Глава 1

Уснуть не удалось. Татьяна металась на постели, и каждый сантиметр простыни был ей ненавистен. Она лежала на этой простыне с ним. Она была здесь счастлива… Или воображала себя счастливой?

Женщина села, вцепилась пальцами в свалявшиеся волосы. «Подумать обо всем. Не отчаиваться. В конце-концов, мне всего тридцать, и Дима – это не последний шанс. Будут еще. Будут обязательно».

Она уговаривала себя, как могла. Напомнила себе о том, что на работе и в командировках, куда ей часто приходилось ездить, она всегда пользовалась вниманием у мужчин. Что старой девой – а таковой она все чаще себя называла, осталась лишь по двум причинам – излишняя разборчивость и стремление сделать карьеру.

«Я красивая, – твердила она, ероша волосы. – Я еще молода. В моем возрасте все только начинается. У меня отличная квартира. Любимая работа. У меня есть деньги…»

Когда она подумала о деньгах, ее передернуло. Ужасно, немыслимо, однако… А если Дима, которого она случайно встретила во время деловых переговорах о закупке мебели, сошелся с нею только затем, чтобы занять денег?

«Этого не может быть! Да разве он мог вычислить, что у меня на счету приличная сумма? Я помню, как он подошел, поздоровался. В его глазах – а глаза у него темные, непроницаемые, отразился явный интерес. Я всегда любила брюнетов. Он принес мне со столика – был фуршет – несколько рулетиков суши и коктейль. Я отказалась – сказала, что никогда не ем и не пью на фуршетах. Что не затем сюда прихожу, а для работы. Он засмеялся и поставил тарелку на ближайший стол. О чем мы говорили потом?»

Татьяна зажала лицо в ладонях, и тот вечер, который она одновременно хотела вспомнить и забыть, вернулся.

Темный зал ресторана – одного из тех приличных и безликих заведений, где проводят корпоративные вечеринки. В тот вечер праздновали юбилей фирмы и одновременно обсуждали очередную крупную сделку. Татьяна была в курсе предстоящих испытаний и потому не пила ничего, кроме минеральной воды. Она нарядилась – малиновые бархатные брюки, свитер из золотистой крученой шерсти, на шее – жемчужное ожерелье – настоящее, для тех, кто разбирается. На запястье – мобильный телефон на петле. Назавтра она собиралась в очередную командировку по закупкам – если, конечно, сегодня все кончится благополучно.

– Простите, – раздалось за ее спиной, – вы…

– Я? – Татьяна приветливо обернулась. Она вообще привыкла относиться ко всем приветливо – ведь никогда не знаешь, с кем говоришь. Это может быть очень влиятельный человек, а может – опасный.

– Вы из «Альянса»?

Ее улыбка стала еще пленительнее.

– Да. Могу помочь?

– Конечно, – он тоже улыбался, и сейчас она вспомнила, что в первый момент ей очень не понравились его губы. Длинные, узкие, будто прорезанные ножом на бледном продолговатом лице. А так – он был красив. Такие лица зовутся роковыми, непонятно почему – может, из-за темного пигмента волос и глаз.

– Выпейте со мной, – любезно произнес он и представился.

Татьяна слегка растерялась, но тут же поняла, к чему идет дело. Ее давно уже перестали интриговать подобные знакомства – к тридцати годам она поняла, что все случайные связи завязываются весьма однообразно. Будь ей шестнадцать – она бы взволновалась и, возможно, влюбилась. Но ей было тридцать, она была умна, довольно состоятельна и совершенно свободна от иллюзий. Поэтому Дима особого впечатления на нее не произвел. Напротив – она чуть не обиделась на то, что он изобрел такой дешевый способ познакомиться.

«Будто принял меня за дурочку».

– Простите, нет настроения, – сказала она, и, тут же поняв, что ответила слишком резко, пояснила: – Я вообще не пью. Почти.

– И вы правы, – не обиделся тот. – На этих вечеринках всегда такая поганая выпивка – можно отравиться. Устроители платят за хорошее вино, а ресторан подсовывает сивуху.

– Верно. – Она отвернулась, но ее равнодушие было деланным. Что-то впечатлило ее в этом мужчине. Его тон – любезный и вместе с тем независимый? Взгляд – ласковый и непроницаемый? Стиль одежды – скорее спортивный, чем деловой. Это его молодило. А может быть, просто то, что он так ею заинтересовался? Татьяна повернулась к нему и улыбнулась – на сей раз искренне:

– Я предпочитаю угощаться за свой счет, а не за счет компании.

