Тамерлан: Эпоха. Личность. Деяния

Михаил Игнатьевич Иванин Состояние военного искусства у средне-азиатских народов при Тамерлане[137]

Приступая к описанию военного искусства среднеазиатских народов при Тамерлане, считаю необходимым предварительно описать в коротких словах положение, в его время, обширных завоеваний Чингис-хана и биографию самого Тамерлана во время его молодости и скитания по степям Ховарезма и Хорассана, и первых его подвигов, до изгнания из джагатайского ханства узбеков (1369 г.) и уничтожения их силы (1389–1390 гг.).

Тамерлан родился в 1333-м году 7 мая; отец его владел уделом или участком земли к юго-западу от Бухары, в окрестности г. Кеш или Карши. Известно, что завоевания Чингис-хана и его первых потомков разделились на четыре, независимых одно от другого, ханства. Китай, Манчжурия, Корея, часть Индии и Монголия составляли восточное ханство. Восточная часть нынешней киргизской орды, земли от верхних частей Иртыша и Оби к горам Тянь-Шань и южнее этого хребта до Гималайского, с долиной, в которой лежат города Кашгар, Яркенд, Хотан и проч., а также кокандское, бухарское и хивинское ханства, до Гинду-куша, входили в состав джагатайского ханства. Хорассан, Афганистан и нынешняя Персия, словом, земли от р. Инда, Гиндукуша до Кавказских гор и Евфрата составляли третье ханство наследников Гулагу-хана. Западная часть киргизской орды, до Каспийского и Аральского морей и нижней части р. Сыр-Дарьи, а также большая часть нынешней европейской России до Кавказских гор, Азовского и Черного морей и до нижнего Дуная, составляли владение ханов Золотой Орды. Ханства эти управлялись ханами из потомства Чингис-хана, но права наследства не были точно определены; выбор в ханы зависел от собрания вельмож[138], что давало повод к интригам, подкупам, насилиям, следовательно, давало силу вельможам и ослабляло власть ханов. При том границы между главными ханствами не были определены, что давало повод к ссорам и междоусобным войнам, во время которых многие из подданных этих четырех ханств, будучи также потомками Чингис-хана, отказывались повиноваться главным ханам и, сделавшись независимыми, в свою очередь ссорились и воевали между собою. Это еще более ослабило потомков Чингис-хана и приготовило их падение, почти одновременно во всех четырех главных ханствах.

Китай первый свергнул иго монголов в 1367-м г., изгнав в степи Монголии последнего Чингисова потомка, Тоган-Тимура. На место его взошла на престол Китая династия Мин, ведшая с монголами, в самых степях их, счастливые войны по 1398-й год. Но с этого года по 1403-й год, в самом Китае начались междоусобия, которыми монголы не могли воспользоваться, потому что и в самой Монголии возникли такие же; ханский престол оспаривался многочисленными его искателями и переходил от одного рода к другому.

На западе, в Кипчакской или Золотой Орде, были те же междоусобия, ослаблявшие Орду, пользуясь которыми Россия готовилась свергнуть тяготившее ее иго. В Персии завоевания Гулагу раздробились тоже на несколько независимых государств. Наследие Джагатая подверглось той же участи. В северной части этого ханства, от вершин Иртыша и Оби до Тянь-Шаньского хребта, удаленной от обыкновенного пребывания ханов Золотой Орды и джагатайских ханов, образовалось особое ханство; в первой половине XIV столетия ханом этих земель был потомок Чингис-хана, хан Тоглук-Тимур. В 1332-м году на престол джагатайского ханства взошел Газан-хан и своими жестокостями возбудил против себя ненависть вельмож и общее неудовольствие; многие из вельмож возмутились и после сражения в 1346-м г. Газан-хан был убит.

Спустя несколько лет после его смерти начались в этом ханстве междоусобия, пользуясь которыми один из потомков Джагатая, владетель земель к северу от Сыр-Дарьи, хан Тоглук-Тимур предъявил свои права на престол своего предка и с сильною армией, в составе которой было много узбеков, в 1359 г. перешел через р. Сыр-Дарью у Ходжента и без большого сопротивления занял всё пространство между реками Сыр и Аму. Устранюсь этой армии часть владетельных вельмож из потомков Чингис-хана укрылась в Хорассан и Афганистан; другая часть, считая сопротивление бесполезным, покорилась. В числе последних был и Тамерлан, лишившийся перед тем отца и не успевший еще приобресть между своими соотечественниками никакого влияния. Но он не удовольствовался одною покорностью, отправился с значительными сокровищами в армию неприятеля, Подарками умел спасти от грабежа земли свои собственные и союзников своих и не только посеять между неприятелями несогласие, но даже в собственных владениях Тоглук-Тимура возбудить возмущение, что заставило последнего возвратиться в свое ханство и оставить вместо себя неопытного сына своего, Елиас-Ходжа-Аглана, а главное начальствование над армией вверить некоему Бикиджеку. Между тем Тамерлан, своею наружною покорностью, получил от Тоглук-Тимура утверждение в своем владении, начальствование над тумынем[139] и важную должность в управлении делами при Елиас-Ходжа-Аглане. Во время начальствования своего войсками Тамерлан озаботился о введении между ними строгой дисциплины.

Но согласие его с правительством Елиас-Ходжи продолжалось недолго, по следующим причинам: известно, что Чингис-хан и первые его потомки были язычниками и во владениях их была полная веротерпимость; но в XIV столетии ханы потомства Гулагу, Батыя, Джагатая и их вельможи начали принимать магометанскую веру, особенно в местах, где была оседлость, где были построены мечети и школы и где была сильная корпорация магометанского духовенства и потомков Магомета. Кочевой же народ, особенно к северу от Сыр-Дарьи, по-прежнему оставался при языческих верованиях и обрядах, что ставило его в частые столкновения с магометанами. Войска Тоглук-Тимура состояли преимущественно из язычников, к которым принадлежало много узбеков.

Судя по названию некоторых племен узбеков, надобно полагать, что это были остатки прежних кочевых народов, населявших при Чингис-хане степи к северу от Тянь-Шаньского хребта, которые, не желая покориться ему, укрылись в ущелья Алтайского, Саянского и Тянь-Шаньского хребтов и в леса Сибири. Но когда между потомками Чингис-хана начались междоусобия, когда власть ханов ослабела, тогда узбеки в свою очередь начали делать набеги на земли джагатайских ханов, однако, вероятно, не имея еще достаточных сил, чтобы быть самостоятельными, подчинились хану Тоглук-Тимуру, с которым и перешли через реку Сыр. Составляя своевольные общины, не подчиненные строгой дисциплине, подобно прежним нашим казакам или туркменам, они, при вторжении в земли между реками Сыр и Аму, грабили мирных жителей, не щадя духовенства и потомков Магомета. Эти грабежи и неуважение к духовному сану были причиной частых столкновений узбеков с Тамерланом, ревностным магометанином. Узнав, что 70 человек из потомков Магомета были схвачены узбеками и посажены в оковах в тюрьму, Тамерлан немедленно велел освободить их. Эти и другие столкновения с узбеками навлекли на него гнев узбеков и Елиаса-Ходжи, который, вероятно, написал об этом своему отцу. По приказанию Тоглук-Тимура велено было умертвить Тамерлана, но приказ этот по какому-то случаю попал в руки Тамерлана.

Угрожаемый этою опасностью и не видя возможности быть полезным своим соотечественникам, он решился собрать смелых и решительных воинов, чтобы с ними прогнать узбеков. Но намерение его было открыто, и он с 60-ю воинами был принужден бежать за р. Аму, с тем чтобы укрыться в бадахшанские горы, в ожидании, пока ненависть к узбекам, за их грабежи и притеснения, не доставит ему более соучастников и не даст возможности произвести с успехом восстание. На пути к Бадах-шану он заехал к отшельнику Емир-Халалу, который указал ему на степи Ховарезма, в которые он мог безопасно удалиться и скрываться, в ожидании благоприятного времени для произведения восстания. На пути в эти степи к нему присоединился также недовольный узбеками потомок Чингис-хана, правитель области Балха, эмир Гуссейн, с небольшою свитой.

Правитель Ховарезма Текель-Багадур, узнав о месте, где скрывался Тамерлан, и получа приказание Елиас-Ходжи истребить шайку Тамерлана, пошел против него с тысячным отрядом конницы и напал на Тамерлана; нападение это было отбито. Тамерлан сам обладал необыкновенною силой и, начав с 12-летнего возраста ходить с отцом на войну и заниматься воинскими упражнениями, был уже опытный воин. Шайка его состояла из самых решительных и отборных воинов, сражавшихся отчаянно; возобновлявшиеся атаки кончились тем, что у неприятеля осталось только 50 человек, а у Тамерлана 10, из них 7 на лошадях и 3 пеших; Текель должен был удалиться. Находясь в таком несчастном положении, Тамерлан шатался по степям туркестанским, везя на крупе своей лошади жену свою, сестру эмира Гуссейна, в ожидании счастливого оборота своей судьбы. Однажды, когда он прибыл для ночлега к одному колодцу, то трое из его пеших спутников, пользуясь темнотою ночи, украли трех лошадей и скрылись, и так у Тамерлана осталось всего 4 лошади на 7 спутников. Во время его странствования с одного места на другое, какой-то владелец Али-бек Тшун-Гарбани, вероятно желая угодить Елиас-Ходже, схватил Тамерлана и засадил его в яму, наполненную разными насекомыми[140], в которой Тамерлан просидел 62 дня. Один из преданных ему людей, бывший потом у Тамерлана министром, успел освободить его из этого заключения. Тамерлан, сопровождаемый 12-ю конными воинами, отправился опять странствовать по степи; на другой день их выезда, когда он остановился у одного домика, на него напали туркмены: во время этой схватки один из туркмен, узнав Тамерлана, остановил своих товарищей и, бросясь к ногам Тамерлана, просил прощения. Тогда все товарищи туркмена согласились быть его спутниками, и их набралось уже до 60-ти человек. Тамерлан, опасаясь быть захваченным узбеками в ховарезмских степях, решился отправиться в Хорассан, в надежде собрать там войско Для изгнания узбеков. На пути к нему присоединилось еще несколько воинов, а также потомков Магомета, так что свита его взросла до 200 человек. На совещании решено было идти в Бухарию, расположить всю свиту в скрытых местах в окрестностях Бухары, а самому Тамерлану отправиться в Самарканд, разведать о расположении жителей к правлению Елиас-Ходжи и подготовить восстание для изгнания Елиас-Ходжи и узбеков. На пути к ним присоединилось еще несколько недовольных, что дало Тамерлану надежду набрать до 2000 чел., готовых следовать за ним. Отделясь от свиты, Тамерлан ночью вошел в Самарканд, где остановился у своей старшей сестры и скрывался здесь 48 дней, подготовляя средства к восстанию. Но узнав, что один из жителей Самарканда хотел открыть его убежище, Тамерлан ночью вышел из Самарканда, уведя с собою 50 чел. конных и роту[141] пеших воинов, которые, во время следования к р. Аму, увидя туркменский табун, завладели им и поехали к месту сбора его товарищей, которых набралось до 1000 человек.

Так как этих сил было недостаточно для вступления в борьбу с Елиас-Ходжой и узбеками, могшими выставить против него стотысячную армию, то Тамерлан решился идти в Кандагар, в ожидании, что новые притеснения узбеков и его подвиги в Хорассане увеличат число его сподвижников. Во время следования, в окрестностях Кандагара к нему присоединилось еще до 1000 человек из местных жителей; с помощью их он завладел областью Кермессир. Здесь, по приглашению владетеля области Сеистана, Тамерлан начал войну с его врагами и во время одного сражения был ранен в руку и ногу, почему должен был возвратиться в Кермессир. По выздоровлении он направился к Балху. Так как слава его росла, то на пути к нему присоединилось еще несколько сот воинов, большею частию высших сословий. Из них он выбрал 313 человек самых преданных, мужественных и даровитых помощников, которые потом послужили ему учителями для устройства многочисленной армии, как увидим ниже.

Предпринимая отчаянную войну для изгнания узбеков и усиливая себя войсками, Тамерлан озаботился их содержанием. Чтобы иметь склад запасов, он овладел замком Аладжу, гарнизон которого, состоявший из 300 воинов, присоединился к его отряду. Прибыв в окрестности Балха, он послал разведчиков за р. Аму, которые, возвратясь, объявили ему, что Елиас-Ходжа с войсками находился в окрестностях г. Тармеда и что войска эти производили всякого рода жестокости и грабежи. Это увеличило отряд Тамерлана постоянно прибывавшими воинами, почему он и решился начать военные действия против своих врагов, хотя силы их были в десять раз более его сил; но он был уверен, что ненависть к узбекам, при малейшем его успехе, будет быстро увеличивать его силы, что и случилось. Необыкновенное искусство и мужество доставляли ему в стычках и битвах почти постоянный успех, и, после множества удачных сражении, он успел прогнать узбеков за р. Сыр (1369–1370 г.).

Не имея подробных планов той местности, на которой происходили эти битвы, нельзя судить о достоинстве распоряжений и тактических движений Тамерлана; поэтому считаю бесполезным описывать их. Можно только делать заключение о мужестве и искусстве Тамерлана из того, что, начав войну с 2000-м войском против 20000-й армии узбеков, противопоставленной ему, кроме 80000, находившихся в крепостях между реками Аму и Сыром, он успел победить их и прогнать за р. Сыр.

Когда Елиас-Ходжа был принужден удалиться за р. Сыр, множество узбеков было оставлено в гарнизонах по разным крепостям Транс-Оксаны. Чтобы не затянуть войну осадами крепостей, Тамерлан написал от имени Елиас-Ходжи предписания комендантам крепостей очистить их, послав им эти предписания с узбеками, но в то же время издали следовали войска Тамерлана, поднимая на большом пространстве пыль, чтобы силы их казались многочисленнее. Это побудило комендантов скорее очищать крепости, что делалось большею частью ночью. Этою хитростью были очищены почти все крепости Транс-Оксаны.

Этими-то испытаниями судьбы и превратностями счастья Тамерлан научился выбирать людей, оценивать их по достоинству и подготовился к той великой роли, которую он потом играл в течение остальных 35 лет своей жизни. Вероятно, во время скитальческой жизни своей в степях он составил те правила политики и войны, которые потом, в виде завещания, оставил своим детям и потомкам.

