Коренная якутская вера – это классическое язычество: каждая местность и каждая важная область деятельности наделены духами («иччи»), которые за них отвечают. Впрочем, после включения Якутии в состав России в XVII веке местная вера в какой-то мере ассимилировалась с православным христианством и претерпела значительные изменения, в ней появились элементы теизма. Тем не менее, духи природы никуда не делись. Одними из них и являются так называемые «сюлюкю́ны» («сүллүкүүн»). Считается, что они почти всё время обитают на дне разных водоёмов и никак не взаимодействуют с людьми. Традиции якутской веры не считают их злыми духами, тем не менее, особенно добрыми сюлюкюнов тоже не назовёшь. Их внешность подробно не описывается, но их представляют как водяных чертов – антропоморфных, но обладающих кое-какими «рыбьими» признаками. Выбираются они из-под воды только в определенные дни – во время рождественских святок по ночам, собираются по всяким заброшенным домам да балаганам в отдалении от жилых поселений и там режутся друг с другом в карты. Играют на собственные «подводные» деньги, который выглядят как золотые монеты. Смельчакам из числа людей предписано в святочные дни пойти в какой-нибудь пустой дом и затаиться под столом или ещё где, накрывшись тканью. Нужно только очень хорошо приодеться, ибо пустые дома, конечно, не отапливаются, а в Якутии январские морозы запросто достигают минус пятидесяти градусов. Если повезёт, собрание местных сюлюкюнов будет как раз в этом доме. Когда сюлюкюны соберутся и игровой кон возрастёт, следует закричать изо всех сил и перевернуть стол. Сюлюкюны должны испугаться и разбежаться, тогда уже можно собирать оставленные ими деньги. Только нужно всё это добро истратить в течение трёх дней – потом золото сюлюкюнов превратится в водоросли, чем оно изначально и являлось.
Но присутствовать на собрании сюлюкюнов можно не только для материального обогащения. Во время игры в карты сюлюкюны не молчат, а многословно обсуждают будущие события и судьбы живущего поблизости народа – так что, если внимательно их слушать, можно разжиться ценной информацией о своём будущем и о будущем своих родных. Вообще, это один из видов местных святочных гаданий. Сложно представить, каким человеком нужно быть, чтобы в трескучий мороз пойти в пустой дом и там сидеть всю ночь в ожидании толпы сверхъестественных тварей, но такие люди находятся.
А теперь собственно история. Парадокс: прямого отношения к сюлюкюнам она не имеет, но нужно было всё равно сначала объяснить их сущность, чтобы стал понятен смысл истории.
Итак, Центральная Якутия, январь, святки, лютые морозы. Два молодых крепких брата решают отправиться послушать сюлюкюнов, а если повезёт, то и деньги их себе прибрать. Так как отношение к увлечению «серьёзными» святочными гаданиями у народа настороженное (всякие девичьи гадания по воску, зеркалам и иглам, конечно, не в счёт), то они никому о своём плане не сообщили, даже родителям. Для вылазки выбрали пустой древний балаган в поляне, который находился недалеко от их деревни. Вечерком, укутавшись в самые тёплые одежды и прихватив с собой пару бутылок водки, братья вышли из дома и направились к месту. Настроение хорошее, вдвоём не страшно, к холоду привыкши – в общем, всё по плану.
Пришли на место, залезли под ветхий стол, укрылись толстым покрывалом. Сидят, шёпотом разговаривают про всякое, время от времени хлебают из бутылок. Зажечь огонь нельзя – сюлюкюны испугаются и не придут, поэтому только лунный свет через окна льётся. Кстати, деталь: к старым якутским балаганам вплотную примыкает хлев – между балаганом и хлевом всего одна дверь, чтобы в морозы туда-сюда не бегать. И вот братья сидят уже несколько часов, время за полночь, оба уже немногословные, сонные…
Тут заскрипела дверь хлева. Братья насторожились, у обоих одна мысль: вот, начинается, сюлюкюны собираются. Некоторое время всё было тихо, потом опять дверь хлева скрипит, на этот раз громче – по звукам понятно, что дверь медленно открывается. Из хлева доносится приглушённый звук, похожий на куриное кудахтанье. Тут младший брат закричал не своим голосом, отбросил покрывало, выскочил из-под стола и бросился к выходу. Старший, естественно, сразу за ним. Да только вот ему не повезло: младший выбежал на улицу, а старший споткнулся о порог и растянулся у входа. Начал звать на помощь и тут же словно поперхнулся, потом снова так завизжал, как будто его живьём сжигают. Младший от такого побежал ещё быстрее. Пока он бежал до окраины поляны, брат всё кричал сзади, а потом замолк. Младший оглянулся только у опушки леса, но оттуда всё уже было плохо видно – стоит балаган, тихо, никакого движения возле него нет, а остальное в лунном свете не разберёшь.
В общем, младший брат припустил со всех ног и через час прибежал в деревню обратно с выпученными глазами, не помня себя. Сразу рассказал всё отцу, и тот едва не набросился на него с кулаками: мол, как такими дураками можно быть, хотя бы справки навели о том, куда идёте, перед тем как отправиться туда. Оказалось, именно в этом балагане давным-давно жила семья, все члены которой погибли друг за другом без видимых причин – поговаривали, что их всех злой дух сожрал. С тех пор на этой поляне никто не жил, даже сено не косили. Никакие сюлюкюны, конечно, в таком месте игры устраивать не будут, всё ж таки они не совсем демоны, а вот кое-кто «другой» вполне мог заинтересоваться двумя великовозрастными дурачками, которые сами в самый тёмный час пожаловали в заброшенное место.
В общем, отец с младшим братом собрались, сели на коня и отправились обратно к балагану. Добрались быстро, всю дорогу отец журил сына за то, что тот бросил старшего брата. Прибыли, вроде всё было тихо. У младшего брата начали стучать зубы, и он наотрез отказался подходить к балагану. Пришлось отцу самому идти к проклятому месту. Старший брат лежал на снегу там же, где упал, лицом вниз. По следам на снегу видно, что он даже и не двигался особо после падения. Тело уже окоченело… Тут отец уже зарыдал в голос. Делать нечего, положили мертвеца на коня и вернулись домой. Когда там сняли с него всю одежду, оказалось, что на спине под правой лопаткой здоровенный синяк, будто кто-то огромным кулачищем его туда ударил прямо через все слои одежды.
Позже младший брат рассказывал, что он видел до того, как стал убегать. Когда в очередной раз заскрипела дверь хлева, он украдкой приподнял покрывало и увидел при лунном свете идущий в их сторону огромный, под три метра ростом, чёрный человеческий силуэт и тут уж не выдержал – закричал и рванулся вон…
Дело опять касается двух братьев. Старшему около тридцати, младший лет на пять моложе. Оба были заядлыми охотниками и поехали ближе к осени поохотиться месяц-другой в дремучие леса, где дичь ещё не распугана человеком. У них это был не первый совместный дальний поход, так что уже привыкши, ни о чём не волнуются, всё схвачено, лес для них – дом родной. Устроились возле некой безымянной речки в лесу, быстро построили временную хижину, развели огонь, по местной традиции угостили дух огня (а через него все местные духи) едой и спиртным, чтобы они им покровительствовали, и приступили к охоте. Дичи было много, за пару-тройку дней настреляли неплохо.
На четвёртый день пошёл первый снег. Вечером братья сидели в хижине после охоты – спокойно ужинают, говорят о том о сём, огонь горит, в хижине тепло – и вдруг слышат, как за стеной кто-то ходит. Звук шагов по свежему снегу отчётливо слышен. Сначала схватились за ружья – а вдруг медведь? Но нет, шаги вполне человеческие, подходят к двери хижины. Женский голос говорит: «Бр-р-р, холодища-то какая!». Тут братья совсем уж в ступор впали. Меж тем дверь открылась, и в хижину входит молодая красивая женщина. Увидев братьев, она радостно начинает рассказывать, что она дочь жителя деревни неподалёку, вышла прогуляться по лесу, да заблудилась – весь день блуждала по лесу, уже подумала, что умрёт, но тут увидела хижину, вот и пришла. Братья переглядываются – местность они знают, в радиусе сотен километров вокруг никакой деревни нет. Но женщина вполне себе настоящая, вся от холода дрожит, и они учтиво предоставляют ей место за столом, наливают чай и суп. Она с благодарностью ест и продолжает рассказывать про себя, мол, как она напугана, как благодарна им и так далее. Старший брат кивает да поддакивает, а младший поглядывает на гостью с подозрением. Улучив момент, под предлогом сходить по нужде выходит из хижины. Там уже сумеречно, но различить кое-что ещё можно. На свежем снегу видны следы женщины. Младший брат следует по ним всё дальше, в итоге следы обрываются у берега речки. А речка ещё не замёрзла – если бы женщина переправлялась через неё вплавь, то она была бы вся мокрая. Подозрения младшего брата растут, он вспоминает древние легенды охотников о злых духах, которые живут в дремучих лесах, причём по рассказам эти духи настолько могущественные, что по сравнению с ними всякие мелкие «абасы» – так, детская игра. Он решает тихо шепнуть о своих соображениях братану и дальше действовать по обстоятельствам.
