Таганай

Глава четвертая. Три брата

– И что это такое? – спросил Колямбо, скривив лицо в недовольную гримасу от вида еды, только что положенной в его миску.

– Макароны с тушенкой, – как всегда звонко откликнулась Юлька.

Однако странная слипшаяся масса, от одного вида которой пропадал всякий аппетит, весьма отдаленно напоминала ему макароны с тушенкой. Колямбо, поморщившись, все-таки решился понюхать содержимое миски. Запах был вроде ничего. Но, господи, что за вид у этих макарон! Он еще с минуту потыкал в них вилкой, как бы настраиваясь испытать неизведанное. И, наконец, положил в рот первую небольшую порцию сегодняшнего ужина.

На вкус это дело оказалось еще хуже, чем выглядело. В нем явно не хватало соли. Но Колямбо был далек от таких кулинарных выводов. И просто посчитал, что сготовленный сестрами ужин – полное дерьмо, и есть его невозможно.

– Юлька, а другого чего-нибудь у нас нет?

– Нет, чего-нибудь другого у нас нет! – с вызовом передразнила его Юлька, видя реакцию на свое блюдо.

– Так, а чего же тогда жрать?

Зубарев оторвался от поедания «дерьмовых» макарон и с серьезным видом заметил:

– Колямбо, лучше давай ешь, а не кривись. Ты сегодня столько сил угрохал, и их надо восстановить. Понимаешь меня?

Голос Олега звучал очень вкрадчиво, почти по-отечески. Похоже, так он пытался вразумить своего напарника по недавнему пилению сосны, что в походной еде ее вкус и облик совсем не главное, главное другое – что это еда и ее нужно есть, иначе… А что иначе? Иначе тебе просто будет нечего есть. Либо ты ешь то, что сготовлено, либо ты бродишь голодный и обессиленный. Третьего не дано.

Колямбо внимательно осмотрел всех членов группы, сидевших вокруг костра. Странно, но все со скоростью метеора, и с нескрываемым удовольствием поглощали свой ужин. Пожалуй, только Бамбук, кушал без особого энтузиазма, но все-таки кушал.

Колямбо отошел в сторону, чтобы на него не глазели. И еще раз попытался прожевать плохо выглядящую смесь макарон и тушенки. Безрезультатно. Эта гадость упорно не желала посылать его языковым рецепторам приятный вкус. А мозг, взбаламученный невзрачным внешним видом блюда, еще больше подсознательно усиливал неприятие.

Однако Колямбо чувствовал, как ноги подкашиваются от усталости, голова почти не работает, а трицепс на правой руке, которой он только что пилил дерево, ноет так, будто в него закачали не меньше литра молочной кислоты. Благоразумие начинало брать свое. Энергетический запас, почти полностью израсходованный за первый день похода, должен быть восстановлен! Под таким лозунгом он, не мешкая, вывалил содержимое миски под ближайшим кустом и полез развязывать свой рюкзак.

Через полминуты в его руках желтел спелый и сочный лимон. Пожалуй, в нем-то витаминов хоть отбавляй. Колямбо думал, что уж лучше взять качеством еды, а не ее количеством. И при всей привередливости к пище, проблема поедания «голого лимона» перед ним никогда не стояла. Жутко кислый вкус страшно полезного цитруса он переносил без труда. По крайней мере, выглядел этот лимон в точности так, как и должен был выглядеть, а не как блевотина итальянца только что поужинавшего в дешевой забегаловке своего провинциального городка.

Один за другим молодые покорители Таганая постепенно скрывались в недрах палатки, подготавливаясь к первой ночевке на свежем воздухе. Перед Колямбо остался только Димка, которого определили лежать вторым от печки, соответственно рядом с печкой должен был спать сам Колямбо. Позади, вокруг ярко сверкавших углей потухающего костра, пританцовывал Бамбук. Ему, как самому маленькому, предстояло заступить на дежурство в самое легкое время, сейчас, то есть очень поздним вечером.

Наверху сияли далекие звезды. Небо, грозившее с утра затянуться низкими серыми облаками, к вечеру совершенно прояснилось. Колямбо понятия не имел, что за «здоровская» звезда горит прямо над его головой в проеме между верхушками деревьев, но на минуту просто приклеился к ней взглядом. Внутри появилось ощущение невероятного умиротворения и блаженства от окружающей обстановки. Лесная тишь убаюкивала все чувства. На короткий миг у него даже закружилась голова от такого сладостного бессилия. И Колямбо был не против просто упасть в снег, по-прежнему наблюдая за небесным светилом кремового оттенка. Однако внутренний цензор при первых же признаках смещения равновесия вернул разум Колямбо в привычное русло, разбавив поток эндорфинов, казавшийся только что бескрайним, чем-то более приемлемым для нормального существования.

– Блин, чуть крышка не отъехала! – сказал сам себе пошатнувшийся Колямбо.

Димка уже вошел в палатку и возился в ее прихожей, снимая обувь. Похоже, что процесс прошел удачно, и Димкины вязаные носки сверкнули пятками, пропадая за краями входа в основную секцию палатки.

В узкой прихожей оказалось непросто разуться. Рост и длина ног Колямбо серьезно стесняли его движения. Он в положении полулежа спустил с себя бахилы и принялся стягивать зимние сапоги.

– Застегни замки, – послышался командный голос Зубарева. – А то ночью на морозе сапоги скукожатся на пару размеров.

– Ладно, как скажешь.

Колямбо без особых хлопот поднял обе собачки замков до упора вверх и поставил обувь поближе к краю стенки, за которой находилась печка.

– Вот, так, наверное, будет лучше.

Он открыл полы входа в основную секцию и на четвереньках заполз внутрь. В лицо тут же ударил мощный поток тепла. От такого резкого перехода температуры окружающей среды Колямбо стало немного не по себе.

– Ну, ни чего себе париловка! И что, так всю ночь будет?

Он уже стал пристраиваться на отведенном для него месте возле нагонявшей нестерпимый жар печки.

– Слушайте, я тут обалдею спать. Это же прямо, как в сауне! А я ее терпеть не могу! Олег, может, я куда-нибудь в другое место лягу, а? Тут жарко.

– Ничего, не поджаришься – отозвался Зубарев. – Колямбо, ты же среди нас самый большой.

– Ну, разве что по росту.

– Вот. А самые большие всегда спят у печки. У нас всегда Макс там спал.

Колямбо припомнил длиннорукого Макса, одного из старых зубаревских «пионеров», заходившего как-то в гости на турстанцию еще в Омске. Кажется, тот был практически на голову выше Колямбо.

– Ладно, ладно. – Колямбо все равно был недоволен таким исходом дела. – Только давай, Димка, двигайся тогда. – И вместе с последним словом он подпихнул своего товарища немного вперед, чтобы хоть как-то отстраниться подальше от печки.

Димка недовольно заворчал, но спорить не стал, и уже в свою очередь подпихнул подальше Юльку.

– Не переживай, на ночь меньше сделаем температуру. – Зубарев сел и взял в руки лежавшую где-то в тени гитару. – Просто сейчас надо, чтобы протопилось.

– Ясно, – без энтузиазма ответил Колямбо, и развернулся лицом к огнедышащему монстру палатки.

«М-да, чувствуется, прекрасная будет ночка. Теплая!».

Колямбо открыл правый глаз и посмотрел на свои наручные часы. Еще не до конца сфокусированное полусонное зрение передало в мозг расплывчатую картину из стрелок циферблата. Пришлось открыть оба глаза, и как можно шире. 6 часов 37 минут. Это значит, что поспать удалось только два с небольшим часа из-за этой печки, не дававшей уснуть пол ночи своим жаром.

«Кошмар! – подумал Колямбо. – Два несчастных часа после такой ломовой маршировки с рюкзаком и почти полным отсутствием ужина. И где же я должен взять силы на сегодня?»

Он вздохнул и огляделся. У печки уже никто не дежурил, огонек слабенько светился в дырках ее железного корпуса. В палатке заметно посвежело, от чего еще больше тянуло в сон. В дальнем конце похрапывал Бамбук, остальные, видимо, уже вышли наружу. Колямбо, подхватив свой пуховик, откатился в середину палатки и решил, что было бы неплохо дрыхануть еще немного.

