Таможенный досмотр

Сорок тысяч принцев

— Каков красавец, а? — восхищенно сказал штурман Кошкин, сняв переднюю панель контейнера. — Капитан! — позвал он. — Ты когда-нибудь видел что-нибудь подобное?

Что правда, то правда. Робот выглядел впечатляюще. Корпус, изготовленный из новых сверхпрочных сплавов, изящные гибкие манипуляторы со сменными конечностями, зеркально хромированные рычажки и кнопки. Капли прозрачной смазки, выступившие в местах сочленений, искрились и переливались, словно драгоценные камни.

— Принц, да и только! — прищелкнул языком Кошкин.

Стоявший в дверях грузового отсека капитан Альварец недовольно поморщился.

— Может, он и принц, — скептически заметил он, — но только кто тебе позволил вскрывать контейнер?

— А-а! — Кошкин досадливо махнул рукой. — Подумаешь, спецгруз. Кибернетика — моя слабость. Если бы не ошибка молодости — быть бы мне робопсихологом и в глаза бы тебя, зануду, не видеть. Я потом запакую, никто ничего не заметит. Не нуди, капитан, дай полюбоваться.

— Любуйся, — сказал Альварец и отвернулся. — Любуйся на здоровье, только постарайся не забыть: твоя вахта начинается через четыре минуты. Жду тебя в рубке, — и ушел.

— Ладно, приду! — крикнул ему вдогонку Кошкин и снова склонился над роботом. — «РС — IA — супер», — прочитал он гравировку на металлическом лбу. — И зачем им на дальнем поселении такая модель? — штурман недоуменно пожал плечами.

Робота «РС — IA — супер» их попросили прихватить ребята из Управления Дальними Поселениями, когда узнали, что рейс «Искателя» имеет конечной целью базу в системе Веги. Сотрудникам Службы Свободного Поиска частенько приходилось доставлять попутные грузы, так что в просьбе УДП не содержалось ничего необычного. Капитан Альварец недовольно поморщился (по привычке) и согласился. Так «РС — IA — супер» оказался на борту «Искателя» и приковал все внимание штурмана Кошкина.

Сейчас какой-то бес подзуживал Кошкина нажать пусковую кнопку и посмотреть, как движется это никелированно-хромированное чудо. В конце концов штурман не выдержал и нажал. И тут же поспешно отступил от контейнера. На всякий случай.

Ничего особенного не произошло. Только внутри сверкающего корпуса послышалось негромкое жужжание.

Тут где-то под потолком щелкнуло, и сердитый голос капитана прогромыхал:

— Штурман, долго еще тебя ждать?

— Бегу! — заорал Кошкин и пустился со всех ног. — Вот он я, — сказал он, влетая в рубку. — Иди, отдыхай.

Альварец поднялся из своего кресла, зевнул, потянулся.

— Да! — вспомнил вдруг штурман. — Ты не пугайся, пожалуйста, я там включил нашего пассажира, пусть немного разомнется. Он, вообще, ничего, тихий.

— Послушай, Кошкин, — задумчиво вопросил капитан. — До сих пор не могу понять: почему я в каждый рейс беру штурманом именно тебя?

— Кто ж еще в состоянии оценить твою способность по части превращения мягкой посадки в жесткую? — в свою очередь спросил Кошкин. Альварец махнул рукой и вышел. Штурман уселся поудобнее, пробежал глазами показания приборов. Справа над шкалой загорелся оранжевый огонек. «Опять система ориентации барахлит», — подумал Кошкин. Впрочем, без особой тревоги. Он совсем уж было собрался вздремнуть, но не успел. На пороге рубки возник Альварец. Смуглое лицо его казалось серым.

— Кошкин, — хрипло сказал он. — Я заболел. У меня температура.

— Сходи в медицинский отсек, — посоветовал штурман. — Или просто выпей аспирин.

— У меня в глазах двоится, — шепотом сообщил Альварец.

Кошкин оторвал взгляд от приборной доски и с интересом посмотрел на капитана.

— Это как? — спросил он.

— Их там двое… — растерянно сообщил капитан.

— Кого? — не понял Кошкин.

— Принцев твоих…

В рубке было жарко, но Кошкину стало холодно. Не говоря ни слова, он сорвался с места и помчался в грузовой отсек. Альварец медленно опустился в кресло и обреченно подпер голову рукой.

Вскоре Кошкин вернулся.

— Ну что? — с надеждой спросил капитан.

— Если у тебя двоится, то у меня троится, — сообщил штурман. — Их там уже трое.

— А!.. — вскинулся Альварец.

— Не надо, — штурман успокаивающе поднял руку. — Не ходи. Скоро их будет четверо. Я понял. Это самовоспроизводящаяся модель. У него на лбу написано. PC — помнишь? Робот Самовоспроизводящийся.

— Господи! — Альварец схватился за голову. — Этого нам только не хватало…

— Ничего страшного, — сказал штурман и уселся на прежнее место. — Ну, доставим колонистам не одного робота, а десять.

— Или сто.

— Пусть сто, — согласился Кошкин. — Делов-то!

— Размещать их ты где собираешься? — осведомился капитан. — «Искатель», между прочим, не резиновый.

— Подумаешь, — беззаботно ответил Кошкин. — Это же не люди, а роботы. Еды им не нужно, воздуха тоже. Закрепим снаружи, ничего страшного. Пусть себе работают. Ой, — вдруг тихо сказал он, и лицо его помрачнело. — Слушай, капитан, — голос штурмана звучал очень неуверенно. — А как ты думаешь, из чего это они себя… того… самопроизводят?..

Альварец медленно поднялся на ноги. Его щеки из серых превратились в бежевые.

— То есть… как… из чего?..

Кошкин тоже поднялся.

— У них там… в контейнере… Никаких материалов не было… Один только этот… Принц…

Резко прогудел прерывистый аварийный сигнал. Они одновременно взглянули на панель управления.

— Все ясно, — упавшим голосом произнес Кошкин. — Система ориентации. Видно, они ее сожрали и теперь клепают из этого материала своих братцев…

Альварец схватил его за шиворот.

— Иди в грузовой отсек, — свистящим шепотом сказал он. — Л-любитель к-кибернетики… Иди, и н-немед-ленно — понял?!. Немедленно выключи их к чертовой матери! Пока они не сожрали весь «Искатель». Н-не то… — капитан не договорил и внушительно потряс щуплого Кошкина.

Посиневший от ужаса штурман сломя голову понесся в грузовой отсек. Глазам его предстала жуткая картина, так что стриженные ежиком волосы на буйной штурманской головушке явственно зашевелились.

Роботов было уже двенадцать штук, и они продолжали деловито собирать новую партию.

— Ш-шабаш, братцы, — стараясь унять дрожь в голосе, сказал Кошкин. — П-перекур.

Никто из роботов и ухом не повел. Расхрабрившись, штурман подошел к ближайшему и протянул руку к кнопке выключателя.

Очнулся он в рубке. Над ним склонился Альварец.

— Ч-чем это он м-меня? — спросил штурман.

— По-моему, током. Но несильно. Просто отпугнул, — успокоил его капитан. — Видимо, у этих роботов очень надежная защита… как… фул пруф. Защита от дурака.

— Это в каком смысле? — обидчиво спросил штурман.

— В смысле от неспециалиста, — пояснил капитан. — В техническом смысле. Термин такой существует.

Штурман поднялся и сел, обхватив голову руками.

— Что будем делать? — скорбно вопросил он.

— Это у тебя надо спросить, — ядовито ответил Альварец. — Это ты у нас большой спец в кибернетике. Робопсихолог недоделанный… Кстати, если тебя интересуют кое-какие подробности, — он указал на контрольный экран, — две трети корабля уже превращены в роботов.

— Но почему? — недоуменно спросил штурман. — Ну хорошо, самовоспроизводящиеся. Но не до бесконечности же! И зачем это колонистам?

Альварец молча пожал плечами. Кошкин тоже замолчал.

— Кажется, я догадался, — наконец сказал он. — Это ведь поселение «Гермес — XII», так?

— Ну, — Альварец кивнул.

— А, — Кошкин махнул рукой. — Там богатейшие металлические рудники. Вот им и разработали такую модель. Роботы добывают металл и тут же делают новых роботов-добытчиков. Таким образом очень просто решается и проблема облегчения трудоемких процессов, и проблема хранения, и проблема транспортировки.

Капитан некоторое время смотрел на него, ожидая продолжения, а потом спросил:

— Ну и что? Что нам с этой твоей догадки?

— Да нет, это я так, — вяло ответил Кошкин и снова надолго замолчал. Когда он заговорил, от «Искателя» остались только рубка и несколько вспомогательных помещений. Роботы, закрепившись с помощью магнитных присосок на трубе главного двигателя, продолжали выполнять заложенную в них программу. Истечение плазмы из двигателя их не беспокоило. «Принцев» было уже несколько сот.

— Есть идея, — неуверенно сказал штурман.

— Открыть люки? — меланхолично спросил Альварец. — Я уже думал. С этим можно не торопиться. Через сутки они сами доберутся до нас.

— Помирать из-за каких-то железяк?! — вскричал Кошкин. — Мозг человека есть самый тонкий прибор, созданный природой!.. Человек есть единственная форма существования… — он запнулся. — Форма существования человека… — Кошкин сник окончательно под убийственным взглядом капитана. — Эх, ч-черт… Ну что бы стоило какому-нибудь дурацкому метеориту вляпаться в этот дурацкий контейнер. Сразу после старта. Хорошо было бы.

— Куда лучше было бы, если бы кое-кто не лез не в свое дело, — мрачно заметил капитан.

— Ну ладно, — Кошкин заерзал в кресле. — Что ты, ей-богу. Ну, виноват, виноват… Есть идея.

— Валяй, — буркнул Альварец.

— Я насчет метеорита… — нерешительно начал Кошкин. — Только ты не перебивай, ты слушай. Мог же… ну, еще до всего этого… метеорит попасть в грузовой отсек?

— Ну, мог. Мало ли что. Метеорит не попал. В грузовой отсек попал штурман Кошкин. Результаты те же. Даже хуже.

— Вот! — обрадовался Кошкин. — Я и говорю! Прилетаем в УДП и сообщаем: так, мол, и так, ребята, очень жаль, но «РС — IA — супер» погиб в результате попадания метеорита в грузовой отсек нашего корабля. Не наша, братцы, вина. Так?

