Тариф на любовь

Глава 7

Ваня уставился в чашку с остатками чая на донышке. Он не знал, что ему делать. Своим поведением Настя не скрывала, как нежелателен ей гость. Если не орала на него, то как будто совсем не замечала. Или обрывала на полуслове. Но уходить чертовски не хотелось. Как никогда, Иван чувствовал, что за дверью его ожидает одиночество, и, пожалуй, впервые в жизни боялся этого. И все же насильно мил не будешь. Выждав паузу, допив последний глоток чая, покрутив пустую чашку на столе, он сложил руки.

— Ну что? Не вовремя я пришел. Как говорится, незваный гость…

Ася удивленно воззрилась на него, словно только что увидела.

— С чего это ты решил скромничать?

Ваня смущенно пожал плечами, не сдержав улыбки. Ася словно прочитала его мысли, да и ее собственные работали в том же направлении.

— Прости меня, Ваня. В общем, я не из говорливых, но сегодня с этим… молчание далось слишком тяжело. Поэтому я сорвалась на тебе.

Боевитость исчезла, и на Ивана смотрели усталые грустные глаза.

— Я понимаю. — Он преисполнился участия, но помочь вряд ли чем мог.

Ася откусила хлеб, который всухомятку не насыщал и не успокаивал.

— Наверное, — с сомнением подтвердила она, уверенная в обратном. Чтобы такое понять, надо пройти через это. — Мне бы отвлечься, заняться чем-нибудь. Только не знаю чем. Ко всем своим несчастьям я еще и голодна. Кстати, ты так и не сказал, где пропадал это время.

Она не хотела отпускать Ивана. Невыносимо сейчас остаться одной с молчаливыми стенами. Но гордость не позволяла попросить напрямую, а искать благовидный предлог… Ася очень надеялась, что Иван не расценит ее вопрос именно так.

— Какое время? — не без умысла спросил Иван.

Ася усмехнулась про себя. Мужики! И кто сказал, что они умнее женщин, что мозг их действует более рационально? Неужто и Ваня думает поймать ее на этот крючок? Дудки.

— Тебе лучше знать, — пожала плечами Ася, выказывая свою «неосведомленность». — Я имею в виду — после того, как мы с Катей у тебя были в гостях.

— В командировке, — отрешенно ответил он, скрыв разочарование от Настиных слов. Он надеялся на большее внимание к его отсутствию, чем незнание или нежелание знать.

— Мне уже говорили сегодня про командировку, — язвительно поделилась Ася. — Потом великодушно признались во лжи. — И как ни в чем не бывало продолжила: — И куда ты ездил?

Ваня пристально смотрел на Асю. То ли она издевается над ним, то ли еще не выплеснула до конца недавнее бунтарство. Он предпочел последнее. Ася опустила глаза, боясь глубины его взгляда, боясь вновь запутаться в паутине возбуждения.

— Настя, ты не хочешь говорить об этом, — не спросил, напомнил Иван.

— Не хочу, — обиделась на себя Ася, и поэтому голос се прозвучал неуверенно. «Ну и пусть уходит, удерживать не стану».

Она посмотрела в окно. Уже, наверное, десятый час. Спать еще рано, но она найдет для себя занятие, например поест — хлеб с маслом без колбасы.

— А выпить хочешь? — вдруг весело предложил Иван. Ася заколебалась, и он добавил: — Хорошее домашнее вино. «Лидия».

— Хочу, — решительно кивнула она головой. — Неси.

— Может, пойдем ко мне?

Ася отказалась без раздумий:

— Нет. У меня сегодня ноги устали. Никаких передвижений.

Иван хмыкнул, оценив мрачный юмор.

— Хорошо, я принесу. Дай мне три минуты.

— Пожалуйста, — великодушно согласилась Ася. — Хоть всю жизнь.

Иван уже уходил, но в дверях кухни остановился и оглянулся назад.

— Даже так?

Асю позабавили удивленно поднятые брови Ивана и выражение лица — недоверчиво-радостное. В ответ она залилась ярким румянцем и рассмеялась:

— Нет, я не выпью столько.

— Ладно, — сказал он, отворачиваясь. — Три минуты.

Но не успел он выйти в коридор, как Ася запаниковала. Вдруг ей показалось, что эти минуты станут для нее тяжелее, чем час общения с Юликом. Она вскочила со стула и выбежала следом.

— Ваня!

Он вопросительно посмотрел на девушку.

— Я не буду закрывать дверь. Ты не звони, а сразу открывай, хорошо?

— Добро. — Иван легко улыбнулся, а в глазах появились хитрые искорки. — Не скучай.

— Я постараюсь, — уже в пустоту прошептала Ася.

Ну где же он?!

Ася разложила закуску, которая у нее была — хлеб и масло, — и нетерпеливо притопывала носком тапочки, стоя посреди кухни. Она сделала скидку на медленный ход лифта, на поиски бутылки вина, даже на визит в туалет, если это необходимо…

Но почему он не идет?

