Таинственный

Глава 11

Панихида проходила в Саратога-Спрингс, в траурном зале похоронного бюро Хадсона на Нельсон-авеню, всего в нескольких кварталах от знаменитого гоночного трека. Старый район города, тихий и зеленый, был застроен двух– и трехэтажными особняками. Некоторые были превращены в учреждения и гостиницы, но в большинстве домов по-прежнему жили семьями.

По дороге Джори невольно задумалась, каково было бы жить в таком местечке, в одном из этих старых домов. Во дворе стоял бы стол для пикников и вечно путался под ногами трехколесный велосипед, на застекленной двери была бы яркая наклейка с изображением пилигримов и индейки, в окнах верхних этажей виднелись бы детские игрушки, – словом, случайному прохожему с первого взгляда стало бы ясно, что в доме живет семья, настоящая американская семья из маленького городка.

«Как же здешняя жизнь отличается от жизни в большом городе», – позавидовала Джори. Когда она и Гретхен проезжали мимо одного из таких домов, она увидела, как молодая женщина выгружала из пикапа пакеты с покупками и малыша в теплом комбинезоне.

Какая тишина, какой покой. Ни тебе сирен, ни гудков автомобилей, ни людских толп.

«Но ты едешь на панихиду по своей подруге, которую зарезали в собственном доме».

Джори вздохнула и обхватила себя руками. Гретхен затормозила. Дом скорби представлял собой элегантный особняк из белого камня с черными ставнями, широкой пологой лестницей и неброской вывеской. Особняк окружала аккуратно подстриженная живая изгородь. На противоположной стороне улицы на тротуаре собралось несколько корреспондентов с фотоаппаратами и видеокамерами. Под настороженными взглядами стоявших у входа охранников они снимали публику, собиравшуюся на похороны.

Присутствие корреспондентов не удивило Джори. Сообщение об убийстве попало во все газеты и программы новостей. Полиция пока не назвала ни одного подозреваемого, зато репортеры уже успели окрестить неизвестного убийцу Северным Потрошителем.

Днем Гретхен возила своего дядю на допрос в полицию. По ее словам, из этого не вышло ничего путного. Роланд был в полном недоумении и, несмотря на все усилия Гретхен, так и не смог понять, о чем его спрашивали.

По лестнице спускалась пожилая пара. Женщина громко всхлипывала и опиралась на руку мужчины, который негромко успокаивал ее.

Гретхен покосилась на Джори:

– Как ты себя чувствуешь?

– Я в порядке. А ты?

Гретхен кивнула, но когда она открыла дверь и вошла внутрь, лицо у нее стало пепельно-серым.

Несколько человек ждали в вестибюле. Распорядитель в темном костюме, с подобающим его профессии скорбным выражением лица, указал им на дверь в зал прощания, где собралось уже довольно много народа.

Войдя, Джори сразу же увидела закрытый гроб, окруженный венками и букетами. Следующим, кого она заметила, был Сойер Хоуленд, молча стоявший в стороне.

Несмотря на мрачные обстоятельства встречи, от его вида у Джори перехватило дыхание. Сойер был в отлично сшитом шерстяном костюме и кожаных ботинках, явно дорогих. Светлые волосы были строго зачесаны назад. Красивое лицо хранило суровое выражение. Он был вызывающе хорош собой.

Сойер стоял один чуть в стороне от остальных, но почему-то не производил впечатление человека, чувствующего себя неловко.

Глядя на его одежду, на уверенную, непринужденную манеру держаться, Джори укрепилась во мнении, что Сойер не тот, за кого пытался себя выдать. Возможно, Сойер Хоуленд и в самом деле содержал автомастерскую, возможно, он даже был большим специалистом по ремонту «рейнджроверов», но он явно не был простым механиком из захолустного городка.

Что он скрывал? И почему?

По спине Джори пробежал холодок.

Гретхен проследила за ее взглядом и шепотом спросила:

– А он что здесь делает?

Джори ощетинилась:

– Полагаю, отдает последний долг покойной, как и все мы.

– Но он даже не был знаком с Клоувер.

– Откуда ты знаешь?

– Клоувер обязательно упомянула бы об этом.

К ним подошли Китти и Джонни. Покрасневшие глаза Китти были обведены темными кругами размазанной туши. Джонни был в тесноватом сером пиджаке и темно-синих брюках на дюйм короче, чем нужно. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке.

– Ты видела мать Клоувер? – спросила Китти, шмыгая носом.

Гретхен ответила за двоих:

– Нет, мы только что пришли.

– Бедняжка в ужасном состоянии. Она прилетела из Флориды вчера ночью. Как только увидела меня, бросилась на шею и зарыдала, все время спрашивая, почему это произошло с ее дочерью. Это ужасно, я просто…

– Успокойся, детка. – Джонни положил руку на плечо жены. – Иначе снова расплачешься, а это вредно для ребенка.

– Ничего не могу с собой поделать.

– Тебе нужно присесть, Китти, – сказала Гретхен. – Вон там стулья.

Они пошли вперед, Джонни и Джори двинулись следом.

– Ты видела, кто пришел? – спросил Джонни.

– Хоб Никсон! – Увидев его в дверях, Джори ахнула. Его грязные джинсы и армейская камуфляжная куртка выглядели в обстановке траура на редкость неуместно. Хоб озирался по сторонам, его вечно грязные, сальные волосы были, как всегда, не причесаны. – Интересно, что он здесь делает? – удивилась она.

