Танец воров

Глава четвертая. Кази

Загоны для скота были разбиты; обломки разбросаны, точно трут для розжига. Запах паленой травы обжигал легкие. Один только взгляд на эти разрушения воспламенял во мне ярость. И не только во мне – Рен и Синове кипели от гнева. Внезапно цель нашей миссии разделилась, как изображение в разбитом зеркале. В конце концов ярость сослужит нам добрую службу. Мы все это знали. Фиктивный предлог для приезда – расследование нарушений договора – неожиданно вырос, стал полновесным, наполнился гневом, с зубами, когтями и ядом.

Поселение состояло из четырех домов, здания собраний, амбара и нескольких сараев. Все сооружения были повреждены, амбар – полностью уничтожен. Подойдя ближе, мы заметили сгорбленного мужчину, который увлеченно копался в огороде, не обращая внимания на окружающие его разрушения. Заметив нас, он поднял мотыгу, но чуть погодя, признав плащ Рен, сшитый из ткани клана Меурази, опустил орудие. И все же одежды Рен были не единственным знаком добрых намерений. На моем кожаном жилете был выбит таннис – почетный символ, нанесенный на венданский щит, а на носу лошади Синове красовалась ленточка с кисточками, символизирующая клан восточных болот. Все эти знаки были связаны с Вендой – если, конечно, знать, что искать.

Мы подъехали ближе.

– Кто это сделал? – с ходу спросила я. Впрочем, можно было и не спрашивать. Я и без него знала ответ.

Держась за поясницу, мужчина выпрямился. Его лицо было изборождено морщинами – знак, что многие годы он провел под солнцем. Скулы – усталые холмы на высушенной ветрами местности. В домах за его спиной прятались другие поселенцы: они выглядывали из-за дверей и треснувших ставен, боясь выйти на крыльцо собственного жилища. Каемус – так его звали – рассказал, что посреди ночи к ним нагрянули мародеры. Было темно, и поселенцы не смогли разглядеть их лиц, но Каемус знал наверняка: это были Белленджеры. Они приходили неделей ранее с требованием убрать шотгорнов с их земли. Одного они взяли в качестве платы.

Рен огляделась.

– С их земли? В самом центре Кам-Ланто?

– Все, что находится в пределах видимости, – их земли. Каждая травинка, как они смеют утверждать.

Костяшки пальцев Синове побелели от ярости.

– Где ваш скот? – спросила я.

– Его нет. Они забрали. Наверное, в качестве платы за воздух.

Я заметила, что и лошадей было не видно.

– А где равианские скакуны, подаренные Морриганом?

– И их забрали. Осталась только старая ломовая лошадь для повозки. Несколько наших уехали на ней в город за припасами. Но знаете что? Много им все равно не купить, потому что с венданцев требуют двойную плату.

Мужчина крепко сжал челюсти и вцепился в мотыгу пальцами. Венданцев не так-то легко запугать, однако Каемус считал, что люди побоятся возвращаться в поселение.

– Вы не станете платить ни надбавку, ни плату за воздух, – отрезала я, бросив последний взгляд на разрушения. – Это займет некоторое время, но ущерб вам возместят.

– Послушайте, мы не хотим связываться с…

– Поселенцы вернутся, а вы получите компенсацию.

Каемус бросил на меня неуверенный взгляд.

– Вы не знаете Белленджеров.

– Верно, – согласилась я. – Но и они нас не знают.

А это мы скоро исправим.

Хеллсмаус находился в двадцати милях от поселения. Это был отдаленный таинственный город. Немногие о нем слышали, а те, кто слышал, знали лишь одно: Хеллсмаус – растущий центр торговли. Впервые я услышала о нем несколько месяцев назад, но сразу предположила, что город достаточно крупный, ведь ни один мелкий городок не мог предложить такие возможности для торговли.

Пока мы ехали дальше, меня одолели усталость и раздражение. Прошлой ночью – даже несмотря на палатку – спала я беспокойно. Эта жалкая пустыня будто клевала меня как неутомимая птица, заставляя сомневаться в существовании хотя бы одного крупного города. Мне казалось, что уже много дней я не могла вдохнуть полной грудью.

Синове болтала без умолку, а когда она в очередной раз завела разговор о ракаа, я не выдержала и нагрубила.

– Прости, – извинилась я после долгого молчания. – Зря я сорвалась.

– Боюсь, у меня закончились свежие темы, – буркнула Синове.

