Танец для ледяного мага (СИ)

Вздохнув, я вышел из машины.

— Папа, я действительно потеряла сознание, — устало твердила Эстель мужчине с внимательными карими глазами, который обнимал девушку, но не отрывал подозрительного взгляда от Стана. Я узнал его. Антонио входил в Совет Старших романских государств.

— Какого лешего, ты увез мою невесту? — параллельно вопил ярко-рыжий парень, отдаленно похожий на Стана. Тот молчал, не торопясь оправдываться, но был напряжен так, что я начал опасаться за этот красивый сад и дом. И вообще, там где-то моя любимая, пора разрядить обстановку.

— Антонио, — обратился я к отцу девушки, — когда Стан привез твою дочь ко мне, она была без сознания. Мне пришлось поделиться своей силой, чтобы она очнулась.

Я сказал это с нажимом, намекая, что оказал тому услугу, спасая дочь, и Старший кивнул, отводя глаза от рыжего.

— Пройдемте в дом, — сказал он, — поговорим в спокойной обстановке.

Я посмотрел в сад, все еще надеясь увидеть Ингу сквозь живую изгородь, но надежда была напрасной. Антонио повел Эстель к дому, все также приобнимая, и гости потянулись следом за ними. Около машины остались только мы с рыжим.

— Не пойду, — угрюмо сказал Стан, исподлобья глянув на меня, — пусть подают официальный запрос.

— Как хочешь, — равнодушно сказал я, — Эстель подумает, что ты сбежал, но какое тебе до нее дело?

Теперь он смотрел на меня почти с ненавистью. Я только усмехнулся и пошел к дому, куда уже стянулись все гости из сада. Услышал за собой тяжелые шаги, но не обернулся. И так знал, что рыжий никуда не денется, не в его это характере.

Но чем ближе я подходил к дому, тем сильнее замедлялся сам. Одно дело посмотреть на Ингу издалека, убедиться, что она счастлива и здорова, и совсем другое снова нервировать ее своим присутствием, сидеть за одним столом, смущать или даже раздражать.

Я замер на пороге, но рыжий двинул плечом, практически запихивая меня в дом, и мне ничего не оставалось, как войти.

Гостиная, куда мы попали из холла, была большой, но все-таки не настолько, чтобы комфортно вместить порядка тридцати гостей. Люди в основном расположились стоя, небольшими группами по несколько человек. Вокруг стоял шум, как в растревоженном улье, но он почти сразу стих, стоило нам войти в комнату.

Я поморщился, замечая устремленные на себя любопытные взоры и не находя самого нужного. Может я зря тащился сюда? Или, тут я снова содрогнулся от холодного приступа, Инга пострадала от огня и ей нужна помощь? Мысли заметались, выстраивая в голове план действий и оборвались, потому что я, наконец, нашел ее глазами.

Инга вышла из примыкающей к гостиной комнаты справа от входа, где стоял я, на ходу отключая брас. Следом за ней в комнату вошел Пискапо и первое, что бросилось мне в глаза — их парная одежда. Чертово платье, что скоро будет сниться мне исключительно в кошмарах, умышленно гармонировало со светлым костюмом итальянца, и, конечно, его шейный платок был специально подобран в тон. Правда, я с некоторым, не красящим меня злорадством, обнаружил следы копоти на брюках Пискапо. Да и воздух в гостиной пропитался гарью от одежды присутствующих. Да уж, натворил Стан дел, не отмыться.

Инга подняла глаза от браса и безошибочно нашла ими меня, так, будто знала о моем присутствии. Для меня все померкло — звуки, цвета, запахи — остались только ее карие теплые глаза, что смотрели выжидающе и словно с надеждой. Или, боги, надеялся только я?

Сам не заметил, как сделал к ней несколько шагов, а когда заметил, понял, что она тоже шагнула мне на встречу. Меня обдало теплом, согревая не только снаружи, но и изнутри.

— Мы можем поговорить? — спросил ее, сам не понимая, что хочу сказать.

Она кивнула и развернулась, возвращаясь в комнату, из которой только что вышла. Я пошел следом, и Пискапо посторонился, пропуская, но не отрывая от меня напряженного взгляда. Где-то позади меня Антонио, видимо, воочию убедившись, что его гостиная категорически не вмещает всех желающих, призывал гостей выйти обратно в сад, где всех присутствующих уже ожидали накрытые столы. Наверное, празднование изначально должно было закончиться в этом доме, вернее саду. Правда, праздновать пока было нечего.

Инга дождалась, пока я войду в комнату, и закрыла за мной дверь. Потом нервно огляделась, понимая, что сесть в небольшой спальне просто некуда, и махнула рукой в сторону заправленной лоскутным покрывалом кровати.

Я осторожно сел на край, лихорадочно придумывая и сразу отметая темы для разговора. Инга отошла к окну и стояла там молча, разглядывая меня со странной смесью потрясения и… неужели все-таки надежды? Ее волосы, поднятые с плеч и заколотые вверху, растворялись в свете закатного солнца, озаряя тонкие черты лица теплым сиянием.

— Ты так красива, — выдохнул я ошарашенно, — может ты снова мне снишься?

Глава 19 Инга

Пока я пыталась утешить рыдающую Анну-Марию и разглядеть хоть что-то в потянувшемся к морю дыму, к нам подскочил Антонио. Подхватил жену на руки и крикнул Сержио:

— Сын, Эстель там нет. Ее увез брат Джорджа.

Анна-Мария сразу затихла, а Сержио вынырнул из серых клубов дыма и подошел к нам.

— Зачем? — коротко спросил он.

— Разберемся. Главное все живы и целы. Я вызвал местную пожарную службу и своего поверенного, а нам лучше вернуться в дом.

Антонио выглядел спокойным и уверенным, но мне показалось, что он просто старается успокоить родных, особенно жену. Однако, я благоразумно промолчала, послушно следуя за Сержио к стоянке. Он взял меня за руку, и я была благодарна ему за поддержку.

— Ты знаешь этого брата Джорджа? — спросил Сержио у отца, когда мы уже подходили к машинам и собравшимся около них растерянным людям.

— Да, мы пересекались несколько раз, когда он входил в Совет славянских государств. Тогда его звали Станислав, но сейчас он начал новый виток в Германии.

— Стан? — потрясенно спросила я, резко останавливаясь. Так, что Сержио выпустил мою руку, не ожидая такой внезапной остановки.

— Знаешь его? — впился в меня взглядом Антонио. Я понимала его беспокойство, но все-таки мне стало не по себе от пристального требовательного взгляда мужчины.

— Да, — растерянно протянула я, — Стан мой крестный.

— Куда он мог отвезти мою дочь?

— Я не знаю. Я даже не знала, что он здесь будет.

Я беспомощно обернулась к Сержио, и он приобнял меня за плечи, успокаивая.

— Не стоит давить на Ингу, отец, — сказал Сержио твердо, — она здесь ни при чем.

— Да, — согласно кивнул Антонио, отводя взгляд, — поговорим дома.

Давящий на уши звук усилился, но я только сейчас осознала, что это вопят сирены подъезжающих к морю пожарных машин. Сколько прошло времени? Мне казалось, что вечность. И одновременно — всего несколько мгновений.

Антонио посадил жену на пассажирское сиденье своей машины и проследил, чтобы всем остальным гостям тоже хватило мест. Мы с Сержио тоже сели вместе на заднее сиденье машины его родителей.

Я боролась с желанием набрать номер Стана немедленно и страхом делать это в присутствии отца Сержио. В то, что викинг — так звала Станислава мама — может причинить вред Эстель, я категорически не верила. Если поступил так, значит на это должна была быть серьезная причина. Эту мысль я озвучила, стараясь успокоить в основном Анну-Марию.

— Я знаю Стана с самого детства, — сказала я негромко, но мама Сержио сразу обернулась с переднего сиденья, с надеждой глядя на меня, — он не причинит вреда Эстель. Наверное, ей стало плохо из-за дыма, и он повез ее к целителю.

И, только озвучив последнее, я осознала две вещи. Первая — единственный целитель, которого знаю я, и с которым хорошо знаком Стан, живет как раз неподалеку. Относительно. Вторая — викинг сильный маг огня и, хотя эта магия не столь редка, насколько велика вероятность, что пожар устроил именно он?

Эти мысли я оставила при себе, но продолжила рассказывать Анне-Марии все хорошее, что знала про крестного. Почувствовала благодарность обоих мужчин, когда один тепло сжал мою руку, а второй посмотрел в зеркальце заднего вида с очевидной благосклонностью. Напряжение чуть спало и, когда мы приехали домой, Анна-Мария даже смогла взять себя в руки и заняться гостями.

На семейном совете я оказалась совершенно случайно. Просто Сержио потянул меня в дом за собой, а следом вошли Антонио и Джордж.

— Не знаю, что на него нашло, — яростно сказал последний, и я удивилась, что не заметила раньше его очевидное сходство со Станом, особенно сейчас, когда жених Эстель столь явно злился, — его брас не отвечает.

— Успокойся, — холодно бросил ему Антонио, и Джордж сразу замолчал, только недовольно взглянул на Старшего.

— Отец, может стоит запросить у совета, кто из целителей проживает сейчас в стране? — спокойно спросил Сержио, и я глянула на него с благодарностью, понимая, что он доверился моему суждению о Стане.

— Уже, — коротко ответил Антонио.

В этот момент он и Джордж одновременно взглянули на свои брасы, видимо, читая сообщение.

— Стан пишет, что подъезжает к целителю, Эстель без сознания, — озвучил Джордж прочитанное, — сейчас попробую снова дозвониться.

Стан на вызов не ответил, но информация, внесшая хоть какую-то ясность, даже несмотря на пугающее состояние Эстель, снизила градус напряжения и недоверия к викингу. Повезло рыжему, что Антонио его знает, подумала я, поежившись. Такого врага, как отец Сержио и Эстель я бы побоялась иметь даже в мыслях.

Антонио вышел, чтобы помочь жене. Я сказала Сержио, что хочу умыться, и тоже ушла из кухни в свою комнату. Сходила в уборную, побрызгала водой в лицо, поморщившись от запаха дыма, впитавшегося в одежду, потом села на кровать и попробовала вызвать Стана. Бесполезно. Я раздумывала, а не позвонить ли мне маме с папой, но пока не понимала, о чем буду спрашивать. В этот момент брас завибрировал, высвечивая аватарку викинга.

Я приняла вызов дрожащими пальцами, но на голографическом экране неожиданно появилась Эстель.

— Инга! — облегченно выдохнула она, — твой звонок был последним, а номера родителей тут нет. Дай брас маме, пожалуйста.

— Конечно, — подскочила я и рванула к выходу, спрашивая на ходу, — с тобой все хорошо? Где ты?

— Все нормально, я у целителя, — она нервно прикусила губу, — меня обещали привезти, но…

Она замолчала, а я уже выскочила в сад, отчаянно вертя головой в поисках голубого платья Анны-Марии. Но первым меня заметил Антонио и в одно мгновенье оказался рядом. Увидел Эстель и взял у меня снятый с запястья брас.

— Папа! — воскликнула Эстель немного напряженно.

— Ты в порядке? — Антонио уже шел от меня широким шагом, и бежать за ним следом мне не хотелось.

Внезапно усталость и напряжение дали о себе знать, и я прислонилась к косяку, отстраненно наблюдая, как мужчина подходит к жене, как та встревоженно прижимает ладони ко рту, как подтягиваются к ним остальные гости, с любопытством пытаясь разглядеть изображение над брасом. Сержио нигде не было и я, постояв еще немного, ушла обратно в комнату. Легла поверх покрывала, раскинув руки и бездумно разглядывая потолок.

Эстель сейчас у Мэтта, в этом я не сомневалась ни минуты. Загнанные глубоко в себя эмоции, снова ожили, забурлили, желая выплеснуться и затопить мое сознание. Может, ну ее, эту гордость? Мэтт признался мне в своих чувствах там, в доме родителей. И пусть он ушел, но ведь был искренен, я уверена. С Сержио я объяснилась и теперь свободна. Что мне стоит попросить Стана отвезти меня к моему ледяному магу?

Не знаю, сколько я пролежала так, задумчиво перекатывая эту мысль из одного уголка сознания в другой и понимая, что она постепенно наполняется решимостью, но от раздумий меня отвлек острожный стук в дверь. Я села и поправила раскинувшееся по покрывалу платье.

— Входите.

Сержио открыл дверь и вошел, протягивая мне брас. Он сменил измазанную копотью рубашку, но оставил брюки и, почему-то, галстук.

— Эстель вскоре привезут, — сказал он, изучающе глядя на меня.

— Что она рассказала?

— Немного. Но она в порядке и скоро будет здесь.

— Это хорошо, — я чуть улыбнулась, потом нахмурилась, — а как быть со свадьбой?

— Перенесем на другой день. Сегодня никто не в состоянии праздновать. Нужно выяснить, что собственно произошло.

— Но гости…

— Гостей накормим, — он невесело усмехнулся, — и ужином, и сплетнями. К тому же, насколько знаю, еще даже не все приехали.

— Да?

— Подруга мамы вылетела из Москвы только несколько часов назад.

— Отчего так поздно? — спросила я без особого интереса, просто, чтобы поддержать разговор.

— О, — Сержио усмехнулся, — она невероятно занятая дама. Очень известная среди одаренных модниц. Эвелин. Твое платье, кстати, тоже шила она.

Эвелин. Что-то всплыло в моем сознании, связанное с этим именем. Что-то нехорошее, наполнившее рот горечью, а глаза влагой, но что именно — я не могла вспомнить. Как будто морское чудовище мелькнуло среди волн, вызвав крики и панику, и снова ушло на недоступную глубину. Я тряхнула головой, прогоняя неприятное ощущение, но неясная тревога осталась.

— Правда? Я родилась в России, но про нее вроде не слышала. Наверное, я просто не модница.

Сержио начал рассказывать, и я внимательно слушала, пытаясь понять свое странное ощущение, но внезапно мой брас, который я вернула на руку, завибрировал. Мама.

— Мне выйти? — спросил Сержио прежде, чем я приняла вызов, но я покачала головой, рассчитывая порасспрашивать его еще после разговора с мамой.

— Котенок, у тебя все в порядке? — тревожно спросила мама, вглядываясь мне в лицо.

Ох уж эта сила рода. К сожалению, или к счастью, но подвластная маме магия крови позволяла ей не только получать доступ к памяти предков по женской линии, но и чувствовать мое состояние, где бы я не находилась. Так что обмануть улыбкой или довольным видом мою чуткую родительницу было невозможно.

