Гвинет вся извелась в ожидании субботы. Ее постоянно бросало из крайности в крайность, а настроение менялось, как ветер в море.
Ей казалось, что она сошла с ума, приняв предложение мужа поехать в «Грейстоунз», и что надо выдумать любой предлог и остаться дома. Но с другой стороны, неплохого было бы съездить и убедиться, что ребенок — ее ребенок — растет в надлежащих условиях и вполне счастлив в этом приюте, уверяла она сама себя.
«И потом, я конечно же не смогу узнать его, — повторяла Гвинет снова и снова, горя словно в лихорадке. — Нет никакого способа узнать. Если только…» Она не позволяла себе продолжить фразу, но глубоко в сердце росло странное, необъяснимое возбуждение. Ее снедало желание увидеть мальчика, которого она родила и которого пять лет подряд считала мертвым. Но если даже она увидит его — что тогда? Вдруг произойдет чудо и она сможет узнать ребенка? Как ей тогда поступить?
Ответа на этот вопрос у нее не было, и оставалось только надеяться, что сия чаша минет ее и Гвинет никогда не предстанет перед ужасающим выбором.
Или все наоборот? Сможет ли она пережить эту поездку, если так и не узнает малыша?
Мысли Гвинет возвращались к началу и скакали по бесконечному замкнутому кругу.
Суббота выдалась на редкость погожей, и исчезла последняя надежда найти предлог, чтобы остаться дома. Они выехали спозаранку, машина резво неслась по шоссе, безжалостно поедая мили между Лондоном и приютом, и Гвинет казалось, что они на бешеной скорости приближаются к какой-то ужасной драматической развязке.
— Доктор Келлаби прислал мне записку сегодня утром. Они с женой ожидают нас к ленчу и надеются, что у нас будет достаточно времени, чтобы все осмотреть, — сказал ей Ван.
— Доктор Келлаби — это директор приюта?
— Да, он управляет им уже лет десять. Как нельзя лучше подходит для такой работы.
— Хочешь сказать, он добрый?
— Очень. И еще весьма активный и прогрессивный человек, — Не было никакого сомнения, что Ван смотрит на него с точки зрения опекуна.
— Он не будет возражать, если я похожу и осмотрю все досконально? — поинтересовалась Гвинет и тут же задалась вопросом, не выглядит ли это подозрительным, ведь простые посетители наверняка не проявляют столь явного интереса при первом же визите.
— Думаю, им обоим польстит подобное внимание.
— Хорошо. Меня и вправду начинает интересовать это место.
Примерно в половине одиннадцатого они подъехали к живописному зданию из серого камня, которое более сотни детишек считало своим домом. Вокруг простиралось несколько акров земли, заросшей прекрасными раскидистыми деревьями, и Гвинет бросило в жар. «Должно быть, он тут очень счастлив», — пришло ей в голову.
Доктор Келлаби с супругой еще не вернулись с собрания местного комитета по поводу предстоящего Дня основателей, поэтому мистера и миссис Онсли проводили в студию. Перед ними как из-под земли вырос молодой человек в очках, которого Ван представил как мистера Фотергила, секретаря и казначея. Мужчины тут же пустились в обсуждение финансовых вопросов, но Гвинет это абсолютно не интересовало. Не за этим она тащилась в такую даль, и теперь ей не терпелось выйти на улицу и поближе рассмотреть малышей, которые резвились на лугу. Гвинет повернулась к мужчинам и одарила их самой очаровательной улыбкой, на которую только была способна:
— Прошу вас, не обращайте на меня внимания. Пойду погляжу, как играют дети.
У Вана не должно было возникнуть никаких подозрений на этот счет, ведь малыши всегда привлекают внимание посетителей, они такие забавные.
Вот кто она такая — простой посетитель с праздным интересом к сироткам.
Гвинет остановилась неподалеку от группы самых маленьких и стала наблюдать за ними. Один из этих ребятишек вполне может оказаться ее собственным сыном, но она даже не знала, с какими словами подступиться к ним, и чувствовала себя инопланетянкой. Гвинет трепетала от страха, но не могла отвести от них взгляда.
Какой же из этих мальчишек ее? Какой? Тревожные голубые глаза Гвинет жадно изучали каждое личико, а сердце было готово вырваться из груди.
