Акима такая холодность соседа несколько даже оскорбила. Он ещё долго стоял на крыльце дома и размышлял, что могло послужить поводом для такого пренебрежительного общения Ефрема и решил, что тот всё же вспомнил про одолженный когда-то Акимом спиннинг, который тот уже было записал в список своих вещей.
«Надо вернуть», – подумал Аким и почувствовал заочную горечь от утраты такой хорошей, пускай и не его собственной, вещи.
«Нет, наверное, он с женой поссорился. А я тут причём?» – снова возмутился Аким и поднялся в свою квартиру.
В квартире Акима царил болезненный полумрак, полупустота и затхлость запущенного жилища. Съехавшая четыре года назад от него жена – учительница начальных классов – вывезла половину своей мебели, оставив в маленькой двушке протёртый диван, советскую стенку-приданое и старый кухонный стол с двумя стульями, на который Аким позже поставил компьютер с пожелтевшим от времени пластиком корпуса.
В пустых стенах спаленки с обшарпанными обоями на полу стояла большая плошка с давно засохшим фикусом. По углам стопки ученических тетрадей и дидактических материалов жены, которые за годы успели обрасти толстым слоем пыли. Аким их не трогал и вообще старался не заходить в эту комнату, чтобы не столкнуться с былым болезненным прошлым. Выкинуть весь хлам и ненужные оставленные вещи жены у него никак не доходили руки, поэтому вся его немногочисленная одежда ютилась в стенке по соседству со старыми женскими халатами, туфлями, платьями, полотенчиками и сервизами, которые Аким не знал как применить, и решил тоже оставить на всякий случай.
Попытки найти новую спутницу в своей жизни он на время отложил – сейчас было лень кого-то намеренно искать и делать усилия над собой во благо другого человека, в необходимости которых он не сомневался. Наученный горьким опытом, он решил больше не сталкиваться с новыми скандалами, притеснениями и лишениями, с которыми он столкнулся в брачной жизни. Пока. Для этого ещё будет время – все эти смены гардеробов, пустая трата денег, может быть горы перелапаченной литературы по психологии отношений, и что там ещё любят женщины… А пока хотелось плыть по течению и наслаждаться отведенным временем так, как хотелось именно ему, безо всякого влияния посторонних людей. В то же время такой ход собственных мыслей Акима крайне возмущал, и он даже объяснял сам себе, что уже вышел из того возраста, когда ему была интересна романтика и химия новых чувств, а растрачивание своих сил на подобные вещи дело пустое и неблагодарное. В подобной борьбе с самим собой и летели тихие годы Акима.
Чтобы с головой не окунуться в грязное болото собственной прокрастинации и тоски, Аким предпочитал заниматься делами своих соседей и коллег по работе в сервисном центре.
В ночь убийства Аким вернулся с работы пьяным и уставшим – у его коллеги родился сын, и он счёл просто непозволительным невежеством не обмыть это дело с виновником торжества в ближайшем шинке.
Приполз домой он поздно, после чего завалился на диван, включил телевизор и уже очень скоро бороздил бескрайние просторы своих непостижимых алкогольных снов. Шум в соседней квартире ненадолго вывел его из глубокой спячки. Аким сначала не понимал, происходил этот шум в реальности или же звучал из динамиков телевизора. Впрочем, он давно уже привык к ссорам и скандалам соседей и не придавал им особого значения. Где-то в перерывах между сном и реальностью, тонкую грань между которыми Аким чувствовал с трудом, он услышал какой-то невнятный стук на лестничной площадке, и сначала не понял даже в чём дело, пока не постучали снова. В какой-то момент он даже всерьёз призадумался, что стучат действительно к нему. Даже если это действительно было так, то никому открывать посреди ночи он уж точно не собирался. Гостей он не ждал, всякие социальные и коммунальные службы не ходят по домам в столь поздний час, а значит, неизвестный стук в дверь можно было спокойно проигнорировать.
