Глава третья Управление «Л»

Привет. Я Андрей Горбенко, и мы уже знакомы. Так что особо разгоняться не буду, малость поплачусь в жилетку и сразу переедем к нашим баранам. Или к баронам – как вам будет приятнее.

Вот есть такой – Яша Белый. Сорока пяти лет от роду, небольшого роста, но такой весь из себя розовый, упитанный, красивый и важный.

У Яши особняк за двенадцать «лимонов» у. е. в ста километрах от Москвы, две яхты на Волге – за пару получается чуток дешевле особняка, целый парк дорогих престижных иномарок и очень нескромные счета в разных банках. По поводу счетов – это не из серии ОБС (одна бабка сказала), мы его разрабатываем, вся информация проверена и подтверждена.

Яша пользуется большим авторитетом, имеет солидные связи и огромное влияние, на местном уровне он всемогущ. Короче, почти что бог местечкового розлива. Местные силовики и ребята из юстиции почитают за честь разделить с ним трапезу, администрация частенько обращается с просьбами решить разные проблемы, местная общественность, игриво улыбаясь и податливо оттопыривая попку, величает его бизнес «нашим градообразующим предприятием».

Вопрос. За что человек удостоился такой чести? Какую пользу принес стране, чем таким занимается, что у него разве что птичьего молока нет, и все на руках носят?

Ответ. Яша Белый – двойной барон. Он цыган. Глава местной цыганской банды (другого определения от меня не дождетесь), или барон, как они любят себя величать. А еще Яша «держит» всю наркоторговлю в Торквелово и окрестностях. Если попросту, в обиходе – наркобарон.

То есть это тот самый человек, который целенаправленно убивает нашу молодежь и наносит колоссальный вред нашему генофонду, крестный отец всех торквеловских и черноярских даунов.

Блин… Нет, не поймите превратно, это не маразм – я давно в этой кухне, в курсе, что почем и кому на Руси жить хорошо…

Просто иногда находит. Е-мое, где логика?! Это как же, вашу мать, извиняюсь, понимать?! Все все знают, сокрушенно разводят руками, по центральным каналам раз в год показывают эти особняки (тут в Торквелово целая улица такая – кстати, не падайте: улица называется «проспект Яши Белого») и рассказывают, чем занимаются их хозяева…

И – ни фига. Все остается на своих местах. Милиция, ФСКН, ФСБ, Совет безопасности и прочая и прочая… И Яша Белый. Почетный гражданин г. Торквелово, уважаемый человек, благодетель, меценат и попечитель учреждений среднего образования. На свои деньги построил школу – там все очень здорово, оборудовано по последнему слову техники, приглашены лучшие педагоги… и учатся одни цыганские дети – по телевизору недавно показывали, восторгались, как это все зашибись…

А вот, к примеру, есть еще Андрей Горбенко. Сирота, детдомовец, бывший погранец, нищий мент, все имущество – копеешная «шоха» и развалюха в Балашихе (и то бросил, и бог знает, удастся ли еще на той «шохе» поездить и в той развалюхе пожить).

И сейчас ситуация сложилась так, что этому Горбенко буквально все до одного места. То есть он так влетел по жизни, что все равно убьют – при любом раскладе, это лишь вопрос времени. Так что, сами понимаете, для него надуманных дилемм не существует, одним ублюдком больше, одним меньше – разницы буквально никакой.

Эй вы там, наверху! У нас по Руси ходят тысячи таких Горбенко. Тысячи! Намек понятен? Если нет, пригласите на собеседование, я прямо скажу, если вы такие тупые, сами не догадываетесь…

Уфф… Все, пар выпустил. Спасибо за терпение. Плавно переезжаем к теме.

– Девятый – Первому.

– На приеме Девятый.

– Что-то ты совсем заснул.

– Да не о чем докладывать. Все нормально.

– Что, совсем никого?

– Ну, минут пятнадцать назад два черных джипа проезжали. Но они даже не притормозили.

– А посетители?

– Нету посетителей. Час назад последние двое вышли, больше никого не впускают. Табличку повесили – «спецобслуживание».

– Ну, понял. До связи…

Собакин едет на встречу с Яшей Белым. Пятница – «день гр. стакана» по местному летоисчислению, полдень.

Мы в обеспечении. С Собакиным в экипаже я и мои «руки» (опера из моего отделения – Виталий Белов и Витя Семенов, похожи друг на друга, как будто в самом деле близнецы). Плюс еще четверо оперов в двух машинах. Кроме того, неподалеку на трассе стоит микроавтобус с отделением Разуваева. Это резерв – на всякий случай.

То есть от ведомства, с представителем которого желает встретиться Яша Белый, присутствует один Собакин. Если вдруг что не срастется – все остальные вроде как и не при делах.

