Большой успех советских войск на Верхнем Дону создал благоприятные условия для продолжения их наступления в западном направлении. От генерала В. А. Попцова нам стало известно, что командование Воронежским фронтом по заданию Ставки разработало новую наступательную операцию, целью которой является уничтожение противостоящей нам немецко-фашистской группировки войск и овладение Курском, Белгородом и Харьковом.
Для выхода в новый район, который был определен юго-западнее Валуек (здесь создавалась ударная группа советских войск, в которую вошла и наша 3-я танковая армия), 15-му танковому корпусу пришлось совершить тяжелый 120-километровый марш в условиях полного бездорожья. Личный состав, естественно, очень устал, техника работала на пределе, а несколько пополненные до марша запасы горючего вновь значительно поизрасходовались.
В районе юго-западнее Валуек части и соединения корпуса сосредоточились к 29 января 1943 года. По замыслу фронтового командования, отсюда, с рубежа Старый Оскол, Валуйки, должны были наступать войска 3-й танковой, 40-й и 69-й армий, а также 6-го гвардейского кавалерийского корпуса. В частности, 3-я танковая армия получила задачу сломить сопротивление противника в районе Валуйки и, развивая наступление дальше, в западном направлении, наносить удар на Чугуев, Мерефу, Люботин.
Возвратившийся в штаб корпуса после совещания у командарма генерал В. А. Копцов собрал командиров бригад и своих заместителей. Довел до нашего сведения, что перед 3-й танковой армией поставлена задача уничтожения войск противника по линии железной дороги Новый Оскол — Валуйки, с тем чтобы затем выйти к Северскому Донцу на линии Старый Салтов, Печенеги. В случае успеха на втором этапе наступления овладеть Чугуевом, Мерефой и Харьковом.
— Согласно разведданным, в полосе предстоящих действий нашей армии потрепанные в предыдущих боях полки и дивизии противника отходят к Северскому Донцу. Одновременно с этим гитлеровское командование спешно перебрасывает с запада к этому же рубежу свои свежие танковые части и соединения, готовясь задержать у Северского Донца наступление советских войск, — говорил комкор, энергично водя по карте указкой.
Далее он сказал, что на подготовку к новому наступлению нам отведено всего лишь двое суток. А за это время успеть надо многое: привести в порядок материальную часть, организовать разведку противостоящего противника, хотя бы частично восполнить некомплект в личном составе, вооружении, пополнить танки боеприпасами и горючим.
Тем временем и раньше не баловавшая нас погода вконец испортилась. Значительно похолодало. Выпавший обильный снег еще больше завалил дороги, сделав их непроходимыми не только для людей, но и для колесного автотранспорта. Пришлось спешно приняться за сооружение из подручных материалов саней, волокуш, при помощи которых танки могли бы перевозить стрелков, орудия и продовольствие, а также позаботиться об изготовлении простейших печей для обогрева людей и танковых моторов.
К сожалению, многое из задуманного осуществить не удалось. Обещанное штабом фронта пополнение в танках к нам не поступило, запасы боеприпасов и горючего были ниже нормы. В частях и подразделениях оставался значительный некомплект в личном составе.
К 30 января противник, прикрывшись гарнизонами на рубеже Козинка, Карабаново, Каменка, начал отходить к Харькову. Наш 15-й танковый корпус к этому времени уже полностью передислоцировался в новый район по рубежу Сытненка, Орехово, Яблоново, где получил задачу к исходу первого дня наступления овладеть районом Подсереднее, Великий Бурлук. После чего, наступая в направлении на Старый Салтов, уничтожить подходящие к Волчанску и Чугуеву вражеские резервы.
В ночь на 2 февраля генерал В. А. Копцов решил начать преследование медленно отходящего противника, вести его одной колонной, имея впереди передовой отряд в составе 52-й мехбригады подполковника А. А. Головачева. К исходу дня выйти этим отрядом на западную окраину Красноармейское-2, перерезать дорогу, идущую на Белый Колодезь, обеспечив тем самым подтягивание остальных частей корпуса в район Великого Бурлука.
Передовой отряд боевую задачу выполнил. Больше того, батальоны 52-й мехбригады сумели просочиться между опорными пунктами противника, расположенными на западном берегу реки Оскол, и продвинуться непосредственно к Великому Бурлуку. Но здесь гитлеровцы контратаковали их и втянули в бои. Они продолжались до середины дня. В результате батальоны мехбригады подполковника А. А. Головачева не только выбили фашистов из близлежащего населенного пункта Новопетровка, но и начали преследовать их в направлении села Буденовка.
В Буденовке успешно теснивший до этого гитлеровцев 2-й батальон 52-й мехбригады был вновь контратакован укрепившимися на возвышенности немецкими автоматчиками, которых поддержала огнем противотанковая батарея. И, не успев форсировать пересекавшую деревню болотистую речушку, мост через которую был разрушен, мотострелки, понеся значительные потери, вынуждены были залечь в глубоком снегу.
Подоспевшая им на помощь 195-я танковая бригада тоже не смогла с ходу переправиться через речку и, оставив в болотистой низине две машины, попыталась было свернуть в сторону, но ей помешали залегшие мотострелки.
Создалась пробка. И по ней, не переставая, били вражеские противотанковые орудия. А если немцы вызовут еще и свою авиацию? Нет, следовало предпринять самые решительные меры, чтобы продвинуть танки вперед. Иначе положение еще больше осложнится.
Генерал В. А. Копцов после довольно крутого радиопереговора с командиром 195-й танковой бригады решил было вначале сам ехать в район образовавшейся пробки. Но я попросил его не делать этого, а послать к танкистам меня. Комкор, подумав, согласился. Заодно приказал обследовать мост, определить, можно ли его восстановить в короткий срок.