– Так может быть, – в его голосе была нерешительность, – мы куда-нибудь сбежим?

И снова она могла бы обидеться на такое легкомысленное предложение, с каким стоит обращаться только к пустоголовым девчонкам. И снова не обиделась. Каждый раз, когда ей нравился мужчина, она называла это: «Крючки сцепились». Они сцепились и на сей раз.

– Честно говоря, – сказала она, обводя взглядом зал, вылавливая из полутьмы фигуру своего полупьяного начальника, сотрудников своей и чужой фирмы и убеждаясь, что до сделки сегодня никто не дотянет – перепьются, – мне тут надоело.

– Я на машине.

– Отлично, – машинально сказала Татьяна и вдруг опомнилась. Слишком быстро она согласилась. Хотя, с другой стороны, разве ее это к чему-то обязывает?

– Неподалеку, – развивал тему Дима, провожая спутницу к гардеробу, – есть отличное место. Я там уже бывал.

«С кем? – машинально подумала она и поймала себя на мысли, что ее это волнует. – Почему? Он мне совершенно безразличен!» И в этот миг солгала.

«Отличное место» оказалось тихим, уютным и – что сейчас с болью отметила Татьяна – недорогим. Все, что касалось денег, стало для нее очень значимым – память оказывала ей плохую услугу, резко высвечивая суммы, счета, расценки. «А если с самого начала все было из-за денег?»

Но ведь ресторанчик в самом деле был приятным. Неброский интерьер, хорошая кухня, приветливая прислуга. Татьяна почувствовала голод и с неприличной жадностью съела два салата, запивая их вином. Захмелев, призналась, что не имеет времени для домашней готовки и вынуждена питаться в ресторанах. Потому так и разборчива – недолго ведь нажить гастрит.

Дима ее поддержал:

– Знакомая проблема. Работаешь, мечешься, а чего ради – непонятно. Зарабатываешь деньги, а для кого? Не для себя же. Кому их оставишь? Чужим людям? Даже в отпуск съездить некогда.

– Понимаю, – она пристально глядела на этого мужчину, который, неизвестно почему, вдруг начал с ней откровенничать. – Сама забыла, что такое море.

– Море… Это уже слишком. Выспаться некогда.

«Он одинок? – пронеслось у нее в голове. – Некогда съездить в отпуск, некому оставить деньги… Не понимаю. Разведен? Или врет?»

Но Дима, когда она деликатно коснулась семейной темы, немедленно сообщил, что женат. И в этот момент, ощутив весьма острую боль, она поняла, до какой степени он ей нравится. И выругалась про себя: «Не везет! Почему же так не везет! Женат, хочет развлечься! Надо заплатить по счету пополам и разбежаться. Если и встретимся, то на какой-нибудь корпоративной собирушке, вроде нынешней. Ничего больше не надо!» Но что-то внутри кричало, что надо, очень надо, что…

– Женат, – сквозь зубы проговорил Дима, играя вилкой. Он так и не прикоснулся к жаркому на своей тарелке. – Одно название.

Татьяна предпочла не развивать темы. Она созерцала узоры на плафоне, освещавшем стол, и заставляла себя сохранять непроницаемый вид.

– Мы давно стали чужими.

– А? – вяло откликнулась она. – Простите?

– Мы же перешли на ты!

– Разве? – нахмурилась женщина. – Ну прости. Я прослушала.

– Я хотел сказать, что практически – я не женат. – И его длинные тонкие губы расползлись в улыбке, которая ей с первого взгляда не понравилась. Однако теперь, даже после того что Татьяна услышала, улыбка ее уже не раздражала. Она отметила это про себя и снова выругалась: «Какая я дура! Неужели влюбляюсь?»

– Такое бывает, – доверительно говорил Дима, продолжая играть вилкой. – Женятся по любви… Живут вместе пару лет… И все проходит.

– Все? – иронически переспросила она.

– Все вообще. – Он поднял глаза, и женщина снова поразилась тому, насколько они непроницаемы. Они были темны, холодны и серьезны – как запечатанный сейф. – А расстаться невозможно.

– Почему же?

– Зачем? – Дима вдруг заметил вилку в своей руке и аккуратно положил ее поперек нетронутого блюда. – Бросить женщину и причинить ей боль? Такое делают, но… Должна быть причина. Должен быть человек, к которому ты уходишь.