Вообще у нас за последнюю неделю уже наметилась определенная методика: Собакин прет паровозом, его направление генеральное, остальные наподобие состава, едут тихонько сзади, прячась за его широкой спиной. Типа того, что это он тут самый главный половой разбойник, по своей личной инициативе сурово любит всех, кто пасется на местном рынке.

Идея, в общем-то, простая, и особой оригинальностью не отличается: ошизевший начальник межрайонного отдела, со всепобеждающей грацией бульдозера прокладывающий себе путь вверх по карьерной лестнице. Неуправляемый, дурной, никакое начальство справиться не может (легенда – крепкая волосатая рука на самых верхах), семьи нет, бесстрашный, как пьяный самурай. Короче, полный камикадзе. Маленький эксперимент в рамках общей программы: что в условиях современной России может сделать на месте руководитель средней руки, если у него «железное очко», никто не пинает сверху, а на самого себя ему глубоко плевать.

Эксперимент, правда, не совсем «чистый». В природе, как правило, не бывает таких людей, которым буквально нечего терять – всегда можно откопать что-то такое, что даже самому распоследнему отморозку дороже его никчемной жизни. Ну а такого, чтобы начальство вообще отошло в сторону и опустило руки, – такого вообще не может быть в принципе. У нас повсюду – жесткая вертикаль кормления, так что в «реале» такого типа давно бы сняли, перевели, уволили, убили.

Но тут, видимо, решили чистотой пренебречь – то ли других вариантов нет, то ли еще по какой причине.

И все вроде неплохо: Управление в тени, на виду только злобный, вконец отвязавшийся Собакин…

Однако получается, что он и в самом деле камикадзе. Я тут про себя, любимого, горько и возвышенно грустил: вот он я, современный герой нашего времени, истребитель воров, положивший жизнь на алтарь служения Отечеству…

Но я-то в тени, спрятался, сижу тут, как в окопе, на охраняемом объекте, и никто не знает, куда вообще я делся.

А Собакина выставили на всеобщее обозрение. Как мишень в тире. Нате, любуйтесь, палите, кому не лень.

Думаю, надо иметь немалое мужество, чтобы добровольно подписаться на такой вот расклад. Я Собакина знаю мало, но уже лишь только за одно это он заслуживает самого глубокого уважения. Респект тебе, товарищ Собакин. Если тебя быстро убьют, я буду сильно расстроен…

– Первый – Девятому.

– Слушаю?

– Приехали.

– Конкретнее?

– Белый «Мерседес» заехал на стоянку. Объект и с ним двое – охрана, судя по всему, вышли, направляются ко входу. Так… Все – зашли.

– Больше никого?

– Никого.

– Хорошо. Мы сейчас подтянемся, смотри – не будет ли еще каких телодвижений…

Да, до настоящего момента мы ехали на встречу довольно вяло, а вернее будет сказать, просто стояли в укромном уголке неподалеку от назначенного места и выжидали. Собакин намеренно опаздывает (назначили на 13.00) – то ли хочет важной шишкой показаться, то ли таким образом выказывает отношение к объекту – не знаю, он не делился на этот счет.

– Так, хлопцы, все сидим на связи, ждем команды. В «Данко» едем вчетвером, нечего там толпу создавать…

Опера остались на месте, Собакин, я и «близнецы» поехали на встречу.

Встреча назначена в кафе цыганского театра «Данко», что размещается в старинном купеческом особняке на окраине Торквелово.

Для справки: этот городок не всегда имел такое скверное имечко и еще более скверную репутацию. До еврейского переворота здесь жили преимущественно тороватые купцы и ремесленники, известные по всей России своим мастерством. Город назывался Марьин Посад, помимо всего прочего славился своими монастырями, в которые ездили лечиться убогие со всей Руси, крестьянство окрестных деревень отличалось рачительностью и трудолюбием, а местные ярмарки бывали не хуже знаменитых нижегородских. Ловкие интернационалисты изничтожили крестьянство и купечество как класс, монахов расстреляли, монастыри перепрофилировали в тюрьмы, ремесленников забрали в Красную армию, а в окрестных деревнях стали сеять коноплю для нужд революции.

Значительно позже, уже в хрущевский период, город переименовали в честь товарища Торквемады, который вроде бы где-то когда-то чего-то выжигал огнем и выковыривал мечом. Я интересовался данным товарищем: оказывается, он не только слыл большим мастером массового отжига, но на досуге, между делом, был инициатором изгнания евреев из Испании.

Как видите, тот, кто так неласково обозвал этот городок, был большим циником.

В хрущевский же период сюда за каким-то трюфелем понаехала целая орда Будулаев. То ли здесь климат особый, то ли еще где – но только лишь сезонными наездами дело не кончилось: вся таборная массовка в конечном итоге прочно обосновалась и угнездилась в этом славном местечке.

Теперь в бывшем театре русской драмы размещается цыганский театр «Данко». Театральное кафе пользуется огромной популярностью, здесь по вечерам тусуется местная элита. А в дневное время почтенный горожанин Яша Белый принимает в нем гостей и встречается с нужными людьми.

