Глава 2. Пятерней об пол

За ширмой карликовых берез, где даже луна не тревожила сумерки, Рина почувствовала себя спокойнее. Большое счастье, что они с Альбертом не наткнулись на фосфорную Собирашку, хотя, вполне возможно, она перестала светиться, находясь все время в пещере, а не на солнце, благодаря которому накапливала свет.

Пару драгоценных минут Рина пыталась отдышаться и ярко ощущала, как легкие заполняет запах сена, аромат полыни и хвои, такой приятный после пещерной сырости. Глаза не сразу привыкли к полумраку, наступившему слишком быстро из-за туч, и найти спрятанный в кустах у перекрестка велосипед оказалось не такой уж простой задачей.

Рина и Альберт боялись пользоваться фонариком и сто раз прошли бы мимо, даже не смотря на помощь Проводника, но велосипед сам выехал им навстречу. Альберт шарахнулся при виде него: он уже привык к Собирашкам, но живые вещи до сих пор вводили его в ступор, потому что с ними он дела не имел. Рина придержала брата за плечо.

– Все в порядке, – сказала она и обратилась к велосипеду: – Здравствуйте! Большое спасибо, что вы за нами приехали! Я Рина, Семнадцатая Странница, а это Альберт – мой младший брат.

– Здрасьте, – сконфуженно буркнул тот, куда-то подевав всю свою знаменитую харизму.

Велосипед целую минуту стоял неподвижно, прежде чем коротко мигнул им фонариком вместо приветствия.

– Только не надо светить! – испугался Альберт. – Собирашки увидят!

– Вы, наверное, очень удивились, что нас двое? – предположила Рина. – Я сумела снова стать человеком, и вы скоро тоже сможете.

Велосипед был непонятного в темноте цвета, с толстой рамой и мягким сиденьем, на котором еще сохранились прочитанные пальцами узоры вышивки. Рина с тоской подумала о Климе, но тут же взбодрилась – теперь она знает, как его спасти! Хотя бы его… И родителей конечно!

К рулю крепилась коробка, где лежали под нелепой кружевной салфеточкой – словно это была корзина для пикника – стопки консервных банок и полезные в дороге инструменты, а к багажнику приторочили большой мешок, обвязанный бечевкой.

На этот раз для ответа велосипед использовал клаксон, гудок которого заставил Альберта подпрыгнуть, а Рину улыбнуться. Встреча с живыми вещами в ночи кого угодно могла напугать, но у Рины велосипеды до сих пор ассоциировались только с хорошим – Клим, почтальон, привезший ей посылку, дождевик и мороженое, потная спина Дженара, когда он буксировал Рину в гору.

– Мы нашли способ снять проклятие без запуска Ветродуя, – сказала она. – И нам очень нужна ваша помощь, чтобы закончить это дело. Я знаю, что король отправил вас, чтобы доставить Альберта во дворец, но вы можете отвезти нас в другое место? К Соленому озеру возле Крестоля? Тут недалеко.

Велосипед снова издал короткий гудок, и Рина приняла это за согласие.

– Отлично, спасибо!

– Это все очень странно выглядит со стороны, – пробормотал за ее спиной Альберт, слегка отошедший от шока. – Очень-очень странно.

Рина уже по-хозяйски отвязывала мешок от багажника, чтобы изучить его содержимое и соорудить второе сиденье. В мешке находился аккуратно сложенный нарядный костюмчик из толстой шерсти – в самый раз Альберту – и куртка к нему, но брат решительно помотал головой на вопрос Рины, будет ли он переодеваться.

– Мне и так нормально, мои вещи точно теплее и не промокают. Затылком чую дождь.

Рина втянула носом парной, несмотря на прохладу, воздух и еще глубже зарылась в мешок.

– Ты прав. А дождевика тут нет… Только спальник и одеяло. И то неплохо!

Она быстро сложила из них мягкое сиденье, которое сунула в мешок, и снова прикрепила к багажнику. Оставила только ботинки.

– Лучше ты возьми, – отмахнулся от них Альберт. – Мне и так нормально, а у тебя нога болит.

– Я не могу, они твои. – Рина протянула обувь брату. – Ты обязательно должен их надеть. Это что-то вроде традиции на удачу. Никто не может пройти за тебя твой путь и все такое. Если откажешься, быть беде.

Это сработало, и Альберт переобулся в удобную пару подбитых мехом ботинок на толстой подошве. Если придется снова уносить ноги от Собирашек, это может его спасти, а Рина вряд ли будет способна бегать в ближайшее время с такой-то ногой. После рывка из пещеры порез пульсировал болью, и наступать на него было сродни хождению по углям.