«А он слабый, – вдруг поняла Татьяна. – Сильный не стал бы рассуждать».

– Наверное, я просто боюсь одиночества, – будто услышав ее мысли, продолжал мужчина. – Я привык, понимаешь? Приходишь домой. Тебе задают вопрос: «Как дела?» Ты отвечаешь: «Хорошо». Ужин готов. Правда, – он усмехнулся, – она плохо готовит. Ложишься в постель. Гасишь свет. И…

– И?… – Татьяна иронично приподняла бровь.

– И больше ничего, – отчеканил он.

– И вы решили мне пожаловаться?

Татьяна не любила себя за язвительность. Она сама понимала, что именно эта черта и не дала ей выйти замуж, а ведь возможностей было много. Однако «язык мой – враг мой». И она не утерпела.

– А я не жалуюсь, – спокойно, доверительно сказал он. – Я хотел поговорить с хорошим человеком.

И тут ей стало не по себе. Так бывает неловко тому, кто привык обороняться и вдруг понял, что на него вовсе и не нападают. Татьяна несмело подняла глаза.

– Вы меня извините, – сказала она. – Устаешь, забываешь, как общаться…

– Мы на ты.

– Тем более, извини, – и улыбка у нее получилась теплой, дружелюбной. – Тогда можно спросить – почему ты выбрал меня?

– Из-за твоих глаз, – немедленно ответил Дима.

– А что в них такого?

– Свет.

Ответ ее убил. Глаза у нее, в самом деле, были красивые – темно-зеленые, глубокие, опушенные густыми ресницами, которые у нее никогда не было необходимости красить. Ей делали комплименты, но слова «свет» не произносили. Она привыкла ко всему – к пошлым любезностям, к наивно-грубым домогательствам, к обыкновенной похоти. Ей приходилось общаться со многими людьми, большинство из них были мужчинами, прочно женатыми, хорошо обеспеченными, загруженными работой. На ухаживания у них не было времени, на комплименты не хватало фантазии. Дима был иным.

– А дети? – невпопад спросила она.

– У нас нет детей. А ты… Замужем?

– Нет, – она свободно улыбнулась. На этот вопрос ей приходилось отвечать очень часто.

– Может быть, это к лучшему, – философски заметил он. – Когда отношения становятся официально зарегистрированными, что-то в них умирает.

Эта фраза ей не понравилась. К замужеству, оформленному в ЗАГСе, признанному соседями и родней, Татьяна относилась иронически. Если бы это имело какой-то смысл, не было бы разводов. И что может быть глупее, чем пьяная свадьба, белая фата на голове невесты, зачастую беременной, поздравления, которые часто идут не от души? Этого она не хотела ни в коем случае. И все-таки… Как любой женщине, начинающей подсчитывать свои годы, ей хотелось стабильности. А тут ей с места в карьер заявляли, что ничего подобного не будет.

– Я сама всегда так думала, – тем не менее сказала Татьяна, сохраняя независимый деловой тон. – К чему формальности?

– Иногда они все-таки нужны. Особенно, если думаешь, что на всю жизнь связываешь себя с любимым человеком… Только потом оказывается, что этот человек…

– Так вы мне все-таки жалуетесь, – желчно сказала она, отодвигая пустую тарелку.

– Вовсе нет. Кстати… – Он открыл барсетку и достал оттуда визитную карточку. – Вот. На тот случай, если я тебя не очень раздражаю. Опять напоминаю – мы на ты.

Визитку она взяла, но ничего не обещала. Своего телефона не дала. В сущности, после того как они вышли из ресторанчика (расплатившись пополам) и разъехались – он на своей машине, она в такси, все было кончено. Она и не собиралась ему звонить.

Сделка была успешно проведена, Татьяна получила причитающийся ей процент. О вечеринке давно забыли – сейчас она не смогла бы назвать и адреса ресторана. Визитка обитала в самом дальнем, непосещаемом ею отсеке бумажника. А вот Диму она не забыла.

Звонок она сделала спьяну – снова отмечалось какое-то событие на работе, которое было ей безразлично. Придя домой, женщина с отвращением осмотрела заброшенную квартиру, дорогую, но слишком чистую аппаратуру на кухне – плиту, микроволновку, комбайн… Конечно, чистую – для кого же готовить? И позвонила.