— Что-то я не пойму, Кошкин. Какой метеорит? И куда ты собираешься деть сорок тысяч своих принцев?

— Понимаешь, мы сейчас совсем недалеко от Нового Эльбруса.

— Ну и что?

— Понимаешь, там нет никаких поселений, зато есть колоссальные залежи металлических руд.

— Ну и что? — снова спросил Альварец.

— Надо высадиться и оставить всю эту ораву там.

— А если не пойдут?

— Еще как пойдут! — возбужденно зашептал штурман. — Металл в неограниченном количестве — это же то, что этим оглоедам нужно! А на Базе доложим, что грузовой отсек разрушен в результате попадания метеорита. Все рассчитаем. От отсека, и правда, ничего не осталось.

— Если бы от него одного… — сказал Альварец.

Через сутки «Искатель», больше похожий на обглоданный скелет, чем на поисковый корабль, лег на первоначальный курс. Роботы остались на Новом Эльбрусе.

— Все, — облегченно сказал Кошкин, глядя на серебристый диск планеты, занимавший половину экрана внешнего обзора. — Приятного аппетита. Жрите на здоровье. Как говорится, плодитесь и размножайтесь.

Альварец и Кошкин уже начали забывать эту историю — хватало других дел, других событий. Но однажды, после очередного рейса, Альвареца вызвали в Управление Дальними Поселениями. Вернувшись в номер служебной гостиницы «Космофлота», который они занимали вместе с Кошкиным, он молча швырнул на стол какой-то пакет и тяжело воззрился на Кошкина.

— Новый рейс? — беззаботно спросил штурман.

Альварец кивнул.

— Скоро?

Альварец кивнул.

— Далеко?

Альварц кивнул.

— Куда?

— В кабинете начальника. Полюбуйся! — он перебросил пакет Кошкину. В пакете оказалось несколько фотографий.

— Да это, кажется, ты! — воскликнул штурман, разглядывая фотографии. — Здорово! А это, похоже, я. А почему мы такие угловатые? — он вопросительно посмотрел на капитана.

— Это фотографии двух культовых статуй, — медленно произнес капитан. — Статуи эти находятся в Центральном храме Богов-Создателей. Как думаешь, на какой планете?

— На какой? — тупо спросил Кошкин.

— На планете Новый Эльбрус. «Плодитесь, размножайтесь…» — передразнил Альварец. — Ну почему я всегда тебя слушаю? Почему?

Деревенские развлечения

«Искатель» появился в Трансплутоновом доке Базы Службы Свободного Поиска; капитан Альварец находился с докладом у начальника Базы, а штурман Кошкин отдыхал в своей каюте. Вернувшись от начальства, Альварец зашел к штурману и сказал:

— Есть мнение.

— Брось, — расслабленно сказал Кошкин. — Нет у тебя никакого мнения, что я — не знаю, что ли? Сходи в душ и ложись спать.

— У меня, может, и нет, — согласился капитан. — Мнение есть у начальства.

— И в чем оно состоит? — поинтересовался штурман.

— Тебе надо отдохнуть, — ответил капитан. — И мне тоже.

Кошкин слегка встревожился.

— А что случилось?

— Мне любезно сообщили, — сухо ответил Альварец, — что если мы и впредь будем гонять по Пространству с такой скоростью, то, рано или поздно, воткнемся в собственный зад.

— То есть как? — Кошкин удивленно поднял брови. — Что значит — «с такой скоростью»? Что, новая инструкция появилась?

Капитан помотал головой.

— Инструкция старая, — сказал он.

— В чем же дело? Нормальная скорость, согласно инструкции. Десять мегаметров в секунду. По спидометру.

Альварец сел напротив штурмана и проникновенно заглянул ему в глаза.

— Кошкин, — сказал он задушевным тоном. — Ты только не нервничай… Как по-твоему: в каких единицах проградуирован спидометр нашего «Искателя»?

— Ты что, заболел? — озадаченно спросил Кошкин. — Какие же там могут быть единицы? Мегаметры в секунду, дураку ясно.

Альварец тяжело вздохнул.

— Там не мегаметры, — сказал он. — Там парсеки, Кошкин. Нам же год назад поставили систему «Искатель-бис», ты что, забыл?

Кошкин похолодел.

— Кошмар… — прошептал он и бросился к каталогу инструкций. Альварец молча ждал. Кошкин нашел нужную инструкцию и уронил каталог. Волосы его встали дыбом.

— Точно… — упавшим голосом сказал он. — Парсеки, а я думал — мегаметры… То-то у меня временами темнело в глазах. Я думал — давление.

— Давление… — мрачно передразнил капитан. — Хорошо, что только в глазах темнело. Могло бы запросто размазать по Вселенной, как джем по булке. — Он махнул рукой.

Кошкин осторожно поднял каталог и осторожно положил его на место.

— И что ты сказал… там? — он осторожно показал на потолок.

— А что я, по-твоему, должен был сказать? — хмуро спросил капитан. — Что мой штурман, принимая корабль, не удосужился заглянуть в технический паспорт двигателя? Сказал, что мы экспериментировали в новом режиме.

— А они что? — по-прежнему осторожно спросил штурман.

— Что, что… Заинтересовались. И предложили временно не летать, уйти в отпуск и отдохнуть. Предварительно сдав все документы компетентной комиссии.

Кошкин слегка приободрился. Капитан вытащил из нагрудного кармана клочок бумаги и прочитал:

— Декос.

— Это что — таблетки? — спросил Кошкин.

— Это планета. Говорят, идеальные условия для отдыха. Настоящая деревня. Туристов нет, видеопрограмм не принимают. Там какие-то искажения полей вблизи звезды… Прямых рейсов нет. По той же причине. Развлечения исключительно деревенские. Спорт, охота, рыбная ловля. То, что нам необходимо, по мнению руководства. Для восстановления здоровья, подорванного рискованными экспериментами. Понял, новатор?

Кошкин пропустил язвительное замечание мимо ушей.

— А как туда добираться? — спросил он.

— Перекладными. Сначала «Геркулесом», потом нуль-капсулой. Сначала летишь ты, потом я. Нужно еще сдать «Искатель» ремонтникам. Ну, и документы подготовить… Кошкин, — капитан молитвенно сложил руки на груди. — Очень тебя прошу. Умоляю: держи себя в руках. Там люди, говорят, хорошие, неиспорченные.

— Что я — дикарь, что ли? — с достоинством ответил Кошкин.

— В том-то и дело, что нет…

— Ну, ладно, — буркнул Кошкин и на следующий день улетел с Базы. Альварец задержался еще на неделю. Наконец, и он отправился на Декос.

Первое, что он увидел, выйдя из нуль-капсулы, было огромное изображение штурмана Кошкина. Под изображением шла надпись на линкосе и местном наречии: «Да здравствует выдающийся спортсмен Земли Кошкин!»

Альварец уронил чемодан.

— Приехали… — Ему стало совсем нехорошо. — Эх, Кошкин, я же просил… Ну, держись, экспериментатор…

Альварец подхватил чемодан и рысью помчался в гостиницу. Кошкина в гостинице не было. Поднявшись к нему в номер, Альварец нашел автосекретаря. Автосекретарь голосом штурмана Кошкина сообщил, что Кошкин на стадионе и вернется часа через два, а капитану предложил располагаться поудобнее и подождать.

— Я подожду, — зловеще пообещал Альварец. — Обязательно подожду.

— Ждите ответа, ждите ответа, ждите ответа… — ни с того ни с сего забубнил автосекретарь и отключился.

Альварец принял душ, переоделся. Кошкин не возвращался. Альварец приготовил кофе и неторопливо выпил его.

Кошкина не было.

Альварец немного подремал в кресле, потом включил радио. Передавали спортивный репортаж. Комментатор бодро говорил на линкосе:

— …тивную злость, и лучший бомбардир «Бойцов» пробивает ворота противника…

— Не ворота пробивает, а по воротам пробивает, — проворчал Альварец. — Грамотеи…

Он выключил радио. Кошкина все еще не было, и Альварец решил сходить на стадион, где, судя по всему, «выдающийся спортсмен Земли» находился в качестве почетного гостя. Но едва он сделал шаг к двери, как дверь распахнулась, и в номер вошли четыре дюжих аборигена. Они бережно внесли нечто. Нечто походило на чучело в доспехах, вроде тех, что выставляют в музейных залах.

— Та-ак… — сказал Альварец. — Кошкин своего не упустит. Подарки благодарных поклонников выдающемуся спортсмену. Интересно, как он собирается втискивать эту громадину в нуль-капсулу?

Аборигены бережно уложили чучело на диван и ушли.

— Эй, ребята! — крикнул им вдогонку Альварец. — А где мой Кошкин?

— Здесь, — прогудело за его спиной. Альварец замер, потом осторожно повернулся. В номере никого не было.

— Померещилось, что ли? — вслух подумал капитан.

Послышался протяжный стон, и чучело, лежавшее на диване, медленно приподнялось и село.

Альварец отступил к стене, нащупал спинку стула и приготовился защищаться.

— Ну что ты стоишь? — пробубнило чучело голосом Кошкина. — Помоги мне снять эту кастрюлю, — чучело постучало железной перчаткой по глухому шлему.

— К-кошкин?.. — обалдело прошептал Альварец. — Ты, что ли?..

— Кто же еще?

Альварец медленно опустился на стул.

— Ты зачем туда залез? — спросил он.

Кошкин, чертыхаясь, стащил с себя шлем и принялся стягивать кольчужную рубаху.

— Чем ты тут занимаешься? — осведомился капитан.

— Играю, — буркнул штурман. — Не видишь, что ли? Развлекаюсь.

— Играешь? Во что?

— В футбол. — Кошкин бросил кольчугу и шлем в угол и занялся стальными поножами. Альварец внимательно осмотрел брошенные доспехи. С футболом этот металлолом у него никаких ассоциаций не вызывал.

— Ты уверен? — осторожно спросил он. — Ты ничего не перепутал?

Кошкин застонал и снова улегся на диван.

— Ждите ответа, ждите ответа, ждите ответа, — забормотал вдруг включившийся автосекретарь. Кошкин запустил в него подушкой. Секретарь снова отключился.

— А что означает плакат в Космопорту? — с подозрением спросил капитан.

— Так получилось, — ответил Кошкин и покраснел.

— А точнее?