Проследив за ее взглядом, Джонни ответил:

– Понятия не имею. Я не его имел в виду.

– Тогда кого же? – без особого интереса спросила Джори.

– Сойера Хоуленда. Вон он, смотрит прямо на тебя.

Не желая встретиться взглядом с проницательными голубыми глазами, Джори не стала поворачивать голову. Однако она все равно чувствовала на себе его взгляд, и это ее нервировало.

Но Джонни не унимался:

– Надеюсь, это неправда, что ты с ним встречаешься? Китти говорила…

– Джонни, мы уже не в школе, – резко оборвала его Джори, – я терпеть не могу, когда вмешиваются в мою личную жизнь. Будь так любезен, передай Гретхен и Китти, что я пошла искать дамскую комнату. Скоро вернусь.

Не дав О'Коннору возможности ответить, Джори повернулась и быстро зашагала к двери.

Только выйдя в вестибюль, она поняла, что в зале прощания было слишком душно и многолюдно, а запах увядших цветов был слишком густым. Она прислонилась к перилам у подножия широкой лестницы, закрыла глаза и глубоко вздохнула, потом еще раз.

– Джори, ты нормально себя чувствуешь?

Вздрогнув, она открыла глаза и увидела прямо перед собой Сойера. Джори не ожидала встретиться с ним вот так, лицом к лицу, – не ожидала и не хотела. Но теперь, когда он стоял рядом, девушка вынуждена была признать, что испытала облегчение.

Она не собиралась говорить о том, что произошло между ними, и о том, что через день-два уедет, однако, если Сойер затронет эту тему, придется ему сказать.

Секунду поразмыслив, Джори сообразила, что Сойер вряд ли вздумает выяснять отношения на похоронах, поэтому можно без опаски поговорить с ним, как два просто знакомых человека, случайно встретившихся по такому грустному поводу.

– Да, я в порядке, – ответила Джори, – просто немного…

– Ты очень бледна.

– Со мной все нормально, честное слово. Сойер положил руку ей на локоть и участливо произнес:

– Я понимаю, нелегко потерять близкую подругу.

Туг только Джори с легкими угрызениями совести поняла, что Сойер был уверен, что она пребывала в глубокой скорби. Он даже не догадывался, что она сбежала из зала из-за него, что ее вывели из равновесия его неожиданное появление и сплетни, которые распускали о них в городке.

– Мы с Клоувер не были такими уж близкими подругами. Раньше – да, может быть, но потом мы много лет не виделись и встретились только в августе этого года.

Сойер пожал плечами:

– Все же вы дружили в детстве. И если учесть, какой ужасной смертью она умерла…

– Да, я знаю, – перебила Джори, едва сдержавшись, чтобы не содрогнуться. – Все это настолько страшно, что кажется нереальным. Приходится то и дело напоминать себе…

– У тебя есть какие-нибудь соображения, кто мог ее убить?

Джори покачала головой:

– Нет. Я вообще мало знала о ее теперешней жизни. Где-то здесь, в Саратоге, у нее был бутик «Нью эйдж». Это могло быть одно из тех случайных немотивированных убийств…

– Джори, вот ты где!

Джори оглянулась и увидела, что из соседней комнаты выпорхнула Эдриен. Даже в трауре она выглядела весьма изысканно: элегантный облегающий костюм из черного шелка, перчатки. От Эдриен пахло дорогими духами, и хотя она сжимала в руке белый батистовый платочек, Джори заметила, что макияж не был подпорчен слезами.

– А вы, должно быть, Сойер Хоуленд, – сказала Эдриен, смерив Сойера оценивающим взглядом, в котором одновременно с одобрением почему-то мелькнуло презрение. – Наслышана о вас.

Сойер вскинул брови и посмотрел на Джори. Та нахмурилась.

– Я только что разговаривала с Китти и Гретхен, – продолжала Эдриен, – и пригласила их после похорон зайти ко мне на чашечку кофе. Вряд ли кому-то из нас сегодня захочется оставаться в одиночестве.

– А как же твой друг сенатор? – не без некоторого ехидства поинтересовалась Джори.

Эдриен ничуть не смутилась, во всяком случае, не показала этого.

– Джек не смог выбраться. Ты же понимаешь, он человек занятой.

«И к тому же женат. Он не может показаться с тобой в общественном месте, да еще при таком скоплении журналистов», – подумала Джори, но промолчала.

– Разве ты не представишь нас друг другу? – Эдриен снова пристально уставилась на Сойера.

Джори подчинилась и бесстрастно произнесла положенную фразу.

– Эдриен ван Диган – Сойер Хоуленд.

– Говорят, вы работаете механиком в автомастерской в Близзард-Бэй? – спросила Эдриен с таким видом, будто только что об этом узнала. Ее взгляд скользнул по дорогому костюму Сойера.

Сойер кивнул.

– Возможно, мне не следует этого говорить, но вы не похожи на механика, – кокетливо протянула Эдриен. Сойер прищурился.

– Но я же не мог явиться сюда в замасленном комбинезоне, не так ли?

– О, нет, конечно. Прошу прощения за вопрос, но почему вы здесь?