И вот уже юркий «виллис» мчит меня к Буденовке. Впереди безостановочно стрекочут пулеметы, бьют орудия. Вскоре показалась речка, через нее — остатки моста, вблизи которого маячат башни двух застрявших в болоте танков. Миновав их, я, выскочив из машины, бросился к разрушенной переправе. Вместе со мной бегут лейтенант Василий Задорожный и три красноармейца в белых маскхалатах.
У моста поврежден лишь настил, опоры же все целы. А это главное. Посылаю одного красноармейца к командиру 195-й танковой бригады, приказываю передать, чтобы тот немедленно завозил к мосту на танках бревна, доски и присылал людей с топорами. Мост можно восстановить в течение получаса…
И вот переправа через речку снова заработала. Слежу за тем, как по мосту проходят танки, за ними — мотострелки. Пробка рассосалась.
Облегченно вздыхаю и направляюсь к «виллису». И вдруг идущий рядом со мной лейтенант Задорожный охает и падает. В следующее мгновение и я почувствовал обжигающий удар в левую часть груди и в руку. Тоже падаю на снег. Пытаюсь на локтях отползти в сторону, по левая рука не повинуется. С жадностью хватаю ртом снег, осматриваюсь. Поблизости никого нет. Лейтенант лежит неподвижно, лицом вниз. И под ним на глазах розовеет снег…
Стиснув зубы, чтобы не закричать, я дополз до ложбинки у плетня крайней хаты. И здесь увидел ползущего мне навстречу Федора Демешко, водителя «виллиса». Он-то и помог мне добраться до бревенчатого амбара, около которого вел огонь по врагу наш броневичок БА-8. На нем меня доставили в расположение штаба корпуса.
Здесь военфельдшер лейтенант медслужбы Тася Бубнова промыла и перевязала мои раны, сделала противостолбнячный укол. В ответ на мои сетования на несвоевременность ранения заметила:
— Вы должны благодарить бога, что так легко отделались. Ведь одна пуля скользнула по ребру, как раз напротив сердца. А если бы прямое попадание? Ну а другая… задета мягкая ткань руки, пройдет…
На предложение генерала Копцова немедленно отправиться в госпиталь я сказал, что чувствую себя способным остаться в строю. Он, подумав, согласился.
Тем временем наши мотострелки и танкисты выбили гитлеровцев из Буденовки. В боях за это село, а также при освобождении Новопетровки враг потерял 170 своих солдат и офицеров, 11 минометов и орудий, 24 автомобиля.
Итак, бригады нашего корпуса за первый день продвинулись вперед на 6—10 километров. Во второй, преследуя гитлеровцев, 88, 113 и 195-я танковые, а также 52-я механизированная бригады вышли к Хатному, Артемовне.
К исходу 4 февраля нами был разгромлен крупный вражеский гарнизон в Великом Бурлуке. Мы вышли к деревне Гнилица, а затем круто повернули в юго-западном направлении. Отбросив с восточного берега Северского Донца боевое охранение одной из эсэсовских танковых дивизий, 52-я мехбригада приблизилась к городу Печенеги, где стала готовиться к форсированию реки.
Из донесений разведки мы скоро узнали, что по противоположному берегу Северского Донца заняли оборону основные силы срочно переброшенной сюда танковой дивизии «Адольф Гитлер». Оборона эта прочная, до предела насыщена огневыми средствами. Особенно сильно укреплен тот район города Печенеги, что находится в излучине реки. Здесь кроме дотов и дзотов немцы создали и большое количество минных полей. Заминирован даже лед, а также места возможных переправ.
Теперь уже не только 52-я мехбригада, но и все остальные части корпуса приступили к подготовке форсирования реки и штурму Печенеги. Однако враг опередил нас. Утром 6 февраля его танковая дивизия «Райх» нанесла сильный удар по правому флангу нашей 3-й танковой армии. Там завязались упорные бои. А вечером того же дня около 30 фашистских танков Т-III и T-IV прорвались к Великому Бурлуку, пытаясь пробиться в стык между 184-й и 48-й гвардейской стрелковыми дивизиями.
Словом, подготовка к, форсированию Северского Донца проходила в сложных условиях, нам то и дело мешали своими контратаками гитлеровцы. Правда, мы их все отбивали с большими потерями для врага, но время-то уходило.
Наконец очередь дошла и до главной задачи — штурма Печенег. Бои за этот город с первого же дня приобрели ожесточенный характер. Три дня бригады нашего корпуса во взаимодействии со 160-й стрелковой дивизией штурмовали окраинные кварталы Печенеги, но успеха не имели. Больше того, вскоре полки 160-й стрелковой дивизии под нажимом противника оставили ранее занимаемые рубежи и отошли назад, что привело к значительным потерям в частях наших 52-й мехбригады и 195-й танковой бригады. Они также не выполнили свои боевые задачи.
В этих условиях комкор генерал В. А. Копцов решил изменить план действий. В ночь на 9 февраля 1943 года стрелковая рота под командованием старшего лейтенанта А. К. Давыденко скрытно просочилась через боевые порядки противника и овладела в глубине его обороны господствующей высотой 173,3. Естественно, это вызвало замешательство в стане врага. И тогда, поддержанные огнем своей героической роты, которая обстреливала гитлеровцев с тыла, в бой двинулись и остальные подразделения 2-го мотострелкового батальона 52-й мехбригады, а также ее 3-го батальона. Противник заметался между двух огней. Этим воспользовались другие бригады корпуса, которые вместе со 160-й стрелковой дивизией ворвались на восточную окраину Печенег, а к утру полностью очистили город от фашистов.
Среди героев боев за Печенеги можно смело назвать начальника разведки 52-й механизированной бригады старшего лейтенанта Матвея Любия. Это он одним из первых ворвался на окраину города, а затем, уже будучи тяжело раненным, продолжал руководить своей разведгруппой, способствуя успеху мехбригады.
В этот же день нами был захвачен и другой населенный пункт — Кочеток, после чего части корпуса продолжали развивать наступление в направлении на Каменную Яругу. Одновременно соседний с нами 12-й танковый корпус вместе с 62-й гвардейской стрелковой дивизией овладел городом Чугуевом.
