Танго алого мотылька. Том 1

Глава 1. We wish You A Merry Christmas

Обогатившись парой перчаток, на которые ушла половина её заработка за последние четыре месяца – магазин оказался весьма не дёшев, несмотря на обещания тотальных распродаж – Кирстин отправилась к следующей точке своего пути: сестре предполагалось купить зонт. Пересчитав пальцами пачку налички в кармане, Кирстин подумала, что хорошо бы он стоил поменьше, чем первый презент.

Улыбка не сходила с её губ с того момента, как она покинула лавку с перчатками. Строгая фигура молодого мужчины с перекинутой через затянутый в дорогое пальто из тонкой шерсти локотьсеребряной рукояткой трости не выходила из головы. А руки… Руки просто свели с ума. Даже сейчас, подумав об этих руках, Кирстин ощутила, как разбегаются волны пламени внизу живота. Тут же появились неуместные мысли о том, как эти руки трогают её, ласкают грудь и живот – и Кирстин поняла, что надо завязывать, иначе до второго магазина она уже не дойдёт.

Сделав глубокий вдох, Кирстин заставила себя сосредоточиться на реальности и, оглядевшись по сторонам, заметила чёрный Ягуар – не слишком приметный на вид, но выглядевший массивнее большинства других местных машин. Ягуар медленно полз по улице, и Кирстин показалось, что она угадывает за стеклом заднего сидения строгий силуэт с тростью в руках.

«Идиотка», – отругала она себя. Красавчик из бутика вряд ли стал бы подбирать девушек на улице – к таким обычно очереди стоят. Он будто с картинки в журнале сошёл – и при всём лоске рождественских магазинов, изо всех сил старавшихся показать товар лицом, явно выбивался из всего, что находилось кругом. «И принц на чёрном ягуаре остановился у двери её башни и забрал с собой».

Кирстин стало смешно, но всё же она бросила ещё один косой взгляд на автомобиль, казалось, продолжавший следовать за ней. Кирстин нарочно не сворачивала, чтобы не разбивать эту иллюзию и немного потешить себя, выдумывая собственную рождественскую сказку.

В свой двадцать один год она не была с мужчиной ещё ни разу – хотя первое предложение такого рода получила сразу же, едва перетащила вещи в кампус Эдинбургского университета.

Оно поступило от преподавателя истории испанского искусства – респектабельного мужчины с седыми висками в возрасте чуть за пятьдесят.

Кирстин даже представить себе не могла, как останется наедине с таким человеком и будет целовать его. Потому поспешно сменила курс и занялась историей итальянской живописи.

Потом был ещё Жозе – его поселили с Кирстин на один этаж. Жозе приезжал учиться по обмену, ему дали на знакомство с Эдинбургом всего один год, и времени даром Жозе не терял – попытался подкатить к одиноко сидевшей на общей кухне Кирстин в первый же день.

Кирстин дала ему от ворот поворот – но только затем, чтобы через неделю обнаружить, что за ней ухаживает его сосед. На сей раз потенциального любовника Кирстин знала достаточно хорошо и не решилась сразу же отказать.

Какое-то время они провели вместе, но дальше поцелуев и осторожных ласк между парами дело не зашло – Кирстин всё оттягивала главное, не в силах избавиться от чувства, что, когда это произойдёт, она целиком изменится.

– Тебе как будто операцию по смене пола предлагают, – шутил Лоуренс, ещё один её сосед. Но шутки становились всё более натянутыми, а Кирстин всё давала задний ход.

На их курсе больше таких принципиальных не наблюдалось, и говорить о нежелании переходить черту означало бы показать себя отсталой, домашней девушкой из Глазго – но как ни старалась, преодолеть свой страх Кирстин не могла.

– Я просто не хочу, – говорила она, пока Лоуренсу в конце концов не надоело тратить время попусту, и он не решил сосредоточить усилия на более доступных целях.

Кирстин же осталась при своём, хотя и продолжала тусоваться в компаниях, где свободно целовались и обнимали друг друга на показ, а что делали уединившись – Кирстин и вовсе предпочитала не представлять.

Ещё в тот, первый раз, когда поступило предложение от мистера Маккоя, Кирстин отчётливо поняла, почему отец не хотел, чтобы она училась здесь – на факультете искусств.