Собакин – нужный человек. Глава межрайонного отдела ФСКН. С того момента как его назначили, Яша Белый искал случай встретиться с ним. До сего дня Собакин ловко уклонялся, а теперь вдруг сам «навел мосты» и предложил пересечься. Для чего, спрашивается? А я не в курсе – подробностей Собакин не раскрывал, просто сказал, что надо поехать, пообщаться. У нас не принято без повода проявлять любопытство: если по делу что-то надо, скажет.

Единственно, немного напрягает: если едем просто общаться, зачем прикрытие, да еще и резерв на трассе? Непонятно.

Впрочем, сейчас все узнаем…

* * *

Машину мы припарковали на стоянке, борт в борт с роскошным белоснежным фашистом, бликующим в лучах полуденного солнца всеми цветами радуги. Наша поношенная серая «Мазда» смотрелась рядом с этим красавцем как канализационная крыса у ног полярного медведя, но зрелищем насладиться было некому: разве что швейцару у входа.

– Так… Вы, хлопцы, берете охрану.

– В смысле, валим сразу, как заходим?

– В смысле: контроль – следите за каждым жестом. Товарищ непредсказуемый, так что подстраховаться не помешает… И вообще – посерьезнее.

– Понятно.

– За Яшей сам присмотрю. Стволы доставать только в самом крайнем случае. Прошу проявить выдержку…

– Че-то так стращаешь, будто к конченым отморозкам собрались. Яша – товарищ интеллигентный, кроме того, мы тут не на пустыре…

– Не, понятно, но… Короче, будьте готовы.

– К чему?

– Да увидите. Ко всему, короче.

– Однако заинтриговал!

– Ну все, потопали…

Швейцар у входа «прикинут по теме»: хромовые сапоги, плисовые шаровары, кумачовая атласная рубаха, кушак, кудри. Не в тему только цвет прически и национальность: парень явно славянских кровей, к тому же яркий блондин.

– Ну и как оно – в холуях у чернож?.. – походя уточнил Собакин, грузно поднимаясь на деревянное крыльцо с резными столбцами.

– Ничаво… – буркнул белый «цыган», поворачиваясь в профиль и пряча густо напудренный синяк под левым глазом.

– Ну-ну…

В кафе просторно и уютно. Небольшое фойе с гардеробом, две лестницы, справа и слева от входной арки (двери нет, только разноцветные висюльки), убегают на бельэтаж. Зал просторный, с высоченным потолком, аккурат по центру – сцена. Судя по всему, раньше это был зрительный зал. Получается, они тут все разломали и сделали три в одном: жрут, пьют и смотрят представление. А там, где сейчас бельэтаж, раньше был балкон с ложами.

По периметру бельэтажа – кабинеты, затянутые бархатными шторами. Один кабинет, справа по курсу (некогда – крайняя ложа), расшторен, как заходишь в арку, сразу бросается в глаза – там сидят трое: милицейский, прокурорский и какой-то товарищ в штатском.

Имеет место этакая предпраздничная суета, сдобренная всеобщим приподнятым настроением. Несколько столов посередке сдвинуты в ряд, бегают симпатичные официантки в ярких цыганских тряпках, таскают холодные закуски, по ходу дела хихикают и всем подряд строят глазки. С кухни доносится веселое переругивание поваров, в зале пахнет так вкусно, что хочется сразу же присесть к столу и чего-нибудь быстренько слопать. На сцене разминаются артисты, мужчинка микрофоны отлаживает, музыканты гитары настраивают.

Эх, гуляй, ромалы! Собакина, что ли, так встречают?! Здорово! И чего я не начальник всей местной Госкомдури? К нам приехал, к нам приехал…

Двое здоровенных мужчин в черных костюмах стоят справа от входа, едят нас глазами. Судя по физиям – цыгане, мал-мал курчавые, черноглазые. Костюмы просторные, непонятно, есть у них оружие или нет. А даже если и нет: непросто будет справиться. У нас, правда, один Собакин троих стоит – но ребята больно уж здоровы…

Так, а вот и Яша.

Яша страшно занят. Идет вдоль столов, берет одной рукой бутылки с напитками, придирчиво рассматривает, крутя во все стороны, в другой руке держит телефон и с кем-то деловито общается, умудряясь при этом периодически прерываться, чтобы отдать какие-то указания метрдотелю. Метрдотель, одетый не по форме (все в ярком, а он затянут в классический смокинг), почтительно шествует сзади, записывает за хозяином, прилежно склонив голову набок.

– А, Гриша! Здравствуй, дорогой. Ты извини, я тут немного в запутках с планами: у меня, оказывается, сегодня московское правительство гуляет. Сейчас быстренько все организую – потом с тобой… Минутку, ладно?