Заходит обратно в хижину – а там уже бутылку откупорили, флирт в самом разгаре, видно, что старший братец уже думает не головой, а другим местом. То и понятно – он не женат, а женщина весьма привлекательная. Младший пытается вклиниться в их разговор, мол, там наша охотничья экипировка мокнет под снегом, надо бы выйти и убрать, на что получает со стороны брата выразительный взгляд, а женщина на мгновение одаривает третьего лишнего таким колючим, неженским, даже нечеловеческим взором, что младший в мурашках отходит в сторонку. Сидит он мрачно у себя в углу, тем временем флирт всё ближе к постельной стадии. Но в итоге всё-таки ему удалось поймать своего брата, когда тот выходил на улицу перед тем, как отправиться на кровать. Пытается рассказать ему про следы, про страшный взгляд женщины и про то, что её легенда вообще шита белыми нитками, но старший брат мало того, что парит на крыльях ожидания близкого секса, так ещё и сильно пьян и ничего не хочет слышать. Кончается дело тем, что старший припирает младшего к стенке хижины и обещает дать ему хорошую взбучку, если он не отстанет от него. Младший в шоке – брат раньше никогда не позволял себе с ним так разговаривать, пусть даже трижды пьяный.
В итоге устроилась парочка в углу хижины и отгородилась импровизированной ширмой из лосиной шкуры. Свет потушили, младший брат лежит в другом углу, вслушивается в характерные звуки. На всякий случай под одеялом он держит свою двустволку с патронами в стволе. Лежит, процесс в том углу продолжается, вроде всё спокойно… и незаметно младшего брата сморил сон.
Проснулся ночью от какого-то скрежета. Судя по тому, что угли в печи ещё не потухли, прошло не так уж много времени. Странный скрежет явно доносится из угла, где лежат женщина и старший брат, и после каждого скрежета раздаётся то ли стон, то ли тихое завывание. Младший вскакивает с кровати и с ружьём наперевес бросается на помощь брату. Отдёргивает ширму одной рукой, другой держа двустволку наготове – и видит в полутьме, что его брата оседлал какой-то тёмный силуэт совсем не женских форм с ярко горящими жёлтым огнём глазищами на половину лица, и грызёт его шею, скрежеща зубами о позвонки. Брат только слабо стонет. Младший от такого зрелища чуть не потерял сознание, но всё же в упор выстрелил промеж глаз этого существа. Раздался визг, существо соскочило с брата и бросилось к выходу. Младший палит вслед из второго ствола, тварь снова визжит и выбегает из хижины, выдавив дверь. Младший срочно размешивает угли, добавляя света, и склоняется над своим братом, но уже поздно: глаза закатились, горло перегрызено, вся постель в крови. Ещё странно, что потом младший брат так и не нашёл следов крови на полу или у двери, да и снаружи на снегу тоже, хотя дважды попал из дробовика в это существо.
Как только рассвело, младший направился обратно в населённый пункт. Позже вернулся с командой мужиков забрать тело брата и размонтировать хижину. С тех пор ту речку стали называть «Речка Злых Духов» («Абааһы үрэҕэ») и перестали бродить в окрестностях.
Отправились как-то осенью некий дед со своим зятем и внуками в лес, чтобы привезти дров. Семья у них была большая – дед, бабка, старший сын с женой и двумя детьми, младший сын со своей невесткой (в деревнях Якутии, кстати, многие и сегодня живут большими семьями, не рассредотачиваясь по разным домам). Погода стояла хорошая, за день успели повалить немало деревьев. Но ближе к вечеру им попалось одна особенно крепкая большая лиственница, от которой топор отскакивал, как от камня. В общем-то, в лесу деревьев много, зять предложил оставить в покое дерево и заняться другими, но дед упёрся и заявил, что он будет не он, если не повалит это дерево. Промучились весь вечер, но удалось в итоге всё-таки его повалить. На этом работа в тот день кончилась.
Настал день, когда они стали грузить деревья на телегу. Тут то самое дерево тоже показало себя во всей красе: пока пытались загрузить его, оно раз шесть скатывалось обратно. По дороге оно непонятно как умудрилось свалиться с телеги, хотя там со всех сторон были препятствия из прутьев. Завезли к себе, стали на следующий день заготавливать дрова. Один из внуков хватил топором по дереву, тот отскочил и обухом ударил его самого в лоб. Видя такое, старик разозлился и велел в первую очередь заняться именно этим деревом. Потратили целый день, но всё-таки распилили и раскололи на дрова. Дед самолично занёс охапку дров в дом и запихнул в печь. Дальше, естественно, эти дрова не хотели загораться, но дед был тоже не лыком шит и добился своего после продолжительных мучений. Дрова загорелись, а старик вытер лоб и стал смеяться, мол, и тебе, оказывается, есть конец, чёртова деревяшка.
Тем вечером всё и началось. Семья ужинала, и вдруг невеста младшего сына закричала. Все посмотрели на неё, а она говорит, что только что её кто-то по лицу ударил. Начали уж думать, а не тронулась ли девушка головой, но тут опять кто-то невидимый снова стал ей оплеухи отвешивать, да так, что голова из стороны в сторону моталась. Дед попытался прикрыть ей лицо своими руками, и тут невидимка принялся за него – ударил под дых, потом стал хлестать по лицу. Когда дед в панике выбежал из дома, невидимка опять принялся за невесту. Мучил её весь вечер, потом, когда у неё обе щёки стали красными, как раки, вроде успокоился. Но радоваться было рано – ночью оно залезло к ней в постель, скинуло одеяло на пол и стало давить всем своим немаленьким весом и душить. Тут уж все переполошились: бедная девушка в слезах, мужчины ничего не понимают, дед хватается за голову, уразумев наконец, что злосчастное дерево-то непростое было… Пригласили местного батюшку. Тот с крестом, кадилом и святой водой едва вошёл, как невидимка тут же расплескал ему всю воду, сосуд разбил, сорвал с шеи крест и швырнул в угол, а самого священника тоже стал по щекам хлестать. В общем, как батюшка пришёл, так и сбежал.
Потом началась весёлая жизнь. По утрам и днём нечисть обычно затихала, но давала о себе знать мелкими пакостями: то коровьего навоза в молоко положит, то тесто испортит, то чашки сами собой на полках бьются. По вечерам он каждый раз принимался за невесту – бил её, за одежду хватал, в её порцию еды всякую гадость клал, щупал по ночам (хотя насиловать вроде не пытался, и на том спасибо). Всех остальных, включая того самого деда, особо не трогал, если они не пытались защитить девушку. Если всё же пытались, то бил и их, причём намного жёстче, чем девушку – запросто мог синяков наставить и кости переломать. Сами мужчины никогда ничего не смогли ни схватить, ни хотя бы почувствовать.
Дед обратился к местному шаману. Тот прийти к ним в дом отказался, мотивируя тем, что нечисть явно сильнее него. Так как все сошлись на мнении, что невидимое существо прибыло к ним в дом вместе с деревом, в котором, видимо, раньше и обитало, шаман посоветовал отвезти дрова, сделанные из того дерева, обратно на то же самое место. Так и сделали, причём дрова обратно ехали уже без всяких фокусов. Не помогло – «сожителю», видимо, в деревне показалось интереснее. Так и жили целый месяц, попробовали все средства, от угольных кругов на полу до молитв и кошек, но ничего не действовало, а невидимка после каждой попытки его выпроводить шалил с особым рвением. В конце концов от такой жизни у невесты случилось помутнение рассудка, она начала сохнуть на глазах и бредить.