Однако минут через двадцать по его ногам прополз последний из возможных для такого мероприятия компаньонов. В попытках надеть на себя бахилы Бамбук закряхтел в прихожей.

«Теперь надо вставать и мне – пронеслось у него в голове. – А то все что-то делают там, а я ни черта не делаю!»

– Вот, блин, а! – сказал Колямбо уже вслух. Ну, на фига я поперся в этот поход! Ни поспать, ни поесть, ни по… еще чего-нибудь. Я пока я не знаю, что. Но чувствую, точно еще что-нибудь будет «ни по…»!

Он потянулся и сладко зевнул, представляя, как следующей ночью ляжет куда-нибудь в самый конец их походного жилища, где всегда прохладно, и тут же отключится в полном блаженстве. Однако до блаженства было еще как минимум часов пятнадцать. А сейчас следовало отбросить все деморализующие мысли и, собрав силу воли в кулак, встать и выйти.

Не прошло и десяти минут борьбы с замерзшими замками на сапогах, как Колямбо уже стоял полностью обутым у входа в палатку, держа в руках бахилы, которые еще предстояло нацепить. Ходить было очень неудобно, сапоги до сих пор не разрослись до прежних размеров и уныло поскрипывали при каждом шаге. Колямбо с трудом доковылял до бревен, положенных вчера вокруг костра, и уселся на одно из них.

Над огнем висел походный чан, в котором, по всей видимости, готовился завтрак. От него исходил весьма аппетитный запах. Однако Колямбо помнил, что и от вчерашних макарон запах шел также вполне ничего. Ну, а то, что получилось в итоге…

– Так. И что за шедевр кулинарии у нас сегодня?

Вертевшаяся вокруг чана Муха подкинула в костер пару колышков, от чего в воздух взметнулась стайка мелких искр.

– Это гречка, – ответила она. – Кстати возьми нож и открой мне пару банок тушенки.

Колямбо тут же вспомнил, под каким кодовым именем проходил этот продукт в списке еды, который Зубарев любезно предоставил за неделю до похода. При прочтении бумаги сразу бросился в глаза пункт 7 – «тушняк». Кстати, в том же списке сгущенное молоко было обозначено как «сгуха». Но «сгуха» еще туда-сюда, но выражение «тушняк» навевало скорее ассоциации с чем-то протухшим. Не очень благозвучное название для продукта. Но что можно взять с этих туристов? Хотя та тушенка, что вчера оказалась замешанной вместе с макаронами, как раз довольно точно по вкусу могла соответствовать определению «тушняк».

– Сейчас донесем то, что осталось от сосны. – Зубарев вытер об какую-то тряпку свою столовую ложку. – Димас, Колямбо, слышите?

– Слышим, слышим, – отозвались парни, доедая гречневую кашу.

– Если быстро управимся, то успеем сходить на Три брата. Думаю, уже не имеет смысла сниматься с вещами и тащиться к Долине сказок, лагерь оставим здесь.

– Да, кстати, место вполне нормальное, – вмешалась Юлька.

– Сушняка здесь хоть отбавляй, проблем с дровами не будет. Все, давайте, топор с пилой в зубы и пошли. – Олег поправил свою куртку и двинулся к сваленной вчера сосне. – Ну, давайте, давайте, а то здесь останемся! Не пойдем никуда!

Колямбо нехотя встал и двинулся за руководом. При слове «сушняк» он вспомнил родственное ему «тушняк».

Через час они впятером, оставив Сапрофеню с Юлькой в лагере, шагали по той самой вчерашней тропе, уводившей дальше вглубь Таганая. Колямбо промучился всю ночь, а теперь ему предстояло покрыть еще километров пятнадцать до каких-то «Трех братьев», заявленных в списке достопримечательностей имени Зубарева, как скалы. Правда, маленькие.

Маленькие лесные скалы «Три брата», что может быть интереснее! Ведь каких-то пятнадцать… ну, или двадцать километров в бахилах и вам откроется прекрасный вид на это чудо уральской природы. Есть одно единственное «но». Ни в коем случае не оставайтесь на ночлег в пределах нашего замечательного парка развлечений «Три брата». В противном случае вы рискуете заснуть и проспать дня три, а то и четыре. Понимаете, воздух у нас здесь какой-то странный, нагоняющий ни с чем несравнимый релакс в ваши члены. А вообще-то, почему люди так долго у нас спят, мы не знаем. Нам это до лампочки! Короче, мы вас предупредили. Хотите – можете попробовать, если до отправления вашего поезда еще пять или шесть дней. Тогда, спите на здоровье! Искренне ваша, администрация дневного санатория пониженной комфортности «Три брата».

– Олег, почему люди там надолго вырубаются? – наконец решил спросить Колямбо. – Может какая-нибудь геомагнитная аномалия?

– Да, кто его знает, какая там аномалия, только то, что у Трех братьев нельзя ночевать, это факт.

– Ну-ну. А то, что мы там будем шататься, это нормально? Только спать нельзя?

– Не беспокойся, елки-палки, жив будешь.

Зубарев явно недопонимал всех этих предосторожностей и осмотрительности Колямбо. Вот он бы, совершенно не думая, мог легко залезть без страховки на любой почти вертикальный гребень или спуститься в пещеру, из которой выберется только прожженный профессионал спелеолог. В общем, искатель приключений в русском варианте. Хотя назвать его совершенно безбашенным Колямбо не рискнул бы. Просто у них были абсолютно разные взгляды на жизнь. Когда Колямбо думал, что здесь надо поостеречься, Зубарев не понимал, чего здесь можно бояться. А когда Колямбо предполагал, что это никому не нужный идиотский риск своим здоровьем, Зубарев считал, что здесь надо быть слегка осторожнее. Вот и все. Но в целом, Олег с честью нес ответственность за группу, а вот за себя он, кажется, не очень волновался.

Денек выдался на редкость безветренным. Все небо с самого утра затянуло плотной завесой бледно-серых облаков, чья почти однородная масса медленно смещалась на восток. Кажется, было не больше минус трех-пяти градусов. Шел снег. Отличная погода для раннего ноября.

Колямбо глубоко вдохнул свежего уральского воздуха и, чуть прикрыв глаза от наслаждения, выпустил через рот струйку теплого пара, который тут же растаял в окружающей атмосфере. Он отвинтил кружку своей фляги и глотнул воды, специально отведя железное горлышко подальше, чтобы на ходу не лишиться зубов. Много воды пролилось мимо, попав прямо на пуховик. Колямбо сделал недовольную гримасу, обратно закрутил крышку и стряхнул оставшиеся капли с одежды.

Шлось легко, воспоминания о недополученном сне улетучились. Перед ним уверенным шагом двигался Зубарев. Иногда руковод немного замедлялся, приметив стоящую рядом с дорожкой ель или пихту. Дожидался позади идущих, и, поравнявшись с хвойным деревом, на пушистых лапах которого лежали килограммы слежавшегося снега, со всей силы бил по нему ногой. Последствием такого шоу становилось выпадение обильного снегопада на головы и за воротник его товарищей, которые сопровождали это прекрасное явление криками, визгами, а иногда и матами. На самого же Зубарева не падало ничего, он уже успевал отойти от места бомбардировки. Хуже всего приходилось второму и третьему человеку от головы колонны. У тех, кто плелся в конце, еще могло остаться время для реагирования, второй и третий – были лишены такой возможности и принимали весь удар на себя.

Постепенно Колямбо освоился с правилами этой игры и, высмотрев впереди подозрительную елку, резко тормозил, отпуская Олега, или пристально следил за его движениями, чтобы быстро убраться в сторону. Однако недовольство группы на действия руковода постепенно нарастало, что, в конце концов, превратилось в веселую неразбериху, когда каждый стремился возглавить отряд перед очередной елкой-пихтой и шлепнуть по ней ногой, осыпав остальных пластами снега. Колямбо, поначалу тоже пару раз отличившийся взятием нескольких деревьев, затем просто переместился в самый арьергард группы, предоставив возможность всем прочим толкаться и обсыпать себя снегом хоть до умопомрачения. А сам спокойно двигался на безопасном расстоянии и посмеивался над разворачивавшимися перед ним боевыми действиями.