Вопрос прозвучал крайне бестактно, но Джори не могла не признать, что и ее это интересовало.

– Я не был лично знаком с вашей подругой, – ответил Сойер. – Но я прочел в газетах об ее ужасной смерти, и мне показалось, что следует прийти отдать ей последний долг.

Эдриен кивнула, но по блеску в ее глазах Джори поняла, что ответ Сойера показался ей не слишком убедительным. Джори поймала себя на мысли, что как бы ей ни хотелось доверять Сойеру, она тоже усомнилась в его искренности.

– Ой, смотрите! – Эдриен оглянулась и схватила Джори за руку. – Я вижу Хоба Никсона. Он-то, интересно, зачем явился?

Никсон шел, опустив голову и уставившись на свои грязные рабочие ботинки, но неожиданно поднял глаза и посмотрел прямо в лицо Джори.

– Бр-р, – произнесла Эдриен театральным шепотом и скривилась. – Он такой… такой противный.

Джори хотелось посоветовать приятельнице придержать язык. Никсон находился не так уж далеко и наверняка слышал ее слова. Перед тем как этот мрачный тип скрылся за поворотом, Джори успела заметить, что он посмотрел в сторону Эдриен, его темные глаза сузились и взгляд стал жестким.

– Как бы то ни было, буду рада, если вы с Джори задаете ко мне после похорон, – сказала Эдриен и добавила светским тоном: – Так мне вас ждать?

– Вряд ли, – ответил Сойер, – но спасибо за приглашение.

Эдриен пожала плечиками и перед тем, как направиться обратно в зал прощания, бросила:

– Оставляю за вами право передумать.

Когда она удалилась, Сойер встретился взглядом с Джори и сказал напрямик:

– По-моему, Эдриен – человек совсем другого склада, чем ты.

– Так и есть. Были времена, когда мы дружили, но все изменилось. Раньше мне казалось, что у нас очень много общего с Эдриен, да и с остальными тоже, но потом пути разошлись.

– Такое случается.

– Я знаю, но… наверное, я просто оказалась к этому не готова. Собираясь в Близзард-Бэй, я, похоже, подсознательно надеялась, что все здесь осталось таким же, как раньше. Как в заколдованном царстве: я думала, что смогу начать с того места, на котором остановилась. Самое забавное, что…

Джори замялась, и Сойер поторопил ее:

– Что?

– Что я не помню точно, на чем остановилась. Последнее лето, которое я провела в Близзард-Бэй, мне видится как в тумане. Помню, тогда родители объявили, что решили развестись, и это меня совершенно выбило из колеи. Из того, что произошло за те несколько недель, пока я была здесь, почти ничего не помню. Такое ощущение, будто, когда Папа Мэй умер, у меня все стерлось из памяти, и…

Она снова умолкла. Сойер внимательно всмотрелся в ее лицо:

– Что, Джори?

– Я… у меня какое-то странное чувство, будто я должна что-то вспомнить о том последнем лете. Но хоть убей, не помню, что именно.

– Думаешь, это что-нибудь важное?

– Не знаю, просто не знаю…

– Здравствуйте, Джори, – перебил ее мужской голос.

Джори повернулась к двери и увидела только что вошедшего Карла. Он был в том же поношенном пальто, что и накануне, седеющие волосы немного разлохматились от ветра. Карл настороженно разглядывал Сойера.

– Привет, Карл.

Так как Джори знала, какого Карл мнения о Сойере, она решила, что можно не брать на себя труд представлять мужчин друг другу. Вместо этого она сказала:

– Гретхен говорила, что не знает, сможете ли вы выбраться.

– Да, я был на деловой встрече, но мой офис недалеко отсюда, так что, как видите, я успел.

– Гретхен уже в зале. – Джори указала на дверь, в надежде, что Карл поймет намек и уйдет.

Из зала донеслись гул голосов, стук передвигаемых стульев, и распорядитель объявил, что начинается служба.

Карл снова взглянул на Сойера, который сделал вид, что не узнал его, и спросил Джори:

– Вы идете?

– Да, через минуту, – ответила она.

Карл кивнул, снял пальто и прошел в зал. Джори повернулась к Сойеру.

– Это…

– Карл Андерсен, я его знаю.

– Вы знакомы? Почему же ты ничего не сказал?

– Мы никогда раньше не встречались, просто я знаю, кто он такой. Не сомневаюсь, что и ему известно мое имя.

– Да, это так.

– Карл – один из тех, кто советовал тебе держаться от меня подальше, потому что я опасный тип.

– Откуда ты знаешь?

– Джори, в этом городке не так уж трудно узнать, что о тебе думают.

– А я думала, тебе безразлично, что люди тебя побаиваются.

– Мне это действительно безразлично. – Помолчав, он спросил: – Поэтому ты вчера утром сбежала тайком? Испугалась меня?

Ну вот, все-таки он решил выяснить отношения.

Джори вздернула подбородок и уставилась прямо ему в глаза.

– Я тебя не боюсь, Сойер.

– Тогда почему ты сбежала?

– Потому что так было нужно. Потому что нам нечего сказать друг другу.

– Даже – до свидания?

– Терпеть не могу прощания.

– Я тоже, – тихо проговорил Сойер. Он кивнул в сторону зала, где уже начиналась служба. – Не пора ли нам войти?