Ребенок с сияющими волосами, так похожими на ее собственные? Может, вон тот темноволосый, немного агрессивный, рьяно отстаивающий свою точку зрения? Этот похож на Терри: так же настойчив в достижении цели и любит командовать другими. Ее ребенком вполне мог оказаться вон тот бледный застенчивый паренек в зеленой рубашке, или этот высокий нескладный мальчишка, сидящий в сторонке, или даже восхитительно красивый ребенок, который пытался стоять на голове.
Последний был просто картинка, любая мать хотела бы видеть своего малыша именно таким. Золотые кудри, розовые щечки, пухленькие ножки и ручки, веселые голубые глаза — слишком хорош, чтобы быть реальным. Никто не устоял бы перед желанием усыновить его, если бы увидел, как этот малыш старательно устраивает свою кудрявую голову в зеленой траве и пытается поднять вверх сначала одну ногу, потом другую. Предположим, это и есть ее ребенок и кто-то другой захочет усыновить его…
— Я тоже умею стоять на голове, — заметил хриплый детский голос рядом с Гвинет. Она посмотрела вниз и увидела странное маленькое создание в голубом костюмчике, ревностно взирающее на удачливого акробата.
— Правда? — Гвинет немного смутилась, потому что не знала, как вести себя с малышами.
— Да, умею.
— Может, покажешь? — подбодрила его Гвинет.
Старательно пыхтя, мальчик убедительно доказал, что абсолютно не способен ни на что подобное. Поднявшись после очередной неудачной попытки, он отряхнул руки и совершенно серьезно произнес:
— Я могу это делать, только когда никто не смотрит.
— Правда? Нисколько не сомневаюсь в этом. У меня тоже многое получается лучше, когда никого нет рядом. — Гвинет еле сдерживала улыбку.
— А ты можешь стоять на голове, когда никого нет?
— Ну, не особо, — призналась она и села на траву, потому что так было гораздо легче общаться с малышом.
— И я не могу, — вздохнул он и сел поблизости. — Фредди тоже не может по-настоящему стоять на голове, — продолжил он, небрежно водя рукой по маргариткам. — Он просто опускает вниз голову и поднимает вверх одну ногу.
Это была сущая правда.
Гвинет еще раз взглянула на красавчика Фредди, и ее сердце гулко забилось в груди.
— Сколько Фредди лет? — спросила она так, как будто рядом с ней сидел не ребенок, а взрослый человек.
— Не знаю.
Конечно же он не знает. Откуда ему знать, он еще слишком мал для этого. Надо бы выяснить это, а время утекает сквозь пальцы, как вода. Гвинет оглядела лужайку, но никого подходящего не приметила, а мужчины до сих пор были поглощены своими разговорами.
— Мне пять с половиной, почти шесть, проговорил густой голос рядом с ней, и взгляд Гвинет опять вернулся к малышу.
Теперь мальчишка не смотрел на нее, он лежал на животе и пристально разглядывал цветок. По тону его голоса Гвинет сразу сообразила, в чем дело: малыш пытался отвлечь ее внимание от Фредди и привлечь к себе, хотел, чтобы она поинтересовалась его возрастом.
— Правда? И как тебя зовут?
Малыш был явно доволен таким поворотом. Он тут же сел и ответил:
— Меня зовут Тоби.
Гвинет чуть не засмеялась: это имя невероятно подходило ему, и в особенности его серьезному, глубокому голосу, который, казалось, исходил из самых глубин.
Ребенок ничем не отличался от остальных и не был таким красавцем, как Фредди, но огромные голубые глаза поражали воображение, а волосы на макушке топорщились милым хохолком. «Больше смахивает на доброго друга, чем на героя», — подумала Гвинет, и тут до ее слуха донесся очередной вопрос:
— Тебе нравится?
— Что, милый?
— Тебе нравится мое имя? — Он явно пал духом из-за такой невнимательности, и Гвинет почувствовала себя ужасно виноватой.
— Очень милое, — поспешила она с ответом. — Никогда не знала никого по имени Тоби.
— Да, больше такого нет.
Это простое замечание заставило сердце Гвинет сжаться от боли: для этих детишек не существовало большого мира, а в их маленьком мирке он был единственным Тоби, так что малыш явно считал, что его имя уникально.
