Но вот еще Игорь Павлович если будет возможность мази етой которую весной привозив апизатрон пчелиной состав и перцовой пластырь спину прогревать, ето мне нужно. И еще была мазь бомбенге, есть нет она теперь. Ленковы оставляли, теперь издержавась. Может еще каки протчие мази. Нонче Ерофей у меня пока вот живет, с дровами помогав. Тоже спина болит, а у меня теперь все такие-то мази вышли, лечить нечем, только пихтовое масло. Вот Игорь Павлович с ним я тебе письмо отправляю, когда домой поедет Ерофей отправит. Писала четырнадцатого декабря».

Время с момента написания письма прошло 3 месяца. Как-то Агафья чувствует себя сейчас? Выходит, что в гостях она снова болела («заболела легкими») и лечилась иммунокорректорами (мумие, женьшень) и другими лекарствами, как мы с ней обговаривали. Нужно изыскать какие-то пути и слетать к ней, хотя сейчас со всеми инфляциями вертолет стоит бешеные деньги и никто их платить не хочет или не может.

В добавление к этой информации, 23 марта по Красноярскому телевидению в программе «ИКС» передали, что Агафья больна, живет снова в курятнике, был сердечный приступ, дергала спасательный радиобуй, но он не сработал.

Необходимо срочно выяснить обстановку на Еринате и если нужно — лететь к Агафье. Зная по опыту, сколько непроверенных слухов и суждений ходило о Лыковых, сажусь на телефон и пытаюсь выяснить истинность информации. К телефону на телевидении подходит сама ведущая программы «ИКС» Ирина Долгушина. Выясняется, что сведения об Агафье она получила в отделе новостей газеты «Красноярский рабочий». Заведующий отдела новостей Александр Максимович Синещук сообщил, что информация получена от собкора Юрия Николаевича Уголькова. Как будто бы несколько дней назад к Агафье летал Н. Н. Савушкин. Агафья живет на Еринате, прибаливает, но ничего особенного нет. Секретарь Н. Н. Савушкина в Абакане ответил, что сам Николай Николаевич в командировке в Улан-Удэ. К Агафье он летал числа 20 марта, подробных сведений о состоянии здоровья Агафьи она не имеет, но вроде все в порядке. Сведения, сообщенные мне по телефону Ю. Н. Угольковым, были чуть конкретнее: Ерофей вышел от Агафьи один месяц назад; со слов Савушкина, у Агафьи есть боли в левом боку, с надсад болит пупок и спина, левая рука плохо работает. Живет она сейчас снова в курятнике. Спрашиваю: «Что за сердечный приступ у нее был?». Оказывается, что у нее болела сильно левая рука и решили, что это от сердца.

Полученные сведения несколько успокоили. Ясно, что в настоящее время Агафья, как это обычно с ней бывает зимой и весной, прибаливает, мучает ее радикулит и полиартрит, но непосредственной угрозы жизни нет. Тем не менее нужно как-то попадать к Агафье. Такая возможность представилась только в конце августа.

25 августа 1992 года. Нахожусь на своей даче в Боровом. Приезжает жена Тамара и сообщает, что звонил лев Степанович Черепанов, он уже находится в Абакане и готов к вылету на Еринат. Срываюсь и быстро уезжаю в Красноярск. Времени до отхода поезда остается часа 1,5–2. Первое необходимое сбрасываю в портфель. В первую очередь, конечно, для Агафьи лекарства. В 16 часов с дочкой Валерией едем на вокзал. В кассах страшная толкучка, и за оставшиеся полчаса до отправления поезда билет, конечно, не взять. Ищу помощи в медпункте, объясняю ситуацию, куда и зачем еду. Доктора охотно идут на встречу. Вскоре в руках у меня билет, правда, на более поздний поезд, идущий в 20 часов. Ночь в вагоне.

26 августа. В 9 часов утра я в Абакане. На перроне встречает Лев Степанович и Сергей Николаевич Кочнов, еще незнакомый мне человек, главный врач центра «Здоровье» города Красногорска Московской области, по специальности кардиолог. В гостинице «Абакан» обмен новостями, большей частью об Агафье. Льву Степановичу удалось в Москве добиться директивного письма из Министерства лесного хозяйства директору Хакасского лесничества Н. Н. Савушкину, где последнему предписывается, как официальному лицу, оказывать всяческую помощь Агафье. Вот это письмо:

Привез Лев Степанович и заключение Красноярского геологического управления о воде на «Горячем ключе»:

К сожалению, заключение главного геолога о «Горячем ключе» мало, что нам дает. Не приведен конкретный состав воды, концентрация солей и, главное, нет никаких сведений о силе радонового излучения.

