Такой чужой, такой желанный

Глава 8

– Опять молоко! – Лайза недовольно посмотрела на стакан, который Марна держала на подносе. – Я же сказала Лие, что не хочу его.

– Вот почему я принесла его сама, а не послала опять ее, – спокойно пояснила Марна. – Нечестно было бы опять гонять девочку, когда вы настолько неразумны. Вы же знаете, что вам это нужно. И это тоже. – Она протянула Лайзе широкополую соломенную шляпу, которую держала в другой руке. – Конечно, солнце и свежий воздух полезны для вас, но вы должны быть защищены.

Лайза взяла шляпу.

– Но я не люблю молоко, – попыталась она возразить. – Я же принимаю все, что необходимо: витамины, железо, кальций… Зачем еще и это? – Она опустила взгляд на свой округлившийся живот под свободной туникой. – У него, наверное, уже избыток витаминов. – Ну вот! Она поймала себя на мысли, что опять думает о ребенке как о мальчике. Так же всегда делала и Марна.

– Но доктор сказал, что молоко…

– Ну ладно! – Лайза напялила шляпу себе на голову, решительно взяла стакан и быстро выпила. Затем поставила его на поднос и сердито взглянула на Марну. – Ну что, ты довольна?

Марна кивнула.

– Вы не должны так расстраиваться. Это плохо для…

– Для ребенка, – устало закончила за нее Лайза. – Я знаю, Марна. – Обычно она гораздо терпеливее воспринимала все эти бесконечные заботы, но сегодня ее нервы были натянуты до предела. Она не привыкла к отсутствию Клэнси. За последние четыре с половиной месяца он не покидал замка больше чем на полдня, хотя часто летал по делам в Марасеф.

Когда Алекс накануне позвонил и вызвал Клэнси, Лайза была так расстроена, как будто речь шла не об одной ночи, а о целом месяце. Отчасти поэтому она решила подняться на крепостные стены позагорать. С высоты она могла видеть все вокруг и могла быть уверена, что заметит вертолет Клэнси, как только он появится на горизонте.

Наверное, это по-детски – быть такой нетерпеливой. Мартин часто уезжал и отсутствовал иногда больше месяца, но никогда Лайза не испытывала такого опустошающего чувства, чувства утраты. Ничего удивительного, ведь она просто не знала тогда, что такое любовь. Порой жажда любить овладевала ею настолько, что она сама с трудом этому верила. Неужели когда-то она волновалась, что ее любовь к Клэнси может угаснуть? Со временем ее чувства к нему только расцвели и углубились.

Лайза и сама не знала, почему не говорит ему до сих пор о своей любви. Хотя нет, зачем себя обманывать? Она знала, что просто боится.

Она любила его так же, как раньше любила Томми, а Томми у нее забрали. Стоило ей хоть на минуту представить, что подобное же может случиться и с Клэнси, как ее охватывала паника. У Лайзы было странное ощущение, что пока она не сказала этих слов, с ним все будет в порядке. Боги не могут разрушить то, о чем не знают. Иногда она уже готова была признаться Клэнси, но каждый раз непреодолимый страх охватывал ее, и слова замирали. Ведь так она скоро станет такой же суеверной, как Марна. Надо сказать Клэнси, как она его любит. Пора уже перестать бояться.

Лайза улыбнулась.

– Прости меня, Марна. Ты права, я что-то стала сварлива. Просто я переживаю, что не поехала с мистером Донахью. – Увидев, что Марна поджала губы, она подняла руку, останавливая ее. – Я знаю, доктор говорил, что мне надо быть осторожнее в ближайшие месяц-другой. Я не представляю, почему у меня какие-то осложнения. Моя первая беременность проходила абсолютно нормально.

– Вы сейчас старше.

– Благодарю покорно! – Лайза сделала гримасу. Конечно, в ее возрасте все уже не так просто, но когда она чуть не потеряла своего ребенка на втором месяце беременности, это не только напугало, но и удивило ее. Она не ощущала себя старше по сравнению с тем временем, когда носила Томми. Лайза чувствовала себя совсем юной, полной жизни.

– Мистер Донахью был прав. Вам гораздо лучше было остаться здесь и отдохнуть. – Марна нахмурилась. – Хотя забираться на эти стены совсем не отдых.

