Самые невзрачные женщины — это ненакрашенные блондинки. И если встретил этакую полусонную моль в полутемном тамбуре у двери в туалет, то как мечтал об одном — скорее пописать, — так при этих желаниях и останешься.
Третий тип, что вчера входил в вагон с воблой в руках, был первым, кого я встретила утром, пробираясь к удобствам. Он мялся перед дверью, на замке которой стояло «занято», и ненавидел даму в синем халате, занявшую клозет так давно, словно на «Красной стреле» она путешествовала в одиночестве и страдала запором, разрешиться от которого можно лишь под стук колес.
Нисколько не смущаясь создавшейся очереди, дама освободила кабину, и тип-без-воблы резво метнулся на ее место.
В связи с этим я поняла — если он и запомнит что-то о пассажирках, я буду ассоциироваться лишь с резью в мочевом пузыре и чем-то неприятным в синих тонах. Видимо, троица вчера прилично расслабилась пивом.
Пока я приводила себя в порядок, Ангелина успела сходить в противоположный конец вагона, надраить фарфоровые зубки и встретить меня на манер утренней звезды — скромно сияя.
Расстались мы сдержанно. Без поцелуев и номеров телефонов. За Ангелиной обязательства и внуки, за мной горы трупов и проблемы, и я была Региной.
Троица псевдобизнесменов соскочила на перрон в числе первых. Я дала им время скрыться в толпе прибывающих-встречающих, нерешительно ступила на московскую землю и, стиснув нервы и мысли в кулак, понеслась спасаться.
Пробегая мимо шеренги пожилых торговок, я купила целлулоидную челночную сумищу в бело-голубых полосках. В супермаркете недалеко от дома забила торбу рыхлыми кочнами капусты и не (без труда доволокла ее до кустов у дома Ванны.
Остановку делала лишь дважды: один раз на дальних подступах — убедилась в наличии «Волги» с закрытыми дверцами; второй — из-за угла в окне, второго этажа подъезда полюбовалась филером с мятой газетой.
В кустах, находящихся вне зоны обстрела, я замаскировала сумку лопухами, отдышалась и пошла соседний двор к телефону-автомату.
Года полтора назад наша Ванна захворала. В том, что с ней приключилось, хорошо разбиралась соседка с пятого этажа — Капитолина Тимофеевна. И как-то раз, по просьбе Анны Ивановны, я звонила Капе для консультации.
Цифры — мой хлеб. Достаточно один раз взглянуть на листок с формулой или номером телефона, все отпечатается в мозгу надолго. Возможно, навсегда, но так далеко я не замахиваюсь.
Пришпиленный к стене автомат висел в укромном месте; врагов нигде не наблюдалось; я прочистила горло легким кашлем, набрала номер Капитолины Тимофеевны и старческим надтреснутым голосом проскрежетала на надтреснутое «алле»:
— Капочка, доброе утро. — Далее скороговоркой, не давая опомниться: — Сегодня собес пенсионерам бесплатную капусту раздавал. Я взяла для тебя сумочку. В кустиках стоит, тех, что слева от подъезда… Тебе надо?
— Надо, — безапелляционно заявила Капочка, совершенно не интересуясь, от кого поступило столь любезное предложение.
— Так… ты иди, бери… не ровен час, бомжи утащут…
Далее счет пошел на секунды.
Капитолина Тимофеевна мухой слетела с пятого этажа, я в том же порядке обогнула дом под карнизом, опоясывавшим стены на уровне второго этажа, и, прилипнув за дверью подъезда, стала ждать, пока Капа найдет капусту.
Основная трудность заключалась не в том, чтобы не попасть на глаза топтунов, главное, чтобы меня не углядела Тимофеевна. Тогда план пойдет прахом, и капусту на пятый этаж придется волочь мне, а не парню с завядшими гвоздиками.
Но ставку на старушек всего мира я сделала правильно.
Боясь поверить невероятной удаче, Капитолина Тимофеевна довольно бодро извлекла торбу из кустов и, как и ожидалось, быстренько, быстренько, пока не отняли, передислоцировала ношу в глубину подъезда.
Прилипая к стенам, я кралась следом и очень хорошо слышала, что происходит у подоконника.
— Миленький, родимый, — скулила Капа, — помоги. Все равно без толку тут сидишь. Может, надо чего? — парню было надо, чтоб его оставили в покое, но и Тимофеевна не лыком шита, не сдавалась: — Хоть на этажи-и-ик… — Далее топот, двухголосое пыхтение и радостное повизгивание Капы. — Борщика наварю, приходи, горяченького поешь…
Я бесшумной поступью таракана за ними вслед.
Проскальзываю до квартиры, беззвучно отпираю дверь, проникаю внутрь и прижимаюсь спиной к прохладному дерматину обивки. За дверью грохочут башмаки на толстой подошве и замирают, не достигнув первого этажа.
Выровняв дыхание, приникаю к окуляру «рыбьего глаза» и, максимально скосив свои очи, получаю глубокое удовлетворение от спокойной позы лихого грузчика всех старушек мира.
— Тяжелую ты, парень, работу выбрал, — вздыхаю скромно и шествую из прихожей в комнату.
Принимать душ после тягостной поездки я не стала. Растрепала стянутые в конский хвост волосы и надела халат на потное, липкое тело.
Не знаю, как выглядят и пахнут пьющие женщины, но уверена — на возможных визитеров мой вид и аромат впечатление произведут. А в том, что визиты последуют, я почти не сомневалась.
Достав из холодильника бутылку «Гжелки», я прополоскала водкой рот, позволив скромной дозе достигнуть желудка, граммов восемьсот вылила в раковину. «Видел бы Гуля, проклял бы женский род», — мелькало в голове под жалобное бульканье водки.
С банкой маринованных шампиньонов пришлось поступить еще хуже — антураж «девушка в запое» требовал. Раздавив на полу пару шляпок, одну наколола на вилку и оставила киснуть в банке, остальное, увы, спустила в унитаз. Жевать что-либо соленое не было ни сил, ни желания.
Что делать с недостоверно аккуратными блестящими огурцами и нарезками, не знала абсолютно. Фуршет получался на загляденье свежим.
Голову ломала секунд тридцать.
Но, как известно, изобретальность российских домохозяек приводит в бешенство западных производителей бытовой техники. Можно ли объяснить русской даме, что для стирки деликатных изделий следует покупать навороченную стиральную машину? Договориться трудно. Дама засовывает кофточку из ангорки в старый чулок, полощет все это в шампуне и получает результат без затрат и особенных усилий. А если шампунь с кондиционером, то шерсть ангорских коз просто дыбом стоит. Блестящая и шелковистая.
А на фига мне утюг с турбопаром? Еще моя бабка утюжила, прыская водой сквозь зубы и губы. Мои не хуже.
О нетрадиционном использовании пылесосов даже поминать неудобно.
И я поступила просто. Налаживать громоздкий допотопный «Тайфун» не стала, взяла фен (правда, «Бош») и прекрасно заветрила и засушила горячим воздухом огрызки огурцов, понадкусанную колбасу и заставила сыр принять позу утлой лодочки. Сверху накрошила «Бородинского» и сама залюбовалась. Бардак — мечта художника. Милости просим, гости дорогие.
После составления натюрморта я прошла в комнату, врубила телевизор погромче (пора девушке просыпаться) и рухнула в постель.