По просьбе Л. С. Черепанова официальный ответ об исследовании иммунитета А. Лыковой дал Красноярский институт Медицинских проблем Севера. Вот что было написано в этой справке:

После обмена новостями, намечаем план дальнейших действий. У моих товарищей по экспедиции билеты на автобус в Таштып уже взяты. Значит, нужно достать еще для меня. Оказалось, что это не такая уж простая задача. Только с помощью знакомого Льва Степановича с Абаканского телевидения Юрия Николаевича билет приобретен. Для записи электрокардиограммы Агафьи в железнодорожной больнице Абакана взят портативный кардиограф с автономным питанием. Теперь можно и в путь. В 12 часов на «Икарусе» выезжаем в Таштып.

В Таштыпе остановились в гостинице «Тасхыл». Сразу по телефону связываемся с Николаем Александровичем Свечниковым, главным лесничим Таштыпского мехлесхоза. Выясняется, что готовится к загрузке в вертолет пиломатериал для строительства новой избы Агафье. На строительство этой избы из международного фонда милосердия и здоровья выделено 25 тысяч рублей. На Еринат полетят трое рабочих-строителей, в том числе и Ерофей Сазонтович Седов. В Матуре должен будет подсесть к нам инженер леспромхоза Крупин Сергей Геннадьевич с бензопилой. Вертолет обещан на завтрашнее утро.

А пока мы отправляемся к председателю райисполкома Шулбаеву Георгию Прокопьевичу официально доложить о нашей поездке и ее целях. Однако оказалось, что он в отпуске. Другого начальства тоже не нашлось. Зашел в районную больницу к главному врачу Ивандаеву Иннокентию Иннокентьевичу. Меня интересовали результаты поездки врачей к Агафье в марте месяце этого года. Однако встретиться с доктором, побывавшим у Агафьи, не удалось, она в отпуске в отъезде. Официальных отчетов об этой поездке также не нашлось. В Красноярске в поездку я собирался в спешке и не все медикаменты для Агафьи успел взять. Иннокентий Иннокентьевич дополнительно снабдил меня парафином, ватой, бинтами, ампициллином. Просил я и пробирки с гепарином для взятия анализов у Агафьи, но лаборатория к тому времени уже была закрыта. Обещали завтра с утра подвести в гостиницу. На следующее утро пробирки были мне доставлены.

По пути в гостиницу зашел в аптеку и еще купил некоторые лекарства. Вечером уже можно укомплектовать Агафье аптечку: панангин, фестал, эринит, таксофит (поливитамины с микроэлементами), ампициллин, эуфилин, тетралгин, сульфодиметоксин, мази (оксолиновая, гепариновая с анестезином, актовегиновая, ируксол), настойка жень-шеня, бинты, вата, парафин, бинты эластичные. На всякий случай, если понадобится экстренная помощь, приготовлено еще много лекарств, ампул, шприцев, систем для переливания. Конечно, беру с собой тонометр и фонендоскоп.

27 августа. С утра короткие сборы и сразу на лётное поле аэродрома. Там застаем главного лесничего Николая Александровича, который руководит подготовкой пиломатериала к загрузке. На зеленом поле уже приготовлены для отправки на Еринат доски (тридцатка), фальцовка, рубероид, две двойные рамы для окон. У Николая Александровича узнаем, что геологическая партия во главе с Сергеем Петровичем Черепановым ликвидирована. Им организована какая-то артель по намывке золота. Имущество партии передано государству. На аэродроме уже нет домика и склада-сарая геологов.

Вскоре подъезжает новый директор мехлесхоза Сергей Иванович Курдюков, прежний — Гусев Юрий Васильевич — уже председатель районного комитета по экологии. Появляется и колоритная фигура Ерофея Сазонтовича Седова, лицо его заросло бородой и усами. Ну чем не старовер? Пока нет вертолета, Лев Степанович передает новому директору мехлесхоза документы на радиобуй.