Я чувствовала себя по-настоящему несчастной, и она это знала. Тишина никогда не доставляла мне радости, поэтому Синове отчаянно пыталась ее заполнить. Я привыкла к городскому шуму, нескончаемому гулу, вою, звукам людей и животных, звонкому стуку дождя по крышам, шлепанью повозок по грязным лужам, громким зазываниям уличных торговцев купить голубя, амулет или чашку горячего танниса. Я жаждала услышать рев бурлящей реки, звяканье обмундировки солдат, марширующих по переулкам, тяжелые вздохи сотни мужчин, поднимающих мост, бряканье поминальных костей, свисающих с тысячи ремней. Все это соединялось в нечто живое и цельное.

Этот громкий мир помогал мне прятаться и был моей броней, в то время как тишина оставляла меня уязвимой, обнаженной.

– Пожалуйста, – настаивала я, – расскажи, откуда у ракаа берется потомство.

– Из яиц, Кази, – вмешалась Рен. – Ты даже не слушала.

Синове прочистила горло – сигнал, чтобы мы замолчали.

– Я лучше расскажу вам историю.

Мы с Рен приподняли брови, но, несмотря на сомнение, я все-таки была благодарна.

Эту историю Синове рассказывала тысячу раз и частенько добавляла неожиданный поворот, чтобы нас рассмешить. Она говорила об Опустошении так, как рассказали бы фены своим протяжным, легким произношением. В новой версии значимую роль играла ангел Астер. Однажды, когда боги совсем обленились и перестали заботиться о мире, а Древние возвысились до божественного положения и парили в небесах, жадные до силы, но слабые в мудрости, сокрушая все на своем пути, Астер, хранительница небес, провела рукой по галактике, собрала горсть звезд и бросила их на землю, чтобы уничтожить обитавшую там злобу. Но жили на земле люди, Выжившие, которых она сочла чистыми сердцем, и к ним она проявила милосердие, уведя от разрушений в безопасное место за врата Венды. «А фенам, конечно же, главенствующим над всеми, она подарила жирного жареного поросенка со сверкающей звездой во рту». Каждый раз, рассказывая историю, Астер одаривала фенов разными подарками – обычно жирными и сочными, в зависимости от того, насколько голодна была Синове.

Рен тоже поделилась историей, известной в ее клане. В ней жареных поросят не было, но появилось много острых клинков. У меня же не было ни своей версии, ни клана – даже среди венданцев я не относилась ни к одной группе. Однако во всех услышанных мной историях я заметила одну общую закономерность: боги и ангелы разрушали мир тогда, когда люди, стремясь стать богами, забывали о милосердии. В них никого не щадили, за исключением Выживших, которые обрели благосклонность богов. Так родились наши королевства, но, как часто предупреждала королева: «работе нет конца, ибо все возвращается на круги своя. Мы должны быть готовы».

И теперь, похоже, нам предстояло следить за Белленджерами.

Рен, чьи глаза загорелись ястребиной искрой, закричала первой:

– Вот он!

Вдалеке, среди глади равнины, возвышались холмы и руины, украшающие пейзаж густыми тенями. Далеко за ними, у подножия туманной лавандовой горы, обрисовывалось темное пятно. По мере приближения оно приобретало форму и цвет, расползалось, точно гигантский зверь, лежащий у ног задумчивого хозяина. Что это – Хеллсмаус? И, что еще важнее, кто хозяин? Над городом нависал темно-зеленый овал, напоминающий тиару с шипами. Что это? Деревья? Странные, неземные деревья. Ничего подобного я раньше не видела.

Синове протяжно вдохнула.

– Это и есть Хеллсмаус?

Мой пульс участился, я привстала в стременах. Мийе фыркнул, готовый сорваться в галоп. «Рано, мальчик. Подожди немного».

Вскоре начали появляться проблески древних улиц, словно спины подземных змей, всплывающих на поверхность.

– Клянусь богами, – прошептала Рен, – он такой же огромный, как Санктум.

Сделав глубокий вдох облегчения, я откинулась в седле. Трудностей теперь не возникнет.

Хеллсмаус расположился на границе Эйсландии, напоминающей по форме падающую слезу, в которой город находился в самой ее вершине, вдали от остальной части Малого королевства. Согласно докладу, полученному королевой, сразу за границей возвышалась неприступная крепость Белленджеров. Но так ли уж она неприступна? Это нам и предстояло узнать.