– Но я очень осторожна и не тороплюсь. Я не делаю ничего такого, что может повредить ребенку. – Лайза бессознательно коснулась рукой своего живота. Ее ребенок располагался также прямо впереди, как и Томми в свое время, и был, вероятно, такого же размера. Последнее время Лайза казалась себе ужасно непривлекательной, и это очень расстраивало ее. К тому же и Клэнси так долго не было…

Там, во дворце, Клэнси наверняка будет общаться с множеством красивых, стройных женщин, мрачно подумала она. А когда он приедет и посмотрит на нее, то быстро придумает предлог, чтобы уехать опять. Большинство мужчин, живя с женщиной, имеют возможность какое-то время наслаждаться ее изяществом, прежде чем произойдет эта перемена. А она раздулась, будто шар, всего через несколько месяцев после того, как они с Клэнси познакомились. Он никогда ни слова не говорил о ее неприличной полноте, но это ничего не значило. Клэнси всегда был очень тактичным и мягким.

Едва слышный шум двигателя прервал ее грустные размышления. Радостно вскрикнув, она прикрыла глаза рукой. Марна тоже смотрела вдаль, где на горизонте показался вертолет. Она нахмурилась и покачала головой.

– Нет, это не мистер Донахью.

– Ну почему же? Конечно, это он. Я узнаю вертолет. – Лайза уже вскочила на ноги и спешила к лестнице, ведущей вниз. – Я встречу его во дворе.

– Это не… – Марна остановилась. Лайза уже исчезла. Она обернулась, чтобы посмотреть на приближающийся вертолет. Улыбка небывалой радости преобразила ее лицо. – Кира! – прошептала она.

Ветер от лопастей пропеллера развевал тунику Лайзы, стоящей на плитах двора. Наконец вертолет сел, и дверца открылась. Лайза радостно шагнула вперед, но сердце ее упало. Марна была права: в вертолете сидел не Клэнси. Оттуда показалась темно-рыжая головка.

– Привет, я Кира Рубинофф. – Маленькая летчица спрыгнула на землю и захлопнула дверцу. – А ты, наверное, Лайза. Извини, что врываюсь сюда без приглашения, но Клэнси сказал, что это ничего. Я хотела повидаться с Марной. – Она очаровательно улыбнулась. – Впрочем, мне было интересно посмотреть на тебя. Клэнси так долго скрывал тебя от всех, что мы все просто умираем от любопытства.

– Все?

– Ну, Лэнс, Алекс и… – Она пожала плечами. – Да все. Понимаешь, Клэнси все очень любят, и нам хотелось убедиться, что ты достойна… – Она поморщилась. – Ну вот! Я опять в своем репертуаре! Уж не знаю, с чего Стефан решил, что из меня получится королева! У меня совсем нет дипломатических способностей, я вполне могу начать третью мировую войну.

Она подошла к Лайзе и протянула ей небольшую изящную руку.

– Если Клэнси тебя выбрал, то ты не можешь не быть замечательной. Пожалуйста, прости меня.

А что еще Лайзе оставалось делать? Девушка обладала такой искренностью, таким живым обаянием, что сопротивляться этому было просто невозможно. Кира вряд ли была старше двадцати двух, но держалась с достоинством повидавшего жизнь человека. Она была не очень высокого роста, с красивой точеной фигуркой. А простые джинсы и белая футболка делали ее еще привлекательней. Особую прелесть ей придавали, конечно, темно-рыжие волосы, пышными кудрями спадающие на плечи. Лицо в этой шапке волос было скорее незаурядным, чем хорошеньким. Высокие скулы, красиво очерченные губы, говорящие о чувственности, и темно-голубые глаза, слегка раскосые.

– Очень рада видеть вас, принцесса Рубинофф, – проговорила Лайза, пожимая ее руку. – И, безусловно, я недостаточно хороша для Клэнси. Но его вообще вряд ли кто-то достоин. Тем не менее я пытаюсь.

– Зовите меня Кира. Последние три месяца я была принцессой Рубинофф и чуть с ума от этого не сошла. Так что, пожалуйста, не напоминайте мне об этом.

– Это ведь вертолет Клэнси? А почему он сам не прилетел?