К этому же времени укрывательства его в степях Ховарезма и Хорассана надо отнести предание, рассказываемое о нем киргизами. Сидя однажды возле кустарника, он увидел большую букашку, которая силилась взобраться на верх одного стебля, но ветер качнул стебель, и букашка упала на землю; она вторично стала взбираться на вершину стебелька, вновь оборвалась и упала; эти усилия взобраться на верхушку и падения с ветки повторялись несколько раз; наконец, после тщетных попыток и усилий взобраться, букашка всползла на верхушку стебля и отыскала там для себя корм. Тогда Тамерлан сказал:

В надежде своей на лучшее будущее, Тамерлан поддерживал себя не только врожденным ему мужеством, но и верным соображением, что управление джагатайским ханством Елиаса-Ходжи с его узбеками, привыкшими к своеволию и хищничеству, будет усиливать ненависть к ним в жителях ханства — что магометанское духовенство и потомки Магомета, имевшие тогда большое влияние на дела во всех мусульманских землях и защищая которых он навлек на себя гнев узбеков, будут тайно содействовать его видам; вероятно, также и религиозные убеждения поддерживали его в несчастии. В его суеверный век, когда верили астрологии, снотолкованиям и разного рода предсказаниям, Тамерлан во всех трудных случаях своей жизни прибегал к ним, но чаще всего гадал по алкорану, приступая к какому-нибудь важному делу.

По изгнании Елиас-Ходжи за р. Сыр, Тамерлан, хотя везде был принимаем с энтузиазмом, как освободитель, и в самом Самарканде ему дали титул великого и героя своего века, однако не ослепился этим и, не будучи прямым потомком Чингис-хана и опасаясь новых междоусобий, был так благоразумен, что не домогался титула хана, а по совещании с эмиром Гуссейном решился созвать курултай[142], для избрания хана. Выбор пал на потомка Чингис-хана Кабулшаха-Аглана, который в смутное время междоусобий и своеволий узбеков решился вести уединенную жизнь и поступить в дервиши. Само собою разумеется, что Тамерлан и эмир Гуссейн именем этого хана управляли ханством. Тамерлан вскоре потом сумел отделаться от своего соперника, эмира Гуссейна, который своею жадностью к приобретению богатств навлек на себя ненависть народа. По смерти эмира Гуссейна Тамерлан приступил к выполнению своих властолюбивых планов, которые он мог беспрепятственно совершать, прикрываясь властью избранного им хана и предположением подчинить ему все прежние владения джагатайских ханов. В это время нравы монголов изменились: сливаясь с туземцами, монголы сделались отчасти народом оседлым и в южной части джагатайской империи почти все приняли магометанскую веру. Эта вера с своим фанатизмом и сделалась в искусных руках Тамерлана главным рычагом его военно-политической машины, которою он умел действовать с необыкновенным искусством. В этом отношении система управления Тамерлана отличалась от Чингис-хановой, который не держался ни одной религии и умел возбуждать в своих войсках фанатизм к завоеванию другими средствами.

Не имея намерения описывать жизнь этого завоевателя и желая только ознакомить с его военными и политическими правилами, с введенным им военным искусством[143] и с главнейшими его походами, не буду говорить подробно о его действиях до 1389 года, когда он, пользуясь влиянием, доставленным его победами и политикой, а также освобождением своей родины от притеснений узбеков, приобрел неограниченную власть и начал управлять по своему усмотрению наследием Джагатая.

По закону Чингис-хана никто не имел права объявлять себя во владениях монголов ханом, не происходя от его крови. Но для всякого закона есть изворты: хотя память Чингис-хана была еще в уважении и закон его в форме соблюдался, так как Тамерлан писал все указы именем ханов, избранных им из потомков Чингис-хана, но сам управлял их именем совершенно самовластно, раздавал царства своим детям и внукам и оставил им обширное наследие.

Для утверждения своей власти, он прежде всего озаботился об увеличении и устройстве своих войск, вводя между ними постановления Чингис-хана. Выше было сказано, что, готовясь к изгнанию из Транс-Оксаны Елиас-Ходжи, Тамерлан, из присоединившихся к нему для этой цели воинов, избрал 313 человек самых преданных ему, одаренных качествами, необходимыми для хорошего начальника, знающего военное искусство и испытанного мужества, доказанного в предшествовавших боях. Из них он назначил 100 для начальствования десятками, 100 сотнями и 100 тысячами. Остальным 13 он дал более высшие должности без сомнения эти избранные воины способствовали к введению дисциплины и тех боевых порядков, о которых будет сказано ниже.

Составя хорошо устроенную армию, избрав столицею Самарканд, укрепив этот город и устроив в нем цитадель, Тамерлан идет войною на узбеков, которые в то время были непримиримыми и самыми опасными его врагами. Разбив их в 1371 году, он отправляется для завоевания Ховарезма, берет город Кент приступом, направляется в Ургендж, заставляет ховарезмского хана согласиться на предложенный ему мир и выдать дочь свою в замужество за старшего сына Тамерлана, Жеханшира. Потом он совершает еще несколько походов против узбеков, а в 1376 году содействием своим возводит на кипчакский престол Тохтамыша. В 1378 г. он опять идет войною на Ховарезм, а в следующем году, взяв, после упорной обороны, столичный город его, покоряет всю эту страну. В 1380 г., узнав, что владетель Хорассана восстановил против себя подданных, Тамерлан, по тайному сношению с некоторыми из них, устремляется на завоевание этой страны. Для этого, устроив мост через р. Аму у г. Термеда, он переводит через него войска и направляется на Балх, берет его, идет на Андху, Фюршендж и неожиданно является под стенами Герата. Владетель Хорассана покоряется без боя, эмиры области следуют его примеру. Вскоре потом покоряются Систан, Кандагар и Афганистан; этому примеру следуют другие владетели, так что всё пространство до Мазандерана и Кандагара приобретено почти без боя. Приняв в состав своей армии военное сословие покоренных народов, для увеличения числа войск, Тамерлан замышляет более обширные завоевания. В 1383 году покоряет Мазандеран, оттуда идет в Азербайджан, Армению, Грузию и простирает свои завоевания до Эрзерума, Тифлиса и Дербента. Из Грузии он направляется на Ван, Испагань, в южную Персию и покоряет столицу Фарсистана, г. Шираз.

Здесь Тамерлан получает известие, что в его владения вторгнулся возведенный им на престол Золотой Орды хан Тохтамыш, который одну часть своих войск послал на р. Сыр-Дарью и в Бухару, другую через Усть-Урт в Ховарезм, где он имел тайных союзников. Тамерлан, узнав, что Тохтамыш дошел уже до г. Бухары, поспешил подать помощь своим подданным и послал легкие отряды кратчайшим путем на город Иезд, а сам с главными силами обошел кирманскую соленую степь на Испагань и Тактапал[144]. Между тем Тохтамыш, узнав о приближении войск Тамерлана и разграбив часть его владений до р. Аму, удалился до прибытия главных сил Тамерлана, частью через Хоразм, частью через р. Сыр.

Тамерлан, прибыв в Самарканд, узнал, что в союзе с Тохта-мышем были владетели Хоразма Иликмиш-Аглан и Солиман-Софи и узбеки, выславшие сильную армию со стороны Ташкента, под начальством эмира Анкатура, который, дойдя до р. Сыр, осадил г. Андекан, но, не могши взять его, принужден — был снять осаду и возвратиться в свои земли. Прежде, нежели начать войну с главным своим неприятелем, ханом Золотой Орды, Тамерлану надобно было управиться с ближайшими своими врагами, которые, в случае похода его в обширные приволжские и придонские степи, могли бы опять напасть на его собственные владения, и потому он немедленно направил свои войска в Ховарезм. Когда авангард его прибыл к речке Багдадек, то он послал разъезды для узнания о положении неприятельских сил; подойдя к реке Шедрис, он узнаёт, что Иликмиш и Солиман-Софи с своими войсками, забрав лучшее свое имущество, бежали к Тохтамышу. Тамерлан для преследования их отряжает своего сына мирзу Миранша с пятью эмирами, которые, следуя с необыкновенной быстротой по дорогам Комкент и Киз, успели настигнуть войска хоразмцев, разбили их, забрали их имущество и возвратились в Хоразм. Тамерлан, по возвращении их, берет г. Ургендж[145], разоряет его совершенно, жителей с их имуществом переселяет в Самарканд, и на месте, где был Ургендж, приказывает посеять ячмень. Несколько лет спустя, по возвращении из похода против Тохтамыша, он позволил жителям Хоразма опять возвратиться на свою родину, но для наблюдения за ними велел построить и укрепить города Кент и Хиву.

Предшествовавшее отторжение хоразмцев от власти джагатайских ханов, неоднократные войны их с Тамерланом и упорное сопротивление его оружию показывают, что Хоразм в это время был сильным государством, что население и объем его были значительно более нынешнего хивинского ханства, простираясь как по р. Аму, так и по называемому ныне старому руслу р. Аму, и что г. Ургендж, лежащий ныне в развалинах был тогда большим торговым городом и обязан цветущим состоянием своиму выгодному положению в торговом отношении между ханствами потомков Гулагу и Джагатая и Золотой Ордой; через Хоразм шли тогда и товары Индии и Китая. Самая связь хоразмцев с Тохтамышем показывает, что они обогащались торговлей с Золотой Ордой. При теперешних наших сведениях трудно определить, как в то время перевозились товары к Ургенджу, сухим ли путем или водой по рекам Сыр и Аму и Аральскому морю к Каспийскому и потом Волгой. Судя по тому, что в Хиве и на низовьях р. Сыр-Дарьи находится множество развалин из обожженного кирпича, что Тамерлан для походов в Хоразм находил возможность быстро переправлять свою армию через р. Аму, надобно полагать, что в то время в Хорезме не было в лесе недостатка и что судов по р. Аму было немало.

Управясь с Ховарезмом, Тамерлан обратил свое оружие против войск, расположенных в ближайших восточных частях кипчакской орды, послав свои войска к низовьям р. Сыр, разбив здесь и после нескольких сражений прогнав войска Тохтамыша, состоявшие из русских, черкесов, болгар, кипчакцев[146], крымцев, греков, жителей Кафы и Азова, башкир и даже москвитян, имевших в авангарде войска Хорезма, заставил их спасаться поспешным бегством по направлению к Уралу. Обеспечив себя с этой стороны, Тамерлан в 1389 году решается отомстить узбекам и сыну Тоглук-Тимура, Кезер-Ходжи-Аглану, и Анкатуре, нападавшим на него одновременно с Тохтамышем. Оставя для наблюдения за действиями Тохтамыша достаточные силы на низовьях р. Сыр-Дарьи, сам Тамерлан, с армией более чем в 100000 человек конницы, направляется в земли указанных врагов. Во время похода он увидел, что много лошадей было в худом теле, поэтому отделил из каждого десятка по три человека и, отправив их в Самарканд, лошадей их роздал другим воинам, так что с запасными лошадьми у каждого воина было по две лошади.

Вероятно, Тамерлан шел местами, по которым ныне проходит Дорога на ст. Верную, посылая в ущелья гор партии для захвата и истребления неприятеля. За несколько переходов до Иртыша, найдя удобные пастбища на урочище Карагутшур, Тамерлан с главными силами остановился для поправления своих лошадей, а для отыскивания и преследования неприятеля послал по направлению к Иртышу 30000 чел. конницы. Когда этот отряд Дошел до р. Иртыша, то разделясь на части и переправя одну часть на другую сторону реки, войска эти, следуя по ней, Сыскивали неприятеля по сторонам и на островах Иртыша, и множеством пленных и богатою добычей возвратились к главным силам. Тогда Тамерлан, отправя пленных и добычу под конвоем в Самарканд, сам с главными силами перешел через степи к Емал-гужу, где был дворец, называемый Сарай-урдам, и где была столица ханов этой орды. Здесь Тамерлан созвал совет из всех начальников главных частей армии, пригласив на него и всех знавших топографию этой части степей и места, где неприятель мог найти укрытие с своими стадами, так как цель Тамерлана была та, чтобы ослабить неприятеля так, чтобы и в походе его против Тохтамыша не осталось в тылу сильного врага. На этом совете решено было разделиться на пять частей: одна, под начальством сына его, Омер-шеика, начальствовавшего округом Андекан, была направлена через гору Дубешин-андур и Кара-кожа; другая из 30000 направлена на Кара-Арт и Шуруглук; третья из 20000 на Сагизган, Сугулган, Лиг и Шевейяр; четвертая, тоже из 20000, по дороге Уритшур на Бикур, а пятая, при которой был сам Тамерлан с его гвардией и войсками его собственных владений, шла по дороге на Олук-куль и Ситш-кандабан. Сверх того дано было особое приказание начальнику войск, оставленных против Тохтамыша, идти от р. Сыр также к северу, для преследования узбеков.

Они шли на Урдубад, перешли через р. Абейле и шли на Сутгель Тиштшеклик, Балайкан, Салуджи в Молзуду; встретя хана Монголистана, Кезер-Ходжа-Аглана с его армией, вступили в сражение; но как оно было нерешительное, то по взаимному условию решено было разойтись и эти войска Тамерлана направились к Юлдузу. Но один из этого отряда успел поспешно догнать Тамерлана у Кейту и сообщить о происшедшем сражении. Тамерлан, прибыв в Юлдуз, выбрав там самых храбрых воинов и оставив обоз, перешел через р. Улакианур, прошел степь, прибыл в Карабулак, оттуда через Тебер-таш пошел в Кушон-кей, где настиг неприятеля и рассеял его армию; потом, следуя через горы Нарин-кетель, продолжал преследовать неприятеля до Караташ и заставил хана Кезер-Ходжа спасаться поспешным бегством. После преследования его до Кулан-кетель Тамерлан пошел в обратный путь на Ялих, Кажиртон, Билажир и соединился с прочими своими отрядами в условленном месте Юлдуз. Так как каждому отряду даны были надежные вожаки для указания мест, где мог укрываться неприятель, и определены направления, по которым должно было идти, и круг действии, то отряды эти выполнили свое назначение очень успешно. Сборным местом всех этих частей назначена была долина Юлдуз, потому что здесь были превосходные пастбища, хорошая вода и умеренный воздух.

Все эти отряды на всём пути, по которому проходили, забирали у неприятеля людей, скот и имущество, с громадным обозом прошли по степям и ущельям небольших гор и соединились в долине Юлдуз. Здесь Тамерлан, по своему обыкновению, награждал более отличившихся воинов и угощал свои войск разными яствами, напитками и увеселениями, причем самые красивые женщины из числа пленных угощали воинов, поднося им в дорогих чашах кумыс[147]. После отдыха, он послал сына своего, Омер-шеика, с сильным прикрытием, на юг Небесных гор, приказал идти через железные ворота, называемые Калуга, разбить укрывшегося там неприятеля[148] и через Кузан, Утчеферман и Кашгар возвратиться в Андекан; другие части шли по северную часть хребта; сам Тамерлан отправился вперед и в 22 дня прибыл в Самарканд.

