Глава 1 «Терпи, казак, атаманом будешь!»

«Артист, – сказала бабушка, глядя, как я размахиваю руками под “Рондо каприччиозо” Сен-Санса. – Нужно отдавать на фигурное катание. И простужаться перестанет». Мой хореографический этюд был представлен в комнате коммунальной квартиры в подмосковном городе Калининграде, нынешнем Королеве.

Мама с папой были очень заняты на работе, поэтому мои первые шаги на льду в основном наблюдала бабушка. Бабушка Маня – так мы ее ласково называли в семье. Это она привела меня в секцию фигурного катания на открытый каток стадиона «Вымпел». Ее основной целью было сделать так, чтобы я перестал болеть. Практически каждый месяц у меня возникали различные простудные заболевания. И бороться с этим бабушка решила при помощи катания на открытом воздухе.

Я долго не мог понять, зачем меня водят на открытый каток в лютый холод практически каждый день. Моим любимым занятием были прыжки в огромные сугробы вокруг катка, которые наметала снегоуборочная машина. Но поскольку я был очень музыкален, то сам прыжок исполнялся точно в акцент, если музыка звучала из радиоузла, и тренер не сильно ругался.

Баба Маня была уникальным человеком и обожала деревню. Ее работоспособность не знала границ. Она с раннего утра до поздней ночи могла пропалывать грядки и что-то сажать. В каких-то сумках, авоськах она перевозила вещи в деревню, а обратно везла на себе помидоры, огурцы, картошку – постоянно была в движении. Мама была еще ребенком, когда мой дедушка, мамин отец, погиб, подавившись куском мяса из борща. И бабушка с молодости одна тащила на себе двоих детей – и маму, и младшего сына Владика.

В моей памяти запечатлен один случай. Как-то раз на огороде баба Маня не заметила торчащие из земли вилы и наступила на них. Вилы проткнули ступню насквозь! Никаких лекарств, естественно, не было, и она попросила меня, шестилетнего ребенка, пописать ей на ногу, чтобы не было столбняка, как я сейчас понимаю. Я справился с задачей, а у бабушки даже не было заражения. Вот это здоровье у русских женщин!

Я неспроста заострил внимание на деревенских корнях бабушки Мани. Когда был показ легендарному серебряному медалисту Саппоро Сергею Четверухину, мама с папой были на работе, и меня повезла в Москву бабуля. Помню, она очень нервничала. Шутка ли, человек из телевизора, настоящая звезда. Чтобы прикрыть деревенские запахи, бабушка обильно полила себя ароматным маминым шампунем. Как сейчас вижу, я покатался, и Четверухин позвал нас для разговора на улицу. Пошел не очень сильный дождь, но этого было достаточно, чтобы баба Маня вспенилась. Она стояла и пенилась при великом чемпионе, кивая покрытой пеной головой. Четверухин же, почувствовав что-то неладное, сказал, чтобы мой отец ему позвонил, и попрощался. А бабушка пулей побежала в туалет смывать с себя иностранные вкусности… Дома мы все вместе долго смеялись.


Моим первым тренером была Татьяна Михайловна Московская – нестрогая и симпатичная, на мой юный взгляд, женщина. С пяти до семи лет я прокатался у нее.

Несмотря на то что сам уже давно работаю тренером, я просто не понимаю, как можно обучать пятилетних так называемых людей чему-либо! Как можно втемяшить им в голову, что такое кросс-ролл или шассе?

Несмотря на то что сам уже давно работаю тренером, я просто не понимаю, как можно обучать пятилетних так называемых людей чему-либо! Как можно втемяшить им в голову, что такое кросс-ролл или шассе?

Я совсем не помню, чему меня обучала Татьяна Михайловна, но судя по тому, как я скользил по льду позже, работу свою она делала очень хорошо.

Помню, как папа растирал мои окоченевшие ступни до покалывания от долгожданного тепла. Потом засовывал их в батарею и приговаривал: «Терпи, казак, атаманом будешь», – а я совсем не хотел быть атаманом. К тому же не знал, кто это, но терпел. Как показало время, видимо, не зря. Вообще все это детское терпение, преодоление оказывается потом ключом к успеху в 90 процентах случаев.