– В Марасефе обеспокоены ситуацией с террористами, так что ему пришлось задержаться. Он просил передать, что прилетит сегодня к ночи или завтра утром.

Лайза похолодела.

– А что там с террористами?

– Пока ничего страшного, – поспешила успокоить ее Кира. – Просто стало известно, что группа неизвестных перешла нашу границу с Саид-Абаба, и они пытаются выяснить, где те скрываются. – Она улыбнулась неожиданно сияющей улыбкой. – Так что у нас будет возможность получше познакомиться. Ты ведь американка? А я училась в колледже в Йеле. Стефан хотел, чтобы я пошла в Сорбонну, но я сделала вид, что меня очень привлекает деятельность там коммунистов, и тогда он передумал.

Лайза подняла брови.

– Тебя действительно интересовали коммунисты?

– Конечно, нет. Я вообще не представляю себе, есть в Сорбонне коммунисты или нет. Но это был единственный способ заставить его послать меня в Америку. – Кира лукаво улыбнулась. – Он же не хотел вырастить на свою голову человека, который решит свергнуть монархию. Стефан не так уж образован, но он слышал о русской революции.

– Неудивительно, что он возражал, – улыбнулась Лайза.

Кира пожала плечами.

– Ну, Стефан возражает против всего, что нравится мне. Он считает, что я родилась специально, чтобы создавать ему проблемы.

– Но ведь это так, – прозвучал позади них суровый голос.

Кира обернулась с радостным криком и бросилась через двор прямо в объятия цыганки.

– Ох, Марна, как я по тебе скучала! – Вся ее светская сдержанность оказалась забыта, она моментально стала похожа на маленькую девочку. – Я так старалась вести себя хорошо, но он все время приводил каких-то типов с куриными мозгами. И руки у них всегда были потные!

– Нечего было вообще туда возвращаться. Я же говорила, ни к чему хорошему это не приведет. – Марна гладила рыжие волосы Киры с материнской нежностью. – А что случилось на этот раз?

– У меня просто не хватило терпения. Уже прошло три месяца, а все мои старания так ни к чему и не привели. Мы были в загородном поместье, и Стефан показывал гостям конюшни. Он только что купил призового жеребца, а дон Эстебан…

– Дон Эстебан – один из этих типов с потными руками? – перебила Марна.

Кира кивнула.

– Самый противный! И при этом он еще и распускал руки. Я просто не могла его переносить. Он все время хвастался своими успехами в корриде. Видимо, он не только крупный виноторговец, но еще и торреро-любитель. Ты знаешь, как я ненавижу бои быков! Эти несчастные животные…

– Я знаю, – успокаивающе произнесла Марна.

– Ну так вот, мы как раз проходили мимо пустого стойла, и его рука оказалась на моем бедре. – Кира пожала плечами. – Тогда я подставила ему ножку, и он упал прямо в стойло.

– И это все?

– А этого было вполне достаточно. Конюхи еще не успели вычистить навоз, так что ему было на что падать. – Кира брезгливо поморщилась. – А Стефан видел это и просто вышел из себя. Так что я бросилась в аэропорт и прилетела прямо в Марасеф. Я решила дать ему остыть, прежде чем вернусь.

– Ты не вернешься, – резко сказала Марна. – Это не имеет смысла. Почему ты позволяешь этому шитке портить себе жизнь?

– Ты же знаешь, почему. Я не собираюсь… – Внезапно она остановилась и обернулась к Лайзе. – Ох, прости меня! Мы ведем себя так невежливо! Тебя, наверное, все это смущает?

– Это не мое дело, – ответила Лайза. – Если вы хотите поговорить наедине…

Кира покачала головой.

– Клэнси любит тебя, и он помог нам в очень сложных обстоятельствах, так что и ты нам не чужая. – Она пожала плечами. – Это ведь совсем не секрет. Вся семья знает, почему мы живем в Седихане. – Она посмотрела на выпирающий живот Лайзы, и в глазах мелькнула насмешливая искорка. – Клэнси, видимо, был слишком занят другими делами и не успел рассказать о наших проблемах.

– Возможно, – сдержанно улыбнулась Лайза.

– Ну, если говорить об этом, то первое, что ты должна знать, это то, что Стефан – надутый осел, нечто вроде…

– Шитки? – подсказала Лайза.