Не довольствуясь таким погромом своих злейших врагов, Тамерлан в следующем году вновь посылает туда же 25000 конницы. Войска эти, отыскивая везде неприятелей, напали на след хана их Камареддина, преследовали его и, узнав, что он переправился за Иртыш и скрылся в леса Сибири, после 6-ти месяцев похода возвратились в Самарканд.

После такого побоища, разграбления неприятельского имущества и увода в плен большей части его жителей, Тамерлан уже надолго обезопасил себя от вторжения узбеков и мог приступить к войне против Тохтамыша, располагавшего многочисленными силами Золотой Орды. Для достижения войск ее Тамерлану надобно было пройти по пустынным степям более 2000 верст; по обширности их, при искусном со стороны неприятеля действии, война могла бы затянуться надолго, а лишением средств продовольствовать многочисленную армию вынудить Тамерлана к отступлению, которое могло бы быть для него гибельным. Тамерлан хорошо понимал это и потому заблаговременно озаботился привлечь к себе в Золотой Орде врагов Тохтамыша и завязал тайные связи с лицами, имевшими влияние на дела этой орды, что вывело его из затруднительного положения и доставило ему победу. Вообще Тамерлан для достижения успеха не стеснялся в средствах.

Но прежде описания этого и некоторых других походов его, полагаю необходимым ознакомить читателя с военными постановлениями и военно-политическими правилами его, написанными им самим для своих потомков.

По всей вероятности они были не что иное, как возобновление постановлений и правил Чингис-хана, с некоторыми изменениями и усовершенствованиями, сообразно положению Тамерлана и духу времени. Сокращенное изложение их дополнит наши сведения о военном искусстве монголов.

Войска Тамерлана состояли из пехоты и конницы, Впрочем, пехота его в дальних степных походах была снабжена лошадьми; конница или по крайней мере значительная часть ее, в случае надобности, была приучена сражаться в пешем строю, следовательно, соответствовала нашим драгунам; она спешивалась в тех случаях, когда надо было вернее и сильнее стрелять из лука, но без сомнения, действовала лучше на лошадях, нежели в пешем строю, потому что кочевые народы с малолетства свыкаются с лошадью.

Конница разделялась на простых и отборных воинов, составлявших легкую и тяжелую конницу. Сверх того были особые телохранители Тамерлана, в роде гвардии.

Кроме этих главных родов войск были еще:

1) понтонеры или судовщики, набираемые преимущественно из жителей, занимавшихся судоходством по рр. Аму, Сыр и др.; они употреблялись для устроения судов и наведения мостов;

2) метатели грегорианского или греческого огня;

3) разного рода рабочие, умевшие устраивать осадные машины и обращаться с метательными орудиями. Множество осад, предпринятых Тамерланом, и искусное действие грегорианским огнем и метательными орудиями, очень много способствовавшими при большей части осад к взятию крепостей, показывают, что этот род войск был доведен до большого совершенства. Из хода осад, предпринятых Тамерланом, видно, что ему были известны почти все способы, употреблявшиеся греками и римлянами для овладения крепостями. В сражении против Баязета он имел слонов, с которых посаженные на них воины стреляли грегорианским огнем;

4) Для действий в горах Тамерлан имел особого рода пехоту, составленную из горских жителей, следовательно, привыкших к горной войне, умевших влезать на крутые утесы; воины эти часто оказывали ему услуги при овладении ущельями, горными проходами и крепостями, расположенными на крутых горах.

Войска, как и у Чингис-хана, были разделены на десятки, сотни, тысячи, тумыни[149] и проч., предводимые десятниками, сотниками, тысячниками и эмирами; последних было 12 степеней, от 1-ой до 12-ой. Эмиры владели разными племенами и степени их вероятно зависели от числа войск, выставляемых племенем.

Тамерлан требовал, чтобы во время войны простые конные воины, или легкая конница, имели для похода лук, колчан со стрелами, меч или палаш, пилу, шило, иглу, веревки, топор, 10 наконечников для стрел, мешок, турсук (кожаный мешок, употребляемый для возки запасной воды по безводным местам и для переправ), две лошади; сверх того каждые 18 человек должны были иметь кибитку[150].

Отборные воины, или тяжелая конница, были вооружены шлемами, латами, мечами, луком и стрелами; каждый из них должен был иметь по 2 лошади и каждые 5 человек по одной кибитке[151]. Кроме того, были особые отряды воинов, вооруженных палицами, секирами, саблями, а лошади их были покрыты тигровыми кожами. Эти воины, вероятно, составляли телохранителей Тамерлана. Воины должны были носить сабли на левой стороне, а мечи на правой. Каждый десятник должен был иметь свою палатку и 5 лошадей и был вооружен кольчугой, мечом и луком со стрелами. Сотники были обязаны иметь 10 лошадей, свою кибитку, из оружия меч, лук, стрелы, палицу, булаву, кольчугу и латы.

Тысячники должны были иметь при кибитке навесы или зонтики и несколько запасного оружия, как то: кольчуг, шлемов, лат, пик, мечей, колчанов и стрел.

Эмиры 1-го класса имели одну кибитку о двух навесах, другую шитую золотом (вероятно, назначенную для принятия начальников во время смотров и угощений) и значительный запас оружия, для снабжения им простых воинов.

Высшие эмиры, от 2-ой степени до 12-ой или до главнокомандующего, должны были иметь еще большие запасы оружия и обозы.

Первый эмир был обязан вести с собою 110 лошадей, 2-ой-120 и так далее до главнокомандующего, который не мог иметь менее 300 лошадей.

Пехотный воин должен был иметь меч, лук, несколько стрел, но, в случае предстоявших сражений, число стрел предписывалось особым повелением. В походе против Тохтамыша велено было иметь каждому воину по 30 стрел. Из этого видно, что пехота была только легкая, но вероятно, в случае надобности, тяжелая конница, спешившись, заменяла тяжело вооруженную пехоту.

Закон Чингис-хана, повелевавший перед выступлением в поход или перед сражением осматривать войска, оружие их и вообще всё, что воины должны были иметь с собою, Тамерлан наблюдал во всей строгости.

Производство в чины. В каждом десятке из отборных воинов выбирался тот, кто соединял благоразумие с мужеством, и, после согласия девяти других, делался десятником; из десятников, отличного по способностям и деятельности, производили в сотники; 10 сотников имели начальником тысячника, обыкновенно избираемого из детей эмиров или князей, опытного, искусного в военном деле и испытанной храбрости. Каждый начальник имел своего помощника, который в случае надобности замещал его.

Власть начальников. Десятники имели право принимать на службу в воины, на место бежавших или умерших; сотники могли утверждать в должности десятников, выбранных их товарищами, а тысячники — сотников, и Тамерлану доносили только, что такой-то бежал или умер и замещен таким-то. Вероятно, были пятидесятники и пятисотенные начальники, о которых, впрочем, Тамерлан в своих постановлениях ничего не говорит. Такого же рода чиноначалие было и в службе гражданской. Как в той, так и в другой, власть начальников состояла в наказании непослушных, в изгнании тех, которые нарушали долг службы и в замещении их. Тамерлан, по-видимому, не любил телесного наказания и запрещал его, говоря, что начальник, власть которого слабее кнута и палки, недостоин сана, им занимаемого.

И так простые воины могли достигать звания десятников и сотников; но для достижения высших степеней из простых сотников нужны были или важные заслуги, или особые дарования, потому что в сан тысячника производились обыкновенно или князья или эмиры, то есть начальники племен, или дети их. Следовательно, в эти должности назначались люди, принадлежащие к высшему сословию, составлявшему род дворянства, могшие по состоянию своему получать образование в училищах и имевшие политическую власть. Разделение эмиров на 12 степеней, вероятно, зависело от величины их владений: 1-й степени эмиры начальствовали отрядами в 1000 человек конницы, 2-й степени — 2-мя тысячами, 3-й степени — 3-мя тысячами и так далее до эмиров 12 степени, которые начальствовали 12-ю тысячами конницы и более.

Жалованье. Кочевые народы вообще, не будучи хорошо знакомы с монетной системой, стоимость вещей обыкновенно выражают ценою лошади, барана, верблюда и проч. От этого у Тамерлана плата жалованья определялась ценою лошади воина. Жалованье отличного воина простиралось от 2-х до 4-х цен его лошади; десятники получали против десяти воинов, сотники против двух десятников, тысячники против трех сотников. Всякий воин, совершивший преступление, терял десятую часть своей платы.

Жалованье эмиров простиралось, смотря по их достоинству, от 1000 до 10000, а наследники Тамерлана — до 12 000 лошадиных цен, и последнему еще давалась область; прочим детям и внукам его содержание уменьшалось по степени родства и возраста. Пехотные воины, слуги[152] и шатерники[153] получали жалованья от 100 до 1000 лошадиных цен. Большое жалованье пехотным воинам дает повод заключать, что служба их была почетнее и тягостнее конной и что пехота должна была составлять отборное, испытанное войско, но по дороговизне содержания не могла быть многочисленной.

Жалованье войскам назначалось из участков земель, распределенных на военные округи, управляемые особыми начальниками, а также из доходов некоторых областей и городов. Так как Тамерлан бил свою монету, то жалованье деньгами могло назначаться тем войскам, которые располагались между оседлыми народами и были знакомы с деньгами; другим давали жалованье ячменем и произведениями земли; но лошадь, вероятно, принята была за единицу ценности при раздаче окладов.

Награды воинов за отличия состояли: в похвале, прибавке жалованья, подарках, увеличении доли при раздаче добычи, повышении в чине, в почетном титуле, названии богатырем[154], храбрым и проч., а при отличии целых частей войск — в раздаче литавр, знамен и проч.

Эта организация войск Тамерлана показывает, что они должны были иметь более или менее правильный строй, что каждый воин должен был знать свое место в десятке, каждый десяток — свое место в сотне, сотня — в тысяче и так далее.

Прежде сражения опытный и искусный военачальник должен был сделать обозрение поля сражения, узнать свойства неприятеля, сравнить, в чем он имел преимущество, и стараться вознаградить свои недостатки, наблюдать, как неприятель нападал, всею ли массою разом или частями, проникнуть, не имел ли он каких-либо особых планов, чтобы с лучшими уверенностью и успехом противодействовать им. Большое искусство, по словам Тамерлана, состоит в том, чтобы наблюдать минуту, когда неприятель хочет нападать или отступать, хочет ли он возобновить атаку или довольствоваться первою. Начальник, по словам Тамерлана, не должен теряться в минуту действия; подобно тому, как боец употребляет части своего тела: руки, ноги, голову, грудь и проч., потому что каждая из них есть для него особое оружие, так и начальник должен наблюдать за тем, чтобы войска его, по мере надобности, действовали стрелами, секирами, палицами, кинжалами или мечами.

Сражение начиналось легкими войсками, стоявшими на аванпостах, метанием стрел и дротиков, потом — авангардом. Когда нужно было поддержать его, то входил в дело авангард правого крыла, потом левого; если нужно было еще подкрепление, то вступали в бой левая половина правого крыла и правая левого; когда и их было недостаточно, то вступали в бой остальные части обоих крыльев, и в то же время уведомляли Тамерлана о положении дела[155]. Если и эти усилия были недостаточны, то эмир должен был с главными силами, то есть с резервом броситься на неприятеля сам, с полною уверенностью, что девятая атака доставит победу.

В то время, когда почти все народы, не имея правильного строя, сражались толпою без тактических соображений, увлекались в бой, следуя стремлению своей храбрости, бросаясь на неприятеля без порядка, войска Тамерлана имели правильный строй и несколько линий, которые они постепенно вводили в бой, и наконец, когда последовательными нападениями неприятель был ослаблен и утомлен, они вводили в дело сильный и свежий резерв, составленный из лучших войск, который и мог всегда решить победу. Заметим еще, что передняя линия, составляя весьма незначительную часть всего отряда, была очень слаба, чтобы выдержать натиск неприятеля; что подкрепления у Тамерлана посылались сначала с обоих крыльев из середины, потом уже с флангов, и только в самую решительную минуту сражения двигались резервы; от этого сберегались фланги и свежие силы, и если неприятель успевал опрокинуть центр передней линии, то легко мог быть, при малейшей пылкости его, поставлен в такое же положение, в каком находились римляне в сражении при Каннах, когда, опрокинув центр карфагенской линии, они начали ее слишком стремительно теснить и были охвачены с флангов пехотой и конницей Аннибала, от чего и потеряли сражение. Столь решительное, что в нем погибло более 3/4 их армии. Что при Каннах произошло не случайно, то и при описанном боевом порядке могло происходить по расчету. Если неприятель мог легко пробить авангард, то потом должен был испытать последовательные нападения линий, начиная с средних частей, потом с флангов и наконец встретить перед собою сильный резерв, следовательно, легко мог быть окружен и при малейшей оплошности истреблен.

Этот боевой порядок был особенно выгоден на равнинах Азии, для монгольской и среднеазиатской конницы, которая, в случае разбития, могла избегать совершенного поражения, привыкши отстреливаться в бегстве, спасаться рассыпаясь и потом соединяться на условленном месте, — почти всегда употребляла засады, следовательно, держала неприятеля в осторожности и препятствовала стремительному и усиленному преследованию, которое одно могло нанести решительное поражение. Сам гений войны, казалось, подсказал Чингис-хану и Тамерлану этот способ производить битвы. Он так хорошо придуман, что почти все сражения того времени были решительны и наносили совершенное поражение неприятельским армиям.

Если неприятель имел более 12, но менее 40 тысяч войск, то Тамерлан посылал против него не менее 40000, начальство вверял одному из своих сыновей, которому придавал в помощь двух опытных эмиров и других начальников. Боевой порядок для этих войск был следующий: войска разделялись на 14 частей; их них одна, вероятно, не менее 1/3 всего корпуса, под личным начальством полководца, составляла резерв; по три части назначалось на правое и левое крылья, составляя 2-ю линию; из них по одной было в авангарде этих крыльев, а другие две составляли правую и левую половину каждого крыла; впереди авангардов правого и левого крыльев 2-й линии ставилось еще по 3 части, составлявшие 1-ю линию; из них по одной части также отделялось в авангарды; впереди них выставлялся из остальной части главный авангард, в который назначались войска, вооруженные мечами, копьями и луками, и который состоял из воинов неустрашимых и опытных; они должны были сражаться с большим криком и приводить в беспорядок авангард неприятеля; впереди авангарда выставлялись аванпосты.