— Я в порядке, правда, — немного нервно и слишком торопливо сказала я, — но, мама, тут у нас творится что-то странное. На свадьбе Эстель случился пожар, и Стан (он, кстати, двоюродный брат жениха, ты знала?) забрал ее и увез к… целителю.

— Стан? — мама удивленно распахнула глаза, но потом нахмурилась, будто вспомнив что-то свое, — неужели…

— Что, мама? — требовательно спросила я, но потом вспомнила, что не одна в комнате. Повернула брас так, чтобы виден был Сержио, и тот поздоровался, привлекая к себе внимание, но сам выглядел напряженным, внимательно прислушиваясь к голосам снаружи.

Мама тепло поздоровалась в ответ, но теперь я отчетливо понимала, что она ничего не скажет. Снова взглянула на Сержио, и тот сказал:

— Кажется, Эстель уже дома.

— Мама, я перезвоню тебе и все расскажу позже, — сказала я, подскакивая с кровати.

Первой открыла дверь и вышла, отключая брас уже на ходу. Присутствие Мэтта почувствовала, даже не поднимая глаз. Просто знала, что он сейчас здесь, в этой комнате, наполненной притихшими людьми.

Посмотрела прямо на него и сначала ужаснулась. Он очень похудел. На заросшем лице с впалыми щеками выделялись только глаза — яркие, серебряные, очень живые и… жадные. Мэтт смотрел на меня так, как смотрит умирающий в пустыне на мираж воды — отчаянно, обреченно, но с неистовой надеждой.

Словно притянутая его жаждущим взглядом, я сделала к нему несколько шагов.

— Мы можем поговорить? — спросил он, рассматривая меня так, что я ощущала его взгляд, как осязаемое жаркое прикосновение.

Смогла только молча кивнуть. Развернулась и вернулась в свою комнату, всеми обострившимися чувствами ощущая присутствие ледяного мага за спиной. Пропустила его вперед и закрыла дверь, подавив желание прислониться к ней спиной, чтобы не упасть. Колени дрожали, меня ощутимо потряхивало, и я не знала куда девать глаза. Встречаться снова с горящим взглядом мужчины я трусливо избегала.

Я жестом предложила Мэтту сесть на кровать, и он подчинился, не отрывая от меня своих невозможных глаз. Сама я потопталась и отошла к окну, прижавшись спиной к подоконнику.

— Ты так красива, — сказал он с таким искренним восхищением, что я смущенно покраснела, — может ты снова мне снишься?

Глава 20 Мэтт

Инга слегка покраснела, очаровательно смутившись, и это окончательно убедило меня в том, что я не сплю. В моих снах и фантазиях любимая была откровенной и открытой. Тем ценнее было видеть ее сейчас такой реальной, впитывать настоящие живые эмоции.

— Ты хотел поговорить, — напомнила она тихо.

Хотел? Однозначно. Поговорить? Не уверен.

— Мне так плохо без тебя, — выдал совершенно искренне то, что произносить не собирался в принципе.

Инга вскинула опущенные было глаза, растерянно моргнула, но промолчала.

— Я все время думаю о том, как могло бы быть у нас, — получилось слишком тоскливо, и я добавил, испугавшись того, как жалко звучит мой голос, — прости, я знаю, что снова не вовремя со своими признаниями.

И, наверное, после этих слов мне бы встать и гордо выйти, но я проклятый эгоист, что согрелся просто от ее присутствия. Уйти отсюда добровольно меня может заставить только ее просьба. Настойчивая.

— Почему ты… передумал? — все также негромко спросила любимая.

— Я не передумал, — сказал осторожно, понимая, что именно она хочет спросить, — я одумался. Смог понять то, что подспудно знал всегда. Я знаю, что опоздал Инга. Знаю, что ты счастлива. Без меня. Но, прежде чем уйти, я просто хочу знать, что ты не держишь на меня зла. Это… очень важно. Хотя бы просто знать.

— Я больше не обижаюсь, — сказала Инга чуть напряженно, — ты сказал, что думал о проклятии, и я верю.

Я протестующе дернулся, но Инга договорила:

— Я помню и про то, что ты сказал потом, Мэтт. Про детскую влюбленность. У меня было много времени, и думаю, что я понимаю.

Я покачал головой, пытаясь сказать, но девушка снова не дала мне перебить себя.

— Я действительно понимаю, — сказала она с нажимом, — я помню, как вела себя в детстве. Свои капризы, обиды и требования. Любой бы устал.

— Я не уставал, Ириска, — все-таки вклинился я, — ведь сам приходил, чтобы побыть с тобой. Но не признавался даже сам себе, что нуждаюсь в твоем обществе также, как ты в моем. Когда уехал… Долгое время чувствовал страшную пустоту внутри. Именно тогда начал загружать себя работой. Пропадал в офисе и клубах сутками, чтобы не думать, не чувствовать.

— Мэтт, — мягко позвала Инга, и я поднял голову, которую успел опустить, выдавливая из себя признания, правду, которую прятал даже сам от себя, — и пока ты не встретил меня снова, там в Праге, ты больше ни к кому не испытывал похожих чувств?

Она пыталась добавить в голос насмешливости или даже пренебрежения, но я ясно видел, что ответ крайне важен для нее и, о боги, как меня это согревало.

— Однажды, — я начал говорить, внимательно наблюдая за ее лицом, за выражением глаз, за изгибами пухлых губ, которые она то недоверчиво поджимала, то нервно прикусывала, — я увидел девушку в своем клубе. Одну из танцовщиц. Брюнетку с яркими синими глазами.

Инга нервно облизала губы, и я на некоторое время завис, забыв, о чем рассказываю.

— Мне тогда показалось, что я нашел свою пару, свою судьбу, но я ошибся.

Девушка смотрела вопросительно и недоверчиво, ожидая продолжения.

— То, что я чувствовал к той брюнетке — Александре Еремеевой (Инга вздрогнула, а я сделал вид, что не заметил этого) — это только половина настоящей любви. Только страсть, вожделение, желание присвоить.

Конечно, я немного лукавил. Действительно, вначале я испытывал, как мне казалось, только эти эмоции, но довольно быстро разобрался, что мне нужно больше.

— Я считал, что девушка обладала даром суккуба, — мягко продолжил я, — и даже злился на нее. Думал, что она специально влияет на меня. Дразнит. Завлекает. Развлекается.

Помолчал, давая ей время все осмыслить.

— Александра уволилась из моего клуба и исчезла из моей жизни, так что… может так оно все и было, — тут я позволил себе улыбнуться и с радостью поймал несмелую улыбку в ответ.

— А когда я встретил тебя, то почувствовал ту же всепоглощающую страсть, — продолжил я и обрадовался румянцу, вновь окрасившему ее щечки. Боги, как мне было хорошо рядом с ней, как тепло и уютно. После такого и умирать не страшно, — но и нечто большее — желание опекать и оберегать, радовать, защищать.

— Почему ты не сказал этого? Тогда, в доме родителей? — спросила любимая еле слышно.

— Ты плакала, — нахмурился я, вспоминая, — я у тебя уже был начертанный. Желание защитить оказалось сильнее, чем необходимость заполучить.

— Дурак, — вдруг сказала она, всхлипнув, и я вскинул голову, не доверяя ушам и глазам.

Инга смотрела на меня сияющими теплыми глазами, и будь я проклят, если в них не было приглашения. Я резко встал и быстро преодолел несколько шагов, что нас разделяли. Все еще не веря, все еще ожидая, что она вот-вот оттолкнет меня. И я уйду, как обещал себе. Наверное.

Последний маленький шажок навстречу мне она сделала сама, решительно оттолкнувшись от подоконника.

И я подхватил ее, стараясь сдержать свой бешенный голод, свою жадность, не напугать, не обидеть, не причинить даже мимолетной боли. Я старался, честно, но через пару мгновений обнаружил, что прижимаю ее к себе так сильно, словно хочу сделать частью себя. Усилием воли ослабил напор, но Инга протестующе застонала, и у меня окончательно снесло крышу.

Нашел ее губы — горячие, сладкие. Начал осторожно целовать, чутко следя за ее реакцией. Инга чуть поерзала, выбив дыхание из моей груди, и сама приоткрыла рот, осторожно коснувшись моих губ языком.

Я не двигался, боясь спугнуть девушку, лишь поглаживал ее спину лёгкими, осторожными касаниями. Она подняла руки и сомкнула их на моей шее. От затылка прокатилась обжигающая волна, мне стало жарко в пиджаке, который только что казался тонким и холодным. И я блаженствовал, греясь и оттаивая.

Ее губы и язык осторожно и несмело исследовали мой рот, я только пассивно отвечал, провоцируя свою девочку быть решительнее и активнее. И она то ли расслабилась, то ли, наоборот, раззадорилась, но поцелуй стал глубже и смелее. Одну руку Инга оставила на моем затылке, другой скользнула по шее в вырез рубашки.

Кажется, я зарычал, потому что чертов самоконтроль, которым я и так никогда не мог похвастаться, просто рухнул в бездну, утащив за собой и меня. Я обхватил лицо любимой, целуя губы, щеки, лоб, ушки, глаза — впитывая, вбирая ощущения от ее теплой бархатистой кожи, трепещущих ресниц, дрожащих губ.

Я, конечно, надеюсь, что смог бы остановиться сам, но гарантировать ничего не могу. Нас прервал осторожный стук в дверь и голос чертового итальянца:

— Инга? Ты в порядке?

— Да, — приглушенно сказала Инга, пряча раскрасневшееся лицо на моей груди, — мы уже идем.

Она даже сделала попытку немедленно выполнить сказанное, но я не дал. Сначала обнял, прижал к себе, поцеловал в макушку, вдохнул пьянящий запах волос и только после этого чуть отступил. Конечно, я боялся. Жутко. Еще полчаса назад, зная, что обречен, я не испытывал такого страха перед будущим. Жаль, что я не могу управлять временем, так бы и остановил его парой мгновений раньше. Но, к сожалению, над временем никто не властен.

— Пойдем? — спросил у любимой и протянул ей руку. Не верил до конца, что примет. Итальянец явно никуда не ушел и ждет за дверью. Как поступит Инга? Но мою девочку, похоже, подобные мысли не терзали. Она живо ухватила протянутую ладонь и стиснула горячими пальчиками.

Так мы и вышли, крепко держась за руки. Пискапо, конечно, сразу мазнул взглядом по нашим сцепленным ладоням, однако промолчал. Странно, но даже думать не хочу об этом. Я посмотрел на Ингу и заметил легкую грусть и вину в ее глазах, но руку она мою сжала еще сильнее.

— Пойдёмте в сад, — сказал Пискапо спокойно, но кому как не мне узнать подавляемую боль, — вашему другу понадобится поддержка.

И он первым шагнул к выходу. Я улыбнулся Инге, которая все-таки нервничала, хотя и пыталась этого не показать, и повел ее вслед за итальянцем.

В саду были расставлены длинные деревянные столы, развешано точечное освещение. Несколько нанятых официантов разносили еду. Все успели более-менее успокоиться и рассесться по местам, так что можно было подумать, что большая испанская семья собралась на какое-то торжество. Невеста сидела рядом со своими родителями, как и ее жених. Но разместились они за разными столами.

Виновник сорванной свадьбы тоже никуда не ушел и сейчас подпирал одну из пальм недалеко от входа. Рыжий хмуро и неотрывно смотрел на чужую невесту, и я знать не хочу, какие мрачные мысли лезли ему в голову.

Я подвел Ингу к столу и отодвинул для нее тяжелый деревянный стул. Она шепнула мне «спасибо» и начала отворачиваться, чтобы сесть, как вдруг, как в замедленной съемке, посмотрела куда-то за мою спину и потрясенно застыла.

Я обернулся и чуть не выматерился сквозь зубы. В сад входила Эвелин, с любопытством поглядывая по сторонам и пытаясь найти кого-то среди присутствующих. Она нисколько не изменилась, хоть я и не видел мастерицу пару лет. Меня Эвелин пока не заметила, но хреново было не это. Боги! Как же не вовремя!

Я снова посмотрел на Ингу. Она застыла, всматриваясь в гостью каким-то пустым невидящим взглядом. Вспоминала. Привычная боль кольнула пальцы, и я сжал их в кулаки, пряча черноту лопнувших сосудов. Развернулся к любимой всем телом, закрывая обзор и не давая ей погрузиться в себя еще глубже:

— Инга…

Она вздрогнула, перевела глаза на меня, с усилием сглотнула:

— Мэтт.

Голос был хриплым, а румянец ушел с лица. Хотелось взять ее руки в свои, успокоить, согреть. Но я уже сказал все, что мог, добавить нечего. А пугать любимую своими опухшими замершими конечностями я не собирался. Инге снова плохо, и снова из-за меня. Я смотрел на нее молча, ожидая решения. Любого. На этот раз окончательного. Что бы не выбрала любимая — она выберет в последний раз. Разрушительная мощь моей магии достигла максимальной силы, позволить ей завершить все сегодня будет просто. Я же сам недавно думал об этом — что после испытанного, так легко было бы умереть. Но легко мне не было.

Ингин взгляд метался между моим лицом и Эвелин, которую я уже не мог закрыть спиной.

— Мэтт, — выдавила любимая, — я отойду. На минутку.

Я молча отступил, давая ей место пройти, и она метнулась к дому, не оглядываясь. Взлетела по ступенькам крыльца и захлопнула за собой дверь. Стало еще холоднее.

Я сел на стул, предназначенный Инге. Она выбрала? Вернется или нет? Руки я держал под столом, хотя и хотелось закрыть лицо ладонями и взвыть. Уставился в пустую тарелку перед собой, отчаянно пытаясь убедить себя, что Инга вернется. В этот момент подошла Эвелин.

— Привет, Мэтью, — прощебетала она радостно, низко наклоняясь ко мне, — не ожидала тебя увидеть. Даже не узнала сначала. Что-то ты неважно выглядишь.

Я посмотрел на нее с такой злостью, что она отшатнулась.

— Мэтью? — уже не улыбаясь, спросила мастерица, — что случилось?

— Зачем ты здесь? — бросил я вместо ответа. Умом я понимал, что в происходящем нет ее вины, но, боги, как мне больно. Инга, вернись, девочка моя.

— Это свадьба моего крестника, вообще-то, — Эвелин теперь говорила настороженно, сделав от меня шаг назад, — ты можешь объяснить, что случилось?

— Здесь Инга, — глухо сказал я, — моя начертанная. Я люблю ее. Искал. Смог вернуть. А она ушла, увидев тебя.