Сколько раз она зарекалась не верить слову мужчин. Терпение истощилось. С поникшими плечами она пошла в комнату за халатом. Запыленная потная одежда тоже отразилась на ее сегодняшнем настроении. Хотелось чистоты и свежести. Хотелось сбросить грязь предательства и самонадеянной наглости Юлика.

Она успела перебросить халат через руку, когда захлопнулась дверь и Ваня позвал ее.

— Уложился. Секунда в секунду, — довольно сообщил он.

— Да, — растерянно подтвердила Ася. Вот это и называется «минута словно вечность», и в результате попала впросак. — Ты пока найди бокалы на кухне, а я переоденусь.

Она закрыла дверь в комнату и начала срывать с себя одежду, злясь на то, что сама продлевает минуты одиночества.

Иван выкладывал содержимое сумки на стол, но взгляд его притягивала закрытая дверь. Оказаться, бы там, помочь Насте в первой половине процедуры и заставить забыть о второй… и последовать ее примеру, и… Лучше не продолжать — полезнее для здоровья.

— Ничего, что я в халате? — спросила Ася, входя на кухню. И забыла о своих извинениях, взглянув на стол, полный изысканной снеди. Рядом с окороком стояла банка маринованных грибов, в сторонке белели брынза и сметана, горкой лежали овощи, а Иван корпел над новой, из фруктов. Ася присвистнула. — Ничего себе вино. Кстати, где оно?

— Сейчас. — Иван, как экстрасенс, колдовал над фруктами, заклиная их держаться вместе. Потом достал из сумки курицу. — Это положи в холодильник. — Ася взяла пакет и с любопытством следила за дальнейшими манипуляциями Вани. — А вот и вино. Извини, не успел придать ему респектабельный вид.

— У меня есть графин. А это, — Ася протянула пакет с курицей, — забери домой. Если мне нечем сегодня тебя угостить, это не значит, что так всегда и каждый день. Меня не надо подкармливать.

— Извини. — Ваня взял пакет из ее рук и спокойно, как у себя дома, положил в холодильник. — Я не кормлю, а сбываю излишки. Это лишь малая часть. Не смотри на меня так, Настя, я не наглею. Давай свой графин, бокалы и садись отдыхай.

Асе ничего не оставалось, как подчиниться. Иван наполнил графин вином, поставил на стол и принялся неумело нарезать закуску, стараясь, чтобы ломтики мяса были тонкими и ровными. Открыл банку с грибами и половину вытряхнул в тарелку.

— Дома у меня кусок отменной свинины. Потушить бы ее с грибочками да перчика добавить с лучком… М-м-м…

У Аси потекли слюнки.

— Ты хороший кулинар.

Ваня скорчил смешную гримасу.

— Только на словах. Мать моя, когда готовит, любит приговаривать, я и набрался у нее словечек. После единственной попытки приготовить утку с яблоками я ограничился чисто мужским набором блюд.

— Каким? — Ася чувствовала себя несколько странно. В своем доме она сидела словно застенчивая гостья и наблюдала, как мужчина, подтверждая словами и действиями свою неумелость, накрывает на стол. Для нее. Странно и приятно.

— Жареная картошка и яичница, — ответил Ваня, чуть смутившись. — Все остальное покупается в готовом виде.

— А жидкое? Супы, каши?

Он хитро улыбнулся и как бы возмущенно посмотрел на Асю.

— Когда очень хочется, иду в ресторан с хорошей кухней, иногда хожу в гости к знакомым или к соседям. — Он отложил в сторону нож, сполоснул руки и сел за стол. — Ну вот. Все готово.

— Наливай, — расхрабрилась гостья-хозяйка. Иван наполнил бокалы, вино аметистовым цветом заиграло в гранях хрусталя.

— За что? — предложил он Асе первой сказать тост.

— Чтобы незваные гости обходили нас стороной! — выпалила наболевшее Ася.

Ваня опустил глаза, печально любуясь искрами отраженной в бокале лампы.

— Понятно, — с мрачной решимостью произнес он и поднес бокал к губам.

— Я же не о тебе, — в свою очередь обиделась Ася. — Он позвонил мне на работу, сказал: «Приду», — и бросил трубку, не дав ответить. Хотя отлично знал, что я против. А я, между прочим, — оправдываясь, добавила Ася, — собиралась заглянуть после работы на базар.

— И ты забыла о продуктах и помчалась домой, — подытожил Иван, скрывая за улыбкой обиду и сарказм.

— Конечно, я могла сделать покупки, — в тон ему ответила Ася, и Ваня удивился, как точно она подметила его интонацию. — Могла заставить его ждать под окнами и тем самым показать, как я обижена и сердита. Но обиды прощаются и забываются…

— При условии, что влюблен…

— Без всяких условий, Ваня, — настойчиво возразила Ася. — Только предательство простить нельзя. И тогда к чему оттягивать неизбежное? — Она зло хмыкнула. — Он, оказывается, великодушно дал мне две недели, чтобы я успокоилась. А я успокоилась сразу, как узнала. Все. Не хочу говорить об этом! — вновь повысила голос Ася. — И тебя прошу не напоминать.