По правилам Тамерлана, хороший начальник, узнав число неприятельских отрядов, должен был уметь противопоставить им свои отряды, наблюдать, что неприятель делает, каковы у него стрелки, копейщики, мечники, нападают ли они медленно или стремительно, все ли разом или по частям, замечать входы и выходы поля битвы, как для атаки, так и для отступления, и стараться проникнуть в порядок сражения и намерения неприятеля. Он долженствовал быть осторожным, чтобы притворная слабость неприятеля не завлекла в засаду. Искусный полководец должен был понимать весь механизм сражений, знать, какие войска надобно было послать в дело, угадывать намерения противника и употреблять все средства, чтобы расстроить его планы.

Дело завязывалось авангардом, предшествуемым стрелками, составлявшими передовые отряды. Главный авангард постепенно подкреплялся авангардами 1-й линии, потом частями этой линии сначала ближайшими к центру и после того внешними; если эти семь атак не решали битвы, то в таком же порядке вводили в бой части 2-й линии. Если постепенное усиление сражавшихся частями войск 2-й линии было недостаточно и 13 атак не решили сражения, то начальник не должен был колебаться употребить в дело свои резервы, которые, состоя из лучших войск, бросались на неприятеля с мечами в руках, а стрелки осыпали его тучею стрел. Если и затем победа оставалась нерешенною, то военачальник должен был сам броситься в бой и, показывая собою пример, одушевлять сражавшихся. Во всяком случае главное знамя не должно было никогда теряться из виду.

Когда неприятельская армия превосходила 40 000, то Тамерлан сам выступал против нее. Тогда войска его делились для сражения следующим образом: сорок отделений[156] назначались в непосредственное распоряжение Тамерлана; из них 12 отборнейших составляли первую линию, а остальные 28 вторую и третью. Войска, предводимые его сыновьями и внуками, становились впереди правого фланга означенных сорока отделений, а родственниками его и союзниками — впереди левого. Все эти части составляли резерв и подавали помощь везде, где она была нужна.

Шесть отделений составляли основание или 2-ю линию правого крыла и одно — авангард его. Столько же отделений и в таком же порядке составляли основание левого крыла; перед обоими крыльями 2-й линии располагалась 1-я, в таком же порядке и в том же числе частей. Впереди фронта 1-й линии располагался большой авангард из стольких же отделений, составленный из опытных начальников и храбрых воинов; этот авангард имел перед собою еще отделение, составлявшее его авангард. Два отряда легких войск, посредством передовых постов и разъездов, прикрывали армию от внезапных нападений и наблюдали за неприятелем.

Легкие войска и передовой авангард начинали сражение; начальник главного авангарда подкреплял их и вводил в дело свои войска; если требовалась помощь, то сражавшихся вновь подкрепляли постепенным введением в дело 1-й, а потом 2-й линий. Если и этих подкреплений было недостаточно, то правое и левое крылья резерва, то есть сыновья, внуки, родственники и союзники Тамерлана, вступали в бой; главная их обязанность состояла в том, чтобы бросаться прямо на неприятельского главнокомандующего, стараться взять его в плен и опрокинуть его знамя. Если и эти усилия не вырывали победы, то вся остальная часть резерва вступала в дело и производила решительную атаку.

При расположении на ночлегах и лагерем в военное время, стан войск Тамерлана охранялся особою стражей. При Тамерлане, когда он сам начальствовал войсками, для охранения стана от внезапных нападений назначалось 12 000 конницы; из них по 3000 отделялись на каждый фас[157]. Войска эти, располагаясь от стана на расстоянии полуфарсанги, высылали от себя передовые посты, а эти выставляли от себя часовых, которые были между собою в беспрерывном сообщении и доносили в стан о всех полученных ими сведениях о неприятеле. В самом стане была особая полиция, наблюдавшая за порядком, за маркитантами, за ценою съестных припасов и отвечавшая за воровство, случившееся в стане. Четыре особые команды наблюдали за безопасностью воинов вне стана, и если на расстоянии 4-х фарсанг от стана кого-либо ранили, убили или ограбили, то за эти преступления отвечали означенные команды.

Сведения о состоянии пограничных государств Тамерлан собирал посредством легких отрядов, силою человек в 1000, которые в местах степных и безводных сажались на верблюдов, в прочих же местах состояли из конницы и легкой пехоты. Проникая в соседнюю землю и употребляя без сомнения хитрости, подобные вышеизложенным, они собирали сведения о состоянии пограничных земель, узнавали, не было ли приготовлений к войне и против кого, и старались проникать в намерения соседних государей. Соображаясь с сведениями, доставленными этими отрядами, Тамерлан принимал надлежащие меры.

Сведения эти получались также посредством торговых сношений: Тамерлан так же, как и Чингис-хан, посылал с товарами купцов и начальников караванов в разные владения Средней Азии, в Китай, Индию, Египет, Аравию, Сирию, Грузию и даже в европейские государства. По возвращении караванов, назначенные в число купцов и посланные в виде дервишей чиновники сообщали сделанные ими на пути замечания о состоянии народа, нравах и обычаях в пройденных ими землях и в особенности должны были выведывать об отношениях государей к их подданным.

Путешественники всех земель, купцы, караван-баши были особенно покровительствуемы Тамерланом, им оказывали всякого рода пособия и между тем от них узнавали о положении виденных ими государств. Для получения через них требуемых сведений, Тамерлан имел особых доверенных чиновников, которые должны были доставлять точные сведения о ввозе и вывозе разных товаров, о въезде и выезде иностранцев, ученых, желавших явиться к Тамерлану, узнавать, через разведывание, о намерениях иностранных государей в отношении к нему и сообщать все эти сведения как можно чаще и вернее. Если этих сведений было недостаточно, то Тамерлан отправлял посольства и посланники были обязаны доставить ему те сведения, которые нужны были для его видов; но иногда он посылал для получения требуемых сведений дервишей.

Из вышеизложенного описания запасов оружия, шатров и других предметов, которые воины были обязаны брать с собою в поход, можно видеть, что за войсками Тамерлана должны были следовать значительные обозы, большое число нестроевых чинов и огромное количество лошадей, простиравшееся не менее, как в три раза против числа воинов; запасы оружия, вероятно, возились на вьючных лошадях и верблюдах. В последние свои походы Тамерлан имел при армии постоянно медные котлы[158], для метания грегорианского огня, камней и других тяжестей, также катапульты, которые должны были, хотя не с дальних расстояний, возиться за войсками, равно как и запасы материалов и инструментов, необходимых для предпринятая осад, для устройства машин, для осадных работ и проч. Если прибавим к этому награбленные имущества, пленных и стада скота, которые разделялись как добыча между воинами и следовали за армией, то можно представить себе, какие огромные обозы должны были следовать за этими войсками. При описании походов Тамерлана я буду еще иметь случай говорить об этих обозах, о запасах его для походов и о способах продовольствования в степных местах.

Но каким образом эти войска могли иметь с собою, при движении в военное время, эти огромные обозы, множество табунов, перекочевывать с своими имуществами и в то же время вести войну вдали от своих аулов и среди враждебных им народов? Хотя можно предполагать, что они большею частью имели значительное превосходство в силах против неприятелей и могли отделять часть войска для прикрытия обозов, однако, тем не менее, надо удивляться умению кочевых народов пасти и перегонять свои многочисленные табуны лошадей, верблюдов, баранов, перевозить огромные запасы в землях неприятельских, часто при недостатке воды и корма и небольшом числе людей в сравнении с величиною стад и обозов, умению смотреть за ними, в случае опасности защищать их или укрывать в безопасные места и предохранять себя от нечаянных нападений. Это может объясниться только необыкновенною способностью кочевых народов к малой войне и истребительной, кровопролитною системой их войн.

В заключение выписываю несколько военно-политических правил Тамерлана для завоевания государств. По его словам, не Должно действовать оружием там, где можно достигнуть цели политикой. Прежде начатия войны надобно изучать способы страны для успеха оружия, узнавать пути, удобные для нападения и для отступления, и отыскивать средства действовать на нравственные силы и обычаи народа, которых желали сами жители. Для разбора дел между народом и войсками назначал особых судей; если войска и их начальники получали содержание от городов и областей, в которых были расположены, то области для этого были разделяемы на участки; войскам было запрещено требовать от жителей более положенного; для наблюдения за этим каждый участок имел двух надзирателей: один из них защищал жителей от насилий и излишних поборов и для этого вел счет всему, выдаваемому жителями войскам, другой вел счет всему, что получалось войсками.

Всякий начальник[159], которому давали участок для его содержания, получал его на три года; по истечении этого времени посылался инспектор для узнания, довольны ли жители этим начальником и не разорены ли им? Если жители были довольны, то начальник продолжал оставаться на этом участке; если же они были им недовольны, то всё излишне взятое им отбиралось от него и он три года не получал никакого содержания. Тамерлан требовал, чтобы при сборе податей не прибегали к телесным наказаниям; по его словам, начальник, которого власть слабее кнута или розог, недостоин занимаемой им должности. Он требовал, чтобы начальники воздерживались от притеснений и вымогательств, зная, что разорение народа истощает доходы государства, а истощение государственных доходов уменьшает армию, что в свою очередь влечет за собою падение власти.

Сбор доходов был определен с произведений земли на следующих основаниях: если земледелец владел плодородною землей, орошаемой каналом, родником, речкой, по которым постоянно текла вода, то он платил подати 1/3 своих доходов, по его желанию, произведениями земли или деньгами по оценке.

С земель, не пользовавшихся таким орошением, смотря по качеству земли, платилось менее. Но сборщикам податей для государя воспрещалось употреблять палки, веревки, цепи, кнут.

Из обязанностей жителей содержать поставленные у них войска и платить особую подать следует заключить, что было два рода войск: одни были расположены на постоянных квартирах, другие — вроде наших действующих войск — были в сборе или в лагере при своих начальниках, или в походе, или при Тамерлане; они не могли получать продовольствие от жителей, а потому эти постоянные войска и получали особое содержание, как Тамерлан неоднократно упоминает об этом в своих политических и военных постановлениях.

Войска его, по мере увеличения завоеваний, увеличивались и в числе; если кто в завоеванных областях носил оружие, тот перечислялся в его армию и получал содержание по своему чину; притом все способные к военной службе, по желанию их, могли поступать в его войска. Сыновья воинов испытанного мужества получали также содержание, а на службе, в случае отличия, могли повышаться в чинах. Переходившие к нему неприятельские воины принимались на службу на таких же основаниях.

На дела религиозные и прочих частей управления Тамерлан обращал не меньшее внимание, чем и на свою армию. «Опыт показал мне, — говорил он, — что государство, не поддерживаемое религией и законами, походит на дом без крыши, дверей и запора, в который может войти самый презренный из людей; поэтому я восстановил исламизм и прибавил к нему постановления и законы».

Для управления делами веры в завоеванных землях он назначал главных муфтиев из потомков Магомета. Для надзора за имуществом духовенства, за мечетями, для заведывания пенсиями и содержанием, назначенным потомкам Магомета, законоведам, ученым и вообще всем заслуженным и достойным людям, назначались особые надзиратели. В городах он приказывал строить мечети, школы, монастыри, госпитали, приюты для бедных, дома для городского управления, для судей, по дорогам караван-сараи и мосты через реки.

Тамерлан покровительствовал наукам, любил беседовать с учеными людьми об истории народов и делах великих государей прежнего времени, стараясь подражать похвальным деяниям их и изучать причины их неудач, чтобы избегать их ошибок.

Все главные дела управления сосредотачивались в совете, в котором участвовали главные духовные лица, люди известные по уму и знаниям, главные эмиры, начальники племен и войск, визири или министры и проч. Тамерлан имел особых секретарей, ведших журналы всем совещаниям совета, записывавших все решения его и все суждения Тамерлана, высказанные им во время совещаний.

Вокруг трона садились сыновья, внуки и другие родственники Тамерлана, по степени их родства и значения, в виде полумесяца.

Потомки пророка, судьи, ученые, богословы, старцы, вельможи и дворянство садились по правую руку.

Начальники войск и эмиры, по их чинам — по левую руку.

Председатель совета, визири[160], — против трона, начальники областей — позади них.

Военные чины, получившие титул храбрых[161], и другие отличившиеся воины — позади трона справа, а начальники легких войск — слева.

Начальник авангарда садился против трона, начальник дворцовой стражи — у входа в шатер, тоже против трона, и наконец лица, желавшие подать просьбы, просить о правосудии — с правой и левой сторон трона.

Требовалось, чтобы простые воины и дворцовые служители, раз поставленные на места, не выходили из своих рядов.

Четыре церемониймейстера наблюдали за порядком в собрании. Когда все присутствовавшие были размещены по своим местам, Тамерлан посылал народу 1000 блюд разных яств и 1000 хлебов, 1000 же блюд членам совета и 500 блюд эмирам орд и начальникам частей войск, называя по имени каждого, кому посылались яства.

По всей вероятности, подобный же церемониал наблюдался при курултаях, приеме посольств и других торжественных случаях и был общий во всех ханствах, управлявшихся потомками Чингис-хана. А от ханов Золотой Орды некоторые придворные обычаи перешли и ко двору московских князей.

Это краткое извлечение из политических и военных постановлений Тамерлана и высокое мнение о нем, оставшееся в памяти среднеазиатских народов, показывают, что он был одним из искуснейших политиков и величайших монархов Азии. Но, увлекаемый страстью к войне, он был в то же время и один из величайших истребителей человеческого рода, находивший всегда благовидные предлоги начинать войну, покорять независимые народы, губить целые племена, умея достигать своей цели то искусством в выборе людей, в привлечении их к себе даже из неприязненных народов, то возбуждением фанатизма и слепой доверенности к себе хорошо устроенных войск своих.

Постоянно и настойчиво преследуя задуманные им предприятия, он умел вовлекать в них своих вельмож не принуждением и строгостью, а убеждением в пользе или необходимости задуманного предприятия.

…Выступив позже, Тамерлан отчасти избежал бы эти препятствия, но встретил бы гораздо важнейшие — недостаток в воде и особенно в корме, от засухи и степных пожаров, и подвергся бы опасности сделаться жертвою последних. В засухи пожары эти или, по местному выражению, палы раскидываются в короткое время на сотни верст и бывают так внезапны и быстры, что киргизы со своим скотом делаются иногда жертвою их. К тому надобно еще сказать, что пространство от восхода на Усть-Урт до р. Уила, на расстоянии почти 800 верст, весьма бедно водою и травами, и если бы Тамерлан избрал этот путь, то с первых переходов неминуемо изнурил бы вьючный скот и лошадей своих и мог бы быть встречен потом свежею конницей неприятеля, которая, не вступая с ним в решительный бой, могла бы постепенно ослабить его действиями малой войны, препятствовать пасти вьючный скот и лошадей во время отдыхов и утомлять во время следования. Тохтамыш, имея позади своей армии свои табуны, мог бы без труда ремонтироваться свежими лошадьми, между тем как Тамерлан, отдаленный от своего основания действий на несколько сот верст, был бы лишен этой выгоды. Изнурив совершенно лошадей и людей армии Тамерлана, истощив ее продовольственные запасы, неприятель мог бы потом принять бой; в случае поражения он немного терял, потому что изнуренная конница Тамерлана не могла бы далеко преследовать его и довершить его поражение; в случае же победы гибель Тамерлана была бы неизбежна.