– Да, конечно…

– Но тебе на самом деле этого не хочется, – подсказал мужчина, посмотрев на нее.

– Да, не хочется, – призналась Джори.

Ей была ненавистна сама мысль о том, чтобы появиться в зале вместе с Сойером под любопытными взглядами обывателей. Наверняка при их появлении они начнут перешептываться, многозначительно показывая глазами на парочку. Эти люди считали, что Сойер имел какое-то отношение к смерти Клоувер!

Сама Джори ни секунды не верила в его причастность к убийству. Что бы она ни пыталась сама себе втолковать, когда Сойера не было рядом, сейчас она была убеждена, что он не опасен, – во всяком случае, в том смысле, который подразумевали горожане.

Проблема была в другом она не могла позволить себе относиться к Сойеру как к порядочному человеку, доверять ему, – это означало бы, что она может в него влюбиться. А этого Джори не хотела и боялась.

Не могла же она просто так взять и влюбиться!

Но Джори не могла и убедить себя в том, что от Сойера следует держаться подальше. Как она могла в это поверить, когда становилось все яснее, что только рядом с ним она чувствовала себя… в безопасности Слово пришло неожиданно и застало Джори врасплох. Казалось бы, чего ей бояться? Прошлого? Что ей угрожало? Одиночество? Все это казалось ужасно глупым, но…

– Идем отсюда, Джори, – прошептал Сойер.

– Мне нужно предупредить Гретхен.

Но Джори не смогла заставить себя войти в зал. Она решила, что напишет подруге записку и оставит на ветровом стекле машины. Джори понимала, что Гретхен это не понравится, но почему-то ей вдруг стало все равно.

«К черту Гретхен, к черту их всех».

Она посмотрела на Сойера и решительно сказала:

– Идем.

Услышав утром по радио, что отпевание Клоувер состоится сегодня вечером в траурном зале похоронного бюро Хадсона, Сойер понял, что должен пойти туда, хотя его появление неизбежно насторожит ее родных и знакомых.

Он не знал заранее, чем ему помогло бы наблюдение за людьми, пришедшими попрощаться с Клоувер. Возможно, он рассчитывал найти какую-нибудь зацепку. Может быть, убийца даже придет на похороны, сделав вид, что скорбит вместе с другими.

Но сейчас, покинув белый каменный особняк, Сойер вынужден был признать, что ни на шаг не приблизился к разгадке убийств Клоувер Хартдейл и Ребекки Лэйтимер.

Появление Хоба Никсона его удивило. Был ли этот тип знаком с Клоувер? Вполне возможно: он местный и его трейлер не так далеко от ее дома. Однако Хоб Никсон не производил впечатление человека, который способен из добрососедских побуждений явиться на поминки.

Сойер вспомнил, как наблюдал за ним около дома убитой, и снова задал себе вопрос, не Никсон ли был убийцей Клоувер. Спору нет, он весьма подозрительный тип, но у него, Сойера, – и у полиции, кстати, тоже – не было никаких оснований обвинять Хоба Никсона в убийстве.

В траурном зале Сойер отчетливо почувствовал только одно: он должен увести оттуда Джори, и поскорее. Если она останется, если этим вечером он хоть ненадолго выпустит ее из виду, ей грозит опасность. Он понял это в ту же секунду, когда заметил Джори в зале. Она была очень хороша в простом черном платье, с волосами, собранными в хвост на затылке и перевязанными черным бантом. Сойер не мог оторвать от нее глаз, и когда она, казалось, чем-то смущенная, вышла из зала, последовал за ней.

Провести в обществе Джори мучительную ночь, борясь с мощной, почти непреодолимой силой, которая тянула их друг к другу, – этого Сойер хотел меньше всего на свете. Но он дал себе клятву защитить ее, и его не покидала уверенность, что от этой ночи зависит ее жизнь. А у него были основания доверять собственной интуиции.

– Куда мы идем? – спросила Джори, когда они двинулись по тротуару к машине Гретхен.

– А куда ты хочешь пойти?

– Не знаю. – Джори встретилась с ним взглядом. – Мне не следовало уходить с тобой. Нужно было остаться на отпевание.

– Все нормально, Джори. Ты же сама сказала, что вы с Клоувер были не очень близки.

– Но ее ведь убили. – Голос Джори задрожал. – Убили мою подругу. Сойер, что творится в Близзард-Бэй? Здесь, в этих краях, не должно случаться ничего подобного.

– Джори, убийство может произойти где угодно.

– Я понимаю. Наверное, мне просто не верится, что кого-то, с кем я знакома, могли убить.

Сойер издал короткий невеселый смешок:

– А теперь ты говоришь в точности как сказочная принцесса, за которую я тебя принял в нашу первую встречу.

– Может, тогда я такой и была.

– Но мы познакомились меньше недели назад.

– Я помню. – Джори остановилась около темного седана, достала из сумочки листок бумаги и ручку и приготовилась писать записку Гретхен. – Как мне написать, где я буду?

– На твое усмотрение.

Джори ненадолго задумалась, потом убрала бумагу и ручку обратно в сумочку.

Сойер забеспокоился, подумав, что она не пойдет с ним, а вернется обратно в траурный зал, в дом, где ее подстерегает опасность.

– Что ты делаешь?