В 11 часов слышен шум вертолета, идущего из Абакана. На летном поле пасутся коровы и перед посадкой вертолета их старательно разгоняют. Впрочем, бычки и гуси и сами в панике разбегаются из-под винта вертолета. Командир вертолета наш старый знакомый — Вернер Валерий Андреевич, дает распоряжение по загрузке. Но тут встает проблема — груз слишком тяжел, доски сырые, да много и другого груза, людей. Идут дебаты, что делать. Похоже, что за один рейс отправить все не удастся, а стоимость вертолета в час на сегодняшний день составляет 29 900 рублей. Решающее слово за командиром вертолета, для него, прежде всего, важна безопасность полета. Загружена часть пиломатериала и люди (трое строителей, Ерофей Сазонтович и мы). Остальное остается на второй рейс через несколько дней.

В 11 часов 50 минут раскручиваются винты. Подъем. По скошенному полю рядом с нами бежит двойник вертолета — его тень. Знакомая картина предгорий Саян. Проплывает Верх-Таштып, Матур (там мы не садимся, как предполагалось ранее, т. к. бензопилы не будет). На полях и в тайге уже много осеннего цвета — буреет, желтеет и краснеет листва берез и осин, травы — пока еще выборочными пятнами. Кончаются поля, все выше горы, все гуще тайга с ленточками ручейков и речек, пронизывающих ее. Уже виднеются первые гольцы с остатками прошлогоднего снега. А вот и река Абакан, причудливо изгибающаяся среди гор и отсвечивающая белыми песчаными плесами и берегами среди почти черной воды. Погода солнечно-дымчатая с отдельными облаками, проецирующими на тайгу темно-зелеными пятнами тени. Маленькие озерца в горах темно-зеленые, почти изумрудные. Все выше забираемся в горы, все меньше на них растительности, а кое-где и пожухлая трава или голые скалы. Тени от облаков временами напоминают причудливых животных, птиц, былинных богатырей и чудищ, распластавшихся на зеленой поверхности тайги. Вода в Абакане малая, много песчаных отмелей. Делаем разворот прямо над «Черным озером». Оно длинное, извилистое с суженным перешейком по середине и притягивающей черной водой. Подбираемся к самым высоким на нашем пути гольцами с осыпями, чахлой желтовато-бурой травой и остатками снега в ямах.

Вначале я мало смотрел в иллюминатор и даже чуть дремал. Что там смотреть в 21-й раз? Но постепенно красота, величие, краски гор захватывают, и не оторваться от окон. Идем над самыми хребтами, переваливая их один за одним.

Но вот резко идем вниз в долину Абакана. Уже летим 1 час 5 минут. Скоро Агафьино жилье. Мелькает запущенный, заросший, с частично развалившимися домиками, поселок геологов на реке Каир. Его совсем не узнать, время и тайга делают свое дело быстро. Вот уже и старые избы Лыковых. Идем низко по каньону Абакана между скал. Поворачиваем на запад к Еринату, делаем круг над Агашиным поселением. Садимся на косу. Летели 1 час 14 минут.

Агафьи пока не видно. Идем к лабазу и только вступаем на тропку вдоль берега, как на пригорке появляется Агафья. Как всегда, радостная встреча, почти все старые знакомые Агаши и ее добрые друзья. Замечаю, что на месте возле лабаза, где мы стоим, масса поваленных деревьев и обстановка неузнаваемая. «Агаша! Что здесь, Мамай прошел?» — спрашиваю я хозяйку. — «Никого не прошел, я лес-то валила. На нову избу». «Были туристы, ребята пилили дрова, уплыли на резиновых лодках», — добавляет она.

Уже на тропе к дому Агафья начинает рассказ о своих болезнях: болели зубы, спина, «руки и спина плохо, только парафином лечилась, змея (чуть не укусила), когда полола». Не терпится поделиться Агафье с нами своими горестями. Но мы уже поднялись к старой избе. Возле нее вьется новая собачонка — Дружок, опасливо сторонящаяся незнакомых людей. В пригородке к избе — два небольших козленка, очевидно, новое поколение мучителей Агаши, впрочем, они и сами мученики. Недалеко от курятника, в нескольких метрах к югу, возвышается новая просторная рубленая изба, правда, пока без стропил и крыши. Иконы и книги еще в старой избе.

Две девочки нашего летчика в изумлении (они первый раз у Агафьи), широко открытыми глазами взирают на все это. Агафья тут же занялась ими, читает им выдержки из своих святых книг. Все остальные начинают заниматься своими делами: подносят вещи от вертолета, разжигают костер и другое. Бригада строителей (Рехлов Юрий Васильевич, Коровин Владимир Иванович) во главе со своим бригадиром Александром Ивановичем Чихачевым, занялись разгрузкой пиломатериала из вертолета. Ну, а мы с доктором С. Н. Кочновым начинаем разговор с Агафьей о здоровье и житье-бытье за время, что мы не встречались.