Для следования вторым путем, по восточную сторону Аральского моря, прямою дорогой на среднюю же часть Урала по направлению на нынешние гг. Уральск или Оренбург, Тамерлан мог также к осени собрать свои войска в окрестностях гг. Ташкента и Отрара и весною двинуться далее. Путь этот длиннее первого и в начале своем, почти до озера Ходжа-Куль и Мугоджарских гор и даже до вершин р. Эмбы, также пролегает на расстоянии нескольких сот верст по солонцеватым, малокормным и песчаным степям, следовательно, будучи длиннее, представлял те же неудобства и по тем же причинам не мог быть избран.

Третий путь от г. Ташкента направлялся сначала к северу до приказа Аман-Карагайского, оттуда сворачивал влево к р. Тоболу и потом шел почти вдоль нынешней северной части Оренбургской линии. Путь этот длиннее первых двух, но представлял следующие выгоды: бескормную и безводную степь, называемою Голодною, пересекал вдали от неприятеля; с приближением, к северу степь постепенно делается лучше; на западной стороне гор Улу-Тау, по р. Ишиму и далее вдоль Оренбургской линии путь этот проходит уже превосходными пастбищами, пересекаемыми перелесками, множеством озер и речек с пресною водою, потому травы там, сохраняя некоторую влажность, менее подвержены степным пожарам, которые сверх того, по причине перерезанной местности и множества вод и лесов, не раскидываются так далеко и так быстро, как в средней и южной частях степи. Избрав этот путь и подойдя к горам Улу-Тау или к р. Ишиму в апреле, Тамерлан мог безопасно Дать продолжительный отдых войскам, поправить отощавших лошадей[162] и потом Двигаться так, как обыкновенно ездят кочевые народы, отправляясь на баранту, сначала малыми переходами и затем постепенно усиливая, чтобы несколько «подморить» лошадей[163], т. е. сделать их способнее к скорой и продолжительной езде, следовательно, и к бою, преследованию неприятеля, а в случае надобности и к быстрому отступлению.

При избрании последнего пути Тамерланом, Тохтамыш не мог ему препятствовать в этих распоряжениях, по крайней мере до половины пути, во-первых, потому, что в начале похода направление движения на таком дальнем расстоянии искусный полководец всегда сумеет скрыть и Тамерлан долго мог следовать, не будучи обеспокаиваем неприятелем; а во-вторых, встретить Тамерлана в апреле месяце, по выходе его из Голодной степи, на Улу-Тау или р. Ишиме, значило бы самому Тохтамышу, который с ордой своей кочевал зимою на нижних частях Волги, Урала и Дона, совершить зимний поход более чем в 1500 верст, что без сомнения привело бы его армию еще в худшее положение, нежели в каком он мог встретить войска Тамерлана по выходе их из Голодной степи; в случае же поражения, Тохтамыш мог подвергаться опасности быть истребленным в открытых местах нынешних киргизских степей. Притом Тамерлан, призываемый изменившими Тохтамышу князьями, вероятно, умел скрыть на время направление своего пути и шел сперва на север, зная, что на избранном им пути армия его до самого Урала никем не будет обеспокаиваема.

Эти причины, без сомнения, и побудили Тамерлана избрать последний путь, но тем не менее затруднения похода были очень велики и требовали для преодоления их столько же смелости, сколько искусства и знания вести войну в степях. Здесь Тамерлан имел дело с народом кочевым, сильным и храбрым, который, несмотря на междоусобия, при общей опасности мог соединиться и образовать многочисленную армию, составленную также из конницы, образованную в школах Чингис-хана, не потерявшую еще воинственности и не забывшую постановлений его. Театр войны не представлял местных способов для продовольствования людей, а между тем неприятель, отступая всё далее, мог завлекать войска Тамерлана в неудобопроходимые для конницы места, постепенно ослаблять его и отдалять от основания действий, следовательно, война могла затянуться надолго. Тамерлан очень хорошо понимал все эти обстоятельства и потому принял следующие меры: заблаговременно озаботился, как мы уже видели, обезопасить собственные свои владения, приготовил большие запасы продовольствия в предполагаемом направлении пути, приказав по этому пути сделать посевы; между тем при Ташкенте собрал многочисленную армию, сделал ей смотр, дал ей приличное устройство, ввел лучший порядок, снабдил кого нужно лошадьми, недостаточным выдал оружие, одежду, деньги на покупку всего необходимого, приказал, чтобы каждый воин имел в походе лук, колчан с 30-ю стрелами и прочее оружие; каждые два человека должны были иметь запасную лошадь, каждые 10 человек кибитку, 2 лопаты, 2 мотыги, косу[164], пилу, топор, шило, 100 игл[165], определенное количество веревок, весы, бычачью кожу[166] и котел. Во время похода на каждого воина полагалось муки от 25 до 26 фунтов в месяц[167]. В числе продовольственных запасов, вероятно, был курт, особого рода сухой сыр, столь известный в Средней Азии и составляющий там необходимый продовольственный запас; при переходе степи, для снабжения водою, без сомнения, были взяты турсуки. Вероятно, также не были забыты треноги, укрюки и арканы — необходимые вещи степных конных воинов. Перед походом Тамерлан, во время смотра войск 19 января 1391 года, объявляет войну улусу Джучи, распределяет армию на колонны, назначает в каждую из них вожатых — юртджи[168] и выступает в поход. Эти распоряжения показывают, что войска, при переходе Голодной степи, для лучшего удобства в продовольствовании подножным кормом и водою, разделились на отряды. Вдали от Тохтамыша Тамерлан мог безопасно так двигаться.

Войска направились на города Яссы, Караучи, Сайрам[169], к Сарук-Узек- вероятно, к р. Сары-Су — и потом шли западною покатостью гор Китшик-Тау и Улу-Тау. С вершин этих гор стекает мнжество ручьев, на скатах гор находятся превосходные пастбища. Здесь, для поправления лошадей, Тамерлан дал войскам отдых и в это время из больших камней поставил, в виде минарета, обелиск с надписью. Так как Ташкентская область не могла довольствовать сухим фуражом лошадей огромного числа войск, собранных в ней, то, вероятно, лошади питались зимою скудным подножным кормом и не могли быть в теле, как это и теперь бывает в зимнее время у кочевых народов. При переходе через Голодную степь они еще более похудели, так что при переходе ее необходимо было дать им несколько недель отдыха. Вероятно, при этом случае, по причине изнурения вьючного скота, часть продовольствия была оставлена, потому что несколько времени спустя, как увидим ниже, армия начала ощущать недостаток в нем. Но отважного Тамерлана это не остановило, он продолжал путь далее на север. Перейдя через р. Иланджик[170], образуемую из ручьев, стекающих с западных отлогостей гор Кши и Улу-Тау, он направился на Уроч. Апакарагуй, вероятно, где ныне приказ Аман-Карагайский, потому что здесь по р. Абуге находятся превосходные пастбища.

После трех месяцев степного похода войска начали нуждаться в продовольствии и потому Тамерлан сделал следующие распоряжения: всем без исключения запретил, под строгим наказанием, употреблять лакомые блюда, приказал уменьшить количество дневной пищи и довольствовать людей одним изрубленным в куски мясом[171], смешанным с мукою, травами и стеблями проса, порция муки была уменьшена так, что 25 фунтов разделялись на 60 дней. Не довольствуясь этою мерой, Тамерлан велел всем состоявшим в армии, под строгою ответственностью, представить все имевшиеся у них съестные припасы и, разделив их поровну, раздавать воинам. Сверх того он приказал искать съедобные травы, яйца, бить дичь, животных, делать общую охоту, посредством которой было добыто значительное количество зверей. Надобно полагать, что способ продовольствования войск посредством охоты был в то время в степных местах в обыкновении, потому что по законам Чингис-хана запрещено было с марта по октябрь ловить дичь и диких животных для того, как сказано в законе, чтобы войска могли, в случае нужды зимою, питаться охотой. Полагаю, что все эти меры были приняты Тамерланом из предусмотрительности, чтобы везомое с армией продовольствие сберечь на случай, если война в Золотой Орде затянется надолго.

Следуя вышеозначенным путем[172], войска Тамерлана повернули потом влево и, направляясь несколько южнее крепости Орска, должны были идти почти вдоль новой Оренбургской линии. От Ташкента до поворота р. Ишима на север или до Джар-Гаин-Агачского укрепления можно положить около 1150-ти верст. Выступив из Ташкента в конце января и дав отдых на западных скатах гор Улу-Тау, Тамерлан мог прибыть сюда после двадцатых чисел апреля, а к месту нынешнего Аман-Карагайского приказа в начале мая[173]. Урал[174] он должен был перейти ниже Ильинской крепости, с тем чтобы миновать Губерлинские горы. К месту переправы через Урал он мог прибыть в конце мая[175]. В это время здесь вода в р. Урале обыкновенно входит в берега.

До самого Тобола Тамерлан не имел никаких известий о неприятеле и не открыл никаких следов. Это доказывает, что он успел скрыть от Тохтамыша свое движение и большую половину похода сделал в виде перекочевки. Поэтому-то он, вероятно, и не опасался употребить войска для охоты, которая продолжалась двое суток, а с отделением войск для сгона зверей, может быть, и долее. После охоты два дня производился смотр войск; из описания смотра, сделанного Шерефэддином, видно, что войска в этом походе имели разное вооружение: одни были вооружены копьями, кинжалами, кожаными щитами, другие палицами, саблями, мечами и проч., лошади[176] были покрыты тигровыми кожами, нагрудниками, войска поставлены по тумынам и тысячам. При подъезде Тамерлана, начальник каждой части войск слезал с лошади, представлял ему свою часть, показывал проворство и ловкость воинов, потом становился на колени, целовал землю, произносил молитву за Тамерлана, превозносил его подвиги и давал обещание жертвовать для него всем. С подъездом Тамерлана к частям войск, крик сурун[177] оглашал воздух диких пустынь нынешней киргиз-кайсацкой степи.

После смотра Тамерлан отрядил передовой отряд для розыска неприятеля. Достигнув р. Тобола, после трех дней усиленного похода, отряд заметил до 10-ти огней; сначала он не мог открыть следов воинов, которые разводили огонь, однако потом успел посредством засады схватить несколько пленных, от которых узнал о месте нахождения Тохтамыша. Вследствие этих показаний, Тамерлан двинулся к р. Тоболу и, узнав, что брод через реку был испорчен передовым отрядом, приказал исправить его посредством фашин, и затем, беспрепятственно переправив через реку все войска, направился далее к р. Уралу.

Для сообщения Золотой Орды с родовым улусом, находившимся в собственно Монголии, без сомнения, существовала постоянная дорога, потому что и теперь еще остались следы так называемой старой Нагайской дороги, которая шла от Волги, направляясь на восток к Уралу[178]. Это предположение подтверждается тем, что Тохтамыш заблаговременно устроил позади Урала засады против трех бродов: Егир-Яли[179], Бурагетши[180], и Тшапмагешти, следовательно, здесь должна была существовать постоянная переправа через р. Урал. Тамерлан, как опытный в военных хитростях монголов, из предосторожности не пошел туда и переправил войска вплавь выше этих бродов. По переходе через Урал он узнал, что Тохтамыш, устроив засаду в означенных местах, находился там со всею армией и ожидал прибытия подкреплений из Азова[181] и из других мест, где обыкновенно летом кочевала Золотая Орда.

Чтобы лучше понять последующие движения Тамерлана, я считаю необходимым сделать краткий обзор местности от Урала до Волги. Там, где кочуют пастушеские народы, леса истребляются весьма скоро. Хотя народы эти не строят домов, заборов, оград, но они не знают и нашего лесного хозяйства и о сбережении леса вовсе не заботятся. Лес у них непомерно истребляется степными пожарами, пускаемыми во время лета, а также пастьбою скота, содержанием постоянного огня летом и зимою, как для теплоты, так и для варки пищи, копчения мяса, кож, турсуков и проч. Нет сомнения, что в Золотой Орде в то время разрабатывалась в значительном количестве железная и медная руда и приготовлялось оружие, шлемы, кольчуги и проч. У киргизов есть и теперь серебряных и золотых дел мастера, переносные кузницы и, несмотря на ограниченность средств, довольно искусные кузнецы. Поэтому нет сомнения, что после нескольких веков булгарского владычества и затем кочевания на этих местах около 150-ти лет Золотой Орды, лесов там едва ли не было тогда менее, нежели в настоящее время. Мне не раз случалось видеть на описываемом пространстве, в тех местах, где ныне растут дремучие леса, древние насыпи с рвами, без сомнения служившие оградами от нападений. Наша старая Закамская линия, начинавшаяся у Волги против г. Сенгилея и оканчивавшаяся при р. Каме против Мензелинска, еще более подтверждает эту догадку. Линией этой, основанной нами в начале XVII столетия, имели намерение прикрыть переселенцев луговой стороны р. Волги. Для этого устроили по всему означенному протяжению в открытых местах земляные валы с рвами, а в лесных местах засеки. Рвы эти должны были оканчиваться при опушке леса, но в настоящее время они видны и в самих лесах, а в рвах старинных линий растут деревья, из чего можно заключить, что леса с того времени[182] не только не уменьшились, но местами еще увеличились. Вообще эта Самарская лука, образуемая изгибом Волги от г. Самары до г. Чистополя, в то время, без сомнения, имела мало лесу, потому что там летом находилось обыкновенное местопребывание ханов Золотой Орды, следовательно, паслись бесчисленные стада и кочевало множество народа. Отсюда лесная полоса должна была простираться в значительном расстоянии от Волги на север и восток до р. Камы и Уральских гор и ограничивалась с юга большою дорогой, называемою еще и поныне Нагайскою, о которой было сказано выше.

К югу от этой дороги, до самого Каспийского моря, должны были простираться почти безлесные, открытые степи, потому что на этом пространстве издавна постоянно кочевали разные пастушеские народы и потом монголы Золотой Орды.