– Ничего. – Джори отошла от седана. – Я не обязана оставлять ей записку. С какой стати я веду себя как подросток? Почему у меня все время возникает чувство, будто я обязана отчитываться о каждом своем шаге? В конце концов, я взрослая женщина. Я всегда принимала решения сама и никогда не считала нужным объяснять кому-то, что делаю, зачем и почему. А теперь словно вернулась в прошлое… наверное, это из-за того, что я вернулась в Близзард-Бэй…

– И встретилась со старыми друзьями? – договорил Сойер. Он двинулся дальше, туда, где стоял его «шевроле», и Джори, пристроившись рядом, пошла с ним в ногу.

– Может быть. Когда-то мы были очень близки, но, наверное, в юности у всех так бывает. Друзья как родные, их мнение страшно важно.

Сойеру захотелось побольше узнать о ее жизни.

– А как сейчас? У тебя много друзей в Нью-Йорке?

– В каком-то смысле – да. Но это другое, это скорее… светские знакомые.

– А как насчет родственников?

Джори поморщилась:

– Что насчет родственников?

– Вы с ними близки?

– С отцом – да, я всегда была его любимицей, папиной дочкой.

– А с матерью?

– Она меня терпеть не может, – призналась Джори. Казалось, Сойер не поверил своим ушам:

– Терпеть не может?

– Я слишком сильно напоминаю ей отца.

– Насколько я понимаю, брак твоих родителей не был идеальным.

– Я ведь уже говорила, они развелись, когда мне было семнадцать. Никто из них особенно не жалел, что все так кончилось, да и мои сестры тоже. Похоже, удивилась только я одна… удивилась и расстроилась.

– Почему?

– Знаешь, у меня в голове всегда было некое идеальное представление о том, какой должна быть наша семья. Мне всегда хотелось нормальной жизни: жить в одном доме – одном и том же, делать вместе какие-то вещи, которые делают в нормальной семье… Но у нас все было по-другому. Мы вечно переезжали с одной квартиры на другую, отец был поглощен своим бизнесом, а для матери важнее всего были деньги и мои сестры…

Грустные нотки в ее голосе растрогали Сойера. Он с трудом поборол желание взять Джори за руку и утешить.

– А сестры? – спросил он. – Какие у тебя с ними отношения?

– Мы и раньше не были особенно близки, и сейчас тоже. Мы слишком разные. Они обе замужем, у обеих есть дети.

– А тебе не хочется выйти замуж? Завести детей? – услышал Сойер собственный голос и неожиданно для себя обнаружил, что затаил дыхание в ожидании ответа.

– Хочется, – мечтательно сказала она.

Ее голос затронул какие-то глубоко запрятанные струны в душе Сойера, проник в самую глубину, куда он поклялся не пускать не только ее, но и вообще никого.

– Я хочу, чтобы у меня все было по-другому, не как у сестер, – продолжала Джори. – У них детей воспитывают няньки, а отношения с мужьями больше напоминают деловое соглашение, чем супружество.

– А ты хочешь большего, – тихо заключил Сойер. Он был рад, что не видит ее лица.

– Да, я хочу большего, – эхом откликнулась Джори. – Я хочу…

Она замолчала, не договорив, а Сойер не смог набраться храбрости и спросить, что она собиралась сказать. Он просто молча шел рядом. Пока они не дошли до «шевроле», никто больше не произнес ни слова.

Когда Сойер открыл перед ней дверцу, Джори снова спросила:

– Куда мы едем?

– Не имею понятия, – честно признался Сойер. – Как скажешь.

На какое-то время Джори задумалась, потом медленно проговорила:

– Я знаю, куда мы поедем.

– Здесь все осталось, как прежде.

Остановившись на опушке, Джори медленно повернулась кругом, вбирая в себя подробности открывшегося вида. Сосновый лес расступился, уступая место заросшему озеру, окруженному кустарником и выступавшими из земли валунами. За лесом вдали вздымались едва различимые на фоне неба покрытые снегом хребты Адирондак.

– Здесь все как прежде, – повторила Джори. – Если не считать того, что сейчас темно и все кругом белое.

– Ты никогда не бывала здесь в темноте? – спросил Сойер. Он наблюдал за Джори, прислонившись спиной к высокому камню и сложив руки на груди.

– Иногда мы с Папой Мэем приходили сюда перед самым рассветом, – ответила она. – Помню, небо постепенно светлело и розовело… Мы сидели вон там. – Она показала рукой на плоский валун у самой кромки воды. – Пока Папа Мэй курил трубку и наблюдал восход, я насаживала на крючки приманку. Папа Мэй любил начинать каждый день с рассветом. А знаешь что… пожалуй, с того лета я ни разу не видела восхода солнца.

Сойер не ответил, и Джори обернулась. Его лицо было скрыто в тени, но чувствовалось, что он глубоко задумался.

«Кто ты?» – думала она, глядя на мужчину, который в элегантном костюме и пальто, весьма смахивавшем на кашемировое, казался еще более таинственным.

Его элегантная городская одежда выглядела вопиюще неуместной в лесу, но они приехали сюда прямо с похорон, не заехав переодеться. Джори боялась, что если задержится хотя бы ненадолго, то вообще не попадет на озеро, а ей было необходимо здесь побывать.