— А что — точнее?.. — Кошкин тяжело вздохнул. — На «Геркулесе» мне такие соседи попались!.. Подавай им каждый день истории о неустрашимых героях Свободного Поиска. Совсем заморочили мне голову… — Кошкин вздохнул еще тяжелее. — Вот я и решил: дудки! Никому больше не скажу, где и кем я работаю. Прилетел сюда, сказал, что увлекаюсь спортом. Точнее — играю в футбол. Вот и все.

— Все? — переспросил Альварец.

— Все.

— А как же «выдающийся спортсмен Земли»?

Кошкин опустил голову.

— Неудобно как-то было… — промямлил он. — Не хотелось их разочаровывать. Все-таки первый земной спортсмен. А футбол у них — любимая игра… — Он вдруг помрачнел.

— Дальше что? — спросил Альварец.

— Дальше… Дальше предложили мне принять участие в матче местных команд.

И Кошкин поведал капитану следующее. Едва он вошел в раздевалку, как на него тут же почему-то напялили доспехи.

— Я думал — может, у них какая-то костюмированная церемония перед началом проводится, — пояснил Кошкин. — Ну, обычай, что ли. А оказалось…

Оказалось, что игра, в которую пригласили сыграть Кошкина, не имела с футболом ничего общего. Если верить его словам, получалось, что на поле происходило нечто среднее между гладиаторским побоищем, рыцарским турниром и испанской корридой.

— Даже хуже, — мрачно заключил штурман. — Живого места не осталось… — Он замолчал и стянул с правой ноги кольчужный башмак. Нога была иссиня-черной.

В дверь постучали.

— Войдите! — крикнул Альварец.

Дверь отворилась, и на пороге возник детина в просторной одежде и с чем-то, напоминающим пушечное ядро, в руках.

— Сувенир, — сказал детина и протянул ядро Кошкину. Кошкин скривился, но ядро взял.

— А что это? — спросил Альварец. — И кто вы?

— Он тренер, — хмуро сказал Кошкин. — А это мяч.

— Да, — подтвердил детина. — Я тренер футбольной команды «Бойцы». А этим мячом наш уважаемый гость пробил ворота противника в сегодняшнем матче и тем самым принес победу нашей команде.

Альварец недоверчиво посмотрел на штурмана. Тот кивнул.

— Ну, а что? — словно оправдываясь, сказал Кошкин. — Ну, да. Очень разозлился, понимаешь? Что они, за идиота меня принимают, что ли…

— Да, — тренер кивнул. — Это была настоящая спортивная злость. Мы были рады поучиться. Это был настоящий футбол.

— Настоящий футбол?! — возмутился Кошкин. — Какой дурак вам сказал, что это футбол?!

Тренер посмотрел сначала на него, потом на Альвареца.

— Нам никто не говорил, — ответил он. — Мы сами знаем. Мы изучили большое количество матчей земных команд.

— Что?! — Кошкин подскочил. — Да где вы видели, чтобы земные футболисты играли вот… так?!

— Мы не видели, — ответил тренер.

— То есть… как?.. — Кошкин переглянулся с Альва-рецом.

— Как вам, очевидно, известно, мы не имеем возможности принимать видеоизображения. Поэтому, разумеется, мы никогда не видели футбола. Но слышать — слышали, поскольку звуковые сигналы принимаем почти без помех.

— Погодите, — сказал Альварец. — Слышать — хорошо, но для игры необходимо знать правила.

Тренер удивленно воззрился на него.

— Но это же очень просто! — сказал он. — Мы приняли и записали свыше двухсот тысяч репортажей о матчах различных футбольных команд Земли. Затем, с помощью компьютеров, установили значение всех используемых терминов. И, сообразуясь со смыслом терминов, воссоздали правила этой замечательной во всех отношениях игры. А что, разве мы в чем-то ошиблись? — встревожился вдруг тренер. — Но мы действовали строго логично.

Альварец задумчиво смотрел на тренера. Почему-то ему вспомнилась фраза из только что услышанного репортажа: «Пробил ворота». Все верно. Пробивают, разумеется, не по чему-то, а что-то. Весьма логично. Он представил себе, какое толкование дали компьютеры всем этим «бомбардирам», «атакам», «линиям обороны» или совсем уж кошмарному: «Взломали оборону команды противника». Ну, и прочим воинственным терминам, к которым такую склонность проявляли спортивные комментаторы. Капитан покосился на распухшую ногу Кошкина и покачал головой.

— Замечательная игра, — повторил тренер «Бойцов». — Но, как нам кажется, ее можно было бы усовершенствовать… Вы не пробовали ввести в нее артиллерию? Или, скажем, танки?

Компьютер по кличке «Кровавый Пес»

До начала вахты оставалось еще около получаса. Штурман Кошкин скучающе зевнул, потянулся и обвел взглядом свою каюту, маленькую, как все помещения на поисковых кораблях. Спать он больше не хотел, идти раньше времени в рубку — тоже.

— Почитать, что ли? — вслух подумал штурман. Он протянул руку и набрал код библиотечного сектора. На ладонь ему упала кассета. Кошкин лениво повертел ее и вставил в блок развертки.

— «Пираты южных морей», — прочитал Кошкин и удовлетворенно улыбнулся. У каждого человека есть своя слабость. Такой слабостью штурмана была романтика прошлого. Перед последним рейсом Кошкин исполнил свою давнюю мечту — забил весь библиотечный сектор Большого Компьютера записями романов, рассказов и повестей о мореплавателях, корсарах, абордажах, набегах, а заодно — об индейцах и мушкетерах. Были здесь и хрестоматийный «Остров сокровищ», и «Одиссея капитана Блада», «Невероятное приключение капитана Ван-Страатена» и многое, многое другое.

Однако на этот раз ему не удалось насладиться чтением. Внезапно погас свет, и через мгновение вновь зажегся, но уже вполнакала. Вслед за этим в переговорном устройстве раздался голос капитана Альвареца:

— Кошкин, немедленно в рубку!

Штурман выключил блок развертки и загремел коваными ботинками по галерее.

— Что стряслось, капитан? — спросил Кошкин, пытаясь разглядеть Альвареца в тусклом полусвете единственного горящего светильника. — Куда мы опять влопались?

— Ничего особенного, — ответил Альварец. Голос его звучал как-то неуверенно. — Просто, пока, ты спал, наш «Искатель» ухитрился въехать в блуждающую комету. И представь — прямохонько в голову.

— A-а… А ты где был? — полюбопытствовал штурман. — Отклониться, конечно, нельзя было? В Пространстве такая теснота, что не дай Бог…

— Отклониться, конечно, можно было, — все так же неуверенно отозвался капитан. — Только я хотел собрать кое-какие данные по кометам. Раз уж так получилось. Заодно, так сказать. Да вот… не повезло, как видишь. Камешками побило… Но не очень… Кажется, — добавил он после небольшой паузы.

— Кажется, — буркнул штурман, занимая свое место. — Тебе, значит, кажется, а мне потом опять регулировать… А что это ты изучаешь?

— Да вот… — растерянно сказал капитан. — Ввел в БК новые данные для коррекции курса. Вот… смотрю, что он ответил. Чего-то я тут не понимаю…

БК-216, Большой Компьютер, был недавно отрегулирован.

— Ну-ка, покажи! — Кошкин протянул руку. — Дай посмотрю.

Капитан неохотно протянул штурману пластиковую ленту. Брови Кошкина поползли вверх.

— Что за чушь… — пробормотал он.

Коррекция курса выглядела следующим образом:

— Вот это да-а… — прошептал Кошкин. — Дает БК-216…— вдруг он запнулся. Что-то знакомое почудилось ему в идиотском ответе компьютера. «Мама», — подумал Кошкин. Но вслух не сказал ничего.

Альварец с подозрением посмотрел на него.

— Кошкин… — задумчиво позвал он. — Кошкин?

Кошкин помалкивал.

— Штурман! — рявкнул Альварец. — Ты оглох, что ли?

— Нет, — ответил Кошкин.

— Что молчишь?

— А что говорить?

— Откуда это? — капитан потряс лентой.

— Ты же сам сказал… — промямлил Кошкин и ткнул пальцем в переднюю панель компьютера.

— Терминология откуда? Галс, бейдевинд? Акулы в глотку?! А?! — капитан подбежал к нему. — Я тебя спрашиваю!!

— А я откуда знаю… — пробормотал Кошкин, глядя в сторону. — Не знаю я ничего…

— Ой ли? — Альварец с сомнением посмотрел на штурмана. — Значит, не знаешь?

— Ну сказал же — не знаю…

— Зато я знаю! — взорвался капитан. — Я тут ломаю голову, откуда что, а выходит… Не ты ли забил все блоки библиотечного сектора всякой ерундой? Всякими островами сокровищ и прочими робинзонами крузо? А теперь нас тряхнуло, и ячейки памяти, наверное, позамыкало черт знает как! И наш БК изъясняется теперь исключительно языком капитана Флинта! — Альварец задохнулся от негодования и раздраженно зашагал по рубке. — А так как вы, малопочтенный товарищ Кошкин, вряд ли владеете этим языком профессионально, то я уж просто не знаю, как вы собираетесь договариваться с нашим бедным БК.

— Почему это бедным? — робко встрял в тираду штурман.

Альварец остановился.

— А потому, — сурово ответил он, глядя на Кошкина сверху вниз, — что наш несчастный компьютер пал жертвой легкомысленных увлечений штурмана Кошкина.

— Скорее уж сомнительных научных интересов капитана Альвареца.

— Нечего валить с больной головы на здоровую, — отрезал Альварец и снова заходил по рубке. — Положеньице… Та-ак, нечего сказать… Сколько до Базы?

— Двенадцать парсеков.

— Очень хорошо. Оч-чень хорошо! Отлично! — капитан подошел к большому экрану и молча уставился в него, словно пытаясь среди тысячи разноцветных огоньков найти тот, к которому должен был выйти «Искатель».

Кошкин торопливо защелкал клавишами.

— Что ты делаешь? — не оборачиваясь, спросил Альварец.

— Пытаюсь привести его в чувство. Даю пробную задачу… Вот хулиган! — выругался штурман.

Альварец обернулся. На дисплее горел ответ компьютера: «Подай рому».

— Можно было бы попробовать. — саркастически заметил капитан. — Жаль только, что на борту «Искателя» нет ничего крепче тритиевой воды. А тритиевую воду пираты, насколько мне известно, не потребляют. Или я ошибаюсь?