Дорожка уже давно отвернула в правую сторону. Курумника больше не было видно, похоже, он просто кончился. Теперь со всех сторон их окружал плотный строй хвойных деревьев, иногда разбавлявшихся березами. Ручеек, который они нарекли ручейком Надежды, по-прежнему вился недалеко от пути, иногда пропадая, где-то в лесу, иногда снова, неизвестно откуда выныривая прямо под ноги.

Колямбо, наученный опытом прошлых неурядиц с временным отсутствием воды, использовал каждое такое пришествие ручья с пользой для дела. Даже если во фляжке еще оставалось достаточное количество жидкости, он непременно заполнял ее до краев. Мало ли! Поедать снег он больше не собирался. Не вкусно и не питательно.

Вскоре они вышли на опушку, которую пересекала мелкая горная речка. Как показалось Колямбо, шириной не более пяти метров. Глубина, конечно, не ахти какая, ну, разве что босому человеку можно косточки на ногах намочить. На вопрос к Зубареву о ее наименовании, руковод ответил: «Небольшой приток Киалима».

Здесь дорожка разветвлялась, одно ее направление уводило дальше в чащу, другое – круто брало влево, постепенно начиная подниматься на какие-то поросшие лесом холмы, видимо, являвшиеся предтечей настоящих гор. Тех самых, чьим видом Колямбо наслаждался, стоя на вершине вчерашнего перевала.

Муха с Бамбуком, заморенные игрой в «обкати снегом позади идущего», тут же дружно отправились на водопой. Димка, походивший в своем меховом тулупе на медведя средних размеров, особенно когда надевал на голову капюшон, пустым взглядом смотрел на бегущую по камням воду.

– Еще двадцать минут, и мы дойдем, – сказал Зубарев, разглядывая подъем, по которому им предстояло продолжить путь.

– То есть мы так быстро дошли до этих Трех братьев? – Колямбо явно обрадовался подобному исходу, он никак не ожидал, что это почти рядом. Хотя какой там рядом. Часы показывали ровно два по полудни. А вышли они из лагеря в двенадцать. «Значит, два часа шагали, плюс еще, как было объявлено, минут двадцать. До Трех братьев два с половиной часа ходу!» А если условно принять, что их скорость была, ну может быть четыре километра в час, то получается около десяти километров.

«Десять километров за два с половиной часа? Да, раз плюнуть!»

Вот так он будет рассказывать дома, когда вернется. Десятка туда – десятка обратно. Подумаешь. Просто ерунда!

– Ну, где ваши братья? Один лес кругом. – Колямбо непонимающе обвел руками перед собой. – Мы уже на этот холм почти полчаса идем.

Его нога проскользнула на обледеневшем небольшом камне:

– Блин, чуть не навернулся!

– Вот они, – сказал Зубарев монотонным голосом человека, сто раз видавшего этих «они».

Димка и Колямбо с широко раскрытыми и недоуменными глазами, уставились на гряду невысоких малопривлекательных утесов.

Такая картина никак не вписывалась в понятие Колямбо о скалах. В его представлении «Три брата» должны были быть высокими и остроконечными скалами недружелюбного вида. Стоящими где-нибудь отдельно у подножия гор, с почти вертикальными подъемами со всех сторон. Ну, или, по крайней мере, стоящими, где угодно, но только не в лесу посреди елок и сосенок, маскирующих Братьев под незатейливое изваяние местного природного ландшафта.

Ореол необычного и таинственного места, у которого к тому же можно заснуть на несколько дней, испарялся как маленькая лужица в летнюю жару.

– Тю-ю-ю! – протянул Колямбо. – И вот это и есть те самые скалы?

– Чем они тебе не нравятся? – заступилась за них Муха, проходя мимо остановившихся Димки с Колямбо.

– Да, в общем-то, ничем.

«Конечно, а какое собственно чудо здесь может быть. Чего это вы ожидали, господа? Это вам не Большой каньон Колорадо».

– Как ты думаешь, сколько тут этажей? – прервал его размышления Димка.

Колямбо оценивающе посмотрел на первого из Братьев. Молодая сосна мешала до конца увидеть весь предмет оценки, и он сделал пару шагов в сторону.

– Наверное, этажей пять. – Колямбо резко повернул голову к Димке и заинтересованно взглянул на него. – А ты что, тоже высоту этажами, а не метрами измеряешь?

– Ну, да. А что тут такого?

– Нет, просто порой кажется, что все высоту измеряют этажами. Метрами городским жителям как-то неудобно.

– Согласен. Этажами – сподручней. – Димка развернулся, и устало зашагал за ушедшими вперед товарищами.

Через пару минут их отряд остановился. Колямбо воспользовался передышкой и посмотрел назад, затем посмотрел вперед, и понимающе сам себе покивал головой.

– Да, теперь ясно, что их действительно три, я имею в виду Три брата. – Колямбо решил повысить голос, чтобы следующее саркастическое изречение стало достоянием слуха каждого из его друзей. – А то из-за деревьев этих Братьев вообще видно не было, а теперь я и сам знаю, что их три. Одного мы прошли. Второй – прямо передо мной. А третий, вон, угадывается среди сосен, конечно, учитывая опыт обнаружения первого брата!

Наконец отряд добрался до последней скалы. У подножия находилась внушительная площадка, на которую тут же легко взбежал Бамбук.

– Здесь мы разведем костер. – Зубарев указал на небольшую ямку, посреди террасы. – Только много хворосту не набирайте. Так, поджарим хлеб, погреемся, да пойдем.

На лице у Мухи выразилось разочарование.

– Как, уже назад пойдем?

Похоже, для нее любая фраза со словом «назад» ассоциировалась с «назад домой», а домой, как понял Колямбо, Муха хотела меньше всего. В походе она чувствовала себя свободной, что ли, принадлежащей самой себе. К тому же сейчас старшая сестра, которая даже здесь пыталась Мухой немного понукать, была не рядом, а осталась в лагере. Поэтому и обратно в лагерь Муху тоже не тянуло. Среди равных по званию ей было хорошо.

– Нет, ну, мы можем подальше пройти. – Зубарев уселся хобой на стоящий недалеко от кострища камень. – Тут покрутимся, пофотографируемся.

– А может, заодно и поспим здесь? – прикололся Колямбо.

Димка с Бамбуком оценили его шутку и тихонько рассмеялись, тщетно пытаясь раздуть в их скромном костерке угасающий огонь. Олег тоже улыбнулся.

– Так, давай! Мы тебя здесь оставим, а в пятницу придем забрать назад.

– Ага, ну да! А спать я под открытым небом буду?

– Ну, почему же. Можешь под закрытым. Найдем тебе какой-нибудь карнизик.

– Заодно еды сэкономим, – вмешался Бамбук.

Колямбо сделал скептическую гримасу и криво глянув на Бамбука, решил закрыть эту тему:

– Ладно, будем считать, что я поверил, будто здесь засыпают на несколько дней.

Муха подбросила хворостину в начавший постепенно разгораться костерчик и повернулась к Колямбо лицом.

– Да, было это! Было! Уже не одна группа так пропадала у Трех братьев.

Вечно серьезный вид Мухи и ее особенность не разбрасываться словами попусту, внушали доверие ко всему, что Колямбо от нее слышал.

Он осмотрелся вокруг, пытаясь найти хоть какой-то намек, на то, что это место является аномалией. Его знаний хватало на странного типа камни, высохшие и скрюченные в неведомые спирали деревья и кустарники, отсутствие птиц и животных. Однако сосны и ели производили вполне здоровый вид, ему даже показалось, что их стволы даже слишком ровные. Никаких необычных камней или валунов тоже не замечено, они все точь-в-точь, как и те, что лежали по всему протяжению пройденного пути. По одному из уступчиков скалы, расхаживала упитанная ворона, жадно поглядывая в сторону сумки, из которой виднелись нарезанные куски хлеба.

– Ясно. Я и не ставил под сомнение то, что у Трех братьев можно надолго заснуть. Просто всегда любопытно это проверить. Ладно, где тут у вас хлеб берут? Хочется перекусить. Между прочим, кто-то нам обещал сала к нему?

– Сало там, на дне, – Олег махнул свободной рукой в сторону сумки. – Ты сначала хлеба поджарь.

Колямбо соорудил себе некое подобие вертела, надел на него кусок хлеба и поднял над пламенем. Бамбук и Димка, первыми приступившие к жарке, уже хвастались готовыми изделиями, и дули на них, пытаясь быстрее остудить, чтобы спокойно положить сверху сало.

