Танец с Клинком

Глава 5

Грубый скрежет металла царапал слух. Но для старого оружейника не существовало более прекрасной музыки, чем стон оружейной стали, обретающей в его руках конечную форму и остроту. Сталь стонала и пела, едва слышно, теряясь в аккомпанементе стучащих по соседству молотов и молоточков, не в силах перекричать гудение пламени в кузнечном горне и надсадные выдохи молотобойцев, что гротескными тенями маячили подле наковальни.

Торопливый топот шагов и распахнутая грубым толчком дверь на несколько секунд внесли беспорядок в арию зарождающегося клинка. Гармония нарушилась, и выведенная на глаз кромка лезвия дрогнула. Чёткая линия заточки расширилась на пару микронов, нарушив отведённые ей границы. Оружейник немедленно отнял клинок от станка, перестав подгонять его вращение ножным приводом. По его узкому, вытянутому лицу, отмеченному печатью прожитого полувека, пробежала тень недовольства, а тёмные глаза недобро зыркнули багровым пламенем из-под карниза угловатых жемчужных бровей.

Ворвавшийся в мастерскую длинноволосый юноша торопливо огляделся по сторонам и, поморщившись от царившей в воздухе гари, звонко чихнул. Пригладив отливающие серебром волосы, стянутые в хвост, он отыскал оружейника взглядом и шагнул к нему, намереваясь поделиться терзающими его новостями. Слишком молодой, слишком эмоциональный, слишком торопливый…

Мастер отрицательно мотнул головой и остановил его, выставив перед собой раскрытую ладонь.

– Герхард! – обратился он к вошедшему в кузницу. – Неужели империя вступила в войну? Или враги уже пришли на порог нашего дома?!

Молоты и молоточки как будто слегка поутихли, уступая человеческим голосам и боясь заглушить их чрезмерным усердием. Работа в кузнице замерла на краткие мгновения. Замерла и тут же продолжилась, стоило оружейных дел мастеру бросить в сторону лентяев косой взгляд.

– Нет, отец, – почтительно поклонился нарушивший музыку юноша, словно и не заметивший беспорядка, который он навёл одним своим появлением, – причина…

– Так может, ангелы вострубили, знаменуя о начале Судного дня?!

Перебив его на полуслове, мастер недобро сощурился и крутанул заготовку клинка между пальцев, словно проверяя его баланс. От броска его удерживал лишь тот факт, что вошедшим был его младший сын.

Юноша смиренно молчал, давая старшему договорить. Он склонился ещё ниже, практически встав на одно колено и виновато опустив глаза в каменный пол, покрытый толстым слоем угольной сажи.

– Встань, – уже более спокойно произнёс Теодор Бладштайнер, откладывая испорченную заготовку на свой верстак, – и говори, с чем пришёл, раз уж хватило наглости нарушить запрет и оторвать меня от работы.

Но младший сын не осмелился подняться и опустил голову ещё ниже. Его голос звучал тихо и неуверенно:

– Это касается Сандры, отец.

Глава рода Бладштайнер на мгновение прикрыл глаза, прислушиваясь к предчувствиям, и раздражённо дёрнул уголком рта. Его мысли беспокойно закружились вокруг единственной дочери. Сердце отца отозвалось затяжной паузой, ожидая недобрых вестей.

– Я не смог их остановить. Арнольд и Адольф закончили работу над заказом для Юсуповых, – всё так же смиренно и тихо продолжал Герхард, – и уже покинули земли рода. Определить их точное местоположение на данный момент не представляется возможным. Но характер информационных запросов через службу безопасности не оставляет сомнений. Они поехали разбираться с женихом Сандры. Боюсь, что они натворят дел, и скандала не избежать.

– Великовозрастные болваны! – в сердцах ругнулся оружейных дел мастер. – Заказ Юсуповых мне на стол. Срочно! Если напортачили – вот будет настоящий скандал! Остальное пусть тебя не волнует. Сам с них три шкуры спущу, когда вернутся!

– Отец? – непонимающе переспросил Герхард, сбитый с толку распоряжением старшего. – Разве я не должен буду вернуть их в поместье?

– Кого? – удивлённо поинтересовался Теодор Бладштайнер. – Старших братьев? Они всего лишь опередили моё распоряжение разобраться в ситуации на месте. И должны будут вернуть блудную дочь под кров отчего дома. Возвращайся к делам семьи.