Они встретились назавтра. Снова спокойный, дружеский разговор. Еще через день – более эмоциональное свидание. Дима исповедовался во всех грехах, но их оказалось немного. Смысл исповеди был таков – он несчастен. И главное – очень одинок.

Любовниками они стали через два дня. Для Татьяны это был рекорд – обычно она тянула неделю-другую. А затем она побила другой рекорд – уже через месяц поняв, что видит в этом человеке своего будущего мужа.

«А что? Должна быть семья. Не только работа, не все для карьеры. И может быть, дети?»

Мысль о детях начинала ее ранить. У сослуживиц они были. Почти у всех. Особенно активно рожали молодые, которые, казалось бы, не имели на это права, не завоевав положения в обществе. Татьяна ловила себя на мысли, что осуждает их. К чему торопиться, можно подождать. Она ведь ждала! Она работала, делала свое будущее, не оглядываясь на чувства и желания, отдала все ради того, чтобы купить хорошую квартиру в центре Москвы, завести счет в банке, приобрести уважение сослуживцев. Когда она начинала, ей было трудно. Девочка из провинции. За спиной – никого. Все мысли о работе. И еще – нежелание продаваться. И теперь безмятежность юных девиц с работы, которые больше думают о личной жизни, чем о карьере, раздражала ее. Почему одним все, другим – ничего?

«Были связи, было все. Кроме счастья. И я решила, что Дима мне его даст. Я достигла такого общественного положения, что могу смело смотреть в глаза любому жениху. Пора. А он…»


Женщина вскочила с постели и пошла на кухню – в горле пересохло, хотелось выпить воды. Проходя мимом стола, она уловила приторный аромат отмерших роз, которые принес на свидание Дима.

«Почему я выбросила перчатки той девчонки, а не его цветы? Чем девчонка-то виновата? Ее обманули, как и меня. Или даже хуже, чем меня, ведь она ничего не знала о его жене. Зачем? Почему так жестоко?»

В этот момент она почти сочувствовала той девушке, которая с оцепенелым видом смотрела на постельную сцену. Будь она на ее месте, Татьяна бы расплакалась. А девушка взяла себя в руки.

Перейдя просторный коридор, она зажгла свет в кухне, открыла холодильник, достала бутылку минеральной воды.

«Сегодня я не усну».

Спать не хотелось. Не хотелось вообще ничего. Даже плакать она не могла. Женщина залпом опустошила стакан, откашлялась, вытерла набежавшие на глаза слезы.

«Ну и пусть. Пусть все кончено. Он отдаст долг и все!»

При мысли о деньгах ее передернуло. Дима занял крупную сумму полгода назад. О возврате пока речи не было. Да и быть не могло – как скажешь любимому человеку: «Верни мои деньги!» Ему было нужно поддержать бизнес, Дима мечтал об отдельной фирме. Все его мечты и проекты связывались с их будущим. Прямо об этом не говорилось, но Татьяна думала, что это прямо касается их обоих. Поэтому слова «долг» она не произносила даже про себя. Сегодня вечером он больше всего уязвил ее, обещав вернуть деньги. Это означало, что все кончено.

Она резко поставила стакан на стол.

«Ну и ладно. Еще одна ошибка. Нечего расстраиваться. Все впереди».

Татьяна обернулась, потянула руку к выключателю, думая, что теперь-то наверняка заставит себя уснуть… И замерла.

На полу, у окна, лежал человек. Спиной к ней, скрюченный, худощавый. Возле его безвольно откинутой головы на линолеум натекла лужица крови, уже почти застывшая.

«Стоп-стоп, – сказала себе женщина, тяжело опираясь на стол. Она задела стакан, тот звякнул о чайник. – Не может быть».

Она всегда ценила себя за способность анализировать обстановку и быстро ориентироваться. Но тут – в собственной кухне – ничего не получалось. Был факт – но объяснений не находилось.

Татьяна отцепилась от стола и осторожно подошла к телу, почти приникшему к батарее. На нее пахнуло теплом и кисло-сладким запахом крови. Женщина выпрямилась.

«Дверь!»

Подобная быстрота реакции часто ее выручала. Все было ясно – этого типа, жив он или мертв, тут быть не могло. Он тут не жил, а стало быть, и умирать не имел права. Однако он тут был. Значит, вошел через дверь – черт знает, почему и зачем. И так же непонятно почему – бес его возьми – умудрился умереть! А дверь должна быть – открыта?! Она ее не заперла?