Войска монголо-татар были искусны в стрельбе из лука и часто сражались в пешем строю. Поэтому леса предоставляли им почти те же тактические выгоды, какие они доставляют и ныне. И так Тохтамыш, отступая пересеченною лесами местностью, мог бы сражаться на каждом шагу и ослаблять Тамерланову армию. Кроме того, леса способствуют засадам, скрытным движениям, следовательно, внезапным нападениям и обходам, дают средства скрыть численность армии и ее маневрирование. Тамерлан, как искусный полководец, не мог не понимать этих выгод и потому, вероятно, желая отнять у Тохтамыша означенные выгоды и не допустить его отступать вдоль опушки лесной полосы, решился обойти его левый фланг. Это движение доставляло ему и ту выгоду, что он мог им отрезать Тохтамышу — отступление к его, так сказать, кочевой столице, на луговой стороне р. Волги[183], где паслись бесчисленные стада Золотой Орды, а также и от подкреплений, ожидаемых оттуда. Если бы Тохтамыш вздумал отступать к югу, то отдалился бы от подкреплений, ожидаемых от средних частей Волги и верховий Дона[184], и тогда Тамерлан, двинувшись к Волге, завладел бы всеми богатствами Золотой Орды и в приобретенной добыче нашел бы огромные способы для продовольствования войск, и лошадей для ремонтирования армии…

О подробностях расположения войск Тохтамыша Шерефэддин ничего не пишет и говорит только, что они были разделены на правое и левое крыла и главный корпус.

Чтобы действовать на суеверие воинов, у монголов, как у римлян, за армиею следовали предсказатели. Имам, находившийся для этой цели при Тамерлане, после молитвы, прочитав стих из алкорана, сказал ему: «Совершай твои преднамерения, ты будешь победителем, провидение покровительствует тебе». Между тем Тамерлан, будучи из числа тех людей, которые не отвергают никаких средств для достижения цели и пользуются всем для успеха, заблаговременно привлек на свою сторону главного знаменщика Тохтамыша, который должен был, во время самого разгара боя, опрокинуть главное знамя, что и было исполнено при содействии Тамерланова отряда войск, стремившегося пробиться до главного знамени.

В то же время, чтобы внушить своим войскам более презрения к неприятелю, а врагов лишить бодрости, он в пылу самого сражения приказал отряду конницы из 8000 человек ставить шатры и приготовлять пищу. Все эти средства и храбрость и опытность войск вырвали наконец победу из рук Тохтамыша, у которого, по словам Тамерлана, войска были так многочисленны, как саранча и муравьи. Сражение это продолжалось три дня; под конец его Тохтамышу удалось было опрокинуть левое крыло Тамерлана и зайти ему во фланг, но Тамерлан успел подать из резерва помощь и прогнал неприятеля назад. Из этого усилия Тохтамыша на левый фланг противника можно заключить, что он понял опасность своего положения, имея в тылу р. Волгу, и видя, что сражение потеряно, хотел прорваться за южную часть своего ханства. Продолжая туда отступление, он мог бы по крайней мере спасти значительную часть войска от совершенного поражения и продолжать войну. Но распоряжение Тамерлана лишило его этой надежды.

Для преследования разбитой армии Тохтамыша Тамерлан отрядил из каждого десятка по 7 человек, преследование продолжалось до самой Волги и так стремительно, что войска Тохтамыша, не видя главного знамени, не зная куда собираться, рассеялись и большею частью были истреблены; одни погибли от оружия, другие потонули в Волге. Земля, почти на расстоянии 200 верст, была устлана их трупами. Таким образом, одно сражение решило участь всего похода. С остальными войсками Тамерлан следовал сзади, направляясь на цветущие луга урочища Уру-Тюпя, где было обыкновенно летнее пребывание ханов Золотой Орды[185].

Здесь Тамерлан, получа несметную добычу, провел 26 дней в пиршествах. Шерефэддин, описывая их, говорит, что стан Тамерлана был весь обтянут златотканною парчою, хотя протяжение стана было 3 фарсанги; что воинов своих он угощал самыми лучшими напитками и вкусными яствами; добыча в вещах, лошадях, рогатом скоте, баранах, верблюдах и пленных была так велика, что всего нельзя было забрать. Тамерлан из пленных выбрал для себя только 5000 человек; остальных же отдал в разделе своим приближенным и начальникам войск.

По разграблении Золотой Орды и совершенном рассеянии и истреблении неприятельских сил, Тамерлан дал войскам приказ к возвращению в свои земли. Вероятно, на возвратном пути армия уже следовала кратчайшим путем, которым ходят ныне караваны от оренбургской линии в Бухару. По переходе через Урал Тамерлан поехал вперед на г. Отрар и прибыл в Самарканд в конце октября. Войска, обремененные несметною добычей, следовали сзади медленно и в декабре месяце раскинули свои шатры для зимовки, от песков Барсуков до г. Ташкента.

По окончании войны с Тохтамышем неутомимый Тамерлан в следующий же год предпринял новый поход для утверждения своего владычества в Персии и распространения завоеваний на западе. В этом походе он пробыл 6 лет, т. е. с 1392-го по 1398-й год. В течение этого времени не менее как 300 000-ая армия его прошла громадные расстояния в Азии, двигаясь в разных направлениях от Самарканда к Астрабаду, Гамадану, Ширазу, оттуда в Испагань, потом в Багдад, куда Тамерлан направился, полагаясь на донесение своего посланника, что бывшая столица калифов не могла оказать большого сопротивления.

Из Багдада он направился в Армению и Грузию, оттуда через Дербент пошел против Тохтамыша, собравшего новые войска, разбил его, преследовал до р. Волги и, сделав несколько переходов вверх по правому ее берегу[186], направился к Дону, дошел До Ельца, где дал отдых лошадям, оттуда повернул на Азов и затем к Астрахани и разграбил последние города. В этот поход Тамерлан еще более ослабил кипчакскую орду, разгромив ее зимою, когда татары для кочевьев обыкновенно спускались к низовьям Волги и Дона. Нападая неожиданно и с быстротою, он мог истребить большую часть аулов придонских и приволжских татар и отогнать их стада — главное богатство и основание силы кочевых народов. Таким образом, этот поборник Магомета, этот страшный враг христиан, был главною причиной совершенного ослабления и падения Золотой Орды, усердно чтившей Магомета, и тем самым ускорил избавление от ее ига России и возвышение этой могущественной христианской державы. Так в руках Провидения величайшие умы суть не что иное, как слепые орудия непостижимых судеб его.

Вернувшись через Дербент, Тамерлан опять пошел в Грузию и оттуда через Баку, Ардебиль, Султанию и Гамадан направился в Самарканд. Во время этого похода он осаждал и брал множество городов и крепостей, отделял отряды для покорения Курдистана и стран, лежавших по Персидскому заливу, и, по словам Шереф-эддина, до того укротил курдов, грабивших караваны, что купцы с грузом драгоценных товаров могли проходить без всякого прикрытия там, где прежде нужны были целые отряды для их защиты.

Недолго Тамерлан жил в Самарканде: беспокойное властолюбие вскоре увлекло его на войну в Индию. Узнав о беспорядках и междоусобиях, раздиравших эту страну, он предназначил для похода 92 000 воинов. Число это соответствовало числу имен Магомета, что он принял или, вернее сказать, хотел, чтобы войска его приняли за счастливое предзнаменование. Из них 30000 конницы, находившейся в Кандагаре, составляя правое крыло, должны были следовать через проходы Соломоновых гор и, перейдя через р. Инд, взять г. Мултан. Войска эти выступили в поход гораздо раньше прочих войск и овладением г. Мултана, бывшего в то время одним из важнейших городов Индии, должны были приготовить опорный пункт для дальнейших предприятий. Другие 30 000 конницы, составляя левое крыло, выступили из Кабула и, переправясь через Инд, вероятно у Аттока, имели назначение вторгнуться во владения Лагор. Сам Тамерлан, с остальными 32 000, выступил из Самарканда в марте 1398-го года и направился на Термед, где по устроенному на судах мосту, перешел через р. Аму-Дарью. Отсюда он двинулся на Хулум, Азник и, перейдя через горы Балхан[187] (), направился на Индераб, для предприятия частной экспедиции в Каферистан. Взяв с собою 10000 войск, он обходит с ими отрог Гиндукуша на Пардыс[188] и оттуда на Кавук. Оставя здесь лошадей с значительным прикрытием и дозволив взять их с собою только одним начальникам, он направился через хребет Гиндукуша, избрав для перехода его самое трудное место, чтобы напасть на жителей врасплох. Так как снег на горах днем от солнечного жара[189] был столь рыхл, что не держал лошадей, то пока не спадал жар, Тамерлан стоял на месте, приказывая подстилать под лошадей войлоки, чтобы они не провалились, а с наступлением ночи, когда снег делался тверже, пускался в путь и таким образом беспрепятственно дошел до перевала через горы Гиндукуша. Здесь войска его спустились с крутизны их почти так, как в наше время французы спускались с высот Сен-Бернарда: одни лежа на спине, другие держась за веревки, словом — кто как мог и как умел. Тамерлана спустили на веревках в небольшом челноке. Спустившись с гор и перейдя через реку[190], Тамерлан истребил большую часть их. По словам Шерефэддина, они были идолопоклонники, одевались в платье черного цвета, роста были высокого и говорили на неизвестном языке, которого в отряде никто не понимал, хотя тут находилось множество разноплеменных народов. И так жители Каферистана и до сих пор почти ни в чем не изменились. Окончив эту экспедицию и отыскав удобнейшую дорогу, Тамерлан возвратился в Кавук и оттуда направился в Кабул. Выступя[191] из Кабула, он перешел через Инд[192], вероятно, близ нынешней кр. Дера-Измаэль-хан. От Инда он направился на р. Джелум и, дойдя в 6 дней до впадения ее в р. Дженаб, переправился через эте реку по мосту. 23-го октября он пошел на г. Тулумба, куда и прибыл 29-го октября. Движение к югу он делал для соединения с правым крылом, которое было послано для овладения укрепленным городом Мултаном. Осада этого города продолжалась 6 месяцев, и только голод принудил жителей к сдаче. Но осаждавшие потерпели не менее осажденных. От дождей и наводнений реки Дженаб или, вернее, от влажных трав, перемены климата, корма и воды и от мокроты у степных лошадей их развились болезни, от которых почти все они пали, так что войска правой колонны, по взятии Мултана, сами заключились в нем. С приближением Тамерлана, они вышли из крепости на соединение с ним и прибыли 11-го ноября в стан его на берегу р. Биа, в самом жалком виде, одни пешком, другие на волах. Тамерлан для приведения этих войск в надлежащее состояние приказал выдать им 30000 лошадей.

Через р. Биа войска переправились частью на судах, частью вплавь. Переправа продолжалась три дня. Отсюда Тамерлан пошел вверх по левому берегу р. Биа, как для сближения с левым своим крылом, так и для наказания жителей г. Дипалпура которые, приняв монгольский гарнизон из 1000 человек, высланный к ним от войск, осаждавших Мултан, и узнав потом о бедственном положении этих войск, вырезали весь гарнизон.

Занятие значительным гарнизоном г. Дипалпура, лежавшего при р. Биа, на прямом пути от г. Кандагара в Дели, и, следовательно, имевшего средства к переправе через эту реку, показывает, что Тамерлан предполагал двигаться этой дорогой, но несчастье, постигшее войска правого крыла, заставило его отклониться к югу.

Жители города Дипалпура, с приближением Тамерлана, укрылись в кр. Батнир, лежавшую среди степи и почитаемую весьма сильною. 21-го ноября Тамерлан с 10000 войск пошел осаждать ее, приказав армии с обозами следовать прямою дорогой к г. Дели; 26-го ноября он овладел крепостью и 30-го, забрав значительную добычу, выступил обратно на города Серести[193] и Фатиабад[194] и 8-го декабря у г. Самине соединился с войсками, от которых отделился у г. Дипалпура. Здесь Тамерлан остановился на несколько дней в ожидании прибытия обозов.

12-го декабря присоединились к армии войска левого крыла, которые из Кабула двигались в Индию особою дорогой[195], покорив во время следования своего множество народов и городов.

От г. Самине армия шла тремя колоннами: центр и обозы следовали по прямой дороге к г. Дели, а правое и левое крылья по боковым дорогам.

Средняя колонна, двигаясь на Ассенди и Тоглокнур, 21-го декабря прибыла в Панипат; 24-го декабря правое крыло от Канигуна было направлено для овладения замком Джеханнемай, лежавшим возле реки Джумны, в двух фарсангах от г. Дели. По овладении этим пунктом, оно опять соединилось с главными силами. 26-го декабря, перейдя через р. Джумну, войска направились к г. Луни. В окрестностях этого города были превосходные пастбищные места, почему занятие его было весьма важно для армии, составленной из конницы. Овладев г. Луни, Тамерлан возвратился к замку Джеханнемай, куда прибыл 28-го декабря. Здесь он созвал военный совет, для совещания, каким образом осаждать г. Дели; было решено: собрав большое количество хлеба и других запасов в замке Джеханнемай, начать блокаду этого обширного города. Для выполнения этого предположения, немедленно посланы были, по обыкновению монголов, отряды для собрания запасов и опустошения окрестностей г. Дели.

Между тем Тамерлан осмотрел окрестности замка, для избрания места, где можно было бы с выгодою дать сражение и увлечь туда неприятеля.

В это время Тамерлану донесли, что со времени перехода через р. Инд, в стане набралось более 100000 пленных индийцев, частью идолопоклонников, частью гебров, которые, находясь в тылу армии, могли возмутиться, если бы, во время сражения с войсками Махмуда, султана г. Дели, им удалось освободиться; что перед этим, когда 10000-й отряд индийской пехоты, с частью конницы и слонами, вышел из Дели для сражения, то на лицах пленных изображалась радость. Это изъявление радости, внушенное надеждой скорого освобождения, в глазах свирепых победителей казалось преступлением и было причиною гибели пленных. Тамерлан, под опасением строжайшего наказания, приказал всех их умертвить — и 100000 индийцев, имевших несчастье возбудить подозрительность завоевателя, в несколько часов пали под ножами кровожадных убийц. Для надзора же и охранения пленных женщин, детей и обозов Тамерлан приказал отрядить с каждого десятка по одному человеку. Из этого ужасного случая можно видеть, какие огромные обозы с добычей следовали за монгольскими завоевателями.

30-го декабря Тамерлан двинулся от г. Луни к востоку и, созвав начальников войск, объяснял им правила военного искусства и давал советы, как в настоящих обстоятельствах следовало поступать для одоления неприятеля. После этого он направился обратно к г. Дели, куда прибыли 1 января 1399 года и, перейдя через реку Джумну, расположился на ее берегу.

Для чего Тамерлан произвел это движение? Из описания похода в Индию Шерефэддина нельзя видеть причины. Думал ли он этим движением выманить султана Махмуда из Дели и вовлечь его в сражение или предпринял движение только для того, чтобы опустошить окрестности к востоку от г. Дели и собрать большее количество запасов?