Моим первым другом-соперником был Аркашка Струков. Наши отцы работали на одном предприятии КБ ХимМаш[1], где занимались тогда еще нужными и засекреченными ракетами (папа, к слову, имел четыре ордена). На мои детские расспросы, кем он работает, папа отвечал, что он изобретатель. Тогда я спрашивал, что он изобрел, он всегда говорил: «Горшок с ручкой внутри и винты без нарезки». По субботам отцы играли в футбол, причем в разных командах. Они гордились нашими победами, рассказывая о них друг другу. Мы объездили с соревнованиями все Подмосковье: от поселка Монино до города Красногорск. Тогда же пришли мои первые успехи, понятно, что на детском уровне. Как-то я попал на просмотр в Москву, в ЦСКА, и меня взяли в семилетнем возрасте в школу одиночного фигурного катания.

Этот период я помню немного смутно, надеюсь, не в связи с деменцией, а в силу своего юного возраста на тот момент. Помню, мне приходилось вставать так, чтобы успеть на электричку в 5:41, а в 7:15 начинался прокат фигур – это называлось «школой». Более скучного занятия для ребенка найти невозможно. Разве что только сольфеджио. Однако с полной уверенностью утверждать этого не могу, так как мой опыт обучения в музыкальной школе был быстрым и печальным – на пятый день я примерз во дворе языком к металлическому столбу. Боль в момент отрывания языка от металла была такой, что ни Моцарт, ни Глинка не смогли повлиять на мое решение обходить храм музыки за километр.

На пятый день занятий я примерз во дворе языком к металлическому столбу. Боль в момент отрывания языка от металла была такой, что ни Моцарт, ни Глинка не смогли повлиять на мое решение обходить храм музыки за километр.

После этого эпизода я окончательно сосредоточился на фигурном катании. С тех пор каждое утро начиналось со стука отца в дверь моей комнаты на мотив спартаковской кричалки «Са-ша-та-та-та, та-та-та-та, вставай! Са-ша-та-та-та, та-та-та-та, вставай!». И все это в 5 утра! Каждый день. Кроме воскресенья. Так я на долгое время стал фанатом ЦСКА. Слышать не мог эти позывные. Честно говоря, я не очень-то рвался быть фигуристом, но усилия бабушки и родителей не были напрасными – я продолжал заниматься.

Пока мои сверстники гоняли в футбол и смотрели мультики, я наматывал свои три часа в день на электричке. Поначалу на тренировки меня возил отец, но в скором времени его занятость на работе сделала меня одиноким рейнджером, и я стал добираться до катка самостоятельно. Слава богу, я не знал, что может произойти с маленьким мальчиком на пути к спортивным успехам, иначе я бы сильно испугался. Сейчас я, как отец трех дочерей, не могу себе даже представить, чтобы я отпускал их одних на встречу со взрослым, небезопасным миром. Нисколько не виню своих родителей. Они, мне кажется, были в неведении, поскольку в те времена все было замечательно, по крайней мере казалось, что все люди были добрыми и открытыми.

Приведу только один эпизод. Я ехал в электричке со второй тренировки достаточно поздно. Вагоны битком. Я стоял в тамбуре. Ко мне очень плотно придвинулся какой-то мужчина и стал спрашивать, почему такой красивый мальчик едет один, люблю ли я ласку, нравятся ли мне красивые дяди… А мне 9 лет, и я подобных моментов не понимаю, но чувствую большую опасность. Поезд подъезжал к станции Мытищи, а я ехал до Болшева (это через остановку). Я что-то пробормотал в ответ на его вопросы, и тут он начал гладить меня по бедру. Я осознал, что творится что-то неладное, не знаю почему. Про педофилов и им подобных в те времена я еще ничего не знал, но очень испугался. Двери открылись, и народ стал выходить в Мытищах. А я уже сообщил своему «другу», что еду до станции Болшево. И как только двери стали закрываться, я в последнюю секунду выскочил на платформу. Мужик не успел. Вы бы видели его глаза! Мне страшно до сих пор! Через какое-то время я сел в автобус, благо знал, какой идет до Болшева. Моя бабушка жила в Мытищах, и я часто ездил этим автобусом. Самое странное то, что, приехав домой, я ничего не рассказал родителям – мне почему-то было стыдно. Я рассказал отцу эту историю в сорок лет, и он был в ужасе. Мне кажется, мои родители были тогда еще не слишком опытны, чтобы предвидеть подобные ситуации, хотя столько любви, сколько я получал от них, не всем детям достается.

Загрузка...