В Каменной Яруге наш корпус шел в ослабленном составе. Сказались потери в предыдущих боях. Так, к этому времени в танковых бригадах оставалось всего по 10–15 танков, а в мотострелковых батальонах — по 60–80 бойцов.
Укрепившиеся в Каменной Яруге эсэсовские части, поддержанные танками, встретили нас довольно мощной контратакой. Однако, снова понеся потери, танкисты и мотострелки корпуса не дрогнули, а, отразив вражеский натиск и получив подкрепление в виде маршевого танкового батальона, пошли дальше, оттеснив огрызавшихся огнем гитлеровцев под самую Рогань.
Здесь хотелось бы подчеркнуть, что чем дальше к Харькову отступали немецко-фашистские войска, тем ожесточеннее становилось их сопротивление, усиливалась активность вражеской авиации. Так что за каждый квадратный километр освобождаемой советской земли нам приходилось платить немалой кровью.
В боях за Рогань бригады корпуса тоже встретили довольно упорное сопротивление со стороны частей и подразделений дивизии СС «Мертвая голова», которые обороняли этот город. В течение всего дня мы пробовали выбить фашистов из занятых ими каменных домов и подвалов, но сделать этого не смогли. Правда, к исходу дня мотострелки 52-й мехбригады подполковника А. А. Головачева, энергично поддержанные танками 88-й танковой бригады подполковника И. И. Сергеева, ворвались-таки на восточную окраину Рогани. Но на рубеже протекавшей здесь реки Роганьки были остановлены ураганным огнем противника.
Следующий день оказался для наших воинов более удачным. Танкисты и мотострелки снова смело атаковали немецких автоматчиков, укрепившихся в железобетонных строениях северо-западной части Рогани. К полудню западная часть города была уже очищена от гитлеровцев.
Вскоре, вообще оставив Рогань, противник отошел к западу от города, на высоты. И здесь, упорно сопротивляясь, остановил передовой отряд корпуса. Тогда генерал В. А. Копцов предпринял обходной маневр, после чего гитлеровцы, понеся большие потери, прикрываясь мелкими группами автоматчиков, в каждой из которых были противотанковые орудия, начали безостановочно отходить в западном направлении.
В течение последующих двух суток части корпуса вместе с полками 160-й стрелковой дивизии вели бои за хутор Лосево и Харьковский тракторный завод. Особенно упорный характер носила схватка за ХТЗ, где гитлеровцы, засевшие в железобетонных зданиях, сопротивлялись с отчаянностью смертников.
Кстати, на территории завода они в массовом порядке применяли свои танки, закопанные по башню в землю. И заставить замолчать такую огневую точку было не так-то легко. Мы несли потери в живой силе и технике, а продвигались буквально на несколько метров в день.
Генерал В. А. Копцов и здесь нашел выход. Организовав отряд из роты танков, посадив на них десант из 50 автоматчиков, он поставил отряду задачу ворваться в центр Харьковского тракторного завода, закрепиться там и начать действия как бы изнутри вражеской обороны.
Дерзкие и самоотверженные действия танковой роты, а также автоматчиков под командованием старшего лейтенанта А. К. Давиденко дали положительный результат. Вражеская оборона потеряла свою монолитность. А тут еще натиск главных сил корпуса с фронта довершил задуманное, враг дрогнул и оставил заводскую территорию.
В боях на территории ХТЗ особой дерзостью и бесстрашием отличился командир одного из мотострелковых батальонов старший лейтенант Иван Тарбаков. Он, будучи дважды раненным, все же нашел в себе силы повести воинов батальона в атаку. И она была настолько мощной, что гитлеровцы, отступая, даже бросили на произвол судьбы свой медпункт, где находились 47 раненых солдат и офицеров.
А потом были бои за Харьков. В них только наш корпус уничтожил или захватил в качестве трофеев 44 танка и самоходных орудия, 22 пушки и много другого военного имущества. Но и мы понесли потери. Много оказалось поврежденных танков, которые еще можно было вернуть в строй. Но подвижные ремонтные базы и мастерские частей и соединений корпуса не справлялись с восстановлением этих машин.
Неблагополучно обстояли дела и с запасом танкового топлива. Ни одна из находящихся в строю машин не имела полной заправки горючего. А подвоза все не было.
Желая ускорить хотя бы ремонт бронетанковой техники и привлечь к этому делу предприятия местной промышленности, я с группой представителей от танковых бригад решил поехать на Харьковской завод, на тот, где, собственно, и родилась наша знаменитая тридцатьчетверка. На нем же был создан и первый дизельный танковый двигатель В-2.
То, что мы увидели, оказавшись на заводской территории, представляло собой картину страшного, варварского разрушения. Один из крупнейших машиностроительных заводов нашей страны лежал в руинах. Да и только ли он! Таким же опустошительным разрушениям немецко-фашистские оккупанты, в чем мы лично убедились, подвергли тракторный, электротехнический, турбогенераторный и другие заводы Харькова.
Поздним вечером, когда мы уже потеряли всякую надежду найти хотя бы мало-мальски подходящую производственную базу, к нам явились пожилые рабочие, ранее работавшие на танковом заводе, и без долгих слов предложили свои услуги в ремонте танков. Сообщили, что уже нашли подходящее производственное помещение, нужное оборудование, инструменты и даже некоторые ремонтные материалы. Ну не удача ли!
Короче говоря, уже на следующий день мы приступили к ремонту боевой техники. Работали буквально круглые сутки. К харьковским рабочим я подключил танкоремонтные мастерские, техников и механиков-водителей, 96-ю подвижную танкоремонтную базу корпуса.
Но так как в короткий срок отремонтировать даже этими силами все вышедшие из строя танки было невозможно, я оставил за харьковчанами лишь восстановление тридцатьчетверок. Для ремонта же легких танков Т-70 привлек 71-ю корпусную авторемонтную подвижную базу, дав в помощь автомобилистам несколько танковых ремонтников.