Расположась лагерем у г. Дели, войска, по обыкновению, приняли предосторожности от внезапных нападений — окопались рвом, сделали ограду из кольев, оплели ее ветвями, позади ограды располагали буйволов, связывая им ноги и привязывая одного к другому[196], за ними поставили щиты и потом уже свои палатки.

В следующий день султан Махмуд выступил из Дели, чтобы дать сражение. Он имел 10000 хорошо вооруженной конницы, 40000 такой же пехоты и множество слонов, защищенных от стрел, пик и сабель толстыми покрывалами; клыки их были вооружены большими ножами, намазанными ядом; на спинах слоны имели башни, в которых были воины, вооруженные арбалетами, и стрелки. Возле слонов шли метатели горшков с огнем, с зажженною смолой или нефтью и ракет с железными наконечниками, которые, как выражается Шерефэддин, упадая на землю, производили множество ударов.

Но это новое для воинов Тамерлана оружие не вселяло в них такого страха, как слоны, о которых они воображали, что никакая человеческая сила не могла сопротивляться этим огромным животным, которые могли вырывать деревья с корнями и бросать людей, как легкие камешки. Тамерлан, узнав об этом преувеличенном мнении его воинов о силе слонов и напрасном страхе их, заблаговременно принял следующие меры: приказал наделать железных рогулек, для бросания их под ноги слонам во время их наступления; чтобы испугать слонов и произвести между ними беспорядок, велел к головам и бокам буйволов[197] привязать ветви колючих деревьев и пуки соломы, зажегши которые, пустить буйволов на слонов; воинам приказал поражать стрелами и копьями и рубить мечами хоботы слонов, а не тело их, защищенное толстыми кожами и трудно просекаемыми попонами. Эти меры возбудили храбрость воинов и имели полный успех.

Боевой порядок султана Махмуда состоял из правого крыла, центра, левого крыла и линия слонов впереди. Тамерлан построил свои войска по обыкновению в две линии с резервом. Сражение началось на флангах армии. После упорного боя, в котором правитель г. Дели, Шах-Мансур, пробился было до резерва Тамерлана, но был убит одним из его сыновей, войска Тамерлана, поражая слонов в хоботы, успели наконец обратить их в бегство и произвести этим в рядах неприятеля беспорядок: слоны бросились на оба крыла своих войск и опрокинули их. Тамерлан, заметя расстройство неприятеля, двинул вперед центр армии, врезался с ним в самую линию слонов и, убив большую часть их, обратил неприятеля в совершенное бегство. Преследование довершило поражение и продолжалось до самых стен города. Тамерлан, пользуясь смятением неприятеля, подъехал к стенам Дели, осмотрел свойства укреплений, предполагая, если можно было, приступить к овладению городом открытою силой. Но в следующую ночь султан бежал из города через противоположные ворота, и богатый г. Дели сдался без боя 4-го января и был разграблен.

После завоевания г. Дели, Тамерлан уже не встретил в Индии большого сопротивления, и движение его к Гангу и потом возвращение вдоль южной подошвы Гималайского хребта ознаменовались не столько победами, сколько грабежом, убийствами и опустошением пройденных земель.

Выступая из г. Дели 18-го января и сделав несколько переходов вниз по р. Джумне, Тамерлан переправился на другую сторону ее, предавая по пути всё огню и мечу.

26-го января, поруча одному из эмиров вести обозы вдоль р. Карасу, а левое крыло отрядив вверх по р. Джумне, для разорения земель и истребления гебров, Тамерлан с остальными войсками направился к р. Гангу. Переправя вплавь часть воинов на противоположный берег ее и следуя в то же время с главными силами вверх по реке, он прибыл в г. Токлокнур. Здесь, узнав, что гебры на 48-и судах плыли по р. Гангу, он приказал напасть на них; неустрашимые воины его, несмотря на быстроту реки, бросились на лошадях вплавь, одни из них поражали неприятеля стрелами, другие, достигнув судов, хватались за них и нападали с мечами в руках. Гебры до того растерялись, что не оказали почти никакого сопротивления, и войска без труда овладели большею частью судов. Бой конницы, в волнах быстрой реки, с неприятелем, находившимся на судах, едва ли не единственный пример в военной истории.

Тамерлан, при всей своей осторожности и рассудительности в соображениях, как полководец, любил, однако, подобно Александру Македонскому, отваживаться иногда, как простой воин, на самые смелые предприятия. Узнав однажды, что на противоположном берегу р. Ганга собралось до 10000 индийских пехоты и конницы, он с находившимися в собственном его конвое 1000 челов. конницы[198] переплыл через Ганг, напал на неприятеля и обратил его в бегство.

Как доказательство, что побудительной причиной похода Тамерлана в Индию было желание добычи, можно здесь заметить, что под конец вышеозначенного сражения у него в распоряжении осталось только 100 челов., которые должны были сражаться с многочисленною толпою гебров в ущелье, называемом купелью Ганга и образуемом горами, примыкавшими к восточному берегу Ганга. Остальные воины его конвоя были отряжены для завладения и охранения добычи, состоявшей в верблюдах, рогатом скоте, золотых и серебряных украшениях. К счастью для Тамерлана, подоспели его главные силы и он выпутался из опасного положения.

Желая проникнуть в ущелье, он дал приказ атаковать его. Гебры, по-видимому, хотели упорно защищаться, но крики воинов, игра труб и бой барабанов, отражаясь в горах и повторяясь эхом с разных сторон и в различных направлениях и изменениях звука, до того напугали этих несчастных, что они опрометью бросились бежать, оставя своим врагам значительную добычу. Вообще жители Индостана так были напуганы войсками Тамерлана, что последний неоднократно приказывал нападать на ущелья подобным образом и всегда с успехом.

Если Тамерлан не насытился убийством, то воины его насытились добычей, которая была так велика, что армия едва передвигалась и делала переходы не более 30 верст. Узнав, что при разделе добычи богатые и влиятельные из воинов захватили более других и получили от 400 до 500 быков, Тамерлан приказал разделить добычу поровну и потом дал приказ к обратному походу. К движению в обратный путь побудило его полученное известие о вторжении войск Баязета в пограничные его владения и о возмущении в Грузии. По крайней мере, сам Тамерлан приписывает этим известиям возвращение свое из Индий.

Отрядив часть войск на Лагор, а с другими следуя вдоль хребта Гималаев, Тамерлан 8 февраля перешел через р. Джумну, 15-го марта прибыл к большому городу Тшамба, а 20 марта, перейдя через р. Дженаб, направился вдоль границ Кашмира. Если он был варвар как завоеватель, то в отношении к своим воинам был очень внимателен и человеколюбив. Узнав при переправе через Дженаб вплавь, что несколько слабых воинов утонуло, он приказал немедленно дать собственных своих лошадей и мулов, способных для плавания, тем из воинов, которые нуждались в них.

Во время переправы его войск через р. Дженаб, он получил из Тавриза известие о положении дел в Багдаде, Египте, Сирии, Анатолии, Кипчакской орде. Сведения эти, вероятно, были не слишком успокоительны, потому что вслед за получением их Тамерлан, приказав военачальникам отдельных частей направляться по назначенным им дорогам к Инду, сам поспешил в Самарканд. Следуя степью Джелали, 28-го марта он прибыл к Инду, перешел через него по мосту, устроенному заблаговременно на судах эмирами города Бану и замка Нагаза. Замок Нагаз был построен по приказанию Тамерлана, при его отправлении в Индию, для обеспечения Кейберских ущелий от горных афганов и обуздания этих грабителей. Прибыв в этот замок 30 марта, Тамерлан послал в Азербайджан известие о своих победах, вероятно, для устрашения врагов, так как в это время против него составлялся сильный союз между Баязетом и султанами египетским и багдадским.

Возвратясь в мае 1399 года в Самарканд, Тамерлан начал деятельно приготовляться к великой войне на западе. Предполагал ли он, что война с Баязетом и его союзниками будет продолжительна, или имел в виду, победив его, устремиться в Египет и потом перейти в Европу, но срок этой войне он назначил 7 лет.

Деятельность приготовлений к этой войне была чрезвычайной; не прошло года и Тамерлан уже был в Грузии, громил крепости, проникал в ущелья гор, истреблял христиан или заставлял их принимать магометанскую веру, а между тем постоянно увеличивал свои силы, так что в 1402-м году под его знаменами считалось, как полагают, до 800 000 чел. воинов. Если припомним, что войска его были на довольно значительном жалованье, то нельзя не заключить, что поход его в Индию был только средством для приготовления к великой войне на западе. Разграбив сокровища Индии, он приобрел несметные богатства, которые доставили ему средства содержать на жалованье 800000 чел. воинов для новых опустошений. Очевидно, что Тамерлан хорошо знал и умел применять к делу правило Цезаря — войну питать войною.

Однако он не спешил вступить в решительную войну с Баязетом, а только испытывал своего соперника славы, старался понять его, часто сносился с ним посольствами и, выдавая себя защитником веры Магомета, не хотел явно казаться зачинщиком войны против государя, который воевал с христианами. Как переписка их становилась более и более заносчивою, то, для устрашения Баязета или желая принудить его к объявлению войны, Тамерлан двинулся в земли, завоеванные его соперником, и приступом овладел двумя важными крепостями: Себастом, в августе 1400-го года и Малатиею, лежавшими в плодоносных местах Малой Азии, которые Баязет считал принадлежавшими ему. Крепости эти могли служить как бы основанием действий для дальнейших предприятий Тамерлана в Малой Азии.

Удовольствовавшись их приобретением, Тамерлан обратил свое оружие в Сирию, продолжая занимать Баязета перепиской; но главною причиной отсрочки решительных действий его против своего врага была, кажется, та, что султан египетский, владевший вместе с тем и Сирией, был в тесных сношениях с Баязетом, посылал ему подкрепления и, будучи довольно силен, мог сделать значительную диверсию в пользу Баязета. Тамерлан легко мог понять, что в случае неудачи опасно было оставлять на фланге своей операционной линии такого сильного неприятеля, каков был египетский султан.

Взяв Дамаск, разграбив его, обратив в бегство египетского султана и покорив Сирию, Тамерлан обратился на Моссул, а оттуда на Багдад, владетель которого, хотя наружно и признавал над собою власть его, но при успехах Баязета мог отложиться. Поэтому Тамерлан, под предлогом возмущения жителей Багдада, после 2-хмесячной осады взял этот город, уничтожил военные способы его и разорил цитадель. Таким образом, прежде решительной войны с сильным повелителем оттоманов, он обеспечил себя с фланга и с тыла и, в ожидании совершенного разрыва с ним, двинулся опять в Грузию, для укрощения воинственных племен ее. Баязет, узнав о поражении войск египетского султана и покорении Сирии, сделался печален и задумчив и, казалось, имел намерение уклониться от войны с своим страшным соперником; но, постигая властолюбие его, не видя конца его притязаниям, он понял, что дальнейшие уступки повлекут за собой новые оскорбления, и решился принять войну.

Продолжительную переписку и обмен посольств Тамерлана с Баязетом приписывают нерешимости Тамерлана начать войну с государем, который, подобно ему, вел войну для распространения магометанской веры, и тому, что многие из приближенных Тамерлана по этой самой причине отклоняли его от этой войны, представляя разные неблагоприятные ей предсказания; что будто бы появление кометы в 1400-м году поставило его в недоумение, начинать ли войну с Баязетом, и что любимец его Шемсуд-дин-Мелеву старался склонить его к миру с Баязетом, потому что комета явилась к западу от его владений. Но астролог Абд-ул-лах-Лиссан, самый искусный на востоке, желая угодить господствовавшей страсти Тамерлана, сказал, что комета, появившись на западе и в знаке Овна, могла служить несчастным предзнаменованием только для Баязета и что с востока придет армия, которая завоюет всю Анатолию. Это толкование астролога подняло будто бы дух войск Тамерлана и побудило его начать войну с Баязетом.

Выше было сказано, что за армией Тамерлана следовало множество потомков Магомета и дервишей, который все его предприятия одобряли и оправдывали, и он всегда мог по желанию своему иметь одобрительные для этой войны предсказания. Поэтому вышеозначенным рассказам о предсказаниях я не придаю никакого значения в решении Тамерлана начать войну с своим соперником.

Из предшествовавших его распоряжений обнаруживается, что он завел переписку с Баязетом с целью понять лучше свойства своего противника, узнать его силы, состав и качество его войск, способ ведения Баязетом войны, а между тем, во время этой переписки, обделал все дела свои в Западной Азии, то есть отвлечь от Баязета или ослабить всех его союзников, чтобы в случае неудачи можно было безопасно отступить, устроить в тылу склады запасов для продовольствования своей армии и тем доставить себе возможность двигаться и отступать по такому направлению, которое окажется более удобным.

Тамерлану не для чего было и стесняться, объявляя войну Баязету, о котором говорили, что он известен распутством и склонностью к пьянству и что эти пороки отвлекли от него большое число правоверных. Притом у Тамерлана был благовидный предлог объявить войну Баязету: он требовал от него выдачи туркмена Кара-Юсуфа, который грабил караваны двух священных городов Мекки и Медины, и к Тамерлану уже обращалось много пилигримов, прося его защиты против этого грабителя.

Получа известие о приготовлениях Баязета к войне и о высылке им отрядов к Алепу, Едессе[199] и Диарбе-Киру, Тамерлан двинул войска свои в Малую Азию.

Движение войск Баязета к означенным городам показывает, что он не терял еще надежды на помощь египетского султана и, может быть, надеялся приближением своим к Багдаду произвести там восстание, и если бы Тамерлан действительно принужден был избрать южную часть Азиатской Турции театром войны с Баязетом, то, при малейшей его неудаче, надежды Баязета могли бы осуществиться. Но Тамерлан, угрожая искусным движением из Грузии тылу войск Баязета, успел перенести войну в северную часть Малой Азии.

27 апреля, перейдя через р. Куру, он с армиею своею направляется на Берду, Гендже, Алатак, мимоходом берет крепость Тартум, оттуда идет на Авеник, Эрзерум и потом вторгается в северные азиатские владения Баязета, овладевает принадлежавшею ему крепостью Кемак и идет к Себасту. Расположась в окрестностях этого города лагерем, он в присутствии турецких посланников делает смотр войскам. Во время смотра начальники частей войск, изъявляя Тамерлану готовность жертвовать для него всем, посвятить труды свои и жизнь на его службу, клялись не оставить ни одного кустарника, ни растения в землях его врагов, разграбить Анатолию и ниспровергнуть до основания владычество оттоманов.