Заметно, что новый доктор Агафью несколько настораживает, время от времени она испытующе посматривает на него. Но, по-видимому, уже зная дотошность моих расспросов, она сама обстоятельно начинает свой рассказ с того момента, когда мы с ней расстались в прошлый раз, т. е. в Киленском. Она довольна, как хорошо ее принимали в гостях, как хорошо к ней относилась вся родня, которую она посещала по очереди. Но жила она в основном у Анисима Никоновича.

О своем самочувствии и здоровье она рассказала следующее: «На Пасху плохо получилось. Многие кашляли. Кашлять (я стала), хуже, хуже в груди, все ломит. Сродная сестра — у ней машина (автомобиль) работала (оставили на некоторое время в ограде работающую машину), газу от нее надышалась — задыхалась. Ночь пробилась. В бане прогрелась, совсем худо стало. Начала падать, кое-как до утра дотянулась. Утром стала лекарствы пить: мумие, жень-шень, левомицин, бисептол, триган. Была температура, после лекарств — 36 °C. Семь ден пила. Вертолет прилетел. Дома (на Еринате) ольховая кора, мать-и-мачеху (пила). Приехала на чистый воздух. Было уже легче. В избе печь истопила, начала молиться, как потянуло с газу рвать. Сутки совсем лежала, только воду (пила). Неделю плохо, ни козу подоить. Вот что от газу! Спина болела в самую посадку (огорода). Летом перешла в курятник. Варила животным в старой избе, опять от газу потянуло. Ушла далее в лес. Толь убрали (с крыши) — стало хорошо».

Как бы подытоживая проживание в Киленском, Агафья далее заключает: «У родственников на легкие стра-шшш-но действует газ от машин. Без лекарств я бы там совсем не перенесла. Там-та я жить не смогла бы, не смогла!». Выходит, все наши надежды на то, что Агафья приживется у родственников, напрасны.

Далее Агафья продолжает рассказывать, как она жила зимой: «Зимой запоры были. Хуже и хуже. Ерофей ничего не понимать (в лечении). Спина — не пошевелиться. Править некому было. На улицу не стало (не было стула). Напилась пуповника. Негодно стало. Руку, тело обжигало. Утром температура за 37 градусов, Ерофей мерил. Думала, ночь не перенесу. Буй не сработал. Температура более 38 градусов. Ушла в курятник. Кашля не было. Не знала, чем лечиться. Пила таблетки. Руки как на огне сварила — эритромициновой мазью натерава. Ревень, багульник. Пуп ушел в левой бок под грудь. Едва перешагивала с бодожком. Рябиновую кору пила, температура маленько садиться стала. Муки наелась намешанной (имелась в виду мука с добавками, например, готовая для блинов), нам нельзя ее употреблять. Ерофей муку привез — от хлеба мучалась, не стала эту муку есть. Козам не давала, ране от муки Ромашова козы сильно болели. Болела — козьева молока не было. Козы молока мало дают, пойло наварить надо. Намучалась! Белая коза болела, лечила ее таблетками, врач из Таштыпа оставляла. Месяц колотья в животе были. Месяц лекарства пила (бисептол, триган). При сердцебиении пила панангин. Долго правилась: январь, февраль, март, апрель — к именинам стало легче. Ране месячные были маленькие, теперь очень обильные. От этого слабость. Недавно кончились. Битончик 3 литра — половина не могла приносить. Снежную воду три месяца пила. Картошку из ямки по полведерка вытаскивала. Было мало мочи, после ревня пронесет. Молиться начала на Пасху. Всю Пасху отмолилась. Чудотворная икона звук дала. Зимой сильное серцебиение (было), во сне биение сильнее находило — садилась. Молилась по лестовке — лучше. В Великий пост таблетки нельзя — нужно отмолить к Пасхе. Хлеба нет, овсяной крупы мало — в Великий пост чуть не захватило (ослабла).

В посадку (огорода) шибко трудно было. Посадила 20 ведер картошки. Терпла, опухла левая рука, затем правая. На правой руке были летом два нарыва после того, как змею подержала при прополке. Прогревала парафином, спала на нем — спине легче. При надсаде возникают и сейчас биения (сердца)», — улыбаясь, говорит Агафья, рассказывая свои беды.