В итоге семейные решили отправить невесту к родственникам в другое село. Пока ехали по деревне, она всё смотрела назад и плакала, говоря: «Мой бедный абасы не может угнаться за нами, отстаёт, манит меня к себе», потом, на выезде из села: «Мой бедный абасы остался плакать у берёзы». И вдруг весь бред сошёл, к ней вернулся разум. Естественно, после такого она не возвращалась в ту деревню, и намечающийся брак распался сам собой. Впрочем, в деревне были не против – как только она уехала, тварь будто испарилась, прекратились все его выходки и игры. Сначала шарахались от каждой тени, ожидая его возвращения, но этого так и не случилось. Видимо, без полюбившейся ему девушки абасы стало скучно, и он вернулся обратно в свои леса.
В якутских верованиях место нашлось даже для зомби, причём они в Якутии бывают аж двух видов – «юёр» («үөр») и «дэрэ́тник» («дэриэтинньик»). В местных жёлтых газетках время от времени (особенно во время святок) появляются статейки с заголовками вроде «Юёр – якутский зомби!», поэтому первый вид намного более известен, хотя под описание классического американского зомби больше подходит дэрэтник.
Итак, юёр – это по сути не живой мертвец, а неупокоенный дух мертвеца. Считается, что на каком-то этапе после смерти человека спрашивают: «Отправишься дальше или хочешь в срединном мире остаться?». Почти все соглашаются уйти, но некоторые особо не желающие покидать сей мир личности отвечают отрицательно. Тогда с них сдирают кожу с лица (и не спрашивайте, как с духа можно кожу содрать), разворачивают голову задом наперёд и отправляют обратно. Кстати, в случае с самоубийцами то же самое могут проделать и не спрашивая (к самоубийцам в якутской религии вообще отношение крайне отрицательное). Там этот изуродованный дух ютится по всяким заброшенным местам недалеко от места своей смерти. Света он боится, ему постоянно холодно и плохо. Очень скоро он начинает жалеть о своём выборе и озлобляться. Как только его злость достигнет такой точки, что готов будет набрасываться на любого несчастного путника, пришедшего в обиталище, то всё – юёр готов. Но на зомби из фильмов он не слишком похож, скорее, это вполне обычный «абасы» – правда, юёру приписывают способность иногда физически воздействовать на человека, такой способностью не всякие рядовые злые духи обладают. Вспомните самую первую историю про святки и пустой балаган – вполне возможно, что старшего брата там убил именно юёр. Обстоятельства, по крайней мере, указывают на это.
Юёр не вечен. По прошествии длительного времени (не меньше нескольких десятилетий, а то и веков) он «рассеивается», теряет силу и всё-таки покидает этот мир. Что происходит с заблудшей душой в дальнейшем, не совсем понятно – мифология на этот вопрос не даёт внятного ответа.
Дэрэтник – это совсем другое. Это настоящий оживший труп, одержимый злыми духами. Дэрэтником после смерти может стать злой шаман, некоторые самоубийцы и простые люди, пожранные особо мощными абасы. Дэрэтники очень похожи на зомби из фильмов: не имеют ничего общего со своей прижизненной личностью, разлагаются на ходу, часто не могут говорить, двигаются судорожно и дёргано, нечеловечески сильные и быстрые, малочувствительны к увечьям и горят желанием убить и сожрать первого встречного. Если человек становится дэрэтником, то это обычно происходит в течение суток после смерти, если не успеть похоронить его по особым правилам.
Два друга-охотника находились в глубокой тайге в незнакомой местности и заблудились. Тем временем наступил вечер. Было лето, поэтому ночью было не очень темно, и они решили не ложиться спать, а попытаться всё-таки выйти на дорогу. К полуночи забрели в какую-то глухую чащу. Один из охотников был из тех, кто «чувствителен» ко всякой чертовщине, и он сказал, что надо поскорее уходить из этого места, мол, что-то тут не так. Но не успели они развернуться, как из-за дерева выскочила какая-то волосатая тварь, похожая на человека, и набросилась на охотников. Прежде чем те успели опомниться, она повалила одного охотника (того самого «чувствительного») на землю и сильно покусала плечо. Меж тем второй охотник ударил существо палкой по голове, потом, когда оно отскочило, выстрелил почти в упор из дробовика. Нечисть завизжала и испарилась в воздухе.
Охотник бросился к раненому другу на помощь, но тот закричал ему: «Не подходи!». Потом объяснил, что он чувствует, что всё равно умрёт, и что после своей смерти наверняка станет дэрэтником – мол, залезли мы в гнездо такой сильной нечисти, что её уже не одолеешь. Друг попытался запротестовать, но раненый прервал его: «Ничего не выйдет. Мне уже конец. Теперь главное, чтобы после смерти со мной не было ничего непотребного». При этом он стал бледнеть на глазах, глаза выступили из орбит, вены вздулись. Задыхаясь, человек завещал другу, чтобы тот после его смерти тут же отрезал ему голову и похоронил тело не отходя от места на достаточной глубине без всякого гроба и креста, причём на животе, а ноги развести и между ними положить отрезанную голову лицом вниз, затолкав в рот землю. Самому же выжившему после этого нужно будет убежать как можно быстрее и дальше. Мол, это древний обычай похорон для человека, который может стать дэрэтником. Если похоронить таким образом, то дэрэтник не сможет восстать. Пока человек всё это говорил, ему на глазах становилось всё хуже, изо рта пошла кровавая пена, и он умер.
И вот стоит второй охотник над телом друга в ночной полутьме в лесу и думает, что делать. Всё-таки рука у него не поднялась с телом друга так поступать – просто выкопал могилу, положил туда тело лицом вниз, закопал, на дерево повесил всякие куски ткани, чтобы потом хоть как-то можно было найти, и отправился искать дорогу, к тому же боясь, что та самая нечисть в любой момент может вновь выскочить из-за деревьев.
Идёт час, два, три, уже и рассвет близко. И вдруг слышит: за спиной далеко в лесу ветки под чьими-то ногами трещат. Человек сразу насторожился, снял ружьё с плеча, ускорил шаг. Но звук быстро направляется точно к нему, как будто идущий знает, где он находится. Перепуганный охотник развернулся и приготовился достойно встретить преследователя, кто бы это ни был. Звуки всё ближе, и наконец, из-за кустов выпрыгивает покойный друг – весь в земле, волосы растрепаны, уже трупными пятнами покрыт, глаза не двигаются, одежда висит лохмотьями, а ещё изо рта и ушей свисают какие-то трубочки – то ли кровеносные сосуды какие, то ли сопли. Как дэрэтник увидел живого, сразу кинулся вперёд, как волк – рычит, дёргается, клацает зубами. Охотник выстрелил в него, но промахнулся. Между тем дэрэтник добрался до него и одним движением руки на добрые пять метров отбросил. Охотник, к счастью, ружьё не выпустил, выстрелил снова и на этот раз разнёс мертвецу всю голову. Но даже это дэрэтника не остановило – почти безголовый труп продолжал бегать за ним, размахивая руками, каким-то образом безошибочно определяя его местонахождение. «Успокоился» он только после нескольких попаданий картечью в грудь и конечности. Когда дэрэтник упал и затих, охотник быстро вырыл новую могилу, отрезал то, что осталось от головы и на этот раз похоронил точно таким образом, как его раньше просил друг. Как закончил, сразу ушёл, и на этот раз никто его догонять не стал. Вскоре он вышел на дорогу.
Позже во сне к человеку являлся умерший друг и, с одной стороны, благодарил, что тот всё-таки выполнил в итоге ритуал как следует, а с другой – упрекал, что он с самого начала сразу так не сделал, мол, из-за этого инцидента «там» у него ещё проблемы намечаются.