Эвелин никогда не была дурой. Будучи намного старше меня, мастерица была одной из самых расчетливых и умных женщин, которых я знал. Мы пересекались в прошлом несколько раз. И однажды, помогая Катерине, я задолжал услугу Эвелин. Она затребовала ее лет семь назад, попросив сопровождать ее на бал Старших. И да, после этого мы встречались несколько лет, окончательно расставшись два года назад.

— Поняла, — сказала мастерица, усмехнувшись, — хочешь я поговорю с твоей малышкой?

— Нет, — рыкнул я, поднимаясь, — я уже все ей рассказал.

Я огляделся в поисках Стана, но не нашел огневика. Не то, чтобы он мне действительно был нужен, но лучше постою рядом с ним, чем с Эвелин. Я зашел за угол дома, высматривая рыжего, и тот шагнул ко мне из темноты, потирая разбитую скулу.

— И когда ты умудрился? — вяло поинтересовался я.

— Хотел научить жизни одного придурка.

— Получилось?

— Пока не знаю, но прослежу.

Я развернулся и пошел обратно, желая не пропустить момент, когда Инга выйдет из дома. Или не выйдет? Как долго я буду обманывать себя? Рыжий потопал за мной, но не успели мы выйти на освещенный участок сада, как на крыльце показалась моя девочка. Губы решительно сжаты, глаза прищурены. Любимая приняла решение.

Я шагнул было ей навстречу, но следом за ней вышел итальянец, и я отшатнулся обратно в тень. В глаза снова бросился его шейный платок, так гармонирующий с алым платьем Инги.

— Ты куда? — крикнул мне в спину Стан.

— Домой, — прошипел, не оборачиваясь. Пожалуй, магию исцеления придется все-таки использовать, иначе рухну прямо здесь, не выдержав боли.

— Какого черта? А Инга? — рыжий догнал меня и шел рядом до самой машины.

— Мы… поговорили.

— И?

— Я уезжаю, — выпрямился и посмотрел на Стана с уверенностью, которой и близко не чувствовал.

— Ты чертов упертый придурок, — крикнул вдруг рыжий и ударил ладонью по машине. Так сильно, что на капоте остался оплавленный отпечаток ладони. Мы оба посмотрели на него, потом Стан развернулся и молча ушел. Я сразу сел за руль, коснулся руля, заводя машину, и тронулся с места. Домой я просто не доеду, но и подыхать на улице не хочу. В Барселоне у меня клуб. «Фараон». Шикарное название для места, что станет моей гробницей.

Праздник совершеннолетия. Инга.

Я знала, что без большого праздника мое совершеннолетие обойтись не может, но мои конспираторы были настроены серьезно, умудрившись организовать все действительно в тайне.

С самого утра настроение было просто в отрыве от меня — где-то в облаках. Я знала из подслушанного еще в далеком детстве разговора, что мой суженый, моя пара, мой будущий муж вернется именно сегодня. В своем девичьем дневнике, я считала дни до этой даты, и таяла от мысли, что наконец увижу его. Знаю, что он ни капли не изменился — остался таким же чертовски красивым блондином с лукавой улыбкой. Одаренные не меняются до самой смерти, которая наступит еще очень нескоро.

Я помню нашу последнюю встречу так хорошо, будто и не прошло с тех пор двенадцати лет. Он исчез так внезапно, так неожиданно и так болезненно, что от горя я несколько дней даже не могла есть. Начала только потому, что у родителей тоже кусок в горло не лез из-за моих переживаний. На мои расспросы они тогда отвечали очень обтекаемо — так нужно, вы обязательно встретитесь и все тому подобное. И, чем больше я спрашивала, тем мрачнее становились они. Я перестала, когда до меня это дошло. И стала получать гораздо больше информации из случайно оброненных слов, недоговоренных фраз, а иногда и откровенно подслушанных разговоров.

Мне казалось, что поступать со мной так — кошмарная несправедливость, ведь Мэтт — моя пара, и я имею право все знать о нем! Но родители были явно обеспокоены, и я молчала из любви к ним. В какой-то момент они расслабились, решив, что я полностью забыла своего ледяного мага. Наивны верующие.

Естественно, что всю первую половину дня я потратила на то, чтобы первое впечатление у будущего мужа было незабываемым. Все одаренные красивы, но я сегодня была идеальна.

До ресторана, название которого мне только утром сообщили родители, я приехала с небольшим опозданием. Просто выбор помады неожиданно занял слишком много времени. Накрасить бордовым в тон платью? Нежно-розовым, чтобы подчеркнуть мою юность? А может выбрать более естественный темный тон, чтобы казаться старше? А в итоге просто нанесла блеск.

Торопливо вбежала в зал, надеясь увидеть долгожданного гостя, но в зале были только родители — папа, как обычно обнимает маму сзади, а она доверчиво льнет к нему. Сколько бы не смотрела на них, их искренняя любовь и привязанность друг к другу трогает до слез. Уверена, что и у меня с Мэттом будет также!

Не успела дойти до родителей, как администратор включил поздравительную музыку, и из-за портьер как горох посыпались гости, вопя нестройным хором поздравления.

Улыбнулась с детским восторгом, который притуплялся только пониманием, что разглядеть в толпе Мэтта никак не получается. Все гости как будто задались целью подойти ко мне одновременно, наперебой высказывая пожелания счастья, благополучия, любви и прочих милых вещей, что подходят девушке моего возраста. Сразу же дарили и подарки. В основном одноразовые банковские карточки с денежными суммами. Мельком глянув на парочку, я поразилась суммам. Совершеннолетие в сообществе считается очень знаковым праздником, поэтому подарки были очень щедрыми. Благодарила, обнимала и убирала в сумочку все, что в ней могло поместиться, и отдавала официанту то, что не могло.

Наконец, поток желающих поздравить меня иссяк, и возникшие из ниоткуда официанты стали рассаживать гостей. Общего стола не было — гостей рассаживали по несколько человек за круглые столики. Был лишь один большой стол для меня и моих друзей. Я огляделась в последний раз, но Мэтта так и не увидела. Настроение упало. Неужели я ошиблась? Может он и не должен был появиться именно сегодня? Постаралась вернуть улыбку на лицо, чтобы не расстраивать родителей и гостей, но с каждой минутой сохранять восторженный вид становилось все сложнее. Я послушно последовала за официантом к своему месту и села, рассеяно отвечая на вопросы и комплименты друзей.

Дождалась, пока мне нальют шампанского в узкий прозрачный бокал, и сразу отпила половину, стараясь унять сумбур в голове. Потом меня будто окатило теплой волной, и я вскинула глаза. В широком проёме входной двери стоял мой будущий муж. Высокий, широкоплечий, шикарно одетый. Настолько красивый, что во рту пересохло. Я перевела взгляд на девушку около него и из моего пересохшего рта раздался сдавленный вскрик — его спутница была невероятно красива — тоненькая изящная блондинка, прижимающаяся к моему любимому так тесно, что в природе их отношений не оставалось никаких сомнений.

Я смотрела на начертанного не отрываясь. Просто не хватало силы воли, а может и просто силы, чтобы отвернуться, закрыть глаза и не видеть, не замечать. Особенно его руку на талии у девушки, прижимающую блондинку к бедру мужчины ещё теснее, хотя, казалось, что ближе просто некуда.

Он улыбался. Радостно, ласково и тепло. Именно так, как я себе представляла, так как помнила, но только не меня он согревал своей неповторимой улыбкой. Мэтт нехотя оторвал глаза от спутницы, как будто пытаясь понять, что они вдвоем забыли в этом чуждом для них месте, и мельком оглядел присутствующих. Мне показалось, что на его лице отразилось лёгкое смятение, когда он увидел меня, но он тут же отвёл взгляд, чтобы остановить его на моих родителях.

Я, наконец, смогла оторвать от него мокрые — то ли от слез, то ли оттого, что я забыла как дышать, не то что моргать — глаза и тоже сосредоточиться на столике впереди. Мама сидела ко мне спиной, но я видела ее руку, сжимающую вилку так, словно она готовилась использовать ее совсем не по назначению. Папа сидел боком и было очевидно, что он в холодном бешенстве буквально сверлит Мэтта глазами.

Внезапно на меня обрушился каскад звуков: музыка, короткие распоряжения администратора, перешептывания и разговоры в голос, звон столовых приборов. И эти простые, бытовые шумы говорили о том, что мир рухнул только для меня, для остальных жизнь идёт своим чередом.

Я уткнулась в тарелку, смаргивая слезы, всё-таки это были они. Краем глаза увидела, что Мэтта вместе с девушкой разместили за запасным столиком, хотя карточка с его именем стояла на родительском. Но опытный администратор быстро организовал для незваной гости дополнительное место и приборы, мудро решив перенести все разбирательства на время после праздника.

Я смутно помню, что было дальше. Тосты, поздравления, моя улыбка, приклеенная к губам, скулы, ноющие оттого, что я напрягаюсь, удерживая радостное выражение на лице, которое так и норовит с него сползти. Наверное, я что-то ела, а может быть только пила. Один из одногруппников пригласил меня танцевать, и я согласилась. То ли, чтобы отвлечься, то ли, чтобы доказать что-то себе, то ли не себе.

Украдкой бросила взгляд на начертанного, и тот поймал его, усмехнувшись. Потом шепнул что-то своей спутнице и встал, протягивая ей руку. Блондинка вложила в его ладонь свои изящные пальчики и легко поднялась. Я успела заметить, как мужчина притянул девушку к себе, скользнув ладонью по ее округлостям, и сразу отвернулась, пряча лицо и вновь навернувшиеся слезы. Я ничего не понимала. Неужели я ошиблась? Принимала желаемое за действительное? Ведь никто напрямую не говорил мне о начертании.

Я в смятении посмотрела на маму и увидела, что она потрясена не менее меня. На Мэтта мама смотрела с неверием и практически ужасом. Так, как если бы, открыв коробку с нарядной лентой, вы, вместо подарка, обнаружили бы клубок копошащихся ядовитых змей. Папа тоже смотрел на Мэтта как на незнакомца — выжидательно, холодно и оценивающе. Значит, я была права, и поведение начертанного шокирует не только меня.

Сама не заметила, как наша пара оказалась недалеко от Мэтта и его спутницы. Впрочем, он на меня не смотрел, шепча что-то забавное на ушко блондинки. В один момент до меня долетели слова, сказанные чуть громче, чтобы перекрыть звук музыки: "тошнит от ее щенячьей привязанности, таскалась за мной все детство со своими слюнявыми поцелуями". Блондинка рассмеялась, искоса глянув на меня, но я отвернулась, пряча пылающее лицо на груди партнёра по танцу.

Но тихий смех и следующие слова отчётливо слышали уже все, кто был неподалеку: "Мне так хорошо с тобой. Не переживай, между нами ничего не изменится и после свадьбы".

"Боги", — думала я, автоматически переставляя ноги, — "дайте силы пережить этот день". Конечно, никто не знал о нашем начертании, иначе такой позор я, наверное, просто не смогла бы пережить. И счастье, что родители были в этот момент далеко и не слышали этих убивающих меня слов. Боюсь представить, что произошло бы в противном случае.

Остаток вечера прошел как в тумане. Не помню даже отрывочных картин из того дня, только боль — то явную, то тупую, но постоянно преследующую меня. Когда ушли первые гости, мне на глаза попалась моя сумка с подарками. Тогда впервые и мелькнула мысль о побеге.

Денег на одноразовых картах было достаточно, чтобы купить себе квартиру, не то что билеты. А документы были тоже здесь, в соседнем отделе сумочки. Больше я не думала. В голове, как у шорной лошади перед глазами, была только одна цель — сбежать, избавиться от этой боли, от мыслей об этом мужчине. Мелькнула мысль о родителях, но тут же пропала, поглощённая всеобъемлющим ощущением безнадёжности.

Я ушла тихо, сделав вид, что провожаю очередную партию гостей. Села в заранее вызванное такси и уже по дороге купила билеты на ближайший самолёт. Он был в столицу, а мне было безразлично куда, лишь бы подальше и побыстрее.

На пункте проверки документов в аэропорту, служащий долго приглядывался к моим документам, потом уточнил:

— Вы в линзах?

Я моргнула, пытаясь сосредоточиться на вопросе. Он снова взглянул мне в глаза, и лицо его удивлённо вытянулось:

— Прошу прощения, мне показалось.

Я тогда не обратила внимания на эту заминку, снова погрузившись в болезненные воспоминания. В них же я провела весь полет, отказавшись от развлечений и еды. Удивилась, заметив, что все уже выходят и, только глянув в иллюминатор, поняла. Прилетали.

Первую квартиру сняла с бесплатного терминала прямо в аэропорту, чтобы не светить свои документы. Получила ключи, прошла по комнатам. Я не помню те апартаменты совсем. Только кровать и устаревший компьютер. Брас я оставила в ресторане, но чувство вины перед родителями и тревожность все усиливались, поэтому я оставила сообщение в чатруме.

Еще помню зеркало в ванной. Саму ванную не помню совсем, а вот огромное зеркало над раковиной запало в память. Я стояла перед ним, охлаждая ледяной водой воспаленные глаза, а в голову все лезли и лезли мысли о начертанном и той блондинке. Я даже вспомнила, как мама выдохнула ее имя "Эвелин". Потрясающе красивая девушка. Не то, что я. Я с ненавистью уставилась в зеркало на свои рыжие кудри, взлохмаченные, мокрые и оттого еще больше закручивающиеся колечками. Так захотелось быть похожей на блондинку, что я зажмурилась, а когда открыла глаза — завопила. Из зеркала на меня смотрела светловолосая Эвелин, хотя и по-прежнему мокрая и заплаканная. Так я получила свою редкую способность.

Глава 21 Инга

— Ты хотел поговорить, — неуверенно сказала я Мэтту, чтобы занять словами повисшую в комнате тишину.

— Мне так плохо без тебя, — неожиданно сказал он, и я замерла, чувствуя, как цепляют душу его слова. А дальнейшие признания просто заставили судорожно глотать воздух от нахлынувших эмоций. Мне хотелось сразу бросится любимому на шею, таким потерянным и застывшим он был, но еще мне было жизненно необходимо разобраться во всем до конца, и я спросила, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно небрежнее:

— Пока ты не встретил меня снова, там в Праге, ты больше ни к кому не испытывал похожих чувств?

И замерла, взволнованно ожидая ответа. Если соврет, скажет, что ничего не было, то… Не знаю, что делала бы я. Просто не успела придумать. И, к счастью, не пришлось.