Иван миролюбиво улыбнулся:

— Давай выпьем.

Он цедил вино, думая, что в тот день состояние Насти было каким угодно, только не спокойным. Еще ему хотелось найти Юлика и вытрясти из него душу, чтобы тот не просто забыл Настю, а содрогался физической болью при упоминании о ней и при новых знакомствах с женщинами.

Ася залпом опустошила половину фужера и удивленно расширила глаза. И возмутилась:

— Это преступление! Такое вино пить в таком настроении.

— Какое вино? — лукаво поинтересовался Иван. — И какое настроение?

— Вино и-зу-ми-тель-ное, — сладко пропела Ася и сразу уточнила: — Не обольщайся, это комплимент не тебе — виноделу.

— Я знаю.

Она отпила еще глоток, наслаждаясь вкусом напитка, и приступила к трапезе.

— Ваня, давай сегодня только о хорошем, — предложила она.

— Согласен. О чем же?

— Как прошла командировка, например?

Он рассмеялся и широким жестом обвел стол:

— Результаты налицо.

— М-м! — Ася одобрительно проследила за его рукой, дожевала бутерброд и взяла персик, который так и просился его вкусить. — Это все?

— Нет, дома осталась большая часть.

Девушка с видимой серьезностью кивнула и переключила все внимание на персик. Ваня жадно наблюдал, как она сражается с брызжущим соком фруктом, слизывает стекающие струи нектара и старательно наклоняется над столом, чтобы не запачкать халат. Он воображал, как ее язычок с таким же азартом будет изучать его тело; тонкие пальцы будут гладить его кожу; пухлые сочные губы будут находить удивительные места, неизвестные другим женщинам. И он отдастся воле ее страсти и узнает наконец, что такое быть желанным. Не продавать, не дарить, а получать в дар, не отдавать, а принимать.

— Все понятно. — Ася положила косточку на край тарелки, поискала взглядом салфетку, подумала немного и решила сполоснуть липкие пальцы, а заодно и губы.

— Что понятно? — Ваня отпил вино, приготовившись ко второму раунду молчаливых действий Насти.

— Понятно, — она вытерла руки и снова села за стол, — что из тебя надо вытягивать каждое слово. Ты очень скрытный. — Неожиданно строгим голосом она напоминала секретаря комсомольского собрания, зачитывающего протокол. — Твоя командировка полна секретности, и результаты ее могут знать лишь вышестоящие органы. Нам, простым людям, остается довольствоваться тем, что налицо.

По мере Асиного выговора улыбка Ивана становилась все шире, и в конце тирады он рассмеялся и поднял руки вверх.

— Сдаюсь. Спрашивай — отвечу как на духу.

— Как прошла командировка? — с наивным взглядом спросила Ася.

Он осмотрел стол, улыбнулся своим мыслям.

— Не знаю. Время покажет.

— Понятно, — отрезала Ася, окончательно закрывая тему.

— Ну что ты сразу обижаешься, Настасья? — мягко упрекнул Иван. — Я действительно не знаю. Здесь, в городе, на курсах три месяца учат пользоваться компьютером. А у меня было всего четыре дня, и учил я не любопытных школьников, а зрелых крестьянок, если так можно назвать работников колхозного правления. — Ваня усмехнулся, вспомнив один эпизод. — У них огороды, урожай, хозяйство на уме. До кнопок ли им какой-то неизвестной машины, если всю жизнь они щелкали, как семечки, на счетах… У одной корова отелилась, у другой мужик в запое, у третьей еще что-то. Забот хватает, а работа — в перерывах между ними.

— Бедный Ваня! — машинально посетовала Ася. С тайной грустью она подумала: наверное, все мужики любят жаловаться на работу, не только Юлиан. Или только ей попадаются плакальщики. Хотя вряд ли. Подруги рассказывают то же о своих мужьях и кавалерах, и в фильмах женщины всегда утешают мужчин. Причем последние считают, что самый верный способ вызвать у женщины интерес — воззвать к ее жалости. И получается, что мужчины плачутся, чтобы порадовать женщин, а тем волей-неволей приходится выслушивать бесконечные жалобы. И начинаешь понимать, почему такое глубокое, воистину Божье чувство, как жалость, становится синонимом унижения, оскорбления человека. Но в таком случае зачем жаловаться? Замкнутый круг какой-то…

— Бедный, — подтвердил Ваня. — Председатель-заказчик как усадил меня за стол, раза в три шире твоего, так жена его только успевала подносить графины. Сначала ничего, — Иван притворно обиделся, слушая Асин смех, — но четыре дня, когда тебя «нагружают», не дав отойти от похмелья… Зато я видел новорожденного теленка. Здорово! Какой он беззащитный и… упрямый. — Глаза Вани потеплели, и голос приобрел мальчишеское хвастовство. — Да, еще сверх программы научил пацанов председателя компьютерным играм. Вот у кого тяга к кнопкам. Что им коровы да силос! Им подавай технику, механизацию…

— Власть, — тихо закончила Ася.