Все свои болезни сегодняшние Агафья связывает с Иваном Тропиным. «С этого все началось», — к этой мысли она возвращается несколько раз. Агафья рассказывала также, что у нее есть какой-то дальний родственник, старовер Алексей, который хотел бы жить у нее, и Максимила на это дала разрешение. Но пока не пускают «на Каире начальство».

В окончании рассказа Агафья говорит: «Ерофей-та сильно зимой, когда жил у меня, ругал Льва Степановича». И просительно добавляет: «Скажи ему (Л.С.), пусть не ругаются, пусть помирятся». Конечно, я эту просьбу передал по назначению.

Осмотр Агафьи и запись электрокардиограммы (ЭКГ) проводим с Кочновым в избе. На этот раз пульс у Агфьи 76 ударов в минуту, редкие единичные экстрасистолы. Артериальное давление 115/75 — 120/80 рт. ст. Тоны сердца чистые, ритмичные, шумов нет. В легких дыхание везикулярное, ослабленное справа в области верхней доли. При пальпации и при нагрузочных пробах боли по ходу всего позвоночника. При пальпации живота пальцы неожиданно натыкаются на что-то плотное. Что это? В предыдущий раз здесь ничего не было. Оказывается, в подвздошной области справа пальпируется плотный, слегка смещаемый инфильтрат 10х5 см., языком уходящий чуть не в правое подреберье. По описанию Агафьи, инфильтрат «как камень», зимой был еще больше, «даже лечь не могла от болей в спине». Инфильтрат малоболезненный. Наличие этого инфильтрата при осмотре подтверждает и доктор С. Н. Кочнов.

Эта находка нас очень расстроила. По расположению это может быть аппендикулярный инфильтрат после перенесенного острого аппендицита. При детальном дополнительном расспросе Агафьи о возможности перенесенного аппендицита четких данных не получено, хотя боли в животе, температура и расстройства кишечника зимой были. Можно думать еще об опухоли брюшной полости, миоме матки или кисте яичника, но последнее, судя по консистенции пальпируемой опухоли, маловероятно. Без детального обследования в клинике решить наши сомнения мы сейчас не можем. Нужно дообследование в условиях больницы и, возможно — оперативное лечение. Прямо говорим об этом Агафье, но согласия на поездку в больницу, конечно, не получаем. Мне даже показалось, что нашим опасениям она не придала значения. Всем своим видом оно как бы говорила: «На все воля Божия!».

Записываем электрокардиограмму. По беглому взгляду на ЭКГ существенной патологии нет, «попалась» только одна суправентрикулярная экстрасистола. Из локтевой вены стерильными одноразовыми иглами забираю кровь на анализы. На эту процедуру Агафья согласилась как на само собой разумеющееся. Правда, кровь в этот раз забиралась с трудом, вены «пустые», кровь быстро свертывается. Чувствую себя неловко перед Агафьей за то, что взял кровь и сразу приходится улетать — торопят летчики, и так стоим уже более двух часов. Одно успокаивает, что с Агафьей остается врач Сергей Николаевич Кочнов.

Напоследок, как всегда, обговариваем с Агафьей возможные варианты лечения на случай заболеваний. Ну, а Сергея Николаевича прошу понаблюдать за здоровьем Агафьи и особенно обратить внимание на динамику изменений со стороны обнаруженного опухолевого образования.

Очень жаль, что все в спешке, поговорить-то по душам не успели. Два с половиной часа пролетели как одна секунда в расспросах, записи ЭКГ, взятия анализов. Жаль, что нельзя пожить несколько дней. Следующий вертолет обещали только 7 сентября, а 8-го я должен быть уже на международном конгрессе в Запорожье. Читать там три доклада. Зато Лев Степанович и доктор С. Н. Кочнов остаются со строительной бригадой помогать достраивать новую избу и устанавливать усовершенствованный радиобуй. Напоследок Агафья дала мне для рассады свой замечательный горох и выкопала куст картошки «на развод». А затем уже на тропке в вертолет догнала и сунула в руки две печеные картофелины: «В дороге-та поешь!».