— Однажды, — начал рассказывать Мэтт негромко и неторопливо, неотрывно глядя мне в лицо, — я увидел девушку в своем клубе. Одну из танцовщиц. Брюнетку с яркими синими глазами…

— Почему ты не сказал этого? Тогда, в доме родителей? — напряженно спросила я, когда он закончил.

— Ты плакала, я у тебя уже был начертанный. Желание защитить оказалось сильнее, чем необходимость заполучить.

У меня защипало в глазах и, почему-то в носу. Нужно признаться ему, что Александра Еремеева — это и есть я. Но потом, а пока…

— Дурак, — всхлипнула я, но при этом счастливо улыбнулась.

Мэтт подошел так быстро, что я сама не заметила, как оказалась в его объятьях. Таких желанных и таких долгожданных. А потом был поцелуй — не похожий ни на один из предыдущих — Мэтт словно позволял мне вести себя за собой, давая полную свободу, предоставляя действовать так, как хочется мне. И я отчетливо поняла, что мне очень даже хочется. И многого.

Пока целовала, он еще терпел, сдерживаясь, хотя я чувствовала, как под моими ладонями дрожат от напряжения окаменевшие мышцы, но, когда я решила коснуться его кожи в распахнутом вороте рубашки, сдержанность сменилась неистовым напором. Он покрыл поцелуями все мое лицо, посылая по телу волнующую дрожь. Чуть прикусил кожу на шее, и я вцепилась в него, не доверяя дрожащим непослушным ногам.

— Инга? Ты в порядке? — раздался голос Сержио из-за двери, и я спрятала горящее от поцелуев и смущения лицо у Мэтта на груди.

— Да, — хрипло сказала я, поражаясь как сильно выдает меня голос, — мы уже идем.

Мэтт не отпустил меня сразу, сначала крепко прижал к себе, даря несколько дополнительных мгновений блаженства, потом чуть отодвинулся, протянул руку и спросил:

— Пойдем?

Радостно схватила его ладонь. Если бы меня спросили, я бы сказала, что это был самый счастливый момент в моей жизни.

Мы прошли в сад следом за Сержио. Я нашла глазами Эстель, разговаривающую с матерью, потом Стана, стоящего в отдалении. Хотелось расспросить его про поездку и тот огонь, но не настолько сильно, чтобы терять хоть одну минуту рядом с любимым. Успеется.

Я уже садилась, когда заметила входящую в сад девушку. Образ, нехорошие ощущение и имя слились, наконец, в одно целое, и я задохнулась от болезненных воспоминаний. Очнулась, когда Мэтт обратился ко мне по имени. Посмотрела на него, потом снова на блондинку, снова на Мэтта, пытливо высматривая что-то в его глазах.

— Мэтт, — наконец, сказала я, сдаваясь, — я отойду. На минутку.

Что-то потухло в его глазах, когда он отстранился, выпуская меня. Но я все равно ушла в дом, да что там говорить — позорно сбежала. Добежала до своей комнаты, заскочила в ванную, плеснула холодной водой в лицо и вдруг замерла.

А какого лешего, я снова бегу? Бросила любимого рядом с соперницей. Значит, не доверяю? Да, мне больно, да, я ревную, но я не хочу больше быть пассивной жертвой. Все что было, осталось в прошлом, а сейчас есть он и есть я. И никто между нами не встанет.

Я выпрямилась, расправила плечи, разгладила платье и решительно вышла из комнаты. Чуть замедлилась, увидев Сержио, но все же прошла мимо, стремясь как можно быстрее увидеть любимого. Сказать ему, что верю. Не просто верю — доверяю. И может даже сбежать вместе с ним отсюда.

— Инга, все хорошо? — спросил Сержио, идя следом за мной.

— Да, все отлично, — твердо ответила я и решительно распахнула дверь.

Но Мэтта не было там, где мы расстались. Почему-то я твердо была уверена в том, что найду его за столом и теперь в растерянности застыла на крыльце, озираясь по сторонам. Наткнулась взглядом на Эвелин, но поспешила отвести глаза.

— Инга, — окликнул меня Сержио, но я только нетерпеливо дернула плечом. Во мне нарастала паника. Что-то случилось, что-то непоправимое.

Откуда-то из-за дома выскочила Эстель, и было у нее на лице нечто такое, что на пару мгновений я забыла о своей тревоге и рванула к ней. Краем глаза отметила, что Сержио тенью скользнул за мной.

— Эстель, что случилось?

Она остановилась, беспомощно глядя на нас:

— Там Джордж.

— Что с ним?

— Ему плохо, — тут девушка схватила меня за руку, — твой друг — Мэтт, он ведь целитель. Попроси его помочь, пожалуйста.

— Конечно, Эстель, я попрошу, но что случилось?

— Не знаю, — сказала она, чуть не плача, — он без сознания.

— Где он? — вмешался Сержио, и Эстель переключилась на брата. Схватила за руку и потащила вглубь сада. Я обернулась, все еще надеясь высмотреть Мэтта, но любимого нигде не было. Возвращаться за стол, где я никого не знаю, терпеть присутствие блондинки и любопытные взгляды гостей, я совершенно точно не желала. К тому же, вдруг Мэтт именно в саду? Так что после короткого раздумья я поспешила за Эстель и Сержио.

Когда мы подбежали, рыжий жених Эстель уже поднимался. Выглядел он вполне живым, хоть и изрядно потрепанным — разбитый нос, опухший глаз, кровь на белой рубашке, которая теперь идеально бы сочеталась с платьем невесты. Вот только Эстель переоделась и была в простых голубых джинсах и вязаном пуловере. Надо бы тоже одеться потеплее, подумала я, но как — то отстраненно.

Очевидно, что Мэтта тут тоже не было. Может он в доме? Но вряд ли бы он прошел мимо моей комнаты. Куда ему идти? Наверх в хозяйские спальни? Глупо.

Позади меня раздался звериный рык, и я испуганно вскрикнула, резко оборачиваясь. Сержио и Эстель буквально висели на Джордже, а он мычал что-то нечленораздельное и пытался вырываться из их захвата.

— О, братец пришел в себя? — насмешливо сказал Стан, приближаясь к нам, — уймись! Если не хочешь, чтобы наша увлекательная беседа стала достоянием присутствующих.

Джордж как-то сразу обмяк, только повел плечами, давая понять, что атаковать не намерен, и Сержио убрал от него руки, а Эстель просто шагнула назад — подальше ото всех.

— Инга, нужно поговорить, — обратился крестный ко мне, предвосхитив мой вопрос про Мэтта.

— Где Мэтт? — спросила я, с тревогой вглядываясь в его лицо.

— Как раз об этом и поговорим, — начал викинг и выругался с досадой, — вот же черт!

— Что случилось, Стан?

— Моя машина! Она осталась у Мэтью во дворе.

— Я могу отвезти, — вмешался Сержио, который, как и Джордж с Эстель, стоял рядом и, конечно, все слышал, — ждите на улице, я выгоню машину из гаража.

— Хорошо, — коротко кивнул Стан, — думаю, нам нужно спешить.

Он развернулся и пошел к выходу из сада, а я как собачонка побежала рядом, пытаясь заглянуть гиганту в лицо:

— Стан, пожалуйста, скажи мне!

— Он уехал и, похоже, ему хреново. Совсем.

— Уехал… — повторила я чуть не плача. Спрашивать почему — не имело смысла, это я и так знала. Боги, а я так надеялась, что все, наконец, закончилось, — и куда?

— Сказал, что домой, но я поставил метку на машину. Не абы что, но направление почувствую.

Мы вышли за ворота, оставив позади гостей и этот гостеприимный, но чужой дом. Почему-то я была абсолютно уверена, что больше сюда не вернусь. Было прохладно, но я не хотела идти за кофтой, опасаясь пропустить Сержио. Стан, увидев, что я поежилась, накинул свой пиджак мне на плечи. Тепло поблагодарила крестного и закуталась в нагретый его телом пиджак, как в пальто.

— Почему ты сказал, что ему плохо, Стан?

— Ты не знаешь? — скосил на меня глаза викинг.

— Что именно?

Он вздохнул, размышляя, потом сказал:

— Очень сомневаюсь, что твой колдун одобрит то, что я скажу, Инга. Но, похоже, он реально собрался умирать.

— Но почему? Как? — меня трясло уже не от холода.

— Что-то там с его магией. Она вышла из-под контроля, что ли. Слушай, позвони родителям, они тебе лучше объяснят.

В этот момент начали открываться ворота подземного гаража, и мы со Станом одновременно обернулись к дому. Викинг сел на переднее сиденье, не оставив мне выбора. Сержио дёрнулся было выйти, чтобы открыть мне дверь, но я справилась сама. Забралась на сиденье и села, подобрав ноги.

— Куда ехать? — спросил Сержио у Стана.

— Давай пока к Барселоне, потом посмотрим.

Мы тронулись, набирая скорость. Калелья — курортный город, но в апреле туристов еще не было, и улицы были пусты, так что на магистраль мы выехали спустя буквально несколько минут. Я смотрела в окно, но ничего не видела, потом встряхнулась и набрала маму на брасе.

— Котенок? — сразу откликнулась она.

— Мам, — сразу перешла я к тому, что меня тревожило, — Стан сказал, что Мэтта убивает его магия. Что ты знаешь об этом?

— Ох, милая, все плохо?

— Не знаю, мама, мы… помирились, а потом… в общем он уехал. И Стан говорит, — тут мой голос все-таки сорвался до всхлипа, — умирать!

— Котенок, — в маминых глазах блеснули слезы, — я обещала Диме, что не скажу тебе, но… У магии льда есть изъян. При потере контроля она не выплескивается во вне, она начинает убивать носителя.

— Но, мама, он же столько лет контролировал свою силу, с чего вдруг такое?

— Он любит тебя, котенок. Любит впервые в жизни, и у вас все было непросто, так что…

— Как я могу помочь ему?

— Просто будь рядом, милая.

Знать бы еще, где он.

— Хорошо, мам, мы едем к нему домой.

— Удачи тебе, котенок. Мы с папой так тебя любим. Пожалуйста, набери меня, как что-нибудь узнаешь.

— Хорошо, мам. Я тоже вас люблю.

Выключила брас и откинулась на спинку сиденья. Мужчины, внимательно слушавшие разговор, никак его не прокомментировали. Сержио ехал на максимальной скорости, пристально следя за дорогой, Стан как будто прислушивался к чему-то внутри себя.

— Здесь поворот к его дому, — внезапно сказал он, и я вздрогнула от того, как громко звучал его голос в вязкой тишине салона, — поверни, я почувствую, если он поехал туда.

Сержио молча повернул, а я замерла, отчитывая секунды, которые мы теряем, если двигаемся не в ту сторону.

— Разворачивай, — наконец, хрипло скомандовал Стан, — метка осталась сзади.

О боги, пусть мы успеем, найдем его раньше, чем холод.

Примерно через полчаса стало понятно, что Мэтт в Барселоне. Но чем ближе мы приближались к городу, тем мрачнее становились мои мысли. Как найти одного единственного человека в столь огромном городе? Я не была в Барселоне лично, но однажды купила виртуальный тур на несколько часов. Запомнился мне, конечно, только собор Гауди, но представление о масштабе поиска я имела. Метка Стана давала лишь направление и то достаточно приблизительное. Я представила, как мы будем бестолково метаться по секторам города, теряя драгоценное время, и содрогнулась.

— Я так понимаю, вы не знаете где его искать? — нарушил молчание Сержио, озвучивая мои страхи.

— Идея есть, — сразу откликнулся Стан, и я встрепенулась, — наверняка у него здесь есть клуб.

Точно! Я залезла в брас и вывела список развлекательных клубов Барселоны. О боги, пятьдесят три крупных заведения! И ещё куча форматом поменьше.

— Ты знаешь название?

— Нет, мы об этом никогда не говорили.

Я начала читать список вслух, надеясь, что какое-то название вызовет у нас отклик. Глупая идея, конечно, но голова отказывалась соображать здраво. Потом как озарение мелькнула мысль, и я торопливо набрала папу.

— Папуль, у тебя есть список клубов Мэтта? — взволнованно спросила я, проигнорировав приветствие, — или может ты знаешь название клуба в Барселоне?

— Название не знаю, но список да, есть, — уверенно ответил папа, не задавая лишних вопросов, — сейчас посмотрю.

— Спасибо! И найди адрес, пожалуйста!

Через минуту папа диктовал адрес клуба "Фараон", а Стан вбивал его во встроенный навигатор машины. Двадцать три минуты до цели. Целая вечность.

Минут десять мы снова ехали в тишине, потом Стан кашлянул и как-то виновато сказал:

— Я давно планировал кое-что тебе рассказать, Инга.

Мне не нравились ни тон, ни начало разговора, но, естественно, я предложила продолжить.

— Когда Мэтт искал тебя под именем Александры Еремеевой, мы пересеклись. Я пригласил его в Германию. И… я выложил ему все про тебя.

Пару минут я осознавала сказанное. То есть, рассказывая мне сегодня про Лексу, Мэтт знал, что я и она — одно лицо, почему же не признался? Ему было бы выгоднее представить все в том свете, что никогда и никого больше не желал и не любил.

— Он не сказал мне, — несколько отчужденно проговорила я.

— И не мог. Я взял с него клятву. Не хотел, чтобы ты подумала, что я рассказываю твои секреты у тебя за спиной, — сказал он и хмуро добавил, — хотя так оно и было.

Я ещё несколько минут поразмышляла и поняла, что тягостное чувство вызывает не сама информация, которая ничего в сущности не меняет, а то, что от меня снова что-то скрывали.

— Давай на будущее договоримся, Стан, — сказала я с не свойственной мне суровостью, — не хочу ничего узнавать постфактум. Только сразу. Я уже достаточно взрослая, чтобы принимать самостоятельные решения.

— Ты права, — коротко ответил Стан, и к этой теме мы больше не возвращались.

До конца дороги остались считанные минуты, и я напряжённо размышляла что мне нужно делать и говорить, чтобы помочь любимому. Сказать, что люблю — в первую очередь. Что делать, если этого не достаточно? Поцеловать? Или…?

Я не успела додумать то, от чего сбивалось дыхание и замирало сердце. Впереди показалась массивное здание клуба. И первое, что мы увидели, подъехав к нему, была недовольная толпа людей. Злые громкие выкрики были хорошо слышны даже в закрытом салоне машины.

— Что происходит? — тревожно спросила я, вглядываясь в толпу. Было темно, только горели огромные золотые буквы на крыше, да точечные светильники по периметру стоянки для посетителей.