В отличие от Санктума в Венде вокруг Хеллсмауса не было ни стен, ни Великой реки, держащей город в плену. Он напоминал отважного, неудержимого военачальника. Дома селений тянулись к крепости, подобно сильным, кривым пальцам. И весь город окружали деревья, обрамляя его, словно мистический венок. Мы заметили множество ворот и группы путешественников.

Путь до Хеллсмауса был неблизким, поэтому Рен выбрала подходящую развалину, где они с Синове разбили лагерь, чтобы немного передохнуть.

Хотя через городские ворота проезжало множество странников, мы притягивали взгляды. Что так привлекало горожан? Венданский герб на снаряжении? Что-то необычное в наших лицах? Или, возможно, они поняли, что мы прибыли не для того, чтобы покупать или продавать, а по причине, которую они бы не сочли хорошей? Что ж, если так, то в этом они оказались правы.

Рен, покачав головой, что-то проворчала себе под нос.

– Мне это не нравится. – Она вытащила тцэзе, повращала его в пальцах, а потом со щелчком убрала обратно в ножны.

Мы с Синове переглянулись. Мы знали, что это произойдет. Это был своеобразный ритуал: Рен просчитывала каждый риск за несколько минут до того, как мы действительно попадали в опасную ситуацию.

– Ты уверена? Белленджеры – влиятельная семья. Если тебя запрут…

– Уверена, – ответила я, прежде чем Рен успела продолжить. Наши глаза встретились. – Я уже говорила Гризу, но еще раз повторю: я справлюсь. И вы справитесь.

Она кивнула.

– Глядите в оба.

– Всегда глядим, – заверила я.

На улицах, где мы жили, существовали негласные законы. Рен знала, что я чту их. Глядеть в оба – это не просто профессиональный совет, а залог выживания.

Мы шли вперед, разглядывая необычный город и отмечая его особенности. К одной из них мы отнесли паутину хаотичных строений, которые зависли прямо над нашими головами. Их надежно удерживали толстые ветви деревьев, а веревочные подвесные мосты соединяли с другими зданиями – домами, магазинами и большим трактиром, стоящими среди деревьев. Архитектура города представляла смесь старого и нового. Руины были переоборудованы в дома и магазины, а древние потрескавшиеся камни объединились с новым полированным мрамором. В некоторых частях города гигантские деревья напоминали крепкий отряд дозорных. Их стволы, шириной в две повозки, пропускали сквозь навесы листвы тусклый свет. В центре города эти дозорные отступили, оставив небольшое пространство для солнечных лучей, которые освещали белое мраморное здание, придавая ему неземное сияние.

Храм.

Выбеленное здание расположилось в центре большой круглой площади, где было много людей, суеты, шума и всего того, что я очень любила. Я приостановилась, наслаждаясь зрелищем, и на несколько секунд задержала дыхание – привычка, от которой невозможно было избавиться. Я всматривалась в лица в поисках преследователей, однако в этом городе за мной никто и не думал гнаться. Наверное, именно по этой причине мой вздох выразил не только облегчение, но и разочарование.

Когда мы обошли храм, я сделала еще одно открытие: отсюда улицы расходились, подобно спицам колеса, в центре которого находилась площадь.

Вскоре мы нашли конюшню, где покормили и напоили лошадей. Пока Рен и Синове устраивали скакунов в стойлах, я спросила у хозяина, где найти магистрат.

– Вы его нашли. Судья в вашем распоряжении.

Судьи, которых я встречала в Рей Ло, никогда не занимались чисткой конюшен.

– Так вы и здесь следите за соблюдением закона?

– За порядком. Всего нас десять человек. – Мужчина расправил плечи, прищурил один глаз. – Что вы хотели?

Я рассказала, кто я, что прибыла с целью расследования нарушений договора по поручению короля Эйсландии (что было лишь отчасти правдой) и королевы Венды.

Судья открыто рассматривал нас, блуждая взглядом от сапог до пристегнутых к поясу меча и ножей. Глаза его задержались там.

– Мне ничего не известно о нарушениях.

«Не сомневаюсь».

Я придвинулась ближе, и он тут же отступил на шаг: очевидно, даже он знал о рахтанах.

– Как исполнитель закона короля, я приказываю вам рассказать все, что вы знаете.

Он лишь покачал головой и пожал плечами. Я была готова скрутить этого проныру в бараний рог, но для этого было слишком рано: у меня имелись дела поважнее.

– В город пришли венданцы. Они покупают припасы. Вы их видели?

Казалось, он так и ждал, когда я оставлю его в покое.