— У меня дома есть китайский кувшинчик по имени Тоби. Хочешь, я пришлю его тебе? — неожиданно для себя самой проговорила Гвинет. Этот необъяснимый порыв был сторицей вознагражден реакцией малыша. Невыразимое счастье осветило его простенькую мордашку, он подошел поближе и, не веря в такую удачу, поинтересовался:
— Хочешь сказать, он будет мой? Навсегда?
Гвинет кивнула, не сводя смеющихся глаз с восхищенного личика.
— Кувшинчик, и зовут Тоби! — медленно повторил он, смакуя каждое слово. — У нас есть большой кувшин, туда влезает все наше молоко, но его никак не зовут.
— Это особенный кувшинчик, на нем нарисовано лицо человека.
— Какого человека?
— Ну… Думаю, это тоже Тоби.
— Тоже Тоби? Тоби Второй? А я — Тоби Первый! — Это так развеселило мальчишку, что он упал на траву и покатился со смеху.
У Гвинет не было никакого опыта общения с детьми, и она даже не подозревала, что простые вещи могут показаться им столь забавными. Настроение у Гвинет поднялось, напряжение спало, и она от всей души расхохоталась над столь странной реакцией малыша. Тут на нее упала тень. Гвинет подняла голову и увидела Вана, который явно забавлялся, глядя на них.
— Искал меня?
— Келлаби вернулись и горят желанием провести нас вокруг и показать свою гордость — новую детскую.
Гвинет с готовностью поднялась. Кто знает, может, ей удастся что-нибудь выведать?
— О, ты уходишь? — Разочарованный Тоби тут же вскочил на ноги.
— Иду поглядеть новую детскую.
— Я покажу тебе. — Малыш был настойчив, но Гвинет пришлось отказаться:
— Думаю, мистер Келлаби сам захочет сделать это. Я повидаюсь с тобой перед отъездом и обещаю не забыть про кувшинчик. — На прощание Гвинет улыбнулась мальчишке, и они с Ваном отправились прочь.
Но не успели они сделать десятка шагов, как услышали глубокий, с хрипотцой голос:
— Я тоже иду.
И действительно, малыш семенил следом, изо всех сил пытаясь поспеть за старшими.
Ван глянул вниз с высоты своего огромного роста:
— Кто этот басистый дружок?
— Его зовут Тоби.
— Тоби Первый. — Обладатель глубокого голоса немного отстал, и Гвинет замедлила шаг:
— Ван, давай пойдем немного помедленнее. Он не успевает за нами.
— А он что, должен успеть? — поинтересовался Ван, но тоже сбавил темп. — Послушайте, молодой человек, почему бы вам не пойти и не поиграть с остальными?
Тоби бросил презрительный взгляд на своих товарищей:
— Я не хочу играть. Я хочу показать детскую.
— Но я не думаю, что ты можешь пойти с нами.
Тоби поднял ногу и поболтал ею взад вперед:
— А я не с тобой иду. Я иду с ней.
От такого объяснения Гвинет чуть не свалилась в. обморок.
— Ван, может, ничего страшного в этом нет? Это же не официальная проверка.
Ван посмотрел на Тоби. Он чувствовал себя гораздо лучше в качестве опекуна огромного количества детей и не привык к обществу отдельных представителей этого непонятного племени, но у него не хватило сил противостоять этому упертому малышу, который с собачьей преданностью семенил следом.
— Посмотрим, что скажут на это Келлаби, — пошел он на компромисс, и Гвинет с Тоби приняли это за разрешение. Женщина протянула ребенку руку, в которую тот немедленно вцепился, и все трое поспешили навстречу поджидающим их доктору Келлаби с супругой.
— Извините, что заставили вас ждать, надеюсь, Фотергил хорошо принял вас, — радушно поприветствовал их доктор Келлаби, весьма приятный мужчина лет пятидесяти. Миссис Келлаби заметила от себя, как мило, что Гвинет выбралась к ним так скоро после свадьбы.
По какой-то причине никто не обратил особого внимания на присутствие Тоби, и вся группа направилась к дому.