– Зараза! – громко произнесла Татьяна, тут же прикусив острыми зубами кончики пальцев, словно боялась разбудить мертвеца. И добавила шепотом: – Однажды это должно было так кончиться!

И как всегда в пиковых ситуациях, ей вспомнилось самое дурацкое и бесполезное. Когда она обсуждала в риелторской конторе будущую покупку – эту самую квартиру в центре Москвы, то, конечно, пыталась узнать все, что могла. Огромные деньги – ну для нее, провинциалки, которая кровью и потом сделала карьеру и небольшое состояние. Островок, к которому умудрилась доплыть через бурное море. Словом, вся жизнь. Мечта, которая осуществилась. Безопасность и возможность посмотреть кому угодно в глаза и сказать, в каком районе живет. И в ответном взгляде увидеть зависть.

– Очень спокойный дом, – вещал риелтор, с уважением глядя на состоятельную клиентку. – За это я ручаюсь – уже продавал там квартиру. Подъезд чистый, цветы, картины на стенах…

– Видела, – спокойно сказала она, не проявляя восторга. В самом деле, осматривая квартиру, она впечатлилась видом подъезда – ровные, чистые стены, вылизанные полы, на окнах – горшки с цветами и – картины! Весьма посредственные, вроде тех, что продаются на Арбате. Большим знатоком искусства она себя не считала, но все-таки улыбнулась. Трогательно и наивно. Розовые закаты, голубые зимние пейзажи, восковые несъедобные натюрморты… Так бездарно, что почти хорошо. Есть степень бездарности, за которой начинается стиль.

– Это жильцы повесили, – сообщил продавец.

– Легко догадаться, что не Третьяков.

– Простите?

Татьяна снисходительно улыбнулась:

– Чистый подъезд. Я это имела в виду.

– Да. Но в вашем тамбуре… Конечно, на сделку это влияния не имеет, а все-таки, хочу предупредить…

Женщина насторожилась:

– Что в тамбуре? Соседи-алкоголики?

– Что вы! – Он агрессивно замахал руками: – Все приличные люди. Четыре квартиры. Мы все выясняем, надо же знать, что продаешь. В одной – мать и дочь. В другой… Ну, та недавно досталась по наследству. Тоже очень приличный жилец. Молодой, тихий. В третьей – одинокий пожилой мужчина. Эта квартира – смежная с вашей.

Он интимно улыбнулся, будто дело о покупке квартиры носило для него сексуальный характер.

– Четвертая – свободна. Физически и юридически. И я могу вас поздравить – такие чистые варианты встречаются редко. Я был бы счастлив всегда так продавать.

– Ну и спасибо, – уже довольно холодно сказала женщина. Она никак не могла взять в толк, к чему такие прелюдии.

– Да, но… – продолжал улыбаться. – Там есть своя фишка.

– Что, простите?

– То есть, особенность, – быстро поправился тот. – Там дверей не запирают.

Татьяна нахмурилась. Это была ее первая реакция на все, чего она сразу не понимала. Потом слегка оттаяла:

– Понятно. Внизу – консъержка.

– Не потому, – заторопился тот. – Совсем не потому. Другие запирают. У нас старое, авторитетное агенство. Когда мы продаем квартиру, то «пробиваем» весь подъезд. Сами понимаете, мало радости, если наверху – наркоманский притон, а внизу – собачий питомник. Сверху вас будут постоянно заливать, пьянки-гулянки… А снизу через вентиляцию – вонища, и еще – лай.

– Очень мило с вашей стороны, – все больше удивлялась Татьяна, сжимая в руках сумку, где покоился залог за квартиру. – Так почему не запирают дверей? Не понимаю.

– Они запирают. Дверь в тамбур. А вот двери квартир – никогда.

Татьяна еще крепче сжала сумку – чисто инстинктивно, будто пытаясь уберечь свою собственность:

– Почему это?

– Они доверяют друг другу.

– С ума сойти…

Риелтор склонил голову:

– Я сам удивился. Сперва, когда осматривал квартиру, не понял, кто в ней живет. Вбежала какая-то девочка с котом. Потом еще заглянул пожилой мужчина – что называется, за солью. Я не вытерпел, спросил: «А кто тут прописан?» Хотя, как вы понимаете, мы и так это выясняем…

– Понимаю.

– Ну и вот, – он прикусил кончик ручки, которую вертел в пальцах и внимательно взглянул на клиентку. – Это были соседи. Они все доверяют друг другу, так что и вы можете быть спокойны.

