Соня нажимает кнопку звонка и тут же отпускает ее, потому что звук больше напоминает полицейскую сирену.
– Да замолчи ты уже! – раздается во дворе громкий женский голос, калитка со скрипом открывается, и на пороге возникает Петровна. На вид ей около семидесяти. Окинув Соню быстрым цепким взглядом, она ждет Сониной реплики.
– Здравствуйте, Тамара Петровна. Я Соня. Я вам звонила из Москвы.
– А-а-а! Да-да! Добрый вечер, Соня, – Петровна расплывается в улыбке. – Заходи-заходи!
Отступив, Петровна пропускает гостью во двор.
– А вещи-то твои где?
– Да вот, – Соня показывает рюкзак.
– Так ты надолго?
– Не знаю. Как пойдет.
Они идут мимо большой яблони, мимо летней столовой под навесом в арке из роз, мимо большого кирпичного дома к деревянной лестнице на второй этаж. Надо подниматься наверх. Соня идет первой, Петровна за ней. На лестнице становится видно, что Соня чуть прихрамывает.
Соня ждет, пока Петровна откроет комнату, и оглядывается. Сверху виден огород, сараи и будка, возле которой гремит цепью большой серый пес. Старик поливает помидоры, держа в руках шланг.
– Как доехала? Нормально? – спрашивает Петровна, открывая дверь комнаты.
– Нормально. Долго только. Надоело.
Они проходят внутрь, и Петровна включает свет. Телевизор, кровать, тумбочка, зеркало, дверь в кабинку с удобствами. Отлично.
– Вот здесь будешь жить. Иди сюда. Смотри, как душ включать. Вот так повернешь – и включай кран. Будет горячая.
– Спасибо, – говорит Соня и торопится снять рюкзак.
– А ты чего хромаешь? Ногу стерла? Дать тебе пластырь?
Подумав, Соня отвечает:
– Нет. Не стерла. Сломала.
– Как так-то? – Петровна удивлена.
– Да так… Под трамвай попала, – Соня хотела бы все свести к шутке, но Петровна не улавливает интонации.
– Да ты что? Ужас-то какой! И как же ты?
– Ну… так. Уши развесила и бац – прямо под колеса. Да еще с разбега. Раскатало по полной. Зато урок на всю жизнь. Теперь смотрю на светофоры во все глаза.
– Да уж больно дорогой урок-то! – качает головой Петровна.
На это Соня резонно замечает:
– Хорошие уроки не бывают дешевыми.
– А вот это правильно, что ты не унываешь. Уныние – пустое дело. Ну вот, давай устраивайся. И на ужин спускайся. Я накрывать пойду. Ужин в семь часов. Сейчас все и придут постояльцы. Познакомишься.
– Спасибо, Тамара Петровна, – говорит Соня и, дождавшись, когда Петровна выйдет и закроет дверь, падает на кровать, несколько раз подпрыгивает и замирает. Прикрыв глаза, она ощупывает кровать слева от себя и тихо спрашивает:
– Ну что? Ты здесь, господин Одиночество?
Рядом с ней на кровати проявляется подросток лет двенадцати, похожий на ее брата-близнеца. Только в отличие от Сони его белая кожа сияет лиловым светом. Он осторожно трогает руку Сони и говорит:
– Поздравляю. С приездом в рай.
– Спасибо. Пока не осознала. Чувствую себя картинкой на экране, как в кино.
– На море пойдем? Или завтра уже? – спрашивает Одиночество.
– Хочется, – вздыхает Соня. – Но темно уже. Да еще эти тетки с маньяком. Стремно как-то. У меня паранойя, как считаешь?
– Есть немного. Но тут лучше перебдеть, чем недобдеть. Пойдем уж утром, чего там.
Мальчишка смеется.
– Слушай. Давно хотела спросить: почему тебе все время двенадцать лет?
– Ты меня так запомнила, когда мы первый раз встретились. Помнишь? Ты качалась в осеннем парке на качелях…
– Точно. Помню. Да. А на самом деле ты какой?
– Никакой. Как шаровая молния, но тебе так удобнее со мной общаться. Не хочешь в душ, кстати?
– Хочу. А что, конем уже пахну? Ладно, пойду.
– Да не. Нормально. Просто вдруг ты забыла.
– A-а. Пойду. – Соня поднимается и, зайдя в душ, включает воду. Струи хлещут по плечам, по спине, по полиэтиленовой пленке кабинки. На левом бедре Сони шрам. Такие бывают от открытых переломов. Соня наклоняется и трогает шрам, нащупывая пальцами отвердевшие после разрыва жилы, стиснув зубы от боли, начинает их разминать.
Подросток, немного побродив по комнате, останавливается перед зеркалом и растворяется в пустоте.