К чести молодого и энергичного начальника этой авторемонтной базы капитана Н. X. Иванова подчиненный ему коллектив с возложенной задачей справился блестяще. За несколько суток самоотверженного труда авторемонтники возвратили в строй полтора десятка танков Т-70, оказав немалую услугу нашим танковым бригадам.
Не отстали от них и харьковские рабочие. Благодаря их золотым рукам было отремонтировано 20 тридцатьчетверок. В поредевшие ряды танковых бригад влились, таким образом, новые силы.
После освобождения Харькова бригады нашего корпуса, не задерживаясь, стремительным броском овладели ближайшим к нему хутором Золотином. Затем фашисты были выбиты и из населенных пунктов Гуки, Песочин, Коротин. После чего мы нацелили свой главный удар на город Люботин.
Немецко-фашистские войска, хотя и поддержанные крупными силами авиации и танков, все же с большим трудом отбивали атаки наших сильно поредевших танковых бригад, а подчас и пятились назад, уступая нам поле боя. Так случилось и во время штурма Люботина: враг в конце концов оставил этот город.
Вскоре генерала В. А. Копцова срочно вызвали в штаб армии. Мы гадали, к чему бы это? Оказалось, что генерал П. С. Рыбалко получил от командующего Воронежским фронтом новую боевую задачу. В ней требовалось нанести удар на Карловку и Красноград, выйти в тыл находящейся в том районе группировки войск противника и дезорганизовать ее действия.
— В связи с этим и нам поменяли боевую задачу, — сказал в заключение Василий Алексеевич. — Корпусу приказано наступательные действия на Полтаву прекратить, а вместо этого двадцать третьего февраля овладеть Новой Водолагой.
Выполняя приказ командования, 195-я танковая бригада в составе 14 тридцатьчетверок с неполной ротой мотострелков и батареей противотанковых пушек стремительным броском выдвинулась в направлении Новой Водолаги. Одновременно с ней по тому же маршруту выступили батальоны 52-й мехбригады и 111-й стрелковой дивизии.
В результате упорных боев Новая Водолага была очищена от войск противника, отступивших в западном направлении.
Еще не остыв от боя, генерал В. А. Копцов собрал нас, его заместителей, а также командиров бригад в большом классе полуразрушенной местной школы. Сообщил, что только что получил приказ командарма П. С. Рыбалко о немедленном продолжении наступления, цель которого к исходу следующего дня овладеть городом Красноградом.
Сидевший рядом со мной начальник тыла корпуса подполковник Ф. Т. Федотов недоуменно посмотрел на меня и, понизив голос, спросил:
— Но как можно наступать, когда в танках осталось по десятку снарядов, а все автомашины с полупустыми баками?!
Я в ответ лишь неопределенно пожал плечами. Да и что ответить? Мне тоже хорошо известно о крайне тяжелом положении с обеспечением танковых бригад боеприпасами и дизельным топливом, а автомашин бензином. Знаю я и то, что из-за отсутствия горючего в Мерефе застряли приданные корпусу артиллерийские части, подвижные танкоремонтные базы и другие подразделения боевого обеспечения. Но дело-то здесь не в нерадивости снабженцев. Во-первых, мы сами с каждым днем отрываемся все дальше от баз снабжения, нам то и дело меняют маршруты движения, районы действий. Обстановка на фронте сложная. Ну а еще… Подводит погода. То весь январь и часть февраля бушевали снегопады и метели, то сейчас ударила ранняя весенняя распутица. Танкам и тем трудно двигаться, а уж колесным машинам, в том числе топливозаправщикам, и подавно…
В этот момент комкор, словно угадав то, что почти прошептал мне начальник тыла корпуса, сказал:
— Товарищи! Я знаю, что мы вконец исчерпали корпусные и армейские запасы горючего и боеприпасов. Да и личный состав у нас значительно поредел. Танков же осталось столько, что их едва хватит даже на одну сводную бригаду. Однако прошу понять: до крайности осложнившаяся боевая обстановка требует от нас самых энергичных и решительных действий. Гитлеровцы, как вам известно, потеснили войска Юго-Западного фронта. Так как же нам не помочь им, не взять часть тяжкой ноши на себя?! — Копцов с силой потер рукой свой высокий выпуклый лоб и закончил: — А боеприпасы и горючее нам доставят. И в самое ближайшее время. Хоть по воздуху, но доставят! В этом командарм меня заверил.
И действительно, вскоре нам доставили определенное количество и боеприпасов и горючего.
С 25 по 26 февраля наш корпус вел напряженные бои за села Станичное, Власовку, Попивку и хутор Пшеничный. Вначале артиллерийским и минометным огнем противнику удалось притормозить здесь продвижение 195-й танковой бригады. Однако подразделения 52-й мехбригады в это время овладели Кабаковкой и подошли к Яротивке. Враг, почувствовав угрозу окружения, оставил села.
Следующее село, Староверовку, мы брали, имея в боевом строю всего лишь 11 танков. Но поставленную задачу все-таки выполнили.
Овладев Староверовкой, передовой отряд нашего 15-го танкового корпуса начал продвигаться по маршруту Медведовка, Котляровка, Пар-Шляховое, имея задачей во взаимодействии со 111-й стрелковой дивизией полковника И. Г. Зиберова овладеть крупным опорным пунктом врага городом Кегичевка. Здесь перерезать артерию питания немецко-фашистских войск по железной дороге Кегичевка — Сохновщина и Кегичевка — Красноград, обеспечив сосредоточение главных сил корпуса в районе Кегичевки для удара на Красноград.
К рассвету 28 февраля штаб 15-го танкового корпуса и некоторые его части сосредоточились в Медведовке. После согласования вопросов взаимодействия со штабом 111-й стрелковой дивизии бригады корпуса начали бой за овладение Кегичевкой. Но при подходе еще к Ленинскому Заводу и Пар-Шляховой они встретили упорное сопротивление врага, который танковыми контратаками и массированными действиями авиации остановил их продвижение.