– То есть, дверь запирать нельзя? – иронически произнесла та. – Соседи обидятся, решат, что я их принимаю за жуликов?

– Вовсе нет. Просто я рекламирую вариант. Такое нечасто встретишь.

– И не говорите!

– Так… вы внесете залог?

Когда заговаривали о деньгах, Татьяна сразу обретала почву под ногами. Деньги – это реальность. Это все. И это намного надежнее незапертой двери.

Она уплатила. Сделка была совершена через две недели, после оформления всех необходимых документов.

После переезда ей было очень не по себе, как всегда в новой квартире. Другие запахи, другие звуки за стеной. Новый вид из окна. С нею постоянно здоровались в тамбуре, и постепенно она стала узнавать соседей. Мать и дочь – обе хорошо одетые, миловидные. «Где папаша?» – спросила она себя и не смогла ответить на этот вопрос. У них был кот – Татьяна определила его как сиамского (разницы между тайской и сиамской породой она, как многие, не понимала и потому ошиблась). Кот иногда истошно орал по ночам. Она это слышала даже через толстые стены – риелтор не обманул, дом был выстроен на совесть, но и это не спасало. Был еще сосед – тихий пожилой мужчина, щуплый на вид. Она ничего о нем не знала, впрочем, как и о матери с дочкой. И в третьей квартире обитал парень – она его видела только со спины. На удивление тихий, и все бы хорошо… Но Татьяне всегда казалось, что он старается побыстрее скрыться с глаз. Ни его лица, ни его голоса она не знала. Это была тень, которая мгновенно появлялась и тут же исчезала из тамбура.

Дверей никто не запирал – это была правда. Сперва она полагала, что из-за этого к ней станут ломиться непрошенные гости, и очень этого опасалась. Но вскоре убедилась, что кнопка ее дверного звонка вполне может зарасти плесенью. Ее не игнорировали, но к ней и не лезли. И тогда она сама перестала запирать дверь.

Ничего не изменилось. К ней не заходили. Ни за солью, ни поговорить, (чего можно было ждать от одинокой женщины, явно разведенной, оставшейся с ребенком). Ее вообще не замечали. Настал день, когда она, вернувшись с работы, думая о том, что одиночество становится все более ощутимым, а перспективы для брака – расплывчатыми, захотела, чтобы кто-то к ней заглянул.

Где-то в тамбуре хлопнула дверь. Но шли не к ней.

Она не запирала дверей уже и ночью. Ее не беспокоили. Спала Татьяна спокойно. Тем более спокойно, что появился Дима. Она дала ему ключи от квартиры. Ей уже не было одиноко. О соседях, живущих странной, такой доверчивой жизнью, женщина уже не думала… Дверь она запирала только в тех случаях, если уезжала в командировки. Она вошла в жизнь тамбура, ничего не зная о ней.

Заперла ли она дверь сегодня, когда он пришел?

Татьяна не могла вспомнить. Возможно, да. А может быть, и нет. Да, это было свидание. Дверь полагалось запереть. А с другой стороны – это был тамбур, где все друг другу верили. И ведь никто никогда к ней не врывался!

А почему она не слышала звона ключей в замке, перед тем как появилась эта девушка на пороге комнаты? Дверь все-таки была не заперта? Ключи были у девушки в руке, но отпирала ли она ими замки?

Татьяна не могла ответить.

Ключи давно уже стали для нее такой ненужной условностью, что женщина перестала о них думать.

И вот чем все это кончилось. У нее на кухне – труп.

* * *

– Это мой сосед, – истерически повторяла она, стоя на кухне. Трупа уже не было, а место, где он лежал, тщательно обвели мелом. В черное окно билась ополоумевшая метель. Женщина взглянула на часы. Половина третьего.

– Вы его опознали?

– Ну конечно! – Она сжала ладонями виски, стараясь прийти в себя. – Видела много раз.

Милиция приехала почти мгновенно – отделение, куда она позвонила, было сразу за углом. Четверо – один все снимал на видеокамеру, другой шастал по квартире, третий просто стоял и смотрел на пятно запекшейся крови. Четвертый – он показался ей главным – говорил с нею.

– Мы не общались, – нервно продолжала женщина, запахиваясь в махровый халат, который так и норовил разойтись в самых важных местах. – Но здоровались.

– Как он тут оказался?

Женщина с яростью подняла взгляд:

– Сама хотела бы знать! Он никогда тут не бывал, я даже имени его не знала!