– Видел, – протянул он без всякой охоты. – Видел их утром. Они направлялись в ту сторону. – Он указал на проспект через площадь. – Там есть лавка…

– Лавка, где венданцы переплачивают за товар?

Судья пожал плечами.

– Откуда мне знать? Но скажу одно: люди здесь верные, а Белленджеры владеют этим городом. И всегда владели.

– Как интересно. А вы в курсе, что Хеллсмаус входит в состав Эйсландии, а не земель Белленджеров?

Ухмылка коснулась его губ.

– Иногда трудно заметить разницу. Половина горожан – их родня, другая – в долгу у них.

– И правда. Скажите, судья, а к какой из половин вы причисляете себя?

Он только усмехнулся. Я повернулась и уже собиралась уйти, как вдруг он меня окликнул:

– Дружеское предупреждение: следите за тем, кому вы переходите дорогу.

Весьма дружеское.

Я позвала Рен и Синове, и вместе мы отправились в торговую лавку. По пути мы задали несколько вопросов местным, однако полученные ответы не отличались от слов судьи. Они ничего не знали. И я не могла понять причину: то ли они молчали перед рахтанами, то ли боялись говорить о Белленджерах и быть наказанными согласно их закону.

У торговой лавки, над полными продовольствия бочками и ящиками, был натянут полосатый тент. Зерно, сушеные бобы, соленое мясо, маринованные окорока, пестрые фрукты и овощи – все стояло аккуратными рядами. Я удивилась этому изобилию – впрочем, так было всегда, когда я попадала в чужой город. Внутри магазина я разглядела лопаты, ткани и огромный стеллаж, заставленный настойками. Неподалеку ждала повозка, запряженная старой ломовой лошадью. Не принадлежала ли она венданским поселенцам?

Подойдя ближе, я понаблюдала за продавцом: тот прогонял детей, которые резвились возле ящиков с апельсинами. Вернее, с яркими сочными апельсинами. Мой рот немедленно наполнился слюной. За всю жизнь я попробовала апельсин лишь однажды – когда пробралась в дом квотерлорда. В тот день я искала не фрукты, но не смогла удержаться, чтобы не попробовать. В самом центре стола, точно украшение или трофей, лежал апельсин. Я понюхала его, воодушевленно сняла кожуру, разбросав вокруг: мне хотелось, чтобы квотерлорд увидел, что его сокровище оценено по достоинству. Я вдохнула небесный аромат. Стоило мне откусить кусочек, и я знала, что этот фрукт создан божественным вдохновением и был первой едой, которую боги сотворили.

Мои щеки болели от воспоминаний о лопающихся во рту золотистых дольках. Меня восхищал даже вид этого фрукта – аккуратные маленькие полумесяцы, уложенные в позолоченное совершенство. Это был первый и последний раз, когда мне удалось отведать апельсин. Они редко попадали в Венду, а если и попадали, то были роскошью, предназначенной лишь для квотерлордов и губернаторов. Обычно их – как и другие диковинки – преподносили в качестве подарка из Комизара. Что ж, любовь детей к таинственному фрукту я понимала как никто другой.

Выйдя из лавки, женщина крикнула что-то детям. Те побежали к лошади, запрыгнули в телегу и приняли товар из ее рук. Как только припасы были уложены, детские взгляды с тоской вернулись к апельсинам.

Рен обратилась к женщине на венданском языке. Услышав родную речь, та удивилась – об этом свидетельствовали ее округлившиеся глаза. В Хеллсмаусе говорили на ландском, который был практически идентичен наиболее распространенному языку континента – морриганскому.

Мы приблизились, и Синове первая задала вопрос:

– Вы из поселения?

Женщина встревоженно огляделась.

– Да, – прошептала она. – У нас проблемы: сгорел амбар, а вместе с ним и припасы. Пришлось отправиться в город за провизией.

Пока она рассказывала, что они потратили на еду последние деньги, я услышала в ее голосе страх. Стремясь избежать голодного времени года в Венде, поселенцы пришли сюда в поисках пищи. В надежде на лучшую жизнь многочисленная венданская армия была расформирована, но в результате эти меры обернулись проблемами иного плана.

Я объяснила, что мы рахтаны, присланные королевой с целью расследования, а потом расспросила о мародерах. История женщины соответствовала рассказу Каемуса: темнота помешала разглядеть лица налетчиков, но она знала наверняка, что незадолго до происшествия приходили Белленджеры и требовали плату.

– А остальные где? С кем вы приехали в город? – спросила я.