Она снова повернулась лицом к озеру, обхватила себя руками и уставилась на черную воду. Где-то на задворках сознания словно что-то вспыхнуло и тут же погасло, какая-то мысль исчезла, не успев сформироваться. Джори досадливо нахмурилась: она смутно чувствовала, что существует нечто, о чем ей необходимо вспомнить, но ничего не получалось.

Что же это? И почему таинственное нечто потревожило спящие воспоминания именно сейчас, именно здесь?

Джори попыталась сосредоточиться, но безуспешно. На память приходила только сцена, воспоминание о которой мучило ее все эти годы, – их последняя рыбалка с дедом. Именно тогда она в последний раз была у этого лесного озера. Джори помнила, как разговаривала с Папой Мэем и вдруг обратила внимание, что дед долго не отвечает. Она повернулась, услышав ужасные звуки хриплого, сдавленного дыхания, и все поняла…

Через несколько секунд его не стало, девочка осталась одна.

Джори закрыла глаза и поежилась, будто на нее брызнуло ледяной водой. Она увидела, как дед лежит без движения, услышала свой крик, отдавшийся эхом в лесу: «Папа Мэй? Папа Мэй! Очнись, очнись пожалуйста! Папа Мэй»…

Джори почувствовала на плечах теплую руку и всхлипнула.

– Все в порядке, Джори.

– Нет! – Она повернулась к Сойеру и уткнулась лицом в широкую грудь. – Не в порядке. Он был мне так нужен…

– Твой дед. – Это был не вопрос, а утверждение.

– Он был мне так нужен, – повторила Джори, – но он меня покинул. Я осталась одна. Я всегда была совсем одна.

– Нет, – прошептал Сойер.

Он обнял ее крепче. Джори подняла голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Сойер наклонился к ее запрокинутому лицу, и его губы встретились с ее в нежном поцелуе. Джори подняла руки, чтобы положить их ему на плечи, и коснулась мягких лацканов его пальто. Мелькнула прозаическая мысль: «Значит, это все-таки кашемир». Она погладила пальцами мягкую ткань.

– Джори, – прошептал Сойер, на мгновение оторвавшись от ее губ и прижав ее к себе. – Ох, Джори…

«Ну вот, это происходит снова, – подумала она, – и я ничего не могу поделать».

Она пропала. В голове не осталось ни одной связной мысли, все вытеснило единственное желание. Джори едва сознавала, что Сойер ненадолго отстранился, снял с себя пальто и расстелил на земле у нее за спиной. Потом он потянул ее вниз, Джори опустилась на колени в сухой пушистый снег и почувствовала, как кожу покалывают крошечные ледяные кристаллики. Сойер бережно уложил ее на спину на мягкий кашемир и занялся застежкой ее пальто.

Пиджак на нем был расстегнут, Джори потянула за полы рубашки. Сначала взялась было за пуговицы, но ей не хватило терпения и она просто вытащила его рубашку из-под пояса брюк, мечтая только о том, чтобы прикоснуться к его обнаженной коже. Наконец ей это удалось. Джори пробралась под все слои одежды и положила ладони сначала ему на спину, затем на плечи. Она чувствовала пальцами, как под его теплой гладкой кожей перекатываются мускулы. Сойер расстегнул на ней пальто, распахнул его и стал снимать с нее платье.

Оба тяжело дышали. Сойер передвинулся, и Джори ахнула, почувствовав его восставшую плоть. Изогнувшись, она подвинулась так, чтобы его копье прижалось к самому чувствительному месту между ее бедер. Сойер издал низкий стон, его дыхание стало еще тяжелее.

Тем не менее он терпеливо продолжал расстегивать одну за другой крошечные перламутровые пуговицы. Покончив с ними, сдвинул кружевные чашечки бюстгальтера, открывая ее груди холоду ночного воздуха и жару своего дыхания. Его язык нежно коснулся твердого, как бусинка, соска, и Джори затрепетала. Когда Сойер поднял голову от ее груди и снова припал к ее губам, она поняла, что не в силах больше терпеть.

– Пожалуйста, – простонала она, приподнимая бедра и с силой прижимаясь к его бедрам, – Сойер, я хочу сейчас…

Он не заставил ее ждать. Вжикнула «молния», Сойер спустил брюки, поднял до талии подол ее платья, потянул вниз тоненький треугольник кружевных трусиков и, спустив их вниз по ногам, снял совсем. Джори раздвинула ноги и подалась ему навстречу. Когда Сойер вошел в нее и стал двигаться, она чуть слышно застонала от удовольствия. Вцепившись пальцами в его плечи, Джори задвигалась вместе с ним. Она чувствовала на шее его горячее дыхание, ее щека касалась его волос. Они двигались во все нарастающем ритме, переходящем в мощное крещендо. Сойер излился в нее одновременно с тем, как в ее глазах за сомкнутыми веками тысячи радуг взорвались мириадами разноцветных искр. Когда оба затихли, Сойер, все еще оставаясь в ней, продолжал обнимать Джори.

Она открыла глаза и только сейчас заметила, что взошла полная луна. Ночное небо сияло звездами. Сойер осторожно приподнялся и лег рядом. Он нашел ее руку и сплел свои пальцы с ее. Джори медленно возвращалась к действительности.

– Сойер? – прошептала она. – Ты мне расскажешь? Ну пожалуйста, мне очень нужно знать.