По верхушкам деревьев пронесся несильный ветерок, разбавив своим присутствием нависшую было тишину. Рядом упала сорванная им пара еловых иголок. Колямбо посмотрел в низкое сероватое, но абсолютно безмятежное небо, навевавшее, странное расслабление, расслабление притаившейся природы.

«И все-таки на природе здорово, – подумал он. – Красиво и здорово. Наслаждайся этим, пока ты здесь».

Слегка перекусив, ребята облазали все доступные карнизы и площадки на третьем и втором Братьях. Зубарев уверенно дирижировал их движениями, при подъемах или спусках по скалам, фотографируя покорителей высот снизу. Колямбо, не особо жаловавший рискованные восхождения, пару раз сменил руковода на этом ответственном посту.

– Не, тут этажа три, я не полезу! – так ответил он на очередное предложение Олега, и безаппеляционно взяв из его рук фотоаппарат, перемотал пленку до следующего кадра, что означало, можете даже не уговаривать.

Было уже четыре часа дня, когда Зубарев скомандовал группе возвращаться в лагерь. Юные туристы, воодушевленные успешными подвигами на Трех братьях, весело двинулись за ним следом.

– А по первому Брату мы еще не лазали? – вдруг заметил Бамбук, когда туристы проходили мимо скалы.

Колямбо уже основательно поднадоело это занятие, которого он, следует признать, откровенно побаивался.

– Ничего, в следующий раз, – жестко ответил он.

«Вот, долбанные скалолазы, так и навернуться недолго! Все бы им на что-нибудь взгромоздиться».

Но колесо было уже запущено, Олег резко остановился и опытным взглядом стал осматривать скалу, пытаясь выискать место поинтереснее.

– О-о-о.. – недовольно протянул Колямбо. – Сейчас еще куда-то взбираться будем. Олег, может хватит, не пора ли нам домой?

Но Зубарев как будто его не слышал.

– Вон, Муха, гляди! Давайте, туда поднимайтесь, я вас сфотографирую.

Колямбо закатил глаза к небесам, и немного постояв, подошел к Олегу.

– Дай мне, я туда не полезу, сам сфотографирую. – Он протянул руку, чтобы взять обмотанный со всех сторон синей изолентой «Кодак».

– Нет, Колямбо, – руковод заговорил тоном, не терпящим возражений. – На этот раз ты не отмажешься, ты тоже полезешь, как и все.

– Никуда я не полезу, лазайте сами!

– Да, чего ты боишься? – Подошла Муха и положила ему на плечо свою ладонь. – Никто не упадет, тут падать-то не с чего.

Колямбо, увернулся от ее руки и, изобразив на лице гримасу «как вы мне все надоели», решил не уступать ни за что.

– Нет, нет, нет, и не стоит уговаривать.

Подошел Димка:

– Да, ладно, чего ты как не пацан!

– Ну, начинается! Не пацан! Еще там кто-нибудь! Не полезу и все.

– Колямбо, ну чего ты ломаешься? – Зубарев перешел на свою полушутливую речь, это было легко узнать по характерным легким преднамеренным заиканиям перед каждым следующим словом. – Вон, Бамбук младше тебя на четыре года, а без всяких выкрутасов спокойно взбирается на все места.

Олег, встал позади Колямбо и аккуратными движениями начал его подталкивать к скале.

– Давай, иди, не трусь, делай как все. Я снизу буду подсказывать, куда и что ставить.

– Да, не боюсь я ничего! Я лезть не хочу! По деревьям люблю, а по скалам… не хочу.

Но Зубарев уже почувствовал в голосе Колямбо пораженческие нотки и решил довести дело до конца. Он по-прежнему подпихивал Колямбо вперед, тихо приговаривая:

– Иди-иди, полезай со всеми, будет потом что рассказать.

Колямбо понял, что, по-видимому, увильнуть не удастся и, скрипя зубами, согласился:

– Ладно, черт с вами, залезу! – Он посмотрел на первого Брата. – Куда взбираться то?

– Вон, туда, на ту площадку, видишь. – Зубарев указал на небольшую террасу почти под самой вершиной скалы.

Колямбо, которого до этого момента не очень интересовало, куда все планируют карабкаться, удивленно округлил глаза.

– Ничего себе! Да, здесь, здесь… – Он пытался сосчитать примерное количество этажей. – Да, здесь этажей пять, ну минимум четыре.

– Ну, и нормально. – Зубарев отошел от него и присоединился к кучке своих подопечных уже нетерпеливо потиравших руки около начала предполагаемого маршрута подъема. – Вот так и полезем. – Он показал вверх, делая кистью руки волнообразные движения.

Колямбо снова с удрученным видом вскинул голову и посмотрел на высокую площадку. Да, там действительно было этажей пять. Подъем, как он уяснил, пройдет по местами почти вертикальной, но вполне доступной стене, изобиловавшей множеством выпирающих камней, удобных для хвата, больших вымоин, чтобы туда ставить ноги, и мелкими промежуточными площадочками. В общем, весьма заурядной трудности подъем. Однако некоторые участки выглядели обледенелыми, а у Колямбо на руках красовались обыкновенные зимние обшарканные перчатки из кожзама, а на ногах совсем не лазательные бахилы из гладкой резины.

– Ну, да. Взобраться-то можно, – проговорил он сам себе. – А вот спускаться будет не сладко.

И тут ему в голову, разметая все остальные мысли по углам сознания, ворвалась кошмарная, но до удивления спокойно прозвучавшая фраза: «Я оттуда упаду!».

Он перевел взгляд на белый снег под ногами, пытаясь как-то позабыть или отбросить только что пришедшее в мозг. Безрезультатно. «Я оттуда упаду!».

«Я оттуда упаду!» – прозвучало у него в голове еще раз десять. Для другого человека этого было бы вполне достаточно, чтобы началась паника. Но Колямбо был абсолютно спокоен. Его будто бы выключили и оставили всего одну задачу – «ты знаешь, что упадешь, но делать нечего, нужно лезть, ищи варианты выхода из ситуации».

И он стал искать. Еще раз, прищурившись, бегло оглядел площадку и маршрут подъема на нее, проходивший почти по одной линии, практически не удаляясь ни влево, ни вправо. И принялся подыскивать место, куда падать.

Снега вокруг Братьев было предостаточно. Некоторые сугробы доходили Колямбо до шеи, правда, лежали в некотором отдалении от скальных стен, метрах в двух-трех. А у подножия были голые камни.

Димка первым начал взбираться вверх. Колямбо, наблюдая за его движениями, отошел от стены, как раз туда, куда по идее и можно было бы упасть. Рука по плечо вошла в огромный сугроб. «Вроде без потайных камней», – подумал он. Однако рядом лежали два совсем не маленьких валуна, встреча с которыми грозила сломанными конечностями. Так что попадать необходимо точно между ними.

«Ну, что ж. Участок три на три. Можно сказать прямо по центру подъема. Остается только не промазать». Колямбо глубоко вздохнул от такой перспективы. Царившая в нем сосредоточенность и даже какое-то дьявольское спокойствие никуда не уходили, чему он и сам удивлялся.

И все же лучше не доводить дело до таких мер. Лучше просто залезть и просто слезть с этой вершины. Вот и все.

Он внимательно следил за каждым движением Мухи, полезшей второй по счету.

Сапрофеня был уже в двух метрах от площадки, еще десяток секунд и он будет там. Колямбо, бесстрастно взирая на него, подошел вплотную к скале, пора подниматься. Руки взялись за первые выступающие камни, левая нога встала на естественную ступень, он полез наверх.

Тщательно изучив на опыте своих друзей маршрут подъема, Колямбо безошибочно и уверенно продвигался к цели. Он обстоятельно оглядывал каждую следующую выемку, куда должны встать ноги или за что должны схватиться руки. Подъем давался на удивление легко. В его голове царила почти полная пустота, никаких посторонних мыслей. Лезть, лезть, лезть.

Несмотря на то, что разум не обрабатывал ни единой четкой фразы, в подсознании, по мере приближения Колямбо к площадке, возрастало восхищение собой. «Это же надо было так себя настроить, после кошмарной фразы о том, что он упадет, пришедшей из ниоткуда! Но тихо, тихо! Ни о чем не думать. Просто лезть!»