Брат не изъявил ни малейшего желания сесть за руль велосипеда, хотя в обычное время не унялся бы, не отняв у Рины бразды правления. Вместо этого он покорно и с опаской забрался на багажник позади нее.

Некоторое время ехали молча, минуя завалы вдоль дороги и тревожно прислушиваясь, нет ли погони. Из-за туч небо схлопнулось до темноты так стремительно, словно мир был раковиной, из которой вынули жемчужину-солнце и вновь закрыли створки, но они сомкнулись неплотно, и на горизонте осталась видна волнистая кайма чуть подсвеченных облаков, нанизанных на пики тонких, лысых на макушках, сосен.

Только когда пещера скрылась из виду, Альберт перестал напряженно оборачиваться каждые пару секунд, а велосипед решился включить фонарик. Рина тоже немного расслабилась и ощутила голод, так что потянулась к корзине, где, помимо банок, лежали завернутые в еще одну нелепую кружевную салфетку столовые приборы. Рина вскрыла наугад одну из банок, принюхалась – кажется, фасоль – и протянула вместе с ложкой Альберту. Позади тут же раздалось довольное чавканье.

– Это чудовищно вкусно! – выдал брат с набитым ртом. – Ненавижу бобы, но так вкусно! Я пока тебя ждал, пил только яблочный компот. Чуть не разлюбил яблоки из-за этого!

Рина тихо рассмеялась, открывая банку для себя.

– Да уж, это было бы трагедией – Альберт Шегри, разлюбивший яблоки.

– У меня просто море вопросов, так что, если не хочешь потонуть в них, я жду объяснений! – Брат заметно оживился и теперь гораздо больше походил на себя прежнего. Рине всегда не нравилось, что он шумный и приставучий, но теперь она поняла, что лучше уж пусть он будет противной ириской, чем тихим и послушным ребенком, каким его сделали два дня в логове Собирашек. – Рассказывай во всех подробностях! С самого начала!

– Во всех подробностях, конечно, не получится, – с трудом проговорила Рина, наконец-то ухитрившись сунуть в рот горстку сильно пересоленных склизковатых бобов, норовивших соскользнуть с вилки. – Но самое основное я тебе успею рассказать, пока мы доедем.

Она начала с пробуждения возле Букашки и как раз дошла до момента входа в Ветродуй, когда на них обрушился холодный осенний дождь. Точнее говоря, чувство было такое, словно они въехали в этот дождь, миновав границу, за которой тучи еще крепились.

– Вот же! – выдохнула Рина, съежившись и торопливо пытаясь нащупать позади себя капюшон, но на куртке его не было.

– Дай мне ножик! – попросил Альберт.

– Зачем он тебе сейчас?

– Да просто дай! Надо!

Понять, что именно затеял брат, Рина не смогла – дождь заливал лицо, и приходилось держать одну руку козырьком перед глазами, а другой прикрывать голову.

Впереди почти ничего не было видно, только блестели в свете велосипедного фонарика дорога и кусты дикой вишни. Тяжелые капли разбивались о руль и раму, отскакивая от них порой с такой силой, что попадали в опущенное лицо, отчего казалось, что дождь идет сразу со всех сторон.

– Убери руку! – сказал Альберт, отпихнув ладонь, которую сестра держала над макушкой.

В следующую секунду на голову ей натянули что-то, от чего стало совсем темно.

– Что это? – Рина приподняла со лба кусок все той же грубой материи, из коей были сделаны ее и Альберта куртки.

– Я отрезал от рукава лишнюю длину и связал кончик шнурком, – гордо заявил Альберт. – Это вроде как шапка. Здорово я придумал, а?

Рина рассмеялась, неожиданно сильно обрадовавшись этой мелочи.

– Спасибо, Альберт! Ты молодец!

Колеса тихо шуршали по волглым листьям. Крупные капли постепенно сменились крохотными, словно кто-то нажимал на тучу, как на здоровенный флакон духов, и оттуда летели мелкие брызги, сливавшиеся в туман. Все виды дождя атаковали брезентовую ткань курток, штанов и самодельных шапок, и вскоре она начала поддаваться, пропитываясь влагой и вызывая во всем теле дрожь.

– Надо найти какую-нибудь пещеру и разжечь костер! – попытался Альберт взять инициативу в свои руки. – У нас есть искродел!

– Сомневаюсь, что в округе полно годных пещер и сухих дров, – возразила Рина. – Мы скорее заблудимся и окончательно замерзнем, если сойдем с дороги. А еще зверья дикого полно развелось. До города осталось недалеко. Проще найти убежище там.