– Вот именно. Тамровия не принадлежит к особенно богатым странам Европы, и он придерживается старорежимных взглядов на брак, как на средство поправить дела. Он пытался пристроить меня замуж за какого-нибудь принца или просто миллиардера с тех пор, как мне исполнилось шестнадцать. За кого именно – ему абсолютно все равно, лишь бы жених имел деньги и власть. Естественно, мне это не нравилось, так что я сопротивлялась.

– Каким образом? Толкая богатых воздыхателей в кучи навоза? – с улыбкой спросила Лайза.

– Это получилось случайно. Для других Марна и я придумывали более изощренные способы. И тогда Стефан подумал и решил: если он не может наказать меня за эти невинные проделки, то может обрушить весь свой гнев на Марну.

– И какие же это были проделки?

– У греческого судовладельца обнаружилась ужасная сыпь, – невозмутимо поведала Марна. – Уж не знаю, почему это вызвало такую панику! Я позаботилась, чтобы все прошло через два дня.

Кира сжала губы.

– Стефан посадил Марну в тюрьму. Он хотел таким образом надавить на меня.

– Но ты вызволила ее и перевезла в Седихан с помощью Клэнси, – закончила за нее Лайза. Надо же, все это напоминает приключенческий роман! Неудивительно, что Клэнси считал союз Марны и Киры взрывоопасным.

Кира кивнула.

– Ну да. Я…

– Кира, ей незачем стоять тут на солнце, слушая твою болтовню, – перебила ее Марна. – Я пойду приготовлю твою комнату, а ты проводишь Лайзу в дом и дашь ей чего-нибудь холодного попить. Проследи, чтобы она приняла витамины. – Она повернулась и быстро пошла через двор.

– Ой, прости меня! – виновато воскликнула Кира. – Я и не знала, что тебе нельзя напрягаться.

– Мне можно все! – со вздохом сказала Лайза. – Она обращается со мной как с хрустальной вазой. У меня были некоторые осложнения на втором месяце, и с тех пор меня здесь всячески оберегают.

Кира понимающе кивнула, с нежностью глядя вслед Марне.

– У нее такое доброе сердце, и она тебя очень любит. Я сразу это почувствовала. Марна всегда заботится о тех, кто ей нравится.

– Ты, наверное, тоже, – сказала Лайза, глядя на девушку.

– Я люблю ее, – просто ответила Кира. – Она меня вырастила. Моим родителям и Стефану никогда не хватало для меня времени, а Лэнс не мог жить в Тамровии, он всегда жил в Седихане. И Марна была матерью, учительницей и подругой в одном лице. Вот почему я не могла допустить, чтобы она жила в ссылке. Марна цыганка, а цыгане – вольные люди, но очень привязаны к своему роду. Я сначала думала, что она привыкнет к Седихану, но она здесь ужасно несчастна.

– И поэтому ты вернулась в Тамровию?

– А что еще я могла сделать? Я надеялась, что если соглашусь терпеть все эти ухаживания, то Стефан простит Марну. – Она скривилась. – Я все испортила. Если бы я еще немножко потерпела…

– И ты хочешь вернуться?

– У меня нет другого выхода. Придется еще раз попробовать. Но это еще не сейчас! – Она весело тряхнула головой и расправила плечи, словно сбрасывая с них тяжесть. – Пока что я свободна и собираюсь наслаждаться жизнью. Ну пойдем, я должна дать тебе таблетку, а то Марна свернет мне шею.

В несколько последующих часов Лайза обнаружила, что прекрасно проводит время. Кире было присуще умение вкладывать в общение очаровательный энтузиазм. Она вообще была очаровательна, и к концу вечера Лайзе казалось, что она знает Киру много лет.

После ужина они пили кофе в библиотеке. И тогда Лайза начала ощущать некоторое беспокойство. Было около десяти. Клэнси уже должен был прилететь.

– Ты хмуришься, – сказала Кира, внимательно вглядываясь в ее лицо. – В чем дело?

– Ничего. Просто я думала о Клэнси. – Лайза попыталась улыбнуться. – Я помню, ты говорила, что он может задержаться. Наверное, я слишком беспокоюсь.