Доктор Келлаби тут же пустился в объяснения, и было заметно, как он гордится своим детищем и насколько дорога ему каждая деталь. Гвинет болтала с миссис Келлаби, которая шла рядом с ней. Гвинет ощутила радостное чувство разделенной тайны, когда маленькие пальчики сжали ей руку, будто показывая, что все идет как по маслу. Теперь ей уже не меньше малыша хотелось, чтобы его не прогнали прочь.
Как раз в этот момент они подошли к двери, и тут доктор Келлаби заметил, что Тоби все еще с ними.
— Послушайте, молодой человек, — повторил он слова Вана, — почему бы вам не пойти и не найти остальных? Иди, поиграй на солнышке.
Все взоры тут же обратились на мальчишку, и тот вопросительно посмотрел на Гвинет, а она, в свою очередь, на Вана.
— Думаю, — начал ее муж в своей неподражаемой строгой манере, — что… э-э-э… Тоби поможет нам провести проверку. Он собирался прояснить пару-другую вещей для моей жены.
— Неужели? — развеселился директор. — Но…
— Прошу вас, доктор Келлаби! Пусть он пойдет с нами. Мы… так подружились, — взмолилась Гвинет. — Кроме того, было бы неплохо услышать мнение воспитанника.
Конечно, Тоби не мог рассказать ничего существенного ни о приюте, ни о товарищах (кроме того, что Фредди не умеет стоять на голове), но директор только улыбнулся в ответ, и вся компания, включая Тоби, отправилась в дом.
— Знаете, Тоби — любимчик моего мужа, — объяснила миссис Келлаби столь необычное поведение директора. — Он единственный, кто прибыл к нам с севера, из Твида, а вы, наверное, в курсе, что мой муж — тоже шотландец. — Она засмеялась, и Гвинет, сама не зная как, тоже смогла это сделать.
Эта милая женщина даже не подозревала, как важны ее слова для простой посетительницы.
Гвинет лихорадочно придумывала, как бы выведать подробности, а то миссис Келлаби уведет разговор в сторону и потом они уже никогда не смогут невзначай вернуться к этой теме.
— Его родители — шотландцы? — Гвинет с плохо скрываемым пылом прервала матрону, которая начала было рассказ о размерах детской.
— Кого, моего мужа? Да. Они родом из…
— Нет. Мальчика.
— А-а! — Миссис Келлаби поглядела на ребенка, насмерть вцепившегося в руку этой странной посетительницы. — Я точно не знаю. Таковы правила: только мой муж в курсе всех обстоятельств рождения детей, да и то лишь тех, о которых рассказывают родственники.
— Да, конечно. Но что заставило вас думать, что мальчик из Шотландии? Ваш муж упоминал об этом?
Миссис Келлаби рассмеялась:
— Я хорошо помню тот день, когда к нам прибыл Тоби. Мой муж сказал тогда: «Ну, наконец-то к нам пожаловал настоящий шотландец! Прямо из Высокогорья! И ему не больше двух недель». Муж прямо светился от радости. Таких маленьких, как Тоби, к нам никогда не привозили, но, как мне кажется, даже эти две недели он провел в детской больнице. Не знаю, может, мать умерла при родах.
— Думаете, только смерть могла заставить мать бросить беспомощного ребенка на произвол судьбы?
— Как знать, обстоятельства бывают выше нас. Иногда даже представить трудно, что лежит между прежней жизнью малышей и нашим приютом. Кроме того, миссис Онсли, не нам их судить.
Такая терпимость и человечность немного успокоили израненное сердце Гвинет.
Она замолчала, притворяясь, что разглядывает пейзаж за окном, витую лестницу, ведущую на второй этаж, и великолепную отделку стен. А рядом с ней, беззаботно болтая рукой, шел Тоби, ее собственный сын.
Гвинет не смела взглянуть на него, ей было вполне достаточно ощущать эти маленькие пальчики в своей руке. Она пыталась заверить себя, что поспешила с выводами, что доводы слишком шаткие. Но зов разума не достигал сердца. Она просто знала, что Тоби — ее собственный ребенок, и все тут. Все остальные мальчики больше не интересовали ее, и даже картинный Фредди перестал вызывать восхищение. Теперь ей был нужен только он, только это милое странное создание с хриплым голоском, серьезными голубыми глазами и смешными вихрами на макушке. Он был нужен ней, и это было самое страшное.