– Отец, – неприкрыто усмехнулся Герхард, впервые даже на своей памяти позволяя подобное по отношению к старшему и поднимаясь на ноги, – мне кажется, что от вашего взгляда кое-что ускользнуло. Как давно вы держали в руках хроники рода?

– Щенок показал зубы! – укоряюще покачал головой Теодор, сразу разобравший интонации превосходства, проскользнувшие в голосе младшего сына. – Я и не заметил, как мой младшенький подрос и поумнел. Горе мне, горе! Нечего было постоянно задвигать тебя на вторые роли!

Плечи юноши расправились, спина гордо выпрямилась, а подбородок слегка приподнялся вверх. Молодой аристо очень долго ждал, когда отец заметит и оценит его способности по достоинству.

– Моё сердце переполняет гордость за сына. Я сомневался, но теперь вижу: ты готов принять ношу ответственности! Давно пора позвонить светлейшему князю Романову. Если мне не изменяет память, его любимая племянница изволила засидеться в девках!

И без того белокожий юноша после этих слов приобрёл облик холодной мраморной статуи – вызванная неподдельным страхом бледность как будто выхолодила и лишила его облик последних признаков жизни. Даже искрящиеся самодовольством глаза потускнели, подернувшись мутной поволокой настоящего ужаса.

Екатерину Романову-Вишневецкую ему доводилось видеть не раз. Нет, она не считалась уродиной – как и все дети аристократов, девушка проходила особый ритуал сразу после рождения, но… Чересчур атлетическое телосложение и погоны обер-фейерверкера гренадёрской роты Потешного императорского полка кардинально меняли ситуацию. Катерина обладала, пожалуй, самой скандальной репутацией в империи, непозволительно высоким рангом Учителя и солдафонскими замашками. Отец знал, как можно напугать своего младшего сына.

– Папа! – взмолился Герхард, бухаясь на колено и безжалостно пачкая белые брюки жирной сажей. – Не надо звонить князю, пожалуйста!

– Заскулил, младшенький, сломался, – ласково улыбнулся Теодор, шутливо погрозив отпрыску пальцем. – Расхотелось умничать?! Каблука испугался?! Говори уже, что раскопал…

– Сандра подняла ранг! И вышла в отдельную линию крови! – торопливо зачастил Герхард. – Я проверяю записи каждую неделю!

Старейшина рода Бладштайнер задумчиво прикрыл глаза, неторопливо осмысливая услышанное. Речь шла о самой драгоценной реликвии его семьи. Старинный фолиант, на страницах которого он и его предки хранили историю фамилии. И записи они заносили своей кровью. А кровь не умеет лгать.

– Ты уверен, что не ошибся?

– Древо рода Бладштайнер лишилось ветви. Сандра больше не принадлежит нам! – ответил его сын. – Её герб уже украшен символом наставника. Ошибка исключена.

– Значит, её жених из Старшей Семьи и уже неоднократно проходил ритуал! Она водила нас за нос! – удивлённо прошептал отец семейства, мысленно усмехаясь тому, как ловко его дочь всех провела. – Выпорю!

Герхард согласно кивнул и осторожно продолжил:

– Я пытался связаться с ней и не преуспел. Её кровь не отзывается. Она всё ещё наша, но…

– А позвонить не пробовал? – сварливо поинтересовался Теодор Бладштайнер, вставая с рабочего стула и раздражённо дёргая завязки рабочего фартука.

Младший озадаченно посмотрел на отца, задумался ненадолго. На его лице отразилась напряжённая работа мысли. А вслед за этим пришло озарение, и он едва слышно застонал, стыдливо спрятав лицо в ладонях.

– Дурень. Двадцать первый век на дворе. Ты б ещё письмо ей написал, – разочарованно констатировал Теодор. – И старшие ведь не додумаются. И со мной на контакт не пойдут, сбежали же! Тьфу! Распорядись, чтобы приготовили самолёт. Мы отправляемся в путь, Герхард. Организация на тебе! А мне надо успеть закончить первоочередные заказы…

Только женщина способна закалить волю мужчины, превращая податливое железо натуры в прочную сталь характера, твёрдую и в то же время достаточно гибкую. Противостоять лишениям, холоду и голоду, мучительным пыткам и врагу значительно проще, чем той, что по-хозяйски обосновалась в сердце и при первой потребности готова подать катану…

– Нам надо поговорить! Отстань, варвар!