Осталось сделать всего пару движений, он уже видел бахилы своих товарищей, стоящих на достигнутой террасе. «Спокойно, не расслабляйся, доделай это до конца. До конца. Рано еще расслабляться».

И действительно, рано. Этим летом он получил замечательный урок. В первый день их с отцом приезда в дом отдыха, не прекращаясь, лил дождь. Колямбо, настроенный на активный отдых, с трудом пересидел эту непогоду. Дождь прекратился лишь к вечеру. В бору стояли четко ощутимые сырость и прохлада. Делать на улице, собственно говоря, было нечего. Но он вышел, так, чтобы развеяться.

Минут десять побродив по округе, Колямбо решил залезть на большую горку, типичную для всех домов отдыха. Доски ее спуска были очень влажными и на вид довольно скользкими. В желании развлечь себя и в поисках легкого испытания, которые он выдумывал не так уж и редко, Колямбо решил аккуратным шагом спуститься с горки не по лестнице.

Пять секций покатого деревянного покрытия горки были уже позади, оставалась последняя, почти пологая. Думая, что дело сделано, он выпрямился, убрал правую руку от ободка, за который немного придерживался перед этим, и сделал уверенный шаг. Нога неожиданно поехала вперед, естественно, что его задница отправилась на мокрую поверхность горки. В результате непродолжительного полулежания на влажных досках, спортивные штаны были безнадежно промочены на самом интересном месте. В корпус просто так теперь не войдешь. Не маленький уже мальчик, засмеют. Пришлось, полчаса бродить по бору вдали от корпуса, иногда энергично тряся штанами, ради ускорения процесса просушки.

Колямбо благополучно взобрался на площадку, где его уже ждали четверо товарищей.

– Вот это подъем, по-моему, быстрее всех! – Димка первым подошел к нему и хлопнул по плечу. – А ты еще взбираться не хотел.

Колямбо, в общем-то, нечего было ответить, он и сам со сдержанной улыбкой на лице тихо восхищался собою:

«Да, я был просто великолепен!». «Ты был просто как Повелитель леса!» – неожиданно добавил чей-то чужой голос в его голове.

Колямбо замер, будто его вморозили в снег. Улыбка в момент исчезла. Его широко раскрытые глаза медленно ходили из стороны в сторону, он будто прислушивался, боясь пропустить малейший подозрительный звук.

«Мать твою, что это?» – подумал он. «Опять, что ли?» – Колямбо резко двинул правой рукой по слегка замерзшему бедру. «Больно. Нет, наверное, я тут, то есть не в обмороке».

– Эй, Димас!

– Что?

– Да, нет. Ничего. – Колямбо выдохнул. – Это я так, проверка связи. Все нормально.

«Все нормально. Но все ли нормально? Откуда этот Повелитель опять всплыл?»

«Тьфу, блин!» – он вновь вспомнил запах слюней уродливого зверя.

«Ладно, все, забыли».

Но забыть было непросто. Ему как-то удалось сегодня выбросить из головы мысли об оборотне. И вот, вдруг опять.

Снизу донесся призыв Зубарева:

– Эй, встаньте вместе, сейчас я вас щелкну!

Какая-то туманная обеспокоенность поселилась внутри. Колямбо всеми силами пытался отогнать прочь то, что могло быть вскрыто его мозгом. Как ящик Пандоры, который пока валялся у дальней стенки его сознания и угрожающе шипел. Что там, Колямбо догадывался, но озвучить это самому себе, значит, вскрыть ящик, и тогда это точно произойдет. А так, есть шанс, что любопытные мысли, стайкой кружившиеся вокруг тайника в ожидании сувенира, наконец-то устанут и, видя отсутствие всякого интереса со стороны своего хозяина, отправятся полетать куда-нибудь в другое место сознания, подальше от ящика.

Зубарев давно уже их сфотографировал и, кажется, сделал два кадра. Колямбо этого не запомнил, он был занят игнорированием мыслей, все его внимание было обращено как бы внутрь себя. Движения в реальном мире происходили на автомате.

Надо встать ближе к Мухе, а то он не входит в кадр? Пожалуйста, нет ничего проще – шажок вправо. Теперь посмотреть на Зубарева, а не куда-то на сосны? Отсутствующий взгляд медленно переползает на силуэт Олега. Улыбнуться хоть чуть-чуть? Ну, да. Да. Сейчас. Да не ори ты, сейчас улыбнусь! Для этого надо немножко вернуть себя обратно. Механически улыбаться не получается, эта функция у него еще не автоматизирована.

Настало пора спускаться со скалы. Зубарев снизу дает последние наставления: не спешить, слушать его, крепче держаться руками. «Да, это я слышу. Я уже почти забыл про ящик, он уже почти не интересен мне. Это хорошо. Скоро я вообще о нем забуду, и он исчезнет сам собой. Главное расслабиться. Когда я расслаблен, мысли становятся вялыми и нелюбопытными».

Бамбук первым начинает спускаться. Вниз всегда тяжелее, иногда бывает не видно, куда ставить ноги. Шапочка Бамбука постепенно скрывается за линией плоскости площадки. Колямбо, следя за шапочкой, как-то неосознанно подходит к краю скалы, пытаясь как можно дольше продержать головной убор товарища в поле зрения.

Сонм полуспящих мыслей Колямбо, медленно кругами парит в неизвестном им направлении. Они все под властью гипнотического взгляда своего хозяина. Они ничего не хотят, им все по барабану. Если им сейчас дать команду завыть, они устало и протяжно завоют, как стая полуживых одичавших собак, которым ну очень хочется спать, но какой-то идиотский животный инстинкт сам открывает их пасть и надрывает глотку.

Глаза Колямбо смотрят, как Бамбук весьма успешно продвигается по стене, туда, к земле, к подножию скалы, к Зубареву… «О, господи, как же здесь высоко!»

В полузаспанных глазах мыслей моментально вспыхивает огонек жизни, хозяин вернулся из потаенных далей самого себя.

Колямбо в ужасе понял, что совершил ошибку. Сейчас то, о чем он догадывался, но не оглашал вслух, дабы это что-то не получило силы, вырвется на свободу.

Прочный замок после первого же удара чудовищной силы слетает с ящика и катится прочь от него. Под благоговейный визг мыслей крышка буквально отлетает назад.

Тело Колямбо внезапно передергивает, его лицо искривляется от неожиданного укола. Он понимает, что фраза «Я оттуда упаду!» вернулась. Ему становится не по себе. В его голове начинает расти уверенность в необратимости падения. Она поглощает все больше и больше пространства, еще минута и она сожрет его мозг, не дав шансов на спасение. «Стоп!» – взревел Колямбо внутри себя. У него еще есть возможность вернуть все на место. Пусть он уже все озвучил, пусть он уже все знает, но он может перебороть себя. Ведь это он хозяин, хозяин своих мыслей и тела, это его вотчина. И даже если какая-то часть вырвалась из-под контроля, он должен призвать ее к порядку, ей еще никто не выдавал документов на право суверенитета.

Колямбо становится на колени и начинает опускать левую ногу вниз на уступ. Руки цепко схватились за большой камень, но кажется, они немного трясутся. Он замечает это, и волнение только усиливается. В голове упорно носится ощущение, что через несколько десятков секунд может произойти нечто нехорошее, сердце яростно бьется в груди.

Он с трудом разбирает слова Зубарева, летящие снизу, на них невозможно сосредоточиться, когда все твои нервы напряжены как струна. Но пока что Колямбо и сам видит, куда ставить ноги, этот участок стены довольно пологий.

Похоже, Колямбо уже преодолел два этажа высоты. Да, спускаться точно сложнее. До земли еще далеко. Нервы вроде бы постепенно начинают успокаиваться. Но впереди самый трудный, почти вертикальный отрезок скалы. Его руки лежат на небольшой обледенелой площадке, держась за выступы льда. Здесь вроде все нормально. Левая нога уверенно стоит в отверстии. Здесь вроде тоже все хорошо. Теперь нужно убрать правую ногу и нащупать ей что-то внизу. Колямбо пытается посмотреть, что там. Но ему ничего не видно. Наверное, уступ находится под плоскостью нависающей стенки.

– Олег, там точно что-то есть? Я не вижу.