– Так получается – вы вообще не в курсе дела?

Она уловила что-то очень неприятное в тоне вопроса и сразу насторожилась. Это ей помогло. Впервые за весь вечер – надо сказать, идиотский вечер – в голове у нее прояснилось. И сперва она подумала о Диме. Затем – о Маше. И потом – о ключах.

– Не в курсе, – твердо ответила Татьяна. – А вы тоже кое-чего не понимаете.

– То есть?

Следователь – а она полагала, что с ним и говорит – произнес это весьма агрессивно. Однако Татьяну это лишь ободрило. Бороться с трудностями она привыкла с детства. С тех пор как отец-алкоголик просто ради развлечения ударил ее головой о плиту в бараке, в том поселке, где они все – Таня, двое братьев, тоже спившаяся мать и, конечно же, папаша – прозябали много лет. Причем прозябали в буквальном смысле слова, поскольку дело было в Сибири. Тогда она поклялась себе в том, что достигнет успеха, и никогда в ее жизни не будет вони, нищеты, побоев.

Она вздернула подбородок:

– Что есть, то есть. Этот тамбур – особенный. Вы прошлись бы по другим квартирам.

– В чем дело?

– А в том, что я тут не при чем. Этот человек никакого отношения ко мне не имеет.

– А как же он сюда попал?

– Это могло случиться как угодно, – Татьяна, наконец, справилась с завязками халата и больше не смотрела на меловой контур у окна. Она снова стала сильной, обеспеченной, волевой женщиной, не последним человеком в «не последней» фирме. На работе с нею считались, так почему теперь должно было быть иначе?

– Этот тамбур полон сюрпризов, – теперь уже она иронизировала, а следователь покорно слушал. – Двери не запираются. Только внешняя. Его могли убить в собственной квартире и перетащить ко мне, чтобы сделать подлость… Но в это я не верю, потому что ни с кем тесно не общалась. За что им меня ненавидеть? И все же, это первый вариант.

Теперь ее слушали все, и женщина с удовлетворением это отметила.

– Второй, – Татьяна с отвращением вспомнила о розах, которые так и лежали в комнате, на столе рядом с ее рабочим компьютером. Эти уже никому не нужные цветы ассоциировались для нее с Димой. И еще кое с кем. – Второй вариант – это мой любовник и его любовница.

Наконец-то она выговорила эти слова, которые с таким трудом сошли с губ! Следователь подался вперед, как обученная «на захват» овчарка.

– Я уже сказала, что здесь принято не запирать дверей в тамбуре, – очень спокойно, холодно продолжила Татьяна, – и я этого не делала. Разве, когда была в командировках – по работе часто нужно. Сами понимаете – нелепо оставлять квартиру нараспашку, если исчезаешь на неделю.

– Понимаю, – машинально ответил следователь. Он все больше утрачивал свой апломб и все внимательней слушал Татьяну.

– Отлично, – уже совсем уверенно произнесла она. – А теперь пара фактов. Мой любовник имел ключи от моей квартиры.

Она чеканила слово «мой».

– Я дала ему ключи, поскольку иногда он мог явиться сюда, на свидание, чуть раньше, чем я вырвусь с работы.

«И потому, что верила ему, хотела создать семью. Он сказал, что с женой все кончено!»

– Сами понимаете, я не хотела, чтобы он торчал под окнами в машине.

– Так у него…

– У моего любовника? – Резко обернулась женщина. – Давайте уж не будем церемониться. В моей квартире труп, и я хочу, чтобы все было предельно ясно. У него были ключи. Вот его визитка.

Визитку – ту самую, которую он преподнес ей в первый день знакомства, женщина отдала без малейших колебаний.

– Тут его полное имя, телефон, должность, адрес фирмы.

«Вот тебе! Получай!»

– Еще один факт, – она с трудом перевела дыхание. – У него была любовница. Еще одна, кроме меня.

«И ты получишь по заслугам, соплячка!»

– И он сделал дубликаты ключей для нее. Когда я была в командировках, Дима с ней встречался тут. Кое-что проясняется?!

«Сволочи. Ненавижу вас!»

– То, что дубликаты были, я поняла сегодня вечером. Дело в том… – Ее глаза горели яростным, лихорадочным огнем. – Что эта девица…

«Надо было выразиться вежливее, а то они подумают, я что-то против нее имею!»

– Она ворвалась в мою квартиру с ключами в руках. Они в комнате. Я вам отдам.