— Ты уж хватила, — засмеялся Иван.

— Почему? — искренне удивилась она. — Мужчины любят руководить машинами, или животными, или женщинами, или сразу всеми. Разве не так?

— Конечно, не так.

Ася ждала опровергающих доказательств или примеров, но Иван не спешил; похоже, он достаточно кратко высказал свою аргументацию.

— Посмотри, — спокойно продолжила Ася, — любимые животные мужчин — собака и лошадь, то есть те, которые служат. Свинарка, доярка — даже слова такие не имеют мужского рода. Пахать землю — занятие мужское, потому что плуг везут или животные, или трактор. А следить за урожаем — полоть, сажать, прореживать, словом, делать то, что не может техника, — дело женское. Уборка урожая — то же самое: мужчины на тракторах и комбайнах, а женщины идут следом, имея единственное орудие труда — собственные руки. И в городе так. Мужчины у станков, инженеры, наладчики, программисты, а женщины — все карандаши, линейки, счеты…

— И компьютеры, — вставил весомое слово Иван.

— Ну да, пользователи.

— Не так легко научиться быть пользователем, — не сдавался он.

— Но команды задаешь ты — программист.

— А ты — феминистка, — весело изрек Ваня.

— Нет, — не поддержала его веселья Ася. — Просто констатирую.

— И ты учла тот факт, что в Политехе на факультете электроники половина студентов — девушки.

— И кем они работают после окончания? — Ася скептически подняла бровь. — Чертежницами в КБ, руководят которыми мужчины, или опять же пользователями ПЭВМ, а в простонародье — секретаршами у… Это беспредметный разговор. Ничего не изменится. Наливай.

Ася разрумянилась от выпитого вина, расслабилась и стала разговорчивой. Ее удивляло собственное настроение, но менять ничего не хотелось. Неповторимое чувство безграничной свободы. Может, она и была немного груба, слишком прямолинейна и бестактна, но возможность не сдерживать себя в строгих рамках приличия, говорить не то, что можно, а то, что чувствуешь, не бояться быть непонятой и осужденной пьянила больше, чем вино. Несмотря на усталость, она готова была совершить подвиг. Доброта, которой попрекала ее мать и которой пользовались недолгие подруги и нечестные мужчины, предстала ей в новом, незнакомом еще качестве. Ей хотелось объять весь мир, собрать все звезды и подарить… человеку, сидящему рядом.

Что за чушь! Ведь и он использовал ее самым… самым… Ася не могла подобрать нужное слово, но поразило ее то, что она утратила былое отношение к Ивану. Ночь пятилетней давности не вызвала у нее ни возмущения, ни гнева, пи стыда, мучивших ее столько лет. И изменил ее тот самый человек, который нанес оскорбление. Поразительно!

— За равноправие мужчин и женщин? — предложил тост Иван.

— Ага! — Ася скептически покачала головой. — Женщин и мужчин.

— Пусть будет так! — рассмеялся Иван и приветственно поднял бокал.

— Расскажи о себе, — попросила Ася.

Она откинулась на спинку стула, вытянула ноги под столом, неторопливо отщипывала от грозди виноград и запивала ягоды вином. Ночная тишина за окном, маленькая уютная кухонька, перепады в разговоре от смешного к грустному, от серьезного к шутке — все настраивало на откровенность. К Ване часто обращались с таким вопросом, но то было лишь неуемное женское любопытство, праздный каприз. Так заядлая сплетница спрашивает: «Что случилось?» И бесится, если не получает ответа и лишается сенсационной новости на вечерних посиделках. Кому как не Ивану лучше знать, чем отвлечь женское любопытство? Он понимал, что часть вознаграждения за услуги получал за пресечение навязчивых вопросов.

Скромность. Это слово заставило поежиться Ивана. Он с презрением относился к себе, тому прежнему, и с таким же презрением относился к женщинам, требующим за свои деньги все удовольствия мира. А главное, требующим любви — слов, действий, чувств. Только одна оказалась не такой, и только она дала понять, насколько омерзительна жизнь Ивана и он сам.

А теперь появилась Настя. И задает тот же вопрос. И как искренен ее голос, и интерес ее неподдельный. Или уютная обстановка и душевная расслабленность после бурных разговоров так влияют на них обоих? Но ведь не сегодня у него появился интерес к девушке и не сегодня возникли чувства, которых раньше он не ощущал даже к Лене, своей жене.

— Еще одна запретная тема? — прервала его задумчивость Ася.

— Извини, — очнулся Иван и виновато улыбнулся. — А что ты можешь рассказать о себе?

Девушка рассмеялась.