Кошкин не ответил и снова пробежался пальцами по клавишам. На этот раз ответ БК был пространее, но безапелляционнее:

— К счастью, на «Искателе» нет мачт и парусов, а у нашего «Кровавого Пса» нет рук, — резюмировал капитан. — Иначе точно бы повесил… Ты в Школе Космогации случайно историю пиратства не изучал?

— Не изучал, — убито ответил штурман. — Историю космонавтики изучал.

— Это сейчас не поможет… Связаться с Базой?

— Засмеют.

— Так что же делать?

— Не знаю.

— Та-ак… — И Альварец замолчал. Кошкин тоже молчал. С мятежным компьютером он больше не пытался общаться.

Неожиданно капитан сказал:

— Ну-ка… — он побарабанил пальцами по спинке штурманского кресла. — Ну-ка, пусти…

— Зачем? — недоуменно спросил Кошкин и медленно встал.

— Значит, надо! — глаза капитана загорелись безумным огнем. — Пират, говоришь? Ладно, акулы в глотку, черти в печень… — Он уселся перед пультом компьютера. Лицо его было вдохновенным, как у великого органиста прошлого. — Ботфорты с пистолетами, Веселый Роджер… — Он решительно нажал на клавиши.

БК-216 отозвался немедленно:

«На абордаж. Курс…»

Далее на дисплее возникли два ряда чисел.

— Ага! Чего же ты ждешь?! — в восторге закричал Альварец. — Считывай! Это же коррекция курса!

Кошкин поспешно нажал кнопку, и из пульта поползла лента, воспроизводя те же два ряда чисел. Все еще не веря в удачу, штурман прочел несколько раз.

— Н-ну… — он повернулся к Альварецу. — Как тебе удалось? Не понимаю…

Капитан устало закрыл глаза.

— Я ему передал: торговая шхуна с грузом золота, — меланхоличным голосом ответил он. — И координаты Базы… Да, еще подпись: «Билли Бонс».

Как слово наше отзовется

Словарного запаса оставалось часа на полтора, не больше. Это при экономном использовании. Штурман Кошкин сидел, обхватив обреченно голову руками, и мысленно клял себя последними словами. Именно мысленно, потому что, займись он этим вслух, слова действительно могли стать последними.

И ведь началось все вполне безобидно. Хотя и не совсем обычно.

Рейс как рейс, рутина. Сектор как сектор. Патрулирование как патрулирование. Словом, будни Службы Свободного Поиска.

Получив очередную видеоразвертку, капитан «Искателя» Альварец сказал:

— Хватит бездельничать, Кошкин. Мне надоел одушевленный балласт на борту. Займись делом.

Кошкин занялся. Впрочем, без особого удовольствия.

Один из сигналов привлек его внимание.

— Вот, кажется, и братья по разуму объявились, — сказал он, всматриваясь в экран. — Сигнал-то явно искусственного происхождения. И частота, между прочим, вполне… Очень мило. Видишь, капитан?

— Вижу, — ответил Альварец, не поворачиваясь.

— У тебя что, глаза на затылке?

— Просто я знаю этот сектор. Насчет братьев по разуму — это ты немного загнул. Сигнал станции Кибернетического центра. Координаты цэ-эл двести восемьдесят три аш. Только ее списали. Она свое давно отработала.

— Как — списали? В каком смысле?

— В смысле — законсервировали. На неопределенный срок. Экипажа на ней нет. Ни людей, ни киберов. Только, кажется, компьютер остался. По типу нашего БК… Кстати, — он наконец повернулся к штурману. — Ты собираешься его регулировать? Учти, Кошкин, мне надоела эта пиратская галиматья. Либо ты заставишь его общаться как положено, либо я вас обоих спишу с корабля. Ты меня знаешь, — добавил капитан угрожающим тоном.

Кошкин знал и потому не очень испугался. А вопросы, подобные заданному, он вообще игнорировал.

— А зачем кибернетикам космическая станция? Тем более в свободном пространстве?

— Не помню, что-то такое слышал… — капитан немного подумал. — Если мне не изменяет память, какие-то эксперименты по сбору случайной информации.

— В пространстве?

Капитан пожал плечами.

— Почему бы и нет?

— А поточнее?

— Поточнее не знаю, не интересовался.

Плюнуть бы после этого штурману на станцию и заняться бы делом! Вместо этого Кошкин произнес слова, ставшие, как показали последующие события, роковыми.

— Капитан, — сказал он. — Мне следует туда слетать.

— Куда?

— На станцию.

— Зачем?

— А запасные блоки?

— Какие?

— От компьютера, — пояснил Кошкин. — Сам же сказал — он по типу нашего БК. Я бы тогда его в два счета привел в чувство. Как новенький стал бы. Даже лучше. С запасными блоками — это же раз плюнуть.

Альварец был поражен. Редчайший случай: штурман Кошкин, проявляющий здоровую инициативу. И капитан дал свое согласие. Опять-таки роковым образом.

— Только учти, — сказал он напоследок. — Долго там не рассиживайся.

— Ну… — уклончиво сказал Кошкин. — Часика четыре, я думаю, хватит. Найти блоки, проверить. Может быть, снять с компьютера рабочие…

— Договорились, — капитан кивнул. — В конце смены я тебя со станции сниму. В твоем распоряжении четыре часа сорок минут.

Само собой разумеется, никакой здоровой инициативы штурман Кошкин не проявлял и проявлять не собирался. Запасные блоки его мало интересовали. Не то чтобы совсем не интересовали, но, как говорится, постольку поскольку. Просто ему вдруг ужасно захотелось посмотреть, что же это за станция и чем там занимались кибернетики.

Сначала Кошкин был несколько разочарован. Станция оказалась сконструированной стандартно, так выглядели все станции, предназначенные для работы в свободном пространстве.

Штурман без труда нашел зал управления. Несмотря на консервацию, помещение отнюдь не выглядело запущенным. Разве что светильники горели вполнакала. Редкие огоньки на пульте показывали, что бортовой компьютер работает в дежурном режиме.

Вольготно расположившись в кресле, Кошкин громко пропел музыкальную (вернее, маломузыкальную) фразу, которую считал началом «Встречного марша», а потом, вспомнив школьный курс литературы, бодро сказал:

— Станционному смотрителю привет! Так что там насчет дочки, папаша? В смысле информации?

— Бам-м!.. — звякнуло где-то под сводчатым потолком, и свет в зале стал ярче. Кошкин счел это проявлением дружелюбия со стороны единственного обитателя станции и весело подмигнул:

— Что, товарищ Робинзон, скучно? Ладно, не скучай, принимай Пятницу. На четыре часа сорок минут.

— Бам-м! — снова звякнуло под потолком, и на пульте загорелось несколько новых огоньков.

— Ну-с? — осведомился штурман Кошкин. — Посмотрим, что за случайную информацию ты тут собирал, да? Не возражаешь?

— Бам-м! — с готовностью отозвался компьютер.

— Та-ак… — Кошкин нажал клавишу. Но дисплей, почему-то, оставался слепым. Кошкин потыкался в другие блоки. Станционный смотритель явно не хотел делиться информацией со своим гостем.

— Не хотим раскрывать секретов, да?

— Бам-м! — ответил компьютер.

— И делиться, значит, не желаем?

— Бам-м!

— А что это ты все время трезвонишь? — поинтересовался Кошкин.

— Бам-м!

— Ну, хватит, — штурман поморщился. Оглушительные звонки начинали действовать на нервы.

— Бам-м!

— Я тебе человеческим языком сказал: прекрати!

— Бам-м!

— Перестань!

— Бам-м!

— Прекрати, говорят тебе!

Компьютер смолк.

— Вот молодец, — похвалил его Кошкин.

— Бам-м! — отозвался компьютер.

— А, чтоб тебя… — Кошкин в сердцах чертыхнулся и, бормоча что-то себе под нос, отправился на поиски запасных блоков. К станционному смотрителю он интерес утратил. Визитом своим на станцию был разочарован.

Блоки штурман нашел без труда. Вернувшись в кресло у пульта, он разложил их перед собой и принялся отбирать необходимые. Работать молча штурман не умел и не любил, обиды долго не держал, рассудив, что странности от длительного одиночества могли появиться у кого угодно. Даже у компьютера. Поэтому, копаясь в блоках, он одновременно дружески беседовал с компьютером. На звонки он решил просто не обращать внимания. Тем более что примерно через полчаса они прекратились.

Когда Кошкин разглядывал маркировку очередного блока, ему вдруг показалось, что то ли он стал хуже видеть, то ли в зале потускнел свет. Подняв голову, штурман обнаружил, что светильники горят вполнакала — как в тот момент, когда он только появился на станции. В придачу к этому он почувствовал, что становится труднее дышать.

— Чертовщина… — пробормотал Кошкин. Указатель кислорода на несколько делений отклонился от нормального положения.

— Робинзон, у тебя непорядок, — сказал он, обращаясь к компьютеру. — Надо бы подрегулировать систему жизнеобеспечения. Так и задохнуться недолго.

Светильники мерцали. Штурман пожалел, что не захватил с собой карманного фонарика.

Следующие полчаса Кошкин взывал к совести коварного Робинзона. Изредка компьютер реагировал на его слова громким «Бам-м!». Одновременно чуть разгорались светильники и дергалась стрелка указателя кислорода. В результате Кошкин с ужасом обнаружил, что подача кислорода и света была поставлена в прямую зависимость от новизны слов, им произносимых. Видимо, соскучившийся по работе компьютер пытался выдоить из нежданного визитера как можно больше новой информации и с этой целью вырабатывал у него условный рефлекс.

— Нич-чего себе — сбор случайной информации… — обалдело прошептал Кошкин. — Ну, кибернетики, попадетесь вы мне на Земле…

И тут он сообразил, что встреча и возмездие могут не состояться. Поскольку, беспечно болтая с компьютером, а затем пытаясь привести его в чувство, он почти полностью истратил свой словарный запас. По крайней мере, большую его часть. А до прибытия капитана Альвареца оставалось еще около двух часов. Во всяком случае, не меньше.

Кошкин решил молчать. До упора. Обнаружив застой в поступлении информации, компьютер-лингвист забеспокоился. Сигнальные огоньки на пульте управления укоризненно замигали. Кошкин молчал. Тогда компьютер перекрыл подачу свежего воздуха. Кошкин молчал. Компьютер полностью погасил светильники.