— Сейчас узнаю, — напряжённо сказал крестный и выскочил из машины, не дожидаясь пока она полностью остановится.

Сержио припарковался в стороне и, когда я схватилась за ручку, чтобы бежать за Станом, сказал:

— Не торопись, пожалуйста, сначала узнаем к чему все это.

"Беспредел!", "…мои деньги…", "…жаловаться…" доносилось до меня вперемешку с ругательствами. Я прильнула к стеклу и разглядела высокую фигуру Стана, прокладывающего себе дорогу ко входу, где стояла охрана и кто-то, видимо, из руководства клуба. Ещё несколько минут потеряно. Я кусала губы так, что внезапно почувствовала вкус железа во рту. Провела пальцами, увидела красное и отстраненно удивилась. Кровь. А я даже не чувствую боли.

Ещё несколько минут и Стан вернулся, встревоженный и хмурый:

— Мэтт выгнал всех посетителей. Администратор сказала, что клуб закрыт по техническим причинам, но это все хрень.

— Как нам попасть во внутрь?

— Не знаю! — Стан стоял, облокотившись о машину и склонившись надо мной, и мне хорошо была видна растерянность в его глазах.

Сознание за что-то зацепилось. Что-то было в его словах. Вспомнила! "Администратор сказала…"

— Стан, Сержио. Я же метаморф. Мне нужно хорошо рассмотреть администратора. А потом вы должны ее отвлечь.

Мужчины переглянулись и неуверенно кивнули. Я сняла пиджак, чтобы не примелькаться в нем перед охраной, и с ним в руках двинулась ко входу вслед за Станом. Сержио пошел следом за мной. Выглянула из-за широкой спины крестного и внимательно вгляделась в женщину. Ухоженная брюнетка лет пятидесяти, собранная, стройная, властная. Постаралась вобрать ее образ в себя, запечатлеть на коже, впитать каждую маленькую деталь. Заставила себя обратиться, задействовав все свои немногочисленные магические ресурсы.

— Получилось, — тихо и с лёгким удивлением сказал Сержио, стоя рядом и наблюдая за мной.

— Отвлеките ее, — попросила я, одевая пиджак и делая несколько шагов в тень, — она должна выйти.

Стан развернулся, осмотрел меня и хмыкнул:

— Я знаю как это сделать, но это… палевно…во всех смыслах.

Взгляд при этом у Стана был какой-то шальной. Мне стало тревожно еще и за него, но крестный, не говоря больше ни слова, уже быстрым шагом двигался за угол. Спустя несколько выкачивающих из меня силы минут оттуда раздался хлопок и огненное зарево осветило парковку.

— Да уж точно. Очень даже палевно, — задумчиво протянул Сержио, второй раз за этот бесконечный день глядя на пожар. А потом встал рядом, придерживая за локоть и не давая обезумевшей толпе снести меня. Я отметила это краем сознания, не отрывая взгляда от администратора. Проследила, как женщина вместе с одним из охранников побежала к источнику огня, спешно наговаривая что-то на брас. Наверное, вызывала пожарных. Дождалась, пока она повернула за угол, досчитала до десяти и рванула ко входу.

— Открывай! — крикнула охраннику, постаравшись вложить в голос как можно больше уверенности. Видимо, недостаточно, потому что мужчина посмотрел на меня настороженно и удивлённо.

— Вы сказали, что находиться внутри опасно.

— Опасно? Ты ослеп? Там пожар, нужно эвакуировать всех!

— Кого? В клубе никого нет.

Не может быть. Неужели мы ошиблись?

— Пропусти девушку, — раздался из-за спины очень мягкий голос Сержио, а я почувствовала отклик магии.

Охранник сразу развернулся и начал открывать замок. Я хмуро посмотрела на Сержио:

— А раньше так нельзя было сделать?

Он пожал плечами:

— Ты не просила.

Разбираться я не стала. Дождалась, пока провернется ключ, и заскочила в темноту за дверью.

— Иди, Инга, мы будем ждать снаружи, — крикнул вслед Сержио и закрыл дверь, отрезая меня от шума и света улицы.

Оказавшись в одиночестве, я сразу вернула себе свой облик, как и раньше, испытав при этом приток магических сил. И тут же с досадой поняла, почему охранник на входе так странно смотрел и реагировал. Боги, я же не говорю по-испански! А значит, обратилась к нему по-английски. Правду говорят, что дьявол — в деталях. Спасибо Сержио, что вмешался, хотя мог бы предложить вариант с воздействием раньше. Но чем лучше я узнавала Сержио, тем больше понимала, что каждый его поступок выверен и взвешен. В этом он очень напоминал мне собственного отца. Возможно, мой бывший начертанный специально тянул время, заставив нас с крестным раскрыть свои способности. Да и Мэтта он не особо жалует.

Эти мысли промелькнули в голове и упали на дно сознания. Я торопливо включила фонарик на брасе и мазнула шедшим от запястья лучом по стенам. Свет выхватил высокую черную фигуру, и я испуганно вскрикнула. Потом до меня дошло, что это египетская статуя божества. Кажется, Анубиса, но я не мама, в истории и мифах не сильна — могу ошибаться.

Повела фонариком дальше, и свет утонул в черном широком проеме. Поспешила вслед за лучом, но быстро поняла, что ошиблась. Узкой полоски света хватало, чтобы увидеть металлические ряды стоек для одежды. Гардероб.

Вернулась обратно и позвала:

— Мэтт!

Вышло тихо и испуганно. Я кашлянула и крикнула уже громче:

— Мэтт! Где ты?

Крик как будто впитался в темноту. Странное, пугающее ощущение. Я крутанулась вокруг себя, выискивая выход, и луч провалился в новую нишу. Отчаянно надеясь, что это зрительский зал, я рванула туда.

Это был зал, но, боги, он казался бесконечным. Фонарик не дотягивался до сцены, рассеиваясь где-то по пути. Ближайшие столики и диваны по бокам были пусты. Я поспешила вниз, крутя брасом и головой по обеим сторонам прохода. Казалось, что широким, оббитым ковролином ступеням не будет конца, и я уже целую вечность бегу, осматривая диваны. Неужели охранник был прав? Неужели клуб действительно пуст? Запретив себе об этом задумываться, я продолжила спуск. Еще несколько ступенек, и я упёрлась в ограждение сцены. На ближайших диванах также никого не было.

Удушливая темнота будто отделилась от стен, захлёстывая меня отчаянием и страхом.

— Мэтт! — закричала я во весь голос, — прошу тебя! Мэтт!

Я не знаю, о чем просила и сколько простояла около сцены, крича и впиваясь безумными глазами в темноту, иногда затихая, в крошечной надежде услышать ответ. Внезапно луч браса от запястья, которым я практическим бездумно водила по сторонам, отразился от чего-то на уровне второго этажа. И мысль, как озарение. Вип-зона! Насколько я помнила, она была во всех клубах Мэтта, и, наверняка, он выбрал ее, желая остаться в одиночестве.

Окрыленная встрепенувшейся надеждой, я побежала по ступенькам наверх. Потом поняла, что мне что-то мешает и с недоумением воззарилась на свои ступни, еле видимые в темноте и по-прежнему обутые в туфли. Торопливо скинула мешающую мне обувь и рванула еще быстрее. Лестница в вип-зоны должна быть где-то сбоку. Справа или слева? Я добежала до одной стены. Не нашла. Взвыла от досады и помчалась к другой. Есть!

Хватаясь за перила и перепрыгивая через ступеньки я за несколько мгновений оказалась наверху. Но луча браса было недостаточно, чтобы понять, какая из череды одинаковых дверей мне нужна. Узкий коридор, с выходящими в него дверьми, напоминал один из моих детских кошмаров, а в неверном свете фонарика оживали и двигались статуи древних богов, стоящие между комнатами.

Взгляд зацепился за черную щель между створкой и косяком одной из дверей. Я подскочила к ней и распахнула. Сердце радостно скакнуло в груди, потому что сначала мне показалось, что я нашла любимого. В комнате пахло его парфюмом, а еще свежим, хрустящим морозом. Его личный, неповторимый запах. Я быстро провела лучом по диванам, безумно надеясь и одновременно отчаянно страшась. Лишь бы найти! Только бы не опоздать!

Но бешено колотящееся сердце замедлило свой ритм почти до полной остановки. Комната была пуста. Не веря, я вновь и вновь осматривала мебель, а потом и пол. Все напрасно, любимого здесь не было.

Я привалилась к стене и жалобно завыла. От страха и безысходности, от жалости к нам обоим и отчаяния, от любви, что разрывала мне душу. Сползла по стене, рыдая и задыхаясь. Спину что-то больно царапнуло, и я снова закричала. На этот раз от боли в ослепленных глазах. Выключатель.

Перестала плакать в один миг, дав себе воображаемую пощечину. А следовало бы настоящую. Я работала в нескольких клубах Мэтта, и каждый раз аппаратная комната была на втором этаже. А в ней пульты с освещением! Я выскочила в коридор, который теперь, благодаря свету, вырывающемуся из-за спины, выглядел вполне мирным и достаточно освещенным. Нашла дверь в аппаратную по надписи «solo personal» и сразу ринулась к пультам.

Один за другим начала щелкать тумблерами, с надеждой бросая взгляды на окно перед пультами. Наконец, один из переключателей высветил сцену, давая достаточно освещения, чтобы был виден и портер. Я прильнула к экрану, перегнувшись через пульт, но не видела столиков. Все-таки это окно было необходимо для контроля происходящего на сцене, а не в зале.

С гулко стучащим в висках пульсом, я побежала обратно в приват-зону, помня, что в «Созвездии» из нее был великолепный обзор. Выключила свет и приникла к стеклу, торопливо оббегая взглядом цепочки столиков.

На первом ряду, почти у самого края, откинув безвольную голову со спутанными волосами назад, лежал Мэтт. Я не видела его, когда стояла в темноте у сцены. Туда просто не дотянулся мой слабый фонарик. Зато сейчас страшная картина впечаталась в сознание и стояла перед глазами, когда я огромными скачками, чудом не переломав ноги, неслась вниз.

Одинокая, будто изломанная фигура, почти белая из-за падающего на нее яркого света со сцены. То, как он сидел, не наводило мыслей о сне, ни в одном изгибе его тела не было покоя. Только боль. Страшная, выворачивающая конечности из суставов, уносящая человечность и превращающая мужчину в дикое, загнанное в угол опасное существо.

Я оказалась около любимого спустя несколько мгновений. На секунду застыла, не зная, что делать, потом взгляд упал на черные кисти рук, скрюченные судорогой пальцы, и я закричала, бросаясь ему на грудь.

Я целовала губы, покрытые льдом, как глазурью, ледяные твердые щеки, закрытые веки и с каждым касанием все отчетливее понимала, что живой человек не может быть таким холодным. Ледяное оцепенение как будто передавалось и мне. Дыхание с хрипом и паром вырывалось изо рта.

— Очнись, пожалуйста! Я люблю тебя! Вернись, — вперемешку с именем любимого, шептала я. Рванула рубашку на его груди, приникла щекой, пытаясь уловить хотя бы еле слышный стук, но, из-за собственного громкого дыхания и бешено стучащего сердца, не могла понять бьется ли сердце у него. Начала целовать кожу на груди и шее, дуть на нее, стараясь согреть любимого остатками собственного тепла. Но этого было недостаточно.

Я собрала в груди все свое дыхание, а в сердце всю свою любовь, приникла к его губам, просунула свой теплый язык между губ Мэтта, размыкая их, и вдохнула в его рот все свое тепло и всю свою любовь в последней отчаянной попытке.

Потом свернулась у него на коленях, прижимаясь щекой к его шее и замерла. Резиновые секунды все тянулись, а ничего не происходило. Я закрыла глаза.

Он сглотнул, а я не поняла или не поверила, продолжая неподвижно лежать на нем. Потом мужчина чуть шевельнулся. И до меня, наконец, дошло. Я резко отодвинулась, опираясь руками в его плечи и с безумной надеждой вглядываясь в любимое лицо. Его опушенные инеем ресницы дрогнули. Серебряный блеск мелькнул между ними, и Мэтт распахнул глаза. Несколько секунд мы просто молча смотрели друг на друга, потом уголок его губ пополз вверх, и он криво улыбнулся непослушными губами:

— Ириска… Потанцуй для меня…

Глава 22 Мэтт

Я не помню, как добрался до Барселоны. Временами боль накатывала такими невыносимыми волнами, что я останавливался у обочины и активизировал все свои силы, чтобы снять приступ. Умирать вот так — у обочины — было бы слишком большим унижением напоследок, так что я сделал все, чтобы живым добраться до «Фараона».

Сейчас я был рад тому, что засветил свое лицо перед администраторами своих клубов, и мне не придется доказывать, что я имею полное право здесь распоряжаться. А распоряжение было простым и коротким: «Сделайте так, чтобы через пятнадцать минут в здании никого не было». Не знаю, что впечатлило администратора больше — мой тон или мой вид, но распоряжение было выполнено в точности. Я еще поднимался в свою вип-зону, цепляясь негнущимися пальцами за перила, когда загорелись лампы и включилось оповещение пожарной безопасности.

Знать не хочу, как управляющая будет разбираться с вызовом, автоматически поступающем на пульт при срабатывании сигнализации. Вообще, ничего не хочу знать. Хочу остаться один. Я гнал мысли об Инге так долго, как мог. Казалось невероятным, что еще сегодня целовал ее. А ведь мелькнула тогда мысль остановить время. Видимо, подсознательно знал, что все так и закончится.

Усилием воли закинул себя в комнату и рухнул на диван. Сердце сжалось в очередном приступе, но в этот раз я не стал звать на помощь исцеление. Глупо продлевать собственную агонию. От груди в конечности пошло оцепенение и, по сравнению с адской болью в пальцах, это было невероятным облегчением. Но, когда паралич дошел до горла, я начал задыхаться. Просто открывал и закрывал рот, как обреченная на сковороду рыба, однако холод заморозил грудную клетку, и не давал наполниться легким. Если бы мне были послушны руки, я расцарапал бы свою грудь в кровь, но они отказали первыми. Несколько минут ада и сознанием померкло.

Но я очнулся. Магия, избавившись от контроля разума, снова исцелила меня. Хотя и она почти иссякла, вернув мне только способность дышать и еле-еле шевелиться.

Проклятье. Умирать — это чертовски больно. А если ты целитель, то имеешь все шансы испытать это сомнительное удовольствие как минимум дважды.