Некоторое время он молчал, и Джори решила было, что он сделает вид, что не понял ее. Когда он все-таки заговорил, она почти ожидала услышать что-нибудь вроде «О чем ты?».

Но Сойер не стал притворяться. Он приподнялся на локте, посмотрел ей в глаза и тихо ответил:

– Ну хорошо. Я тебе скажу.

Помолчав немного, он набрал полную грудь воздуха, медленно выдохнул и проговорил:

– Она была моей сестрой. Ребекка Лэйтимер – моя младшая сестра.

Джори растерялась.

– Кто?

– Туристка, которую убили здесь в августе.

Когда Джори осмыслила эту ошеломившую ее новость, она испытала и ужас, и облегчение. Ужас – от того, что Сойер потерял близкого человека в результате жестокого, так и не раскрытого убийства. Облегчение – от того, что не он совершил это убийство.

Потому что сколько бы Джори ни твердила себе, что Сойер невиновен, а слухи о его причастности к зверскому преступлению не имеют под собой почвы, где-то в глубине души у нее все-таки оставались сомнения – робкие, но не дававшие ей покоя.

– О Господи, Сойер, – тихо сказала она, глядя в голубые глаза, в которых застыла боль, – мне так жаль.

– Если бы ты знала, Джори, какая она была милая. Она еще толком не повзрослела и оставалась наивной и доверчивой. Всегда видела только хорошее в людях. Потому и связалась с Уорреном Лэйтимером. Мне достаточно было увидеть его один раз, чтобы понять, что это за тип, – злобный, завистливый неудачник… Но тогда у меня было своих проблем хоть отбавляй. Я не присматривал за Ребеккой как следовало бы, и она вышла за него замуж. Через год он с ней развелся. Это был кошмар, я в жизни не видел такого отвратительного развода. Ребекка была раздавлена. Она приехала в этот городок, чтобы прийти в себя. Все вышло случайно. Какая-то знакомая ее знакомой сняла здесь на лето коттедж, а потом ей пришлось срочно уехать, и Ребекка осталась здесь одна. Она хотела побыть в одиночестве, собраться с мыслями. Мне не следовало оставлять ее одну…

Последние слова Сойер произнес с такой болью, с такой горечью, что Джори невольно протянула к нему руку и тронула его за плечо. Выражение нестерпимой муки в глазах Хоуленда ее даже испугало. Она покачала головой:

– Ты же не мог знать заранее, что с ней здесь случится. Не казни себя, Сойер, это не твоя вина.

Сойер открыл рот, собираясь что-то добавить, но потом словно спохватился и не вымолвил ни слова. На его лице проступило откровенное отчаяние. Джори, которая не сводила с него глаз, встревожилась еще больше.

– В чем дело, Сойер? – спросила она.

– Ни в чем, просто… не важно, забудь. – Он тяжело вздохнул. – Как бы то ни было, именно потому я здесь. Я поклялся найти того, кто сделал это с моей сестрой, и заставить его заплатить сполна.

– Но к чему такая таинственность? Зачем ты ведешь себя так, что все в городе считают тебя подозрительным типом?

– Чем я тут занимаюсь, никого не касается, – отрезал Сойер. – Я не хочу, чтобы в дело вмешалась полиция и тем более газетчики. Я хочу сделать все сам. Это… мой долг по отношению к сестре.

Джори обдумала его слова. Ее одинаково поразила и боль в его глазах, и убежденность, звучавшая в голосе. И она вдруг почувствовала, что здесь кроется нечто большее. Чувство вины. Сойер винит себя в смерти сестры, это ясно.

Но почему? Он чего-то не договаривал. Джори хотелось спросить напрямик, чего, но она не посмела проявить любопытство. Слишком уж свежей была его рана. Сойер и без того обнажил перед ней душу.

– Сойер, – тихо позвала она, дотронувшись до его щеки, чтобы напомнить о своем присутствии. – Ты что-нибудь нашел? Хоть какие-то улики?

Он помотал головой:

– Совсем ничего. Когда полиция не смогла раскрыть преступление, я решил, что они просто не слишком сильно старались. Ребекка была приезжая, возможно, если бы убили кого-то из местных, они отнеслись бы к делу серьезнее. Но мне тоже не удалось ничего обнаружить. Все эти месяцы я жил здесь, среди этих людей, наблюдал за ними, возвращался на место, где произошло убийство, – и ничего. Я в тупике.

– Сойер… ты думаешь, что тот, кто убил твою сестру, убил и Клоувер?

Он медленно кивнул:

– Да. Думаю, в Близзард-Бэй появился серийный убийца… и это только начало.

Сойер как-то странно посмотрел на Джори, и от этого взгляда у нее пробежал холодок по спине.

– Вот почему я хочу, чтобы ты уехала, – сказал он. – Я хочу, чтобы ты убралась отсюда побыстрее, вернулась в Нью-Йорк и никогда не оглядывалась назад.

«Убралась отсюда побыстрее».

Не потому, что он не хотел видеть ее рядом, не потому, что ему на нее было наплевать, А потому, что он пытался спасти ей жизнь. Значит ли это, что она ему небезразлична? Что он… ее любит? Джори очень хотелось в это верить, но в глубине души она чувствовала, что истинная причина в другом. Сойер хотел спасти ей жизнь – и не просто хотел, ему это было необходимо, – потому что не смог спасти свою сестру. Джори испытала острую потребность облегчить его боль.