Выручили подоспевшие полки 219-й стрелковой дивизии генерала В. П. Котельникова. С их помощью мы в середине дня овладели Ленинским Заводом и Пар-Шляховой. Больше того, 88-я танковая и 52-я механизированная бригады, преследуя отходившие части противника, к вечеру заняли еще и Ново-Львовку.
Но всех нас настораживало появление в этом районе большого количества немецких танков и возрастающая активность вражеской авиации. Как бы нам, как говорится, не зарваться…
Стемнело. Налеты авиации прекратились. Воспользовавшись этим и темнотой, 88-я танковая и 52-я механизированная бригады с ходу ворвались в Кегичевку и овладели городом. Заняв здесь круговую оборону, мы повели тщательную разведку. И оказалось, что против нас в этом районе действует 15-я пехотная дивизия гитлеровцев со штабом в Орельке, а также некоторые части танковой дивизии СС «Мертвая голова». Силы, прямо скажем, огромные. И как это нам еще удается продвигаться вперед?!
Из разговора с начальником штаба корпуса подполковником А. Б. Лозовским я узнал, что нам вот-вот придется снова идти вперед. Этого требует командарм. А его, естественно, принуждает к этому общая обстановка.
— Но танки, где взять танки?! — сокрушался Лозовский. — Было одиннадцать машин, а стало девять. Много ли с этим повоюешь? Да и снарядов снова — кот наплакал.
Начальник штаба корпуса говорил это мне вроде бы с какой-то тайной надеждой. Но я-то что могу предпринять?
И все-таки предпринимать что-то надо. И в срочном порядке. Иначе нас со дня на день могут просто раздавить… Может быть, корпусные ремонтники все же подлатали несколько танков, а артснабженцы подвезли из далекой Бутурлиновки боеприпасы?..
Посоветовавшись с генералом В. А. Копцовым, я на броневичке отправился ночью в район расположения наших подвижных ремонтных баз и мастерских. Там узнал, что ни боеприпасов, ни горючего пока не поступило. А вот с танками мне повезло. Ремонтники 96-й и 71-й подвижных рембаз корпуса под руководством прекрасных знатоков своего дела офицеров Я. Д. Горпенко и Н. X. Иванова трудились не зная отдыха. И восстановили целых семь танков! Больше того, где-то добыли для них по полбоеукладки боеприпасов, горючее и даже укомплектовали экипажами из личного состава ремонтных баз!
И вот с пятью танками Т-34 и двумя Т-70 я на рассвете двинулся по знакомой дороге в обратный путь. Генерал В. А. Копцов даже глазам своим не поверил, когда увидел нашу колонну.
— Семь танков! — радостно воскликнул он, обнимая меня. — Да это же больше того, что имеет сейчас вся 113-я танковая бригада! Ну спасибо, Александр Александрович, выручил! Здорово выручил!
1 марта 1943 года части нашего корпуса совместно с полками 111-й и 219-й стрелковых дивизий стремились развить наступление дальше. И вначале имели успех. Так, мотострелки подполковника А. А. Головачева выбили гитлеровцев с территории совхоза имени Чапаева, а танкисты 88-й бригады подполковника И. И. Сергеева отбили сильную вражескую контратаку.
Но в этот же день мы узнали, что бригады соседнего с нами 12-го танкового корпуса и части 184-й стрелковой дивизии с большим трудом отражают настойчивые танковые атаки противника с тыла. А тут и наша разведка обнаружила выдвижение танковых колонн противника на рубеж Пар-Шляховая, Павловка, Калюжное. Генералу В. А. Копцову пришлось срочно останавливать продвижение на запад и поворачивать 195-ю танковую бригаду фронтом на восток.
И вовремя! Ибо до двадцати немецких танков T-IV тотчас ударили по этой бригаде. Завязался ожесточенный бой, в результате которого гитлеровцы, потеряв несколько танков, были остановлены. Но и наша 195-я бригада потеряла три из семи имевшихся у нее машин.
Возросшая активность врага позволяла судить о том, что боевая инициатива постепенно переходит к нему. И уже недалек тот момент, когда гитлеровцы перейдут в решительное контрнаступление против наших ослабленных, далеко оторвавшихся от баз снабжения бригад.
Тревожные сообщения, поступающие из тыловых частей, тоже подтверждали наши опасения. Фашисты уже начали окружать корпус.
Трезво оценив неблагоприятно складывающуюся обстановку, генерал В. А. Копцов скрепя сердце запросил у Военного совета 3-й танковой армии разрешение на выход из еще не замкнувшегося кольца окружения. Но ответа сразу не получил. И только вечером 2 марта из Мерефи, где располагался штаб армии, пришел приказ, из которого явствовало, что мы, по существу, уже окружены врагом. Далее говорилось, что создается группа войск 3-й танковой армии в составе 12-го и 15-го танковых корпусов, 111, 184 и 219-й стрелковых дивизий, объединенных под общим командованием командира 12-го танкового корпуса генерала М. И. Зенковича.
В тот же вечер генерал В. А. Копцов с начальником штаба корпуса подполковником А. Б. Лозовским были приглашены в Еремеевку на совещание к генералу М. И. Зенковичу. По возвращении они довели до нашего сведения, что командующий группой генерал М. И. Зенкович наметил следующий порядок отрыва от противника: 15-му танковому корпусу совместно с 111-й стрелковой дивизией полковника И. Г. Зиберова предстояло прорываться в направлении Ленинский Завод, восточная окраина Параскавеи и далее на Охочее. 12-й танковый корпус и 184-я стрелковая дивизия полковника С. Д. Койды должны были следовать параллельно с нами на Лозовую и далее через Мелеховку на Бровки. В арьергарде для прикрытия тылов и всего боевого порядка группы оставлялась 219-я стрелковая дивизия генерала В. П. Котельникова.