— Метко, — одобрила она Ваню. — О себе: родилась, училась, работаю. О тебе я это знаю, а лезть в душу — ни-ни. Все правильно. Я сама такая.

— Дело не в этом, просто трудно отвечать конкретно на абстрактный вопрос. Что тебя интересует, Настя, спроси — я отвечу.

Иван сосредоточился на вине, то ли в ожидании, то ли ища в нем поддержку. Он знал, что ответить на все вопросы не посмеет. Господи, только не сейчас, а лучше — никогда. Она не должна знать, как низко он пал и кто, каким способом вытащил его из этой ямы. В противном случае Ася возненавидит его. Господи, только не она!

— Ты одессит, Ваня? — после продолжительной паузы спросила Ася. Почему-то она знала, что он не солжет, и для нее представился случай узнать его, попытаться понять, как случилось, что он стал продавать свое тело, свои сексуальные способности.

Боже! Она в жизни не затронет этой темы, тем более если он не узнал в ней очередную клиентку. Но что-то его подвигло к этому, и продолжает ли он заниматься этим до сих пор?

— Нет. Я родился в Мариуполе, родители и сейчас там живут. В Одессу я давно мечтал приехать. Крупный город, море, порт… Здесь больше возможностей, чем там. Я приехал сюда после школы поступать в Политех, сюда же вернулся после армии.

— Ты был в армии?

— А как же! — удивился он вопросу Аси. — Правда, нам давали отсрочку, так как в обучение входила военная кафедра. Но, — он задорно улыбнулся, — я был настоящим пацаном — воякой. Позже я понял еще одно преимущество.

— Какое? — Асе было по-настоящему интересно.

— После окончания института ребята уходили в армию и теряли еще толком не приобретенные навыки, а электроника за это время уходила вперед. В результате их знания снижались до минимального уровня, многим приходилось начинать все заново. Некоторые, как ты говоришь, становились чертежниками на должности инженера. Некоторые, правда, откупились от службы.

— А ты?

— А я честно отслужил, дважды отучился на первом курсе — до и после армии — и остался при знаниях и при хорошей работе. Не сразу, конечно, — добавил он тише.

— А как? — Ася подалась вперед, ярко-зеленые глаза пытливо всматривались, будто вытягивали на свет его темные тайны.

Иван на какой-то миг испугался этого взгляда, потом, как в омут, кинулся головой вниз.

— Балагурил я во время учебы. Чуть не отчислили меня тогда. Демьян Степанович, можно сказать, спас меня, настойчиво посоветовал взять академотпуск.

— По какой же причине? — поразилась Ася. — У нас академотпуск с трудом давали беременным студенткам, а у тебя…

— Развод. — Теперь уже Иван пристально изучал Асю.

— А-а, — протянула она, опуская глаза, чтобы скрыть волнение.

Это была скользкая тема и очень чувствительная для Ивана, да и для Аси тоже. Но именно это ее интересовало больше всего. Слишком долго ее мучил этот треугольник, в котором она оказалась то ли новым углом, то ли страшной заменой, то ли блуждающей точкой.

— Тебе не хочется говорить об этом? — Голос Аси сел почти до шепота. Она объяснила бы это действием вина, но дрожащие нотки выдавали ее волнение.

— Что именно тебя интересует? — также понизил голос Иван.

Она чувствовала его настойчивый взгляд и не решалась посмотреть в глаза. Ася пожала плечами:

— Почему вы развелись?

— Она нашла лучшего мужчину, чем я.

Ася хрипло рассмеялась подобной нелепости.

— Не смеши!

— Почему? — Иван оставался серьезен. — Ты же не знаешь меня.

«Лучше, чем ты думаешь», — мысленно возразила Ася, а вслух громко возмутилась:

— Но я знаю, кого она нашла. И еще я знаю, что она не прочь начать все сначала.

— Интересное наблюдение. — Но гораздо интереснее для Вани было поведение Насти. — И как ты узнала?

Она раздраженно поджала губы.

— На твоем новоселье у меня было мерзкое настроение, но уши-то все слышали.

— Это твои фантазии, — с философским спокойствием ответил Иван. — Что было — прошло. Это не вернуть и не исправить, ты же сама знаешь. Что бы Лена ни говорила, какой бы смысл ни вкладывала, все останется пустыми словами.

Ася молчала. Она сомневалась в справедливости Ваниного мнения, и все-таки ей хотелось верить в то, что он говорит. И вдруг как громом поразила мысль: неужели она ревнует?

Нет. Конечно же, нет. Ею движет искренний интерес к жизни Вани, его судьбе. Почему тогда грудь сжимается, и дышать становится трудно, и боль пронизывает тело — в тот момент, когда Леночка говорила и выразительно смотрела на Ивана, и сейчас, когда поднялся тот же вопрос.

Ася никогда не обладала интуицией, но в эту минуту она была преисполнена уверенности, что Иван не был счастлив со своей женой и совершит непоправимую ошибку, дав ей второй шанс. Обычно сдержанная в проявлениях чувств, Ася готова была умолять его, лишь бы уберечь от новой беды.