Дух-покровитель охоты Байана́й – один из самых почитаемых из пантеона якутских природных духов, почти наравне с божеством-покровителем коневодства, который именуется Джесеге́й («Дьөhөгөй») – а кони у якутов весьма сакральные животные, – и лишь на толику ниже, чем дух огня Хатан Тэмиэрийэ (этот вообще почитается наравне с высшими божествами). Байанай, разумеется, обитает в лесах, в которых недостатка в Якутии нет. Считается, что у него имеется «досье» на всех охотников, и он может по своему усмотрению облагодетельствовать или, наоборот, обездолить любого. Если охотник ведёт себя по всем местным правилам, не оскорбляет духов, не алчный, ну и, конечно, подкован в охотничьем деле, то он может рассчитывать на покровительство Байаная, и дичь сама будет валиться в руки.
Поехала группа охотников в очередной раз в дремучую тайгу дичи настрелять – основательный поход, состоящий в основном из стариков и опытных охотников. Только вот дичь им в этот раз как-то совсем не попадалась. Вроде зверья в лесах много, тут и там мелькают, и мужчины не новички в своём деле – но не везёт, и всё тут.
На третий день похода самому молодому парню из группы, которому недавно едва восемнадцать лет исполнилось, приснился сон: будто бы пока они все спали в своём временном бараке, из речки вынырнула роскошная женщина и, какая есть, мокрая, в облегающей одежде, подошла прямо к его кровати и улыбнулась ему. Парень тоже ей улыбается, но тут женщина недовольно покосилась на храпящих кругом мужчин и ушла в лес. Парень проснулся, ничего не понял и заснул дальше.
На следующую ночь опять во сне ему явилась та же женщина. На этот раз она стала его обнимать-целовать, но когда парень хотел её к себе привлечь, как-то ускользала всё время и говорила, мол, не время. Так в последующие ночи и повелось. Между тем охотничья неудача продолжалась, Пошли разговоры, не стоит ли вернуться назад и сменить местность. Парню было в целом всё равно – он-то совсем зелёный ещё, что скажут, то и делает. Только вот женщина из снов не выходит из головы.
В очередную ночь женщина всё-таки заговорила. Мне, говорит, ты очень нравишься, да вот только наличие кругом кучи старых хрычей всё портит. Она заговорщицки улыбнулась парню и сказала, мол, через три дня твои старики уйдут отсюда, ну а ты останься, тогда у нас всё и получится как надо. Парень проснулся и впал в уныние. Ходит с ружьём по лесу, как в полусне, мучается внутренними раздорами. Что делать? С одной стороны, вроде просто сон. С другой – женщина явно неспроста снится каждую ночь, и настолько она красивая, что парню кажется, что без неё у него жизнь ну никак не заладится. Но, опять же, кто её знает – вдруг лесная нечисть прикидывается женщиной и заманивает его в ловушку, чтобы сожрать (тут самое время вспомнить одну из предыдущих историй про братьев-охотников)…
Третий день настал, и старики на общем совещании пришли к выводу, что не светит им тут ничего на этот раз, пора возвращаться домой. Стали собираться. Только наш герой не собирается – сидит себе, уставясь в одну точку, ничего не говорит. Они ему: «Ты что, рехнулся? Решил остаться один в дремучем лесу?» Он молчит. Стали расспрашивать, в чём дело. Молчит. В уме только женщина, но в то же время страшно ему. Старики с ним долго возились, но ничего не добились. Решили, что парень тронулся головой, все накинулись на него, связали по рукам и ногам. Парень не стал сопротивляться. Так и увезли его в связанном виде домой.
А дома отец парню устроил разнос. Дед твой, говорит, великим охотником был, да и я сам имел задатки, но пошёл по иной стезе. Мол, это тебя сам Байанай приметил, это была его уловка, чтобы сделать настоящим якутским Охотником с большой буквы. Коли парень остался бы, то было бы ему счастье – дичь стала бы сама его преследовать, протяни руку да возьми. Вот только не хватило отпрыску мужества, чтобы встретиться с духом охоты лицом к лицу. «Так и останешься никем всю свою жизнь», – заключил отец.
Так и вышло. Парень жил, в принципе, нормальной жизнью без больших бед, да только не имел счастья в жизни: чувствовал он, что для иного был рождён, но когда выбирался в лес, не мог и паршивого зайца подстрелить. Всё зверьё убегало за километры от него. Вот так обиделся на него Байанай.
Отношение к будущим событиям и судьбе человека в якутской религии глубоко фаталистическое. Считается, что ещё до рождения человека его судьбу на седьмом из девяти высших небесных миров записывает в книгу судеб одно из верховных божеств – Чыҥыс Хаан. В момент рождения человека его будущее по сути уже определено, никакой свободы воли. Оттуда и весь богатый ассортимент заглядываний в будущее, гаданий, пророчеств, вещих снов и т. д. в якутском фольклоре – если будущее статично, значит, можно, по крайней мере, попытаться получить оттуда какую-то информацию. Собственно, и традиция рождественских святок поэтому так легко вписалась в местные обычаи. А если говорить о судьбе человека, то ситуация такая: если новорожденному на небесах записали «полную судьбу» («бүтүн оҥоруу», дословно «сделанный полностью»), значит, ему нипочём все невзгоды, страдания, повороты жизни и собственная глупость. Может хоть гвозди голой рукой в розетки вставлять, всё обойдется. А вот если у него «неполная судьба» («итэҕэс оҥоруу», то есть сделанный не полностью), то человек обречён – умрёт во цвете лет, будучи абсолютно здоровым, от какого-нибудь метеорита, который свалится точно ему на темя. Так вот сурово устроен мир.
В конце XIX века среди авантюристов Якутии, которых не устраивала спокойная мирная жизнь, было популярно отправиться на золотые прииски в Бодайбо в поисках счастья. Много темных историй там происходило, состояния зарабатывались и терялись за одну ночь, много крови в тайге разлилось. Особо опасными были дороги, которые вели туда-обратно – разбойники могли поджидать путников с заработанными деньгами и золотом за любым поворотом. И вот один такой молодой искатель приключений затосковал на приисках, захотелось домой, на родину, отца с матерью увидеть. Уволился, взял деньги и отправился через тайгу в Якутск. Ничем криминальным он не занимался, честно батрачил на приисках, так что совесть его была чиста. И в какой-то момент дорога завела его в один из многочисленных таёжных перевалочных пунктов – относительно безопасное место, где можно провести ночь под крышей, с замком на двери и с какой-никакой охраной, обеспечиваемой хозяевами. За небольшую плату, разумеется. По хозяину видно, что бывалый, надежный, да и хата крепкая, с толстыми бревенчатыми стенами. Только оказалось, что мест в доме нет, всё забито, поэтому новоприбывшему гостю предложили разместиться в амбаре во дворе. Парень очень устал после дороги и особо не стал привередничать – в амбаре так в амбаре, там даже лучше, чем в доме, нет окон и засов изнутри, никто не проберется. Внутри на такой случай уже стоял топчан, на нём хозяева разложили белье, и вскоре путник забылся крепким сном.
Приснился ему сон, будто он лежит на том же самом топчане в том же амбаре, только никак пошевелиться не может, как это бывает во сне. А под топчаном какая-то возня, будто какие-то люди шепчутся и всхлипывают. Парень через силу поворачивает голову и видит в тусклом свете луны, бьющем через крохотную форточку, как из-под кровати на четвереньках выползает голая женщина. Выползла, встала, обернулась к нему, и парень окаменел от ужаса. Женщина была молодая, красивая, только вот всё тело переломано, в жутких синяках и открытых ранах, горло перерезано, язык висит из гортани. Она подошла к кровати, нагнулась и поцеловала парня в губы. Поцелуй оказался ледяным, и от этого парень проснулся в холодном поту. Лежит, выдыхает, никак успокоиться не может. Решил, чтобы развеяться, сходить на улицу подышать воздухом. Подходит к двери, пытается открыть – нет, заперто на замок с той стороны.
Вот тут-то парня будто окатило ведром холодной воды. Едва коснулся внутреннего засова, тот тут же отвалился: оказывается, только для видимости, ничего-то он и не держит. Обманка. Парень вспомнил про сон, подскочил к топчану, перетащил его в другое место, присмотрелся к полу – ба, да тут дверь входа в подпол, тщательно замаскированная. Взялся за тяжелую дверь, кое-как поднял – а там глубокий подвал, из которого веет лютым морозом. Парень вытащил из кармана брюк спички (был курильщиком), зажег одну, всмотрелся вниз и вскрикнул от ужаса – глубоко внизу в морозном подвале валялись в разных позах голые человеческие тела – видимо, их просто сбрасывали сверху. Самой верхней в куче лежала та самая женщина, которая приснилась парню, ровно с такими же ранами. Глаза были открыты. Парень отшатнулся от ямы, потушил спичку. Всё стало ясно: хозяин промышляет разбоем и некоторых гостей при деньгах приканчивает ночью в этом амбаре и забирает имущество. Даже тела никуда выносить не надо – глубокая яма и вечная мерзлота делают своё дело.