Она посмотрела на мужа, полностью поглощенного беседой с мистером Келлаби. Ван и не подозревал о той драме, которая разыгрывалась рядом с ним, и о том, что одного ее слова было достаточно, чтобы разрушить весь его мир. Что будет, если она скажет прямо сейчас: «Ребенок, который держится за мою руку, мой собственный. Я должна забрать его с собой»?
Но это было невозможно. Не могла же она заставить попечителя приюта вот так запросто проглотить тот факт, что один из воспитанников — незаконнорожденный сын его собственной жены!
У Гвинет поплыло перед глазами, и ей потребовалось призвать на помощь всю силу воли, чтобы взять себя в руки.
И потом, что скажут на это доктор Келлаби и его жена? Не то чтобы ее действительно интересовало их мнение, но они тоже являлись частью проблемы. Они были представителями внешнего мира.
И тут Тоби важно заметил:
— Смотри, это моя кровать. Я тут сплю.
До этого Гвинет, раздираемая желанием забрать с собой Тоби, не видела ничего вокруг и не заметила, как они вошли в детскую. Теперь она жадно поглощала взглядом место, где спал ее маленький сын.
— Это очень хорошая кровать, — уверил он ее и подпрыгнул на постели, чтобы продемонстрировать это. Однако замечание со стороны директора положило конец подобным выходкам, и малышу пришлось повиноваться.
— А этот столик тоже наполовину мой, — указал он рукой на тумбочку, стоящую между двумя кроватями.
— Правда?
— Да. Я поставлю сюда Тоби Второго.
Гвинет поняла, что Тоби не забыл об обещании, и с уколом в сердце осознала, что сироты вряд ли получают много подарков. Она подумала о тех игрушках, об одежде и детской мебели, которую каждая мать хотела бы купить своему ребенку, но, как бы это ни было невероятно, она не могла подарить ему все эти вещи! Она была всего лишь праздным посетителем, и ей надлежало покинуть приют и навсегда забыть о существовании этих детей. Ну и еще послать кувшинчик в знак того, что ее позабавило знакомство с одним из них.
«Я этого не вынесу! Просто не переживу!» — подумала Гвинет.
Но ей придется смириться с этим, как пришлось смириться с тем, что миссис Келлаби отослала Тоби прочь, как только заслышала звук обеденного гонга:
— Пора за стол, Тоби. Попрощайся с миссис Онсли и беги в столовую.
Мальчику не хотелось уходить, но зов еды пересилил желание остаться, и на этот раз он с готовностью подчинился. Теперь пришла очередь Гвинет, это ей захотелось попросить: «Пусть он останется, пусть он останется со мной! Я хочу увидеть, как он ест. Нельзя ли ему пообедать с нами?»
Но она не решилась сказать это. Ей пришлось потрепать мальчишку по голове и отпустить его. Она даже не осмелилась поцеловать его на прощание: Гвинет не была уверена, делают ли это посетители, а она старалась ничем не отличаться от остальных и не вызвать никаких подозрений. Кроме того, такие эмоциональные порывы были ей настолько несвойственны, что Вана, несомненно, чрезвычайно удивило бы такое экстравагантное поведение жены.
Все, что позволила себе Гвинет, так это бросить вслед семенящей фигурке:
— Обещаю повидать тебя перед отъездом, Тоби.
— Да, я тоже обещаю.
— Такой забавный, правда? — засмеялась миссис Келлаби, когда ребенок скрылся из виду. — Никогда не скажет просто «да» или «нет», всегда целое предложение.
— Он очень милый, — согласилась Гвинет, призвав на помощь все самообладание, на которое только была способна. — Сколько ему?
— Почти шесть. Мы думаем, что он родился в сентябре.
Гвинет и так знала это, но жадно впитывала каждое слово спутницы, подтверждающее ее правоту. Миссис Келлаби повернулась к мужу:
— Тоби ведь сентябрьский?
— Да. Кажется, он на вас глаз положил, миссис Онсли.
— Это было так приятно! Он необыкновенный ребенок. Любой бы влюбился в него с первого взгляда. Тебе так не кажется, Ван?
