Тамбовское восстание 1918-1921 гг. и раскрестьянивание России 1929-1933 гг

8. ЗАЧИСТКА

Давно это было — рвались снаряды

Кругом полыхала война

В тамбовских крестьян коммунисты стреляли

Их села сжигая дотла

И в зареве жарко пылавших пожаров

Мадьяры штыками кололи детей

Марксисты людей убивали повсюду

Объяты кошмаром преступных идей

Кровь тогда текла реками, воры правили делами

Поздней осенью 1921 года коммунистам наконец-то удалось полностью овладеть ситуацией в Тамбовской губернии. И тогда они приступили здесь к так называемой «зачистке», которая осуществлялась силами чекистских подразделений, китайцами и прочими «интернационалистами». По распоряжению ВЦИК РСФСР и приказу командующего войсками Тамбовской губернии М.Н. Тухачевского были созданы концентрационные лагеря для семей повстанцев, а сами они, все, кто не погиб в бою, а попал к коммунистам в руки, были расстреляны. История до нас донесла кое-какие сведения о десяти подобных лагерях. Но, учитывая масштабы зачистки, лагерей, по всей видимости, было гораздо больше. По приказу Тухачевского всех детей школьного и дошкольного возраста надлежало отделять от матерей и направлять в другие лагеря, оставляя матерям только грудных. Кроме семей повстанцев в этих лагерях также содержались и лица, не причастные к восстанию, но волею судьбы очутившиеся в Тамбовской губернии, а также бывшие заложники, которых еще не успели расстрелять. Эта последняя категория людей была расстреляна, и, как тогда водилось, у коммунистов, перед расстрелом их всех заставили расписаться в списках против своей фамилии для учета. Полномочная комиссия ВЦИК заранее позаботилась о выпуске постановления, которое было дополнением к двум другим — N 130 и N171.

Полномочная комиссия ВЦИК РСФСР

Тамбовской губернии по борьбе с "бандитизмом"

В намеченные особо опасные «бандитские» районы Тамбовской губернии, куда выезжает представительство политкомиссии и особого отдела. Вместе с воинскими частями, предназначенными для зачистки (интернационалисты), по прибытии на место вся данная волость оцепляется войсками и в ней вводится осадное положение. Берутся заложники из числа наиболее видных людей (священники, учителя, фельдшеры и т. д.). Затем собирается волостной сход, на котором зачитываются приказы за NN 130 и 171, а также приговор этой волости. Всем ее жителям дается два часа на выдачу оружия с скрывающихся бандитов и их семей. Все население волости ставится в известность, что в случае отказа в выдаче все заложники будут расстреляны. Если через два часа не будет выдано оружие и все те, о ком идет речь, то опять, повторно собирается сход и на глазах его участников производится расстрел заложников. И все начинается с начала и так до тех пор, пока не будут выданы все, о ком идет речь. Все оставшиеся пропускаются через опросные комиссии, за отказ дать ей сведения — расстрел на месте. В это время всякий въезд и выезд в волости запрещен.

Председатель полномочной комиссии ВЦИК РСФСР

В.А. Антонов-Овсеенко

Командующий войсками Тамбовской губернии

М.Н. Тухачевский

Интересно, что думали подписавшие этот документ, когда их самих уже в 30-х гг. обоих повели на расстрел? Вспомнили ли они тогда тех, кого по их приказу расстреливали? По всей видимости, нет. Ниже — еще один документ, подписанный все теми же. В приказах N 130 и N 171 они инструктировали палачей, как надо обходиться с русскими крестьянами, приведя их в собственный дом.

1. Всякого, кто отказывается называть свое имя, расстреливать на месте.

2. Семьи, в которых может быть спрятано оружие, властью уполномоченного объявлять заложниками и расстреливать на месте.

3. В случае нахождения оружия расстреливать всех на месте.

4. Семья, в доме которой укрывается бандит, вся поголовно подлежит аресту, а имущество их конфискуется. Старший работник в семье расстреливается на месте, а семья высылается.

5. Всякая семья, укрывавшая членов семьи или имущество «бандитов», рассматривается сама как «бандитская». Старший работник в этой семье расстреливается на месте.

6. Крестьянам, указавшим семью, в которой укрывали «бандита» переходит все имущество этой семьи, а эта семья арестовывается и подлежит высылке. Старший работник этой семьи расстреливается на месте.

7. В случае бегства семьи «бандита» ей объявляется розыск, а имущество распределяется среди верных советской власти крестьян.

Оба этих приказа приводить в жизнь беспощадно.

Однако и без этих приказов «интернационалисты» с крестьянами расправлялись беспощадно. Взятых в плен крестьян расстреливали, и делали это все кому было не лень: чужеземные солдаты-наемники, красноармейцы, чекисты, ревкомы по своим постановлениям и без постановлений, командиры частей по своим приказам, дознаватели в силу своего "пролетарского чутья", политкомиссары, тройки, двойки и ревтрибуналы, и те, кто это просто хотел делать для своего удовольствия. А концентрационные лагеря были переполнены детьми, женщинами с грудными младенцами и глубокими стариками. При этом все семьи повстанцев шли в эти лагеря, где их чаще всего не кормили, и они там умирали от голода, холода и нечеловеческого обращения. На смену умершим пригонялись новые жертвы. Среди узников, обезумевших от голода, процветало трупоедство. Разумеется, большинство архивов было уничтожено во время советской власти, так как коммунистам нельзя было против себя оставлять улик.