Стал лихорадочно думать, что делать. Тем временем во дворе уже раздались какие-то тихие голоса, перешептывания. Стоял самый темный час ночи, и стало ясно, что разбойники идут его убивать. Парню ничего не оставалось, кроме как быстро закрыть дверь в подвал, вернуть топчан на место, разложить свою верхнюю одежду под одеяло так, будто там спит человек, вооружиться засовом и замереть возле двери. Судя по звуку шагов, к амбару подошли четверо. Стараясь не греметь ключами, один из них открыл замок и распахнул дверь. Как только дверь открылась, двое других вбежали внутрь и начали бить куда попало железными ломами «человека» на топчане. Парень решил не упускать момент и выскочил из амбара, попутно ударив засовом по голове хозяина, который с ключами стоял у порога. Пока четвёртый разбойник с ножом, стоящий чуть в стороне, на секунду растерялся, парень уже стремглав направился к выходу из двора.
Погоня длилась четверть часа. Парень был хорошим бегуном, но и преследователи оказались физически развитыми. В конце концов, когда парень уже стал выдыхаться и разбойники наступали на пятки, у дороги показался глубокий крутой овраг шириной в несколько метров. Перепрыгнуть казалось совершенно невозможным делом, но отчаявшийся парень решил воспользоваться последним шансом, сделал рывок и прыгнул. Допрыгнул еле-еле, чуть не поскользнулся у края, но удержал равновесие и побежал дальше. Первый из разбойников, который решил повторить его подвиг, не долетел и с криком рухнул вниз, на дно. Второй разбойник остановился у оврага и прокричал вслед убегающему человеку: «Повезло тебе, парень, с полной судьбой родился!».
И действительно, парень потом попадал ещё не раз в самые жуткие передряги, но мирно умер в своей постели глубоким стариком.
Ехал как-то из одной деревни в другую всадник на коне. Вечер, осень, темно, кругом чёрный лес, только лунный серп чуть освещает дорогу. И вдруг человека обгоняет другой всадник, ветром проносясь мимо. Человек решает, что это какой-то лихач так решил его унизить, и пришпоривает своего коня, чтобы перегнать хвастуна. Через какое-то время это ему почти удаётся, но человек замечает неладное: в тусклом освещении видно, что конь впереди выглядит точно так же, как его собственный, да и рост, волосы, комплекция и одежда человека со спины совпадают с ним самим. Но всё же путник гонит коня дальше. Иногда ему кажется, что вот-вот он выравняется и обгонит соперника и взглянет на его лицо, но в итоге это ему так и не удаётся, конь выдыхается. На развилке, которая ведёт в его деревню, передний всадник и его конь внезапно растворяются в воздухе, так и не дав себя обогнать. Всадник, наконец, поняв, что это был совсем не человек, покрывается холодным потом и быстро направляется домой. Там, услышав, что ему не удалось прийти первым к развилке, очень огорчается его отец, говорит, что это не к добру – раз начал соревноваться с абасы, то нужно было лучше стараться. Через пару недель человека насмерть задавливает деревом на лесоповале.
Группа охотников ночевала в хижине в глубокой тайге. Стоянка была знакомая, сто раз уже проводили здесь ночи, так что никакой тревоги у бывалых мужиков не было. Посреди ночи они проснулись из-за того, что поднялся очень сильный ветер, и вся хижина заходила ходуном, начала скрипеть. Кони и собаки снаружи сначала оставались спокойными, но вдруг забеспокоились – поднялось паническое ржание и лай. Охотники на всякий случай взяли ружья и затихли. Внезапно на них напала какая-то странная прострация, будто вся компания коллективно погрузилась в дремоту. В этом состоянии они увидели, как в хижину, не открывая дверь, вошли три высоких человека и стали обходить строение, переговариваясь между собой: «Ну что, он здесь?» – «Не думаю». – «Должен ведь быть здесь». Подойдя к одному из охотников, один из них наклонился и воскликнул: «Да вот он, нашёл!» Схватив мужчину за волосы, он стал утаскивать его к выходу. Парализованный мужик противился как мог, выл, дергался. Двое других ночных гостей подошли к нему и разочарованно сказали третьему: «Да брось ты его, не он это». Мужчину бросили на пол, как мешок с мукой. Потом трое покинули хижину так же, как и вошли, не утруждая себя открыванием двери. Животные, которые всё это время бесновались, вскоре успокоились, а там и буря пошла на спад. Но охотники до самого утра не могли прийти в себя, так и лежали в неком подобии сонного паралича. Только с рассветом морок покинул их.
Тот человек, которого пытались утащить «гости», небезосновательно опасался, что с ним в ближайшем будущем может случиться что-то плохое, но так ничего страшного и не произошло. Только в том месте, где его за волосы держал ночной визитер своей железной хваткой, за пару месяцев образовалась плешь, которая оставалась до старости.
Молодой охотник осенью отправился по зайцам. Зайцев так и не увидел, но зато набрёл у речки на большую красивую лосиху, которая вышла на водопой. Недолго думая, охотник выстрелил зверю прямо меж глаз. Лосиха как стояла, так и свалилась набок. Умирала она долго и очень страшно, дергаясь в конвульсиях, пытаясь подняться и исторгая из горла звуки, очень похожие на женский плач. Разбрызгала свою кровь по всему берегу. Парень, который не ожидал такого, пришёл в смятение и просто стоял, ожидая, когда всё кончится. Наконец, лосиха затихла, и тогда он подошёл к ней. Но едва он присел у добычи, как из леса к берегу вышли старик и старуха в старинных якутских одеяниях и залились слезами. Старик поднял руку с тростью и потряс ею в воздухе с криком: «За что ты убил нашу безвинную дочь, что она тебе плохого тебе сделала?!». Охотник в шоке вскочил и побежал обратно в деревню. Там он всё рассказал родственникам, и на следующий день они целой группой вернулись на то же самое место. Следы крови на земле остались, но туша лосихи исчезла, причём не было никаких признаков того, что её кто-то куда-нибудь утаскивал.
Охотник после этого случая прожил недолго. Он впал в депрессию, стал всего бояться, а после пары рюмок водки рассказывал друзьям, как его везде преследует тот самый старик с тростью и молча буравит его взглядом. Вскоре его нашли повешенным в собственном доме.
Речь пойдёт о деревенском уроженце, который переселился в город, но о корнях своих не забывал и раз в год стабильно ездил на длительную охоту в тайгу (собственно, так многие до сих пор делают). Обычно на такие мероприятия на всякий случай ездят толпой хорошо знакомых проверенных людей, но этот человек любил охотиться один. Места знакомые, к лесу привык ещё в детстве, сам ни капли ни верит в сверхъестественные явления, а в случае возникновения реальных опасностей верный дробовик всегда под рукой. И вот выдвинулся он в очередной дальний поход, доехал до последней деревни у реки, где заканчивалась дорога, и направился дальше по замерзшей реке вниз по течению, где девственные необитаемые леса да одинокая охотничья хижина у берега, окруженная высоким дощатым забором, чтобы туда не проникало зверьё.
Приехал, как обычно, распаковался в хижине – мешки с крупой, хлебом и прочим, чтобы на полмесяца проживания хватило, даже если покровитель охоты Байанай на сей раз не благословит охотника и добычи будет мало. Отоспался в первый день, ну и начал привычный охотничий цикл: лыжи, дробовик или винтовка в зависимости от цели сегодняшней вылазки, дальше вступает в дело мастерство следопыта. Дела шли хорошо: в первую же неделю настрелял не только мелкой дичи, но и целого лося. Уже начал задумываться о том, как же всё это добро отвозить в деревню.