Кошкин продолжал хранить молчание.

Как уже было сказано, у него в запасе оставалось некоторое количество слов, но их следовало расходовать крайне экономно — на случай, если какие-либо непредвиденные обстоятельства задержат Альвареца. К тому же неизвестно было, что еще может изобрести этот лингвистический шантажист.

Шантажист дал штурману немного времени на размышление, а потом начал постепенно повышать температуру в зале. Тогда Кошкин сказал ему несколько слов. Из тех, которые компьютер еще не слышал. Через полчаса сказал еще несколько слов. Из того же запаса. Это позволило ему некоторое время дышать свободно и наслаждаться относительной прохладой.

«Эх! — обреченно подумал Кошкин. — И с иностранными у меня плоховато… Говорили же тебе, дураку: учи, Кошкин, эсперанто! Сейчас бы… эх!..»

И из груди необразованного по части языков штурмана вырвался длиннейший и выразительнейший стон.

— Бам-м! — отозвался вдруг компьютер, и светильники слабо засветились.

— Во дает, — штурман озадаченно уставился на пульт управления. — Ты чего?

Какая-то неясная, неоформленная мысль забрезжила в его сознании. (Кошкин потом уверял, что не в сознании, а в подсознании, или даже еще ниже.) Стон… Компьютер среагировал на стон как на новое слово.

«Постонать, что ли?» — подумал штурман. Нет, на стонах он долго не вытянет. Стон… Бессмысленное сочетание случайных звуков…

«Внимание, Кошкин! — мысленно скомандовал себе штурман. — Почему „бессмысленное“? А может, этот стон у них песней зовется? В смысле словом? Мало ли языков во Вселенной? Бесконечное множество. И в одном из них мой стон означает вполне конкретное понятие. Но в таком случае…»

— Ур-ра!! — завопил Кошкин во все горло и тут же прикусил язык: светильники снова погасли. Слово «ура» уже не несло, с точки зрения компьютера, новой информации.

— Аррыгаст кшентрофик! — нахально выкрикнул штурман, сопровождая эту ахинею жутким завыванием (мало ли — может, интонация тоже учитывается компьютером). В голове мелькнуло: «Знать бы, что я несу?!»

— Бам-м! — обрадованно отозвался компьютер.

«Порядок», — подумал штурман. И разразился новой тирадой:

— Кэрраготесталио тика рргэхия, ыкырта стонеи!

«Искатель» вернулся вовремя, как и обещал Альварец. Когда капитан снова увидел штурмана, тот стоял у входного люка, нагруженный запасными блоками, и лучезарно улыбался.

— Ты чего? — озадаченно спросил Альварец.

— Ирргаух тэ роум капррэси, — ответил Кошкин, продолжая улыбаться.

— Ч-что?.. — капитан вытаращил глаза.

Видя, что Альварец его не понимает, Кошкин досадливо поморщился и пояснил:

— Ыыртас. Ку имаррато гхэр.

Инцидент

Из всех обитаемых планет штурман поискового звездолета «Искатель» Кошкин с подозрением относился только к двум: Тургосу и Локо. Собственно, Тургос вполне мог считаться условно обитаемым, поскольку тургосцы относились к виду Condensatim Sapiens Spontanis, то есть «сгустки разумные самопроизвольные». В принципе, они не существовали и появлялись только, когда хотели помыслить. Для земной (и не только земной) науки оставалось пока загадкой, каким образом у несуществующих существ могли появляться какие-либо желания, тем более желание помыслить. Именно эта неопределенность и настораживала Кошкина.

Что же касается Локо, то посещения этой планеты были безусловно запрещены для всех видов гуманоидов, включая человека Земли. При всем том локойцы отнюдь не являлись какими-то кровожадными чудовищами, напротив: сами были гуманоидами, весьма похожими на людей Земли или Аргуса. Просто семнадцать миллионов шестьсот пятьдесят тысяч четыреста восемнадцать локойцев относились к семнадцати миллионам шестистам пятидесяти тысячам четырехстам восемнадцати расам. Посещения Локо запрещалось Галактической Федерацией из опасения нарушить расовый баланс планеты и тем самым создать почву для возникновения расизма.

Таким образом, из планет сектора М — 42/13 садиться можно было только на Когоа.

— Может, обойдемся без посадки? — с сомнением в голосе спросил капитан Альварец. — Чует мое сердце… — что именно учуяло его сердце, он не сказал.

— Капитан, — укоризненно сказал Кошкин. — Что за мистика. Сердце у него чует… И потом: без посадки никак нельзя. Работы — часа на полтора, не больше, но в пространстве невозможно. Нужно естественное поле тяготения. Верх — вверху, а низ — внизу.

Капитан тяжело вздохнул и запросил у Бортового Компьютера данные по Когоа. БК-216 выплюнул на панель управления пластиковую карточку, и Альварец углубился в чтение.

— Так… — пробормотал он. — Масса — девять десятых земной…

— Вот, — вставил Кошкин. — То, что нужно.

— Семьдесят процентов — азот… Кислород — двадцать процентов… — продолжил капитан. — Гуманоиды… Хомо сапиенс когоанис…

— Вот, — снова влез Кошкин. — Нормальные люди.

— Не перебивай, — буркнул Альварец. — Имей терпение… Суточное вращение… Полезные ископаемые… Ну, это нас не касается, — он отбросил карточку и рассеянно забарабанил пальцами по панели.

— Ну? — нетерпеливо спросил Кошкин. — Что? Садимся?

— Не нукай, — хмуро ответил Альварец. — Для начала запросим Базу.

— В случае возникновения аварийной ситуации экипаж действует самостоятельно, сообразуясь с обстоятельствами, — отбарабанил штурман. — Параграф двенадцатый. Кроме того, связь с Базой возможна только через четыре часа семнадцать минут бортового времени. А через четыре часа семнадцать минут у нас будет полный порядок. Я же говорю — работы часа на полтора. На два — максимум.

— У нас не аварийная ситуация, — возразил капитан.

— Которая грозит превратиться в аварийную, — немедленно заявил штурман. — Ну что, садимся?

— Да что ты заладил — садимся, садимся, — разозлился Альварец. — Дай хоть запросить когоанские власти. А то свалимся как снег на голову. Инструкцию по суверенным планетам помнишь?

Когоанские власти ответили немедленно, но маловразумительно.

— Что-то я не пойму… — озадаченно сказал Альварец, прочитав ответ. — Вроде бы разрешают, но вот это дополнение… Как ты думаешь, Кошкин, что бы это значило? — он перебросил карточку штурману.

Кошкин прочел: «…только в случае безусловного признания когоанских правоохранительных органов полностью компетентными в оценке последующих событий».

Штурман пожал плечами.

— Н-ну… — неуверенно протянул он. — Мало ли… Может, просто такая формула.

— Формула? — недоверчиво переспросил капитан.

Кошкин кивнул.

— Ну, — он снова прочитал ответ, полученный с Когоа. — Мы ведь тоже, бывает, передаем: «SOS», к примеру. Спасите наши души. А при чем тут души, когда никаких душ нет? А попробуй растолковать это чужим. Вот и они тоже… Не ломай голову, капитан. Главное — посадку разрешили, значит, порядок. Вперед.

Альварец все еще сомневался, но пальцы штурмана уже забегали по клавишам, внося изменения в курс «Искателя». Капитан тяжело вздохнул и согласился.

Как ни странно, Кошкин не ошибся в сроках. Регулировка блока стабилизации заняла около полутора часов.

— Порядок, капитан! — весело сказал штурман. — Я же тебе говорил — в два счета управимся. И ничего страшного не случилось. Теперь можно стартовать, нам здесь больше делать нечего.

— Еще неизвестно — случилось или не случилось, — хмуро заметил Альварец.

Как в воду смотрел. Стартовать они не успели. В последний момент по лесенке загремели чьи-то шаги.

— Ну вот, начинается… — пробормотал капитан.

В рубку вошли двое когоанцев. Они и правда очень походили на землян. Отличия были в несколько иных пропорциях и не очень заметны. Неожиданные визитеры выглядели весьма официально, возможно, из-за черной форменной одежды с блестящими пуговицами. Они остановились у входа, и один из них сказал на вполне приличном линкосе:

— Прошу немедленно покинуть корабль и следовать за нами, — акцент в его речи был почти неуловим.

Взглянув на Кошкина, Альварец сказал:

— Видите ли, мы бы с радостью… кхм… так сказать, воспользовались вашим гостеприимством, но нам пора стартовать, — и, думая, что его объяснение исчерпывающе, добавил: — Мы совершили посадку только с целью ремонта. Так сказать, небольшое ЧП.

Когоанцы на его слова не реагировали. Вместо того чтобы освободить рубку и пожелать счастливого пути, они слегка посторонились и пропустили еще троих в форме.

— Старт откладывается, — тихо сказал капитан. — Придется выйти.

— А может… — начал было штурман.

— Не может, — хмуро перебил Альварец. — Находясь на суверенной планете, экипаж полностью подчиняется местным законам и избегает каких бы то ни было недоразумений. Инструкция. Пойдем.

Выйдя из корабля, они увидели еще две шеренги когоанцев.

— Как думаешь, — задумчиво спросил Альварец, глядя на бесстрашные лица, — зачем это мы им понадобились?.. Ой, Кошкин, не нравится мне это.

— Может, местный обычай? — неуверенно предположил Кошкин. — Церемония встречи… Или проводов… Сейчас кто-нибудь подкатит, речь толканет…

Альварец хмыкнул:

— Хорошо бы.

Двое молодцов из шеренги приблизились к ним и молча протянули руки. Альварец и Кошкин, ослепительно улыбаясь мрачным аборигенам, протянули свои. В ту же минуту на их запястьях защелкнулись какие-то стальные зажимы.

— Нич-чего себе обычаи! — ахнул капитан. — Наручники на гостей!

— Тихо ты… — шепнул Кошкин, продолжая улыбаться во все тридцать два зуба. — Улыбайся, капитан. Может, это не наручники, — он незаметно подергал руками, пытаясь высвободиться. Попытка не удалась. — Может, это такой местный знак отличия. Вроде почетного ордена.

— Хорош орден… — процедил сквозь зубы Альварец, опуская скованные руки.

Подкатил экипаж, весьма унылого вида, с зарешеченными окнами.