Об этом в своей книге "Красный террор в России" пишет историк С.П. Мельгунов:

"Материал исчезает, и многое уже исчезло безвозвратно в дни гражданской войны, когда сами Чрезвычайные комиссии уничтожали свое прекрасное делопроизводство при спешной эвакуации или при грозящем восстании (например, в Тамбове при антоновском выступлении)".[52]

Шли годы, и все советские архивы каждый год подвергались чистке, из них изымалось все, что проливало свет на преступления коммунистов против русского народа. Коммунисты уже однажды были научены горьким опытом, когда архивы ЧК попали в руки деникинской контрразведки и была создана специальная комиссия по злодеяниям ЧК. Эта комиссия опубликовала за границей все попавшие в ее руки документы ЧК, и мир содрогнулся от ужаса. Тамбовский архив, как и все остальные, также был подвергнут тотальным чисткам. А сколько было всего того, что никогда не отражалось ни в каких документах? Вот как об этом говорил один из тамбовских чекистов, некто Гольдин: "Для расстрела нам не надо никаких доказательств и допросов, а также подозрений и уж конечно никому не нужного, глупого делопроизводства. Мы находим нужным расстреливать и расстреливаем". Вот и все. Чего еще проще. Нет человека и нет проблем.

Два больших концентрационных лагеря во время зачистки были организованы коммунистами в самом губернском центре — Тамбове. Один был стационарный, по соседству с тюрьмой, там, где сегодня находится исправительно-трудовая колония (так как свято место пусто не бывает), а другой на противоположном берегу Цны, напротив Казанского монастыря, где в то время размещалась Тамбовская губернская ЧК. Оба этих лагеря, как и все в губернии, были организованы по приказу будущего маршала Советского Союза. В первом стационарном концентрационном лагере была в свое время жена партизанского главкома Токмакова — Анастасия Дриго-Дригина. Второй лагерь носил название полевого, потому что все узники его сидели на большом заливном лугу, не имея над собой никакой крыши. Крышей лагеря было само небо, и оттуда светило солнце и лили дожди. Со всего Тамбовского уезда в эти лагеря везли беспрерывно детей, стариков и женщин, и это все были семьи участников сопротивления. Оба этих лагеря охранялись наемниками китайцами, латышами и мадьярами, которых коммунисты считали полезной охраной из-за того, что они почти не знали русского языка и были абсолютно несговорчивой охраной. Смерть от голода не покидала этих мест. Заключенных кормили сыро-гнилой картошкой, свеклой и другими сырыми овощами. Всех детей у матерей изымали и они находились в разных лагерях, оставляли матерям только грудных младенцев, которые первыми умирали, так как у голодных матерей пропадало молоко. Вскоре второй полевой лагерь разбух от заключенных в него людей и чекистам пришлось открыть его филиал в самой черте города, неподалеку от ГубЧК на нынешней Кронштадской площади, где когда-то находилось старинное казачье кладбище.

Эта площадь тогда называлась Покровской, по имени находящихся на ней двух храмов Святого Покрова, один из них был разрушен коммунистами перед II мировой войной, а старый казачий стоит и по сей день. Во время основания крепости Тамбов здесь находилась Покровская казачья слобода и казаки несли караульную службу по Татарскому валу, охраняя крепость Тамбов на ближайших к нему подступах от набегов кочевников с Дикого поля. Во времена императрицы Екатерины II всех казаков с Покровской слободы перевели на новые рубежи Российской империи, на Кубань и Терек. А казачье кладбище было закрыто по указу Сената от 1771 года и прекратило захоронения в 1880 году, постепенно превратясь в площадь.

Вот на этой площади коммунисты и решили основать филиал второго полевого лагеря. Площадь обставили по периметру крестьянскими телегами и подводами. На балконе Духовной семинарии установили пулемет, а второй — на одной из двух церквей, таким образом и был готов филиал второго полевого концлагеря Тамбова. А затем пригнали со всего уезда детей, женщин и стариков. Режим филиала второго лагеря был ужасен ввиду того, что он находился в черте самого города, всякое передвижение по нему во весь рост было запрещено и китайцы и латыши стреляли на поражение во всякого, кто только вставал на ноги. Люди сидели плотно на его территории, как селедка в бочке. Отхожих мест не было и каждый из них оправлялся на том же месте, где сидел, зарывая в землю все испражнения. Латыши и китайцы привозили на подводах гнилые овощи и лопатой их разбрасывали в гущу сидящих людей. Доставалось тем, кто был с краю, а в глубине лагеря умирали беспомощные старики и больные. Трупы умерших вывозили не каждый день, и они разлагались на солнце, источая трупный запах. Обезумевшие от голода люди эти трупы ели. Некоторые вставали во весь рост, пытаясь попасть под пули охраны, но те скоро перестали по ним стрелять, так как поняли их намерение уйти из жизни. На место умерших пригоняли новых людей. Был неудавшийся побег детей школьного возраста, которых всех покосил пулемет с балкона Духовной семинарии. Первые жертвы — это старики и грудные младенцы, умершие от голода.