Мужчины молчали. Было видно, что их ошеломило данное расположение сил, как даже самого опытного шахматиста может сбить с толку поведение соперника. Татьяна сдавала им всю свою личную жизнь, не моргнув глазом. Она была вне себя.

– Другие ключи остались у него, – продолжала она. – Собственно, плевать. Я все равно поменяю замки, после того как мне подкинули труп. А то завтра будет еще два!

«Возьми себя в руки!»

– Так вот, – уже спокойнее продолжала она, – убить моего соседа мог кто-то из них. И перенести труп ко мне – тоже. Я не помню – понимаете – не помню, открыла ли я ему дверь, когда он явился на свидание! Или не запирала, по привычке? Или заперла, а он сам открыл? Уже после того, как по каким-то своим личным причинам убил моего соседа и притащил его ко мне? Я ведь после работы… Он мог тут побывать, а потом изобразить, будто пришел впервые за вечер. Я ведь в кухню не входила! Ничего не помню, а вот что в кухню не входила… За это ручаюсь. А может, та девица, пока мы с ним были в постели, все и провернула? Я бы и не услышала! Разве я знаю?!

– Ну, вы уж… – начал было следователь, но женщина его оборвала. Ей уже было море по колено.

– Кто тут расследует – вы или я?! Они могли это сделать! У обоих были ключи от тамбура, от моей квартиры, оба меня ненавидели! Он – потому, что у него, кроме меня, была она! И еще – он был мне должен крупную сумму! Почему бы не подставить кредитора?! – Татьяна яростно обвела взглядом слушателей. Те онемели. – А она – она могла знать, что он ее обманывает! Может, они разыграли комедию? Да в конце-концов, комедия и есть!

И тут она не совладала с собой и разрыдалась, уронив руки на стол и спрятав в ладонях лицо.

Эта ночь была длинной. Длиннее всех ночей в ее жизни. И когда уже перед рассветом Татьяна поднялась со стула, когда из ее квартиры исчезли посторонние, она ошеломленно осмотрелась по сторонам… И впервые задала себе вопрос: «А может, лучше бы папаша прикончил меня в тот раз, приложив головой о чугунную плиту, которую мы топили ворованными с лесоповала дровами? Кругом-то жили одни зеки. Стесняться перед ними не приходилось».

Звонок

– О, Боже мой, – женщина, называющая себя по телефону «Галиной», энергично растерла виски. – Как болит голова! Ну, в бой!

И сняла трубку.

– Мне не с кем поговорить.

Этот безликий, бесполый голос был ей уже знаком. Этот человек звонил около полуночи. До или после? Она не помнила. Но голос звучал точно так же – будто его обладатель сознательно стер из него все приметы. Галина бесшумно вздохнула: «Еще один постоянный клиент навязался». Таких было немало – алкоголики, психически неуравновешенные люди, одинокие женщины и мужчины… И еще вот этот. Или эта? Хуже не бывает – такие стараются стать членом твоей семьи. А вот этого и не хотелось бы. По работе полагается быть с ними милыми, вежливыми, кроткими. Помочь. А они садятся тебе на шею.

«Мне и днем, когда отсыпаюсь, снятся звонки. И я во сне говорю с клиентами. А этот голос точно приснится. Не нравится он мне».

– Я слушаю, – ласково сказала Галина. – Вы уже не одиноки. Я здесь, с вами.

– Скажите, – еле слышно произнес голос, – вы действительно меня слушаете?

– Да, – ответила Галина. – Разумеется, слушаю, и очень внимательно.

– А я вас – нет, – с внезапной жесткостью ответили ей, и психологу на телефоне доверия, человеку битому-колоченному всеми проблемами ночной Москвы, вдруг стало по-настоящему страшно. – Нечего тут слушать. Некого. Все – ложь. Вы сами-то, когда сидите там, в теплой комнатке, перед телевизором с отключенным звуком, и изображаете перед нами Божью Матерь, понимаете, что совершаете преступление?! Не это нужно. Нужен человек. А человека там нет. Нигде его нет.

– Постойте, – заволновалась Галина, – давайте поговорим!

– С кем?! – презрительно ответили ей. И после паузы добавили: – В самом деле, что я вас мучаю? Смотрите телевизор. Живите, как знаете. Я сейчас покончу с собой.

– Постойте! – крикнула женщина, но трубку уже повесили. В этот миг она ненавидела свою работу.

Загрузка...