Борьба шла долгих несколько лет, пока наперекор отцу Кирстин не подала документы на получение стипендии и не поставила того перед фактом, что всерьёз собирается стать скульптором.

Отец так и не простил ей этот, как он выражался, «бред», и отношения в семье оставались натянутыми до сих пор.

Впрочем, у них и не было особо времени, чтобы помириться: Кирстин приезжала только на Рождество, летом предпочитая колесить с друзьями автостопом по Европе. Одну из подобных вылазок они сделали и весной – ровно в те дни, когда отцу приспичило навестить Кирстин и узнать, как у неё дела.

Не застав дочь ни на территории университета, ни в Эдинбурге вообще, мистер Кейр (такова была фамилия всех мужчин в семье Кирстин и даже некоторых девушек) твёрдо убедился в том, что дочь его отправилась не на учёбу, а на заработки в публичный дом. Он тщательно готовился к её очередному приезду, не скрывая от Кирстин того, что по возвращении её ждёт громадный скандал – что ничуть не прибавило Кирстин желания на лето возвращаться домой. И вот прошло ещё полгода, и снова настало время каникул – но тут уже прятаться от родных у Кирстин не хватило духу. Она очень надеялась, что боевой пыл отца за прошедшие месяцы хоть немного поугас, но мистер Кейр продолжал смотреть на неё как на отброс, и рождественский ужин грозил вылиться в полноценную бурю со снегом и льдом.

Остановившись на остановке, Кирстин дождалась автобуса и, запрыгнув в него, отправилась к отцу. Зонтик сестре она так и не подобрала.

Устроившись на сиденье, Кирстин перестала, наконец, коситься на поток машин, где ей ещё с минуту назад продолжал мерещиться Ягуар, и целиком погрузилась в телефон.

Кирстин рассчитывала вернуться в торговые ряды на следующий день, но сделать это ей так и не удалось. Весь вечер отца не было дома, и Линдси, её сестра, уехала вместе с ним – закупать продукты к Рождеству.

Кирстин не оставалось ничего иного, кроме как завалиться в кровать. Она жутко хотела спать, но до последнего, пока сознание не оставило её, продолжала думать о странном незнакомце с тростью, который в своём чёрном пальто походил на Скруджа или одного из его духов Рождества.

Кирстин редко знакомилась на улице – вернее сказать, никогда. Но в этот раз она жалела, что так и не решилась спросить его имени, а тот не назвал его сам.

Наутро же родня с самого утра загрузила её делами по дому. Пока отец наряжал ёлку и накрывал на стол, Кирстин помогала Линдси резать овощи и раскладывать их по тарелкам.

После полудня они ненадолго прервались, потому что сестру позвал к себе отец, и Кирстин на некоторое время осталась одна. Она присела на подоконник и потянулась к мобильнику.

Фейсбук продемонстрировал ей два десятка непрочитанных новостей и примерно столько же желающих добавить её в друзья.

Кирстин невольно остановила взгляд на фотографии молодого Орландо Блума, обладатель которой писал ей: «Привет! Мне кажется, нам есть о чём поговорить – напиши мне, если любишь Сэма Смита».

Кирстин хмыкнула. Сэма Смита она не любила. И всё же поёрничать насчёт фотки не преминула.

«Ты уши отрезать забыл», – написала она и отключила телефон, заметив, что Линдси снова появилась на кухне и направляется к ней.

Ужин с отцом тянулся долго. Разговор клеился с трудом.

Перчатки были отложены в сторону с гордым: «Я посмотрел», так что Кирстин даже не смогла сделать вывод – угодила она или нет.

Перед Линдси пришлось извиниться и предложить ей на выбор сутки ожидания или пару купюр. Линдси выбрала купюры и всё оставшееся время торжества продолжала, позёвывая, смотреть перед собой.

Вообще-то с сестрой Кирстин всегда общалась легко. Они продолжали переписываться даже после того, как Кирстин уехала в Эдинбург, и Линдси всегда с удовольствием выслушивала её рассказы о жизни в кампусе, чтобы потом поделиться историями с подружками с таким видом, как будто бы они произошли лично с ней.

Однако то ли отсутствие подарка всё-таки её задело, то ли тягостное молчание, культивировавшееся отцом, давило не только на Кирстин, но Линдси явно не собиралась спасать сестру.