Одна старая женщина, еще недавно жившая в одном из близлежащих домов, который находился в десятке метров от периметра лагерного оцепления телег, и в то время еще бывшая девочкой, рассказала такую историю. В лагере была молодая крестьянка с грудным ребенком. Звали ее Паша, или Даша, она всегда находилась на одном месте и оставалась долго живой потому, что жители кидали ей вареную картошку в мундире, початок вареной кукурузы, иногда корку хлеба, стараясь ее поддержать. Но вскоре у нее умер младенец, и она сошла с ума. Она его баюкала на руках, кутая в теплый платок, как живого. Жители близлежащих домов жалели ее, говоря: "Умер ребенок, сама тронулась головой, а ребенка мертвого не бросает — мать". Прошла неделя, как у Даши умер ее младенец, и вот однажды кинули что-то поесть, она наклонилась, чтобы это поднять с земли, но у мертвого ее ребенка отвалился кусок мяса. Бедная мать схватила его и со слезами на глазах стала прикладывать его на место, а потом с криком кинулась бежать в середину лагеря, больше ее никто не видел, по всей видимости, там и умерла.

На Покровской площади — старом казачьем кладбище — скончалось за короткое время много народу. Среди лагерников вдобавок к голоду еще началась и какая-то эпидемия. Больше половины узников были дети. И санитарный врач Тамбова доктор Юстов сказал чекистам, что эпидемия может перекинуться и на город и ее жертвой могут быть и они. Лагерь вскоре был убран из города, но участь оставшихся еще в живых людей не изменилась, их просто перевели умирать в другое место. Многие тюрьмы соседних с Тамбовом городов были битком набиты семьями повстанцев. С десяток тысяч их полуживых удалось довести до Соловков, а потом их встречали на Урале в Вишерских лагерях смерти, пока они все не затерялись в лихоманке советских лагерей. Осенью 1921 года в Олонецкий край в северные лагеря людей везли раздетых и разутых. Часто они прибывали туда уже трупами, замерзнув в неотапливаемых вагонах. Эшелоны с ними везли на Кольский полуостров и Архангельскую губернию, куда они, как правило, уже не доезжали. Так что и там, в этих северных краях остаются лежать косточки тамбовских крестьян. Господи, помяни их всех за их нечеловеческие муки…

Сохранилось письмо одного тамбовского крестьянина, которое так и не дошло до адресата. Оно было послано из Петроградской пересыльной тюрьмы, где он ожидал этапирования на Соловецкие острова. Вот что он в нем пишет: "…получаем один фунт (400 граммов. — Б.С.) на три дня, а щи не щи, а помои, соли совсем не кладут, и помои без соли противные; все обещают прибавить паек, а пока что не прибавляют, видно, ждут, когда мы все подохнем, тогда и прибавят, а только нас уже немного осталось".[53]

Петроградское "Революционное время", орган РСДРП(м) в N 2 за февраль 1922 года, в таких словах характеризует положение двух тысяч наших тамбовских крестьян, в основном детей и женщин. Все они содержались в Петроградской «Выборгской» тюрьме:

"По тюрьме бродят не люди, а тени. Целыми днями и ночами стоит сплошной стон. И идет поголовное их вымирание от голода. Их вообще никого не кормят, так как сюда привезли умирать".[54]

Вот с чего в стране начиналось построение коммунизма, светлого будущего всего человечества. История с большим трудом до нас донесла документы о направляемых в тамбовские лагеря детях — ни имен, ни фамилий, — только общее число. Все они прибыли в Тамбов из различных деревень и сел Тамбовского уезда. В одном документе числится 850 человек, следующий этап — 563 человека и, наконец, еще 490 человек, все дети повстанцев, школьного и дошкольного возраста. Подобный документ есть у одного историка в Тамбове, там число детей достигает 400 с лишним человек. Кто они и из каких сел и деревень — не известно.

А вот из одного из таких этапов было изъято 23 человека, и здесь о них имеется больше сведений. Они все были расстреляны по постановлению Особого отдела Полномочной комиссии ВЦИК РСФСР, как участники восстания. Это постановление подписано начальником Особого отдела Полномочной комиссии Турунбергом и его заместителем Рубинштейном. Все они были из разных населенных пунктов. Списки с фамилиями сделаны разными почерками разными чернилами. Вот они перед вами.[55]

Нечаевская волость

1. Кочеркин Георгий Васильевич. 15 лет.

2. Беляев Василий Яковлевич. 16 лет.

3. Кирилов Тимофей Васильевич. 13 лет.

4. Житенев Федор Васильевич. 15 лет.

5. Татушкин Тимофей Павлович. 16 лет.

6. Мардвиков Владимир Иванович. 15 лет.

7. Ивановский Сергей Васильевич. 16 лет.

8. Борисов Архип Иванович. 16 лет.

9. Рассказов Егор Степанович. 15 лет.

Далее список расстрелянных мальчишек продолжен другим почерком и другими чернилами.

Деревня Коптево

10. Сотников Алексей. 16 лет.

11. Сотников Яков. 16 лет.

12. Степанов Алексей. 16 лет.

13. Стемхов Михаил. 14 лет.

Далее список продолжен другой рукой.

Село Н. Спасское

14. Яковлев Дмитрий. 16 лет.

15. Безуглов Степан. 15 лет.

