Тайна жертвенных ягнят

Отъезд

В жизни каждого человека бывает череда счастливых дней. У кого-то она короче, у кого-то длиннее. У школьников, например, три месяца, у студентов – два, у рабочих и служащих – двадцать восемь дней, у кого-то – по две недели два раза в год. А у учителей вон пятьдесят шесть календарных дней, причем в самое теплое время года – летом. Наверняка понятно, о чем идет речь – об отпуске. У меня же – сорок два дня, и тоже летом. Потому что я хоть и не учитель, но тренер по борьбе в детской юношеской спортивной школе, каким-то образом и мы принадлежим к педагогическому составу. Мне, конечно, можно отпуск брать частями в течение года, но я предпочитаю отдыхать все сорок два дня летом.

Во время отпуска я езжу один, а то и два раза по путевке, благо количество отпускных дней позволяет совершать такие продолжительные туры, моя тренерская зарплата терпит, да и жена не возражает по той простой причине, что ее у меня нет. Холостой я. Но, сколько бы поездок у меня за год ни состоялось, один раз я обязательно должен побывать у моря, потому что в молодости из-за перетренировок возникли проблемы с позвоночником, и я вынужден был уйти из большого спорта на тренерскую работу. В общем-то, я еще не старый, мне всего лишь тридцать пять, но для действующего спортсмена, конечно, староват, хотя бывает, что и моих лет уникумы поднимаются в спортивной карьере до больших высот. Но я звезд с неба не хватал, был чемпионом города и области по вольной борьбе и к олимпийским медалям не рвался. Вот не рвался, а проблемы с позвоночником на всю жизнь заработал. Поэтому, если я раз в год побываю на море, поваляюсь на горячем песочке, пожарюсь на солнышке и поплаваю в ласковом море, эти процедуры благотворно влияют на мой, как сухо и некрасиво говорят медики, опорно-двигательный аппарат. И потом в течение года чувствую себя если не превосходно, то вполне сносно.

Куда именно ехать, для меня разницы нет, хоть в Турцию, хоть в Египет, хоть в Таиланд – я не собираюсь осматривать исторические места, у меня иная цель – пляжный отдых. А когда еду в отпуск во второй раз, то выбираю тур экскурсионный и мотаюсь по миру с познавательной целью. Вот и сейчас я приобрел десятидневную путевку в Турцию в пятизвездочный отель «Чок Яша», что располагается на берегу Средиземного моря.

Обычно я езжу к морю один: с приятелем потащишься, все десять дней пропьянствуешь и моря не увидишь, да и не люблю я с мужиком в одном номере жить – с тех самых пор, как, будучи действующим спортсменом, мотался по сборам да по соревнованиям и спал рядом с потными вонючими храпящими спортсменами в одном номере, а то дрых с ними вповалку чуть ли не в казарме. А женщину из Москвы с собой тащить смысла нет. Там этих дам полное море в прямом и переносном смысле – выбирай, не хочу. Но номер я беру double use single, иными словами, двухместный, который используется как одноместный. Беру на тот случай, если какая-нибудь из новых курортных знакомых захочет провести ночь в одной со мной комнате на соседней кровати. И такие, надо сказать, находятся, и тогда мы с ней пьем кока-колу, смотрим телевизор, а когда передачи заканчиваются, ложимся на соседние кровати и всю ночь напролет говорим о политике. Если же на курорте для меня не находится, я не буду говорить достойная, потому что не такого уж я высокого о себе мнения, а просто интересная женщина, я не расстраиваюсь, потому что долгие бессонные ночи, проходящие в утомительных беседах о политике, на пользу моему здоровью не идут, отвлекают от полноценного отдыха у моря. Я потом весь день квелый хожу и на ходу засыпаю. Так что, если в течение десяти дней соседняя кровать в номере окажется пуста, меня не особо огорчит – силы для плавания сберегу.

Вещей я беру с собой минимум, я не барышня нарядами щеголять – побросал в чемодан бритвенные принадлежности, шорты с майкой, белые брюки, льняную рубашку, носки и туфли. В дорогу же надел немаркие вещи – темные джинсы, мокасины и темную футболку. Неизвестно, как полет пройдет, задержат на несколько часов рейс, будешь в аэропорту на полу валяться и в белых шмотках перепачкаешься весь как поросенок.