В здании было тихо. Не знаю, сколько я пробыл без сознания, но все посетители испарились. Свет нигде не горел. Я сел на диван, ощущая себя как никогда уставшим, замерзшим и опустошенным. Но сидеть и ждать смерти было так муторно и противно, что я поднялся, держась за спинку, и на ощупь побрел к выходу. Зачем? Сам не знаю. Меня вела неявная тревога, гнала, как смерть гонит умирающего зверя. Затаиться, спрятаться, сжаться.

Буквально выпал в коридор, в последний момент зацепившись рукой за косяк. Опираясь на стену, тяжело поплелся к лестнице. Я хорошо знал этот клуб — второй в сети моих заведений и неплохо ориентировался здесь. На лестнице меня качнуло так, что я едва не перевалился через перила и не рухнул вниз. Вряд ли это меня бы убило, но ярких ощущений, несомненно добавило бы.

Спустился. Чувствовал себя как зомби (гораздо более мертвым, чем живым), который бездумно стремится к теплому и живому, подволакивая непослушные конечности. Оперся обеими руками на спинку ближайшего дивана, постоял немного и снова поковылял куда-то в темноту. Я шел и шел, почти не чувствуя частей своего тела, но автоматически переставляя ноги, а руками хватаясь то за стены, то за диваны. В зависимости от того, в какую сторону меня качало.

Внезапно уперся в перила. Значит, я дошел до сцены. Сделал несколько неуверенных шагов вдоль нее. Потом подумал, как хороша была бы Инга в своем платье подружки невесты на этой сцене. Как же она хороша. Моя девочка. Моя сладкая ириска.

Приступ накрыл меня сразу же, швырнув на ближайший диван. И снова я прошел все круги ада — оцепенение, удушье и потерю сознания. Когда умирал во второй раз, успел подумать: «боги, пусть этот будет последним».

Но боги были немилостивы. Более того, они оказались крайне жестоки, добавив к моим страданиям еще и галлюцинации. Я слышал Ингу. Сначала как будто вдалеке, сквозь вату и темноту. Потом провал, и ее голос звучит совсем близко. Она говорит такие вещи, которые так хотело бы услышать мое затухающее сознание. Если бы не возвращающаяся резь в пальцах, я бы подумал, что переступил черту и, наконец, отмучился. Но нет.

Ко всему прочему в груди появилась какая-то новая тяжесть, требующая дополнительных усилий для вдоха, так что это получилось у меня не сразу. Но я смог. Больше благодаря тому, что грудная клетка чуть потеплела, запуская слабый ритм сердца. Я чуть шевельнулся, и дышать стало легче. Сознание возвращалось, под закрытые веки пробивался свет. Откуда? Я открыл глаза и уставился в лицо своей галлюцинации.

Инга. Растрепанная, с искусанными губами и заплаканными глазами. Самая красивая на свете, но, черт побери, почему в моем предсмертном видении ей так плохо? Хочу видеть ее радостной… и умереть счастливым самому. Поэтому я попытался улыбнуться и прохрипел:

— Ириска… Потанцуй для меня…

Она замерла, глядя неверяще и взволнованно:

— Мэтт, любимый, скажи, что ты не умираешь!

Ммм…

— Скажи это ещё раз.

Инга посмотрела на меня с тревогой и недоумением, но послушно сказала:

— Мэтт, ты же не умираешь, правда?

Я огорчился:

— Ты пропустила самое важное слово.

— Любимый? — тихо уточнила Инга.

— Скажи!

— Я люблю тебя. Только тебя. И всегда буду любить! Только не умирай больше!

И только тогда я понял, что чувствительность тела вернулась ко мне. Что я ощущаю прикосновения ее рук к своим плечам, округлость ее бедер на своих коленях, ее лицо, склонившееся так близко к моему, что выпавшие из прически локоны щекотят мне щеку.

— Ты правда здесь? — спросил я самое глупое из того, что мог.

— Правда, — всхлипнула Инга тоненько, а потом расплакалась. Прижал ее к себе, и она уткнулась мне в шею, обжигая кожу горячим дыханием и слезами.

— Я думала, что ты умер! — вздрагивая от рыданий, сказала она глухо.

Ну, честно говоря, я и сам так думал.

— Почему ты уехал? Я вышла из дома, а тебя нет.

— Я видел тебя, Ириска. Ты вышла с Сержио. И я решил…

— Давай, мы больше не будем ничего решать, не поговорив друг с другом? — твердо перебила она меня.

— Согласен, — улыбнулся я. Меня начал бить озноб. Но теперь не от холода, а от возвращающегося тепла. Я верил и не верил, что любимая рядом, боялся разжать объятия даже на секунду.

— Ты снова дрожишь! — испуганно вскрикнула Инга.

— Согреваюсь. Все хорошо, милая. Теперь все будут хорошо.

— Обещаешь? — она смотрела мне в глаза без улыбки, очень серьезно и требовательно.

— Обещаю, — произнес я как клятву. И все-таки попросил еще раз, — Ириска, я так часто представлял тебя на этой сцене, в этом платье. Тот танец, с лентами, он такой… твой. Смотрел запись сотни раз и…

— Запись? Какую? — спросила Инга, но я видел, что она догадывается.

— Ту самую, где ты показываешь мне язычок, — усмехнулся я, не испытывая ни капли стыда.

— Я так и знала! — сказала Инга с таким искренним возмущением, что я не удержался, притянул ее к себе и впился в этот желанный, сладкий рот. Несколько упоительных мгновений мы целовались, делясь друг с другом силой и энергией. Я почувствовал, что мой магический резерв снова полон. Потянулся силой к любимой, исцеляя ее искусанные в кровь губы, какие-то царапины, ушибы. Все это я ощущал, как свое. Оставшихся сил с лихвой хватило, чтобы вернуть гибкость пальцам, убрать мучавшую меня боль и согреться. Хотя, последнее, конечно, не моя заслуга.

Наконец, Инга чуть отстранилась и сказала, глядя мне в глаза с лукавой усмешкой:

— Хорошо! Я станцую для тебя.

Сползла с моих коленей, вырвав мученический стон с моих губ, перелезла через перила. Силовой барьер, обычно защищающих танцовщиц, был отключен, поэтому на сцену моя девочка забралась одним упругим движением.

Встала в начальную позу, а потом начала танцевать, запустив в моей голове знакомую мелодию. Плавный прогиб, и мое сердце замирает, серия резких движений вокруг собственной оси, и оно несется вскачь, вырываясь из груди. Любимая была прекрасна. Огненный цветок — изящный, тонкий и пламенный. В какой-то момент на ее ладонях появился настоящий живой огонь, заструился, оставляя за собой горящие в воздухе полосы. Магия послушными лентами изгибалась вслед за движениями ее пластичного тела, окутывая и разлетаясь, поднимаясь и опадая. Самое завораживающее зрелище из всех, что я видел. В этот момент любимая казалась богиней. Прекрасной и недосягаемой.

Я заставил себя сидеть и не двигаться. Исцеленное и согретое тело было полно сил и желания. Самого что ни на есть откровенного и сильного. Но моя нежная девочка заслуживает совсем другого — самого лучшего, самого яркого и самого запоминающегося первого раза.

Глава 23 Инга

Страшно мне не было, но волнительно ужасно. Я вспомнила как отрешена и спокойна была Эстэль в день своей свадьбы, и как меня это тогда удивляло. Так вот. Я оказалась самой что ни на есть типичной невестой — нервной, капризной и дерганной.

Подскочила в пять утра, прокралась на кухню и включила кофемашину, хотя обычно предпочитаю зеленый чай. На запах кофе неминуемо пришла совсем сонная мама, и тут же проснувшийся без нее папа. Последний был абсолютно спокоен. Как удав. Или как ворон. Старые знакомые отца называли его именно так. За ум и непоколебимое спокойствие. Вот и сейчас, папа как ни в чем ни бывало достал сковородку и начал готовить на всех завтрак. Также, как он это делал весь последний месяц, который я прожила в доме родителей. Подумаешь, замуж выходит единственная дочь! Вовсе не повод менять привычки. Мама, конечно, переживала. Иначе не подскочила бы вслед за мной ни свет ни заря.

Залпом выпила кофе, щедро разбавленный молоком, перехватила французские гренки и подскочила, не зная, а что собственно делать дальше. Парикмахер приедет только в одиннадцать, визажист еще через два часа. А сейчас нет и шести, хотя за окном вовсю светит июньское солнце. Господи, чем себя занять на целых пять часов?

Брас задрожал от входящего звонка. Мэтт. Крикнула, что скоро вернусь и унеслась в свою комнату.

— Доброе утро, Ириска, — голос Мэтта был такой мурчащий, такой нежный, а сам он бессовестно красивый. Особенно, когда так улыбается.

— Если ты кому-нибудь будешь так улыбаться, кроме меня — укушу! — буркнула я и сердито нахмурилась, когда он расхохотался.

Не заметила сама, как тоже начала улыбаться, а потом и хихикать.

— Нервничаешь, — сказал он утвердительно.

— А ты нет?

— Еще как! Ты столько раз от меня сбегала, что только усилие воли заставляет меня не дежурить под окнами.

Я благодарно улыбнулась. В детстве Мэтту всегда удавалось поднять мне настроение. К счастью, ничего с тех пор не изменилось.

— Чем занимаешься? — спросила я уже благодушно.

— Представляю наш вечер. Ту часть, в которой мы, наконец, останемся вдвоем.

Я густо покраснела, поняв, о чем он. И не стала признаваться, что тоже жду этого момента с трепетом и легким страхом. Наши поцелуи и ласки в последнее время стали запредельно острыми, едва ли не болезненными. Я видела, как тяжело любимому держать все под контролем. Иногда сдерживать приходилось именно меня. Признаться честно, я искренне не понимала, почему в наш просвещённый век мы должны ждать до свадьбы, но Мэтт был твердо убежден, что так нужно. Соглашалась, чтобы не выглядеть озабоченной нимфеткой.

— Эй, Ириска, не молчи. Расскажи, чем занимаешься сама.

— Жду парикмахера.

— Ты, вроде бы, сказала, что она придет в одиннадцать? — осторожно уточнил любимый.

— Так и есть, — вздохнула я.

— Одевайся, — решительно скомандовал мой жених, — буду через десять минут.

— Эээ, — начала я неуверенно, но по фону на видео уже видела, что Мэтт вышел на улицу.

Быстро нацепила летний сарафан, скатилась по лестнице, заскочила на кухню, где мама практически дремала с чашкой в руке, чмокнула обоих родителей, и, прокричав уже из входного холла, что буду через пару часов, выскочила за дверь. День будет жарким. Я накинула льняной пиджачок поверх легкого голубого сарафана, но понимала, что скорее всего, он мне не пригодится.

Услышала шум двигателя буквально через минуту и вышла за калитку — встречать. Мэтт вышел из машины. Потрясающий, невероятно харизматичный мужчина с повадками крупного хищника. Боги, неужели он мой?

В два крупных шага колдун подошел ко мне и, подхватив за талию, приподнял, жадно целуя. Жар сразу разлился по телу до самых кончиков пальцев, очень захотелось скинуть пиджак и прижаться еще крепче к его сильному твердому телу. Местами слишком твердому, но от этого становилось только жарче.

Несколько минут страстных поцелуев, и я обнаруживаю себя прижатой к дверце машины, обхватившей любимого ногами. Сарафан, естественно, задрался до самых бедер, обнажив голые ноги. И это практически во дворе у родителей. Я, конечно, понимаю, что взрослая женщина, и все такое, но все равно как-то не по себе.

Мэтт почувствовал заминку и сразу остановился, чуть отстранившись. Сползла с него, оправила подол и смущенно улыбнулась:

— Куда мы едем?

— Сюрприз, Ириска. Садись.

По дороге я гадала, куда можно ехать в такое раннее утро, и на ум ничего не приходило. Мэтт на мои расспросы только загадочно улыбался и уверял, что мне понравится.

И мы приехали в крытый аквапарк. Когда я посмотрела на любимого с плохо скрываемым недоумением, он снова рассмеялся:

— Да ладно, Ириска, неужели ты разлюбила горки?

— Нет, но, Мэтт, у меня нет купальника, это раз, и у нас свадьба сегодня, ты не забыл?

— Купальник я взял с собой.

— Откуда у тебя дома женский купальник? — прищурила я глаза.

А он снова развеселился. Чувствую, до вечера этот самоубийца не доживет.

— У меня есть все для тебя, Ириска. Ты еще не видела белье, — лукаво улыбнулся Мэтт, и я не смогла сдержать свою улыбку. Так часто как с ним, я не улыбалась никогда.

Аквапарк был открыт только для нас. В десять придет персонал, но до этого момента мы были предоставлены сами себе. Купальник оказался неожиданно закрытым, но вся равно, любимый не спускал с меня глаз, и практически не отрывал рук. Мы не рискнули включать бани, согреваясь поцелуями, объятиями и адреналином. Время пролетело совершенно незаметно, я едва успела переодеться и подсушить волосы, как приехала администратор, которой Мэтт вернул ключи.

За десять минут между звонком и приездом ко мне, он забрать их не мог, получается, что продумал все заранее, а обставил как спонтанное решение. Но моего настроения это нисколько не ухудшило. Даже наоборот. Я только порадовалась, что Мэтт так тонко меня понимает. Теперь я чувствовала себя спокойной, отдохнувшей и готовой ко всему. Даже к свадьбе!

Дома парикмахер молча перемыла мои спешно высушенные волосы и уложила в максимально естественную прическу, вплетя в нее мелкие белые цветочки, серебряные заколки и жемчуг. Визажист ограничилась очень легким макияжем, а мама и Эстель помогли одеться.

Я позвала девушку единственной подружкой, хотя, конечно, несколько раз задумывалась о Томе. Но как объяснить ей свою внешность, не раскрывая ничьих секретов? Никак. После свадьбы обязательно выйду на связь в чатруме. Узнаю, как у нее дела, и расскажу, что у меня все хорошо.

Платье мы шили не у Эвелин. Что-то нехорошее поднималось со дна души каждый раз, когда я слышала это имя, так что обойдемся без шедевров. Тем более, что наряд мне действительно нравился. Очень легкий, с открытыми плечами, созданный из какой-то современной ткани, вроде моего плащика — не мнется, не марается, прохладная и приятная к телу материя. Фантастика, одним словом.

Передо мной поставили зеркало в полный рост, но я глянула лишь мельком, отметив, что платье сидит чудесно, и прическа мне к лицу. Время, так медленно тянувшееся утром, теперь скакнуло, взбрыкнуло и понеслось. Шумное погружение в машину, мимолетная дорога, загс. Мы не стали выбирать церковный брак, хоть он и имел здесь официальный статус. Но одаренные не верят в человеческих богов, так что смысла в такой церемонии не было.