– Давай, убирай правую ногу и ставь ее ниже, – Зубарев уже в третий раз за последние двадцать секунд говорит эту фразу и с каждым разом его голос становится все грубее и грубее.

– Но там же ничего нет!

– Да, давай ты, блин, ставь, я тебе говорю!

Колямбо стягивает правую ногу с опоры, вес тела переходит на другую точку. Все, теперь эту ногу назад не вернешь, либо она встанет на уступ ниже, либо не встанет вообще.

Он пытается ей нащупать хоть что-нибудь внизу, но безрезультатно. Сердцебиение снова учащается, руки начинают вздрагивать.

Снизу доносятся команды Зубарева:

– Ниже! Ниже ногу и правее! Ниже, правее! – орет Зубарев.

Но от увеличения громкости его команд Колямбо не становится яснее, где искать уступ. Правая нога безуспешно пытается найти то, что должно быть ниже и правее.

– Да, нет там ничего!

– Я тебе говорю есть! Ниже надо, ниже!

– Куда еще ниже, я и так ногу до упора вытянул!

Колямбо уже на взводе, так болтаться на одной ноге он долго не сможет, левая устает. Он крепче перехватывается руками и переносит вес тела немного назад, чтобы правая нога могла опуститься подальше вниз.

– Да, правее же! – кричит Олег. – Еще правее! Нет, не туда. Пониже, ниже!

– Да елки-палки, где эта твоя долбанная дыра?! – в нервном выкрике Колямбо явственно угадываются нотки отчаяния. Его голос почти срывается.

Все его лицо стало алым от напряжения, глаза лихорадочно пытаются хоть что-нибудь рассмотреть внизу на стене. Он быстрым взглядом обводит участок скалы перед собой, пытаясь найти другой путь. Но бесполезно. В таком состоянии его мозг ни на что не способен. Похоже, он в особого вида ловушке, называется «болтаюсь на скале, пока не упаду и не разобьюсь».

– Ниже, правее!

Колямбо предпринимает еще одну попытку дотянуться ногой до неизвестности, понимая всю ее тщетность.

– Ниже-е-е, правее!

Колямбо еще крепче сжимает руки и вдруг, те два ледяных бугорка за которые он держится, казавшиеся вросшими в площадку, отламываются от нее, и слегка коснувшись пуховика, улетают вниз. Он едва успевает подтянуться чуть вперед, шлепнув перчатками по ледяной поверхности площадки. Пальцы растопыриваются как можно шире, пытаясь зацепиться.

– Ниже, правее!

Колямбо больше не слышит Зубарева и все его «ниже, правее». Он судорожно смотрит, как обе руки очень медленно, как бы издеваясь, поехали по скользкой площадке к туловищу. Перехватываться не за что, до верхнего выступа он не успеет достать – сорвется. Да и не сможет, точка опоры слишком оттянута назад. Не факт, что он смог бы это сделать, даже если бы на площадке были другие предметы для хватки. Колямбо чувствует, как его постепенно уводит назад, туда, в пропасть.

Все, это конец. Его мозг сейчас больше похож на монолитный камень, такой тяжелый и такой бесполезный. Все, что он делает, это широко раскрытыми в ужасе глазами пялится на плавное поступательное съезжание рук.

– Ниже, правее! – Олег делает паузу. – Колямбо ты там что, заснул?

Но тут происходит невероятное, что случается в моменты самой крайней опасности. Взгляд Колямбо проясняется, холодная волна протрезвления пробегает по всему телу, его лицо слегка передергивает. Руки продолжают съезжать, но то, как он на них сейчас смотрит уже трудно назвать безысходностью и отчаянием. Колямбо прищуривается, глядя на перчатки, как будто что-то высчитывая, немного подтягивает торс к стене, на столько, чтобы не лишиться опоры. Из окружающего обзора он быстро выхватывает место, где должно быть отверстие для правой ноги, но снова его не видит.

– Ниже, правее!

Зубарев, наверное, еще не понимает, что Колямбо даже не думает нащупывать эту проклятущую выбоину в скале. Его мозг работает в ином направлении. Из головы словно вычеркнули фразу «Ты оттуда упадешь!». Волнение и ступор, вызванные необъяснимым предчувствием обреченности, улетучились, не оставив и пятнышка в сознании.

Колямбо вспоминает самое главное, о чем думал еще до подъема. Он немного разворачивается вправо и из-под руки бросает взгляд вниз. Все четко. Он находится как раз над тем местом, куда можно спрыгнуть, каменные валуны лежат метрах в двух правее и левее. Теперь нужно только не промазать.

В обычной ситуации он, скорее всего, решил бы себе посчитать, что-то вроде: «Раз, два, три-и-и!». Готовясь на это самое «Три» улететь вниз. Однако на деле иногда улетаешь и на «Четыре» и на «Пять», а бывает, что начинаешь отсчет заново. Такой считалке больше подходит определение «считалка фаталиста». Ты знаешь, что тебе в любом случае придется сделать то, чего ты так боишься. Вопрос только в том, насколько долго будет затягиваться выговор цифр. Запуск этой милой процедуры стимулирует настолько потрясающее своей быстротой распространение страха в мозге, что перед цифрой «Три», ты буквально деревенеешь от ощущения близости того кошмара, в который настало время шагнуть.

Но Колямбо даже и не думает считать. Ему хватает пары секунд, чтобы определиться с силой толчка и направлением прыжка. Собираться с духом – нет времени, да он об этом и не вспоминает.

Зубарев делает очередную попытку выкрикнуть свое коронное в ту минуту: «Ниже, правее!», когда до него доносится спокойный и громкий, ровно на столько, насколько это необходимо, выкрик Колямбо:

– Зубарев, я падаю!

И с этими словами он отталкивается от стены.

Полет проходит столь стремительно, что Колямбо не успевает запомнить ни единого его этапа. Мозг включается только, когда тело оказывается почти по уши в огромном сугробе, аккурат между двух примеченных валунов. Похоже, он приземлился на что-то среднее между выражениями «упал на ноги» и «упал на зад». Колямбо первым же делом сосредотачивается на своих ощущениях. Сигналов ноль. Никакой боли нигде нет.

Не ожидав увидеть, все только что произошедшее, к нему тут же подлетают Зубарев и Муха.

– Ты жив?! Ты жив?! – Судя по звучанию их голосов, они явно озабочены его здоровьем.

Муха тянет руку к Колямбо, как будто пытаясь вытащить из снега, но она еще не уверена, что товарищ ничего себе не сломал и ее забота не обернется болевым приступом.

В голове у Колямбо на секунду проскакивает озорная мыслишка слегка сыграть роль неудачно приземлившегося скалолаза, но моментально отлетает прочь. В целом, сейчас не до шуток, и еще хорошо, что все так закончилось. Не каждый день падаешь со скалы, где-то с четырех-трехэтажной высоты. Хотя бы даже и в снег.

– Да, нормально все. Все на месте. – Он им слегка улыбается, чтобы не было никаких сомнений в адекватности его поведения.

Колямбо, взявшись за руку Олега, медленно выбирается из сугроба. Снег, кажется, забрался даже за шиворот. Там холодит больше всего. Бамбук с Мухой начинают аккуратно его обтряхивать. Колямбо рад бы им помочь, но у него уже почти не осталось сил. Четкость и сосредоточенность мыслей и движений сразу же испаряются. На все члены наваливается тягучее ощущение усталости, от которого так хочется присесть и отдохнуть. Но присесть он не успевает.

Сверху доносится шлепок, будто кто-то поскользнулся и со всего маху плюхнулся на лед. Вслед за этим до слуха долетает скрежет обуви об каменную поверхность, секунду он нарастает и вдруг сменяется испуганным человеческим «А-а-а-а-а!» и легким свистом тела, рассекающим воздух. Колямбо только и успевает подумать, что спускался не последним.

Лицо Зубарева в раз побледнело и стало каким-то испуганным. Он смотрел туда, куда только что упал, сорвавшись со скалы, Димка. Колямбо так и не решался перевести глаз и по-прежнему завороженным взглядом наблюдал за реакцией руковода, силясь уловить, насколько все плохо. С момента димкиного падения прошло уже секунд пять, но никаких криков от дикой боли не последовало, а Колямбо уже успел просчитать, что его товарищ, видимо, приземлился аккурат на правый из помеченных ранее валунов или совсем рядом от него. А может, он вообще разбился на смерть?