Перед тем как выехать из дому, я сходил в гараж, проверил свой старенький «БМВ», хотя чего его проверять-то, что с ним в гараже будет? Но все-таки от аккумулятора отсоединил, мало ли что может произойти, зачем держать под напряжением всю электрическую цепь автомобиля.

Обычно в Москве как говорят: хочешь доехать быстро, поезжай на метро. Или на электричке, хотя как сказать, недавно вон на Каширке грузовик в опору моста врезался, мост просел, и все Павелецкое направление парализовало – ни электрички толком не ходили, ни аэроэкспрессы. У таксистов в тот день выручка хорошая была, такса до небес взлетела. Но я на всякий случай выехал из дому с большим запасом времени до отлета самолета. Спасибо работникам метрополитена – до станции «Белорусской» довезли без приключений. Не подкачали и железнодорожники – аэроэкспресс подали к платформе вовремя. Путь до Шереметьева нигде, к счастью, не был поврежден, потому тронулись от платформы без задержек и проволочек.

Хороший поезд, комфортабельный, дороговато, правда, за проезд взимают, но за кондиционированный воздух и сервис – шатающихся с тележками по проходам стюардов со всякой снедью и в фирменной униформе – платить надо. Я расположился в удобном кресле, закинув ногу на ногу, и время от времени поглядывал на сидевших ко мне лицом наискосок через проход двух женщин. Одной было лет двадцать пять, другой – лет на десять больше. Обе по-своему хороши. Та, что постарше, – длинноволосая блондинка с холодным надменным лицом с утонченными чертами, словно они были прорисованы остро заточенным карандашом художника. Одета она была в летнее синее платье, открывающее чуть выше коленей сильные стройные ноги. Другая – с пышными ниже плеч черными волосами с синеватым отливом и красивым лицом с большими темными глазами, чуть выпирающими скулами, мягкими сочными губами, нежным овалом подбородка. Нос у нее был чуть-чуть вздернут, но это нисколько девицу не портило, наоборот, придавало лицу некий озорной вид и миловидность. Девица была невысокой, с ладной спортивной фигурой, одетая в джинсы, топик и летние туфельки. Обе женщины, как я уже говорил, были чудо как хороши, но если бы мне предложили поговорить с ними ночью в номере о политике, я бы предпочел поговорить с брюнеткой.

Вообще-то я больше на блондинок западаю, но эта девица с волосами цвета воронова крыла произвела на меня неизгладимое впечатление. Бывают женщины, в присутствии которых испытываешь волнение, и взгляд сам собой, будто намагниченный, притягивается к лицу объекта, вызывающего то самое волнение, возможно, даже и некое томление. Брюнетка как раз была из таких. Ну, ей-богу, Игорь, рассуждаешь прямо как восемнадцатилетний пылкий юноша, а не солидный мужчина тридцати пяти лет. Я отвернулся и уставился в окно, чтобы не пялиться на черноволосую красавицу, которая, надо признаться, не обращала на меня абсолютно никакого внимания. Хотя кто знает, может быть, просто делала вид, что я ее не интересую – чужая душа, а тем более женская – потемки!

Я вообще-то пользуюсь некоторым успехом у женщин. Нет-нет, я не хвастун и могу трезво оценивать свои, прямо скажем, не выдающиеся, но тем не менее неплохие внешние данные – рост высокий, русоволосый, с открытым честным взглядом, античным носом, упрямым ртом и твердым подбородком, в общем, мужественный такой вид у меня… и плечи широкие. Так что шансы понравиться брюнетке были, но это не имело ровным счетом никакого значения, потому что видел я ее в первый и последний раз, обычная случайная попутчица, выйдем из аэроэкспресса, сядем в разные самолеты и разлетимся, возможно, в разные концы планеты. Полюбовался на красавицу, развлекся мыслями о ней, и на том спасибо.