Муж очень удивился ее словам и озадаченно улыбнулся в ответ:
— Да, я бы тоже так сказал. Смешной маленький попрошайка.
Остальная часть визита ничем не смогла порадовать Гвинет, ее абсолютно не интересовали вещи, не имеющие прямого отношения к сыну. За столом разговор тоже не клеился. Ей хотелось спросить: «Когда я снова увижу Тоби? Можно мне провести с ним часок-другой наедине? Можно забрать его с собой? Бывали ли у вас случаи усыновления?»
Но все это прозвучало бы слишком необычно, и Гвинет не решилась ничего предпринять. День все тянулся и тянулся, и только перед самым отъездом она набралась смелости и сказала:
— Я не попрощалась с Тоби.
— С Тоби?! — поразился Ван. — Хочешь опять увидеть этого малыша?
— Я обещала. Не могу же я не сдержать слова и обмануть его, — слишком резко ответила Гвинет.
— Очень хорошее правило, миссис Онсли, — согласилась с ней хозяйка. — Дети совсем как взрослые, никогда не забывают об обещаниях.
— Ну, хорошо, если так, — усмехнулся Ван. — Я и не знал, что дело дошло до обещаний.
В общем, Тоби снова предстал перед их взором, и Гвинет пришлось прощаться с ним на глазах у всех. Ну и пусть, решила она, лишь бы снова увидеть мальчика. Она только и смогла, что взять его за руку, улыбнуться и сказать:
— До свидания, Тоби! Я пришлю тебе твой кувшинчик.
Но ребенок был более непосредственным, он произнес:
— Спасибо. До свидания. Не забудь про кувшин, — и подставил лицо для поцелуя. Все улыбнулись, и Гвинет непринужденно наклонилась и поцеловала малыша в мягкие теплые губы. «Это всего лишь ребенок, но это мой ребенок», — подумала она.
— Когда мы снова увидимся? — настойчиво произнес малыш, и Гвинет чуть не расплакалась.
— Я… я не знаю.
— Надеюсь, миссис Онсли приедет к нам на День основателей, — предположила миссис Келлаби, и Гвинет была готова броситься ей на шею.
— Да, да, конечно! Когда это будет? — Она и надеяться не смела ни на что подобное.
— Через полтора месяца.
— Прямо в мой день рождения, — невинно добавил Тоби.
— Я приеду. Обещаю, — заверила его Гвинет, стараясь не обращать внимания на странное выражение, застывшее на лице мужа.
После этого прозвучали последние слова прощания, и они покинули приют.
Ван первым нарушил повисшее в салоне машины молчание:
— Хорошее место, ты как думаешь, Гвинет?
— Да, чудесное. Теперь я понимаю, почему ты так им интересуешься.
— Пару раз мне показалось, что ты уже по горло им сыта.
— Нет, Ван, нет! Что ты! — поспешно выпалила Гвинет, страшась, что в следующий раз муж может не взять ее с собой.
— Нет никакой необходимости ездить туда из-за меня, — заверил он жену. — Но тебя заинтересовала не организация дела, а сами малыши, или я ошибаюсь?
— Ты прав. Этот ребенок, который все ходил за нами, он такой милый!
— Да, симпатичный мальчишка. Но боюсь, я не слишком-то часто глажу их по головке и совсем не знаю, как с ними общаться. Меня больше привлекает деловая сторона, чем личные контакты.
— Ты думаешь, я знаю, как вести себя с ними? Но этот ребенок сам затеял разговор. С ним было легко.
Муж беззаботно кивнул.
— Ван, он мне так понравился. — Гвинет изо всех сил старалась сказать это как обычная женщина, которая заинтересовалась случайным сироткой. — Не могли бы мы взять его к себе?
Ван был потрясен:
— Имеешь в виду, на несколько дней? Не думаю, дорогая. Это слишком расстроит приютского ребенка. Уверен, Келлаби не одобрят этого.
Умом Гвинет понимала, что муж не хотел никого обидеть, но она стиснула зубы, услышав слова «приютский ребенок».
— Но… но ты мог бы воспользоваться своим влиянием.
— Мог бы, Гвинет, — сухо произнес он, — но не стану. Думаю, ребенку хорошо там, где он есть, и не мне вмешиваться в жизнь приюта и менять правила.