Проводы. Прощания. Агаша стоит у табора строителей возле лабаза и, прикрыв рот платком, машет рукой. А рядом бородатая, крупная фигура Ерофея. В 15 часов 35 минут взлет и взят курс обратно. Вначале идем обычным курсом по каньону Абакана. Затем делаем разворот и идем на Бедуй. В 15 часов 55 минут садимся на «Горячем ключе». На источнике сегодня лечится многочисленная группа людей, несколько человек в спешке бегут к вертолету. Для них лечение уже закончено. Медицинских работников на Ключе нет, лечатся самостоятельно по принципу «чем больше, тем лучше». По словам людей, подошедших к вертолету, обычный курс лечения по 30 минут 2–3 раза в день (!). Некоторым становится хуже. Рассказали, что не раз здесь люди умирали. Не так давно погиб здесь и известный хакасский писатель.

Желающие улететь садятся в вертолет, а одного мужичка внесли в вертолет на руках — сильнейшие боли в ноге, самостоятельно передвигаться не может. После двух ванн наступило резкое ухудшение, здоровеный мужик чуть не кричит от боли. Разгораются жаркие дебаты с лечащимися мужиками о режиме лечения. Они уверяют, что этот режим самый нормальный. Я, конечно, призываю их к осторожности и советую более 15 минут сеанс один раз в день не проводить. Вначале они, разгоряченные ванной, а некоторые явно и не только ванной, чуть не берут меня за грудки: «Ехать издалека, платить такие деньги за вертолет и сидеть в ванной только 15 минут? Да откуда ты взялся такой?». Поясняю, откуда я взялся и кто я такой, стараюсь объяснить, почему считаю их режим лечения небезопасным. Начали прислушиваться. Но, думаю, что до тех пор, пока здесь не будет постоянного медицинского поста, не будет порядка в лечении. Так и будут одно лечить, другое калечить. Скрюченному, стонущему от боли мужичку даю две таблетки темпалгина.

Взлет. И вновь ползем по зубьям высоченных гор. Кажется, до них можно дотронуться рукой. Идем каким-то новым маршрутом, очевидно, летчики спрямляют путь. Проплывают гольцы, кратеры, талые озерка, курумники, альпийские луга — дикая мощь!

Вспоминаю про Агашины картофелины, подаренные мне напоследок. Сейчас в вертолете я их с удовольствием уминаю — целый день не было росинки во рту. В 16 часов 40 минут показалось «Черное озеро». Зависаем над ним. Виден небольшой дом, над ним вьется дымок. Очевидно, коптят рыбу. Вертолет плавно идет вниз и бережно приземляется на довольно старый настил из бревен среди болотистой почвы недалеко от домика.

Экипаж отправляется к домику, я задерживаюсь в вертолете. Нужно сделать укол больному, который замер от боли и темпалгин ему не помогает. Делаю укол одноразовым шприцем смесью промедола и реланиума. В это время приглашают на уху в дом. Хозяин — крупный, смуглый, молодой еще мужчина, наливает миску ухи из сига и рюмку водки. Уха на берегу этого изумительного озера удивительно вкусная и запашистая. С удовольствием ее уплетаем. У охотника здесь участок, имеется две лодки. Здесь частенько бывает и начальство, «пировать приезжают». По словам охотника, из озера вытекает одна речка — Озерная. Благодарим гостеприимного хозяина, и вновь винты МИ-8 закрутились. Сам хозяин загрузил в МИ-8 сети, рюкзак и собрался лететь с нами. А укол мой подействовал, и мужик, несмотря на то, что до ухи он добраться не смог, несколько повеселел, но разогнуться еще не может.

Вертолет приподнялся и стало видно, что домик стоит на берегу у самого узкого места озера. Озеро очень длинное, совсем не такое, каким кажется с высоты. Вертолет буквально карабкается по лесистой горе все выше, озеро все дальше и меньше. Вот мы уже перевалили вершину гор, в глубокой впадине которых находятся озеро, и опять внизу безбрежное море зеленой горной тайги.

В Таштыпе вертолет встречает «Скорая помощь», приехала за больным, которому я делал укол. С врачом скорой помощи передаю просьбу главному врачу больницы Иннокентию Иннокентьевичу — в случае если будет вызов по радиобую от Агафьи, учитывая инфильтрат в брюшной полости, отправить к ней хирурга, а на следующем рейсе вертолета переправить Агафье перцовый пластырь и мази.