— Тоже обычай? — мрачно осведомился Альварец, когда их с Кошкиным довольно бесцеремонно втолкнули внутрь. — Мистика, мистика… Вот тебе и мистика. Чуяло мое сердце.

Кошкин потерянно молчал.

Унылый экипаж подкатил к не менее унылому зданию. У входа с землян сняли наручники. Они вошли, и дверь за ними тут же захлопнулась.

Настроение Альвареца испортилось окончательно. Помещение, в котором они оказались, формой, размерами и обстановкой напоминало тюремную камеру, каковой, по всей видимости, и являлось.

— Н-ну? — ядовито спросил Альварец. — И это — обычай? По-твоему, это резиденция для особо почетных гостей?

Вместо ответа штурман проследовал к стоящим в углу деревянным нарам, сел и обхватил руками голову. Альварец заметался по камере.

— Вот уж влипли так влипли…Ну, Кошкин!…

— Да что — Кошкин?! — штурман обиделся. — Чуть что, так сразу: «Кошкин, Кошкин!..» При чем тут я?

Альварец резко остановился.

— А кто сказал, что тут живут нормальные люди? — грозно спросил он.

— Ну, я сказал, — покорно согласился штурман. — Так это же во всех справочниках написано.

— При пользовании справочниками нормальный человек всегда делает скидку на некомпетентность составителей, ясно? — Альварец зло плюнул в угол и снова заходил по камере. — Нормальные люди… Ну, почему, почему я всегда тебя слушаю? Ну, ничего, штурман, — пообещал он. — Уж это — точно, в последний раз.

Штурман окинул тусклым взором толстенную решетку на окне и тяжело вздохнул. Альварец снова остановился.

— Что? — свирепо спросил он.

— Да нет, это я так… — Кошкин еще раз вздохнул. Еще тяжелее. — Просто я подумал, что ты очень верно сказал. Насчет последнего раза.

Капитан тоже взглянул на решетку.

— Ну, я им покажу… — прорычал он. — Они меня попомнят… — он с грозным видом повернулся к двери. — М-местные обычаи, значит… Оч-чень красивые обычаи. — И Альварец решительно зашагал к выходу.

Показать он никому ничего не успел. Дверь неожиданно отворилась. В камеру вошел очередной когоанец. В той же униформе, что и прочие, — черный мундир, блестящие пуговицы в два ряда. Щелкнул замок.

— С-спокойно, капитан… — напряженным голосом предостерег Кошкин. — Н-не нарывайся, не суетись. Попробуем прояснить ситуацию.

Альварец набрал полную грудь воздуха и нехотя разжал кулаки. Когоанец смерил капитана долгим пристальным взглядом холодных зеленовато-серых глаз. Заглянув ему через плечо, так же пристально осмотрел сидящего на нарах штурмана. После этого сказал на линкосе:

— Здравствуйте, — акцента почти не было. — Я ваш адвокат.

— Привет, — буркнул Кошкин.

— Наш… кто? — переспросил Альварец.

— Адвокат, — повторил когоанец. — Назначен властями для защиты ваших интересов.

— Ах, вот оно что… — протянул Альварец. — Слыхал, Кошкин? Защитник наших интересов.

— Да, — подтвердил адвокат. — Таков закон. Каждый осужденный имеет право обратиться к адвокату. В случае, если по каким-либо причинам он не может этого сделать, адвокат назначается органами власти.

Альварецу показалось, что он ослышался. Он беспомощно оглянулся на Кошкина. Кошкин медленно поднялся с нар.

— Как вы сказали? — спросил он. — Осужденные?

— Разумеется, — бесстрастно ответил адвокат.

— Значит, мы осужденные? — на всякий случай уточнил Альварец.

— Разумеется, — столь же бесстрастно повторил адвокат.

Альварец посмотрел на Кошкина и увидел на его лице такое же глупое выражение, как и то, которое, судя по всему, приняло его лицо.

— Та-ак… — капитан зябко потер руки. — Очень интересно. И в чем же нас, по-вашему, обвиняют?

— Вы не поняли, — адвокат говорил тусклым, монотонным голосом. — Я не говорил, что вас обвиняют. Вы не обвиняемые. Вы — осужденные.

В камере повисла тяжелая тишина. Альварец тупо смотрел на Кошкина. Кошкин — на Альвареца. Потом они долго смотрели на адвоката. Адвокат, в свою очередь, смотрел в сторону. Несмотря на бесстрастное выражение лица, чувствовалось, что ему все это давно уже надоело и что он с трудом удерживается от зевка.

Первым не выдержал Кошкин.

— За что?! — вскричал он нечеловеческим голосом. — Что мы сделали?!

Адвокат перевел взгляд холодных глаз на его побагровевшее лицо и ответил:

— Ничего, — в его голосе послышалось удивление.

Кошкин разинул рот.

— Вас осудили не за то, что вы совершили, — сухо пояснил когоанский адвокат. — Вас осудили за то, что вы совершите. Превентивно.

Кошкин бухнулся на нары. Рядом с ним осторожно опустился Альварец. Адвокат остался стоять.

— Э-э… — выдавил капитан. — A-а… В смысле… То есть как?!

Адвокат со скукою взглянул на него и прежним своим монотонным голосом поведал следующее.

Двадцать лет назад (по когоанскому летоисчислению, то есть около десяти земных лет) когоанским ученым, занимавшимся проблемами темпоральной физики, удалось наконец сконструировать хроноскоп — машину, позволяющую исследовать прошлое и будущее. Поскольку прошлое интересовало только десяток кабинетных затворников, а когоанское общество захлестывала волна невиданной по масштабам преступности, то хроноскоп был передан в ведение правоохранительных органов Когоа. Правоохранительные органы в результате этого получили блестящую возможность изолировать преступника от общества до того, как он совершит преступление. Мало того. Вскоре были разработаны методы обезвреживания преступника до того, как преступный замысел возникнет в его голове. Потенциальный преступник еще и не догадывается, что он в будущем может совершить преступление, а его уже изолируют. Мало того: в перспективе рассматривалась совершенно потрясающая возможность вообще не допускать рождения потенциального преступника.

— Разумеется, — сказал адвокат, — пришлось радикально пересмотреть существовавшее до изобретения хроноскопа уголовное законодательство. Некоторые нюансы: свидетели, улики, состав преступления и тому подобное. Но зато теперь на Когоа не существует преступности.

Из всей этой лекции штурман Кошкин понял только, что одна половина когоанского общества очень надежно изолировала от общества его другую половину.

— Ладно, — сказал он утомленным голосом. — Все ясно, все прекрасно. Так что же мы такого совершили… в смысле совершим… будем совершать? Хотелось бы узнать. Быть, так сказать, в курсе.

Адвокат извлек из внутреннего кармана мундира черный, с блестящей пуговицей в углу, носовой платок, оглушительно высморкался и ответил:

— Нельзя.

— Как? — Кошкин опешил. — Почему?

— Видите ли, — сказал адвокат и спрятал носовой платок, — статья уголовного кодекса, по которой выносится приговор, равно как и сам вынесенный приговор, хранится в глубокой тайне.

Далее адвокат поведал остолбеневшему экипажу «Искателя», почему именно ни статьи обвинения, ни приговора никто никогда не узнает.

— В этом и состоит основное отличие нынешних процессуальных норм от прежних, весьма и весьма несовершенных. Если преступник сможет узнать, какое преступление он мог совершить в будущем, мысль об этом, безусловно, западет ему в голову, и решение суда окажется своеобразным стимулом зарождения преступного замысла. А ведь именно ради пресечения этого замысла и выносится приговор.

У Кошкина голова шла кругом.

— А почему нам не сообщают, какому же наказанию нас решили подвергнуть? — спросил Альварец.

— По той же причине, — объяснил адвокат. — Зная меру наказания, соотнеся ее с прежним уголовным законодательством и сообразуясь со своими наклонностями, преступник сможет установить, какое именно преступление ему инкриминируется. Следовательно, решение суда окажется своеобразным стимулом… Впрочем, об этом я уже говорил.

Кошкин содрогнулся.

— К-капитан, — заикаясь, сказал он. — Т-ты не находишь, что эта камера похожа на камеру смертника?

Альвареца прошибло потом.

— Смертная казнь на Когоа отменена, — адвокат все-таки зевнул. — Она признана, в новых условиях, нецелесообразной… Мне пора, — он подошел к двери. — Если я вам понадоблюсь, нажмите кнопку. Вот здесь, у двери. В любое время, но лучше днем.

Альварец и Кошкин снова остались одни. Альварец посмотрел на штурмана. На штурмана было жалко смотреть. Кошкин посмотрел на капитана. На капитана было жалко смотреть.

— Ты что-нибудь понял? — спросил Альварец.

— Понял, — ответил Кошкин.

— Что ты понял?

— Нам отсюда не выбраться.

— Почему?

— Ты что, не понимаешь?

— Нет, — честно ответил Альварец.

— Потому что если мы выйдем, значит, мы отсидим здесь вполне определенный срок. Так?

— Так, — согласился Альварец. — Ну и что?

— Мы, когда отсюда выйдем, этот срок знать будем. Так?

— Так, — снова согласился Альварец.

— Значит, рассуждая теоретически, мы сможем установить, какое именно преступление нам инкриминировалось… инкрими… В общем, будет инкриминиро… А, неважно. Так?

И с этим Альварец согласился. Он только спросил:

— А на кой черт нам это устанавливать?

— Ты погоди, — мотнул головой Кошкин. — Дай договорить.

— Договаривай.

— Следовательно, освобождение осужденного опять-таки может способствовать возникновению в голове преступника… Ну, это он нам уже объяснял. Следовательно, мы будем сидеть здесь… — штурман не договорил и обреченно махнул рукой. — Понял, рецидивист?

— Между прочим, рецидивистов здесь быть не может, — угрюмо заметил Альварец. — Как можно повторно совершить преступление, если и первый раз — не успел подумать, а тут же загремел. Пожизненно-превентивно…

— Идиотские порядки, идиотская планетка, — заключил Кошкин.

— Порядки… — повторил Альварец. — Порядочки… — он замолчал и уставился остановившимися глазами в угол. Кошкин тоже посмотрел в угол, но, поскольку в углу ничего не было, он снова посмотрел на капитана и спросил:

— Ты чего?

— Не мешай, — Альварец отмахнулся. — Значит, порядки… — он вдруг подошел к двери и решительно надавил на кнопку звонка.