Однако тут послышался глухой стон Димки, раздававшийся как бы из-под снега. Наверное, не у одного Колямбо отлегло от сердца после этого звука.

Первой справилась со своим оцепенением Муха, и подскочила к пострадавшему. Задыхаясь от волнения, она открыла рот, но никак не могла ничего сказать, быстро оглядывая товарища, будто пыталась на нем что-то найти.

«Вроде никаких сломанных костей не выпирает», – почему-то вдруг подумалось Колямбо.

Димка лежал как бы на боку, прижавшись спиной к тому самому валуну. И отсутствие снега на камне подсказывало, что его все-таки задели. Димка не шевелился и только очень часто дышал, так, как дышат люди, испытывающие сильную боль. Временами он издавал слабые стоны.

Зубарев провел рукой по его затылку, чтобы удостовериться, нет ли там крови, и промолвил:

– Лежи спокойно, пока не двигайся! – Кажется, ушедшее ненадолго самообладание уже вернулось к руководу. – Скажи мне, что у тебя болит? – Он проговорил это чуть ли не по слогам, чтобы каждый звук отчетливо дошел до Димкиного разума.

Тот со скривившимся лицом открыл рот, Димка попытался что-то сказать, но болевой приступ моментально заставил его отказаться от этой идеи.

– Может, он повредил челюсть, а? – Муха внимательно присматривалась и, похоже, больше всего ее волновала спина.

Зубарев нагнулся и заглянул Димке прямо в глаза.

– Ты можешь мне кивать головой?

– Думаешь, у него сломан позвоночник? – неожиданно спросила Муха.

– Тихо! – пресек ее Олег. – Димка, ты можешь кивать головой?

Димка, постанывая, легко кивнул.

– Отлично, – продолжал Зубарев. Ты можешь говорить или у тебя сломана челюсть?

– А он вообще, на что упал? – некстати вдруг включился в разговор Бамбук, стоявший до этого без единого движения.

– Я же сказал, тихо! – обозлился руковод. – Дима, ты можешь говорить?

Димка попытался снова открыть рот, но только издал какой-то нечленораздельный звук и сощурился от острого спазма.

– Хорошо, я понял, – продолжал Зубарев. – Ты упал на спину?

– Да, конечно, Олег, он упал на спину! – нетерпеливо прервала его Муха. – На что же еще?!

Зубарев бросил на нее недовольный взгляд.

– Где основной источник боли? Это спина? Димка, это спина?

Димка, кажется, собрав всю силу в кулак, дважды кивнул головой.

– А как же он тогда кивает, если позвоночник сломан? – как можно более мягким и сочувствующим голосом спросил Колямбо.

– Ну, ты же видишь, с каким трудом ему это удается, – почти шепотом ответила Муха.

– Ладно, давайте положим его ровно, – скомандовал Зубарев, жестами подзывая остальных к себе.

Колямбо почему-то шагнул к голове Димки.

– Кто за что берется?

– Главное, синхронно перевернуть его всем телом, чтобы не причинить боли. Все меня поняли? – Зубарев увидел, что Бамбук не знает с какой стороны подойти. – Бамбук, помогай Мухе, придерживай его ноги.

Олег осмотрелся, все ли готовы.

– Так, Колямбо, а мы с тобой должны перевернуть туловище. – Он секунду помедлил. – Нет, ладно, ты лучше держи голову, здесь я сам разберусь.

Колямбо осторожно подложил свои руки под затылок Димки, помня, с каким трудом тому удавалось покачивать головой. Ему вообще было непонятно, почему его товарищ не кричит от невероятной боли, а только изредка тихо постанывает, ведь у него сломан позвоночник и, наверное, челюсть. Или пока их не трогаешь, они не беспокоят?! Да, и вид у Димки был такой, будто он в каком-то полушоковом состоянии, или вернее полусонном. Он как будто не осознает, что с ним случилось и, что у него как минимум пара переломов костей. Хотя, возможно, так и лучше, если бы он находился в нормальном состоянии, то наверняка сейчас вопил, и всем бы пришлось справляться еще и с этой психологической для себя пыткой. Слышать, как человек переносит адские страдания, удовольствие не из приятных. Скорее всего, тут стояла бы дикая паника, и никто бы не знал, что делать в такой обстановке.

– Ну, а теперь по моей команде одновременно стаскиваем его влево, – произнес Зубарев, кажется, уже мысленно представляя, как это будет происходить.

– Олег, лучше посчитай, – попросила Муха.

– Хорошо, на три.

Зависла пауза, все приготовились и только ждали команды руковода.

– Раз… два… три!

– А-а-а-а-а! – болезненно заорал во весь голос Димка.

Однако его уже успели отволочь от камня и более-менее удачно положить. Но он продолжал кричать, потихоньку снижая громкость.

– Все, все, все, – бережно запричитала над ним Муха, встав на колени и положив ладони ему на щеки, по которым покатились первые с момента падения слезы.

Димка стал как-то непонятно шевелиться, похоже, пытаясь выгнуть спину, не осознавая, что таким образом сделает себе только хуже.

– Нет, стоп, не двигайся! – громко сказал, заметив это, Зубарев, и тормознул Димку рукой.

Колямбо и Бамбук с растерянными лицами наблюдали за тем, что происходило на их глазах. Они и представить себе не могли, какое невероятное действо будет разворачиваться в их первом походе.

– Пока лежи так, Димка. Понял меня? Мы сейчас что-нибудь придумаем. – Зубарев говорил, глядя на Муху, самую опытную из всех пришедших с ним к Трем братьям, как бы спрашивая у нее совета.

Олег встал и отошел чуть в сторону, Муха еще раз погладив по щеке вроде притихшего Димку, последовала за ним.

– Что будем делать? – произнес Зубарев. – Он совсем нетранспортабелен.

Судя по тому, как взгляд Мухи забегал с предмета на предмет, она усиленно прокручивала у себя в голове возможные варианты.

Зубарев продолжил:

– Нам, сто пудов, нужно вызывать сюда спасателей.

– Скорая сюда не проедет, – вдруг почему-то сказала Муха.

– Забудь про скорую, – спокойно проговорил руковод, как бы не замечая, глупость сказанной Мухой фразы.

Его глаза остановились на развевавшемся от порывов ветра белом лоскутке, завязанном на ветке куста какими-то туристами, приходившими сюда раньше.

– Сделаем так. Ты пойдешь на Киалимский кордон к лесникам. Там наверняка есть телефон. Расскажешь им, что произошло, и звоните в город. Без носилок и обезболивающих нам его отсюда не унести.

– Угу, поняла, – покивала Муха.

Зубарев посмотрел на часы. И недовольно поморщился.

– Черт! Уже четыре. – Он подумал еще о чем-то и покачал сжатым у рта кулаком, видимо, соглашаясь с самим собой. – А Колямбо тогда, на всякий случай, пусть дует в лагерь. Пусть снимаются и идут сюда. Мало ли, а то вдруг помощь не придет до ночи.

– Да, – согласилась Муха. – Может, у лесников вообще нет телефона.

– Нет, связь с городом у них должна быть, но все равно. – Он повернулся к остальным. – Иди сюда, Коля.

Колямбо быстрым шагом подошел к ним. Было видно, что он сильно потрясен происшедшим, но держит себя в руках. Все как-то уже позабыли, что буквально минут пять назад, Колямбо сам слетел со скалы. Для него события разворачивались просто с калейдоскопической скоростью. Только успевай реагировать.

– Значит, ситуация у нас такая, – начал Зубарев. – Сам видишь, Димку мы не можем трогать, ему нужна помощь медиков.

Колямбо еле видно кивал, сосредоточенно смотря прямо на снег.

– Муху я сейчас пошлю к лесникам, – Олег махнул рукой в направлении, где находился кордон. – Они вызовут нам помощь. – Руковод в очередной раз за последнее время глянул на часы. – Но они могут не успеть до темна. Вернее, они абсолютно точно не успеют до темна, потому что стемнеет буквально через час.

– А сколько туда идти?

– Ну, где-то час и идти.

Олег взял небольшую паузу.

– Ты же пойдешь обратно в лагерь, к Юльке с Сапрофеней. Вы должны свернуть палатку, и вместе возвратится сюда. Если спасатели не успеют до ночи, или смогут прибыть только завтра, или еще хрен знает чего, то мы обоснуемся здесь и ночуем. Но нам нужна палатка. Понял?