– Будем искать мертвый дом?

– Какой получится. Главное, чтобы внутри не было Собирашек.

Вскоре морось утихла настолько, что дорогу стало видно на десяток метров вперед, но едва она поднялась в гору, как велосипед выключил фонарик. Это могло означать только одно – Крестоль уже близко.

Ночь оставила от городка лишь несколько бледно-желтых пятнышек, едва различимых в темноте, но зато можно было не обходить его стороной, а проехать к Соленому озеру напрямую. Для Рины, ее больной ноги и уставшего тела это было настоящим спасением.

– Я думаю, почти все здешние Собирашки сейчас возле Ветродуя, – сказала она, чтобы подбодрить брата и себя заодно. – В городе должно быть безопасно. А даже если нет, в темноте нас не видно.

– Угу. – Альберт затравленно озирался по сторонам, выискивая в абрисах домов подозрительное движение.

Плотные ряды деревьев мешали разграничивать небо и землю. И все же, если приглядеться, в этой кальке мрака прорисовывались силуэты. Глаза, которые еще недавно слепил свет фонарика и влага, отражавшая этот свет, привыкали к его отсутствию, и мир переставал быть одномерным. А через пару улиц над крышами невысоких домов появилось оранжевое марево, и Рина попросила велосипед подъехать ближе.

– Зачем нам туда? – испугался Альберт. – Ты с ума сошла?! Нас могут увидеть!

– Мы не будем подъезжать совсем близко, – объяснила Рина. – Я просто хочу посмотреть, что это такое. Весь город стоит без света, а там он почему-то есть…

– Вот уж насколько я любопытней тебя, и то мне сейчас это не особо интересно! А вдруг это Собирашка, которая коллекционирует фонарики, а? Хоть одна должна была до такого додуматься!

– Если бы это была Собирашка, свет бы перемещался или как-то мерцал, но он горит ровно. Да и все Собирашки Крестоля маленькие. Ни одна не смогла бы создать такое свечение.

– Думаешь, это дом?

– Я на это очень надеюсь. – Рина зябко поежилась. – Я замерзла, ты наверняка тоже. Нам надо где-то согреться и переночевать. Мы не сможем развести костер из-за сырости и Собирашек, так что нам нужны живые дома.

– Но ты говорила, они опасны!

– Мне кажется, они не станут нас трогать. Нас двое обычных людей, чего не случалось ни разу за все двести лет проклятия. Уже один этот факт убедит остальных в том, что мы сумеем их освободить.

– Ну ладно, – буркнул Альберт и очень нехотя слез с велосипеда вслед за Риной, когда они остановились возле здания, увитого хмелем.

Дальше, за поворотом, улица выходила на ярко освещенный участок, где Рина очень надеялась отыскать дом, который каким-то чудом сумел уберечься от Собирашек, иначе с какой стати только в одном месте фонари остались нетронутыми? А если кто-то сумел отбиться, значит, не спит, и у него можно не только переночевать, но и разузнать много полезного.

Она скользнула в узкое междудомие, заросшее сухими лозами, и кое-как продралась через них к выходу на улицу, откуда можно было тайком изучить окружающее пространство.

Сквозь паутину хмеля стало видно, что вся улица освещена одним-единственным зданием – двухэтажным домом с кирпичным бело-красным цоколем, похожим на фартук бабули Наты, и деревянным верхом. Наверное, это была одна из старинных построек основателей города. Такие обычно укрепляли у фундамента, чтобы дождь и талые воды не размывали дубовые опоры, а верх оставляли прежним, чтобы подчеркнуть солидный возраст дома.

Главный – если не единственный – вход вел прямиком на улицу. Никаких тебе заборчиков и внутреннего двора, и никаких украшений на фасаде. Рина разглядела только пару витражных полукругов на чердаке, странно смотревшихся на фоне старого дерева. Но эта странность в доме была наименьшей из всех. Среди разгромленных и разграбленных соседей он выделялся не столько своей целостью, сколько тем, что был со всех сторон освещен фонарями и фонариками, отдельными лампочками и гирляндами. Словно праздничная скульптура в Светлый день, когда солнце на севере Хайзе почти не заходит за горизонт даже ночью.

Но этот дом не был бы таким ярким, если бы не другая диковинка – коллекция разнообразных зеркал, коими стены и крыша были облеплены со всех сторон, словно блестящими чешуйками разной величины. Причем среди них лишь малое количество оказалось настоящими зеркалами. Большую часть защитной «кольчуги» составляли металлические листы, сковородки, которые кто-то усердно натирал, чтобы придать им отражательные свойства, крышки от кастрюль, серебряные подносы и блюдца, стеклянные дверки буфетов и шкафов, покрытые с внутренней стороны чем-то серебристым – металлом, фольгой или напылением, тут Рина могла только гадать – и тоже превращенные в щиты от Собирашек. Зеркальные поверхности многократно усиливали свет фонарей, установленных наверняка для того, чтобы кудесники и во тьме ночной пугались своих отражений и избегали этого дома.