После этих приветствий, которые должны были выслушать посланники Баязета, их повели через многочисленные ряды воинов: быстрота движений войск Тамерлана, их стройность и воинственный вид, их превосходное вооружение, дисциплина и слепая готовность исполнять малейшие приказания своего вождя должны были подействовать на представителей властителя оттоманов и заранее вселить в них выгодное мнение о силах Тамерлана и недоверчивость к собственным силам. Этот смотр Тамерлана, сделанный так кстати и после тридцатилетних побед его, доказывает умение его пользоваться случаем, чтобы действовать на людей.

Между тем передовые разъезды донесли Тамерлану, что дорога к Токату шла лесами, что проходы через них очень узки, что турецкие войска появились в окрестностях этого города в значительных силах и что все переправы через р. Кизил-Ирмак заняты ими. Тамерлан, зная, что главные силы Баязета состояли из пехоты, между тем как у него они состояли из конницы, решил не открывать военных действий на такой местности, где он имел явные невыгоды. Притом, желая отрезать Баязету сообщения с Египтом, Сирией и Багдадом и выманить его на открытые равнины, а также желая перейти через р. Кизил-Ирмак в более удобном месте, которое не было бы охраняемо турецкими войсками, он двинулся к городу Кесарии, куда и прибыл в 6 дней. Собрав здесь большие запасы продовольствия, для выдачи войскам рационов, он направился к кр. Ангоре. Через четыре дня он прибыл к г. Киршегру, сделав в это время 120 верст. Здесь, узнав, что пылкий Баязет с армиею своею идет к нему на встречу, осторожный Тамерлан, по обыкновению, приказал принять надлежащие меры от внезапных нападений; для получения же более точных и подробных сведений о намерениях и направлении неприятеля он послал 1000 наездников для захвата пленных и для наблюдения за движениями Баязета. В то же время он созвал военный совет и по совещании объявил, что «для действий против неприятеля есть два мнения: одно — чтобы остаться на месте и дать войскам отдых и время оправиться от продолжительных трудов и постоянных переходов; другое, чтобы броситься в средину неприятельской земли, опустошать ее, лишать войска Баязета средств к продовольствованию, изнурять их частыми нападениями небольших отрядов, а между тем, отступая главными силами, заставить Баязета поспешно преследовать нас и тем утомлять его войска, и как наша армия сильна в коннице, а его состоит большею частью из пехоты, то в войне такого рода мы всегда будем иметь перевес и можем уничтожить его войска одними действиями малой войны, не вступая в решительную битву». Тамерлан отдал преимущество последнему мнению. Этот план ясно показывает, что татарский Аннибал, подобно карфагенскому, основывал свои расчеты и на свойствах противника, что он хорошо понял Баязета и не опасался найти в нем Фабия, знал, что может рассчитывать на запальчивость Баязета, который не будет в состоянии долго выдержать такого рода войны и неминуемо вовлечется в ошибки и даст сражение в таком месте, в котором конница Тамерлана будет иметь решительное превосходство над пехотой Баязета.

Впрочем, едва ли здесь могла пособить Баязету и система Фабия, употребленная последним против Аннибала: избегать решительной битвы, занимать высоты, неприступные для конницы, окружать неприятеля двумя или тремя армиями, чтобы лишать его способов продовольствования и проч., потому что Тамерлан, имея значительное превосходство в силах, предварительно успел овладеть важнейшими пунктами, отрядить части сил для занятия и охранения вод и продовольственных запасов и всегда сам находил выгоду действовать подобным же образом против Баязета, с намерением выманить его на равнины.

Неистощимый в военных средствах и основательный в соображениях гений Тамерлана хорошо понял, что Баязету весьма трудно будет продовольствовать многочисленную армию, составленную преимущественно из пехоты, которую Тамерлан намерен был везде окружать и беспокоить своею конницей; что принятым им способом войны он скоро истощит продовольственные запасы своего противника, частыми успехами ослабит его, лишит бодрости и заставит искать спасения в отступлении, во время которого, преследуя его стремительно, Тамерлану представится случай напасть с выгодой и одержать верх.

Чтобы достигнуть своей цели и стать на пути сообщения турецкой армии с Бруссой, столицей Баязета, Тамерлан двинулся к кр. Ангоре. Имея превосходную конницу, двигаясь открытою и довольно ровною местностью, простиравшейся от Малатии к Ангоре, Киютайе, Иконии, он мало рисковал, покидая свой путь сообщения, а между тем движением к Ангоре ставил своего противника в опасное положение.

Движение это он исполнил весьма искусно: чтобы совершить его быстро и чтобы армия его во время похода не нуждалась в воде, он предварительно послал конный отряд по избранному направлению к Ангоре, придав ему часть пехоты, для рытья колодцев на тех местах, где по предположению надо было поить лошадей и где в воде был недостаток. Когда таким образом средства к беспрепятственному следованию были приготовлены, Тамерлан, оставя часть войска в занимаемом им лагере, чтобы этим лучше скрыть предпринятое им движение с главными силами, быстро двинулся к Ангоре, пройдя в 3 дня около 150 верст — быстрота, судя по многочисленности его армии, необыкновенная! — это — прыжки тигра, завидевшего свою добычу. По прибытии к Ангоре Тамерлан на другой день приступил к осаде ее, отвел воду из ручья, протекавшего через крепость, начал подкапывать стену и делать приготовления к штурму крепости.

Во время осадных работ ему донесли, что Баязет приближается, в намерении атаковать его с тыла. Хитрый Тамерлан, по-видимому, только этого и ждал. Имея превосходство в силах, ему нечего было опасаться сражения; надлежало только дать его на выгодной для него местности. Здесь, в случае неудачи, конница его могла отступить без большой потери и, маневрируя, выиграть вновь, если бы понадобилось, свою операционную линию; в случае же победы, войска неприятеля неизбежно должны были погибнуть. Не известно положительно, пришлось ли Тамерлану вести против Баязета малую войну, как он предполагал; но, вероятно, он заметил истощение сил Баязета, что решился дать сражение.

Сняв немедленно осаду и сделав небольшой переход, Тамерлан остановился лагерем, имея небольшой ручей в тылу. Место его позиции неизвестно, но судя по тому, что после поражения из войск Баязета немногие спаслись бегством, надобно полагать, что Тамерлан заслонил от них и кр. Ангору, и путь отступления к Бруссе по гористой и лесистой дороге.

Бой начался нападением авангарда правого крыла Тамерлановой армии на левое крыло турецкой армии; но стоявшие здесь сербы мужественно отразили удар и среднеазиатские войска были отброшены с большим уроном. Но в то же время нападение левого авангарда Тамерлановой армии имело большой успех. Правое крыло Баязетовой армии состояло из татар и других союзников турок, недовольных Баязетом; татары, увидя в Тамерлановой армии своих единоверцев, а некоторые и прежних своих начальников, и подготовленные лазутчиками, перешли на сторону Тамерлана, а вместе с тем увлекли и часть других союзников турок; к довершению несчастия, начальник правого крыла турецкой армии Перислав был убит. Тогда правое крыло турок было сбито с позиции и стало отступать; для преследования его и для захвата пленных, Тамерлан послал часть войск второй линии и затем предпринял отделить сербов от Баязета; но сербы дрались с такою отвагой, что успели пробиться сквозь ряды неприятеля и соединились с резервом Баязета. По случаю этого Тамерлан сказал: «эти оборвыши дерутся как львы и двинулся сам с своим резервом, чтобы ударить на те войска, которыми начальствовал сам Баязет, и не дать туркам оправиться. После ужасного кровопролития передняя линия турок была принуждена к отступлению по всей линии; но Баязет с главными силами стоял на высотах и к нему присоединялись части войск, обращаемые в бегство или спасавшиеся от преследования.

Начальник сербов Стефан, видя битву проигранною, советовал Баязету бежать, но тот не согласился на это и решился со своими янычарами сражаться до последней крайности. Тогда начальник сербов, вместе с другими начальниками, решились отделиться от Баязета и прикрыть отступление старшего его сына Солимана, и бросились на запад по направлению к Бруссе; другой сын Баязета, Магомет, бросился на северо-восток в горы, а третий сын, Иса, к югу. Тогда Тамерлан, чтобы довершить победу и одним ударом окончить войну, окружил Баязета со всех сторон, по выражению Шерефэддина — как окружают зверей на охоте, когда охотники съезжаются в общий круг. Баязет, оставленный своими союзниками, начальниками и детьми, отражал до ночи нападение войск Тамерлана; янычары, изнеможденные от усталости и жажды, гибли под ударами неприятелей, и когда ночью их осталось уже немного, Баязет решился бежать; но лошадь его упала и он попался в плен, с своею свитой, Мамуду, титулованному хану джагатайской орды, который и представил его Тамерлану.

Историки рассказывают первое свидание этих двух соперников славы и могущества следующим образом: «Когда Тамерлан увидел Баязета, то засмеялся. Баязет, оскорбленный этим смехом, заметил Тамерлану, что неприлично смеяться над несчастьем; тогда Тамерлан сказал: «Видно судьба невысоко ценит власть и обладание обширными царствами, когда раздает их калекам, тебе кривому и мне хромому». Едва ли этот анекдот не вымышлен: Тамерлан был всегда серьезен и не любил шуток.

Для преследования сына Баязета, Солимана, Тамерлан послал своего внука, мирзу Магомет-султана, с 30000 всадников. Преследование было так быстро, что до 4000 этих всадников на пятые сутки прискакали в г. Бруссу вслед за Солиманом, который едва успел сесть на корабль и отплыть от берега, не успев ничего захватить с собою. Все сокровища Баязета и весь его гарем достались Тамерлану.

После такой блистательной победы Тамерлан, по своему обыкновению, угощал своих воинов в г. Киютайе целый месяц, Доставляя им всевозможные увеселения.

Для покорения западной Монголии и земель, лежавших у пределов Китая, на пути следования от Самарканда к Китаю северным путем, и, вероятно, для лучшего узнания края и путей, ведших в это государство, и для составления в Монголии преданной себе партии, Тамерлан, за несколько лет до предпринимаемого им похода, послал в эти страны одного из своих полководцев, который удачно исполнил это поручение.

Отправляясь в столь отдаленный поход, Тамерлан хотел в пользу своего предприятия расположить умы. Для этого, под видом празднования свадьбы некоторых из своих внуков, он приглашает осенью 1404-го года в Самарканд правителей областей, главных начальников войск, шерифов и вельмож, и среди пиршеств и увеселений, продолжавшихся сряду два месяца, созывает курултай. На этом собрании он изъявил желание распространить веру Магомета в Китае и до того успел расположить умы в пользу предпринимаемого им похода, что война в Китай была решена без противоречия и названа святою.

Тамерлан, обдумывая свои планы медленно, приводил их в исполнение с неимоверною быстротою и деятельностью. В декабре того же года уже было отдано повеление эмирам улусов и правителям областей готовить войска и собирать их на назначенные места, в определенном вооружении и с назначенным запасом всех потребностей войны.

Общий сборный пункт был назначен в Ташкенте. Для похода в Китай Тамерлан считал достаточным 200 000 пехоты и конницы отборного войска. Правое крыло его армии было расположено на зиму в Ташкенте, Шарукье и Сейраме, а левое крыло в Яссах и Сабране; сам Тамерлан с остальными войсками располагал провести зиму в Отраре и его окрестностях.

Шерефэддин говорит, что Тамерлан имел самые подробные сведения о путях, ведших в Китай, что ему были известны свойства путей, воды, подножного корма на каждом переходе и качества степей и гор, которые надобно было проходить, и что всё это по его приказанию было записано, чтобы во время пути принимать надлежащие меры для продовольствования и безостановочного следования. К сожалению, Шерефэддин в жизнеописании Тамерлана не передал нам этих сведений, и мы не знаем, на какие места пролегал и какие свойства имел избранный Тамерланом путь. Судя по его распоряжениям и расположению войск от Ташкента до Отрара, можно заключать, что описанным Шерефэддином путем, изложенным в примечании, до Ашира Тамерлан предполагал послать только войска правого крыла, расположенные в Ташкенте, откуда они могли двинуться через Кашгар на Аксу, Кучи, Бугур и, заняв Ашир предварительно, держаться в нем до прибытия главных сил. Сам же Тамерлан, может быть, предполагал с тяжелыми обозами идти из Отрара на Кульджу и оттуда уже перейти долиной р. Юлдуза на южную покатость Ледяных гор.

Путь от Самарканда или Ташкента в Кашгар, судя по нынешним сведениям, не мог быть избран для всей армии, потому что проходы через хребты Болор и Мустаг так узки и трудны, что даже вьючные верблюды не могут там следовать и самые караваны ходят через них только на вьючных лошадях. Между тем Тамерлан имел с собою огромные обозы.

Для доставления своим войскам большего удобства искупить всё необходимое для похода, в места зимнего их расположения приглашены были купцы с разными товарами, у которых сам Тамерлан покупал лошадей тысячами и снабжал ими, равно как и оружием и другими потребностями похода, недостаточных воинов. Вместе с тем он приказал начальникам собрать самые подробные сведения о состоянии их подчиненных и заготовить как можно более разных припасов, чтобы во время похода не было ни в чем недостатка и чтобы никто не мог отстать по недостатку продовольствия или по неимению оружия.

Независимо от этих мер, по приказанию Тамерлана, несколько тысяч повозок с хлебными семенами должны были следовать за армией. Семена эти были назначены для посева в удобных местах на пути следования, чтобы потом, при возвращении, войска могли удобнее продовольствоваться. Кроме того, на случай непредвиденных обстоятельств, тысячи жеребых верблюдиц велись в тылу армии, чтобы в крайнем случае молоко их могло служить пищей.

Вообще надобно полагать, что опытный Тамерлан, после 40-летних войн, веденных в Азии, умел хорошо приготовиться к трудному и дальнему походу и без сомнения употребил на этот раз всю свою предусмотрительность и всё свое искусство; мы должны жалеть, что имеем так мало сведений о приготовительных мерах к этому походу.

Тамерлан, развернув великое знамя, выехал из Самарканда 8-го января 1405-го года и, несмотря на суровость зимы, продолжал путь безостановочно, располагаясь для ночлега среди степи, в шатре, обнесенном камышом. При г. Зернуке он перешел через р. Сыр по льду. Зима была так холодна, что, по уверению Шерефэддина, лед в том месте был толщиною от 2-х до 3-х локтей, и реки Сыр и Аму везде можно было переезжать по льду; снег местами лежал глубиною в две пики; от холодов и буранов погибло много людей и лошадей.

27-го февраля Тамерлан прибыл в г. Ограр и намерен был продолжать путь далее к Китаю, отдал уже приказ войскам выступать в поход, простился с женами и дочерьми, приказав им возвратиться в Самарканд, но среди этих распоряжений заболел лихорадкой и через несколько дней умер[200].