— Ты чего?! — удивлению Кошкина не было границ.

— Сказано — не мешай. Главное — молчи, — едва капитан произнес эти слова, как появился адвокат.

— Я же просил — лучше днем, — сказал он.

— Видите ли, — вкрадчиво начал Альварец. — Нам с моим другом, — он повернулся к Кошкину, — кажется, что в отношении нас со стороны когоанских властей допущена прискорбная ошибка.

Кошкин с готовностью кивнул. С еще большей готовностью он бы сказал пару слов о когоанских властях, но капитан велел молчать.

— Все так говорят, — тускло заметил адвокат.

Альварец светски улыбнулся.

— Вы не совсем верно меня поняли, — сказал он. — Мы никоим образом не подвергаем сомнению компетентность когоанских властей в… э-э, ну, во всем, — капитан снова повернулся к Кошкину. Тут штурман был абсолютно несогласен с ним, открыл было рот, но Альварец подмигнул ему, и штурман молча кивнул еще раз. — Я говорю об ошибке с точки зрения именно когоанских законов. Впрочем, это скорее не ошибка, а легкое недоразумение. Которое, однако, может иметь очень тяжелые последствия.

— Для кого? — тускло спросил адвокат.

— Для когоанского уголовного законодательства! — неожиданно выпалил Альварец. Этим он окончательно сбил с толку штурмана, но вызвал интерес адвоката. В глазах того впервые появился слабый огонек.

— Объясните, — сказал адвокат.

— Извольте… Да не мешай ты! — цыкнул Альварец на Кошкина, который пытался делать ему какие-то знаки. — Итак, мы осуждены превентивно, — он снова повернулся к адвокату.

— Совершенно верно.

— Без разглашения тайны приговора и вообще, судопроизводства.

— Совершенно верно.

Приблизив свое лицо к лицу адвоката, Альварец сказал свистящим шепотом:

— Она уже разглашена, — это было сказано очень веско и многозначительно.

Адвокат отшатнулся.

— То есть как?!

Альварец продолжал многозначительно смотреть ему в глаза.

— Да объясните же! — адвокат явно занервничал.

Альварец обвел рукою пространство.

— Это тюрьма? — спросил он.

— Странный вопрос!

— Да или нет?

— Разумеется да, но…

— Гражданам известно, что это тюрьма? — не слушая, спросил Альварец.

— Известно, но я не понимаю…

— А известно ли гражданам Когоа, что в этой тюрьме в настоящий момент отбывают наказание некие заключенные? Превентивно, — добавил он и торжествующе посмотрел на адвоката.

Тот задумался.

— Вы хотите сказать…

— Вот именно, — сказал капитан. — Вижу, что вы начинаете понимать. Если, согласно новым законам, во избежание… — он запнулся. — В общем, если нельзя разглашать приговор, то тем более нельзя осужденных содержать в тюрьме. По логике. Теоретически рассуждая, это может привести к тем же последствиям, что и разглашение приговора.

— Теоретически, конечно, да, но…

Но Альварец не дал перехватить инициативу.

— Теория в любой момент может получить практическое подтверждение, — строго сказал он и придал своему лицу максимально преступное выражение. — Вы же специалист, профессионал, вы должны учитывать, к чему может привести любое отступление от духа и буквы закона.

Кошкин молча хлопал глазами. Он ничего не мог понять в том загадочном диспуте, который происходил между Альварецом и адвокатом.

— Но не можем же мы содержать осужденных не в заключении! — с отчаянием в голосе воскликнул адвокат.

— Согласен, — сказал капитан.

Адвокат замолчал. Судя по легким судорогам, пробегавшим по его не вполне земному, но вполне озадаченному лицу, он мучительно искал выход.

— Выход есть, — веско сказал Альварец.

В глазах адвоката вновь вспыхнул огонек.

— Говорите, говорите же, — забормотал он. — Назовите, какой выход, что за выход?

— Осужденные условно… назовем это так, согласны?

— Согласен, согласен, — закивал адвокат.

— Осужденные условно должны содержаться в помещении, которое может считаться местом заключения условно.

Огонек погас. Адвокат разочарованно спросил:

— Где же мы найдем такое место?

— Есть такое место.

Кошкин вытаращил глаза:

— Ты что, капитан, рехнулся?!

— Это место является в настоящий момент территорией Когоа и в то же время как бы не является ею. Следовательно, оно может считаться местом заключения и в то же время как бы не может считаться таковым, — и капитан назвал пораженному адвокату это место.

Вскоре осужденных перевели в помещение, которое одновременно как бы являлось и как бы не являлось территорией Когоа.

Закончив заполнять бортовой журнал, капитан Альварец сладко потянулся:

— Устал… Ну что? — спросил он у Кошкина. — Далеко еще до Базы?

— Минут сорок лету, — ответил штурман. — Как думаешь, втык будет?

— За что?

— За опоздание.

— Отговоримся, — капитан махнул рукой. — Мало ли что? Непредвиденные обстоятельства.

Кошкин задумался.

— А интересно все-таки, — сказал он. — Что же за преступление мы с тобой должны были совершить?

— Балда, — буркнул Альварец. — Мы его как раз сейчас и совершаем. На языке когоанского судопроизводства это, наверное, назовут так: «Побег из места заключения с помощью места заключения».

Свет мой зеркальце…

«Искатель» при вынужденной посадке здорово тряхнуло. Капитан Альварец разбил нос о приборную доску. Несмотря на пристежные ремни.

— Вот зараза… — простонал он. — Кошкин, ты живой?

— Живой… — отозвался штурман Кошкин и выполз из-под кресла. Из лихости он обычно игнорировал ремни. Примерно один раз в декаду это стоило ему нескольких шишек.

— С приездом.

— Еще одна такая посадка, и я откажусь с тобой летать.

— Посадка… — буркнул капитан, осторожно вытирая платком разбитый нос. — Хорошенькое дело… Да тут и планет никаких быть не должно… Натыкали, понимаешь…

— Кто натыкал? — полюбопытствовал штурман.

— Не знаю — кто, а натыкал… Да что ты пристаешь с дурацкими вопросами?! — капитан разозлился. — Лучше скажи, куда это нас занесло!

— Понятия не имею, — тотчас ответил Кошкин. Он склонился над пультом, и его пальцы запорхали по клавишам. — Наш БК, он же — «Кровавый Пес», в отключке. Как и… — он еще раз пробежался по клавишам. — Как и прочая электроника.

— Просто замечательно, лучше не бывает, — Альварец скривился. — Поздравляю.

— Принимаю поздравления. — Кошкин шаркнул ножкой. — Сделаем разведку?

— Сделаем, сделаем… — капитан распутал наконец перекрученные ремни, расстегнул их и поднялся. — Ну ладно, ты хоть данные об атмосфере сообщить можешь?

— Могу, — бодро ответил Кошкин.

— Слава Богу, — проворчал капитан. — Хоть что-то можешь… Выкладывай.

— Она отсутствует.

— Кто?

— Газовая оболочка, в просторечии именуемая атмосферой, — по-прежнему бодро объяснил Кошкин.

— Вот черт! — капитан сплюнул. — Опять скафандры. Мне они вот так надоели, — он резанул себя по горлу ребром ладони. — Стоп! — он с сомнением посмотрел на штурмана. — Что-то тут не так… Как же отсутствует? А что же нас, в таком случае затормозило? Мы же могли в лепешку! — и он выразительно потрогал распухший нос.

— Этого я не знаю. Это мы узнаем там, — штурман указал в иллюминатор.

Капитан тоже посмотрел в иллюминатор.

— Я узнаю, — поправил он. — Я.

— А я? — обиженно спросил Кошкин.

— А ты останешься тут. И постараешься привести в порядок нашего БК. Ясно?

— Ну вот… — заныл Кошкин. — Опять…

— Отставить разговоры! — рявкнул Альварец. — Выполнять приказание!

Оставшись один, Кошкин уныло прошелся по каюте и подошел к компьютеру. Компьютер по-прежнему не работал. Штурман со злостью пнул его ногой. Компьютер обиженно загудел, на пульте зажглась лампочка, свидетельствующая о готовности к работе.

— Ух ты! — от неожиданности штурман едва не сел на пол. — Родной ты мой! Ожил, дорогуша!

Он лихорадочно набрал первый вопрос — о координатах планеты. БК-216 тут же выдал ответ, и Кошкин бухнулся в кресло.

Ответ выглядел следующим образом: «±0».

— Это в какой же системе? — озадачанно спросил Кошкин.

Компьютер не ответил. Кошкин задал вопрос о расстоянии до Базы. Компьютер незамедлительно выдал:

— Типичный бред, — Кошкин вздохнул и отключил его. — Налицо сотрясение мозга. Рано радовались.

Тут он спохватился, что, занявшись компьютером, забыл вызвать капитана.

Альварец не отвечал.

— Новое дело, — Кошкин окончательно расстроился и оставил безуспешные попытки. В силу природного оптимизма он не верил, что с ними когда-нибудь может произойти что-то непоправимое. Но молчание капитана беспокоило его все сильнее. Кошкин очень не любил неопределенности. Поэтому, посидев примерно с полчаса, он не выдержал, влез в скафандр и отправился на поиски.

Кошкин уже довольно далеко отошел от места вынужденной посадки «Искателя», когда в наушниках послышался щелчок, а за ним — треск и слабый, но очень злой голос капитана. Штурман прислушался.

— Какого черта? — говорил капитан. («С кем это он?» — подумал Кошкин.) — Я, слава Богу, в своем уме, а я в своем, и я прекрасно знаю, что настоящий капитан я, а я знаю прекрасно, что я настоящий капитан, и это не удостоверение, не удостоверение это, у меня такое же, и такое же у меня, а твое — липа, липа твое!

«Та-ак… — подумал Кошкин. — Симптомчики. Похоже, сотрясение мозга не только у компьютера. Ну и ну… Не планета, а психушка, ей-богу…»

Он пустился бегом, благо поверхность планеты оказалась идеально ровной, словно отполированной, только кое-где попадались камни, — по направлению к высившимся на горизонте остроконечным скалам.

Добравшись до скал, Кошкин увидел картинку, окончательно убедившую его в том, что сотрясение мозга было не только у компьютера.

И не только у Альвареца.

— Приплыли… — обалдело сказал штурман.