Иван расценил молчание Насти как обиду. Он не был тщеславен настолько, чтобы заподозрить девушку в ревности. С чего? И поведением, и разговором, и манерой она отталкивала Ивана, удерживала на длинной дистанции, не давая приблизиться ни на йоту. Не было это похоже и на хитроумную женскую игру, коварное искусство плетения интриг. Для этого Настя слишком пряма и непосредственна. Иван мог бы позволить себе сомнения, если б не знал о Юлике и его роли в жизни Насти. И вообще тот факт, что привлекательная, милая, умная, добрая Настенька ни разу не была замужем, говорит о многом. «За» или «против» — не имеет значения.

Но Иван заметил: Настя обижается вдруг ни с того ни с сего. Он сразу отбросил мысль о женской нелогичности и капризности. Для этого Настя слишком собрана и требовательна к себе. Присмотревшись внимательнее, Ваня понял, что обижает Настю не снисходительный тон общения и не стремление свести серьезный разговор к пустым комплиментам в ее адрес — к ним Настя была равнодушна и воспринимала, точнее, игнорировала, как навязчивую тишину. Ее обижало, когда не считались с ее искренностью и прямотой. Хотелось ей этого или нет, но своим внимательным взглядом, неподдельным участием и сочувствием она проникала в душу. И Ваня понял: лучше открыто отказаться от обсуждения нежелательного предмета, чем хитрить и увиливать от вопроса. Именно такое поведение обижало Настю.

— Мы поженились после первого курса, — начал рассказывать Иван, когда Ася потеряла всякую надежду продолжить беседу. — Нас тогда называли идеальной и самой красивой парой. Я не напрашиваюсь на комплимент, — тут же поправил он себя, — и не хочу льстить себе. Тогда я был молодой и свежий, не износившийся, как теперь. А Лена — ты ее видела, — она всегда была предельно внимательна к своей внешности.

Ася не согласилась с оценкой Ивана относительно его персоны, но в ответ лишь неопределенно повела плечом, не поднимая глаз.

— Многие нам завидовали, — продолжал Иван. — Некоторые признавались в «белой» зависти, а мы с Леной смеялись. Нам вообще тогда было очень весело.

— Завистники любят обелить себя, — задумчиво проговорила Ася.

— Что? — не расслышал Ваня.

Ася повторила громче, и внезапно ей стало понятно поведение Юлиана. Его бесконечные жалобы на начальство, на родственников, на друзей предстали перед ней как длинная цепь одной большой зависти. Она простерлась и на Асю, непонятно только, в чем ей завидовать. Ну да Бог с ним!

— Вполне возможно, — отрешенно согласился Иван. — Свадьба у нас была роскошная. Родители постарались.

Ресторан, арендованный на два дня, гостей человек двести, машины, пиршество, музыка — словом, все по программе. А брак продлился едва три месяца. Впрочем, два месяца было нормально.

Ася горько усмехнулась про себя: «нормально» — не то слово, каким обычно выражают чувства молодожены. Она всячески избегала этого слова в своих романтических поисках и уж тем более боялась «нормального» брака.

— Сначала мы жили у ее родных, потом — у моих. В Одессу вернулись к началу занятий. Тогда и начались трудности. Мы жили в общежитии. Комендант, конечно, выделил нам втихаря отдельную комнату — за определенную мзду. Но суть общаги от этого не изменилась — общая кухня, общественный душ и туалет, двери комнат практически нараспашку, заходи кто хочет. Мои родные обещали помочь с квартирой, но все не так быстро решается, а ожидание только добавило раздражительности. Короче, через месяц Лена начала усиленно посещать подружек на разных этажах и в другом общежитии. Домой приходила поздно, но не злая — единственное, что радовало меня. Потом стала пропадать до утра, говорила, что допоздна задержалась во втором общежитии. И пока я упивался собственной верностью жене, надо мной уже смеялся весь факультет. Еще через месяц она сообщила, что уходит к Юлиану и сама займется разводом, а потом сказала об аборте. Я даже не знал, что она была беременна. Вот я и взорвался, проклиная свою праведность и непогрешимость. Досталось тогда и общежитию, и институту, и преподавателям, и студентам. И выгнали бы меня — и правильно сделали, — если б не Демьян Степанович. Из общаги меня поперли, и он приютил меня в своем доме. А тут родители через пару недель приехали с ордером на квартиру в подарок. Вот так я и оказался со свадебным подарком и без жены.

— Так у тебя богатые родители! — с язвительной раздражительностью заметила Ася. Она упрямо не хотела жалеть и сочувствовать Ивану. И знала его достаточно, чтобы не поверить в «собственную верность жене». — И свадьба шикарная, и квартиру купили…

— Были богатыми, — безобидно уточнил Ваня. — Отец, чтобы оплатить свадьбу, продал «жигуленка», который в свое время купил дед по льготам участника войны. Хорошую трехкомнатную квартиру тоже получил дед. Не забывай, Настя, что хоть тогда и началась перестройка, но официально купля-продажа недвижимости была запрещена. Они разменяли квартиру на однокомнатную себе и коммуналку для меня.