Ультимативность заявления невесты звучала столь отчётливо, что мне невольно стало не по себе. Руки на её талии сами по себе ослабили хватку, размыкая плотное кольцо объятий, и девушка незамедлительно вывернулась из них. Оттолкнув меня к входным дверям, Алекса зло сощурилась, рукавом стирая с губ остатки моего поцелуя. Погипнотизировав меня опьянённым взглядом, она дёрнула плечом и отвернулась, исчезнув в гостиной квартиры моих опекунов.

– Ты никогда со мной не разговариваешь! – прокричала она из комнаты. Злость в её голосе сменилась на обвиняющий тон. – Я женщина, а не кукла для удовлетворения твоих потребностей!

Крыть было нечем. Невеста говорила чистую правду.

– Семейная жизнь ещё не началась, а все её «прелести» уже налицо. – Смену обуви на домашние тапочки сопровождало моё приглушённое бормотание. – Почему мне никто об этом не говорил?

Сказанное непостижимым образом достигло слуха невесты. Как иначе объяснить то, что спустя всего пару секунд раздался новый крик:

– Ты чем-то недоволен?!

– Понять не могу, – пожал я плечами, входя в гостиную вслед за невестой. – Не говорю – плохо. Высказываю мнение – тоже плохо. Ситуативность твоей логики…

Отыскав Алексу глазами, я смущённо отвёл глаза в сторону. Привыкнуть к обнажённой красоте своей женщины оказалось чертовски трудно, а она как раз решила сменить комплект полевой формы на что-то более удобное. И задумчиво стояла над разложенной на диване юкатой. В одном нижнем белье. Очертания длинных мускулистых ног и округлости ягодиц, контрастирующих с багрянцем кружевного белья, отпечатались в моём сознании и растревожили его чередой ярких чувственных воспоминаний о прошлой ночи. Организм, менее часа назад переживший кровавую бойню, немедленно потребовал разрядки…

С трудом сглотнув образовавшийся в горле комок, я неимоверным усилием воли отвернулся и очистил сознание, продышался и попытался найти себе место в комнате. И после кратких раздумий оккупировал глубокое кресло сбоку от дивана.

– Никак не могу привыкнуть к этому хаосу, – раздражённо отреагировал я на включившийся телевизор в углу комнаты и выдернул из-под себя пульт, на который случайно сел. – Если наткнусь на пистолет, то это меня уже не удивит!

К слову, пистолет отыскался между сиденьем кресла и подлокотником. Запихав рубчатую рукоятку армейского «глока», я уже не нашёл слов, чтоб хоть как-то выразить своё возмущение. Разве что полностью уверился: когда-нибудь эти русские меня доконают.

А на экране уже полным ходом шёл выпуск чрезвычайных новостей города. Понизив громкость до приемлемого уровня, я ненадолго задержал взгляд на экране и заинтересованно вскинул брови, прислушавшись к бормотанию телеведущего. Увиденного и услышанного от репортёра, указывающего на окружённый спецмашинами спорткомплекс, оказалось вполне достаточно, чтобы я неверяще покачал головой.

– И у тебя хватает наглости утверждать, что ты ни при чём? – нейтрально и вполголоса поинтересовалась Алекса, маячившая на периферии моего зрения. – Странно, что здание уцелело. Зная твою тягу к разрушениям…

Прикрыв глаза и помассировав виски, я сосредоточился, пытаясь хоть чуть-чуть приподнять завесу беспамятства, и потерпел крах.

– Да простят меня боги, ибо не ведал я, что творил…

Прозвучавшее признание возымело неожиданный эффект: девушка заливисто расхохоталась.

– Это не фигура речи, Алекса. Я на самом деле не помню некоторые события сегодняшнего вечера. И поэтому не могу уверенно говорить о собственной причастности к этому разгрому!

– Когда я увидела тебя, ты был с ног до головы заляпан чужой кровью. От тебя за километр несло смертью и болью! Или ты надеешься, что сможешь сослаться на провалы в памяти?! – Девушка говорила медленно, старательно не повышая тона, но в конце вновь сорвалась на крик: – Не делай из меня дуру, Леон!

Повернувшись к ней лицом, я лишь пожал плечами и бесстрастно кивнул. Обжигающая пощёчина промелькнула нечеловечески быстро и оставила на щеке болезненный отпечаток. Слишком тяжёлая рука для столь хрупкого телосложения.

– Не ври мне! Никогда мне не ври! – припечатала невеста, потирая ладонь и опаляя меня злым взглядом.