Ага, вот оно что… Это что – представление? Специально, чтобы поставить Собакина в стойло? Типа того, я звал, ты не ехал, теперь ты сам захотел, а я занят – и вообще, ваше место в кассе у биотуалета!

Если так – это круто. Это уже само по себе впечатляет: столько телодвижений, чтобы «посадить на понятия» злобного варяга, ворвавшегося в местную сонную благодать. Стой теперь, как дурак, посреди зала и осознавай, какой ты весь из себя никчемный. И по ходу дела строй перспективы, соображай, что с тобой могут сделать высокие покровители Яши, ежели вдруг поведешь себя как-нибудь неправильно.

– Да-да, я сказал – яхта уже готова… Нет, не стоит… Ну что ты как маленький! Я в курсе, что Юрий Владимирович любит футбол… Да, организую – какие проблемы, дорогой? Первый раз, что ли?… Хорошо, сделаю… Да нет, можешь даже не звонить больше – все будет…

Интересно… Остаться посмотреть – москвичи приедут или это одни понты? То, что местных вельмож подтянул для важности, – это дело житейское, люди свои… Но если, в самом деле, и москвичей приурочил специально для того, чтобы разом расставить все точки над где надо, – тут уж я не знаю… Глыба, матерый человечище!

– Уфф, вроде бы все. – Яша спрятал телефон, манерно оттопырив пальчик, промокнул и без того сухой лоб шелковым платочком. – Опаздывают – будут только через три часа. Устал я от них. Катаются, как к себе на дачу. С другой стороны – люди нужные, надо уважение оказывать… Ну что – пойдем, присядем…

Тут Яша дружески принял Собакина под локоток и широким жестом указал наверх – в сторону открытого кабинета на бельэтаже, где терпеливо ожидала троица местных вершителей судеб.

– …перекусим, чем бог послал, заодно и поговорим…

Собакин решительно забрал руку, отстранился с дежурно-брезгливым видом – как дератизатор от очередной крысятины…

И с расстановкой, внятно и довольно громко произнес:

– У нас на Руси не принято ломать хлеб с врагами и бесчестными людьми.

Яша заметно растерялся: развел руками, нервно огладил красивую серебристую бородку…

– Ну… Гхм-кхм… Эмм… Ты знаешь – я маленько нерусский…

…метнулся глазками, напоролся на мой тяжелый, изучающий взгляд, дернулся от неожиданности – будто током ударило, скомкал в руке платочек…

– Гхм-кхм… А ты у меня в гостях, так что…

– А я – русский, – непримиримо заявил Собакин. – И здесь ты тоже все попутал: это моя земля, и ты у меня в гостях. Так что жрать мы с тобой не будем. У нас и базара-то всего на полминуты: я тебе доведу, ты скажешь «да», и – разошлись.

Яша обескураженно крякнул и стал стремительно алеть щеками. Не ожидал.

– Ну, Гриша… Ну давай, объявляй…

– Не «объявляй», а доводи, – сурово поправил Собакин. – Довожу. Считая от сего дня, с четырнадцати ноль-ноль, у тебя ровно семьдесят два часа. За это время тебе надо продать все свое имущество, свернуть бизнес, собрать в кучу всех сородичей и свалить отсюда подальше. Как минимум за триста километров. Все понятно?

В зале вдруг стало тихо. Замерли на месте официантки, боясь звякнуть посудой, застыли, как изваяния, люди с гитарами на сцене, мэтр шикнул через раздачу – на кухне тоже воцарилась тишина. Слышно было, как наверху, в кабинете, кто-то из троицы властей предержащих нервно прочистил горло…

– Не понял… – Вид у Яши был такой, словно ему на званом обеде оглушительно пукнули в лицо. – Ты это… Ты вообще сам понял, что сейчас сказал?!

– Расшифровываю, – терпеливо пояснил Собакин. – Через семьдесят два часа в Черном Яре и Торквелово начнет действовать государственная программа «Контроль». Все наркозависимые регистрируются в Черноярской клинике, где они будут получать квалифицированную помощь. Реализация любых психоактивных веществ целиком и полностью переходит в государственную монополию. А все, кто попробует незаконно торговать наркотиками, будут уничтожены.

– Ты хотел сказать – арестованы…

– Я сказал что хотел. Повторю: будут уничтожены. Физически. У тебя в банде двести тридцать пять лиц наркоторгового возраста. Мы внесли в список всех, кто так или иначе связан с процессом торговли, включая детей от десяти лет и дальше. Так вот, чтобы избежать ненужных жертв, я делаю тебе щедрое предложение…

– Не понял… – Теперь Яша откровенно пошел пятнами. – Ты что, вообще…

– Слушай, урюк, ты че такой тупой? – Собакин сделал два шага к Яше (телохранители справа от входа заметно напряглись – мы с «близнецами» демонстративно развернулись в их сторону и сунули руки под мышки), взял его за галстук и с отеческой заботой стал поправлять узел. – Я тебе в третий раз повторяю, макака ты дебильная…

– Еще шаг – стреляю. – Я мгновенно выдернул из оперативки пистолет и направил на телохранителей, рванувшихся было к месту событий.