В аэропорт я приехал рано – за три часа до вылета самолета – и как добропорядочный пассажир сразу же отправился искать стойку регистрации. Каждый, кто летал на самолетах, а не летавших в наше время, скорее всего, и не найдется, за исключением каких-нибудь аборигенов в отсталых странах, знает процедуру прохождения регистрации пассажиров, паспортного и пограничного контроля, поэтому объяснять, как именно меня досматривали, проверяли паспорт и ставили печать о вылете, подробно рассказывать не следует. В общем, полчаса спустя я оказался в зоне вылета в длиннющей галерее с залами ожидания, дьюти-фри, секторами посадки, туалетами и оборудованными возле них курилками. Впрочем, вру – курилок что-то в этом году не видно. Ах да, государство курить в общественных местах запретило, и правильно сделало. Я сам не курю и терпеть не могу, когда кто-то курит, особенно женщины.

Я отыскал нужный мне сектор вылета – квадратный зал с дьюти-фри по продаже парфюмерии в центре него, но здесь еще было пусто, и я, чтобы скоротать время, стал шататься по галерее, заглядывая в магазины. Между прочим, в одном из залов ожидания заметил блондинку и брюнетку, с которыми вместе ехал в аэроэкспрессе. Они сидели рядом, та, что помоложе, брюнетка, наяривала на клавиатуре планшетника, ее спутница листала какой-то гламурный журнал. Рядом с нею чинно восседал полноватый мужчина лет под пятьдесят, одетый в летний бежевый костюм с рисунком из мелких геометрических фигур, бежевые летние туфли и сетчатую шляпу. Мужик был колоритной личностью – полноватый, с квадратным лицом, с черными блестящими глазами, густыми черными бровями, крупным носом, мощной челюстью и аккуратной бородкой «а-ля Владимир Ленин», которая была до того черной, что возникало подозрение: а не красит ли он ее в радикально черный цвет.

Пошатавшись еще немного по аэропорту, я подошел к своему сектору вылета. Народ потихоньку собирался, и я, прекратив бесцельное шатание по аэропорту, остался здесь. Наконец объявили о посадке, и к стойке у двери к телескопическому трапу вмиг образовалась очередь. И вот, когда в зале началось всеобщее движение и хвост очереди, огибающий тот самый дьюти-фри с парфюмом, все увеличивался и увеличивался, вырастая на глазах, прозвучал вскрик, а потом раздался звук удара упавшего на пол тела. Толпа шарахнулась в сторону, образовав полукруг, в котором на полу, выложенном крупной, с зеркальным блеском, кафельной плиткой, лежала полноватая женщина в темно-синих брюках, матерчатых туфлях и черной блузке. Рядом с нею валялась дорожная сумка. Женщина лежала на животе, полубоком, одна нога подтянута к животу, вторая откинута в сторону, правая рука неестественно вывернута, левая – будто выброшена вперед и вверх в приветствии кого-то. Под головой женщины с одутловатым лицом с выпученными от ужаса и боли глазами быстро растекалась лужица темной густой крови. Зрелище было страшно неприглядным и в то же время завораживающим, притягивающим взгляд. Она непроизвольно двигала руками и ногами, отчего напоминала выползшего из моря краба.

Вдруг из разом притихшей толпы вышла невысокая худощавая женщина лет шестидесяти с морщинистым злым лицом и зорким взглядом, одетая для своего возраста весьма несуразно, хотя для перелета или туристки в самый раз – легинсы зеленого цвета, кроссовки, рубашка навыпуск и зеленая бейсболка. Она быстрым шагом направилась к пострадавшей.

А с другого конца загнувшейся в полукруг очереди отделился здоровый, лысоватый мужик лет сорока семи, с вытянутым лицом, обвисшими щеками, кустистыми бровями и умными глазами, одетый, как и многие в аэропорту, по-дорожному – в джинсы синего цвета, спортивную обувь и голубую рубашку, и двинулся наперерез женщине. От него веяло мощью, уверенностью и спокойствием.

– Майор Бурмистров, полиция Москвы! – проговорил он громко, на ходу доставая удостоверение из кармана рубашки и раскрывая его. – В чем дело?

Злая старуха, поджав тонкие губы, бросила:

– Я врач!

Майор отступил, а доктор присела рядом с лежащей на полу несчастной женщиной и стала ощупывать ее. Я стоял в центре очереди, и толпа постепенно начала сжимать кольцо вокруг полицейского, врача и пострадавшей. Задние напирали на передних, всем было интересно посмотреть, что там случилось, и меня против моей воли стали теснить к центру троицы.