16. Лапунов Ефим. 13 лет.

И снова список продолжает другая рука.

17. Рассказов Степан Иванович. 15 лет.

Далее список продолжен двумя различными почерками, последний — химическим карандашом.

Деревня Буровка

18. Бескринский Иван Сергеевич. 16 лет.

19. Воскресенский Леон Семенович. 14 лет.

Село Алексеевка

20. Андреев Иван Семенович. 16 лет.

21. Тетеркин Федор Степанович. 15 лет.

22. Шляпин Андрей Егорович. 15 лет.

23. Воинов Алексей Николаевич. 14 лет.

Старый особняк, в котором сегодня размещается Дворец бракосочетания, в 1921 году был резиденцией Полномочной комиссии ВЦИК. Старые тамбовцы рассказывали, что прохожие всегда сворачивали на другую сторону улицы, проходя мимо этого особняка, так как он у них вызывал неприязнь и страх. В задней части этого особняка в подвале находилась тюрьма для особо интересующих комиссию арестантов. Там правили бал Турунберг и Рубинштейн, и там же были расстреляны все эти мальчишки. Впрочем, и без них каждую ночь из этого особняка выезжали два грузовых автомобиля, накрытых брезентом, и направлялись в сторону Петропавловского кладбища Тамбова. После ликвидации этого учреждения особняк, отмыв и отскоблив от крови, передали детскому садику. Сегодня в Тамбове уже почти все забыли, что здесь было в те страшные годы, и теперь под звуки марша Мендельсона здесь заключаются брачные союзы ничего об этом не знающих горожан. Стреляют, правда, здесь по-прежнему, но только пробками от шампанского. Известно, что «совку» на историю наплевать.

В это время в Казанском монастыре день и ночь, сплошным конвейером шли массовые расстрелы взятых в плен партизан и повстанцев. Тамбовская губчека трудилась в две смены. Две газогенераторные машины-душегубки возили из уездов на берег реки Цны задохнувшихся в них людей, где их закапывали вместе с расстрелянными под стеной монастыря. Ночью, в вечер, привезенные трупы, вываленные из душегубок, раздевали, рискуя своей жизнью, беспризорники, чтобы на другой день променять их одежду на еду. Всех расстрелянных в ЧК к ямам подносили голыми — их раздевали еще перед расстрелом, а задохнувшихся в душегубках привозили не раздетыми. Так председатель ВЧК Феликс Дзержинский проявлял свою заботу о беспризорниках и их пропитании, так как беспризорниками он их сделал сам. Сколько было привезенных спецмашинами, задохнувшихся в них от газа людей, никто не знает. Одно только ясно, что Адольфу Гитлеру было у кого учиться применять душегубки. Сколько под стенами Казанского монастыря похоронено было тогда замученных и расстрелянных людей, известно одному только Богу.

В 1982 году городские власти при рытье траншей под городской водосток неожиданно потревожили эти захоронения, и тогда жителям города представилась возможность воочию увидеть дело рук коммунистов. Многие тысячи простреленных черепов и кости рук, связанных проволокой. Горожане, конечно, знали о том, что здесь есть захоронения, которые оставили после себя чекисты, но видеть этого им еще не приходилось. В траншею быстро бросили трубу водостока, и бульдозер ее завалил. Хотя эту же работу на главной улице города растянули на целые месяцы. После засыпки землею человеческих останков со строительных котлованов города на берег стали самосвалами возить грунт и наращивать толщину насыпи на месте захоронений. Высокие ивы были закопаны до самых крон, и теперь они напоминали скорее разросшийся кустарник. Затем ту часть берега, где были захоронения, еще раз, добавочно, засыпали метров на пять землею, хорошо спрятав людские кости. В самом монастыре, в котельной Зимней церкви, под сводами, когда разобрали кирпич, оказалось также много человеческих останков. Там в двадцатых годах расстреливали людей, а потом обвалили прямо на них кирпичный свод. До революции в мужском Казанском монастыре был большой пантеон, где было захоронено очень много знатных людей города. Так вот, при вскрытии одного из больших склепов, наполненных также человеческими останками, при входе лежала большая куча стреляных гильз от револьвера и ржавый шомпол, оброненный каким-то исполнителем, которые тогда были в основном китайцы и мадьяры. Много в Тамбове таких мест, где наследили "устроители светлого будущего всего человечества". Так, например, в сегодняшнем здании областного управления МЧС по Тамбовской области, где в свое время размещалось тамбовское управление ГПУ-ОГПУ, в конце 60-х гг. вскрыли замурованный подвал с останками многих расстрелянных людей. При рытье котлована около первого стационарного концлагеря тамбовского губчека при строительстве дома в 1970-х гг. самосвалами вывозили человеческие останки в течение четырех дней. При сносе некоторых зданий Казанского монастыря, где в 1920-х гг. было губернское ЧК, в подвале продуктовой кладовки детского сада в 1982 году при снятии дубовой двери, обитой жестью, было обнаружено множество надписей, нацарапанных ожидавшими расстрела людьми. Расстрелянных хоронили также в Ахлебиновой роще Тамбова, в саду Асеевской дачи и многих других местах города. Этим в свое время занимался тамбовский «Мемориал», который выявлял все такие места захоронений.