«Близнецы» тотчас же последовали моему примеру. У меня не особенно внушительный вид, но когда достаю оружие, люди верят тому, что я говорю: «шкафчики» замерли на месте и, спрятав руки за спины, стали пожирать нас взглядами.

Теперь ясно: нет у них оружия. Не ожидал Яша, что все будет вот так, чувствовал себя в безопасности, как в собственном доме…

– …у тебя семьдесят два часа, чтобы собрать в кучу всю свою чернож… банду и с…ться отсюда на свою е… историческую родину…

– Э, коллега! – прокурорский товарищ вылез из кабинета, перегнулся через перила и, негодующе тряся сочными брылами, воззвал к собакинской служебной этике: – Ты чего тут устроил? Ну-ка, немедленно прекрати!

– Пи…сам слово не давали! – деловито огрызнулся Собакин на прокурорский окрик и, еще плотнее затянув галстук на шее Яши, страстно продолжил:

– Я не знаю, куда вы потащите свои грязные жирные ж… – в свою е…чую Бессарабию, или, е… пид…скую Трансильванию…

– В Индию, – зачем-то подсказал один из «близнецов» – грамотный Виталька Белов.

– Чего?! – Собакина аж перекосило – типа того, какого хрена ты лезешь, когда не спрашивают?!

– Цыгане происходят из Индии. По факту они – индусы…

– Да мне по х…, кто вы по факту, мрази е…! Индусы – так уе… в свой б…ский Мадрас или е… Бомбей. Короче – куда хотите. Но чтоб через семьдесят два часа ни одной вашей наркоторговой твари тут не было. Ты меня понял, сладкий мой?!

– Да что ж это такое! – взвизгнул прокурорский. – Да скажи же что-нибудь, Виктор Михалыч, арестуй его, что ли…

– А ну прекращай! – теперь к прокурорскому присоединился милицейский из кабинета: погон снизу видно не было, но лицо – в три дня не объедешь. – Я тебя сейчас…

– Так, вы, там, наверху! – Взгляд Собакина метнулся наверх, преисполнился высшей степенью кровожадности и стал похож на двустволку. – А ну! Быстро! Захлопнули вафельницы! И – бегом в будку!!!

– Да ты…

– В будку, бл…!!! Че, х… поднимаете?! Ща арестую обоих за пособничество! У меня, б…, на каждого из вас – материал и санкция генерального. Только, б…, вякните мне еще че-нибудь!

Черт… Надеюсь, он знает, что делает. Один звонок – и нас будет выковыривать отсюда вся местная милиция вкупе с ОМОНом и под руководством прокуратуры…

– Ну смотри, Собакин, – со смертельно обидой в голосе прошипел прокурорский. – Теперь-то ты уж точно допрыгался…

Ага, так он его знает! Ну, популярный у нас Григорий – просто ужас. Удивительно, как с такой известностью – и до сих пор жив-здоров…

– Так ты меня понял, нет?! – с придыханием уточнил Собакин, возвращая свою «двустволку» к Яше.

– Понял, – тихо ответил Яша, отступая на шаг назад и раздергивая туго затянутый узел галстука. – Я тебя понял… Бесстрашный ты человек, Гриша. У тебя семьи нету?

– Нету. – Собакин издевательски хмыкнул. – И клал я с разбега на все ваши угрозы. Кстати, заметил – вот этот паренек на тебя как-то так пристально смотрит?

Тут Собакин вполне дружелюбно подмигнул Яше и кивнул в мою сторону.

Так, а вот это совсем зря – мы так не договаривались!

– Это тот самый опер, что шлепнул Зураба.

Яша на миг даже забыл про унижение и ненависть: с большим интересом уставился на меня, как будто отмечая что-то в своей «оперативной памяти»…

– А теперь угадай с трех раз, чего он тут делает. Угадаешь – будет тебе подарок.

– Подарок?

– Да. Неплохой такой подарок – жизнь называется. Все, Яша, бывай. У тебя есть семьдесят два часа. Подумай о своем народе…

* * *

Обедали на базе.

– Ничего… Меня и здесь неплохо кормят, – тихонько вздохнул после обеда Собакин.

Раньше на Руси, нанимая работников, хозяин накрывал им стол и смотрел, кто как ест. Была такая примета: если у человека отменный аппетит, значит, он и работник хороший.