— Извини, — прошептала Ася.

— Не за что извиняться. Ты права. Попытка единственного сына быть самостоятельным им обошлась в копеечку, которую собирали два поколения. Стыд и срам!

— Нечистым трубочистам, — грустно пошутила Ася.

— Я предлагал им деньги, чтобы выменять снова большую квартиру, но они отказались, ссылаясь на привычку к тому, что есть. Поэтому я купил квартиру в этом доме. И вечно чувствую себя идиотом в присутствии родителей. Наверное, из-за вины перед ними я редко их навещаю и к себе не приглашаю.

— Если ты единственный сын, — попыталась утешить его Ася, — рано или поздно все равно их состояние останется только тебе. Так ты до сих пор жил в коммуне?

Ася помнила, что он привел ее в отдельную квартиру и вел себя как хозяин, уверенно, без тени сомнений, обустраивал интимную обстановку. Все текло гладко, не было нервозности, лишнего мельтешения, какого-либо намека, что квартира не его. Позже Ася для себя определила его поведение как «профессиональные навыки», но в ту ночь он органично вписывался в обстановку.

— Нет. Слишком свежа была память о «великой» любви, и я был слишком эмоциональным, чтобы безропотно переехать в «семейное гнездо». Очень скоро я поменялся на отдельную квартиру.

— Ясно. — Теперь все стало на место. Ася даже почувствовала облегчение.

— Между прочим, я поменялся с одним преподавателем нашего института при помощи того же Демьяна Степановича. Хороший он мужик и башковитый. Мы его звали Демьян Бедный, а этот «бедный» сам собрал компьютер, когда они были в диковинку у нас. И основывался он только на статьях в иностранной технической периодике.

— Здорово! — удивилась Ася. Честно говоря, она до сих пор восторгалась обычной вычислительной машинкой, ее чудодейственными способностями производить сложные подсчеты, вплоть до тригонометрии, которую Ася считала выше своего понимания, хотя довольно ловко справлялась с ней в институте. И все же… — Что было дальше?

— Дальше? — словно удивился Иван. — Дальше просто. Через год вернулся в институт, наконец-то закончил. Год подвизался в Центре технического творчества молодежи — ЦТТМ, — созданном в годы перестройки на основе комсомола. Они тогда внедряли мелкие усовершенствования в различных областях производства, давали ход неиспользованным ранее рацпредложениям и полуконтрабандой завозили и продавали компьютеры.

— Что значит — полуконтрабандой?

— Им запрещалась обычная спекуляция, купля-продажа. И они дали этой афере красивое название: «Создание программы на собственном оборудовании» — естественно, с последующей продажей заказчику.

— То есть?

— То есть компьютеры закупаются как для себя, для своей работы. Но приходит заказчик, просит сделать программу к компьютеру, которого у него нет. Как отказать хорошему человеку, да еще прогрессивному! Конечно, сделаем! И по доброте душевной поделимся своими компьютерами, стоимость которых в тысячу раз превышала стоимость самой программы. А потом по комсомольской линии восполнялись недостающие компьютеры новыми. Молодым у нас везде дорога.

— Ага, — кивнула головой Ася. — И ты был программистом у них?

— Да. Потом с тем же Демьяном мы сели, подсчитали. С этими бумагами он прошелся по деканату, по ректорату, и в результате открыли свой Центр.

— Конкуренты, значит. — По голосу Аси трудно было определить, осуждает она или одобряет.

— Мы перехватили у них очень мало, — с улыбкой оправдался Иван. — К тому времени они не успевали сбывать компьютеры, и за дело взялись другие комсомольцы. Практически открылась свободная торговля, что моментально снизило цены и сняло дефицит.

— И появилась нужда в программистах. — Одновременно ирония и серьезность в голосе Аси смешили Ваню и вызывали желание оправдаться.

— Нет. Их всегда было у нас в избытке. Ты сама говорила, что инженеры работают чертежниками. Но на этом поприще появилась нужда в серьезных программистах, не только в играх и разбросанных основах бухгалтерского учета.

— Разбросанные основы, — саркастически усмехнулась Ася.

— Я имею в виду…

— Я знаю, — перебила она. — Мы попали в такую же историю. Купили компьютер с программами по зарплате и учету материалов. И работы стало больше. Девочки намучились, потом плюнули и стали работать как прежде. А для начальства после рабочего отчета собирать «компьютерные данные». Компьютер один на всю бухгалтерию. А ты знаешь, что такое отчет? Как аврал на судне. И этот единственный красавец хуже яблока раздора. Весело было, — подвела итог Ася и… рассмеялась своему казу.

— Похоже на работу ЦТТМ, — подтвердил Иван. — Но в Политехе у нас по-другому. Работают серьезные ребята.