Гвинет замолчала, но если муж считал, что тема закрыта, то он ошибался. Она просто обдумывала, как подступиться к этому с другой стороны.
— Ван, мы поедем туда на День основателей?
— Если хочешь. Я почти всегда приезжаю посмотреть. Думаю, Келлаби будут очень польщены, если и ты поедешь со мной.
— Мне бы очень хотелось.
Снова повисло молчание, и Гвинет вдруг поняла, что муж размышляет о чем-то другом, может даже о своих бесконечных делах. Она с испугом подумала, что надо срочно вернуться к вопросу о «Грейстоунз», иначе время уйдет и ее интерес к этому делу будет казаться слишком подозрительным.
— Ван!
— У?
— А если я поговорю с миссис Келлаби и она скажет, что не против, чтобы мы взяли к себе Тоби, ты будешь возражать? Я имею в виду, если они согласятся?
Ван сбавил скорость и пристально поглядел на жену:
— Милая моя девочка, ты что, всерьез решила заполучить этого ребенка?
— Да. — Гвинет оставалось только надеяться на то, что муж не заметит ноток отчаяния в ее голосе.
— Но, Гвинет, откуда такая странная решимость?
— Это не решение. Я просто хотела обсудить это с тобой и узнать твое мнение.
Последовала небольшая пауза, потом Ван безапелляционно заявил:
— Мне абсолютно не нравится все это.
— Почему, Ван?
— Милая моя, мы всего несколько недель как женаты и всего десять дней прожили в нашем новом доме. Я решительно не желаю, чтобы какой-то там ребенок путался у меня под ногами.
Наверное, Ван заметил, какое впечатление произвел на жену такой нехарактерный для него всплеск эмоций, потому что он примирительно добавил:
— Думаю, стоит кое-что пояснить. Я не хочу никакого ребенка в доме, кроме моего собственного.
Откуда ему было знать, насколько многозначно прозвучали эти его слова. Он сказал «мой ребенок», не «твой» и даже не «наш». И Гвинет показалось, что дверь их дома навсегда закрылась перед Тоби.
Очевидно, молчание жены встревожило Вана, потому что он остановил машину, повернулся к ней и положил руку на спинку сиденья.
— Гвинет, ты обиделась?
— Имеешь в виду, на то, что ты не хочешь взять Тоби?
— Да. В голосе прозвучало легкое раздражение. Ван помолчал, потом с некоторым усилием добавил: — Ты же не против, чтобы у нас когда-нибудь был ребенок?
— Ван! Да, конечно же нет! — Тут Гвинет поняла, что за мыслями о Тоби не заметила, как изменился голос мужа. Она с необычным для нее жаром схватила его за руку. — Я надеюсь, что так и будет, мой дорогой… и хочу этого не меньше тебя.
И это было правдой, она желала их общего ребенка. Но это не должно было вычеркнуть из ее жизни Тоби. Не должно!
— Спасибо, милая, — чуть ли не официально поблагодарил он ее и поцеловал в губы.
Теперь стало совершенно невозможно снова поднять вопрос о Тоби. Кроме того, Ван был прав, говоря о том, что они всего десять дней прожили вдвоем в их новом гнездышке. Было бы странно пустить туда гостя, даже такого, как Тоби.
Гвинет пыталась убедить себя в том, что прекрасно обходилась без ребенка все эти пять лет, но почему же теперь так страдает в разлуке?
Здравая идея, что и говорить, но Гвинет ничего не могла поделать с собой. Теперь, когда она увидела его, все изменилось. Так было уже однажды, при его рождении.
Последующие недели нелегко дались Гвинет. Когда Ван был с ней, все шло хорошо, но как только он оставлял Гвинет одну, она начинала сходить с ума. Не то чтобы ей нечем было заняться: было полно дел и по дому, и на светских приемах, но в голове засел маленький мальчик из «Грейстоунз». Мысли бегали по кругу, бесконечные вопросы терзали измученный разум, а ответов не находилось ни на один из них.
Что бы такое придумать, чтобы можно было снова поговорить с Ваном на эту тему? Как он это воспримет? Что бы ей такое сказать, чтобы он сам захотел взять Тоби, хотя бы на время? Если Тоби понравится мужу, как он отнесется к усыновлению? И как ввернуть это в разговор?