– Он точно не спит! – сказала Рина Альберту, который поднырнул под ее рукой, придерживавшей сухие и сильно шуршащие, несмотря на дождь, лозы. – Там можно заночевать, если договоримся с хозяевами.

– Ты уверена? В окнах свет не горит…

– Да это потому, что все светильники снаружи для защиты. – Рина прислушалась, присмотрелась к улице. – Кажется, тихо. Давай, бежим к дому!

Она выпуталась из сети хмеля, помогла освободиться велосипеду и побежала по мокрой брусчатке, прихрамывая, чтобы поберечь больную ногу. Альберт не отставал ни на шаг и умудрялся при этом так вертеть головой по сторонам, глядя куда угодно, только не перед собой, что лишь чудом не состряпал себе помидорный нос, грохнувшись по дороге.

Входная дверь встретила их срединной частью трельяжного зеркала – оно крепилось к деревянному полотну и закрывало вход почти целиком. Рина увидела свое испуганное отражение – чумазая хромая девочка с налипшими на щеки мокрыми волосами, бесформенным кулем на голове и в одежде, которая шла ей примерно так же, как швабре картофельный мешок. Альберт выглядел не лучше, и Рина то ли от нервов, то ли от того, что правда было невыносимо смешно, расхохоталась во весь голос.

– Эй! – дернул ее за рукав Альберт. – Нашла время!

– Добрый день! – сказала Рина зеркалу-двери, осторожно постучав. – Меня зовут Катрина Шегри, а это мой брат Альберт. Мы Семнадцатая и Восемнадцатый Виндеры, и мы нашли способ снять проклятие. Можем ли мы попросить у вас убежища на ночь?

Трельяжное зеркало зашевелилось. Видимо, его крепление каким-то образом мешало открыть дверь. Альберт снова стал вертеть головой по сторонам, словно бешеная птица, глядя то на вход, то на улицу позади них.

Наконец зеркало сдвинулось, но не целиком, а ровно настолько, чтобы внутрь могли протиснуться два тощих и желательно голых ребенка.

Рина не сразу осмелилась войти в темноту. Словно угадав ее мысли, одна из лампочек на солнечной зарядке сорвалась с крыши и спустилась вниз, осветив полумрак прихожей.

– Идем! – Рина потянула за собой оцепеневшего Альберта, который, кажется, всерьез раздумывал, не лучше ли провести эту ночь в компании Собирашек: от них хотя бы знаешь, чего ждать.

– Это потрясающе, что вы сумели сохранить дом в таких тяжелых условиях, – сказала Рина, оглядывая классический интерьер с обилием напольных ковров, хрустальных люстр, из коих, похоже, были выкручены все лампочки, и резной деревянной мебели. – Ваш город совсем небольшой, но в нем было столько Собирашек, что выстоять против них – это просто чудо какое-то. Спасибо большое, что впустили нас! Нам очень нужно обсохнуть и поспать, чтобы отправиться дальше. Мы промокли, а ночами холодно. Завтра утром пойдем к озеру, чтобы освободить человека, который расколдует Собирашек. После этого станет относительно безопасно и можно будет снять проклятие со всех остальных людей.

Вы не подскажете нам, как перебраться на островок посреди озера? Тут же есть лодочные сараи? Или, может, работает какой-нибудь паром до сих пор? Или оно обмелело настолько, что реально и вброд перейти? В крайнем случае, конечно, попробуем плот связать из каких-нибудь бревен. Нам сейчас пригодился бы любой совет.

Рина, наконец, замолчала, давая хозяину возможность ответить, но то ли вопросов оказалось слишком много, то ли ответов у него не было, лампочка, зависшая в воздухе посреди комнаты, не шевельнулась.

«Похоже, новости его шокировали», – подумала Рина.

– Как вас зовут? – спросил Альберт спустя полминуты неловкого молчания.

Лампочка осторожно опустилась на рассохшийся от времени деревянный пол. Свет про явил толстый слой пыли, на котором подлетевшая кисточка – самая обычная кисточка для рисования – прочертила глянцевые бороздки скрытого под пылью лака, и из них сложились корявые разновеликие слова:

«Здарова я Миколашка подите в гостиную там камин обсохнити».