Но части нашего корпуса, а также полки 111-й и 219-й стрелковых дивизий в это время находились в самом тесном соприкосновении с войсками противника. Поэтому поворот их на 180 градусов и отвод представляли чрезвычайную трудность. Было намечено отвести сначала части 111-й стрелковой дивизии, затем нашего 15-го танкового корпуса и, наконец, с двух часов ночи 3 марта — полки 219-й стрелковой дивизии.
Причем последние должны были пропустить через себя у Антоновки оставшуюся без снарядов артиллерию, тылы и только уж затем следовать за ними.
К этому времени у нас в корпусе уже снова оставалось всего лишь 9 танков с ничтожно малым запасом горючего и пятью — семью снарядами на каждый. Вся мотопехота корпуса состояла из 120–130 стрелков, вооруженных главным образом трофейным оружием. Автотранспорт насчитывал 72 автомашины, в бензобаках которых оставалось горючего на 20–30 километров пути. Все это было решено организовать в две колонны, следующие на север параллельными маршрутами.
Склонившись над картами, мы внимательно слушали приказ комкора. И вдруг у дома, где размещался штаб корпуса, начали рваться снаряды. Звякнули выбитые стекла. Покинув помещение, мы укрылись в заблаговременно вырытых ровиках. В течение получаса не могли поднять даже головы, настолько сильным был огонь противника.
Когда артобстрел несколько приутих, вышли из укрытий. Но штабной дом оказался разрушенным. Пришлось подполковнику А. Б. Лозовскому искать под штаб другое место.
Но и в новом штабе нам в эту ночь спокойно поработать не пришлось. То и дело била вражеская артиллерия, взлетали в небо ракеты, напоминая нам о зловещих намерениях гитлеровцев замкнуть кольцо окружения.
В результате интенсивного обстрела Антоновки связь штаба корпуса со штабом 52-й мехбригады оказалась нарушенной. И мне по приказу комкора пришлось поехать в район совхоза имени Чапаева, где вела бой эта бригада, чтобы устно передать подполковнику А. А. Головачеву порядок отрыва от противника и следования на север.
Штаб 52-й мехбригады размещался в большом, обогреваемом буржуйкой подвале кирпичного дома. Здесь были металлические кровати, дубовый стол с лампой «летучая мышь» и полевым телефонным аппаратом, а также несколько тесовых скамеек. У разложенной на столе топографической карты в окружении командиров батальонов и рот стоял подполковник А. А. Головачев и, как я понял, отчитывал начальника разведки бригады за упущенную возможность захватить «языка».
Занятые своим делом, командиры не сразу заметили мой приход. А я, желая отдышаться от тряской езды, присел на ступеньку лестницы и стал слушать.
Заросшее двухдневной щетиной, сильно похудевшее, но по-прежнему привлекательное лицо Головачева было гневным, выражения хлесткими, но не обидными.
Обращало на себя внимание и то, что почти все присутствующие были вооружены немецкими автоматами и гранатами с деревянными длинными ручками.
Когда Головачев закончил разговор с разведчиком и перешел к постановке боевой задачи на завтра, я вышел вперед и, поздоровавшись, рассказал о цели своего приезда.
Сообщение об усложнившейся боевой обстановке и о решении армейского командования вывести 15-й танковый корпус из боя явилось для присутствующих совершенно неожиданным, вызвало немало недоуменных вопросов. Я, как мог, ответил им.
Да, эти люди, выполняя приказ командования вести активные наступательные действия с превосходящим их по силам противником, делали это без оглядки. Да, им не хватало боеприпасов, но они нашли выход и стали бить врага захваченным у него же оружием. И даже «позаимствовали» у гитлеровцев немного бензина для своих автомашин. Им было трудно, очень трудно! Но они продолжали теснить врага. Предполагали делать это и завтра. Поэтому-то и восприняли с таким недоумением приказ командования об отрыве от противника и отходе.
Железные люди!
Ну, а я, отведав у гостеприимного комбрига трофейных мясных консервов и выпив горячего чая, заторопился в штаб корпуса. Необходимо было готовить к маршу одну из корпусных колонн, начальником которой генерал В. А. Копцов назначил меня.
На рассвете обе колонны двинулись из района Ленинского Завода на север. Колонна, которую повел В. А. Копцов, следовала по шоссе в направлении совхоза «Ульяновка» и далее на Охочее. Левее, по раскисшему снежно-глинистому, с рытвинами, проселку, медленно передвигалась вторая, моя, выдвинув впереди себя небольшую разведгруппу и головное охранение в составе броневика и отделения автоматчиков на грузовике.
Стояла неприветливая, пасмурная погода. Выпавший накануне снежок слегка запорошил дорогу. Но под ним, подернутые тонким льдом, были лужи, лужи и лужи…
Сутулясь под тяжестью оружия и походного снаряжения, идут усталые стрелки. Обгоняя пехоту, скользят сани с тяжелоранеными, натруженно гудят моторами автомобили с имуществом, буксируя за собой орудия без снарядов, пустые автоцистерны…
Воины сосредоточены, деловиты и насторожены. В их поведении и действиях чувствуются сознание важности момента, вера в своих командиров, готовность в любой момент выполнить их приказы. Коммунисты и комсомольцы — пример во всем.
На втором часу движения, когда я уже стал было подумывать об объявлении привала, в небе послышался нарастающий самолетный гул. И вот уже над нами закружила уродливая «рама». Ничего хорошего это, естественно, не предвещало, так как нашу километровую колонну здесь, в безлесном районе, не спрячешь, а разведчик не преминет навести на нас своих авиаторов или танкистов.
Во избежание преждевременной встречи с противником я направил голову колонны в обход встретившейся на пути деревни. Однако, когда наша разведгруппа попыталась незаметно подойти к ее окраинным домам, чтобы выяснить обстановку, по ней был открыт пулеметный огонь. Мы взяли еще левее и двинулись уже по целине.
Но не прошло и получаса, как впереди снова разгорелась перестрелка. Я остановил колонну, ожидая от разведчиков доклада о силах встретившегося им противника. И тут на середину колонны посыпались снаряды.