Гвинет так ничего и не пришло в голову. Через несколько дней после их визита в приют она упаковала обещанный кувшин и послала его Тоби. В ответ миссис Келлаби прислала сердечную благодарность, пояснив, что подарок прибыл в целости и сохранности и Тоби без ума от него. Гвинет снова и снова перечитывала послание, пытаясь за скупыми строками разглядеть несказанную радость ребенка.
Она все надеялась, что этот случай закончится чем-то более значительным, чем простое благодарственное письмо, но чуда не произошло, и «Грейстоунз» снова погрузился в молчание.
В начале сентября их дом почтила своим визитом мать Гвинет. Миссис Вилнер на несколько дней остановилась в Лондоне по пути в Париж. Гвинет походила с ней по магазинам и с холодной улыбкой выслушала мамины поздравления по поводу своего превосходного выбора.
— Знаешь, Гвинет, одно время меня терзали сомнения. Эти преуспевающие неулыбчивые бизнесмены часто становятся деспотичными мужьями.
— Но Ван вполне способен на очаровательную улыбку, когда этого захочет, — встала на защиту мужа Гвинет.
— Но ведь только когда захочет. Ему нет дела до мнения окружающих. Однако что касается тебя, не могу не согласиться, что тут он проявляет завидную снисходительность.
Гвинет подумала, что «снисходительность» — совсем неподходящее слово для их с Ваном отношений, но решила не комментировать это заявление матери.
— Мы счастливы, — только и сказала дочь, и мать засмеялась в ответ:
— И это еще раз доказывает мою правоту.
Гвинет передернуло от такой самоуверенности матери, и она решила сбить с нее спесь:
— Несколько недель назад мы с Ваном побывали в «Грейстоунз».
— Вы… — Миссис Вилнер как вкопанная встала посреди Риджент-стрит. Мало что могло выбить из колеи эту холодную леди, но на сей раз Гвинет попала точно в цель. — И как, все обошлось? Или случилось что-то ужасное? — В чудесном голосе миссис Вилнер зазвучали стальные нотки, как это всегда бывало, стоило ей начать волноваться или рассердиться.
— Я видела своего мальчика, если это ты называешь ужасным.
Гвинет испытывала злорадное наслаждение, отомстив матери подобным образом за тот шок, который недавно пережила сама.
— Хочешь сказать, что узнала его? Но это просто невероятно!
— Это он узнал меня, — медленно проговорила Гвинет, и глаза ее наполнились слезами.
— Он узнал тебя?! Но как он мог? Что ты имеешь в виду? Он понял, что ты — его мать?
— Не совсем так. Он… он сразу же приклеился ко мне и не желал уходить. Настоял на том, чтобы пойти со мной и показать все, что знает.
— А, вот в чем дело! — обидно и с явным облегчением рассмеялась мать. — Да все дети такие — выберут себе взрослого и таскаются за ним следом.
— Это не тот случай, — еле сдерживала себя Гвинет.
— И как же ты поняла, что это именно твой ребенок? Доказательства есть?
Гвинет уже пожалела о том, что затеяла этот разговор. Мать была последним человеком, с которым ей хотелось бы обсуждать данное дело, но Гвинет просто не могла больше держать это в себе, а поговорить по душам было не с кем.
— Не важно. Давай не будем больше об этом, — скривилась она.
В последующие дни они всего лишь однажды затронули тему Тоби, да и то случайно. Как-то раз ничего не подозревающая миссис Вилнер вполне невинно поинтересовалась:
— Гвинет, а где твой китайский кувшинчик? Я думала, ты держишь его здесь, на этом столике.
— Так оно и было, но… — заколебалась Гвинет, и тут неожиданно вмешался Ван:
— Гвинет влюбилась в одного малыша в «Грейстоунз». Его звали Тоби, и ей пришла в голову блажь подарить ему этот кувшин.
— Ясно.
Гвинет предпочла не смотреть в кошачьи глаза матери, с явным неодобрением следящие за неразумной дочерью.
Ван заговорил о чем-то еще, и опасность миновала… А на следующее утро миссис Вилнер улетела в Париж.