Какой-то мужчина негромко произнес:

– Она вон оттуда, сверху упала.

Я поднял глаза: там на уровне второго этажа шел балкон, огороженный металлическими перилами, виднелось кафе, которое было закрыто, и вообще весь второй этаж будто вымер. Несколько человек, стоявших справа и слева от меня, как по команде подняли кверху головы.

– Там же ограждение, – заметил мужской голос. – Как она могла упасть?

– Кто знает, – философски произнес другой мужской голос. – Может быть, столкнул кто.

– А может быть, самоубийца, – предположил третий.

– Уважаемые пассажиры, – громко проговорил Бурмистров и, растопырив руки, пошел в мою сторону, делая руками такие движения, будто сгонял в курятник цыплят. – Отодвиньтесь, пожалуйста, дальше, дальше… Вы же видите, здесь несчастье случилось! Дальше, дальше! Женщине нужно больше воздуха, отойдите!

Стоявший на противоположной стороне живого кольца высокий, худой, одетый во все черное и в дурацком сомбреро мужчина, некогда красивый, а ныне с потасканным лицом постаревшего ловеласа, неожиданно развернулся лицом к толпе и громко сказал:

– Действительно, господа, негоже стоять и смотреть на то, как умирает человек. Разойдитесь, дайте женщине покой! – и двинулся прочь из толпы.

«Селадон», как я сразу окрестил мужика, словно в воду глядел – лежащая на полу женщина вдруг задергалась, засучила ногами, хаотично и судорожно задвигала руками, затем с какой-то неизбывной тоской глянула на толпу затуманившимся взглядом. Она явно доживала свои последние минуты, и ей никто и ничем уже не мог помочь. Действительно, амплитуда ее движений стала реже, потом несчастная выгнулась, на несколько мгновений замерла, и неожиданно ее напряженное тело обмякло, распласталось на полу, взгляд начал стекленеть, а из приоткрытого рта потекла струйка крови.

Сухощавая женщина-врач быстро поднялась и, разведя руками, как-то виновато и негромко сказала Бурмистрову то, что и так было понятно:

– Увы, ничего нельзя было сделать.

«Все, отмучилась», – невольно констатировал я про себя, а за моей спиной вдруг раздался негромкий мелодичный женский голос с печальными нотками:

– Да-а, отлично отпуск начинается.

Собираясь уходить, я обернулся и увидел стоявшую за моей спиной ту самую черноволосую красавицу, с которой вместе ехал в аэроэкспрессе. Вид у нее был удрученный, но не испуганный. Неподалеку стояла напарница брюнетки, отличавшаяся холодной красотой. Чуть в стороне и сзади от нее пристроился мужик с ленинской бородкой. Его вытянутое лицо приобрело скорбное выражение. Впрочем, скорбное выражение было у всех людей, находившихся в толпе. Сейчас мне представилась возможность завести с понравившейся мне девицей разговор, но момент больно неподходящий. Не место рядом с трупом заводить шашни – счастья не будет.

– Да уж, – невесело проговорил я и прошел мимо девушки.

Спустя пару минут к месту трагедии скорым шагом подошли двое работников аэропорта и полицейский с погонами капитана, а затем с каталкой прибежали два эскулапа в зеленых медицинских костюмах. Однако, когда они, бросив каталку, подбежали к трупу, капитан полиции запретил к нему прикасаться. Он, со слов старушки-врача, уже знал, что женщина скончалась. Мертвое тело накрыли простыней, взятой с каталки. Контролеры аэропорта – парень и девушка, стоявшие у двери, ведущей к телескопическому трапу, – потоптались немного на месте и ушли. А по очереди прошел слушок, что наш рейс Москва – Доломан задерживается. Как выяснилось позже, погибшая женщина должна была лететь на нашем самолете. Началась долгая и утомительная процедура опроса свидетелей, в которой участвовали капитан и еще двое полицейских, присоединившиеся к нему. Прибыла и оперативная бригада, начавшая проводить свои мероприятия – фотосъемку, осмотр трупа, сумки женщины, но что там конкретно происходило, мы уже не видели. Всю очередь перегнали к другому сектору, а место трагедии огородили красно-белой лентой.