– Сойер, позволь мне тебе помочь. Мы можем расследовать это дело вместе и…

Он не дал ей договорить:

– Нет, Джори. Ты меня не слышала? Я же сказал, тебе необходимо уехать.

– Но я буду очень осторожна. С чего ты решил, что этот убийца теперь займется мной?

Некоторое время Сойер, казалось, раздумывал, стоит ли отвечать. Потом пожал плечами:

– Ни с чего. Просто я не думаю, что у тебя есть причины здесь задерживаться. Ты приехала в город детства, чтобы примириться со своим прошлым, – и теперь ты это сделала. Ты побывала на месте, где умер твой дед, увидела старый дом, свою комнату, поняла, что у тебя больше нет ничего общего со старыми подругами. Пора восвояси, Джори. Уезжай.

Джори резко села. Как раз налетел порыв холодного ветра, и она только сейчас поняла, что ночь очень холодная и что она совсем раздета. Джори поежилась и начала торопливо застегивать платье. Пальцы вдруг стали непослушными, и пуговицы с трудом попадали в петли.

Наконец, застегнувшись, она повернулась к Сойеру.

– Если я уеду, мы больше никогда не увидимся. К этому ты стремишься?

– Поверь, Джори, я бы хотел, чтобы все сложилось по-другому… Но я не могу… ты связываешь мне руки.

– Даже когда все это кончится, когда ты поймаешь убийцу и отомстишь за смерть сестры, что еще ты считаешь себя обязанным сделать?

– Не смей принижать того, что я пытаюсь сделать. – Тон Сойера стал таким холодным, прямо как куски льдин на темной поверхности озера, что Джори невольно поежилась. – И не проси у меня того, чего я никогда не смогу дать. Ты не все обо мне знаешь.

– Так расскажи мне, Сойер! – воскликнула Джори. – Не будь таким скрытным!

– Нет! – не сказал, а прорычал он.

Джори оторопело уставилась на Хоуленда. Потом, не говоря ни слова, отвернулась, застегнула пальто и поднялась.

Глядя, как она пробирается по сугробам в своих модных ботинках, совсем не приспособленных для прогулок по лесу, Сойер окликнул:

– Джори! Подожди. Я провожу тебя до дома.

– Не обязательно, я знаю дорогу, – ответила она не оборачиваясь.

– Но…

– Не волнуйся, я не нуждаюсь в твоей защите. Можешь поверить мне на слово, Сойер, я способна сама о себе позаботиться. Я всю жизнь этим занималась.

Джори зашла под деревья. К счастью, яркий лунный свет, отражаясь от снега, хорошо освещал лес. Правда, несколько раз она чуть не упала, когда под высокий каблук попадал какой-нибудь корень или камешек выскальзывал из-под подошвы. Она подумала, что идти по такой тропинке, опираясь на сильную руку Сойера, совсем не то, что одной.

Только добравшись до дома, Джори вспомнила, что они приехали на машине Сойера, а ее «рейнджровер» остался в городе. Ей ничего не оставалось, кроме как ждать, пока он вернется и отвезет ее в гостиницу.

Джори уныло села на ступеньку знакомой каменной лестницы, ведущей на веранду, и стала ждать. Постепенно она начала осознавать, как безлюдно все вокруг – и поле, и лес, и горы вдали. Джори вдруг поняла, что ощущает себя совершенно беззащитной, – и это в том самом месте, где всегда чувствовала себя в безопасности.

«Во всем виноват Сойер, – сердито подумала она, – нагнал на меня страху своими разговорами о серийном убийце и о том, что мне угрожает опасность».

Однако Джори понимала, что не все так просто. Она не просто боялась некоего безымянного безликого убийцы, который мог прятаться где-то в окрестностях, не просто боялась почти осязаемого присутствия смерти. Она испугалась жизни, своей жизни. Теперь, когда она познала вкус того, к чему всегда неосознанно стремилась, того, в поисках чего и вернулась в эти края, Джори с небывалой отчетливостью ощутила пустоту и поверхностность собственного существования.

Но и это было еще не все. Джори вспомнила, как у озера пыталась поймать какое-то ускользавшее воспоминание – воспоминание тягостное, мучительное, стыдное. Она должна была что-то знать о том последнем лете. Но что?

Услышав вдалеке скрип снега, Джори оглянулась. Сойер вышел из леса и направлялся через лужайку к дому. На открытом месте дул пронизывающий холодный ветер, но он держался прямо, даже не пригибал голову.

Джори смотрела на его силуэт. Когда Сойер подошел ближе, она почувствовала на себе его взгляд, но заставила себя не отводить глаз. Нельзя, чтобы он догадался о ее внезапно открывшейся уязвимости.

Когда он подошел совсем близко, так что уже можно было заговорить, Джори продолжала молчать. Ей не хотелось просить его ни о чем, даже том, что было необходимо. К счастью, ей и не пришлось этого делать.

Сойер остановился рядом и сказал:

– Я тебя отвезу.

Ни его тон, ни выражение лица не позволяли проникнуть в его мысли.

Джори так же молча кивнула.

На обратном пути никто из них не произнес ни звука. Только когда Сойер затормозил перед гостиницей и Джори взялась за ручку дверцы, собираясь выйти, она выдавила из себя одно-единственное слово:

– Прощай.