В 1970-1980-х гг. я работал в одном из научно-исследовательских институтов Тамбова и, кто помнит то время, тот знает, что тогда из городов в сельскую местность посылали горожан на сельхозповинности, то есть на посевную, прополочную и уборочные работы, выполнять "брежневскую продовольственную программу". А я в то время уже интересовался крестьянской войной 1918–1921 годов и где только можно собирал о ней материал. Когда надо было ехать в колхозы области, охотно вызывался, так как всегда оттуда привозил данные о народно-крестьянском восстании и о его подавлении коммунистами. Один раз приехали в одну небольшую деревушку в районе Пахотного Угла. Место было красивое и деревушка находилась у леса. Поставили нас на квартиру к очень доброй старой женщине, с которой я быстро подружился, благодаря ее удивительному характеру. Мы со своей стороны помогли ей по хозяйству, починили крышу и сарай, где у нее была корова, и еще кое-что по хозяйству, она нам рассказывала о том, что половина ее деревни — обрусевшие поляки, которых сюда выслали из Польши еще во время восстания Костюшко. Сейчас все они уже не знают польского языка, сохранились только польские фамилии. Рассказала также о том, что знаменитый партизанский командир Василий Селянский также из их деревни, во время крестьянской войны командовал Пахотно-Угольским полком партизан, который много доставил хлопот большевикам.

В 1921 году в деревню пришли красные. Все, кто был в самообороне, партизанах и придерживался политики СТК, ушли в лес, прихватывая с собой семьи и угнав туда же скотину. А кто остался — натерпелся вдоволь допросов, унижений и хамства со стороны красных.

"Сунулись было они в лес, но им там задали такую трепку, что и половины назад не вернулось. На нас начали срывать зло, да слава Богу, сняли их, и ушли они все в другое место. Приехали на смену не русские какие-то, может, латыши, а может, еще кто — не знаю. А на другой день пришел обоз с баллонами и большой охраной. Расставили они все эти телеги вдоль дороги у кромки леса, а ветер туда дул уже с неделю. Надели маски на себя и вскрыли баллоны, а сами ушли к нам в деревню, лошадей привели еще раньше. На следующий день пошли к подводам, на которых оставались баллоны. Поколдовав там что-то, привели лошадей и ушли назад, а потом пришли еще китайцы — те ото всех отличались. Построились они в цепь и пошли в лес, а вскоре стали оттуда выносить оружие и складывать у дороги. Затем пришло штук пять грузовых автомобилей, мы их еще никогда до этого не видели. На следующей неделе мы, ребятишки, решили пойти в лес и набрать там орехов и дикушек яблок, так как после красных у нас в деревне с едой было плохо. Правда, было запрещено ходить в лес, но мы, ребятишки, решили это сделать. Собравшись человек двенадцать от 10 до 12 лет, примерно такой компанией, прихватив корзинки и лукошки, утром часов в 9 мы пошли в лес. Войдя в лес, мы увидели, что листва и трава имеют какой-то красноватый оттенок, до этого мы такого никогда не видели. Не болтая, вышли на небольшую поляну, где всегда было много земляники. То, что мы там увидели, было ужасно — кругом лежали трупы людей, лошадей, коров в страшных позах, некоторые висели на кустах, другие лежали на траве, с набитым землею ртом и все в очень неестественных позах. Ни пулевых, ни колотых ран на их телах не было. Один мужчина стоял, обхватив руками дерево. Кроме взрослых, среди мертвых были и дети. Мы смотрели на это с ужасом, на трупы, которые были вздуты, и чувствовали запах разложения. Затем мы как по команде развернулись и побежали обратно. А в деревню, куда китайцы пригнали заложников, ходили по домам активисты новой власти — алкоголики и шаромыги, изымая лопаты у населения. Набрав достаточно их, китайцы погнали в лес с ними заложников, закапывать трупы, которые мы видели час тому назад. Это были жертвы газовой атаки".[56]

Все, что нам рассказала Акулина Ивановна, наша хозяйка, крепко запало нам в душу. Поговорив между собой, мы решили убедиться в этом сами и найти ту поляну в лесу. Встав в 4 часа утра и прихватив лопаты, мы пошли в том направлении, где рассчитывали найти эту поляну. На это время там уже было все не так, как в далекое лето 1921 года. На поляне рос молодняк берез и кусты, среди которых стоял серый покосившийся крест. Взяв несколько шурфов, мы ничего не обнаружили, но сознание подсказывало нам следующее: заложники, как водилось, были люди голодные, а значит, ослабленные и поэтому не могли бы глубоко закопать трупы отравленных газом людей. Взяли ближе по направлению к кресту и наткнулись на кости людей. Затем выкопали деформированный сапог и какие-то ремни, похожие на конскую сбрую. Взяли в нескольких разных местах еще несколько шурфов, и везде на глубине 30 сантиметров были человеческие кости. Это было то место. Поправив покосившийся крест и помолившись за упокой их многострадальных душ, мы отправились обратно в деревню.