Рина и Альберт недоуменно переглянулись, но тут лампочка снова поднялась и повела их в комнату, где возле большого стола напротив камина стояли полукругом три дивана с расползшимися от времени накидками.

Лампочка легла в этот раз на стол, и вновь слой пыли оказался виден, и на нем кисточка вывела:

«Притащите дров снаружи я все стопил тута мебель ломать не буду хозяйва заругаюца».

– А вы тут один? – спросила Рина, оглядываясь по сторонам. – Или хозяева тоже дома?

Лампочка переехала на пол, и кисть завозилась в пыли на ковре.

«Я один хозяйва в путешествии а мамака на ночь ушла в санаторий полы мыть».

– Миколашка, так ты ребенок, да? – оживился Альберт. – Сколько тебе лет было, когда ты стал домом?

Вместо ответа на пол рядом с лампочкой шлепнулась перчатка, потом поднялась и шлепнулась снова, взметнув облачко пыли, но в этот раз два пальца у нее были загнуты. Проще было бы написать цифру, но, видно, Миколашке казалось куда веселее или просто привычнее показывать на пальцах.

– Восемь лет! – ахнула Рина. – Тебе всего восемь лет, и ты тут столько времени один да еще и умудрился дом сохранить?

Лампочка переместилась левее, и кисточка вновь принялась за работу, рисуя кривые буквы.

«Ежли дом разворуют где мы с мамакой жыть будем и работать? А грязно тут не патаму што я бардашный это я нарошно не убираю хозяйва приедут и им работники будут нужны для уборки а так еще выгонют нас с мамакой».

– С ума сойти, – выдохнула Рина, сев и почти до пола провалившись в скрипучий диван с проржавелыми пружинами. – Из всего города остался целым единственный дом, а в нем – ребенок! Да еще и один-одинешенек!

– А что ты так удивляешься? – нахмурился Альберт. – Мы вообще-то тоже не особо взрослые, но выживаем как-то. Миколашка, а где все остальные работники? Дворецкий там, кухарка. Они спят?

– Скорее всего, его мама и есть кухарка, – ответила за Миколашку Рина. – Это не такой большой дом, чтобы тут был дворецкий и куча другой прислуги. Наверняка здесь только наемные работники, которые приходят на пару часов в день. Маму Миколашки, должно быть, попросили присмотреть за домом, пока хозяева в отъезде, а она ночами подрабатывает в санатории на берегу озера. Поэтому в ночь проклятия Миколашка в доме остался один.

«Да, – согласился тот, – я и один упрявляюся харошо».

– Это, по-моему, не самое умное решение – оставлять ребенка стеречь дом ночью одного, – сказал Альберт. – Но ты молодчина, братец, отлично справился!

– И не говори! – поддержала Рина. – Миколашка, а давно ты видел кудесников? В смысле, эти штуковины, которые грабят дома?

«Дня три не видать». – Цифра снова была отпечатана с помощью перчатки с двумя загнутыми пальцами.

– Отлично! Идем за дровами, Альберт!

Им удалось найти немного сухих веток под козырьком разрушенного дома и принести пару отломанных от пристроек дверей, а еще того самого хмеля для растопки. Альберт прогнал Рину от камина и занялся им сам с помощью Миколашки, вселившегося в искродел, а Рине велено было готовить ужин, то есть раскладывать на протертом столе открытые банки с консервами.

В плошках под скатами крыш собралась дождевая вода, которую вскипятили. Из части сделали бульон для ухи, другую выпили вместо чая. Пока ужинали, рассказали Миколашке все, что могли, о снятии проклятия.

– Но тебе лучше не освобождаться раньше времени, – предупредила его Рина. – Подожди немного, пока мы разберемся с кудесниками, иначе можешь стать их добычей.

Но Миколашка и без того не спешил становиться человеком.

«Я в таком виде ловчее управляюсь, – объяснил он. – Если кто человеком станет и грабить придет я отобьюся а так я маленький не уберегу дом только у нас целый точно грабить придут а хозяйва еще нескоро приедут даже когда человеками станут опять а мне еще мамаку надо в обиду не дать. – Кисточка замерла ненадолго, а потом вывела сокровенное: – Если хозяйва не приедут это будет наш с мамакой дом».

Но на всякий случай Миколашка попросил оставить ему записку, чтобы, превратившись обратно в человека, он мог вспомнить, что с ним произошло.

Потом Рина и Альберт развесили у очага мокрую одежду и другие вещи, завернулись в старые шерстяные одеяла, которые Миколашке каким-то чудом удалось спасти даже от моли, и уснули под шелест дождя за окном.

Загрузка...