На двух машинах сразу же возник пожар, другие автомобили стали поспешно разворачиваться в обратную сторону.
С большим трудом мне все же удалось навести в колонне порядок и принять меры для отражения атаки небольшой группы неприятельских танков. Однако они, уничтожив наш броневик и грузовик, на котором ехали автоматчики, нажимали. Видя, что нам недолго удастся продержаться под огнем танковых пушек, я отдал приказ разворачивать колонну в обратном направлении и следовать на соединение с колонной командира корпуса, под защиту ее танков и пехоты.
Вполне понятно, что разворот машин на целине, да к тому же и под огнем врага, привел к излишним потерям. На моем «виллисе» осколком снаряда тоже был разбит радиатор и поврежден мотор. Пришлось пересесть на грузовую машину.
И все-таки мы оторвались от фашистов, которые осторожничали и не решались нас преследовать. И где-то через час соединились с первой колонной.
Разыскав генерала Копцова, я доложил ему о случившемся. Комкор был явно обеспокоен моим сообщением о появлении вражеских танков с севера, где, по всем данным, должен был действовать 12-й танковый корпус генерала Зенковича. Затем предложил присоединиться к его колонне.
Отдав необходимые распоряжения о возвращении машин своей колонны в части, которым они принадлежали раньше, я поехал дальше вместе с В. А. Копцовым. Василий Алексеевич был, как всегда, собран и бодр.
На мой вопрос, не прояснилась ли общая обстановка, Копцов ответил отрицательно.
— До сих пор нет связи ни со штабом армии, ни с генералом Зенковичем, — озабоченно сказал он.
Часов в одиннадцать где-то слева от нас послышались хлесткие выстрелы, и впереди, около самого шоссе, стали рваться снаряды.
— Немецкие танки! — раздались тревожные крики. Люди посыпались из машин, укрылись в придорожном кювете, выставив в сторону выстрелов стволы винтовок и автоматов.
По всему чувствовалось, что на этот раз нам не избежать серьезного боя.
Генерал В. А. Копцов тут же организовал круговую оборону. Его голос, когда он отдавал приказы, был тверд, а сами распоряжения — лаконичны, четки и продуманны.
В бинокль я увидел в километре от нас колонну вражеских танков из 15–20 машин. Да, против такого количества нам будет не так-то легко устоять…
Тем временем по врагу открыли огонь наши немногочисленные тридцатьчетверки, противотанковые орудия. Завязалась артиллерийская дуэль. Но долго продолжаться она, конечно же, не могла: снарядов, как уже говорилось, у нас было очень мало.
От частых разрывов дрожала земля, плавился снег. Густо разлетались осколки. Вдруг застонал и опустился на землю генерал В. А. Копцов. Я бросился к нему. Но в этот же миг пронизывающая боль обожгла мою левую голень…
Подбежали автоматчики из комендантского взвода и ординарец командира корпуса Николай Юдин. Уложив генерала на полушубок, они понесли его в одну из воронок, в укрытие.
— Ветров! Оставайтесь за меня и держитесь! — были последние слова Копцова. Он потерял сознание.
Не перевязав даже раны, я продолжил начатое комкором дело. Опираясь на обломок палки, переходил от орудия к орудию, от танка к танку. Неприятно хлюпала заполнившая сапог кровь, но мне было не до этого. Нужно было корректировать огонь.
Танки противника несколько раз пробовали атаковать нас, но организованные и смелые действия наших артиллеристов, стрелявших хотя и редко, но с большой точностью, не позволили врагу приблизиться. Правда, наши потери в людях и особенно в автомашинах росли, но и у гитлеровцев возникли три дымных столба пламени, после чего противник стал менее нахальным.
Уже к вечеру меня снова ранило. Подоспевшие санитары отнесли меня в штабной автобус, где капитан медицинской службы Д. Г. Шинкаренко промыла спиртом раны. И по тому, как вдруг стало озабоченным ее симпатичное лицо, я понял, что мои дела неважнецкие. И врач подтвердила это.
— У вас двадцатисантиметровая рваная рана правой части грудной клетки с переломом трех ребер, а также слепое ранение левой голени, — сказала она. — А у меня нет противостолбнячной сыворотки и даже анестезина. Все сгорело в санитарном автобусе…
Заверив расстроившегося врача в том, что со мной ничего не случится и без укола, я поинтересовался здоровьем генерала В. А. Копцова.
— Василий Алексеевич лежит в соседней машине, у него сквозное ранение правой голени и большая потеря крови, — ответила Дарья Григорьевна.
После ухода врача в машину вошел адъютант командира корпуса старший лейтенант Владимир Ревушкин. Доложил:
— Мы по-прежнему находимся в окружении. Но как только стемнеет, сойдем с шоссе и будем пробиваться на север.
Что ж, решение верное. Вот только бы продержаться до вечера.
И мы продержались. А как только стемнело, вперед пошли две тридцатьчетверки с автоматчиками на броне. За ними двинулась машина, на которой везли генерала В. А. Копцова. Штабной автобус, в котором лежал я, медленно последовал за ней. Дальше шли еще автомашины, а замыкала колонну третья, последняя из оставшихся, тридцатьчетверка.
Со мной в автобусе ехали воентехник 1 ранга Михаил Черняк и мой водитель Федор Демешко. Они делали все возможное, чтобы оградить меня от тряски, но тщетно. А скоро случилось еще худшее: в автобусе кончился бензин. Пришлось прицеплять его тросом к замыкающему танку, и теперь к непрерывной тряске прибавились такие резкие толчки, от которых мутнело в голове и тошнило.
Долго петлял наш автобус вслед за танком. Но вот на очередном крутом повороте его вдруг сильно накренило и занесло в сторону. Стальной трос лопнул, и мы остались одни. Экипаж танка этого в темноте не заметил…
А затем были долгие скитания по занятой фашистами территории, стычки с врагом, переход линии фронта и лечение в госпитале. Только в начале мая 1943 года я вновь возвратился в свой родной 15-й танковый корпус, бригады которого располагались в районе железнодорожной станции Чернь.