Если судить по Собакину, то примета верная. Собакин – большой любитель пожрать. Я в принципе тоже отсутствием аппетита не страдаю, но до него мне далеко. Уже через час после обильного обеда он опять готов чего-нибудь пожевать, а когда о чем-то отвлеченно размышляет и «выключается» из обстановки, периодически бормочет что-то вот в таком духе:

– Пельмешек бы, с полсотни… Или сковородку картошечки с грибочками… Ммм…

Доводилось мне с такими товарищами трудиться. Они в буквальном смысле «горят» на работе: круглые сутки на ногах, постоянно поспешают, во все вникают и тратят на порядок больше энергии, чем остальные, – и физической и духовной. Ну и, понятно, при таких тратах возникает потребность в усиленном питании. Кстати, если таким людям удается дожить до пенсии, они потом стремительно толстеют и превращаются в этаких ленивых жирных Обломовых. Не тех, что всем подряд устраивают обломы, а которые просто валяются на диване наподобие хрестоматийного героя Гончарова из одноименного романа.

Думаю, Собакин так сурово разговаривал с Яшей еще и потому, что в тот момент его душила крепенькая жаба: там было столько всяких деликатесов – но, увы, не для нас. Это ведь, наверное, надо быть вообще бессовестным, чтобы принять угощение от человека, а потом трепать его за галстук и говорить в лицо гадости.

Понятно, что после разносолов в Яшином заведении нашу кухню можно назвать более чем скромной. Хотя, если не сравнивать с ресторанным меню, кормят у нас довольно вкусно и питательно.

Я спросил у обедавшего с нами Доценко (если кто запамятовал – это начальник нашего отдела), есть ли какие-нибудь материалы на тех прихлебателей, что сидели у Яши на бельэтаже.

– Есть. – Доценко свойски подмигнул. – У нас много чего есть. И много на кого.

– А ты думал, я их просто вот так запросто на «понт» взял? – Собакин хмыкнул. – Обижаешь, коллега. Не та публика, чтоб понтами бросаться. Тут надо быть готовым ответить за каждое слово…

– А когда успели? – удивился я. – Мы за Яшу только-только взялись, с того краю еще никого не разрабатывали…

– Да мы тут ни при чем, – рассеянно буркнул Доценко, просматривая вполглаза какой-то список. – Это отдел обеспечения данные готовит…

Понятно… Отдел обеспечения – это те загадочные товарищи, что на общем собрании скрывали свои лица под вязаными шапочками. Поначалу я думал, что это именно они будут выполнять разного рода «деликатные поручения». По ходу работы выяснилось, что все деликатные поручения выполняет как раз наш отдел. А эти загадочные хлопцы просто сидят на охраняемом объекте и, судя по торчащим из-за забора антеннам, работают с какими-то информационными технологиями. Может быть, занимаются технической разведкой, шпионажем или еще чем-то в таком духе.

Не понял только, зачем их заставляли прятать лица от остальных сотрудников. Тоже мне, великая тайна: местные менты и прокуратура в доле с наркобаронами. Думаю, такая жуткая тайна есть в каждом приличном городе нашей необъятной Родины и любой местный опер в нее посвящен с ног до головы. И ничего – обходимся как-то без шапочек…

Под персиковый компот обсудили незавидные собакинские перспективы. Прикинули примерный срок, когда разобиженные торквеловские все подчистую «пробьют» и начнут целенаправленно мстить. Раньше чем через неделю гранат в кабинет и киллеров на собакинских маршрутах ждать вряд ли стоит, но осторожность следует проявлять уже прямо сейчас. Вот допьем компот, выедем с базы – и сразу начнем проявлять.

– Про Зураба впарил? – уточнил Доценко.

– Да. – Собакин лукаво улыбнулся и покосился на меня. – Хм…

– Ну и как?

– «Как» мне или «как» им?

– Как вообще.

– Лично я получил огромное удовольствие. И от ультиматума и от сдачи Андрюхи. Чуть не кончил. Гы-гы…

– Однако и сволочи же вы, дорогие коллеги…

– А Яша?

– Яша, по-моему, тоже был на грани оргазма. Видел бы ты его лицо в тот момент! Короче, признаюсь: я таких тасок никогда раньше не испытывал. Верно замечено: правду говорить легко и приятно. А в этом случае было – ну просто очень приятно!

Понятно. Значит, этот вопрос был решен заранее – никакой самодеятельности, все по плану. Я даже не стал спрашивать, с какой целью меня сдали, – ответ наверняка будет: «оперативная необходимость», и вообще, тебе все равно уже все по…

– С этого момента один по городу не перемещаешься, – распорядился Доценко, сунув список в папку и соорудив суровый взгляд. – Минимум – с «близнецами», а лучше в сопровождении еще одного экипажа. Думаю, активность по твою душу начнется также не раньше, чем через дня три-четыре… Но надо постоянно быть начеку. Все, шутки кончились. Вступаем в фазу боевых действий…

* * *

После обеда я взял «близнецов» и отправился с дружеским визитом к художественным педрюкам. Или к педрюковским художникам – это уж как хотите.

С этими нехорошими художниками у нас получился прокол.