– Уймись! – холодно произнёс я в ответ, поднимаясь из кресла и оглядывая её с ног до головы.

Облачившись в чёрную юкату, укороченную до середины бедра и расшитую золотыми цветами, она в полном соответствии с правилами перетянула талию поясом-оби, завязав его элегантным бантом.

– Хороший выбор. Традиционная одежда тебе к лицу. Впрочем, твою красоту сложно чем-то испортить…

Высказанный холодным тоном, комплимент тем не менее достиг цели и сбил Алексу с настроя. Требовалось развить успех, пока она вновь не перешла в атаку.

– Мне давно стоило многое тебе рассказать. Но я постоянно откладывал эти разговоры до лучших времён. – Услышав это, девушка согласно кивнула и заметно смягчилась. – И сейчас я просто не знаю, с чего начать. Будет проще, если ты будешь спрашивать, а…

– Нет. Ты сам должен определить меру своего доверия, Леон. Или ты забыл, что я стою на службе империи? – Неожиданно прервав мою речь, Алекса смутилась и вдруг виновато потупилась: – Помни об этом. За измену Родине я и арестовать могу!

Подхватив мой смешок, она расхохоталась во весь голос и элегантно уселась на подлокотник кресла, навалившись на меня всем телом. Горячий шёпот её слов, казалось, звучал внутри меня:

– А потом… После разговора я тоже должна буду кое-что тебе рассказать. И мы вместе решим, что дальше делать. Ты согласен?

Решимость довести начатое до конца постепенно улетучивалась. И тогда, сделав глубокий вдох, я одним махом обрубил пути к отступлению. Аккуратно отстранившись, я встал и церемонно поклонился своей невесте:

– Тогда начнём… Меня зовут Хаттори Кеншин. Ты позаботишься обо мне?

Ночь, как и последовавшее за ней утро, пролетели незаметно. Проговорив больше шести часов подряд, мы оба ощущали себя выжатыми насухо. К усталости примешивались эмоциональная опустошённость и спокойствие. Я рассказал Алексе абсолютно всё. И чувствовал невероятное облегчение.

Забавно, но в какой-то момент история собственной жизни даже для меня звучала невероятно и абсолютно недостоверно. И всё же, хотя я старался оставаться предельно честным, рассказ местами звучал как откровенная мистификация.

Конечно же, о чём-то я хотел умолчать. И не сделал этого. Даже там, где, по уму, следовало бы. Это я понял, стоило в моём рассказе появиться неоднозначной фигуре младшей княжны Морозовой.

Проклятия, боги и демоны, духи предков, слуги Атлантов, призраки прошлого, драконы, синоби и самураи… Всматриваясь в глаза невесты, я продолжал говорить, готовый смолкнуть при первых признаках недоверия. Но Алекса умела слушать.

Впрочем, было бы странно, если бы сотрудница Имперской службы безопасности не обладала столь необходимым в своей работе навыком. Она умела слушать и задавать правильные уточняющие вопросы, нисколько не сбивая темп повествования и не давая ему отклониться от основной темы до тех пор, пока я не закончил. И даже тогда, в наступившей тишине, её глаза по-прежнему излучали тепло и… понимание.

– Мемуары ронина из рода Хаттори были довольно увлекательными. Нашим детям будет что почитать на досуге, – слегка иронично протянула Алекса, удобно устраиваясь на моих бёдрах в позе наездницы и лёгким толчком опрокидывая меня на спину. – И я только теперь понимаю, во что ты меня втянул, Кен. Или мне называть тебя по-прежнему?

Мягкость кровати слегка примирила меня с доминированием женщины. Поглаживая её ноги, я зачарованно наблюдал за тем, как Алекса распускает сложный узел пояса, и отреагировал на вопрос с небольшим запозданием:

– Обещание жизни – одна из традиций древнего Ниппона. Имя брата стало моим с того самого дня. Это единственное, что тебя сейчас волнует?

– В Российской империи тебя могли бы привлечь к суду чести. Как самозванца, – нахмурилась Алекса. – Законы Островной империи мне неизвестны, но на душе всё равно неспокойно.

– Воин – это сердце меча. – Процитировав послание императора, я продолжил любоваться невестой и, заметив на её лице непонимание, тяжело вздохнул. – Трудности перевода и разница менталитетов. Вот если б ты была японкой…

– Объясни, а не умничай! – обиженно заявила девушка, избавившись от одежды и соскальзывая мне под бок. – Опять что-то мудрёное и философское?