На другой год пришлось побывать в другом месте Тамбовской области, где нами было найдено другое захоронение. Во время оккупации армией Тухачевского села Печаево там было очень много сожжено домов крестьян. Все, кто в нем оставались, — мужчины и подростки, были под конвоем отправлены в село Рудовку, для дополнительной проверки — так было объявлено жителям. Но все они туда не попали, исчезнув по дороге. Ходили слухи, что всех порубили в пути. После II мировой войны в связи с борьбой с суховеями проходила кампания по насаждению лесопосадок. В это время и наткнулись на захоронение людей. Старушки нам рассказывали, где примерно это было. Действительно, в этих посадках было обнаружено такое захоронение. Все черепа останков людей имели на себе следы сабельных порубок, по одному и даже по трем порубкам. Черепа были размеров взрослых людей, а также небольшие детские (а нам старушки рассказывали о мальчиках-подростках). На этом месте нами был поставлен крест. Были найдены захоронения массового характера и в других местах. Очень большое — под Бондарями, в овраге, где каждую весну талые воды вымывали человеческие кости из земли. Рассказывали, что там латыши расстреляли очень много пленных. Если вспомнить то, как это отражалось в сохранившихся документах того времени, то Уборевич докладывал Тухачевскому: "Взято в плен 1000 человек, 1000 расстреляно", далее "Взято 500 человек в плен, все 500 расстреляны". А сколько таких документов было уничтожено? И сколько таких расстрелов вообще не отражалось в документах?

Большая часть всех захоронений еще не известна, так как никогда их поиски официально не производились, а наоборот, тщательно скрывались, если даже случайно попадались или вскрывались жителями. Прошли годы и десятилетия. Найденные мною пожелтевшие старые документы, датированные июнем-августом 1921 года, послужили поводом для нашей поездки, которая состоялась 19 июня 1999 года. Документы начала двадцатых годов, попавшие в мои руки, содержали информацию о народном восстании тамбовских крестьян. В этих документах есть сведения о применении химического оружия против крестьян-повстанцев. Это приказ начальника артиллерии Тамбовской губернии С. Косинова и начальника 6-го участка А. Павлова за N 43 от 28 июня 1921 года и ряд рапортов и донесений об исполнении его командирами батарей и дивизионов, в которых докладывалось ими о применении химического оружия. Место действия — заболоченная пойма реки Вороны, с цепочкою озер и островов. Под натиском превосходящих сил противника и испытав на себе ряд газовых атак красных, народные партизаны 2-й повстанческой армии с боями отходили к заболоченной пойме реки Вороны, которая тянулась на 20 верст, имея в ширину более чем 6 верст. На островах, среди озер и непроходимых болот ими еще заранее было достаточно много сосредоточено продовольствия и боеприпасов, в камышах на болотных кочках были расположены огневые точки, а на островах — лагеря подразделений партизан. После тяжелого ранения командующего 2-й партизанско-повстанческой армии, штабс-капитана Митрофановича, командование армией взял на себя начальник ее штаба А.С. Антонов. Коммунисты против этой партизанской группировки кинули крупные силы, состоявшие из сводной курсантской бригады, сформированной из различных городов, численностью в 7000 человек, московской дивизии ВЧК (дивизия им. Дзержинского), кавалерийской бригады бывшего уголовного каторжника Г.И. Котовского, довольно значительной группы "интернационалистов"-наемников, а также латышских и китайских стрелков, которые принимали участие в подавлении всех рабочих и крестьянских восстаний.

Коммунисты сделали попытку атаковать партизан, засевших в болотах на островах, но, встреченные плотным огнем пулеметов, понесли громадные потери убитыми и потонувшими в болотной топи. Их потери в этом бою исчислялись многими сотнями. Вторая попытка штурма болот также не увенчалась успехом, атакующие опять понесли большие потери, отступили к селам Кипец и Паревка, стоящим на противоположных берегах поймы и озера Кипец. Мстя за свою неудачу, красные устроили в этих селах расправу над находящимися в них крестьянами, расстреливая оставшихся мужчин и подростков, насилуя женщин. Пограбив эти села, они в них сожгли довольно много домов. Командующий войсками 6-го участка Павлов отдал приказ двинуть против партизан артиллерию и авиацию. На следующий день с рассветом над поймой появились краснозвездные самолеты-корректировщики. Но встретив плотный оружейный огонь партизан, один из них, кувыркаясь в воздухе, упал на болота и потонул в трясине. На место по обеим берегам реки Вороны и ее заболоченной поймы стали прибывать батареи и дивизионы красной артиллерии с химическими снарядами. По островам был открыт ураганный огонь, который продолжался три часа. Все острова были изрыты воронками, которые мы имели возможность видеть даже в 1999 году своими глазами. Во время артиллерийского обстрела партизаны, прикрытые камышами, отошли в болотные топи по известным им тропам, где и переждали огонь артиллерии. Затем, помолившись в камышовой церкви, приняв благословение священника, вновь заняли свои позиции. Все новые и новые атаки красных вновь отбивались с большими для них потерями. А ночью по островам, имеющим плотный грунт, был вновь открыт артиллерийский огонь. Только теперь красные применили химические снаряды. Задыхаясь от удушливых газов и не имея никаких средств защиты, партизаны вновь ринулись в болота, так как там снаряды не разрывались, плюхаясь в болотную трясину. Артиллерия беспрерывно лупила по островам, и облако удушливых и отравляющих газов расходилось по всей пойме реки Вороны. Крестьяне, спасаясь от газов и сбиваясь с тропинок, тонули в болоте, куда с шипением падали, не разрываясь, снаряды. Однако большей части партизан удалось выбраться из болот, и они, разделившись, ушли в две разные стороны под покровом ночи. Артиллерия красных перенесла огонь на оба села, где практически не оставалось жителей. Вскоре газеты "Тамбовские известия" и "Красный пахарь" писали об уничтожении "бандитских сел".