Заправка вертолета. В 18 часов 27 минут взят курс на Абакан. С вертолета хорошо видны на Таштыпском зернотоке первые кучки зерна нового урожая. Поближе к Абакану — плоская равнина с разноцветными полями, оградами и деревеньками. За иллюминатором яркая радуга, которая бежит вместе с нами. Минут через пять она, наверное, устала и отстала — исчезла. Под самым Абаканом впереди по курсу повисли дождевые струи, и мы в них врезались. И тут же вновь засверкала почти круговая радуга, идущая вместе с нами по правому борту, сверкающая всеми цветами на солнце, которое светит нам вдогонку сзади. В 19 часов 10 минут летим прямо над Абаканом — столицей Хакасии. В лучах яркого солнца сильно разросшийся в последние годы город — как на ладони. В 11 часов 15 минут — посадка в аэропорту Абакана. Благодарю Валерия Андреевича и его коллег, прощаюсь с милыми девчушками командира и скорей в аэропорт. По расписанию остался один рейс в Красноярск в 22 часа. Нужно обязательно улететь, чтобы не испортились пробы крови Агафьи.

Но у кассы, конечно, очередища. Отправляюсь к коллегам в медпункт. Милая доктор разрешает поставить анализы Агафьи в холодильник и обещает посодействовать с билетами в Красноярск. В 22 часа с Иркутским рейсом улетаю домой.

На следующий день рано утром, вынув из холодильника, развожу пробирки с кровью Агафьи по лабораториям: на клинические, биохимические анализы и на иммунитет в Краевую клиническую больницу № 1; на специфический иммунитет (антитела) — в Краевую СЭС.

Через несколько дней можно подвести итоги лабораторных исследований. Холестерин, креатинин, аспарагиновая трансаминазы, общий блок, мочевина, кальций крови в пределах нормы (смотри таблицу).

Результаты исследований крови Лыковой А. К. от 28.08.92 г.

Результаты иммунологических исследований Лыковой Агафьи

Содержание сахара в крови несколько повышенно (до 7,9 ммол/л), что возможно, связано с психоэмоциональным возбуждением в ответ на прилет к Агафье нашей экспедиции. Концентрация калия чуть выше, а натрия — несколько ниже границы нормы, но эти сдвиги несущественны. Показатели красной крови (гемоглобин, эритроциты, СОЭ), тромбоциты в пределах нормы, а вот белой (лейкоциты) — резко снижено количество лейкоцитов (лейкопения) с повышением эозинофилов (эозинофилия) в формуле. Факт резкого снижения количества лейкоцитов (и относительного и абсолютного числа) требует к себе пристального внимания. Пока трудно с определенностью сказать, с чем это связано. Нужен повторный анализ с целью исключения чисто технической ошибки. Необходимо подумать и о радиационном облучении, измерить радиационный фон на Еринате и обязательно на радоновом источнике «Горячий ключ». Может быть, это последствия неумеренного лечения на источнике? Но это только предположения. Полагаю, что пока определенно на эту тему высказываться не следует. Нужно все проверить.

В иммунном статусе наблюдается снижение по всем показателям, как в клеточном, так и в гуморальном звене, за исключением иммуноглобулина М. Исследования специфического иммунитета, путем определения антител, проведенное в вирусологической лаборатории КрайСЭС, дало следующие результаты: Специфических антител на клещевой сыпной тиф, крысиный тиф (болезнь Музера), Ку-лихорадку, грипп, парагрипп, аденовирусы в крови Агафьи не обнаружены. Учитывая тот факт, что Агафья уже не раз переносила гриппозные состояния, последний раз в апреле 1991 года, я рассчитывал, что в ее крови мы найдем антитела к гриппу или парагриппу, но их нет. Обычно они сохраняются в крови от четырех месяцев до двух лет. Предположить, что ее организм не вырабатывает антитела и никогда не приспособиться к «нашим» инфекциям, было бы неправильно, т. к. в ее крови есть, хотя и снижены иммуноглобулины, которые продуцируют антитела. Кроме того, в крови в прошлый раз, так же, как и нынешний, обнаружены антитела на клещевой энцефалит. Значит, процесс образования антител все-таки идет. В этот раз лаборатория отмечает, что стойкость антител на клещевой энцефалит снижена, хотя концентрация их достаточно высокая. Вероятно, и антитела на грипп нестойкие и быстро разрушаются.