– Ты очень похожа на мать, – констатировал отец ни с того ни сего.

Кирстин оставалось только поджать губы и заставить себя смолчать. «Похожесть на мать» была основным аргументом против неё с тех самых пор, как та умотала в Нью-Йорк – к слову, и не думая забирать Кирстин с собой.

Сначала она говорила: «Обживусь и приеду за тобой», потом «Тебе лучше доучиться здесь, иначе придётся много досдавать», и наконец: «Эдинбургский колледж лучше, чем школа искусств, которая находится здесь. Очень хорошо, что тебе удалось туда поступить – такой шанс невозможно потерять».

В итоге вся похожесть свелась к родинке над губой и к тому, что мать любила искусство Возрождения так же, как сама Кирстин.

Наконец Кирстин удалось вырваться из-за стола и, добравшись до своей комнаты, наспех принять душ. Она нырнула в кровать и снова взяла в руки телефон – хотелось посмотреть, как прошел рождественский ужин у всех остальных.

«Я просто подумал, что парни с длинными ушами нравятся тебе больше» – ожидало её вместо вороха фотографий индеек и ёлок.

Кирстин полистала Фейсбук туда и сюда, но, так и не дождавшись, чтобы ей написал кто-нибудь ещё, ответила:

«Уж лучше бы у тебя был длинный член».

Какое-то время она продолжала шерстить интернет без особой надежды получить ответ, пока наверху экрана не засветилось оповещение.

«Фотку прислать?» – прочитала Кирстин, кликнув на него.

Кирстин не сдержала нездоровый смешок.

«Тоже Орландо – или на сей раз своего?»

«Могу прислать последний каталог Lelo»

«Спасибо, я как-нибудь сама».

Кирстин приготовилась было выключить телефон, но потом подумала и написала: «С Рождеством!» – и затем уже нажала отбой.

Рей захлопнул ноутбук секундой раньше, чем Майкл, и не думая стучаться, ворвался к нему.

– Ты так и будешь торчать здесь? Девочки уже начали разыгрывать призы.

Сквозь открытую дверь доносился гул пьяных голосов, распевающих «Santa Claus Is Coming To Town», а в каштановых волосах Майкла и на его ушах осели ошмётки конфетти.

Накануне Рей так и не решился встретиться с отцом. Сам знал, что это слабость. Был уверен, что едет к нему, чтобы доказать свой триумф – но в каком-то десятке миль от дома приказал развернуть автомобиль.

«Ну его к чёрту, – подумал он, – Рождество нужно, чтобы отдыхать».

Рей думал, что провести ночь на яхте, где Майкл уже подготовил всё, чтобы хорошо отдохнуть, будет веселей – но пока что веселье его так и не нашло.

– Не хочу девочек, – капризно заявил Рей и зевнул, но ноутбук, тем не менее, в сторону отложил.

– Давай, пошли! Там есть близняшки, Рей, помнишь, те, которых мы снимали для рекламы «Red Bull»? – Майкл подмигнул. – Весь вечер ищут тебя.

Потягиваясь, Рей выбрался из каюты как раз вовремя, чтобы увидеть, как близняшки: одна – блондинка, другая – брюнетка – с пронзительным воплем запускают в небо разноцветную петарду, и волны по обе стороны от яхты окрашиваются алым светом, отражая букеты огней.

– Всё-таки хорошо, что ты не потащился к брату, – Майкл подтолкнул его вперёд, и Рей, вывалившись из коридора, ловко упал на скамейку между двумя сестричками в маленьких купальниках, одинаковыми на лицо. Руки его как змеи скользнули в обе стороны, прижимая девушек к себе, и близняшки послушно приникли к его бокам, а одна даже сунула под нос бокал мартини.

– Точно, – подтвердил Рей, – хорошо, – сделав глоток, он поймал губы беленькой и принялся целовать, передавая ей наполнивший его рот сладкий вкус.

Майкл куда-то исчез, и Рей не собирался его искать – брюнетка уже гладила его через штаны, и Рей подбросил бёдра, подаваясь навстречу её руке.

– I wish You A Merry Christmas… – еле слышно промурлыкал Рей. Уткнулся носом в шею другой и принялся задумчиво целовать.