Уже ближе к утру Акима разбудила подкатившая к горлу тошнота, и он пошёл в туалет. Несовершенная система старых сообщающихся труб деревянных бараков имела свои минусы. При смыве нечистот в унитаз, смытую воду из бачка, бегущую по канализационным трубам, иногда частично засасывало в канализационную систему соседней квартиры, поэтому Аким очень удивился, когда увидел, что вода в его туалете немного потемнела, окрасившись в бурый цвет. Времени на размышления не было. Аким опустошил свой желудок, смыл унитаз и пошёл на кухню выпить рассола. В окне ярко светили пластиковые плафоны, а на порожках противоположного здания одиноко курил дежуривший на участке суточник в синей фуражке. Всё ещё затуманенный разум Акима какое-то время выдавливал из себя клубок разрозненных мыслей, связанных с ночным шумом в соседней квартире, стуком в дверь неизвестных гостей и красноватой жидкостью в его унитазе. Впрочем, эти мысли позабылись им скоро.
Только ближе к вечеру, когда Аким уже полностью отошёл от мучавшего его похмелья, он вышел покурить и встретился с Ефремом, который рассказал ему, что привёз из деревни забитую свинью. В этот момент для него всё сразу встало на свои места.
«Точно. Ефрем стучался ночью, чтобы ливер мне предложить. А я не открыл… И почему я сейчас у него не спросил?»
Заварив чай на кухне, Аким встал у окна и подумал о жене Ефрема. Всё-таки, для Акима было в Женьке что-то свободное и независимое. Быть может, даже блядское, что вызывало в нём неподдельный интерес. Конечно же, интерес чисто околонаучный, психологический.
Аким вспоминал, как шесть лет назад, при его активнейшем участии, счастливые молодожёны заселились в это пусть и скромное, но зато своё, купленное в ипотеку, жильё. Аким тогда уговорил Ефрема, чтобы тот специально выбирал жилплощадь подешевле и постарее – через пару лет их дом планировали включить в программу расселения ветхого жилья, а они сами должны были обустроиться в новой панельной пятиэтажке в центре города, куда переселили бы жильцов с полуразваленных окраин.
На следующий год после покупки Ефремом квартиры, мэра города посадили за махинации и попил бюджета на строительстве. На память о посаженном градоначальнике и его жилищной программе в центре города остались только серые бетонные стены недостроенного дома, а новый глава города ограничился лишь тем, что перекрыл крыши нескольких старых бараков и поменял двери в подъездах.
Тогда Акиму тоже показалось, что отношения между ним и Ефремом несколько охладели, и ему стоило немалых усилий вернуть свою утраченную репутацию в глазах старого приятеля.
Пока Аким пытался восстановить эти самые подорванные отношения, романтика и большие надежды недавно заселившихся молодожён развеялись. Ушла короткая пора благополучной жизни. За соседскими стенами всё чаще вспыхивали ссоры и скандалы. Вскоре и жена Акима поняла, что личная жизнь соседей увлекает его куда больше, чем своя собственная. Какое-то недолгое время Аким погоревал об уходе жены, но потом спокойно вздохнул и даже порадовался тому, что его больше никто не пилит по всякой ерунде, и он может быть диким волком, одиноким странником среди этих сложных переплетений людских жизней. В некотором роде, подобный альтруизм наполнил жизнь Акима каким-то новым смыслом, и он даже было подумал, что наконец нашёл в нём себя.
Нет. Определённо, к Женьке его тянула не какая-то внутренняя животная натура, а исключительное желание посочувствовать её тяжкой доле, подставить под её голову своё крепкое мужское плечо, потому что Ефрем, хоть несомненно и был хорошим мужиком, но на роль примерного семьянина никак не годился.
А Аким, будь он подлым мерзавцем, наверняка бы мог составить реальную конкуренцию её мужу. Уж точно Женька позавидовала бы тонкой душевной организации Акима, когда б увидала на его комоде бережно хранимую свадебную фотографию, подаренную ему фотографом по случаю женитьбы Женьки и Ефрема. Аким признавал, что с этой очаровательной улыбкой, в этом белом, тонком – по фигуре – платье Женька была особенно хороша. Дабы ухмыляющаяся физиономия жениха не смущала его, Аким во время мастурбации заклеивал лицо Ефрема двумя кусочками синей изоленты.
Конечно же, онанизмом Аким занимался лишь исключительно для того, чтобы поскорее сбросить постыдную похотливую листву, которая неизменно должна возникать у любого здорового мужчины к любой красивой девушке. Только после подобных процедур его разум освобождался от дурных мыслей, и он мог и дальше непредвзято изучать психологические и поведенческие особенности своей подопытной.