Самое главное, что в этот раз в крови Агафьи обнаружены антитела на боррелиоз (болезнь Лайма). Это заболевание передается через укусы инфицированных клещей. Очевидно, район Ерината эндемичен для боррелиоза. Это нужно бы изучить весной или в начале лета — собрать клещей и обследовать их в лаборатории. Антитела на боррелиоз обычно удерживаются в крови непродолжительное время (иммунитет не стойкий), поэтому есть все основания думать, что этим летом Агафью кусал зараженный клещ. Не исключено, что постоянное инфицирование Агафьи через клещей является одной из возможных причин имеющегося у неё полиартрита и нарушений со стороны сердца, ведь именно суставы и сердца поражает эта болезнь.

Можно и нужно ли что-то предпринимать по лечению Агафьи от этой болезни? Штудирую литературу и консультируюсь со специалистами, терапевтами и инфекционистами. Лечение в острый период — антибиотики, в хронической стадии, что мы имеем сейчас у Агафьи, применяют препараты, которые требуют стационарных условий и постоянного наблюдения врача. Лечение на «Горячем ключе» вскоре после летнего инфицирования боррелиозом, конечно, было не показанным, могло привести не только к обострению процесса в суставах и позвоночнике, но главное — к опасным нарушениям в работе сердца. В «холодном» периоде такое лечение может проводиться, но только под строгим наблюдением врачей. Потому к лечению Агафьи нужно подходить очень взвешенно.

Расшифровка электрокардиограммы Агафьи, проведенная кардиологами Дорожной больницы, показала: ритм синусовый, частота сердечных сокращений 75 в минуту, электрическая ось нормально расположена, умеренные метаболические изменения в миокарде.

Таким образом, наша экспедиция выявила у Агафьи, наряду с уже имеющимися, еще два заболевания: опухолевидное образование в брюшной полости и болезнь Лайма (боррелиоз). Предстоит разобраться и с лейкопенией, а для этого в первую очередь следует определить радиационный фон на Еринате и на «Горячем ключе».

24 сентября 1992 года. Получил письмо от Л.С. Черепанова с кратким описанием событий на Еринате после моего отъезда: «Мы с Кочновым пробыли на Еринате до 9 сентября. Плотники достроили дом, Ерофей привез на вертолете с Каира кирпичи, железные бочки и прочие хозяйственные вещи. Он остался настилать пол и класть печь, а Агафья, угрожая нам вполне вероятными последствиями, будучи чрезвычайно возбужденной, с верой, что ей поможет только Горячий ключ, настояла везти её на Бедуй. Кочнов разрешил ей там принимать ванны до десяти минут, не больше. На Ключе нет ни одного медика. Агафья получила отдельную избушку, мы принесли ей дрова, еда и постель у нее своя. Прихватила с собой бадейку — наливать воду.

Ерофей сказал, что узнал меня, теперь не будет брать ни одну, ни другую сторону (имеется ввиду противостояние В. М. Пескова и Л. С. Черепанова в прессе и в жизненных позициях по отношению к Лыковым — И.П.Н). Теперь, считаю, положение Агафьи надежней. Савушкин имеет право в открытую тратиться на нее. В этом главный итог моего хождения в верха ради известного Вам директивного распоряжения заместителя председателя лесного комитета Минэкологии РФ Д.Одинцова». Одновременно я получил и информацию по источнику «Горячий ключ».

Из этой информации выделяю самое главное, на мой взгляд — радиоактивность источника небольшая. Эти данные были довольно старые — от 1951 года. А в январе 1993 года Лев Степанович прислал мне в письме и новые данные: «О самом важном. Измерения радиоактивности в Западных Саянах делались осенью прошлого года. В новой избе Агафьи радиоактивность равна 12 миллирентген в час, на Горячем ключе — 17 миллирентген в час». Это в пределах нормы. Однако необходимо отметить, что обычный счетчик радиоактивности не определяет активность радона, для измерения силы радонового источника нужен другой прибор, которого не было в наличии.

20 марта 1993 года. Из письма Л. С. Черепанова узнал следующее: Минздрав РФ направил распоряжение в Абакан местным медикам постоянно обеспечивать медпомощь нашей бедолаге. Копию этого письма пришлю Вам попозже, так как само письмо находилось в экспедиции. Прилагаю для Вас к этому письму просьбу Международного фонда милосердия заместителю министра минлесхоза РФ. Самое главное, что я выделил в этой просьбе МФМ: «Исполнительная дирекция Международного фонда милосердия и здоровья просит Вас распорядиться, чтобы вывоз Лыковой А. К. на Горячий ключ, а также на все другие источники, осуществлялся только с ведома и под контролем Таштыпской районной больницы».