Мэтт и еще несколько гостей, в том числе Стан, встречали нас у здания загса. Любимый открыл дверцу машины, выпуская меня, и мы оба замерли, разглядывая друг друга. "Две нарядные конфеты", — чуть истерически хихикнула я про себя. Мы оба были в белом, выбрав парные аксессуары одного цвета. В рубашке Мэтта торчал краешек серебристого платка и того же цвета был пояс на брюках и туфли. Мои туфельки тоже были серебристыми, а браслеты, серьги и заколки — серебряными. Платье тоже было расшито серебристыми нитями и мелким жемчугом.

Церемония прошла быстро. Торжественная высокопарная речь, из которой я не запомнила ни слова, росчерк в регистрационной книге и, о боги, я теперь жена! Невероятное ощущение, заставляющее задыхаться от предвкушения и волнения.

Увеличившийся на пару машин картеж благополучно добрался до «Рариты», где нас ждало празднование, танцы и шоу. Я, наконец, познакомилась с отцом и братом Мэтта. Одаренные не так поддерживают родственные связи, как люди, за десятки лет и несколько переездов отдаляясь друг от друга, но праздники традиционно собирают всех знакомых и близких. Невероятная концентрация магии в одном зале.

Шоу программу составляла не я, но судя по номерам, это сделал мой муж. Все поставленные мною танцы один за другим. Нет только одного.

— Тот танец только твой и только для меня, — шепнул любимый, обдав горячим дыханием мой затылок. Волна мелкой дрожи сразу прокатилась от шеи до пальчиков на ногах.

— О чем ты? — спросила я, неумело изображая недоумение.

— О том танце, о котором ты подумала. И о котором теперь думаю я, — голос стал ниже, в нем появились хриплые обволакивающие нотки.

Мы стояли на самом верху — я, облокотившись на спинку дивана, и Мэтт, прижимающийся грудью к моей спине.

— Любимая, нам пора, — сказал он, целуя шею, ушко, висок. Медленно и горячо. И от его касаний, как круги от капель дождя на воде, во все стороны расходились волны тепла.

— Пора, — согласилась я тихо и обернулась к нему. Муж подхватил меня на руки и понес на выход. Нам вслед неслись одобрительные крики и аплодисменты. Спрятала лицо на груди у Мэтта, уткнулась носом в шею, вдыхая морозный свежий запах кожи, и не отрывалась до самой машины.

Мы купили эти апартаменты месяц назад. В тихом фешенебельном районе на левом берегу Влтавы. И в первый раз я с такой продуманной тщательностью обставляла жилье. Каждую картину, каждую статуэтку и коврик я по сто раз мысленно примеряла к месту, прежде чем купить.

Когда мы с родителями переехали в Чехию, у меня появилась первая собственная квартира, но к ней я отнеслась несопоставимо проще. Здесь же мне была важна каждая мелочь, и каждая деталь была значительной.

В последний месяц Мэтт жил в апартаментах один, а я решила перед свадьбой провести как можно больше времени с родителями.

Мэтт внес меня в дом на руках. Не отпуская, скинул свои туфли, сняв один носком другого. Пронес в спальню и там опустил на кровать. Наклонился, чтобы избавить меня от серебряных туфелек, провел рукой от щиколотки к колену по тонкому неощутимому кружеву чулка.

Я лежала на спине, приподнявшись на согнутых локтях, не отрываясь глядя на любимого. Теперь обе его руки скользнули выше по бедру и вернулись обратно к коленям. Я молча наблюдала, затаив дыхание. Мэтт стоял на коленях между моих ног и просто гладил, с каждым витком поднимаясь все выше, пока не коснулся края чулка. Прикосновение его горячих пальцев к обнаженной коже обожгло, и я всхлипнула.

Этот звук словно послужил сигналом. Одним резким движением Мэтт оказался надо мной, накрыл мои губы своими и начал целовать — горячо, но нежно, не углубляя поцелуй, пока я сама не коснулась кончиком языка его губ в желании получить больше. И получила. Его язык тут же атаковал мой рот — исследуя, лаская, требуя. Пальцы забрались вверх по талии и выше, снимая с плеч тонкие лямки платья. Муж оставил мой рот, чтобы согреть каждый сантиметр освобождаемого от одежды тела.

— Сладкая, — то ли простонал, то ли прорычал Мэтт, и я выгнулась, ловя удовольствие даже от звука его голоса. Моя кожа горела от поцелуев, руки блуждали по его спине, мяли тонкую рубашку, которую он бессовестным образом не снял. Желание ощутить его кожей к коже стало невыносимым, и он это почувствовал. Чуть отодвинулся и стянул рубашку через голову, не расстегивая, лишь серебряные запонки отлетели и глухо покатились по полу.

Обнажённые по пояс, мы окунулись в следующую волну желания, оба давно готовые к продолжению, но оба оттягивающие его, получая феерические впечатления уже от этих прикосновений.

Но наступил момент, когда промедление стало болезненным, а желание невыносимым. В голове стоял туман, я чувствовала себя пьяной, хотя не выпила на празднике ни капли алкоголя. В какой-то миг просветления осознала, что вместо платья меня теперь греет горячее тело мужа, и между нами больше нет ни одного препятствия в виде даже того невесомого кружевного изделия, по ошибке названного бельем.

Легкая боль, и рука мужа, легшая мне на живот, чтобы забрать ее. А дальше — чистый незамутненный восторг, ощущения такие пронзительные, что я не могла представить, что может быть еще ярче. Но стало. В один момент томление, что нарастало в моем теле с каждым движением, заполнило сосуд моего удовольствия до кроев и взорвало его миллионами острых, красочных осколков. Я закричала, не совсем понимая, что со мной, и как можно не умереть от таких сумасшедших ощущений.

Пришла в себя не сразу. Осколки еще не все растворились, заставляя мое тело время от времени содрогаться остатками пережитых эмоций.

— Любимая, — прошептал мне Мэтт, перекатываясь так, чтобы я оказалась полулежащей на нем, — я так долго этого ждал. Настолько невыносимо долго, что боюсь, спать я тебе не дам. Совсем.

— До утра? — уточнила я, поднимая руку и начиная вырисовывать круги на его загорелой груди, покрытой выгоревшими волосками.

— Ну, — он сделал вид, что размышляет, потом серьезно сказал, — по моим подсчетам спать тебе не придется недели три.

Я рассмеялась, но тут же охнула, когда Мэтт снова крутанулся, подминая меня под себя и начиная целовать — сначала шею, потом невероятно чувствительное место за ушком, потом губы. Его намерения были тверды во всех смыслах, и во мне мелькнуло сомнение, а были ли его слова шуткой?

Но под утро я все-таки уснула. И даже настойчивые поглаживания и поцелуи не смогли вернуть к жизни мое обессиленное тело. Сквозь дрему услышала громкий разочарованный вздох, успела улыбнуться про себя и провалилась теплый ласковый сон.

Проснулась резко и села, не понимая спросонья, что именно меня разбудило. Мэтта не было, и сердце кольнула тревога. Ровно до того момента, как я услышала звук включаемой в душе воды. Поняла, что любимый встал совсем недавно, и меня выбросило из царства Морфея сразу после его ухода.

Потянулась, ощущая себя вполне отдохнувшей и какой-то необыкновенно умиротворенной. Откинула покрывало и голая прошлепала в ванную. Остановилась на пороге, любуясь поджарым мужским телом, скорее угадываемым, чем видимым за стеклянной перегородкой и потоками воды. Конечно, я присоединилась к купанию. Скользнула к мужу и сразу попала в плен его неутомимо жадных рук и губ. В общем, мы подзадержались с завтраком. Сначала прямо в ванной, потом, когда начали одеваться, еще и в спальне.

Позавтракали в ближайшей кофейне свежими трдельниками с корицей и горячим шоколадом. А потом снова вернулись домой и неспешно занялись сборами к отпуску. К слову сказать, Мэтт действительно закупил мне целый гардероб, так что припасенный чемоданчик пришлось перетряхивать и заполнять новыми вещами. Потом мы снова отвлеклись и чуть не опоздали на самолет. Сборы из неспешных стали судорожными, но к вылету мы, к удивлению, успели.

Томе я позвонила с островов, выловив тот редкий момент, когда Мэтта не было рядом. Не то, чтобы я скрывала, но, боюсь ему бы не слишком понравился наш разговор и то, что для него мне пришлось вновь стать Лексой.

— Сашка! — Томин восторг был таким искренним, что я облегченно выдохнула, радуясь, что не зря все затеяла.

— Как ты, Тома?

— Отлично. Мы с Витей решили поженится. Как бы я хотела увидеть тебя в такой важный день.

— Я пришлю подарок, но приехать не смогу. Я тоже вышла замуж, и муж у меня суровый — не отпустит, — я широко улыбнулась, давая понять, что шучу.

— Мне очень жаль, что я настаивала на твоей встрече с Матиасом, — вдруг серьезно сказала Тома, — ты знаешь, он ведь тоже женился. Буквально пару недель назад. Я видела фотографии в сети.

— Да, я тоже видела, — беспечно отозвалась я, — не переживай. Мой муж красивее, умнее, добрее…

— Ладно-ладно, я поняла, — рассмеялась Тома, — вижу, что ты действительно сияешь.

Мы проговорили еще минут пятнадцать, пока в какой-то момент я не подняла глаза от браса и не увидела, что в дверях стоит Мэтт и рассматривает меня со странным, нечитаемым выражением лица. Как долго он тут? И почему так смотрит? Я торопливо и немного скомкано распрощалась с Тамарой и уставилась на мужа в ответ.

— Мне оставить этот образ? — спросила я немного нервно, и Мэтт ощутимо вздрогнул.

— Нет, — сказал как-то ошарашенно, — нет, — повторил уже уверенно, — твой облик просто напомнил мне те дни, которые я провел в аду.

Он потряс головой, будто желая вытряхнуть из нее неприятные воспоминания, взъерошил светлые волосы и снова посмотрел на меня:

— Я люблю тебя любой, Ириска, но, пожалуйста, стань снова собой.

Я вернула свой облик с легкостью и облегчением, и мой муж тут же шагнул ко мне, сгребая в объятиях и прижимая к яростно бьющемуся в груди сердцу.

Эпилог первый — Стан

Солнце отражалось от снега и било по глазам — слишком яркое, невыносимо слепящее. За два месяца в горах я никак не мог к этому привыкнуть. Каждый раз, выходя из дома, несколько минут стоял, пытаясь проморгаться и приспособить глаза к этой яркости на максимальных настройках.

Вдохнул. Воздух тут просто нереальный. Как родниковая вода — пьешь и не можешь остановиться. Так и здесь — хочется вдыхать его в себя — до головокружения, до разрыва лёгких.

Вид тоже шикарный. Это начинаешь замечать, когда глаза немного привыкают к ослепляющим бликам. Сосны — вековые, припорошенные снегом; горы — бело-стальные — прекрасные в своей монументальности и грозности, озеро — твердое стекло — по крайней мере тот участок, что я очистил от снега. Или правильнее сказать — оплавил?

Я часто вспоминаю Мэтью и, дьявол его забери, завидую этому удачливому придурку! Тому, что не испытывает холода и тому, что снова контролирует свою силу. У меня вот — ни того, ни другого! Я ненавижу зиму, снег, лёд и холод. Я даже белый цвет не выношу! Понимаю красоту, но вовсе не рад наблюдать ее воочию. А вынужден был перебраться в эту ледяную глушь, чтобы ненароком никого не спалить.

А все из-за того, что мне не повезло родиться стихийником. Слабое звено стихийных магов — контроль. При сильных эмоциях магия вырывается из оков, и тогда опасность грозит либо носителю, как в случае с Мэтью, либо окружающим, как в моем.

Поэтому я здесь. Купил этот маленький, но безумно дорогой дом в самом уединенном уголке Альп. Но что делать дальше я не знаю. Такое ощущение, что все становится только хуже.

Эстель. Моё чудо и мое проклятие. Чувства, которые, казалось, я вообще не могу испытывать, внезапно оказались слишком сильными. Непрошенная, нежданная и неотвратимая любовь, будь она не ладна! И к кому? Чужой невесте! И не чьей-то, а Джорджа, моего двоюродного брата и близкого человека.

Я вспомнил свой последний разговор с ним. Мы были в саду дома родителей Эстель, вечером после несостоявшейся свадьбы.

— Повезло мне, — сказал тогда подвыпивший Джордж, закуривая, — некоторые начертанную десятками лет ждут, а мне сама в руки свалилась.

— В каком смысле? — нахмурился я, тогда ещё не разобравшийся толком в своих чувствах.

— Да она на меня практически вешалась, — развязно ухмыльнулся кузен, а я его почти возненавидел. За пренебрежительные слова и похабную ухмылку, — сказала, что я ей привиделся.

— Не понял, — покачал я головой, — она увидела тебя после знакомства по начертанию и сказала это?

— Да не было начертания, — довольно рассмеялся Джордж, — она отказалась от него сама, как стала совершеннолетней.

— Серьезно? — это казалось невероятным. Я сам много лет был в Совете Старших и не знал ни одного подобного случая.

— Абсолютно! — закивал головой Джордж, — влюбилась в меня, как кошка! Вот я и отозвал свой запрос. Зачем ждать неизвестно сколько лет, когда такая горячая штучка рядом?

Он снова пьяно засмеялся, а мне стало противно до отвращения.

— То есть ты не любишь Эстель? — стараясь быть спокойным, уточнил я.

— Люблю, не люблю? Какая разница? Она красивая, способная, сладкая.

Я пытался быть сдержанным. Правда. Понимал, что у парня свадьба сорвалась, что он подозревает в этом меня, что пьян и потому говорит все эти мерзости. Я промолчал. Только глянул предупреждающе.

Однако, у парня тормоза отказали:

— В постели она огонь. Горячая девочка.

— Ты уверен, что мне нужно это знать? — процедил я.

— А что? — фыркнул он, — вижу, ты не отказался бы попробовать.

Тогда я его ударил. Сам не ожидал от себя. Врезал так, что он отлетел и упал, очумело тряся головой. Потом поднялся и двинулся на меня, сжав кулаки. Я молча ждал. Уклонился от первого удара, отбил второй. Я жалел, что начал драку, поэтому сейчас только сдерживал Джорджа, не делая больше попыток атаковать. Однако в какой-то момент Джордж, одержимый мыслью до меня добраться, сумел исхитриться, сделав обманный удар правой, а левой чувствительно заехав мне по скуле. Ударил в ответ на инстинктах, и кузен рухнул — неловко и грузно, как срубленный дуб. Подошёл к нему и проверил. В отключке.