К закату нового дня вернулся в хижину в хорошем настроении с несколькими зайцами и глухарями за плечом. Вошёл внутрь, зажег свечи, затопил печь и тут заметил неладное: какие-то мокрые от растаявшего снега следы на полу, странный запах, ну и в довершение всего мешки с провиантом оказались разорваны и пропала приличная часть запасенного хлеба (тут надо заметить, что снаружи дверь хижины не запиралась, потому как в глухом лесу незачем, да и забор защищает от случайно забродившего зверя). Охотник сперва подумал было на лису, белок и прочую небольшую живность, но быстро отказался от этой теории: следы не похожи, да и поведение совсем не то. Ну не могла лиса так разорвать грубый холст мешка и унести с собой столько продуктов (а признаков того, что хлеб ели на месте, не было). Тут явно действовал человек – но откуда ему взяться в этом безлюдном краю? Стало тревожно. Охотник вышел из хижины и стал присматриваться к следам, но ничего, кроме его собственных следов, на снегу не отпечаталось. Он в задумчивости вернулся внутрь, зарядил ружьё, запер дверь, занавесил окна и той ночью спал с дробовиком под кроватью. Ночью просыпался несколько раз из-за того, что ему казалось, будто возле хижины скрипит снег и раздаётся какое-то тихое бормотание, но каждый раз, когда он прислушивался, всё стихало, и охотник всё списывал на галлюцинации из-за тревоги.
На следующий день было очень холодно и в лесу началась пурга, поэтому охотник вернулся раньше обычного. Войдя во двор, он сразу обратил внимание, что дверь хижины распахнута настежь. Сердце замерло, охотник бросился вперёд – и как знал: в хижине стужа, гуляет ветер, исчезли почти все мешки с продуктами, к тому же на этот раз неизвестный злодей вынес и часть мяса – добычи прежних дней. А снаружи по-прежнему никаких следов…
Вот тут-то в охотнике и проснулась злость. Решил он, что во всём виноваты беглые заключенные, которые решили поживиться за счёт него (хотя никаких тюрем и лагерей поблизости никогда не было). Твёрдо вознамерившись поймать злоумышленников с поличным и строго покарать, он лёг спать. Ночь снова прошла беспокойно – не оставляло человека ощущение, что он теперь не один в дремучей тайге, и кто-то совсем рядом за ним пристально наблюдает.
Взошло солнце. Позавтракав скудными остатками принесенной с собой еды, охотник взял ружьё и вышел на охоту. Вот только в этот раз он ушёл совсем недалеко – до ближайшего оврага, притаившись в котором, весь обратился в слух. Пурга прекратилась, было солнечно, воздух замечательно проводил звуки, а свежий вчерашний снег радостно скрипел от малейшего прикосновения. Если кто-то явится к хижине, опытный охотник должен был это услышать.
День клонился к концу, вокруг сгустились сумерки, а человек всё продолжать сидеть и ждать. Он был уверен, что таинственный вор придёт и сегодня, но время шло, а никаких звуков со стороны хижины, кроме обычного потрескивания веток на морозе, не доносилось. Лишь когда солнце окончательно зашло, появилась луна и лес окрасился в серебристо-синий цвет, замерзший охотник признал свою ошибку, плюнул на всё, выбрался из оврага и двинулся к хижине. Зашёл во двор и замер от неожиданности: дверь хижины была распахнута настежь, и в помещении явно кто-то был!
Оправившись от первого шока, охотник тихо снял с плеча дробовик. Из хижины доносились неясные звуки – сиплое тяжелое дыхание, грузные шаги, беспрерывный неразборчивый шёпот, перемежающийся гортанными вздохами. В охотника закрались сомнения, что человек способен издавать такие звуки, но времени на колебания не оставалось. Он осторожно обошёл хижину сбоку по проторенной на снегу дорожке до поленницы с ружьём наготове, стараясь не хрустеть снегом, и заглянул в окно…
С той стороны на него тоже смотрели. Широкое лицо, покрытое черной мохнатой шерстью, с крохотными блестящими глазами и полуразинутым ртом с большими зубами.
Охотник не успел испугаться и вообще как-то среагировать. Как раз в этот момент на крыше хижине кто-то громко захохотал человеческим голосом и спрыгнул прямо на него, сбив с ног и надавив всей своей массой. Охотник было уже распрощался с жизнью, но тот, кто на него набросился, не стал больше нападать и с ловкостью циркача, не переставая хохотать, прямо с места прыгнул обратно на крышу, прежде чем он успел его как следует рассмотреть. Пока охотник поднимался, тот, кто был внутри хижины, тоже с гортанным хохотом выскочил на крыльцо и оттуда одним махом на крышу. Когда охотник весь в снегу наконец подбежал к крыльцу, два темных силуэта в лунном свете – один побольше (тот, кто был в хижине), второй поменьше (тот, кто спрыгнул с крыши) – перемахнули прыжком с крыши на забор, а оттуда – на ветви близко растущей лиственницы, так и не коснувшись земли. Старший при этом сжимал в одной своих – рук? лап? – последний мешок с хлебом, привезенный человеком из деревни.
Глядя, как быстро, перепрыгивая с дерева на дерево и раскатисто хохоча, удаляются двое в лес, охотник наконец понял, кто именно наносил ему визит все это время. В его руке остался клок жестких черных волос, вырванный из тела пришельца с крыши во время падения и недолгой борьбы.
– Чучуна́, – прошептал он.
Больше оставаться не имело смысла – незваные гости могли вернуться в любой момент и выкинуть очередную «шутку», не столь безобидную. Как только рассвело, охотник стал на путь обратно к людям. Немного подумав, он решил всё-таки не брать с собой остатки провизии, а оставил всё на столе, чтобы человеческой едой могли полакомиться те, кто, видимо, так запал на неё.
«Чучуна» – якутский аналог йети. Легенды про «лесных людей», заросших черной шестью и обладающих потрясающей физической силой и ловкостью, известны в Якутии с древности. Обычно их не считают злыми, но если вызвать у них недовольство, то приходится только пенять на себя. Часто упоминается их громкий хохот, который невозможно отличить от человеческого, причём в ситуациях, где смешного с точки зрения человека мало.
Как и почти все сверхъестественные сущности в якутском фольклоре, злые духи-«абасы» крайне мнительны, и оскорблять или потешаться над ними не следует даже в шутку или находясь в безопасном месте – могут прознать и примерно наказать.
Некий не самый умный старик, будучи в гостях, напился и стал выражать сожаление, что ни разу не видел абасы за свою долгую жизнь, в то время как, судя по рассказам, все односельчане хоть раз да встречали. Мол, абасы меня не уважает. Потом вечером в сумерках шёл домой, а навстречу едет всадник на коне. Ну всадник и всадник, старик спокойно идёт дальше. Когда проходит мимо, вдруг всадник не сходя с коня хватает его за волосы. Онемевший старик поднимает на него взгляд, а там не лицо, а страшнейшая рожа – бледная, вытянутая, с вытаращенными жабьими глазами, а тело всадника, как оказалось, просто переходит в коня, вроде как такой горб на спине животного. Старик падает на месте с инфарктом. Его обнаруживают другие запоздалые путники, еле возвращают к жизни. Отлёживается старик потом долго, а жена, услышав, что он болтал перед тем, как отправиться домой в тот вечер, открыто называет его дурачком.
XVIII век, глухая зимняя тайга где-то у реки Вилюй. Некий путник на коне по своим делам ехал в другое селение, но отчего-то припозднился, и стало ясно, что до заката не успеет добраться до пункта назначения. На такой случай в полянах-аласах вдоль дорог имеются пустующие балаганы – либо специально выстроенные как путевые остановки, либо когда-то бывшие жилыми, но по каким-то причинам покинутые. Недолго думая, путник направил коня в один из таких балаганов, хорошо ему знакомый. Добрался до нужного аласа уже в сумерках и уже на подходе заметил, что в окнах мерцает свет, а из трубы клубится дым и вылетают искорки. А путник только рад – одному ночевать не придётся, да и приятно прибыть в уже натопленное и подготовленное для ночлега жилище.