Миновав село Иноковку — родину партизанского главкома и председателя Союза трудового крестьянства поручика Токмакова, мы наконец въехали в районный центр Инжавино. Посетив этот населенный пункт, мы узнали от его жителей, где тогда находился штаб 6-го боевого участка. Невзрачное двухэтажное здание. Посетив местный инжавинскии музеи, кстати довольно неплохой, знакомимся с его директором Сергеем Черновым. Он нам рассказал, что эти газы Красная армия получила от Германии, которые та использовала в I мировую войну. Узнаем, что по берегам реки Вороны стояли богатые и многолюдные села Паревка, Карай-Салтыки, Карай-Пущино, Кипец и др. Все они в той или иной степени были подвергнуты артиллерийскому огню, так как считались «бандитскими» селами.

С. Чернов поведал нам о том, что, как ему рассказывала его бабушка, которая родилась в селе Леонтьевка, в их село пришел на ночлег отряд партизан-повстанцев, но беда случилась тогда, когда они рано утром ушли из села. Вслед за ними в село пришли красные и объявили жителей села пособниками «бандитов». У крестьян отняли весь хлеб, а село сожгли. Прошло много лет, и все это помнят по-разному. Но дело не в этом, когда есть факт. Село Кипец было когда-то большим и богатым русским поселением на берегу реки Вороны. Это село, как и соседнее Паревка, сильно пострадало от артиллерийского огня красных. В селах не было никаких военных действий и красные прекрасно знали, что там нет партизан, однако разнесли их артогнем. Сегодня Паревка восстала из пепла и щебня, чего не скажешь о селе Кипец. До революции в нем жило 3000 человек крестьян, сейчас свой век доживают около 80 человек. В нем несколько убогих домов, которые так можно назвать только условно. Крыты они где толем, а где просто камышом, — все они построены уже при социализме.

Наша небольшая группа состояла из журналиста-корреспондента "Российской газеты" Е. Писарева, исполнительного директора тамбовского «Мемориала» В. Середы, моего давнишнего знакомого по газете, где я работал в бытность его там редактором, сотрудницы центра адаптации и развития детей, психолога Т. Рязановой, председателя тамбовского "Зеленого движения" Л. Спиридоновой, активиста этого движения А. Щербакова, меня — Б. Сенникова и моей дочки Веры Сенниковой, ученицы 7-го класса одной из средних школ города Тамбова, моей постоянной спутницы во всех моих поездках.

Село Кипец существовало с конца XVIII века. Было сплошь застроено кирпичными домами. В лицах людей, сегодня здесь живущих, до сего времени возникает страх, как только речь заходит о крестьянской войне. Это им передалось от родителей. Они ничего не хотят рассказывать о том, что знают об этих событиях. Охотно рассказывают о том, как работали в советское время в своем нищем колхозе. Рассказывают, что был бандитизм, а потом бандиты их загоняли в колхоз и отнимали у них хлеб, с тех пор ели одну мякину да лебеду. "Чистый хлеб я впервые попробовала в Питере, когда туда завербовалась на стройку", — говорит одна из женщин. Работали в колхозе от зари до зари, а за труды от советской власти ничего не получали. Свой приусадебный участок обрабатывали ночью, а с него брали налог. Одна из них рассказала, что в этом колхозе всю жизнь проработала дояркой и получила профессиональное заболевание (показывает свои руки со скрюченными пальцами), пенсия — "кот наплакал", а огород не может обрабатывать, спасибо родственникам, приезжают из города и помогают. Была она много раз за строительство светлого будущего премирована почетными грамотами и доской почета. Но за грамоты в магазине ничего не дают. Все, что там себе заработала, профессиональное заболевание и все. Раньше крестьяне мечтали о том, чтобы у них было земли больше, а сейчас она лежит кругом и зарастает бурьяном, и кто даже готов на ней работать — не дадут. Найдут причину отказать. Пропадает самый лучший на земле чернозем под лебедой и чертополохом. Вот какое наследие получили от советской власти. А земля золотая, нет нигде такой.

О гражданской войне наотрез отказываются говорить. Идем к озеру Кипец. На песке загорают молодые люди, приехали из Тамбова и Кирсанова, помочь старикам с их огородами, а заодно загореть и вдоволь покупаться. Они от своих родственников много слышали о событиях 1918–1921 гг. и нам начинают рассказывать все, что сами слышали от тех же бабушек, которые предпочли эту тему обойти молчанием. Этим же неведом страх перед органами ОГПУ и НКВД. Затем, уже вместе с ними, встречаемся со знакомыми бабушками, которые по просьбе внуков рассказывают все о восстании крестьян, о карателях-иноземцах, о голоде 1933 года, и даже о людоедстве. Словом, все, что им пришлось пережить за годы "построения светлого будущего". За 80 лет это село так и не смогло преодолеть ту разруху, которую ему принесла советская власть, и сегодня погибает, не имея ни какой надежды на возрождение. При этом со страху на выборах голосует только за Зюганова, так, говорят, велят нам. Разделяемся на несколько групп и расходимся в разные стороны. Наша группа из четырех человек пытается перейти на противоположный берег заболоченной поймы реки Вороны, в село Паревка, по бревнам, проложенным в самом узком месте реки, где когда-то стояла мельница. Мы ступаем по узкой тропинке в камыши и идем в глубь заболоченной поймы. В 1950 году здесь проводились работы по осушке этих болот, но до конца эти работы так и не были доведены.