В рамках операции по ликвидации «Питерского канала» на одной из парковок у набережной стояла «техничка» и «слушала» «окна-очки» студии на четырнадцатом этаже. Устанавливать «наружку» за художниками смысла не было: они целыми днями торчали в студии, иногда там же и ночевали, а три вечера в неделю – пятницу, субботу и воскресенье – проводили в ночном клубе. А следить за каждым отдельно взятым посетителем студии – людей не хватит, у них там не студия, а проходной двор для «розово-голубой» публики.

Из-за отсутствия «наружки», или, проще говоря, людей, готовых в любой момент следовать за объектом куда угодно, мы упустили курьера.

До сего момента «питерский канал» работал по стандартной схеме: созванивались с Исаевым, «забивались» насчет доставки и «заряжали» человека с товаром. Исаев встречал человека, забирал товар, отдавал художникам и контролировал процесс. Как видите, все просто.

Скромное «самоубийство» подмосковного наркополицейского центральными каналами не освещалось. Мы не располагали фактами, свидетельствующими о том, что покровители Исаева были как-то связаны с поставщиками. Напротив, судя по всем данным, Исаев являлся единственным связующим звеном между местным рынком и «питерскими».

То есть не факт, что «питерские» вообще знали о гибели Исаева.

Ожидаемые действия «питерских»: звонок в никуда, озадаченность, посылка людей для «пробивки» ситуации. Нет подтверждения о безопасности канала – нет смысла отправлять курьера с дорогой посылкой. Послали людей, прояснили ситуацию, начали «наводить мосты» с новыми фигурами на игровом поле. То есть с Собакиным и прочими. Думаю, дальнейшее развитие событий понятно: за Собакиным для наркомафии начинается выжженная земля. Хе-хе…

А получилось все с точностью до наоборот. «Питерские», всегда отличавшиеся утонченностью стиля и раздражающей многих интеллигентской витиеватостью, в этот раз почему-то сработали нагло и прямолинейно. То есть «пробивать» они ничего не стали. В четверг, как обычно, прибыл курьер, прямиком направился к художникам, сдал товар и спокойно убыл восвояси.

Сонный парниша на «прослушке» не сразу и понял, что случилось. Думал, очередной кадр из местной нетрадиционной братии, слушал вполуха… Потом дважды прокрутил запись, «включился» и позвонил на базу: ой, ребята – чего скажу!

В общем, упустили курьера.

У нас было два варианта. Первый: дать художникам спокойно торговать (и таким образом отчасти саботировать работу клиники) и ждать следующего визита питерского курьера. Второй: форсировать события.

После непродолжительных размышлений был безоговорочно принят второй вариант, с некоторым уточнением: грубо форсировать события.

* * *

По понятным причинам мне было неприятно заниматься этим делом. Неприятен дом, неприятен четырнадцатый этаж и особенно крыша…

Впрочем, на крышу подниматься не было нужды, ограничились верхним этажом, а «близнецы» по поводу моих неприятных ассоциаций были вообще не в курсе и отнеслись к мероприятию с веселым любопытством.

– Я буду Жана, а ты – Пьера, – определился шустрый Витя Семенов, ознакомившись в машине с ориентировками на художников. – Тебе стройненькие нравятся?

– Мне больше пухлые нравятся, – застенчиво поделился Виталий. – Как вытянешь по ж… пээром, как оно завизжит – аж на душе светло становится…

– Ну ты, садюга! А не пробовал сначала ласковые слова говорить?

– Ласковые слова… Я – солдат и не знаю слов любви!

– Поэтому сразу – пээром?

– Да, сразу. И потом, я думаю, мы там будем мебелью работать. А все ласковые слова скажет командир.

– Эт ты точно подметил. И вряд ли нам дадут потрогать кого-то за разные места. Верно, командир?

– Да нет, я сегодня добрый. Разбирайте, кто кому нравится, и сразу с порога начинайте трогать.

– Серьезно?!

– Вполне. Слушайте сюда: в общих чертах мне это видится следующим образом…

«Близнецы» всего на три года моложе меня. Смотрят мне в рот, с полпинка выполняют любое распоряжение, почтительно называют командиром.

Если бы нас троих поперли из органов, из нас получилась бы крепкое ядро ОПГ. У нас очень много общего. Мы все трое – детдомовские (я уже говорил, по какому основному признаку отбирали людей в мое отделение), служили в погранвойсках, работали оперуполномоченными в разных районных отделах и не по разу применяли оружие.

«Близнецы» – парни «в духе», тертые и крепкие, не курят, не злоупотребляют алкоголем, в свободное время качаются, жестко спарингуются друг с другом и по этой причине постоянно ходят с синяками и царапинами. В любом сироте детдом застревает до конца жизни, это люди особой формации. По сравнению с нормальными детьми они как волчата рядом с ласковыми домашними щенками. Я сам такой, в курсе, что почем.