У коновязи-сэргэ стоял конь с телегой, причём путник при взгляде на него моментально почувствовал себя последним нищим: шикарный породистый скакун белоснежной масти размерами чуть ли не в два раза больше его собственной рабочей лошадки, да и телега дорогая, не из мелкой мастерской – вся расписана яркими красками, с мягкими сидениями и всем прочим, что было крайней редкостью в те времена, да ещё и в такой глуши. В общем, стало ясно, что на ночь в балагане остановился не абы кто, а какой-то тойон или богатый купец. Путник оробел, но что поделать – не в ночь же возвращаться. Слез со своего коня и попытался подвести его к коновязи, но тот стал упираться, наотрез отказываясь подойти к белому коню, который только презрительно смотрел на новоприбывших и лениво жевал сено, раскиданное под коновязью. Человек решил, что его конь тоже засмущался такой знатной компании, и отпустил его пастись по аласу, находя пропитание под снегом. Счистив снег с одежды и приводя себя как мог в порядок, он открыл дверь балагана и шагнул внутрь.
Внутри и правда было очень уютно: трещат дрова в печи, кипит бульон, на столе разложен белый хлеб и прочие яства, стоит початая бутылка вина… Вот только взгляд на того, кто являлся хозяином всего этого добра, привёл путника в шок. Это оказалась женщина – русская, высокая, дородная, с пышными длинными рыжими волосами, которые она как раз расчесывала у печи, когда зашёл гость. Возникла заминка. Гость перетаптывался у входа, не зная, что делать (на русском он, естественно, говорить не мог), а женщина без тени смущения или боязни с любопытством разглядывала мужчину и тоже молчала – видать, не знала якутский. Человек даже подумал о том, чтобы просто выйти и всё-таки уйти на ночь глядя, но тут женщина улыбнулась, что-то сказала и жестом пригласила его разуться-раздеться и сесть за стол. Ну, раз женщина просит… Сел путник за стол, чувствуя себя как во сне. Женщина между тем закончила расчесывать волосы и тоже уселась ужинать. Она стала что-то увлеченно рассказывать, показывая то на себя, то в окно – видимо, говорила о том, кто она такая и как её угораздило сюда попасть. Мужчине оставалось только кивать и поддакивать, будто он что-то понимает. Про себя он решил, что это, скорее всего, купчиха из Иркутска, которая едет через Вилюй в Якутск по своим делам. Конечно, ехать через тайгу женщине одной с таким шикарным конём, телегой и, очевидно, деньгами было опасной затеей, но кто знает привычки этих русских… Тем временем женщина налила вина в два стакана, нарезала хлеб и ветчину, сходила за бульоном, и гость начал есть. Сначала жевал только для проформы, чувствуя себя не в своей тарелке, потом дали о себе знать усталость и то, что с утра не было ни крошки во рту. Стал уминать всё, что предложено, и просить добавки, в которой отказано не было. Потом и вино ударило в голову, по телу разлилось приятное тепло, и вот мужчина уже не просто поддакивает рассказу женщины, но и сам излагает ему всю историю своей семьи до пятого колена, а та заинтересованно кивает и смеётся, будто всё понимает. Огонь в печи разгорается всё ярче, в балагане уже жарко, пот катится градом по лбу, мужчина по предложению женщины снимает плотную зимнюю рубашку, после чего женщина просит с неё тоже снять верхнее платье. Бутылка с вином уже пустая, женщина откуда-то достаёт вторую, с ещё более крепким зельем, хотя при входе мужчина не замечал, чтобы где-то была ещё выпивка. Как итог – мужчина вусмерть пьян, а рыжая женщина уже откровенно намекает на любовные игры и тащит его на топчан. Не веря тому, что такая зимняя сказка приключилась именно с ним, мужчина делает своё дело и после этого впадает в глубокий пьяный сон.
Просыпается глубокой ночью от пронизывающего всё тело холода. Оказывается, он лежит в тёмном нетопленом балагане полуголый на топчане, и конечности уже успели окоченеть. Голова всё ещё болит от винных паров. Встаёт, оглядывается, ничего не понимает: нет ни женщины, ни еды, ни вина, ничего – и не похоже, чтобы всё это тут вообще когда-либо было. В балаган никто не заходил как минимум несколько месяцев. Кое-как нацепив на себя раскиданную по всему балагану одежду, путник выходит наружу и идёт за пасущимся вдалеке конём, попутно заметив, что нет под коновязью ни того красавца-скакуна, ни сена, ни лошадиных следов – снежная короста нетронута.
Под утро добирается до ближайшего села, про себя твёрдо решив никому ничего не рассказывать – если не сочтут сумасшедшим, то засмеют: ну кто поверит, что он провёл ночь со знатной русской купчихой в придорожном жилище? Только самочувствие его становится хуже и хуже, головная боль не проходит, начинается озноб, рвота, боли в теле. Едва вернувшись обратно в свою деревушку, мужчина слег и больше уже не вставал. Только перед смертью рассказал, что с ним приключилось той ночью.
Но его смерть стала только первой. В двух деревушках, где он побывал, люди тоже начали стремительно заболевать, через считанные дни болезнь расползлась по всему улусу. Смерти исчислялись сотнями, потом тысячами, вымирали целые семьи и деревни. Страшная эпидемия косила людей, как соломинок, а те, кто выжили, остались с обезображенными навечно телами. Оспа. Именно её дух, как говорили потом, явился с запада в глухой Вилюй в виде рыжей русской женщины в поисках жертв, и она получила той зимой своё сполна.
Эпидемии оспы до революции действительно периодически выкашивали значительную часть населения Якутии даже в отдалённых от главных магистралей районах. Представление в якутском народе о «духе оспы» как о красивой богатой русской женщине-купчихе с рыжими волосами было довольно устойчивым. В принципе, это понятно – оспа заносилась в Якутию через торговые пути со стороны Иркутской области, первыми носителями оказывались русские, а рытвины, остающиеся после болезни, ассоциировались с характерными веснушками у рыжих, оттого и такая персонификация.
Не совсем серьёзная (или даже совсем несерьёзная) история, основанная, тем не менее, на настоящем народном фольклоре. Как упоминалось выше, якутская версия святок отличается большим разнообразием ритуалов, и кони тоже успели поучаствовать в рождественских гаданиях. Каноничный рецепт таков: нужно дождаться крещенского сочельника, когда вся нечисть вылезает из всех углов, и засветло затаиться где-нибудь недалеко от лошадиного стойла – главное, чтобы эти процедуры не заметили сами лошади. Ровно в полночь, если всё прошло как нужно, лошади начнут разговаривать на человеческом языке и обсуждать события будущего, как те же сюлюкюны, о которых уже рассказывалось. Сам механизм того, почему крайне почитаемые, почти сакральные в якутской религии животные внезапно сношаются с нечистью, хоть бы и в одну конкретную ночь в году, не совсем понятен, так что примите это как данность.
Некий конюх, узнав от добрых людей о подобном способе гадания, загорелся идеей подслушать разговоры лошадей – авось станет известно что-то интересное о его судьбе. Подошёл к делу основательно и ещё днём спрятался в ящике, который в конюшню занесли сыновья. Боялся даже дышать громко, так что конспирация была обеспечена. И вот наступил вечер, потом ночь, лошади привычно фыркали, махали хвостами и стучали копытами. Наконец, настала полночь, и конюх навострил уши. Вожак всего стада фыркнул как-то особенно громко, трижды стукнул копытом о пол и… разразился потоком трехэтажного мата, кроя на чём свет стоит нашего конюха: мол, такой, вот, и сякой, гадина полнейшая, экономит на корме и условиях содержания, трижды-сякое-ненавистное-отродье… ну, в общем, понятно. Его принялись активно поддерживать все остальные лошадки, тоже не стесняясь в выражениях. Ранимая душа конюха не выдержала – он не стал дожидаться, когда его подопечные отведут душу и перейдут, собственно, к обсуждению будущего: вывалился из своего ящика весь красный от злости и накинулся на лошадей с криком: «Ах вы, твари неблагодарные, я к вам со всей душой, а вы!..» А лошадки – ну а что лошадки? Только ржали возмущённо и топтались, недоумевая, с чего вдруг любимый хозяин на ночь глядя обрушился на них ни за что.
Следующая история интересна тем, что является как бы «зеркальной» версией изложенной выше истории про невидимого демонического сожителя и фольклорной попыткой логически объяснить происходящее (насколько здесь это слово вообще применимо).