У подножья скал, в ярких лучах местного светила, он увидел не одного, а сразу двух Альварецов, похожих друг на друга как две капли воды.

— Сотрясение, значит, штука заразная… — пробормотал Кошкин, безуспешно пытаясь сквозь скафандр пощупать себе пульс.

Увидев потрясенного штурмана, оба капитана Альвареца устремились к нему с радостными восклицаниями. Штурман поспешно отступил и предостерегающе поднял руку:

— Стоп!

Капитаны остановились.

— Вы кто такие?

— То есть как?! — возмутились оба Альвареца. — Ты что, с ума сошел? Это же я! — Кошкин понял, почему речь капитана в наушниках показалась ему такой странной: оба капитана говорили почти в унисон, одинаковыми голосами.

— Насчет того, кто сошел с ума, — ничего не скажу, — сказал Кошкин и отступил еще на шаг. — Но попрошу не приближаться. Возможны осложнения, — он отцепил от пояса аннигилятор и поднял его, демонстративно сняв с предохранителя. Капитаны замерли, растерянно взглянули друг на друга и возбужденно заговорили, синхронно размахивая руками:

— Понимаешь, я подошел к этому чертову зеркалу. — Они одновременно показали на одну из скал, и Кошкин увидел, что она действительно похожа на огромное зеркало, — и только отразился, как мое отражение тут же из него вышло. А теперь доказывает, что он — это я, а я — это он!

— Погодите, — сказал Кошкин. — Сейчас разберемся, — в этом он отнюдь не был уверен. От двойного голоса и мельтешенья четырех рук у него закружилась голова. — Нельзя, чтобы кто-нибудь один рассказывал?

— Можно, — Альварецы кивнули. — Давай я расскажу… — они запнулись, махнули руками. — Ладно, пусть он расскажет, — и оба капитана замолчали.

— Уф-ф… — выдохнул Кошкин. Он испытывал большое желание почесать затылок. — Так не пойдет. Давай, ты рассказывай, — он кивнул правому Альварецу. — А ты дополнишь, — сказал он левому. — Хотя нет… — штурман замолчал и задумался. Капитаны выжидающе смотрели на него. — Айда на корабль! — решительно сказал Кошкин. — Там разберемся.

Альварецы отрицательно мотнули головами.

— В чем дело? — Кошкин нахмурился.

— Очень мне нужно чужаков на корабль пускать, — буркнули капитаны и, одновременно вскинувшись, возмущенно заорали: — Это кто же, интересно, чужак?!

— Опять?! — рявкнул Кошкин. — Говорю же: не пойдет так! Немедленно миритесь — и за мной!

— Я, между прочим, ни с кем не ссорился, — сердито ответили оба Альвареца.

— Миритесь, я сказал! Живо!

Капитаны, набычившись, смотрели друг на друга.

— Подайте друг другу руки!

Альварецы неохотно подняли руки.

— Ну? Долго вас упрашивать?

Капитаны подали друг другу руки.

Последнее, что успел увидеть Кошкин, была ослепительно белая вспышка.

Очнувшись, штурман долго тряс головой. При падении он ударился затылком и в придачу набил себе о переднее стекло шлема шишку на лбу.

Придя в себя окончательно, он изумленно огляделся. Все осталось прежним: гладкая, залитая солнцем поверхность планеты, черное небо, таинственная скала-зеркало.

Не было только капитанов.

— Вот черт… — растерянно пробормотал Кошкин. — То сразу двое, то вдруг ни одного… — он еще раз огляделся.

— Кошкин… — услышал он вдруг и чуть не упал от неожиданности. Голос был растерянным, робким, но Кошкин сразу узнал его, потому что это был голос Альвареца. — Кошкин, ты как, а?

— Н-нормально… А ты где?

— Н-не знаю… Вроде бы здесь…

— Где — здесь?

— Возле тебя.

Кошкин отчаянно завертел головой, насколько позволял скафандр.

— Не вертись, голова отвалится, — сказал Альварец. — Все равно не увидишь. Я и сам не знаю, есть я еще или меня больше нет.

— В к-каком с-смысле? — спросил штурман и почувствовал, что у него застучали зубы.

— В каком, в каком… — проворчал незримый Альварец. — В самом прямом. Это все ты. Миритесь, миритесь! Мог бы, кажется, и сам догадаться, что отражение — оно же должно быть из антивещества.

— Аннигиляция?! — ужаснулся штурман.

— А что же еще?

— П-погоди… А ты как же?

— Как же, как же… Нет меня, понял?! То есть я, конечно, есть, но нематериальный. То есть невещестенный, понятно?

— А… я к-какой?..

— Какой, какой… Физику учить надо было. Еще в школе. Или, по крайней мере, в Школе Космогации не сачковать. Я теперь не из вещества, а из энергии. Энергетический сгусток, так сказать.

Кошкину стало нехорошо. Он сел на обломок валуна и глубоко задумался. Видимо, Альварецу стало его жаль, и он ободряюще сказал:

— Да не расстраивайся ты так. С кем не бывает… Когито эрго сум, все в порядке.

— Что? — убито переспросил штурман.

— Это по-латыни. Мыслю, следовательно — существую. На Базе что-нибудь придумаем.

— До Базы еще добраться надо, — вздохнул Кошкин.

— Доберемся, — уверенно пообещал Альварец. — Что с компьютером?

Кошкин рассказал.

— Н-да-а… Хотя… Слушай, — возбужденным голосом заговорил невидимый Альварец. — Плюс-минус бесконечность, говоришь? Это же… Ну-ка, — оборвал он сам себя. — Сможешь влезть на скалу?

Кошкин смерил взглядом высоту, пожал плечами.

— Тоже мне — Эверест, — сказал он. — Конечно смогу. А зачем?

— Надо, надо… Посмотри, что за этими скалами, и сразу же назад. Понял? Только не становись против зеркала, потом хлопот не оберешься…

— Сам знаю… — буркнул Кошкин, поднялся и зашагал к скалам.

На вершину он забрался неожиданно легко. Присев на выступ и немного отдышавшись, Кошкин внимательно осмотрелся. Картина, открывшаяся его взору по ту сторону скал, была очень похожа на ту, которая осталась за спиной.

Отдохнув, штурман решил продолжить путь и, спустившись, рассмотреть все поближе. Но, спустившись вниз и пройдя несколько шагов, он вдруг услышал голос Альвареца:

— Ты почему вернулся?

— Куда? — Кошкин ничего не понял. — А ты откуда взялся?

— Как это — откуда? — в свою очередь удивился капитан. — Тебя жду. Я же сказал: разведай обстановку по ту сторону скал. Есть у меня идея… А ты до вершины долез — и вернулся. Трудно, что ли?

— Н-не трудно… Я не возвращался… Я дальше пошел… — штурман замолчал, пытаясь осознать происходящее. Альварец, по-видимому, занимался тем же.

— Странно, странно… — сказал он. — Попробуй еще раз, а?

Кошкин попробовал еще раз. Результат остался прежним.

— Еще? — спросил штурман.

— Хватит, — ответил капитан. — Суду все ясно. То есть ничего не ясно. Той стороны нет вообще. Есть только эта. Плюс-минус бесконечность. Компьютер прав.

— В каком смысле? — Кошкин ничего не понимал.

— В смысле бесконечности. Похоже, мы с тобой залетели на край света. То-то здесь черт-те что творится. Торможение наше… Чуть в лепешку не разбились, и обо что? О пустоту. Скалы, имеющие только одну сторону… Зеркало это…

— А что? — тупо спросил Кошкин. — Что — зеркало?

— Конечно, это не зеркало, — задумчиво сказал Альварец. — Это какой-то естественный генератор материи… и антиматерии… И вещество планеты не реагирует ни с веществом, ни с антивеществом… Интересно, интересно… Эх, на Землю бы сейчас! — с досадой сказал он.

— Не выйдет, — угрюмо заявил Кошкин. — Даже на Базу не выйдет. Плюс-минус бесконечность. Как тут курс рассчитаешь? Да и горючее… — он махнул рукой.

— Н-да-а… Курс… Горючее… Курс, горючее… — забормотал невидимый, но мыслящий и, следовательно, существующий Альварец. Вдруг он вскрикнул. Кошкин испуганно подскочил.

— Ты что? — спросил он.

Капитан не ответил.

— Капитан! — закричал Кошкин. — Ты где?

Альварец молчал. Кошкин в изнеможении опустился на камень.

Так он просидел довольно долго, безуспешно борясь с охватившим его оцепенением. Наконец, поднялся и, взяв в руки брошенный аннигилятор, медленно повернул широкий раструб к груди.

— Ты что задумал? — раздался вдруг знакомый голос. Услышав его, Кошкин чуть не сошел с ума от радости.

— Что ж ты молчал? — закричал он.

— Я не молчал, — ответил Альварец. — Я летал.

— Как это? — Кошкин захлопал ресницами.

— Так. Без руля и без ветрил.

— Так не бывает, — сказал Кошкин.

— Бывает. Я же теперь невещественен, — пояснил капитан. — Я теперь сгусток энергии. Могу летать куда хочу. Без всякого курса и без всякого горючего, я сразу не сообразил. Ну, ничего. Теперь все будет в полном порядке. Улавливаешь мысль?

— Не-а, — честно ответил Кошкин.

— Сейчас уловишь, — бодро пообещал капитан. — Иди к зеркалу.

— Зачем? — Кошкин опешил.

— Затем, что ты сейчас отразишься, потом аннигилируешь со своим двойником, превратишься в сгусток энергии, и мы вместе полетим на Базу. Понял?

— Понял, — штурман с готовностью кивнул.

— Что ж ты стоишь?

— Боюсь.

— Боишься? — рассердился Альварец. — А совесть у тебя есть? Как других в энергию превращать, так пожалуйста, а как самому, так «боюсь»!

Кошкин повернулся и на негнущихся ногах направился к зловещему зеркалу.

— Смелее, смелее, — подбадривал капитан. — Не так страшна аннигиляция, как ее малюют. Как только он выйдет, ты с ним сразу же поздоровайся. За руку.

Кошкин остановился в нескольких шагах от зеркала и с испуганным интересом заглянул в него. Увидев свою фигуру, свое бледное лицо за стеклом шлема, широко раскрытые глаза, он слабо усмехнулся.

Его двойник медленно вышел из полированной поверхности. Кошкин нахмурился, вздохнул и протянул двойнику руку.