Я не видел его с тех пор. В тот день уехал спасать одного ныне счастливо женатого товарища, который в тот момент пытался прикинуться сосулькой. И не вернулся назад, не желая видеть ни брата, ни его невесту.

Однако, с Эстель мы пересеклись два месяца спустя. На свадьбе того самого товарища и моей крестницы. И все два месяца между этими днями меня мучали приступы неконтролируемой агрессии. Я помнил намеки Мэтью о возможных причинах такой потери контроля, но не верил. Пока не увидел ее на свадьбе. Красивая, изящная и хрупкая словно фарфоровая статуэтка. Как могла эта мягкая и кроткая на вид девушка отказаться от начертания? Да и зачем?

Старался не пересекаться с ней, но каждый раз оказывался рядом. И мой огонь успокаивался, становился ручным и послушным.

Я стоял у самого барьера, но спиной к сцене, высматривая среди танцующих изящную фигурку Эстель. Мэтью подошел ко мне и встал рядом. Если я только пытался найти глазами ту, о ком так часто думал, то ледяной маг со своей глаз не спускал. Ну что ж, она ему дорого досталась. Пусть бережет. _К_н_и_г_о_е_д_._н_е_т_

— Тебе нужно поговорить с Катериной, — сказал Мэтью, по-прежнему не глядя на меня.

— Это еще зачем? — вполне натурально удивился я.

Мэтью вздохнул:

— Ты помог мне, Стан. И тогда, когда рассказал, кто такая Александра Еремеева на самом деле, и тогда, когда привез Ингу в "Фаворит". Я… не хочу быть должным. Поэтому, тебе нужно спросить у Катерины насчет проклятия.

— Какого дьявола, Мэтью? Что ты несешь? Какое еше проклятие?!

— Не ори на меня, — усмехнулся колдун, — и не говори, что у тебя нет проблем, и ты все контролируешь.

Я уставился на него, яростно сверля глазами, но Мэтью все также смотрел только на жену. А потом оттолкнулся от перил руками и в один шаг оказался около Инги, закружив ее в танце. Крестница счастливо рассмеялась, и я улыбнулся тоже. Искренне рад за девочку. И за блондинистого придурка я тоже рад. Последний махнул куда-то рукой, и я проследил за его жестом. Катерина. Ну что ж.

Мать Инги стояла одна. Юная и прекрасная, как и все одаренные. Когда-то я хотел ее себе. Она была свободной и обреченной на смерть. Я помог ей, а она меня, судя по всему, прокляла. Вот же дьявол.

— Скажи, Катерина, — начал я, внимательно следя за ее реакцией, — о каком проклятии толкует Мэтью?

— О, — она мгновенно стала выглядеть настолько виноватой, что сомнений быть не могло, — Стан, прости… Наверное, я действительно сделала это.

— Сделала — что?

— Наложила проклятие, — сказала девушка, с грустью глядя на меня.

— Наложила на меня проклятие? — я закричал, и за спиной Катерины тут же нарисовался Ворон. Положил ей руки на плечи, и она прижала их своими ладонями.

— Считаешь, ты не заслуживал? — холодно спросил муж Катерины, показывая, что в курсе того, о чем мы говорим.

— Да вы оба сдурели, — я помотал головой, — и чем жы ты меня прокляла?

— Я не помню подробностей, — Катерина беспомощно оглянулась на мужа, — но что-то вроде неразделенной любви. Та, кого ты полюбишь, не сможет полюбить тебя в ответ…

— Да ладно! А чего сразу не пожелала сдохнуть?

— Не перегибай! — рыкнул Ворон и переместился, задвинув жену за спину. Можно подумать, я собирался на нее кидаться!

Я засунул руки в волосы и дернул пряди, желая болью прояснить голову. Что мы имеем? Меня прокляла самая сильная колдунья современности. Что это значит? А это значит, что мне хана!

— И это плата за мою помощь, Катерина? — спросил я глухо.

— Стан! Ты не понимаешь! Я тогда была не человеком, и не одаренной даже! Каким-то сверхсуществом — всемогущим и всевидящим. Это оно наказало всех причастных! Если помнишь, остальные Старшие вообще лишились магии! Как там звали эту блондинку? Насколько я знаю, у нее из-за этого крыша поехала!

Катерина поднырнула под руку мужа и теперь стояла рядом, прижавшись к нему в поисках поддержки. Ворон смотрел предупреждающе.

— Ты права, — бесцветно выдавил я, — я заслужил.

Развернулся и пошел прочь. Сам не заметил, как снова оказался рядом с Эстель. Как же она прекрасна. Тонкие черты лица наполнены неземным светом, локоны выбились из прически и теперь ластятся к высоким скулам и бледным щечкам. Она поправляет их и поворачивается ко мне, почувствовав взгляд. Смотрит серьезно и спокойно.

— Как дела у Джорджа? — спросил я как можно небрежнее.

— У него и спросите, — Эстель чуть усмехнулась, и я внезапно понял, что девушка далеко не такая кроткая, как мне показалось ранее.

— Спрошу, — я тоже искривил губы, заметив, что на ее пальце нет кольца. Может все-таки произошла ошибка и проклятие не подействовало? — свадьбу отменили?

— Перенесли, — ласково улыбнулась Эстель, наблюдая, как меняется выражение моего лица, — на осень. Думаю, середина осени — не менее прекрасное время, чем середина весны, не находите?

— Не нахожу, — рычащие нотки в голове появляются сами собой, огонь уже струится по венам, грозя вырваться и спалить что-нибудь, или не приведи Один, кого-нибудь.

— Ну, а мне нравится, — Эстель явно веселится, а я не могу понять причину этого, — боюсь, что в этот раз свадьба пройдет в очень-очень узком кругу. Во избежание.

Вот оно что. Догадывается, кто стал причиной срыва, но напрямую сказать не может. Моя вина так и не была доказана. Как и умысел.

— Ну, счастливой семейной жизни, — хрипло бросил я, и отошел от нее, призывая все силы, чтобы удержать огненную стихию в узде.

Вот стоило вспомнить об этом, как в моей новой снежной реальности пламя все-таки вырвалось из под контроля, испаряя снег и выжигая землю под ним. Трава-то уничтожена давно, а снег упрямо падает свежий. Мне стало немного легче, но это ненадолго. Время между приступами неумолимо сокращается. Что ждет меня в будущем? Этот дом на краю света до конца моих дней? Или я спалю и его? Нужно что-то решать.

Прерывая мои невеселые мысли, на запястье завибрировал брас. Я принял вызов, устало разглядывая виновницу моих мучений. Ну, вернее, первоисточник.

— Стан, — выдохнула Катерина, глядя на меня едва ли не с жалостью, — здравствуй…

Да уж, видок у меня несколько одичавший. На усы, бороду и волосы уже намерзли сосульки, огромный колючий шарф, меховая шапка. Но даже в них мне холодно.

— Здравствуй, Катерина, — сказал я спокойно, — ты что-то хотела?

— Да… помнишь, книгу, которую ты мне подарил? Книгу рода огненной Лилии?

— Помню, — равнодушно ответил я, не понимая, при чем здесь какая-та древняя рукопись.

— Там есть решение, Стан. Не нивелировать проклятие, но смягчить или поставить условие отмены. Возможны оба варианта.

— Как это? — спросил я, мгновенно оживляясь.

— Если получится смягчить, то возможно, ты сможешь контролироваться магию.

— А чувства?

— Стан… Это твои чувства. они появились не вследствие проклятия. Я не смогу повлиять на них.

— Понял, — мрачно сказал я, — чувства останутся, и с ума меня сведет не магия, а мысли о том, как любимая девушка занимается сексом с моим братом. Круто. Второй вариант?

— Если зададим условие отмены, то проклятие снимется, и девушка сможет полюбить тебя.

— Я согласен, — мгновенно отреагировал я, — что для этого нужно?

— Все не так просто, Стан, — на изображении браса было видно, как Катерина кусает губу в сомнении, — проклятие на крови, может снять только одно условие.

— И какое? — я напрягся в ожидании ответа. И не зря.

— Жертва, Стан. Нужна будет жертва.

Эпилог второй — Сержио

Утром, спустившись к завтраку на кухню, я нашел на столе письмо. Совет Старших всегда отличался приверженностью к традициям, и современные удобные технологии доставки корреспонденции совсем не повод для них что-то менять в устоявшемся порядке вещей. Поэтому официальные письма всегда доставляются так — на специальной бумаге, в запечатанном и зачарованном на адресата конверте.

Я хмыкнул, беря письмо со стола. Понятия не имею, что там может быть. Разве что приглашение на осенний бал равноденствия. Да и то — вряд ли. Бал по приглашению посещают только готовящиеся к представлению сообществу. Остальные — по велению души.

Аккуратно оборвал край и достал сложенный вдвое хрустящий лист. Начал читать, и по мере чтения раздражение начало закипать во мне все яростнее. Это что, шутка такая? Не смешно!

«Совет Старших Романских Государств уведомляет одаренного Сержио дел Пискапо, что его заявка на подбор начертанной пары одобрена и исполнена.

Ваша начертанная — Елизавета Воронина, проживающая в Российской Федерации, в городе Красноярск, в известность поставлена и ожидает увидеть вас на празднике своего совершеннолетия…»

Далее шла дата — примерно через месяц и подписи членов Совета. Увидел в списке имя отца и сразу набрал его.

— Я получил письмо, — сказал я сразу после приветствия, ни голосом, ни тоном не выдавая своего раздражения.

— Какой письмо, сын?

В голосе отца было спокойное удивление ни в чем не виновного человека.

— Письмо о своем начертании.

— Ты подал заявку?

— Нет.

— Это шутка такая, сын? — спросил отец, озвучив мои недавние мысли. Значит, не шутка.

— К сожалению, нет. Письмо вполне официальное. И под ним твоя подпись, — я не смог сдержать легкой язвительности.

Антонио помолчал. Я видел, что он хмурится, размышляя.

— Давай сначала. Когда ты получил сообщение?

— Сегодня, только что.

— Зачитай.

Я терпеливо прочитал вслух все сообщение, даже имена всех подписавшихся.

— Я разберусь. Перезвоню.

Отец отключился, а я сделал себе двойной эспрессо. Выпил в один глоток, но спокойнее мне не стало. Подумать только — начертанная. Да я еще от прошлого начертания не отошел! И в мыслях не было подавать заявку. Вообще, никогда.

Я довольно тяжело перенес ситуацию с Ингой. Не могу сказать, что полюбил девушку, но знаю, что был очень близок. Было время, когда всерьез задумывался, а не наплевать ли мне на свои принципы и не внушить ей чувства ко мне? Хорошо, что смог удержаться. Со временем я бы проклял самого себя за такое решение, да и смерть ее истинного начертанного была бы на моей совести.

Но Инга снилась мне до сих пор, причем вовсе не в эротических сновидениях. Нет, мне снилась семья, ребёнок у меня на руках, обнимающий тонкими ручонками шею, смех жены — искренний и радостный. Я просыпался со счастливой улыбкой, которая быстро сползала от осознания серой действительности.

И вот такая насмешка — новое начертание. Устав ждать ответа от отца, я достал лист со своей гербовой печатью и сел писать отказ. Дописал, глянул на резкие четкие буквы и замер. Я вспомнил Ингу, от которой точно также отказался начертанный в день ее совершеннолетия. И пусть он сделал это грязно и грубо, но факт остается фактом — я поступаю практически также.

Брас завибрировал, и я с трудом оторвался от созерцания собственных слов.

— Ситуация очень странная, сын, — даже мой непоколебимый родитель выглядел порядком изумленным, — девушка действительно выбрана в твои начертанные несмотря на отсутствие твоей заявки.

— Такое возможно?

— Нет.

Кратко и емко. И смысла спрашивать, как тогда это произошло — не было.

— Что собираешься делать, сын?

Я посмотрел на готовый отказ.

— Приму решение сегодня.

— Жду.

Я попрощался и отключился. Внезапно меня окатило озарением. Инга! Ее ладошка, зажимающая мою руку и предсказание в ней. Я в тот момент плохо осознавал происходящее, занимаясь построением стремительно рушащегося самоконтроля.

— Что это? — спросил я тогда, стараясь придать голосу спокойствия, которого не испытывал.

— Это пожелание, Сержио. Которое сбудется очень-очень скоро. Не позже, чем к новому году.

Инга смотрела на меня с искренней симпатией, которая, однако, так и не перерастет в нечто большее.

— И что случится? — спросил я, рассматривая ее. Такая близкая и желанная, но уже стремительно отдаляющаяся.

— Ты найдешь свою любимую.

— Вот как? А мне казалось, что уже нашел.

— Нет, Сержио, ещё не нашел, но, обещаю, что ты будешь счастлив.

Я забыл об этом разговоре, слишком поглощенный своими переживаниями, да беспокойством за Эстель. Но другого объяснения у меня не было. Как не было и четкого понимания, что делать дальше тоже.

Хотя я понимал, что обманываю самого себя. Скомкал гербовую бумагу с резкими и ненужными словами и включил брас в режиме заметок:

— Курсы русского языка — это раз.

Чешский я уже знал, выучив язык перед поездкой в Прагу. Русский из той же группы славянских языков, хотя и считается более сложным. Но для одаренного выучить любой язык дело не более, чем двух недель.

— Запрос в Совет по данным о начертанной — это два. Билеты, гостиница — это три. И, конечно, нужен подарок к такому событию.

Внезапно пришло осознание, что я поступаю правильно и что в моей жизни еще будут и радостный смех любимой женщины, и теплые маленькие ручки на шее.

Эпилог третий и последний — Мэтт

Восемь лет спустя.

Я боялся. Мерил шагами пространство перед кабинетом для рожениц в маленькой частной клинике Праги и практически паниковал. Меня попросили выйти на пять минут. Только пять, а потом я вернусь — закончили они или нет. Дело не в том, что Инга стесняется меня, просто врачам так удобнее. А мне меньше всего есть дела до их удобства. Но любимая попросила, и я вышел.

Посмотрел на часы. Еще две чертовых невыносимо долгих минуты без моей девочки. И ей там больно. В который раз вознес хвалу богам за то, что я целитель. Потерпи, Ириска. Я вернусь через полторы минуты, и все будет хорошо.

Дождался, когда секундная стрелка отмерит последнюю из трёхста секунд, и без промедления открыл дверь.