Проплутав в камышах часа два, выходим к большой кочке и с нее оглядываем местность. Тропа нас привела в другую сторону от села Паревка. Решаем возвращаться назад, так как в противном случае не успеем засветло вернуться в Кипец. Выходим на остров и видим, как он весь густо изрыт воронками от разрывов снарядов, остров весь к тому же зарос молодым ивняком. Река Ворона наподобие горной реки бурно несет свои воды, и около острова вода в ней похожа на кипящую. По всей видимости, от этого остров зовут Кипец, а заодно и село, которое стоит неподалеку от него. Еще немного проплутав в камышах, мы наконец выходим к переправе, откуда и начинали свой путь, а в Паревке нас ждали такие же, как и мы, из города Пензы, но встреча не состоялась. Навстречу нам уже идут наши спутники по этой экспедиции, беспокоясь нашим долгим отсутствием. Впечатление от заболоченной поймы большое, так как знаем, что в этих болотах масса погибших людей и неразорвавшихся снарядов. Весь этот партизанский край еще ждет своих исследователей и историков-аналитиков еще не дописанной нашей истории. Люди, которые хорошо знают свою историю, всегда бывают патриотами своего края и, наоборот, кто не хочет ее знать, те свою Родину никогда не полюбят. Историкам еще предстоит осветить все темные углы нашей российской истории и воссоздать ее для наших потомков в правдивом виде.

24 июня 1999 года жители Тамбова и Тамбовской области в областном центре у Казанского монастыря, на месте массового захоронения, поставили мемориальную доску. Через две недели, как говорят очевидцы, приехали машины в сопровождении наряда милиции (по всей видимости, для охраны этих уголовных преступников), сняли доску, собрали цветы и венки, и все это было увезено в неизвестном направлении. На запрос депутатов городской думы "Кто уничтожил мемориальную доску?" все уровни власти ответили, что не отдавали распоряжения убрать эту мемориальную доску.

В 2000 году от Рождества Христова, снова 24 июня был поставлен на народные деньги памятный знак жертвам крестьянского восстания. Простояв около года, он был ночью под 1 мая 2001 года украден. Надо сказать, что в Тамбове это единственный памятник, поставленный на народные деньги, которые были собраны по рублям и копеечкам со всей Тамбовской области и городу Тамбову, разрешен городскими властями и освящен Русской православной церковью. За неделю до этого по областному радио выступил депутат областной думы от КПРФ, некий Чанцев, который заявил, что он не потерпит этого памятника в городе. Это же он писал и в коммунистической газетенке "Наш голос", а в весьма символическую Вальпургиеву ночь, когда вся нечистая сила слетается на свой ежегодный шабаш, памятник был украден уголовниками. Правоохранительные органы отказались взять у граждан заявление по поводу этого террористического акта. Однако после того, как журнал «Посев» опубликовал по этому поводу статью в 7 номере за 2001 год, прокурор области Тамочинник распорядился открыть следствие, которое было закрыто, так как не нашло похитителей.

В 2002 году терпеливый народ вновь восстанавливает дважды снесенный памятник, вопреки беспомощности правоохранительных органов Тамбова и Тамбовской области. Народ снова на свои средства ставит памятник крестьянам, погибшим в борьбе с большевиками.

Сегодня раздаются голоса коммунистов-последышей, что хватит, мол, все это помнить, лучше поставить всем совместные памятники и тем самым и порешить дело. Хорошую же для себя они придумали позицию. Убивали, расстреливали, грабили, насиловали, морили голодом, не щадя даже детей, а сейчас еще и хотят, чтобы им и памятники ставили совместно с теми, кого они убивали, душили газами и живьем сжигали в топках. Но палачам и их жертвам памятники одновременно не принято нигде ставить. Как можно палачу Юровскому, убивавшему детей, ставить общий памятник с убитыми им детьми? Нельзя поставить совместный памятник патриотам Белого движения и оберпалачу Дзержинскому. Нельзя равнять адмирала А.В. Колчака, генералов М.В. Алексеева, Л.Г. Корнилова, А.И. Деникина, П.Н. Врангеля и многих других белых воинов и патриотов России с теми, кто ее продавал за деньги.

Мрак и свет — разные вещи, черное и белое — тоже. Нельзя одновременно служить Богу и Сатане. Так пусть успокоятся преданные вечной анафеме: такие памятники — это надругательство над ими же убиенными и замученными и зовется кощунством. Никогда не станут рядом святые с палачами и уголовниками. Памятники должны стоять только их жертвам и тем, кто от них отстаивал мать-Родину, святую и многострадальную Россию. Тем, кто боролся против красного террора, безбожия, голода, а короче — против коммунистов и советской власти. И все должны получить по делам своим. Иначе и быть не может. История — не гулящая девка, а наука о прошлом, в конце концов.