– Ты беспокоишься о нем, он беспокоится о тебе. – Лицо Киры стало вдруг печальным. – Наверное, это замечательно так любить друг друга.

– Да, замечательно, – сказала Лайза дрогнувшим голосом.

Кира нахмурилась.

– Но тогда какого черта ты за него не выйдешь? – Ее взгляд коснулся живота Лайзы. – Ты носишь его ребенка, а Клэнси слишком старомоден и наверняка хочет, чтобы ребенок был рожден в браке. Он, должно быть, ужасно переживает из-за этого.

– Ты так думаешь? – спросила Лайза. Клэнси не заговаривал о браке с того дня в Пэрадайз Кэй. Но даже тогда он признавал ее право жить своей жизнью.

– Я точно знаю, – уверенно сказала Кира. – Вы что, никогда ни о чем серьезном не говорите? Клэнси не так современен, чтобы приветствовать свободную семью. Удивляюсь, как он не привел тебя в магистрат под дулом пистолета.

«Он никогда не сделал бы этого», – подумала Лайза с нежностью. Клэнси обещал ей полную свободу и никогда не откажется от своих слов, чего бы это ему ни стоило.

– Ну вот, опять я… Я знаю, что это не мое дело. Просто мне жалко видеть Клэнси несчастным. Забудь, о чем я говорила.

– Не забуду, – медленно сказала Лайза. – Потому что я тоже не хочу видеть его несчастным.

И она действительно не могла об этом забыть, даже когда простилась с Кирой и поднялась в свою комнату. Лайза приняла душ, надела ночную рубашку и легла, даже не выключив настольную лампу. Она знала, что не заснет, пока не приедет Клэнси. Какой же надо быть слепой, чтобы не заметить его переживаний! Неужели она такая эгоистка? Внешне он казался вполне довольным, как и она сама, но кто знает…

Дверь неожиданно распахнулась, и Лайза села в кровати. Клэнси! Волна облегчения захлестнула ее при виде любимого.

– У тебя все хорошо? – спросил он, входя. – Прошу прощения, что не мог прилететь раньше, но…

– У меня все в порядке, – перебила Лайза. Он выглядел таким уставшим! Складки у губ обозначились резче, кожа на скулах натянулась. – А ты как? Я за тебя волновалась.

– Правда? – Клэнси подошел к ней, сел на кровать и обнял ее. – Это приятно слышать. – Он нежно поцеловал ее. – Может быть, мне стоит почаще отлучаться?

– Нет! – Она изо всех сил прижалась к нему. – Не надо.

– Я привез сюда Гэлбрейта, – сказал Клэнси, поглаживая ее по спине. – Возможно, мне придется опять уехать на пару дней. Я хотел, чтобы рядом с тобой был тот, кто может тебя защитить.

Лайза окаменела.

– Защитить меня? Но зачем меня защищать?

– Просто предосторожность. Не хочется оставлять тебя одну. Ты слишком много значишь для меня, чтобы я мог рисковать. А как тебе Кира?

– Очень понравилась! Я рада, что она немножко здесь побудет. Она просто излучает энергию.

– Уж это точно! – Клэнси нахмурился. – Но не позволяй ее энтузиазму увлекать тебя. Она считает, что все остальные так же энергичны, как и она. А тебе надо поберечься.

Лайза кивнула.

– Это я заметила, но все равно общение с ней очень приятно. – Внезапно ее глаза погрустнели. – И у нее такая прекрасная фигура! Я не завидую ее активности, но все бы отдала за то, чтобы не выглядеть такой неуклюжей!

Клэнси положил руку на ее живот и начал слегка поглаживать.

– Это тебя действительно беспокоит?

– Каждую женщину беспокоит то, что она непривлекательна, хотя все они знают, что это не так уж надолго. Конечно, я прекрасно понимаю, что результат того стоит, тут и сомнений нет, но меня это все равно беспокоит. – Она неуверенно улыбнулась. – А ты как на это смотришь?

– Ты правда считаешь себя непривлекательной? – Клэнси явно не мог поверить своим ушам. – Но почему ты так думаешь? По-моему, ты сейчас намного красивее, чем когда я впервые тебя увидел.