— А ты один из них, — поддразнила она.

Ваня шутливо склонил голову:

— Позвольте представиться.

— Позволяю…

Он рассмеялся:

— Что мне делать с тобой, насмешница?

— Со мной — ничего, а вина подлить можешь?

— Или масла в огонь?

Ася в притворном возмущении взмахнула руками.

— Только пожара не хватает на мою голову!

— Головку, Настенька, — поправил Иван. — Светлую и умную. Что, в сущности, одно и то же.

Ася отпила вина.

— Так что вы программируете?

Ваня улыбнулся в бокал. Он никак не мог привыкнуть к тому, что Настя не реагирует на комплименты.

— Мы не программируем, а составляем программы.

— Игра слов, — небрежно отмахнулась Ася. — Конкретно?

— Всем, — коротко ответил Иван.

Девушка приняла независимый вид и откинулась на спинку стула. Обиделась, моментально понял Иван.

— В основном мы обеспечиваем вузы и техникумы города. На заре нашей деятельности ректор обратился в отдел образования и взял под свое крыло компьютеризацию вузов. Все контрольные, экзаменационные, вступительные и выпускные, грамматика и стилистика языка — все заложено в компьютерных дискетах. Преподаватели теперь не листают работы каждого студента, это делает компьютер, он и выдает результаты. Ты заканчивала институт?

Ася кивнула:

— Нархоз.

— Первый наш заказчик, — улыбнулся Иван. — Так вот, ты обратила внимание, что оформление контрольных работ изменилось? Нельзя менять последовательность заданий, ответы записываются не как в школе, с подробными объяснениями, а только числа или соответствующие измерения в определенном месте…

Ася кивала каждому слову Ивана, и он почувствовал азарт работы. Вдруг показался важным и значительным его вклад в общее дело. И все только потому, что кто-то заинтересовался его работой. Не зарплатой, не карьерой, не загранкомандировками и стажировками и даже не престижем — за компьютерами будущее, — а теперешним процессом, настоящими результатами его труда.

— Мы не занимаемся банками, — заскромничал Иван и сразу уточнил: — Только в программе вуза. Банкиры имеют собственный центр. Но у нас налажены отличные связи с предприятиями, заводами, редакциями, торговлей, а теперь и сельским хозяйством, — торжественно закончил Иван.

— Ура! — браво приветствовала его Ася. И зевнула. — Извини. Интересно, который час?

Ваня посмотрел на часы, перевел взгляд за окно, снова на часы и виновато улыбнулся.

— Ну? — подтолкнула его Ася.

— Уже поздно, — слукавил он и с неохотой добавил: — Наверное, мне пора.

— Еще вчера, — согласно кивнула Ася. По ее виду трудно было догадаться, шутит она или говорит серьезно. Но ее недавний интерес к беседе смягчал негостеприимную прямоту.

— Но уже сегодня, — внес поправку Иван.

— Прекрасно. Более точного времени я не узнаю. Секрет.

Иван покрутил браслет на запястье, еще раз взглянул на циферблат и провинившимся голосом ответил:

— Четверть третьего.

— Господи! — Ася прижала ладонь к груди, как будто сердце заболело. — Мне же на работу утром!

Примерно такой реакции и ожидал Ваня, но как не хотелось уходить! Он тоже устал, голова сонно отяжелела, веки царапали сухие глаза. Закрыть бы их, припасть ой к Настиному плечу, уткнуться лбом в ее шею, отнести в постель, прижаться к ней, теплой, мягкой, ласковой, и уснуть — потом, немного позже. А сначала… А потом прижаться и уснуть.

Ася все причитала по поводу позднего времени.

— …А сна — ни в одном глазу, — удивленно закончила она, зевнув. И рассмеялась.

— Мне пора.

Однако Ваня продолжал сидеть. Ася допила вино и встала.

В коридоре, около двери, она мягко положила ладонь на руку Ивану.

— Спасибо тебе, Ваня, — проникновенно сказала она. — Ты мне очень помог сегодня.

— И ты мне, Настасья.

— Издеваешься? — рассмеялась Ася. — Я тебя обругала, накричала, нагрубила…

— И дала выговориться, — продолжил он. — И внимательно слушала, и не жалела, и не пренебрегла, и успокоила. И еще что-то.

— И что? — Ася склонила голову набок. «Господи, — успела она подумать, — если я начала кокетничать, значит, точно надо закрывать лавочку».

Иван осторожно накрыл пальцы, казалось, забытой руки на своей руке и тихо, доверительно продекламировал:

Ася быстро вырвала руку и погрозила пальчиком:

— А дальше? — рассмеялся Иван, открывая для себя еще эрудированность и находчивость девушки.

— Дальше ищите сами.

— Хоть назови автора, Настенька.

— Баратынский. До свидания.

— И тебе до свидания.

И только захлопнув дверь своей квартиры, Иван сообразил, что Настя так и осталась для него неприкосновенной.