Лицо Колямбо напряглось, он еще не до конца уяснил, что от него хотят, и сейчас активно переваривал информацию. Колямбо вдруг оторвался от созерцания снега и недоуменным голосом спросил:

– В смысле, ты хочешь сказать, что я пойду в лагерь один? Сейчас?

– А когда еще!? – воскликнул Зубарев. – Это еще хорошо, что он в неподвижном состоянии не чувствует особых болей, – Олег кивнул на Димку. – А так бы… Но все равно время дорого. Так что, давай. Ты – в лагерь, Муха – к лесникам. Мы с Бамбуком останемся с ним.

– Ладно, понял, – выговорил Колямбо.

– Все, только быстро! Кстати, Муха ты тоже можешь уже идти.

– Да, все, я пошла. – Муха нацепила варежки и быстрым ходом отправилась вниз по тропе, ведущей с Трех братьев.

Колямбо, все еще немного притормаживавший, неосознанно сделал пару шагов за ней, но вдруг остановился и развернулся к руководу.

– Слушай, а как мы наши рюкзаки потащим сюда, мы ведь втроем их не унесем?

Зубарев, видимо, об этом совсем не подумал. Однако сейчас рюкзаки его мало заботили.

– Возьмите, сколько сможете, а остальные… остальные где-нибудь замаскируйте под снегом, потом найдем. – Он уже развернулся спиной к Колямбо, но снова приостановился. – Только заберите самое нужное. Инструменты там, посуду, чан.

Колямбо дослушивал, уже удаляясь от скалы.

– Угу, угу, – покивал он, порываясь ускорить движение. – Я понял, понял.

– Ты хоть помнишь дорогу? А то снег пойдет, – Зубарев взглянул на серое небо, с которого начинал падать легкий снежок, – наши следы, наверное, скроет. – Последнее Зубарев уже прокричал вдогонку, так как расстояние между ним и Колямбо постепенно увеличивалось.

– Да, найду как-нибудь, – махнул рукой Колямбо и помчался за Мухой.

Он смог увидеть ее силуэт только на развилке у речки. Муха уже перешла водную преграду, и ее куртка теперь мелькала между стволами деревьев, все больше удаляясь в сторону кордона. Колямбо быстро перебравшись по мокрым камням на другой берег, на секунду остановился, глядя ей вслед.

– М-да, а мне направо, – пробурчал он себе под нос.

В эту сторону уходило две дорожки. Колямбо тут же заметил рядом с одной из троп характерные следы, которые днем они с Димкой оставили в ходе общения с богами, и направился по ней, вливаясь в пространство леса.

Сейчас им двигало дело общественной важности. С его товарищем произошел несчастный случай, нужна помощь, а от Колямбо требовалось дойти до лагеря, причем как можно быстрее.

Эти установки настолько поглотили его внутреннее я, что ни одна даже мало-мальски подленькая мыслишка не носилась в голове, хотя причин для этого, с точки зрения обычного Колямбо, было, хоть отбавляй. Во-первых, на самом деле, он не очень-то хорошо помнил, какой дорогой они сюда пришли. То, что этой, по которой он идет, понятно. А вот были ли на ее протяжении какие-либо развилки – вопрос сложный. Во-вторых, практически через полчаса станет темнеть. И он окажется один в глухом лесу. Ну, или не в очень глухом, но все же лесу, хотя бы даже и на известном туристическом маршруте, но в атмосфере почти полного мрака. А в-третьих, а в-третьих… было еще что-то и в-третьих, только пока оно таилось, где-то слишком глубоко, и поглощенный важностью своей миссии, Колямбо даже не пытался докопаться до того, что же там может быть, в-третьих.

Снег усилился и его новые влажные массы громко скрипели под бахилами. Колямбо шел очень быстро, иногда переходя на мелкую трусцу. Он глянул на часы – без десяти минут пять. Наверное, пройдет еще час, когда солнце совсем перестанет освещать низкие облака, облепившие небо, и тогда сумрак поглотит весь лес.

Колямбо внимательно вглядывался в окружающие его деревья, пытаясь уловить хоть что-то знакомое, чтобы понять, что он идет правильно. Иногда он даже разворачивался, меняя картинку зрения на ту, что была перед ним, когда утром весь их отряд шел к Трем братьям. Но никаких особых воспоминаний не всплывало. Почти весь путь Колямбо тогда проделал, уставившись себе под ноги, либо увертываясь в процессе игры от падавших с веток слоев снега.

Однако пока он не беспокоился, тропинка шла почти прямо, нигде не пересекаясь с другими. Так что на данный момент он точно не мог пропустить вероятной развилки и двинуться в неверную сторону.

Постепенно темнота все больше овладевала просторами чащи, и теперь в глубине ельника не было видно почти ничего. Хорошо, что хоть снег белый лежит, иначе вообще труба! Колямбо посмотрел наверх, где в прорехах крон хвойных деревьев проглядывало задернутое облаками небо. На часах – пять сорок. Все, это уже точно можно назвать – стемнело.

Он как-то неприятно поежился на ходу от таких мыслей. Первоначальный пыл общественно значимого дела стал испаряться, ему на смену спешило чувство обеспокоенности. В это время лес был как-то по-особому тих. Только скрип от шагов Колямбо. Он не снижал темпа, но теперь очень настороженно озирался вокруг. Пока страх не успел овладеть им, и за каждым кустом на данный момент не виделись странные пугающие тени, но отчего-то казалось, что до этого совсем недолго. Нервная система Колямбо напрягалась все больше. И чтобы не заморачиваться о всякой ерунде, он решил размышлять на другие темы.

«Так, я иду уже почти час».

Справа раздался треск от упавшего под тяжестью снега высохшего сучка. Колямбо резко развернулся в сторону звука, одновременно вздрогнув всем телом. Но, успев уловить глазами последнюю стадию пикирования предмета, облегченно выдохнул.

«Долбанные сучкИ!»

Он зло глянул на ель, только что оставшуюся без одной из своих частей.

С минуту Колямбо шел в отрешенном состоянии, внезапно забыв про все вокруг.

«Так, ладно, о чем я хотел подумать-то? Ах, да. Значит, я шагаю уже час времени, при этом быстро шагаю. А до скал мы добрались, насколько я помню, за два часа, – он намеренно протянул последнее слово, пытаясь уловить, что он этим хочет сказать. – Хотя нет, это до развилки у речки мы шли два часа, а потом еще минут двадцать чапали вверх по склону к Братьям. Значит, два часа двадцать минут, в общей сумме. Иду я всяко энергичнее, чем мы шли днем. Следовательно, до лагеря осталось еще, как минимум, час ходьбы. Да, еще час. – Он довольно покивал головой. – Ну и нормально, не так уж и далеко. Вот только темно, зараза. Не видно здесь ничего!».

Ему вдруг захотелось сказать последнюю фразу вслух.

– Не видно тут у вас ничего!

От такой неожиданной бравады Колямбо стало легче и веселее, и он в голос рассмеялся своим хрипловатым ироничном смешком:

– Ну, где здесь ваши мишки или прочие зверушки? А?

Ему никто не ответил.

– Мишки, м-да. Кстати, а почему ты сказал мишки? – спросил он сам себя. – А черт его знает! – он практически прокричал это на полную мощность.

И вдруг от звуков своего не ко времени вырвавшегося крика Колямбо стало очень страшно. Как будто этим он мог разбудить какие-то неведомые силы, так мирно спавшие до неаккуратных возгласов. Колямбо даже остановился, ему показалось, что недалеко только что раздался подозрительный тонкий свист.

– Это что? – еле шевеля губами, почти неслышимо произнес он.

Слух напрягся, пытаясь уловить малейший намек на опасность. По верхушкам деревьев промчался ветер, отчего вниз полетели мелкие высохшие ветки и хвоя. И хотя их шуршание мешало различать посторонние шорохи, возвращение давно не появлявшегося ветра, заставило отхлынуть внезапно возникшее у Колямбо ощущение присутствия рядом чего-то недоброго. Он еще раз взглянул в сторону, откуда предположительно прилетел свист, и двинулся дальше, постепенно ускоряя шаг и отряхивая с себя продолжавший валить снег.