– Это очень мило с твоей стороны так говорить, но…

– Да вовсе не мило. Я же сказал тебе, я всегда говорю правду. – Он взял ее лицо в ладони и заглянул в глаза. – Каждый день я смотрю на тебя, замечаю в тебе перемены, и это наполняет меня восторгом. Твоя кожа как будто светится, она стала похожей одновременно на шелк и на бархат. Твои волосы блестят на солнце. Все твое тело наливается соком, как дерево во время цветения. Ты вся словно олицетворение свежести, красоты и новой жизни. – Он посмотрел на нее взглядом, полным любви. – Неужели ты сама этого не видишь?

– Нет. – Ее глаза блестели от непролитых слез. – Но я очень-очень рада, что ты так это видишь! – Лайза повернула голову и прижалась губами к его ладони. До чего же он чудесный! Как ей повезло, что она его встретила! – Значит, ты не будешь смущаться, стоя со мной перед священником?

Клэнси замер.

– Что?

– Я прошу тебя сделать меня честной женщиной. – Лайза улыбнулась дрожащими губами. – Конечно, если ты сам этого хочешь. Кира думает, что ты хочешь, но если она ошибается, то…

– Если я хочу?! – Его лицо озарилось тем самым восторженным светом, как тогда, когда она сказала ему о предсказании Марны насчет ребенка. Голубые глаза сияли от счастья. – Еще бы я не хотел! Ты же прекрасно знаешь, что я мечтаю об этом. – Внезапно он нахмурился. – Надеюсь, не Кира уговорила тебя пойти на это?

– Нет, она просто высказала предположение, что тебя должно беспокоить рождение незаконнорожденного ребенка. Нашего ребенка. Я поняла, что мне этого не хочется. – Лайза поцеловала его. – Мне нравится жить с тобой во грехе, но мне еще больше понравится быть твоей женой.

Клэнси глубоко вздохнул, пытаясь овладеть собой.

– Тогда давай прямо завтра. Мы полетим в Марасеф и поженимся. Я не хочу тянуть, чтобы ты не передумала.

– Я не передумаю. Но почему ты не сказал мне, что это так важно для тебя?

– Я боялся, что ты сбежишь от меня прямо в пустыню, – ответил Клэнси. – Ты так боялась брака после Болдуина! Я не хотел требовать от тебя большего, когда ты и так дала мне очень много.

– Это ты только отдаешь. – Лайза улыбнулась сквозь слезы. Надо подумать, как изменить это положение, начиная прямо с завтрашнего дня. – А сейчас ложись, ты выглядишь измученным.

– Я и вправду измучен. – Он еще раз поцеловал ее и встал. – Эти два дня были очень тяжелыми. Сплошные тупики. Каждый раз, посылая людей в очередное место, где скрывались террористы, мы обнаруживали, что они только что ушли. У них определенно есть информатор во дворце. И это одна из причин, по которой я должен туда вернуться. Надо перекрыть этот канал. – Клэнси быстро разделся, выключил свет и лег в постель. Он обнял Лайзу сзади, положив руки на ее живот. – Как приятно вот так тебя держать! По-моему, позапрошлой ночью я заметил, как он шевелится. А что, уже пора?

– Да, он двигается время от времени.

Его дыхание стало ровным, руки тяжелели.

– Скажи мне в следующий раз, когда это почувствуешь. Я хочу… – Он умолк, и Лайза подумала, что он заснул. Но он еще раз заговорил, сонным шепотом: – Такое чудо…

По щекам Лайзы побежали слезы. Как же она его любит! Кажется, ее сердце разорвется от этой любви. Боже мой, а она еще не сказала ему об этом! Надо обязательно сказать, как только они поженятся. Хочется надеяться, что судьба не будет настолько жестока, чтобы отнять у нее эту любовь. Она не выдержит, если потеряет Клэнси… Нет, она не должна быть такой трусихой. Клэнси всегда был таким открытым с ней. Она должна ответить ему тем же. Своей любовью он убедил ее в том, что она сможет начать новую жизнь. Эта жизнь должна быть яркой, счастливой и, безусловно, честной.

Лайза закрыла глаза. Надо попытаться уснуть. Завтра они поженятся. Но она еще долго лежала, думая о Клэнси, об их ребенке и об ожидающей их новой жизни. И о последних словах Клэнси: «Такое чудо!»