Она указала вниз по улице. Как оказалось, они собирали продовольствие в разных лавках, чтобы как можно скорее отсюда уехать. Когда я спросила, не брал ли торговец двойную плату, она опустила глаза, боясь ответить, и тихо промолвила:

– Я не знаю.

Мой взгляд упал на пустой мешок из рогожи на краю повозки.

– Могу я одолжить?

Хотя глаза женщины настороженно прищурились, она кивнула.

Сунув мешок в руки Рен, я подала знак, чтобы она следовала за мной. Рен закатила глаза: она сразу поняла, что я намеревалась сделать.

– Сейчас?

– О, да, – ответила я.

Я направилась к торговцу, который следил за товарами под навесом, и указала на ящик с апельсинами.

– Сколько берешь?

Он ответил не сразу: раздумывал, какую цену мне предложить. Он видел, что я разговаривала с венданской женщиной, и, наверное, догадался, что я тоже оттуда.

– Пять грало за штуку.

Пять грало. Даже будучи иностранкой в этих краях, я знала, что пять грало – это целое состояние.

– Понятно, – ответила я, будто раздумывая над ценой.

Внезапно я схватила один из апельсинов, подбросила его в воздух и с громким шлепком поймала на ладонь. Брови торговца нахмурились. Он уже открыл рот, готовый рявкнуть, но тут я схватила еще один, и еще, и еще, и начала жонглировать ими в воздухе. Продавец забыл, что собирался сказать, и застыл на месте с разинутым ртом, следя за мельканием оранжевых фруктов.

Я смеялась. Я веселилась, даже когда в меня вонзался нож – каждый раз один и тот же. Чем больше я истекала кровью, тем быстрее кружились апельсины и тем жарче горел мой гнев. Я хохотала, потому что все это было частью фокуса. «Обдури их. Пусть они поверят. Улыбайся, Кази. Это всего лишь невинная игра».

Трюк с жонглированием я приберегала для самых подозрительных квотерлордов, тех, кто не испытывал ни жалости, ни сострадания к нищим. Даже если призом выступала лишь прогнившая репа или ломтик твердого сыра, чтобы набить пустой живот, риск потерять палец того стоил. Каждая победа помогала мне выживать в Венде, помогала продержаться еще один день. Умереть можно завтра – вот мой девиз. Сколько раз я гипнотизировала торговцев подобным образом? Я улыбалась, чтобы обмануть их, жонглировала, чтобы ограбить, привлекала толпу к прилавкам и бросала ей фрукты, чтобы отвлечь внимание и остаться непойманной.

Торговец попал под мои чары, а я тем временем продолжала хватать апельсин за апельсином, подбрасывать их и складывать в аккуратную кучу в другом ящике. Пока я болтала о чудесных апельсинах и о том, какие они прекрасные, лучшие из всех, что я когда-либо видела, один из них возвращался в ящик, а другой – опускался в мешок из рогожи у ног Рен. Как только четыре апельсина оказались в мешке, я бросила последний фрукт в кучу, создав идеальную пирамиду. Торговец смеялся, с удивлением рассматривал груду, не замечая ни одного недостающего фрукта.

– Твои апельсины прекрасны, но, боюсь, слишком дороги для моего кармана.

Он не обратил внимания, что несколько горожан пришли посмотреть на представление и теперь рассматривали его товар. Торговец протянул мне небольшой, поврежденный апельсин.

– Угощайся.

Поблагодарив, я направилась к повозке. Рен шла следом с мешком. Дети даже не догадывались, какой подарок их ждал. Подойдя к телеге, я вдохнула аромат подаренного фрукта, бросила его к остальным и спрятала мешок между другими припасами, чтобы они нашли его позже. Когда мы отправились дальше по улице к аптеке, намереваясь поговорить с остальными венданцами, я заметила надвигающуюся беду.

Навстречу, шатаясь, шла толпа молодых людей. Судя по их растрепанному виду, они провели безумную пьяную ночь. Тот, что шел в центре, даже не потрудился застегнуть рубашку – его грудь была наполовину обнажена. Он был высок, широкоплеч и вышагивал так, будто являлся хозяином улицы. Всклокоченные темно-русые волосы ниспадали на красные от алкоголя глаза. Я отвернулась, обменялась настороженными взглядами с Синове и Рен, и мы двинулись дальше. Карсен Белленджер, патриарх беззаконной семьи, – вот кто являлся моим пропускным билетом в Дозор Тора. А с этой группой неряшливых оболтусов не хотелось и связываться.