Начальная ситуация стандартная, как в большинстве других якутских страшилок: из пункта А в пункт Б выдвинулся молодой повеса, но из-за неумения планировать время темнота застала его в дороге в лесу. К тому же ещё и началась настоящая буря с ветром, гнущим деревья, громом и молниями, и путнику ничего не оставалось, кроме как присесть у ствола ближайшего большого дерева, чтобы его ветви и листья хоть как-то защищали его от разбушевавшейся стихии. Не помогло: ураган был такой силы, что он всё равно мгновенно промок насквозь, а ветер принял такой размах, что вскоре человек почувствовал, как его ноги буквально отрываются от земли и он вообще перестаёт за мглой и шумом видеть, что происходит и где он. Сердце замерло, путник уже приготовился к смерти, но вскоре силы природы чуть сдали назад, и он обнаружил, что каким-то образом оказался сидящим на большом стоге сена во дворе. Поняв, что могучий ветер пронёс его из леса до деревни и при этом умудрился не скинуть насмерть, парень выдохнул, схватился за сердце и резво прыгнул со стога сена. Тут-то и обнаружились первые странности: во-первых, вокруг была тишь да благодать, никакой грозы и ветра, если только они не сумели испариться за пару секунд. Но никакого беспорядка и разрушений, которые должен был бы причинить такой сильный ветер, видно не было. Во-вторых, парня не оставляло ощущение, что кругом что-то не так: и двор чем-то неуловимо не похож на те, что были в его деревне или в соседних, и звёздное небо имеет другой вид, да и вообще, обстановка так и веет чуждостью, хотя к каждому конкретному элементу вроде и не прицепишься: на вид обычный осенний вечер, простой якутский дворик семьи среднего достатка, балаган, хлев, стога сена, коровы мирно дремлют у себя в стойлах… В общем, подумал парень недолго и решил просто радоваться, что жив остался. Отряхнулся, поправил прическу и пошёл в балаган, чтобы спросить у хозяев, где он находится и как отсюда попасть домой.
В балагане как раз было время ужина, за столом сидели трое: старик со старухой и молодая девушка лет двадцати – очевидно, их дочь. По тарелкам был разложен горячий говяжий суп, люди ели молча, будто чем-то встревоженные. Когда парень вошёл, дверь балагана при закрытии громко скрипнула, на что все трое подозрительно обернулись. Парень по якутскому обычаю вежливо поздоровался и спросил у хозяев, как у них дела («Кэпсиэ»). И очень удивился, когда никто ему не ответил – все трое после секундной паузы вновь продолжили хлебать свой суп. Пока гость стоял в недоумении, старуха завела разговор:
– Ох, видали-то? Несколько минут назад на стог сена во дворе с небес обрушился такой странный чёрный вихрь. Не к добру это, не к добру…
– Молчи, дура! – нервно прервал его старик. – Навыдумываешь всякого и видишь то, чего нет. Не было никакого вихря.
Девушка молча испуганно захлопала ресницами.
– Эй, хозяева, вы меня слышите? – раздраженно спросил парень. – У вас гость, и я хочу спросить…
Девушка резко обернулась и посмотрела прямо на парня. Старик со старухой с удивлением посмотрели на неё:
– Что такое, птенчик?
– Да просто какой-то звон в ушах… – неуверенно ответила девушка. – И минуту назад как будто дверь скрипела…
Старуха заботливо коснулась лба девушки ладонью:
– Вроде не горячий… Солнце, тебе нужно сегодня пораньше лечь спать.
«Ничего себе, – подумал парень. – Так они меня, получается, не видят и не слышат!» Для эксперимента он вышел на свет ближе к столу и демонстративно принялся расхаживать вперёд-назад, но трое за столом продолжали его игнорировать. Вот тут-то в парне проснулся то ли дух авантюризма, то ли любопытство первооткрывателя, а скорее всего, обычная хулиганистость. Заметив в углу лишний стул, очевидно, припасенный для гостей, он перетащил его ближе к столу, взял с полки лишнюю плошку («кытыйа»), зачерпнул из кастрюли супа по самые края, сел за стол напротив старика и принялся с аппетитом есть. Домашние только глаза округлили, тишина стала абсолютной. Девушка вообще выронила ложку на пол. Через несколько минут старуха, оправившись от прострации, пробормотала едва слышно:
– Говорила же я, не к добру… Похоже, у нас появился лишний едок.
Старик на этот раз не стал возражать, только вяло прошептал, сжимая руку бледной как мел дочери:
– Возможно…
Больше этим вечером разговоров не было. Хозяева быстро завершили ужин и стали готовиться к отходу ко сну, будто надеясь быстрее закончить день, чтобы с утра всё вновь пришло в обычный порядок. Парень же, смутившись собственной наглости и того, что он так сильно напугал людей, тихо-мирно сидел в сторонке. Тем временем старик потушил пламя в печи, в балагане стало темно, и все разбрелись по своим углам. Вскоре в темноте раздался громогласный храп старика.
Ну а наш парень, как вы понимаете, при сложившихся обстоятельствах долго оставаться благоразумным не смог. На этот раз приступ авантюризма вступил в союз с игрой гормонов, и всё внимание нашего героя постепенно переключилось на будуар в углу («хаппахчы», по сути просто отгороженное ширмой или дощечками место), где спала девушка. Десять минут терпел, двадцать терпел, на тридцать воли уже не хватило – парень пробрался в будуар, смотрит – девушка спит полуголая, лишь в ночной рубашке, вся такая красивая и беззащитная. Ну, парень мозги поставил на стопроцентный автопилот и полез к ней.
Крики проснувшейся девушки были такими, что могли перебудить половину деревни. В будуар сбежались старик со старухой и долго пытались успокоить шокированную, плачущую дочь. Парень, сам в шоке от того, что натворил, отбежал в дальний угол и там смотрел себе под ноги. Наконец, старик сказал что-то вроде: «Больше это терпеть нельзя», – оставил дочь на попечение старухи, сам наспех оделся и куда-то ушёл. Вернулся уже не один, а с пожилым шаманом в полном облачении. Шаман обвёл глазами балаган, чуть задержав тяжелый взгляд в том углу, где ютился наш парень. От такого у «невидимого гостя» пошли нешуточные мурашки по коже.
Началось камлание. Старик со старухой и заплаканная девушка сидели в стороне, с благоговением глядя на танцы шамана. Камлал шаман долго, и со временем парень стал ощущать явный дискомфорт – каждое движение шамана стало вызывать какое-то неизбывное жжение внутри тела, а удары в бубен сопровождались ёканием сердца. Наконец, шаман, не переставая камлать, начал вещать громовым голосом:
– Страшная беда настигла вашу семью! Отвратительное порождение исподнего мира, нечистый дух явился в ваш двор по душу вашей дочери, чтобы насильно взять её в жёны и увлечь её с собой в свой мир, дабы вечно наслаждаться там её муками! Я вижу его – вот он, стоит в углу, впивая жадный горящий взгляд своих жёлтых зениц на груди вашей дочери! О горе! Я не могу ничего сделать – так слепит меня сияние его голодных глаз!
Девушка разрыдалась снова, старик со старухой упали на колени, умоляя шамана что-нибудь сделать.
– О горе! – продолжал разоряться шаман. – Что я могу противопоставить древней мощи тех краев, откуда он прибыл? Помогите мне, силы света, помоги мне, верховное божество Юрюнг Аар Тойон! Позвольте мне спровадить это мерзкое существо туда, где ему и место! ИЗЫДИ, ТВАРЬ! ИЗЫДИ! ИЗЫДИ! ДОМ! ДОМ! ДОМ!
С последними выкриками шаман с силой ударил три раза в бубен, надвигаясь прямо на опешившего от такого поворота парня. Удары будто обрушились ему прямо на темя, и парень потерял сознание…
Пришёл в себя у ствола того же дерева, под которым он скрывался от бури. Первоначальная мощь стихии прошла, гроза прекратилась, и с темного неба лился слабый дождь. Путник лежал на животе, будто обо что-то споткнулся, судорожно сжав руки в кулаки. Пришёл в себя, встал, осмотрелся – ничего не болит, руки-ноги шевелятся. В глубокой задумчивости он пошёл дальше своей дорогой, не понимая, что это только что было – сон, явь или что-то другое.
Много лет спустя, превратившись в запойного пьяницу, парень каждый раз, напившись, приставал ко всякому прохожему с предложением рассказать ему невероятную историю о том, как однажды якут был нечистью, но, естественно, ему уже никто не верил.