Завоевать безоговорочный авторитет у таких типов непросто. Мой авторитет в данном случае, как мне кажется, несколько натянут обстоятельствами. Я просто завалил «вора». Теперь «близнецы» (и ряд других соратников) относятся ко мне с особым пиететом, которого я не заслужил. Мне от этого немного неудобно. Как будто всех подряд обманул и теперь пользуюсь какими-то не положенными мне льготами…

В дом вошли в одно касание, как и в прошлый раз. Славную зажигалку подарили мне товарищи из НТО, наверное, еще не раз пригодится.

Поднялись на четырнадцатый этаж, полюбовались на дверь в секцию – закрыто, как и следовало ожидать. Спустились на площадку между этажами и стали ждать.

Ждали, когда гости захотят покинуть срамную обитель и кто-то из хозяев пойдет проводить до двери секции. Или припрется в гости очередной педрюковатый знаток искусства.

До этого созвонились с прослушкой, получили информацию: сидят там у них двое, пьют кофе, тематически чихают (забористый порошочек!) и лячат тосы. Если уйдут быстро, это самый приятный вариант: неожиданно и вполне элегантно. До свиданья, милый – здравствуйте, Пьер, вот вам без ордера, но в дыню, пройдемте в апартаменты. Если новый гость – уже сложнее, мало ли какой там у них панорамный глазок? Надо будет четко рассчитать момент, подскочить секунда в секунду, как только откроют дверь в секцию.

Вариант насчет просто позвонить и сурово представиться по вполне очевидным причинам не рассматривался вовсе. В рамках этого этапа разработки нам надо было сохранить весь кокаин и деньги, которые они успели выручить за сутки. Создавать форс-мажор, который мог бы оправдать в глазах «питерских» уничтожение вещдоков, категорически не рекомендовалось.

Девять с половиной минут мы стояли у парашки, обратив свои уши к двери в правую верхнюю секцию и пребывая в готовности рвануть по лестничному маршу вверх, как только она откроется.

«Близнецы» разминали ручонки и кровожадно сверкали глазками, а я, как и подобает мозгу всей банды, вяло генерировал варианты ответов для бдительных граждан, не имеющих отношения к педрюковатым художествам.

Мы – кто? Спецовок, разводных ключей, амперметров и прочих полезных вещей у нас нет. Пива-водки тоже нет, более того, мы даже не курим. Ну и чего мы тут делаем?

Так… На будущее: надо продумывать такие вещи заранее. Понятно, что мы мало похожи на бомжей, но надо учитывать местные особенности. Девять из десяти досужих пенсионеров в этом городе в свое время работали в «закрытых» учреждениях, в связи с чем страдают повышенной бдительностью и гипертрофированным бесстрашием. То есть у меня в Балашихе, например, четверо из пяти бабок, увидев на площадке незнакомых молодых людей с бесстыжими лицами, быстренько прошмыгнут мимо. А пятая, осмелившаяся спросить, какого черта эти молодые торчат в ее подъезде, вполне удовлетворится ответом «не твое дело» и отсылом в разные известные места.

Здесь такой вариант не пройдет. И спросят, и проверят твою байку, а ответишь неправильно – тут же подымут шум. Местная специфика.

По истечении девяти с половиной минут дверь в секцию неожиданно распахнулась, выпуская наружу отчетливый клуб аромата поджариваемой на сале картошки. В комплекте к аромату прилагалась круглая бабуся в клетчатом фартуке, с мусорным ведром в одной руке и пыльным мешочком от пылесоса в другой.

– Ага! Кто такие? К кому?

Ну, е-мое… Как-то быстро она выкатилась, мы даже не успели сделать шаг вверх по лестнице. Придумать что-либо толковое в оправдание нашего торчания здесь я так и не сумел, а потому пошел на крайность: доверчиво достал свою милицейскую «ксиву», предъявил честное пионерское лицо и потыкал пальцем в сторону распахнутой двери.

– Давно пора! – одобрительно буркнула бабуся. – А чего ждем?

– Ждем, когда от них кто-нибудь выйдет, – приоткрыл я оперативный секрет. – Понимаете… Эмм… если просто так позвонить и представиться – успеют спрятать…

– Понимаю, – со значением кивнула бабуся. – А если от них за три часа никто не выйдет?

– Ну… Значит, будем ждать три часа. Хотя, конечно, будем надеяться на…

– Ладно, я помогу, – заговорщицки подмигнула бабуся. – Грамоту дадите?

– Грамоту? В смысле…

– За оказание содействия. А я ее в рамочку и под стекло. А то нехорошо: помру скоро, а от милиции – ни одной грамоты.

– Вообще-то просто так мы грамоты не раздаем… – Я быстро прикинул: десять минут на поиски картинок в сети, пять – оттиск местного УВД в «мастере печатей», пять – текст, пятнадцать секунд – вывод на печать… – Гхм-кхм… Но ввиду исключительной важности… Фамилия, имя, отчество?

– Агриппина Францевна Бадягина. Связист первой категории!

Загрузка...