Здесь, в сосновом бору, вблизи совхоза «Диктатура» в добротных теплых блиндажах разместился штаб корпуса. В одном из этих блиндажей я и нашел подполковника А. Б. Лозовского, командиров 88-й танковой и 52-й механизированной бригад подполковников И. И. Сергеева и А. А. Головачева.
Оказалось, что А. Б. Лозовский исполнял сейчас обязанности командира корпуса. Он-то во всех подробностях и рассказал мне о гибели нашего общего друга, прекрасного командира и храбрейшего человека генерала Василия Алексеевича Копцова. Это произошло в ту же ночь, когда наш автобус отстал от колонны…
И все же, понеся большие потери при прорыве из окружения в районе юго-западнее Харькова, 15-й танковый корпус сохранил основной костяк командных, политических и инженерно-технических кадров. А также все боевые знамена, корпусные тыловые органы. Словом, все то, что было необходимо для быстрого восстановления полной боевой готовности.
Как и прежде, в состав корпуса входили 88, 113 и 195-я танковые, а также 52-я механизированная бригады. Только вместо перешедших в другие части полковников А. Т. Свиридова и С. В. Леве командирами 113-й и 195-й танковых бригад были назначены полковники Л. С. Чигин и В. А. Ломакин.
Пришел и новый начальник политотдела корпуса полковник А. В. Новиков.
К моменту моего приезда бригады корпуса как раз заканчивали свое укомплектование личным составом и боевой техникой. Получали новенькие тридцатьчетверки, на которых танкисты тут же приступали к вождению, выполняли упражнения по стрельбе. Иными словами, шло сколачивание экипажей.
Вскоре укомплектование бригад закончилось полностью. После чего во всех их батальонах прошел обмен боевым опытом, на котором были высоко оценены действия многих командиров, политработников и бойцов во время боевых действий в районе юго-западнее Харькова.
Но, конечно же, наряду с этим были вскрыты и существенные недостатки, допущенные некоторыми командирами на последнем этапе этих боев, то есть в момент выхода из окружения. Нужно ли говорить, как полезен был этот глубокий, самокритичный анализ для молодых командиров, только что влившихся в наши ряды!
Я, естественно, значительную часть времени проводил в танковых бригадах, где с группой военных инженеров и техников проверял техническое состояние, укомплектованность положенными ЗИПами поступающих к нам тридцатьчетверок. К нашему приятному удивлению, оказалось, что танки Т-34 последнего выпуска значительно улучшены как в конструктивном, так и в технологическом отношении. В частности, на них была значительно повышена прочность сварных соединений броне листов, износоустойчивость гусеничных траков и других деталей ходовой части. Повысилась также надежность дизельного двигателя, коробки перемены передач и ряда деталей трансмиссии, усовершенствована система воздухоочистки. А с появлением на танке командирской башенки улучшилось наблюдение за полем боя.
— Нет, вы только подумайте! — восхищался зампотех 113-й танковой бригады капитан-инженер И. С. Лакунин. — В такое-то время, когда совсем недавно эвакуированные на восток заводы работают в необычайно трудных условиях, а вот — поди ж ты! Не только освоили массовый выпуск сложнейшей машины, но еще и находят возможность улучшать ее боевые качества! Нет, все-таки героический у нас народ!
С Лакуниным трудно было не согласиться. Он высказывал наши общие мысли.
Итак, в бригадах корпуса вовсю шла учеба. Особое внимание при этом обращалось на изучение приемов и методов ведения боевых действий немецко-фашистских войск, выявление в них сильных и слабых сторон. Бойцов учили вести борьбу с тяжелыми немецкими танками и штурмовыми орудиями, тогда как командиры оттачивали вопросы взаимодействия как между собой, батальонами и бригадами нашего 15-го танкового корпуса, так и с условными приданными частями и соединениями.
По-прежнему проходили дневные и ночные вождения, стрельбы, танкисты учились совершать длительные марши.
В целях более лучшего и безаварийного использования выделяемых для этого машин в батальонах и бригадах были созданы контрольно-технические комиссии из числа танковых техников и мастеров вождения. Без детального осмотра и разрешения членов этих комиссий ни одна машина в эксплуатацию не выходила.
Мы установили и такой порядок: каждый экипаж в полном составе участвует в обслуживании и ремонте своего танка. Это помогало танкистам лучше узнавать машину и ее вооружение, овладевать дополнительными смежными экипажными специальностями.
Все эти и другие меры позволили нам в довольно короткие сроки заметно повысить уровень квалификации у механиков-водителей, командиров танков и других членов экипажей. Это в свою очередь дало возможность избежать непредвиденных аварий и просто поломок бронетанковой техники.
Ну а в тех случаях, когда по производственным или конструктивным причинам танки все же выходили из строя, на помощь экипажам оперативно приходили ремонтники из бригадных рот технического обеспечения, а также из 96-й и 71-й подвижных ремонтных баз, которыми умело руководили мастера своего дела И. С. Лакунин, С. С. Хейфиц, Я. Д. Горпенко и И. X. Иванов.
В середине мая к нам в корпус пришло радостное известие о том, что за доблесть и мужество, проявленные в боях с немецко-фашистскими захватчиками, 3-я танковая армия преобразована в гвардейскую.
А солнечным утром 8 июля 1943 года на огромной лесной поляне выстроились части и соединения уже 3-й гвардейской танковой армии. Выстроились, чтобы в торжественной обстановке встретить волнующий момент: вручение объединению гвардейского Знамени.
Затем ставший уже генерал-лейтенантом П. С. Рыбалко от имени Президиума Верховного Совета СССР вручил правительственные награды группе отличившихся в предыдущих боях бойцов и командиров. В частности, я был награжден орденом Красного Знамени.